Текст книги "Бабочки и стрекозы (СИ)"

Автор книги: riopractice

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== 1 ==========

– Ребята, не хочу портить вам завтрак, но у нас тут четыре трупа за два года.

Единственная команда поведенческого анализа в стране только что собралась пить кофе – еще даже не все пришли, – но тут перед ними на стол бросили папки, а потом загорелся экран проектора. Послышались недовольные вздохи; они разочарованно откинулись на стуле и отложили еду.

– Может, дождемся Намджуна? – Словно в ответ из коридора донесся грохот – это явившийся с опозданием Намджун налетел на тележку с документами. Он принялся было собирать их с пола, но Хосок сказал: – Да оставь ты. У нас дело.

– Четыре трупа, и мы не заметили? – Дженни бросила на Намджуна недолгий взгляд – он был весь лохматый, будто только что поднялся с постели, а еще на нем перекрутился галстук. – Почему к нам обратились только сейчас?

– Ну, трупов на самом деле не четыре, – уклончиво ответила Джису. – Есть уцелевший свидетель. А остальные трое пропали, короче, – неловко завершила она.

Дженни устало выдохнула и закрыла лицо рукой, а Намджун, уже отдышавшийся после своего бега по лестнице, и Хосок переглянулись.

– Ну, как всегда, – бросила Дженни, – хоронишь раньше времени.

– Судмедэксперты вообще странные, – выдержано вставил Хосок. – Как инопланетяне.

Джису, не обращая внимания на комментарии, вывела на экран фотографии. Щелкнув кнопками пульта, она сказала:

– Две недели назад пропал Чон Чонгук, двадцать два года. Учится в музыкальной академии, подрабатывает в супермаркете по вечерам.

– Кто объявил в розыск? – спросил Намджун, пролистывая папки на столе. Он уже застегнул пиджак и теперь выглядел готовым к работе.

– Родители, – сказала Джису. – Он не вернулся домой вечером, а потом выяснилось, что он не пришел на работу после занятий.

– Преступник работал быстро, – вставила Дженни, тоже заглядывая в папку. – Студенты обычно учатся до шести, а то и позже. Магазин не так далеко от академии, так что у похитителя практически не было времени.

– С чего взяли, что он похищен? – сказал Хосок. – Может, он сбежал с подружкой или еще что-нибудь. Известно, были ли у него проблемы с наркотиками или законом?

– В общественном доступе информации нет, – ответила Джису, – а Юнги до сих пор не пришел.

Все стали возмущаться. Хоть они и уникальное подразделение, они – все еще часть полиции, и их могут уволить. Хосок даже позвонил – вдруг еще спит? Но тот не взял трубку. Джису замахала рукой и, перебив, сказала:

– Ну а пока я расскажу то, что есть. В прошлом году, – она снова переключила фотографию на экране, – пропал Пак Чимин, сейчас ему исполнилось бы двадцать два. Жил с родителями и сестрой. Полиция уже объявила его погибшим, но неделю назад его сестра получила письмо. Вот фото этого письма.

На экране было написано неровным почерком, карандашом с острым концом, будто писали трясущейся рукой:

«В порядке. Не ищи. Иначе будет плохо. Минни».

Все в недоумении переглядывались, а Джису добавила:

– Письмо было вложено в журнал, но сестра как раз уезжала, поэтому получила его лишь через две недели.

– А это не шутка? – сказал Хосок. – Злой розыгрыш?

– Она сказала, что Минни – его детское прозвище, и никто об этом знал, – ответила Джису. – Но вам лучше бы самим поговорить с ней. – Вопросов больше не было, поэтому она продолжила: – А два года назад пропал Ким Тэхен, на момент исчезновения ему было двадцать лет. Его уже никто не ищет – родители уехали из страны, и никто не знает, где они.

Настало молчание, все стали задумчиво листать папки. Намджун, наконец, сказал:

– Ладно, хорошо. А какие основания полагать, что все дела связаны?

– А сейчас самое главное, – ответила Джису с таким видом, словно ждала этого вопроса с самого начала. – Все пропавшие жили в одном районе. И мы, кстати, летим в Пусан.

Дженни состроила кислую мину, когда Хосок захлопал в ладоши и радостно хохотнул. Увидев ее взгляд, он сразу перестал улыбаться и уткнулся в папку, а Дженни сказала:

– Ты говоришь – «жили»… Может, они еще живы.

– А что там за свидетель? – сказал Намджун, ни на минуту не потерявший самообладания.

– Один парень… Обратился в полицию, сказал, что на него напали со спины, ударили по голове, но он не потерял сознание, только упал. И злоумышленник, видимо, испугался и сбежал, – сказала Джису. – Я думаю, он не связан с делом, но вы все равно проверьте. Я скину координаты. Это было до исчезновения Пак Чимина. – Она собралась уходить, как вдруг воскликнула: – А вот и ты!

Все обернулись – в проходе стоял Юнги, заспанный, в очках вместо линз и в спортивном костюме.

– Это что еще за вид? – захлопала глазами Дженни и даже отложила материалы по делу в сторону, чтобы оглядеть коллегу.

– Не успел забрать костюм из химчистки, – лениво ответил Юнги. Шаркая старыми кроссовками, он грузно уселся за стол и громко вздохнул.

– У тебя он что, один? – присоединился Хосок, он повысил голос от удивления.

Юнги хотел что-то ответить, вяло пожал плечами, но Намджун откашлялся и сказал:

– Вылет через полчаса.

Он закрыл папку и вышел из кабинета. Все проводили взглядами его спину, и только потом Юнги сказал:

– Надеюсь, я не лечу.

– Пока ты спал, – ответила Джису, – я тут выполняла твою работу. – Она потрясла перед ним папкой. – Нужно многое выяснить. Твои компьютеры ждут тебя.

– Есть, сэр, – буркнул тот.

Юнги, шлепая, ушел в свой кабинет, а остальные стали собираться на самолет. У всех на такой случай была собрана тревожная сумка с запасной одеждой и средствами личной гигиены. Самолет был арендован государством, и при малейшей ошибке ставился в упрек, но при работе в полиции нельзя было медлить.

– Все трое учились и работали в разных местах. Общих знакомых нет, только если через три рукопожатия.

Команда профайлеров летела в Пусан, а Юнги, устроившийся в своей технической лаборатории, смотрел на них с экрана планшета. Он прервался на горячую, только что заваренную лапшу. Прожевав, он поставил стакан прямо на документы и продолжил:

– Ни у одного не было проблем с наркотиками или законом. Все чисто, идеально.

Все только переглядывались, – Юнги теперь пил кофе, видимо, не успел позавтракать дома, – а Дженни сказала:

– Посмотрите на них. – Она выложила фотографии на стол перед остальными. – Они все похожи.

– Опять расистские шуточки? Может, ты и жила в Новой Зеландии, но ты все еще кореянка, – небрежно сказала Джису.

Джису покачала головой и сказала:

– Нет, у них один типаж. Все красивые, как из журнала. А Юнги сказал, что на них ничего нет. Может, преступнику и нужны были такие идеальные жертвы?

Все пожали плечами. Юнги отключился, сказав, что скинет все, что нужно – данные родственников, адреса мест жительства, учебы и работы. Намджун долго листал все найденные материалы в молчании, а потом сказал:

– Дженни и Джису, вы едете к сестре второй жертвы. Хосок, в участок. А я к этому свидетелю. Как его зовут?..

– Ким Сокджин.

========== 2 ==========

– У нас спокойный район. Еще ни разу такого не было, чтобы люди пропадали среди бела дня, да так, что о них потом никто ничего не слышал.

Начальник полиции был обеспокоен, но больше озадачен. За сорок лет его службы он не расследовал ничего серьезнее вооруженного ограбления, а пропавшие подростки обычно сами находились через два дня протрезвевшими, так что теперь он мог просто разводить руками.

Подозрительного, никому не внушающего доверия свидетеля не пришлось долго разыскивать. Намджун успел только перешагнуть порог здания полиции, чтобы ехать, как Ким Сокнджин явился сам – он услышал, что дело передали в вышестоящую инстанцию, и бросил все дела.

– Было темно, уже никого не было на улице, и он меня так ударил сзади, что я упал. Представляете?! – Он так резко подался корпусом вперед, что Намджун и Хосок синхронно отодвинулись. – На нашей улице никто никогда ни на кого не нападет. Поэтому я думаю, что убийца не местный.

Свидетель так эмоционально рассказывал, так размахивал руками перед лицами детективов, что те только переглядывались, про себя объявив его сумасшедшим.

– Подождите… Какой еще убийца? – опомнился Хосок.

– А вы что, думаете, пропавшие ребята еще живы? – громко спросил Ким Сокджин. – Наверняка, тела давно сбросили в пролив. И я мог стать следующим!

– Мы понимаем, – выдержано вставил Намджун и опять недоверчиво посмотрел на коллегу. – Скажите, а вы обращались в больницу после этого нападения? Есть какие-то документы, подтверждающие, что вас действительно ударили?

– Вы что, не верите мне? – вдруг вскричал свидетель, от возмущения даже затряс головой. Он еще потряс кулаками по столу. – Я помню это, как вчера!

– Отвечайте на вопрос, – едва сохраняя самообладание, сказал Намджун. Свидетель так кричал, что Намджун даже непроизвольно поморщился.

– Нет, зачем? Это просто шишка, – сказал тот. – Я пошел сразу в полицию.

Детективы снова в растерянности посмотрели друг на друга. Потом Хосок сказал неуверенно:

– Ну… а чем били, вы хотя бы знаете?

– Да откуда? – воскликнул тот. – Было темно, я же сказал.

Свидетеля сбросили со счетов и решили больше и не связываться с ним, но Намджун на всякий случай попросил Юнги раскопать на него все, что может быть полезным. Оказалось, что о приезде отдела поведенческого анализа сообщили в новостях, и теперь весь район был взбудоражен. Намджуну пришлось обзванивать прессу и требовать, чтобы они не разводили панику, но это не помогло, поэтому было решено выступить с заявлением.

– Считаете, это может спугнуть преступника? – спросила журналистка из первого ряда.

Намджун, – на него устремилось сразу несколько микрофонов, защелкали вспышки фотоаппаратов, – ответил:

– Мы пока еще не можем сказать, существует ли этот преступник. Возможно, молодые люди просто решили уехать. На этом все. Прошу вас не распространять ложную информацию и не пугать жителей.

Конечно, Намджун уже не считал, что это просто совпадения. Возможно, дела и не связаны, но чутье подсказывало, что с этими людьми точно что-то случилось.

Дженни выключила телевизор, чтобы не смущать свидетельницу, и они с Джису переглянулись. Дженни сказала осторожно:

– Вы считаете, что ваш брат был похищен?

Сестра Пак Чимина, увидев на пороге своей квартиры полицию, побледнела на глазах и чуть не заплакала. Первые полгода каждый раз, когда звонили в дверь, она надеялась, что там брат или кто-то, кто его привел. Следующие полгода она боялась звонков в дверь, потому что думала, что ей сообщат известие о смерти. Но ничего не происходило. Полиция не занималась поисками, всем было плевать. Все только говорили, каким он был хорошим, словно его уже нет. А потом – ничего не говорили, словно его никогда не было.

Наконец, она смирилась и сама, решила жить дальше и уехала в Китай. Просто так, погулять. Китай она никогда не любила и не хотела туда, но он любил, и она поехала. И вот, в день приземления ее самолета в Шанхае ей пришел журнал по подписке. Идиотский, женский, она даже и не читала его, потому что там было нечего читать. А после всего произошедшего ей вообще не хотелось ничего и никогда. Вернувшись домой, она бросила этот журнал, швырнула на стол к остальным, и оттуда выпало письмо. Последнее письмо от ее братика. Единственная весточка. Возможно, она еще успела бы что-то сделать. Может, он приходил в ее квартиру. Но ее не было. Спустя две недели было уже поздно.

– В полиции говорили, что он просто сбежал из дома, – сказала она. – Потом – будто он напился, и не помнит себя, или утонул. Всякое говорили, но никто не верил в похищение. Знаете, вот если бы пропала девушка, в это, возможно, и поверили бы, но когда пропадает парень…

– Не хотела говорить при свидетельнице, – сказала Дженни, когда они уже были в машине и возвращались в здание полиции. – Но я подумала… А вдруг преступник – женщина?

Намджун сказал, что это просто теория, но над этим стоит подумать. У остальных пока не возникало никаких догадок, и они не могли связать все события вместе. Намджуну весь день пришлось работать с прессой. Нельзя было допустить, чтобы каждую деталь по делу освещали в новостях.

– Знаете, а ведь он чем-то похож на этих троих, – сказала Дженни. – Такой же красивый.

– Ну, а мне он не понравился, – бросила Джису и оценивающе поглядела на фотографию свидетеля.

– Я не об этом, – буркнула Дженни. – Просто подумала, что девушкам такие нравятся. Юнги, что ты нашел на Ким Сокджина?

– Ничего, – послышалось из динамика телефона. – Я хочу сказать, что решил бы, что его прикрывают какие-то органы безопасности, если бы не облазил все, что можно. Ничего нет. Ни каких-нибудь данных усыновления с пометкой «секретно», ни травли в школе, ни скандального увольнения. Он даже не курит. Слишком идеальный. Таких не бывает.

– Господи, – невпопад прервал их Намджун и с удивлением посмотрел на Дженни. – И как до меня сразу не дошло? – Все замолчали, Юнги стал слушать через телефон. – Ким Сокджин сказал, что его ударили снизу. Если верить показанной им траектории удара, можно рассчитать угол, под которым били. – Он задумался о чем-то, но лишь на несколько секунд. – Мы с ним примерно одного роста…

Он вдруг поднялся и сказал:

– Дженни, не могла бы ты встать?

Он стал осматриваться по сторонам, взял пустой графин, стоящий в углу, и дал Дженни. Он повернулся к ней спиной и сказал:

– Ударь меня по голове.

Дженни изобразила удар, и Намджун сказал:

– Преступник ниже тебя сантиметров на десять. – Он взглянул на ее каблуки и добавил: – Или твоего роста. Ты была права, Дженни. Преступник женщина.

– Я даже предположить не могу, что заставило бы меня похитить кого-то, – сказала Джису. – Да еще троих сразу…

Все молчали уже минут двадцать, размышляли, но ничего в голову не приходило. Юнги не звонил, он тоже ничего не находил.

– А, значит, одного похитить не так уж и страшно? – усмехнулась Дженни, и Джису пихнула ее локтем. С невозмутимой небрежностью они рассуждали о жертвах, и коллеги только неловко переглядывались.

– Женщин преступниц вообще гораздо меньше, – сказал Намджун. – Мы вели только одно дело, но оно совершенно не похоже на это.

– Давайте не зацикливаться на том, что она женщина, – сказала Дженни, – иначе мы не сдвинемся с мертвой точки.

– Они не знакомы, но она как-то вышла на них, – сказал Хосок.

– Следила.

– Должно быть что-то, что объединяет этих троих. Не бродила же она по городу просто так. – Намджун набрал Юнги и сказал: – Составь ежедневные маршруты всех пропавших. Отследи их телефоны, мне нужен подробный отчет с картой. Любое место может оказаться связанным с преступницей.

Юнги вздохнул, – так шумно, что затрещал динамик, – а потом сказал:

– Будет сложно, особенно с первой жертвой. Его телефон не обслуживается два года. Но я постараюсь.

Дженни сказала:

– Ладно. Раз не знаем, почему, давайте подумаем, как. Рост жертв от ста семидесяти пяти до ста восьмидесяти. Женщине сложно было бы справиться с ними в одиночку. Возможно, у нее есть сообщник.

– И это тоже женщина, – добавила Джису. – Будь сообщником мужчина, он бы сам напал на Ким Сокджина.

– Необязательно, что сообщник вообще есть, – покачал головой Намджун. – Преступница могла пригласить жертв к себе домой и опоить.

– Поищу что-нибудь по проституткам, – сказал Юнги.

Уже после того, как он отключился, Намджун задумчиво добавил:

– Зачем бы проститутке нападать на своих клиентов?

– Они с ней плохо обошлись, и она решила отомстить, – сказал Хосок.

– Но, если жива вторая жертва, получается, что она держит их в плену, – сказал Намджун. – Как одинокая женщина смогла бы удерживать троих мужчин?

– Может, ей и не нужны все, – сказала Дженни. – Может, жив кто-то один. – Ей стало казаться, что она единственная точно понимает ее, словно оказалась в ее шкуре. Дженни была уверена во всем, что говорила.

– Тогда где тела? – сказала Джису. – Как она в одиночку смогла бы избавиться от них?

– Даже если и избавилась, – сказал Намджун, – никто не проводил поиски, даже когда жертвы были объявлены погибшими. Поэтому мы подадим прошение на возобновление расследования по делу Ким Тэхена. Первым делом водолазы должны прочесать пролив.

– Как иголка в стоге сена, – бросила Дженни. – Необязательно, что тела в проливе.

========== Она ==========

Я не помню, когда впервые встретила его. Случайно на улице? В кафе? В метро? Я только помню, что он все время ходил с гитарой в чехле, носил ее на спине. А еще у него был рюкзак – он любил только один, черный, спортивный, такой большой, словно в нем его крылья. Крылья, чтобы улететь на небо.

У него была одна сережка в ухе, правом. Тогда все прокалывали уши, это было модно. Он красил волосы и одевался так, как мне совершенно не нравилось. Он – абсолютно не мой тип. Он весь – то, что мне никогда не понравилось бы, будь я в здравом уме. Если бы со мной все было в порядке. Если бы я не потеряла рассудок.

Зачем он мне понадобился? Я и тогда знала, что он мне не нужен; мне не интересна его жизнь, что он думает и как говорит. Я просто не признавалась себе в этом, не поняла это вовремя, когда еще было не поздно спасти нас. Я просто хотела, чтобы он у меня был, как ребенок вдруг хочет игрушку в магазине. Я просто хотела смотреть на него, словно он бабочка в моем альбоме.

Я одинока в своем безумии, а он – такой же сумасшедший. Наверное, поэтому я не отпустила его сразу. Я тогда не думала о последствиях. Мне было только двадцать. Все говорят, что тебе плевать на свою жизнь, когда тебе двадцать. Все думают, что ты слишком мало знаешь в двадцать. Все считают себя умнее тебя.

Я не помню, когда увидела его, но помню, что он был все время потом. Судьба свела нас. Я не виновата, что так часто натыкалась на него. Нам обоим просто не повезло. Не в то время и не в том месте.

Это с самого начала было ошибкой, потому что оказалось, что он меня знал. Он меня знал и давно. Он знал, где я училась и работала, во сколько возвращалась домой и с кем жила. Он знал, где я обедала. С самого начала я была его целью, а не он моей.

– Привет, – сказал он. – Ты оставила шарф на столе, – сказал он, когда я и не думала о том, что намереваюсь сделать.

Я не собиралась узнавать даже его имя, но он был с другом.

– Тэхен, ты идешь? – сказал тот его друг. И я услышала его имя и запомнила, и оно врезалось мне в память, прямо в сердце.

Вся жизнь – словно видео, записанное на кассету, где было что-то записано. Уже сложно разобраться, что к чему.

Не то чтобы я его похитила. Он просто не хотел уходить.

Нельзя сказать, что я его похитила. Я привела его к себе домой, и он остался. Если бы он ушел, когда я велела ему убираться, все было бы по-другому. Это я была его пленницей. Я была пленницей у себя дома. В подвале жил он, но в заточении была я.

Сначала он мне не понравился. Он звал меня на свидание, но я не соглашалась, и мы просто тусовались в загородном доме моих родителей. Лишь я, он и куча левых друзей. Все любили этот загородный дом.

Он мне не нравился, потому что он был странным. И не мило странным, а пугающе странным. Ненормально странным. Обычные люди обходят таких стороной. Если у них все в порядке с головой.

Однажды, когда все уже почти разошлись, и остались только мы вдвоем, он сказал:

– Слушай, а ты слышала, что можно поймать кайф, если душить себя?

– Что? – Я никогда о таком не слышала и не хотела бы услышать. Ни сейчас, ни когда-либо. – Только не говори, что ты пробовал.

А он ничего не ответил, и, когда я повернулась посмотреть на него, было уже поздно – его руки схватили мою шею. Руки теплые, мягкие. На пол полетела ваза с цветами, пепельница, стакан. Я хотела нащупать что-нибудь на тумбочке, чтобы ударить его по голове, но все упало, а за моей спиной была стена. Он смотрел мне прямо в глаза, а я смотрела в глаза ему. У него было странное лицо, будто он даже не понимал, что происходит, или находился сейчас в другом месте. Когда с полки все упало, я взялась за его руки, но сил отпираться не было. Я просто положила их сверху. Он был сильнее меня. Всегда. Хоть победила и я.

Я действительно мысленно попрощалась с жизнью, когда потемнело в глазах, и я перестала чувствовать ноги. Когда я сползла на пол, он вдруг отпустил меня, сел передо мной на колени и сказал:

– Ну? И как тебе?

Я плохо слышала его голос; в ушах стучало сердце, а голова была ватная. Пока я пыталась отдышаться, он меня обнимал с таким видом, словно только что вытащил из моря. Будто он спас меня. Вынес из горящего дома. Он сказал:

– Тебе не кажется, что это сблизило нас?

У меня не было сил говорить и отвечать. Поэтому я просто сидела, не шевелилась и позволяла себя обнимать, пыталась отдышаться. А он сказал:

– Будто между нами произошло что-то интимное. Только ты и я.

– Я думала, что умру! – Я его толкнула.

– Это и есть то особенное, о чем я говорил.

– Я правда могла умереть! Ты слышишь меня?

У него было удивленное лицо, словно это было не так, а я думала, как мне сбежать от этого сумасшедшего, учитывая, что мы за городом. До автобусной остановки идти через лес, а полиция сюда быстро не доедет. Тогда я еще могла рассуждать здраво. Тогда я еще понимала, что от него лучше держаться подальше.

И я решила перейти в наступление – я напала на него. Я толкнула его, схватила осколок разбившейся вазы, повалилась сверху и замахнулась. Я замахнулась, но что делать с этим осколком, не знала. А он закричал, замахав руками, словно ребенок:

– Что ты делаешь?! – Он выглядел таким испуганным, словно из нас двоих сумасшедшей была одна я. А потом он добавил: – Слушай, ты тоже можешь душить меня, если хочешь.

– Я не хочу этого! Что с тобой? – закричала я. Надо было избавиться от него, выгнать из моего дома, но он продолжал лежать на полу.

Я должна была сказать:

– Вставай и убирайся отсюда.

Я должна была сказать:

– Убирайся, пока я не вызвала полицию.

Я должна была снова угрожать ему осколком.

Но я этого не сделала, потому что он медленно, будто бы я представляла угрозу для него и себя, аккуратно забрал у меня этот осколок. Он взял мое лицо в свои бархатные руки, заглянул в глаза, прислонился лбом ко лбу. Он сказал:

– Ты в порядке? – И убрал мои волосы за уши.

Я никогда не понимала его, потому что совершенно нельзя было предугадать его реакцию на что-либо, нельзя было объяснить причины его поступков, а то, что он говорил, противоречило друг другу. Сначала он делал так, а в следующую минуту – по-другому, будто бы в нем уживалось сразу несколько личностей.

– Можно мне поцеловать тебя?

Мне было жаль его. А еще я вдруг почувствовала себя значимой и нужной, хотя это не так. Я ничего не значу и никому не нужна.

Он застыл в нерешительности прямо возле моих губ, едва коснувшись их. Когда я подалась вперед, он отстранился и сказал:

– Я хочу сам.

– Я могу поцеловать тебя, если ты так хочешь. Мне не сложно. Это же ничего не значит, правда?

Тогда это для меня действительно ничего не значило.

– Я должен сделать это сам. – Мне стало его жалко – он весь чуть ли не дрожал, трясся, будто вот-вот упадет в обморок.

Наверное, он чувствовал то же самое – что он никому не нужен. И это было так. Мы были нужны только друг другу. Но я не сразу это поняла.

– Почему ты такой нежный? Ты только что пытался задушить меня.

Мы так и сидели – его руки все еще были на моих щеках. И я держала их.

– Просто это мой первый поцелуй.

– Ты шутишь?

– Я всегда мечтал поцеловать тебя.

– Что значит – всегда? Мы знакомы всего месяц.

И вот тогда я все узнала. И будь я нормальным человеком, я бы бежала без оглядки. Я бы оборвала с ним все контакты. Я бы снова схватилась за осколок. Просто в тот момент выяснилось, что он любил меня так, как никто и никогда не любил.

Я не выгоняла его, потому что, когда я попыталась, все вышло из-под контроля. Я правда потеряла рассудок. Я била и толкала его. Я схватила торшер и стала размахивать им. Я визжала в истерике и не хотела видеть его больше никогда.

Когда мы ссорились, это выглядело так, словно навсегда. Я не хотела знать его и думала, что после такого – что бы ни случилось, – мы уже не сможем помириться. А он думал, что он умрет без меня. Он так думал, потому что однажды, когда я велела ему убираться, он закрылся в ванной, и это действительно случилось бы, если бы я не забралась через разбитое окно. Пришлось разбить окно, и я вся порезалась, пока залезала туда. Он закрылся в моей ванной с ножом и даже не стал кричать угрозы, потому что это не было угрозой. Он действительно собирался сделать это.

Он даже не дал мне вызвать скорую, потому что боялся, что все узнают об этом. Он не знал, что скажут его родители. Крови было не очень много – я успела вовремя. Он не успел сильно навредить себе, и я просто крепко перевязала его запястье.

Больше я не кричала ему убираться. Валить к черту. Катиться в ад. Из подвала он переехал в мою спальню. Он не отходил от меня ни на шаг. Мы проводили вместе все время. Какой бы прогнившей ты ни считала себя раньше, ты будешь чувствовать ответственность.

Вообще-то, он не угрожал мне пистолетом. Или ножом. Он не угрожал убить меня. Я сама пустила его. У меня был выбор. И я его сделала. Поэтому я во всем виновата.

– Я так хотел быть с тобой. Я жил ради тебя. Я готов был на что угодно, чтобы получить тебя. И вот, – он усмехнулся так, что у меня даже тогда побежали мурашки, – ты со мной.

Даже тогда у меня побежали мурашки, но я не сразу поняла, почему. Я подумала, это трепет. Это жалость. Это чувство собственной важности. Кто-то хотел быть со мной.

Я не подумала, что это странно. Я не подумала, что это ужасающе странно, что он выяснил, где я обедаю. Что он знал, что я постоянно забываю мелкие предметы на столе. Он знал, во сколько я там бываю, и пришел, чтобы будто бы специально попасться мне на глаза. Он даже взял с собой друга, чтобы не выглядеть таким жалким.

Он взял с собой друга, особо ничего не планируя, и я даже не запомнила его лица. Я не могла даже сказать, какой он был расы. Вот, насколько я его не запомнила. Я даже не посмотрела в его сторону. Но, если ты кого-то не запомнил, это не значит, что тебя не запомнили тоже.

========== Он ==========

С самого начала все пошло не так, как я запланировал.

Вообще-то она должна была внушать отвращение. Она должна была оказаться мерзкой, уродливой, дурно пахнущей. У нее дома должна была быть грязь и разруха. Она должна была сквернословить и плеваться. Ведь она моя похитительница, и она не должна мне нравиться.

Но у нее дома чисто. И не просто чисто, как в киношных декорациях, а уютно чисто, по-домашнему. Хочется жить здесь. Пахнет апельсинами и корицей – ароматизаторы, – но не навязчиво, быстро привыкаешь. Она всегда поддерживает свой дом в идеальном состоянии, ведь это ее крепость. Даже имя у нее было идеальное – Розэ. Волосы мягкие, как бархат, – когда она наклоняется, они падают мне на лицо, плечи, руки. И пахнут всегда духами – одновременно и сложными, и легкими, – и шампунем. У нее всегда теплые руки – или просто мои ледяные. Хочется держать их все время и перебирать пальцы.

Но нельзя. К ней абсолютно нельзя приближаться. Она не пускает. Она – как испуганный олень, убегает каждый раз, когда я пытаюсь. Она – как бабочка. Сожмешь слишком сильно и убьешь, но, если отпустишь, она улетит. Поэтому остается одно – сохранить ее в альбом.

Я не был в плену в буквальном смысле. Меня не привязали к кровати, не морили голодом и не пытали. И, вообще-то, она не держала меня взаперти.

– Я же не угрожаю тебе оружием, – говорила она.

– Ты можешь идти, – говорила она, – когда захочешь.

– Уходи! – кричала она.

Только я не хотел.

Я не то чтобы был пленником. Я просто пришел к ней домой, а потом там остался. В плену была она. И она, как и полагается, пыталась сбежать. Она сбегала, как бунтующий подросток, звонила в полицию, а однажды даже подожгла свой дом. Но ничего не вышло. Мы просто связаны судьбой. Мы должны были повстречаться.

Когда она сказала, что тоже любит собирать бабочек, я решил, что она сказала это из жалости. Она узнала, что я собираю бабочек, и решила подыграть мне. Все девушки отвечали что-то подобное – из жалости, – ведь в этом вообще-то приятного мало. Им казалось это мерзким. До безобразия жаль человека, который лишает жизни таких красивых и невинных существ. Просто чтобы поместить в свою коллекцию. Смотреть, когда захочется, будто в этом есть какой-то смысл.

Я подумал, что она сказала это из жалости, потому что это слишком нелепое хобби для девушки. Я даже решил, что это мило, когда она показала мне свою фиолетовую бабочку и сказала, что это я.

– Их редко можно найти и сложно поймать, – сказала она, и я решил, что это до безумия трогательно. Ключевое слово – до безумия.

У нее был целый альбом этих бабочек, и она действительно бегала за ними по улице. И у меня был такой альбом тоже.

Первый раз я случайно увидел ее в кафе. Она сидела за ноутбуком и что-то писала в тетради. Видимо, делала домашнее задание. Я просто подумал, что она красивая, как принцесса из сказки. У нее была необычная внешность. Слишком красивая для обычной жизни – все на нее смотрели. Она выглядела такой маленькой и беззащитной, что хотелось положить ее в карман.

Я не то чтобы собирался проследить за ней. Просто, когда я поел и расплатился, она как раз встала, чтобы уходить. Это была судьба. И я просто пошел за ней. В этом ничего такого – я же не делал ничего постыдного. Я же не напал на нее. Я просто увидел, в какой университет она зашла, и пошел домой.

А на следующий день, когда я зашел в то кафе за кофе, она снова была там. Я и не вспоминал о ней, и у меня не было цели найти ее там. Просто это кафе было по пути домой. Из любопытства я дождался снаружи, когда она выйдет. Ждать пришлось долго, часа два. Так я и узнал, где она живет. Выяснил даже квартиру – увидел, как зажегся свет, увидел ее и рассчитал по этажам номер. На домофоне под номером квартиры была ее фамилия – Пак.

Имя я не мог узнать долго. Я надеялся увидеть ее с какими-то друзьями или знакомыми, которые окликнут ее по имени, но у нее не было друзей. Ни разу я не видел, чтобы она с кем-то шла. Она всегда была одна. Тогда я не подумал, что это пугающе странно. Тогда я решил – вообще-то многие избегают людей. Тогда я подумал – у меня тоже нет друзей. Но она даже ни с кем не разговаривала по телефону, даже не переписывалась. У нее даже не было родителей. Не знаю, где они были, но вот, насколько она была одинока. Если с ней что-то случится, ни один человек не станет ее искать. Ни одна живая душа не заплачет. Она никому не нужна. Она была нужна только мне.

Она ненавидела себя. Она ненавидела себя настолько, что в кафе даже не ела. Я ни разу не видел, как она ела. Она только пила кофе. Она ела только дома, но потом ее тошнило. Она хотела умереть, пока не встретила меня.