Текст книги "Последняя (СИ)"

Автор книги: Raptor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

ПОСЛЕДНЯЯ

   Стужа уже давно стала обыденностью. Ветер пробивался в каждую щель, ехидно воя и облизываясь языками сквозняков. Казалось, что спрятаться от вездесущего холода невозможно. Он повсюду. Он стоит за спиной и ждёт. Ждёт терпеливо. Когда жертва прекратит сопротивление и сдастся на его милость.

   Это была не первая зима, и даже не самая суровая. Но явно особенная. Покрытый тяжёлыми сугробами город быстро разрушался. Словно таял на глазах. Постоянно, то тут, то там, слышались гулкие и глухие отголоски новых обрушений: скрип перекрытий, стоны металлоконструкций и хлопанье деформированного профиля. Всё это сопровождалось шуршанием осыпающегося кирпича, как при землетрясении. Вот только земля оставалась спокойной. То, что было способно её колыхать, умерло несколько месяцев назад. И теперь здания рушились сами. Методично, непредсказуемо. Друг за другом, а то и группами. Это было не нормально. Старые дома не могут разваливаться так массово и активно, даже пребывая в крайне ветхом состоянии, даже под снежным гнётом. Такого просто не может быть. Тем более, что ещё прошлой зимой ни один дом в городе не рухнул. Хотя были те же сугробы, те же ветра, тот же мороз промораживал стены насквозь и тот же лёд с грубой настойчивостью раздирал их изнутри. Нынче же действовала совсем иная причина. Здания как будто лишились какой-то основы, внезапно став хрупкими и неустойчивыми. Старый цемент можно было легко выковыривать пальцами. Он крошился, разваливался, рассыпаясь крупным песком. Кирпич, брошенный в стену, разлетался на мелкое крошево. А бетон пускал трещины, словно стеклянное полотно. Некачественное строительство? Недолговечный запас прочности? Отнюдь. Дома, построенные в разное время, рушились одинаково. Разве что небольшие постройки держались чуть поувереннее, нежели многоэтажки. Но это, видимо, было связано с разницей в нагрузках на фундамент, и не более того. Судьба их тоже была предрешена.

   В мёртвом городе никого не осталось. В этом заключалась ещё одна странность пришедшей зимы. Всё живое вымерло за считанные недели. И непонятно, что было тому причиной. Прошлые зимы не оказывали сильного влияния на популяции животных, обитавших в городе. Не впадавшие в спячку, спокойно переходили на зимний режим, и выживали: кто охотой, кто поисками скрытых под снегом растений. Опасное было время, но, при должной подготовке, вполне пригодное для существования. Не то, что сейчас, когда вообще никого не осталось, и даже стая голодных хищников, рыщущих по округе, была бы воспринята за подарок с небес. Город умер и его жители вместе с ним.

   На дворе был конец декабря, а городские кварталы успели так сильно разрушилиться, что сомнений никаких не осталось – до весны городу не дотянуть. Уже сейчас он напоминал нагромождение уродливых сугробов, из которых кое-где торчали серые стены с чёрными провалами окон. Между этими холмами, красиво и гладко, выстилался снежный саван, покрывавший бывшие улицы до второго этажа. И никаких следов, никаких тропинок на чистом снегу. Вообще ничего. Только позёмка время от времени танцевала на этих застывших волнах, под аккомпанемент ветра, завывающего в пустых, выхоложенных комнатах окрестных зданий.

   Но что это? Кто-то посмел испортить эту девственную красоту, расчертив её вдоль бывшей улицы парой параллельных полос. Лыжный след тянулся между невысокими постройками коттеджного комплекса и длинной многоподъездной девятиэтажкой: сильно потрескавшейся, с провалившейся крышей, но всё ещё держащейся. Синхронное похрупывание снега выдавало движение одинокого лыжника, который и не пытался прятаться. Скрываться здесь было больше не от кого.

   На заснеженном перекрёстке одиночка остановился. Воткнул палки в снег. Поправил крепление на правой лыже, после чего, накинул рюкзак поудобнее, и стянул капюшон назад, чтобы улучшить обзор. Низко висящее солнце блеснуло в потёртых отражающих очках. Когда посиневшее лицо странника открылось его лучам, стало ясно, что это женщина. Впалые щёки и остро выступающие скулы говорили о том, что она сильно истощена и, вероятно, больна какой-то тяжёлой болезнью. Дыхание, не смотря на мороз, слетало с её губ и ноздрей едва заметными облачками, словно внутри её остывающего тела почти не осталось тепла.

   Осторожно кашлянув, она приподняла очки на лоб, и прищурила свой красный, слезящийся глаз. Второй, тем временем, продолжал мёртво таращится, даже не поворачиваясь в глазнице. Он был слеп.

   Всё тщетно. Цепочка замеченных следов оказалась следами ветоши, вынесенной порывом ветра прошлой ночью, и протащенной кубарем через улицу. Вон – тот самый клубок спутанной пакли, пенопласта и ещё каких-то палочек, похожих на остатки сломанной удочки. Забился под наклонившийся фасад углового здания.

   Райли – так звали охотницу, разочарованно опустила очки на глаза, вздохнула, немного подышала на свои худые руки, и, взявшись за палки, продолжила движение, но через пару шагов остановилась вновь. Что-то её задерживало на этом перекрёстке. Воспоминания, не свойственные её природе. Когда-то, ещё на заре своей жизни, она усиленно вытравливала из головы громадные, но бесполезные массивы чужих мыслей, компилируя только нужное. И злилась на то, что пользы в этой горе хлама оказалось бессовестно мало. Это напоминало постапокалиптическое копание в рюкзаке мертвеца, с надеждой отыскать в нём вещи, необходимые для выживания. А вместо вещей попадался только хлам, хлам, хлам... Зеркальца, украшения, косметика – всё хлам. Киноактёры, модели смартфонов, модная одежда – опять хлам. Опять на выброс. Татуировки, низкокалорийная пища, путешествия в тёплые страны, автомобили, пароли соцсетей – хлам, хлам и мусор. Чужая сумка пустеет на глазах, а полезных вещей из неё извлечено ничтожно мало. Кого за это винить? «Старую хозяйку»? А разве она виновата в том, что кто-то будет потрошить её интеллектуальный багаж? Разве она готовилась к апокалипсису? И уж конечно же она не готовилась к такой участи, а если бы и готовилась, то точно не думала бы о ком-то, кто придёт ей на смену, надев её тело, словно костюм из секонд хенда...

   И вот сейчас, Райли с удивлением для себя пришла к осознанию того, что сполна ощутила положение «старой хозяйки». И если та уже давно была мертва и ни о чём таком задуматься даже не успела, то Райли продолжала жить после той переломной страницы своей яркой и очень недолгой жизни. Когда прошлое резко очертилось некой границей, а настоящее превратилось в совершенно иную, новую жизнь. Таким образом, существование поделилось на «до» и «после», и одна часть Райли осталась там, а другая – перенеслась сюда. Вместе с этим, её всё чаще угнетали мысли, ползущие из подсознания, которые нашёптывали ей о том, что она живёт зря, живёт вопреки. И что во всех обозримых мирах параллельной вселенной её уже нет. Только в этом, одном единственном мире, она каким-то образом выжила, назло тем, кто всё это затеял. И эти злые вершители махнули на неё рукой, как на таракана, сбежавшего из-под тапка, – «чёрт с тобой, живи как хочешь, пока сама не сдохнешь где-нибудь в уголке». От этого Райли становилось очень плохо.

   У неё был шанс уйти вместе со всеми. Она могла. Её звали. Но она отказалась. Почему? Ведь она уже знала, что её мечте не суждено сбыться. Что же остановило? На этот вопрос она сама не могла ответить. А сейчас уже и смысла не было. Поезд ушёл. Собратья исчезли. В какой-то день, она просто перестала их слышать. Раньше они присутствовали в её голове, как некий фоновый шум. Что-то вроде городского гула за окном. При этом, она твёрдо ощущала себя одной из них. И вдруг всё. Наступила тишина. В тот тяжёлый день Райли целые сутки просидела дома, не шевелясь и не веря, что это произошло именно с ней. Она осталась одна. Последняя.

   У неё сохранились только воспоминания, в которых она копалась, как в памяти «старой хозяйки». Вот ведь парадокс. Она стала «старой хозяйкой» самой себе.

   Райли бережно лелеяла те недолгие события, что произошли с ней до той черты, когда её друга навсегда увезла большая, черная машина. В ту ночь выпало много снега. С тех пор он так и лежит, лишь увеличиваясь. И не тает. А всё что осталось у бедной Райли – это жилетка, подаренная на память, которую она не надела с той поры ни разу, храня словно реликвию. Когда-то её друг точно так же берёг шляпу, доставшуюся ему от погибшего товарища. И она никак не могла понять, зачем так относиться к обычным вещам? Это же просто вещи. Теперь же всё стало по другому и она поняла... Кто бы мог подумать, что быть человеком – так сложно и больно? В своё время она выбросила все эти эмоциональные пережитки за ненадобностью, а потом, сама же начала их перенимать, фактически с нуля, только ради того, чтобы от них мучиться. Подобное выходило за грани разумного, но что-то подсказывало Райли, что лишь пройдя через эти мучения, она сможет стать человеком.

   Друг помог ей в этом. И каким бы заблуждением не являлось её стремление, у неё начало получаться. Она узнала что такое жалость, обида, верность и любовь. Конечно же, она и раньше обо всём этом знала, но прочувствовать смогла лишь благодаря своему другу. Кто бы мог подумать, что химический процесс в человеческом мозгу, запускающий цепочку нейронных взаимодействий, можно адаптировать и к её сложной, многоуровневой, ментальной схеме.

   Первый раз она ощутила горе, когда погибла Тина. Странно, но ей до сих пор кажется, что та жива. Но всё равно, после гибели мелкой стервы, Райли долго чувствовала себя не в своей тарелке. Тогда ей ещё было не понятно, что это за дискомфорт. Понятным он стал, когда заболела Лила. Это огромное существо жило неподалёку от того места, где сейчас остановилась Райли. Ей не хотелось смотреть в ту сторону, но она всё равно повернула голову.

   Заметённая снегом дорога уходила вниз. Наверное, когда-то, здесь регулярно шуршали полозья санок и не утихал весёлый детский смех. Нынче же спуск выглядел на редкость уныло, открывая бело-серый пейзаж раскинувшегося дальше поля, с редкими кривыми вётлами и жалкими обломками какой-то постройки, украшенными снежными шапочками. Дальше темнел щербатый лес, который уже не пугал, как раньше. Даже если оттуда и выстрелят, ей будет уже всё равно.

   Среди укутанных снегом серых стен практически полносью разрушенной электроподстанции Лила и обитала. Райли не хотела туда смотреть, потому что боялась увидеть её кости, торчавшие из-под снега. Напрасно. Вместо этих костей был лишь ровный, свеженький наст.

   Существо по-имени Лила (так её окрестил друг) обитало здесь и защищало Райли от неприятностей, приходящих из проклятого леса. Кто мог подумать, что такое большое и страшное существо окажется столь благодарным, но она до последнего вздоха оставалась покладистой и мирной. Отправившись однажды за водой и обнаружив, что Лила лежит на земле и как-то подозрительно дышит, Райли сразу поняла, что что-то с ней не так. А потом, каждый день она приходила к ней снова и снова. Не смотря на все попытки оказать ей помощь, состояние всё ухудшалось. И через неделю это большое, жуткое, но такое бесценное существо перестало дышать. Раньше Райли не стала бы дожидаться её смерти, и убила бы её сама, после чего, как следует запаслась бы мясом и жиром. Но так поступила бы та – прежняя Райли. Нынешеяя же даже и думать не могла о том, чтобы отрезать от умирающей Лилы хотя бы кусочек плоти. Вместо этого она горевала, стоя перед ней на коленях, и гладя двухметровую лапищу с тремя потёртыми когтями-серпами. Ушла её верная защитница. И хоть защищать её уже было не от кого (экрофлонисы исчезли, неоконисы разбежались по округе, разбившись на мелкие своры, а собратья Лилы вымерли ещё раньше неё от той же самой, непостижимой болезни), Райли нуждалась в ней. Прежде всего, в обычном её соседстве. Когда Лилы не стало, от Райли словно откололся большой кусок души.

   Когда же её покинул Котя – домашний питомец – она впервые по-настоящему плакала. Элгеры редко просятся на улицу, если испытывают комфорт и обеспечены питанием. Райли была готова отдать ему последнюю каплю своей энергии, но он не брал. Он просто попросился уйти. Сразу всё стало понятно. Существа вроде элгеров уходят из облюбованных мест и с чужих глаз только по одной причине – умирать.

   Райли ничего не предприняла. Просто обняла его на прощание и открыла дверь. Теперь от Коти остался лишь обрывок старой детской книжки – его любимая вещь, с которой он никогда не расставался. Своеобразный прощальный подарок хозяйке дома. Райли тогда проплакала всю ночь. Она не понимала, почему никак не может остановиться, ведь это состояние убивает её. Ей просто хотелось плакать, и она не видела причин останавливать это. Даже если бы она умерла от горя, это не имело бы ровным счётом никакого значения. Ни для кого. С той поры, Райли уже ни на что не надеялась, и жила просто так, по накатанной, не видя смысла в собственном существовании. Исчезло всё то, что было ей дорого. Исчезли и те футуристические образы иного мира, которыми их дразнили коварные создатели. Осталась лишь драгоценная память, согревающая её.

   Ветер бросил ей в лицо рой колючих снежинок и она отвернулась от панорамы, переставив лыжи на девяносто градусов. В чёрном проёме углового окна девятиэтажного здания чистил перья белый ворон. Тряхнув головой, птица взъерошилась и деловито посмотрела на неё. Резким движением, Райли сбросила очки, присмотрелась и... Никого не увидела. Галлюцинация. Очень странно. Ведь аномалии исчезли все до единой. Сердце забилось чаще. Впервые за много дней она обнаружила что-то необычное. И это явно было неспроста. Когда-то в этом доме жил старый шаман. В этой самой квартире, на первом этаже, с окнами, выходящими на перекрёсток. Её друг очень любил общаться с этим стариком, пока тот был жив. Он говорил, что Альма (так называли шамана) учил его всяким необычным вещам, которые невозможно постичь, не проникнув за пределы нашего бытия. Райли не придавала этому особого значения, и только сейчас, вспомнив о шамане, загорелась какой-то призрачной надеждой, словно дуновение ветра памяти раздуло в её замерзающей душе крохотную искорку.

   «Нужно возвращаться. Охоты всё равно не будет», -про себя решила она, поворачивая обратно к дому.

   Всё упёрлось в досадную мелочь. В крошечную, зловредную оказию, перечеркнувшую судьбу Райли двумя жирными, чёрными полосами. Все её труды, все исследования и эксперименты привели к одному – полное, сокрушительное фиаско.

   Сейчас в бывшей лаборатории царило пыльное запустение. Сюда она стащила все нужные вещи с верхних этажей, опасаясь, что крыша провалится. И теперь подвальная комната напоминала самый обычный подвал. В последний раз она возвращалась сюда, когда перетаскивала пожитки с мансарды. И вот, что-то вновь её сюда привело.

   Световоск уже давно не работал, да это было и не важно. Райли успешно приспособилась пользовалась обычной керосинкой, не боясь привлечь кого-то лишними запахами. В тусклом свете горящего фитиля, её узкое лицо казалось ещё страшнее, словно сама смерть кралась по кладбищенским катакомбам. Жалкие остатки волос свисали клоками, словно налипшая паутина. Кости черепа и челюстей отчётливо проступали сквозь тонкую, прозрачную кожу. Единственный живой глаз двигался в глазнице, выискивая что-то в темноте. Даже при полном отсутствии морщин, Райли напоминала восьмидесятилетнюю старуху, хотя её физическое тело едва ли разменяло всего лишь четверть века. Она умирала, и прекрасно знала об этом. В этом-то и крылась её единственная проблема. Сердце, которое она так берегла, не выдержав дикой интенсивности последних лет жизни, пришло в полную негодность. Конечно же, его ресурса ещё бы вполне хватило на какое-то время, при условиях нормального функционирования. Но тот процесс, который позволил бы Райли избавиться от этих оков и вырваться на свободу, увы, её дряхлое сердце пережить уже не могло. А ведь нужна была всего лишь стимуляция. Кратковременная поддержка сердечного импульса. Любая клиника могла такое организовать без проблем. Вот только все больницы города сейчас лежали в руинах под тоннами снега. И извлечь что-либо из-под них без специальной техники возможным не представлялось.

   Как же обидно было осознавать, что от мечты её отделяет такой ничтожный пустяк. И никак его не обойти. Никак не решить. Рассматривая давно приготовленные сыворотки и репликационное оборудование, Райли опять вернулась к этой проклятой дилемме. Она вспомнила, сколько вариантов перебрала в своей голове, ища выход. Кардиостимулятор установить технически сложно, а одной – физически невозможно. Дефибриллятор требует внешний источник энергии, и опять-таки бесполезен без ассистента. Самый простой вариант – укол адреналина. Райли даже сумела отыскать несколько ампул в машине скорой помощи. Но раствор адреналина нельзя колоть заранее. Это может возыметь обратный эффект. А поставить укол в нужное время – сразу после остановки сердца – она сама себе, конечно же, не сможет. Как ни крути, всё упирается в помощника. А она одна.

   Вот был бы отшельник... На Райли нахлынули воспоминания о том, как она ходила к леснику, чтобы попросить его о помощи. Он бы ей не отказал.

   В тот день было очень и очень холодно. Лила тогда была ещё жива и спала, забросав себя снегом, когда Райли проходила мимо её гнезда. В лесу ещё попадались мунгаштары, поэтому охотница не теряла бдительности и внимательно читала следы. Так же был риск попасть на проплешину в голых кронах, сквозь которую её могли засечь турели охранного периметра. Зима всегда являлась проблемным временем года.

   В лесу сейчас было как-то по-особому тихо и очень торжественно. Повсюду, с отягощённых снегом ветвей, осыпались лёгкие, белые хлопья. Словно потревоженные звуками её шагов и дыхания. Непривычно осознавать, что всё это происходит по естественным причинам, а не по воле каких-то аномалий.

   Домик отшельника был завален снегом почти до самой крыши. Виднелся лишь маленький участок бревенчатой стены с подветренной стороны. На нём просматривалось окошко с закрытыми ставнями, почти вровень со снежной поверхностью, а рядом – открытая дверь. Это уже было плохим знаком. Отшельник никогда не оставлял дверь открытой. Даже летом. Не говоря уже про зиму. Значит, либо кто-то проник в его жилище, либо он сам ушёл, причём в такой спешке, что даже не успел запереть дом.

   Райли не спешила заходить внутрь, прислушиваясь и напрягая всю свою сенсорику. Проход двери был расчищен прямо перед началом снегопада. Теперь он выглядел как покатая снежная ложбина, уходящая прямиком в сени. Чтобы войти в полузасыпанный дверной проём, пришлось основательно пригнуться. Внутри, в сенях, лежал снег. Под потолком, как и прежде, висели гирлянды сушёных грибов, трав и рыбы. Дверь, ведущая в жилое помещение, была закрыта и не повреждена. Приготовившись к самому худшему, Райли рискнула войти внутрь и... Никого в доме не обнаружила. Никаких следов борьбы, за исключением разлитого по полу снадобья, успевшего замёрзнуть тонкой ледяной корочкой. И именно этот единственный, непреднамеренный маркер отчасти запечатлел действия хозяина дома перед его исчезновением. Лёд сохранил мокрые следы лесника, которые сначала топтались вокруг стола, а затем потянулись к выходу, исчезнув в сенях. Выходит, что отшельник просто взял и ушёл? Но с чего вдруг?

   В избе было почти темно. Видно было плохо. Райли пришлось опуститься на одно колено, чтобы получше рассмотреть следы. И тогда она увидела, что кроме следов лесника присутствовали ещё какие-то. Не человеческие. Странные, сдвоенные, словно клинопись. Она их уже видела в лесу, но где и когда? Покопавшись в памяти, охотница вспомнила. «Чумные доктора пришли за ним. Он сам открыл им дверь. Его не убили. По крайней мере не в доме, и не рядом с ним. Куда-то увели. Но куда?» Следов уже не найти. Последний снегопад укрыл их без остатка. И даже если бы не укрыл, идти по следам чумных докторов – всё равно, что выходить прямиком на турели охранного периметра. Причём, если результат встречи с турелями вполне известен, то преследование чумных докторов – штука никому неведомая. Когда-то давно, вскоре после завершения экспансии, на этих загадочных существ пытались охотиться. Вроде бы даже убивали. Но они появлялись вновь и сводили охотников с ума. А потом те исчезали, оставляя вместо себя страшные метки. Как назидания. Однажды Райли сама наткнулась в лесу на подобное послание «с той стороны», и оно было странным и ужасным одновременно, воспринимаясь как бы на двух уровнях осознания сразу: на человеческом и на инсуаликанском. Словно кто-то тщательно поработал тончайшим приспособлением, как хирург скальпелем. Когда же Райли поделилась увиденным с отшельником, он сказал, что это последствия некоего вируса, переносимого иглоклювами. И что дотрагиваться до этих останков (если конечно это можно было назвать останками) – ни в коем случае нельзя. Ну а теперь, как выяснилось, он сам ушёл за иглоклювами в никуда. Думал ли он об этом? Готовился ли к этому? Не известно. Отшельник был добрым и вряд ли навредил чем-то чумным докторам. Да и страшной метки они не оставили. Выходит, что его увели по иной причине?

   Это очень странное открытие не имело для Райли ровно никакого смысла, ведь она шла за помощью, а потенциальный помощник исчез навсегда. И кто теперь окажет ей столь необходимую услугу?

   И опять она вернулась к начальной точке своих размышлений.

   Сев на холодный пол, Райли поставила лампу рядом и прислонилась спиной к столу. Она многому успела научиться и многое успешно переняла, но до конца человеком всё-таки не стала. Это следовало признать и с этим следовало смириться. Тем более, что внутренняя, нечеловеческая природа, защищавшая её от лишних мыслей и бессмысленной рефлексии, позволяла держаться, не скатываясь в бездну отчаяния, за которым оставалось только безумие. Прекрасно понимая своё незавидное положение, она не зацикливалась на нём и спокойно продолжала жить дальше. Даже находила в себе силы повеселиться сама над собой. Так, глядя в зеркало на тощее, синюшное и почти лысое существо, у которого систематически трясутся то нога, то рука, то голова, Райли закатывалась смехом и говорила своему отражению, -"какая смешная худышка! Я похожа на птенца вастатависа! Ха-ха-ха!" На самом деле ей было очень грустно, но рациональный ум подсказал, что печаль – психологически деструктивна, а потому её нужно вовремя блокировать весельем. Возможно, тем же самым объясняется неосознанный парадокс, когда родственники на поминках после похорон близкого человека вдруг начинают смеяться и веселиться. Это выглядит кощунственно, но на самом деле включается необходимая психологическая разрядка, когда скорбь довела разум до предела, и только выплеснув эмоции в виде неожиданного смеха, люди спасают себя от дальнейшего погружения во тьму бесконечного уныния.

   Дни повторялись с завидным однообразием, не считая регулярных обрушений зданий, различавшихся лишь удалённостью. То бухнуло где-то вдали. То, уже ближе. А иногда совсем рядом, тяжко. Когда ногами чувствуешь содрогание полов. Если бы не эти «фанфары разрушений», Райли бы, наверное, вообще перестала отличать один день от другого. И тут вдруг такое знамение – белый ворон на окне. Непонятно, откуда и к чему? Но явно не просто так. Это был какой-то сигнал. Толчок к действию. И нужно было просто понять, к какому именно. Возможно, покойный альма что-то хотел передать ей с той стороны тонкого мира. Или же её собственное подсознание, возбуждаемое инстинктом самосохранения, выдало сполох мимолётной подсказки.

   Озарение так и не пришло. Она вернулась в комнату, и, даже не поев, легла спать, свернувшись на кровати в позе эмбриона, под двумя ватными одеялами. В погружающемся во тьму помещении медленно тонуло любимое кресло. Потёртую кожаную обивку покрывала лёгкая изморозь. Когда-то Райли любила в нём сидеть и даже спала в нём, всегда будучи настороже. Теперь же бояться было некого, а спать в кресле стало холодно. Затухающая энергия уже плохо грела измождённое тело бывшей изгнанницы. Гаснущим взглядом, она смотрела на исчезающее в темном углу белесое пятно куржака, забившего вентиляционную вытяжку. Дом весь потрескался. И каждая щель в нём заявляла о себе ледяными языками сквозняков.

   Только во сне было тепло. Во сне она была счастлива.

   Обычно ей снились хорошие сны, но в этот раз приснился кошмар. Это случилось под утро, и она так дёргалась, что даже проснулась, твердя как заведённая: «5-17, 5-17». Сев на постели, Райли сделала несколько глубоких вдохов и опять упала затылком в подушку – тёплую посередине и покрытую ледяной корочкой по краям. «Что это было?» -думала она, лихорадочно вспоминая сон, но тот от неё ускользал. Во сне она как будто дралась с кем-то и этот кто-то ассоциировался у неё с изгнанником Z345/5-17. У него не было имени. Только номер. Как и у неё тогда. Это был один из первых её противников. Не самый первый. Были и до него. Но первый из тех, кто действительно представлял сложность. У Райли в то время ещё не было своего убежища и она пряталась где придётся. Живых изгнанников вокруг обитало ещё очень много, и все мало-мальски надёжные убежища были уже кем-то освоены. Странная ирония. Город довольно велик, мест где спрятаться в нём предостаточно, но большинство этих мест не подходит. Если место легко доступно – оно как правило ненадёжно. Тебя там скорее всего достанут без особых проблем. И возможно, в первую же ночь. В хорошие же места практически наверняка не заберёшься. В основном, по вине аномалий. А если дело обходится без них, то будь уверен, что местечко уже кем-то облюбовано, и без боя тебе его не отдадут. Райли упустила момент и не начала сразу искать пристанище. Когда же до неё дошло, что долго прожить без надёжной норы она не сможет, момент был упущен, и все намеченные убежища оказались заселены. И выселяться без боя хозяева не торопились. Пришлось признать, что хочешь – не хочешь, а с кем-то придётся сцепиться. Если до этого она дралась исключительно защищаясь, то теперь, впервые, придётся поиграть в нападении.

   Какое-то время Райли анализировала наиболее подходящие убежища и наблюдала за их хозяевами. Все они были прожжёнными, опытными убийцами, многие из которых завладели отнюдь не бесхозными убежищами. И все, без исключения, успели отразить как минимум одну атаку на своё жилище. Отражали, как несложно догадаться, вполне успешно. Значит отвоёвывать себе лакомый уголок придётся с большой кровью.

   Образец Z345/5-17 обитал в паре кварталов от нынешнего места обитания Райли, под обломками трёхэтажного дома, развалившегося до основания. Фундамент здания уцелел и в нём сохранилось маленькое полуподвальное помещение, в котором когда-то располагалось правление ЖЭКа. После обрушения верхних этажей, цоколь засыпало, но обломки легли так удачно, что проход к двери можно было расчистить без специальных приспособлений. А вокруг входа образовалось сложное нагромождение строительного мусора, пробраться через которое было непросто. С наскоку туда уж точно не нагрянуть и это без учёта дополнительных укреплений и ловушек, установленных новым хозяином. Разумеется, 5-17 не смог пройти мимо такого отличного места. Удивительно, как он вообще его заприметил, так как развалины дома со стороны не вызывали ни малейшего подозрения, что под ними могло что-то уцелеть.

   Райли пришлось потратить немало дней на изучение подходов к убежищу. 5-17 обладал звериным чутьём и заранее обнаруживал ведущееся за ним наблюдение. Он был готов сопротивляться и ничуть не боялся потенциального врага. Изначально, Райли инетерсовал не он сам, а его система защиты на подступах к жилью. Сперва она просто изучала траекторию движения семнадцатого, запоминая каждый участок, на который наступала его нога. Затем, в его остутствие, она рискнула подобраться к убежищу вплотную и рассмотреть ловушки непосредственно. Пару хитрых устройств она нашла сразу. Одной из ловушек оказалась тонкая паутина, закреплённая на шляпках сухих грибов, выстреливающих в воздух опасные споры. Впоследствии, Райли сама возьмёт эту систему на вооружение.

   Разумеется, ничего трогать и обезвреживать она не стала, чтобы не выдавать свою осведомлённость. Ознакомившись со всеми ловушками вплоть до самой двери, она вновь ушла на дистанционное наблюдение. Теперь ей следовало хорошенько изучить самого семнадцатого.

   Поначалу этот изгнанник казался лишённым изъянов. Его невозможно было застать врасплох, он всегда был в форме, всегда настороже, всегда при оружии. Даже когда тащил добычу домой, глаза его мониторили окрестность с особенной тщательностью. В любую секунду он был готов бросить дичь и ринуться в контратаку. Райли уже начала сомневаться, что сделала правильный выбор. Внешне скромненький 5-17 оказался тёртым калачом. Не удивительно, что об него обломало зубы столько торопливых изгнанников. Но даже в самой надёжной броне имеется брешь. В итоге, терпение было вознаграждено.

   Райли пришла на свой очередной пункт наблюдения и заняла позицию напротив чердачного окна, под крышей здания городской налоговой инспекции. Притащив туда офисное кресло и зафиксировав его покрепче, она уселась в отдалении от проёма, и припала к окулярам бинокля. Точка была не самой удобной. Убежище семнадцатого отсюда просматривалось не целиком, а лишь с одного края. Зато основная тропа, по которой объект ходил каждый день, была как на ладони. И можно было определять, в какую сторону он направился, не покидая наблюдательного участка.

   5-17 появился точно, как по часам. С традиционной неспешностью он спустился по руинам на улицу, постоял немного, огляделся и пошёл по тропе. Бинокль с восьмикратным увеличением позволял разглядеть каждую мелочь, каждую деталь. Казалось, была бы у Райли снайперская винтовка, она бы не оставила шансов цели, идущей по открытой местности. Но это было заблуждение. Она прекрасно помнила те смутные дни, когда изгнанники ещё пытались пользоваться огнестрельным оружием людей, и что из этого вышло. Резкий шум привлекал хищников. Казалось, что от звуковых колебаний разверзались некие пространственные перегородки, из-за которых выпрыгивали жуткие твари. Каждый выстрел – это новое чудовище, а то и два. Автоматная очередь порождала целую стаю. Возможно здесь и не было никакой взаимосвязи, но очень на это похоже, потому что на каждую перестрелку всегда прибегал кто-то смертельно опасный. И это было ещё не всё. Райли видела, как в изгнанника второй волны всаживали не меньше десяти пуль, а он не погибал и продолжал яростно сопротивляться. Только пуля в голову могла остановить его, да и то лишь на какое-то время. Ходили слухи, что убить огнестрельным оружием всё-таки можно, но для этого надо знать, в какие именно точки тела следует целиться. Вкупе с проблемами от набегающих тварей, использование огнестрела в городе было признано нецелесообразным и быстро сошло на нет. После стреляли только мародёры на окраинах, пока их не извели.