Текст книги "Architect of love (СИ)"

Автор книги: Proba Pera

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 6 страниц)

Почему-то, в данную минуту, совсем не хочется отпираться и юлить. Делать удивленный взгляд и спрашивать: «у тебя что, братец, крыша поехала». На глаза вот-вот навернутся слезы, и юноша больно кусает внутреннюю поверхность щеки, чтобы не разреветься, как девчонка. Нужно встать, скорее убраться куда подальше, чтобы не видеть этого пронизывающего взгляда, не чувствовать сбитого дыхания и жара тела Тора, от присутствия которого рядом, Локи и сам готов загореться, как спичка.

– Постой, ёжик! – восклицает блондин, перехватывая попытку брата вскочить с дивана.

– Пусти! – хрипит тот, пряча затравленный взгляд, желая вырваться.

– Да иди сюда, не обижу, – молвит Тор, силком привлекая брата в свои объятия. – Я ведь правду сказал, глупый, – зарываясь носом и губами в темную шевелюру. – А как тут еще признаешься, что запал на собственного брата? – крепко вжимая в себя, вызвав у того полустон-полувсхлип, озвучивая тот же вопрос, что с недавних пор терзал душу Локи.

– Тогда, к чему все эти увлечения и свидания с телками? – тоном обиженного ребенка спрашивает брюнет.

– Для конспирации. Возможно, чтобы вызвать твою ревность. И потом, надо же мне было на ком-то попрактиковаться, – последнюю фразу Тор произносит, смешно крякнув, так как кулак Локи со всей силы въехал ему под ребра.

– Согласен, это было жёстко, – выдавил Тор, глупо улыбаясь. – А с женским бельишком ты круто придумал, братец. Эй, мне нужен зрительный контакт! Хватит уже на моей груди прятаться и футболку слюнявить! – добавил блондин, слегка отстраняясь и побуждая лежащего рядом парня задрать голову вверх. – Сказал же, что люблю. И буду любить еще сильнее, когда захочешь все эти кружева на себя напялить, – с легкой издевкой прошептал он, накрывая чуть приоткрытый рот Локи своими губами.

– Угораздило же меня влюбиться в такого придурка, – счастливо выдохнул тот, осыпая лицо Тора шквалом поцелуев.

========== С любовью к персикам (UNCLE, CMBYN) ==========

“Большевик, у нас ЧП. Бросай все и дуй туда, где дискотека”, – раздается монотонный голос Соло в динамике наушника.

– Blyad’, – цедит Илья сквозь зубы, начиная ускоренный бег в сторону бара под открытым небом.

“Знаю, не по плану, – выдыхает Наполеон, – мы же сюда не к Папе римскому на каникулы приехали, а преступников ловить. Разведка доложила, что наш противник, учуяв слежку, сейчас пытается затесаться в толпу танцующей молодежи”.

– А я то чем смогу помочь?!

“Ты уже на месте?”

– Почти!

“Ты не поверишь, товарищ, есть тут один парень – вылитый ты. Я как его увидел, решил, что пора на заслуженный отдых. Да не прикалываюсь я, сам в бинокль посмотри”.

– Который из них?! Тут народу полно?!

“Высокий, в синей рубахе. Тот, что козлом скачет. Так что готовься к перевоплощению, Ильюша. Сольешься с толпой и будешь нашего шпиона высматривать, а мы с Габи тебя скоординируем. Давай, беги к мужскому туалету, я туда парня на перекур спроважу”.

Оказавшись в относительно чистом мужском сортире, Курякин коротко глянул на ухмыляющегося Соло, а потом на почти лежащую на полу без признаков жизни свою точную копию.

– Как он? – спрашивает Илья.

– Общительный, не сопротивлялся, зовут Оливер. Жить будет, размножаться тоже, – докладывает напарник. – Быстро, помоги мне его раздеть!

– Шорты?! На культурно-массовом мероприятии?! Это не по уставу! И потом…

– Здесь тебе Италия, а не Советский Союз! Ноги брить некогда! Живо: рубаха, шорты, кеды! – командует Соло, стаскивая с несчастного Оливера вещи и швыряя их Илье. – Снимай свои на время, чтобы парень не простудился! Шевелись, Курякин! Давай, родной! – торопит его Наполеон, выталкивая в сторону выхода. – Веди себя естественно! Помни, ты Оливер! Дальше импровизируй по ходу пьесы!

Никогда еще у русского агента не было такого дикого желания легким движением руки превратить свои коротенькие шорты в элегантные брюки. Он чувствует себя Мэрилин Монро, стоящей на решетке метро в раздувающемся платье, так как ночной ветерок весьма ощутимо лижет его голые ноги, заставляя трепетать каждую волосинку.

Вернувшись на площадку, Илья неловко топчется на месте, пытаясь повторить движения Оливера и подстроиться под общий темп танцующих.

“Пока все нормально, – слышит он голос Габи в динамике переговорного устройства, – жди дальнейших инструкций”.

Заказав фрукты, колу и шейк, Элио Перлман возвращается за столик, отыскав глазами своего соседа. То, что между ними уже произошло, можно расценивать, как очень тесные, глубокие отношения. Так что близкий друг, любовник имеет более подходящее значение.

Но сейчас Оливер ведет себя как-то странно. Лицо практически не выражает эмоций, а одеревенелое тело выполняет движения чисто механически. Создается впечатление, что хозяин всего вышеупомянутого стесняется своего внешнего вида, при этом преследуя какую-то цель. Пальцы все время норовят оттянуть короткие шорты вниз, а глаза лихорадочно сканируют толпу, пытаясь предотвратить опасность или еще что. Словно это и не Оливер вовсе.

Элио тушит сигарету и направляется к своему спутнику, чтобы убедиться, что он все-таки Оливер. Пристроившись к молодому мужчине, юноша начинает привычно двигаться, заглядывая тому в глаза.

Обнаружив, что невольно обзавелся парой, Курякин внутренне начинает паниковать. Пытаясь прогнать назойливого паренька сперва удивленным, а потом непроницаемо-угрюмым взглядом, которым и убить можно, наш агент терпит фиаско.

– Тебе чего, мальчик? – недовольно бурчит Илья.

– Это ты, Оливер? – удивленно спрашивает Элио, пытаясь подстроиться под то невозможное, что исполняет блондин.

“Все под контролем, товарищ. Продолжай танцевать и вести себя естественно, – координирует Габи. – Не привлекай лишнего внимания”.

– Да куда уже?! – чревовещает Курякин, вновь обращая внимание на молодого парня и вымученно ему улыбаясь. – Мы что, знакомы?

– Очень приятно, Элио! – кидает юноша, театрально поклонившись. – Решил пошутить, приятель? – интересуется тот, загадочно улыбаясь. – Ладно. А кто тогда делал мне массаж и целовал ступни? Захотел поиграть в «помню, не помню»? – добавляет парнишка, хватая остолбеневшего Илью за руку и начиная тащить его к одному из столиков. – Забыл уже, как просил звать себя моим именем, а меня называл своим?

– Эй, пацан, ты куда меня тащишь?! – сквозь улыбку, больше похожую на оскал, цедит Курякин.

– К нашему столику! – начинает терять терпение Элио. – Что с тобой, Оливер?! Ты что, обкурился?! Или это совсем не ты?!

“Подыграй мальчику, большевик, получишь звезду героя, – пытается подбодрить Габи, – круг подозреваемых сужается, жди моей команды”.

– Да я это я, Оливер, – кидает парню Илья, продолжая коротко оглядывать периметр и быть на чеку.

– Тогда ты, наверное, пьян и тебе уже хватит, – предполагает Элио, плюхаясь на один из стульев и протягивая мужчине бутылку колы. – Давай, садись, отдохни немного, а я тебе кое-что покажу. Вдруг ты окончательно вспомнишь, – улыбнувшись, говорит юноша, делая жадный глоток алкогольного шейка.

Взяв из вазочки персик, Элио мягко скользит пальцем по его бархатистой бороздочке и неторопливо подносит фрукт ко рту. Потерев его вокруг губ, юноша аккуратно сплевывает на его поверхность бледно-молочную массу, мажет по ней языком, затем медленно вонзает зубы в мякоть, всасывая все обратно вместе с брызнувшим соком. И все это с таким щенячим обожанием в глазах.

«Блядь, блядь, блядь! – мысленно орет Курякин, заворожено глядя на это эротическое представление. Да он сейчас взорвется. – Ну и нравы! А этот пацан?! Да он совсем еще мальчишка, а что вытворяет?! Ему хоть есть восемнадцать?!»

“Илья, осторожнее! – пытается предостеречь Габи. – Высокий амбал за спиной Элио!”

А он чуть было не потерял бдительность, и это стоило бы кому-то жизни. Например, кучерявому юноше, которого он не совсем изящно толкает в сторону, принимая удар ножа круглой, деревянной столешницей. Начинается драка, сопровождаемая криком и людской паникой. Отбрасывая от себя столик, Илья, словно хорошо натасканный доберман, бросается на нападавшего.

“Приказано взять живым!” – командует Теллер.

– Поздно! – с промежутком в секунду рычит Курякин, сворачивая мерзавцу шею.

Сбросив с себя тяжелую тушу, Илья устремляется к лежавшему на земле парню, подхватывая его на руки.

– Элио, малыш, ты меня слышишь?! – обеспокоено кричит Илья, видя полуобморочное состояние парня и струйку крови, бегущую из рассеченной брови.

Вскочив со своей ношей на ноги, Курякин устремляется прочь из бара.

– Оливер, – тихо стонет юноша, пытаясь сфокусировать зрение. – Что произошло?

– Я Илья! Меня зовут Илья! Мы просто с ним похожи! – зачем-то произносит мужчина. – Скажи, где болит?! Все закончилось! Все хорошо! С Оливером, надеюсь, тоже! Габи, Ковбой, мне срочно нужна ваша помощь! – обращается по связи Курякин, подбегая к их служебному фургону.

***

Спустя несколько месяцев.

– Элио, сынок, возьми трубку! Звонят из Берлина, тебя спрашивают! – кричит миссис Перлман из кухни.

– Алло? Кто это?

“Здравствуй, Элио, – отвечают не сразу, – это Илья. Не спрашивай, как я узнал”.

– Полагаю, ты звонишь, чтобы извиниться?

“Да, и не только я. Тут напарник мой сожалеет о том, что вырубил твоего парня. Как вы там вообще?”

– Нормально.

“Рад, слышать”.

– Кто вы все-таки такие?

“Меньше знаешь – крепче спишь, – отрезает Илья. – Я тебе там книгу почтой выслал. Получил уже?”

– «Из России с любовью» про Джеймса Бонда? Так ты…

“Просто береги себя, ладно?” – чеканит Курякин, обрывая дальнейшие расспросы и сам телефонный звонок.

***

– Не грусти, Ильюша, – томно произносит Наполеон, сидя у того на коленях и тыча носом в гладковыбритую щеку. – Давай-ка еще по рюмашке, а потом понеистовствуем. Персик? – игриво вздернув бровь и намекая на что-то определенно конкретное, предлагает Соло, держа на раскрытой ладони сочный, румяный фрукт.

========== Просто будь рядом (Joavin, Riverdale) ==========

Казалось бы, обычная борцовская стойка перед началом спарринга, а он, похоже, возбужден.

«Ну вот, приплыли, – мысленно вздыхает Кевин, пытаясь сконцентрироваться на броске. – Меня ведет от вполне спортивного прикосновения Арчи Эндрюса, пытающегося применить захват и положить меня на лопатки».

Может, ему кажется?

Но нет, Келлер выполняет серию приемов, оказываясь сверху одноклассника и показывая отличную технику реслинга, заодно прислушиваясь к своим ощущениям. Так и есть – природа требует свое, у него стояк.

Вот до чего доводит душевное одиночество и всякое отсутствие интима в жизни Кевина. Длительное воздержание вредно для подрастающего организма, а редкие встречи с собственной рукой едва ли могут заменить полноценный секс.

Вот что сотворил с ним Хоакин Десантос. Оставил одного с огромной, зияющей дырой в душе, излучающей добрую порцию неуверенности в окружающих и себе самом.

Кевин, наверное, однолюб, в меру скромен или просто боится строить новые отношения, что значило бы для него вновь учиться доверять своему партнеру. Пустить его в свою жизнь, дом, постель, не прячась и не стесняясь своих чувств и желаний.

Но однажды, обжегшись на молоке, он вынужден непрестанно дуть на воду, боясь снова в л ю б и т ь с я, быть и с п о л ь з о в а н н ы м, о б м а н у т ы м, б р о ш е н н ы м.

Кевин всегда завидовал тем, кто мог заводить многочисленные интрижки без всяких обязательств. Сегодня – один, завтра – другой или сразу несколько, и мать его так с косыми взглядами и завистливыми сплетнями.

Его друзьям немного проще. Что Джагхед, что Арчи легче переносят одиночество, потому что у них всегда кто-то есть. А у Кевина уже давно и по сей день никого нет, и он начинает винить в этом самого себя, свою нерешительность и излишнюю осторожность.

Он не только лишен крышесносного оргазма, но еще и самого элементарного: проникновенных поцелуев и страстных ласк, крепких объятий, таких, чтобы аж дыхание перехватывало, а еще совместных прогулок и легкого флирта.

Рукопожатие и похлопывание по плечу отца, его слова гордости и поддержки служат для Кева слишком слабым утешением. На данный момент шериф Келлер является практически единственным спутником сына на общественных мероприятиях, и такое положение вещей может очень скоро превратить его отпрыска в мужскую версию старой девы, живущей вместе с родителем под одной крышей и кормящей котиков.

Келлер не знает как себя вести. Что ему делать после отъезда Хоакина? Продолжать страдать и хранить ему верность, наверное, глупо. Кевин не хочет выглядеть гулящим, но и не желает походить на эдакую недотрогу. Как показать кому-то из парней или мужчин, что он уже свободен?

А свободен ли?

Сперва одиночные пробежки в вечерних сумерках близ лесополосы в надежде наткнуться на такого же одинокого, как и он сам. А теперь вот борьба на ринге.

«Глупышка Кевин, неужели ты мог подумать, что очередное приключение на собственную задницу, может окончиться так же страстно и романтично, как при встрече с Хоакином?

Что не существует вероятности, при которой тебе не смогут причинить боль, надругаться над твоим телом и душой, или даже убить, бросив подыхать после жестокого акта насилия?»

Вот почему он занялся реслингом и уже не тот дрыщ, которым был еще год назад. Он ощутимо возмужал, раздался в плечах и приобрёл опыт, дающий возможность за себя постоять.

Но он по-прежнему одинок. Укладывает парней на лопатки на спортивный мат вместо своей постели. Только здесь, в спортзале, он может чувствовать весомое прикосновение мужских рук, ощущать на себе силу и мощь другого тела, сходить с ума, как наркотик вдыхая запах кожи со смесью мускуса и геля для душа.

Кевин не может тусить с кем-либо из своего круга, потому что встречался с одним из змеев с криминальным прошлым. Может ли он встречаться с кем-нибудь из парней Саузсайда, с тем же Фогерти, если тот проявит интерес? Он говорил, что общался с Хоакином и тот постоянно рассказывал о своем бойфренде.

Интересно, а как обстоят дела в банде змеев? Кодекс чести и всё такое? Типа «не тронь, сука, моё!» или Кевин может рассматриваться, как переходящий из рук в руки трофей и там привыкли делиться буквально всем? Возможно, стоит попытать счастье с Фогерти, разрешившего звать его «Клыки»?

А может быть парни просто боятся возросшей мощи Кевина, и не хотят связываться с бывшим Десантоса, боясь расправы?

Келлер делает очередной успешный бросок и следующий за ним прием, краем уха услышав восторженный крик и аплодисменты со зрительской трибуны.

«Эх, Хок, Хок, что же ты наделал? – безмолвно вопрошает Келлер, коротко глянув в ту сторону. – Вот ты мне уже и мерещишься. Те же длинные волосы, белая футболка, татухи. Постой! Не может быть! Эти ярко-голубые глаза и виноватая мина на лице!»

Кевин срывается с места и устремляется навстречу спускающемуся по лестнице Десантосу. Оказавшись рядом, обнимает, почти набрасывается и чуть не валит на пол от накативших эмоций.

– Воу, воу, воу! Ну тише, медвежонок! – с улыбкой восклицает Хоакин, еле устояв на ногах. – Еще задавишь насмерть своей накопившейся нежностью! Кто потом будет ходить ко мне на могилку, и приносить цветочки?! И почему ты раньше не надевал это трико?! Детка, ты просто секси!

– Больше не уезжай, Хок! Не бросай меня, ладно?! – надсадно шепчет Келлер, впечатывая в себя Десантоса и крепко целуя, не давая вздохнуть. – Мне плевать, кто ты и что сделал! Отсидишь в тюрьме, а я буду ждать! Мой отец шериф, так что частые свидания нам обеспечены!

– Кев, я чист! – задыхаясь от нехватки воздуха, молвит Хоакин, не в силах оторвать взгляд от этих большущих глаз. – С меня сняты все обвинения! Я здесь! Я с тобой!

– Просто будь рядом, понял?! – требует Келлер, шало выдыхая Десантосу в губы и обретая в его надежных руках все то, что, казалось, было безвозвратно утрачено.

========== Коротко о главном ==========

**Shameless**

Ему всего шестнадцать, а он так устал, словно прожил жизнь сорокалетнего. Карл полагал, что у него были проблемы и неприятности? Все, что было до встречи с Кэссиди можно назвать цветочками, теперь же его жизнь это пиздец районного масштаба, к которому он абсолютно не был готов. Его как крепость взяли штурмом, убеждая в том, что во избежание кровопролития он сам отдал врагу ключи от ворот.

Он не хотел так рано взрослеть, он просто влюбился, позволив призрачному счастью затмить реальные желания. Карлу хочется разорваться надвое или иметь двойника, чтобы удовлетворить все запросы и потребности.

Карл №1 пусть и дальше терпеливо улыбается, обрастает детишками и проёбывает жизнь, позволив посадить себя на цепь, как послушную шавку. Карл №2 должен решительно разорвать оковы этой навязанной любви, послать Кэсс нахуй, куда бы она с удовольствием пошла, вырваться на свободу и идти дальше к намеченной цели.

Но, как говорят: «одной задницей на два стула не сядешь». Да и не с его, Галлагеровским счастьем. Через это почти все уже прошли, не один раз, и уж точно не последний. Фиона, Лип, Йен, Деббс. Теперь настала и его очередь. Тут бы не спиться, не поехать крышей, не захлебнуться в бытовых буднях.

Как в той песне поется: «я люблю тебя жизнь, ну а ты меня – снова и снова». А Галлагерам то что? Встал, отряхнулся и поковылял дальше. Только с каждым разом делать это все труднее и труднее.

**Hannibal**

Лектер потянулся к шее Уилла, нанося невидимые штрихи кончиками пальцев, рисуя замысловатые узоры на его коже легким касанием языка и губ.

– Я любил тебя, Ганнибал, – тихо выдохнул Грэм, – и мужчина ощутил вибрацию голосовых связок и собственную дрожь от слов, прозвучавших, словно божественная музыка, – когда собирался стрелять в тебя, но не смог. Я любил тебя, когда вынужден, был предать. Любил, когда ты крепко держал меня и был совсем близко, с болью глядя прямо в глаза, как я того и жаждал. Любил даже тогда, когда ты всадил в меня нож, и оставил истекать кровью на полу. Я по-прежнему тебя любил, когда ты уходил.

– Я знаю, Уилл, – надломлено прошептал Лектер, задыхаясь от этой близости и откровенности, в которой не было ни злобы, ни осуждения, а лишь чистейшая правда и неприкрытое желание. – Мне стоило вернуться и разделить эту участь вместе с тобой, – признался Ганнибал, покрывая любимые черты цепочкой благоговейных поцелуев, безмолвно умоляя о прощении. – Я любил тебя, Уилл, и буду любить всегда. Мое сердце было разбито и казалось, что его уже не склеить. И именно тогда я позволил проливному дождю смыть слезы скорби и горечи с моего лица вместе с умиравшей в душе надеждой.

БОНУС

– Ты там скоро?

– Ты же знаешь, Уилл, до последнего клиента. У меня еще два человека по записи.

– Вновь будешь забивать людям баки, и брать за это деньги?

– Разве я виноват в том, что народ плачется мне в жилетку, выливает целый ушат бесполезного дерьма, жалуясь на свою несостоятельность, окружение и весь мир в целом?

– Ты так сексуально говоришь об этом, Ганнибал. Эта твоя профессиональная хрипотца в голосе… Скажи еще что-нибудь, а мы с моим другом пофантазируем…

– Прекрати меня искушать, а то я не смогу сосредоточиться на пациенте.

– Обожаю эти властные нотки в твоем голосе. Все, что тебе нужно во время сеанса – это делать очередной набросок меня, пропускать большую часть болтовни мимо ушей, изредка вставляя: «чувак, да ты гонишь!»

– Хочешь оставить меня без клиентуры?

– Надеюсь, ты не подумываешь о том, чтобы слопать самых надоедливых?

– Мы ведь уже говорили, Уилл, единственный человек, на которого у меня текут слюни – ты. Так что я подумываю съесть тебя.

– И ты любишь меня живым, сырым и трепыхающимся, как Голлум рыбу. Или сегодня мой муж хочет покорности?

– Будь обнаженным, когда я вернусь домой.

– Или что?

– Или вопреки устоявшимся принципам, моя прелесть, мне придется отменить встречу, примчаться в наш особняк и основательно поиграть с едой.

**Sherlock**

Шерлок: Милейший, долго мы будем позировать? Или ждем, пока из камеры вылетит птичка?

Фотограф: А где ваша леди? Белоснежное платье, фата?

Джон: Вы… Вам что, не сказали… Мы… Это…

Шерлок: Геи. Это свадьба двух геев, Джон. Называй вещи своими именами. Это же так просто.

Фотограф: Сразу видно, кто из вас жена, а кто муж, несмотря на то, что статный джентльмен вцепился в вас мертвой хваткой.

Джон: Весьма интересное наблюдение. Не поделитесь?

Фотограф: Вы сияете новым пенсом, сэр, словно наконец-то захомутали мужчину своей мечты, в то время как ваш спутник хмур, будто туча, мучаясь извечным вопросом всех новоиспеченных женихов—мужей: «Всемогущий Боже, что я тут делаю?!»

Джон: Шерлок, ты бы улыбнулся для приличия. Ты разве не счастлив? Кстати, я никогда не слышал, как ты смеешься. Ты что, обменял свой смех на гениальность? И зачем ты меня так крепко под руку держишь? Думаешь, убегу? (слегка кокетничая)

Шерлок: Я веду себя, как любой жених в день его свадьбы. Это обыкновенная статистика + волнение, Джон. Брачная ночь впереди. Если я сейчас улыбнусь, это будет выглядеть до жути фальшиво. А в твой локоть вцепился, чтобы не сбежать самому.

**Stranger Things**

– Проснись и пой, Билли Бой!

– Какого… – подбегая к окну и отдергивая занавеску. – Ты совсем охренел, Харрингтон?! Что ты тут делаешь?!

– Работаю твоим персональным будильником! Вставай, вставай, штанишки надевай!

– Ты можешь потише?! Отец дома!

– Ну так что, впустишь? – спрашивает Стив, снижая голос до шепота.

– Давай, карабкайся, – с безысходностью выдыхает Харгроув, подавая руку. – Когда-нибудь мы точно попалимся.

– У нас есть еще пол-часика? – интересуется Харрингтон, спешно сбрасывая с себя одежду.

– Что ты делаешь?!

– Чувствую себя олененком, оказавшимся в львином логове. А вот это лишнее, – стягивая с Билли пижамные штаны.

– Нас могут услышать!

– А ты сделай так, чтобы никто ни о чем не догадался.

***

– Билли, засранец ты мелкий, снова этот рок?! – орет Харгроув-старший, колотя кулаками в закрытую дверь комнаты сына. – Весь дом содрогается от твоей гребаной музыки! Будь проклят тот день, когда я купил тебе магнитофон и колонки!

**Vikings**

Если бы Этельстану позволено было увидеть истинный лик Господа, он бы всем сердцем желал, чтобы тот был похож на Рагнара Лодброка.

Если бы ему дарована была такая милость – взглянуть Всевышнему в очи, Этельстан хотел бы неотрывно любоваться этой яркой синевой глаз, как у храброго викинга. Утонуть и без остатка раствориться в его проникновенном взгляде, словно в кристально чистых водах фьорда, сливающихся с лазурным небом.

Если бы ему была оказана великая честь – услышать глас Божий, лишь голос Рагнара Лодброка был бы для него истинным и созвучным с речью Творца всего сущего.

Если бы на Этельстана снизошла благодать и возможность дотронуться до такого же божественного тела, как у Лодброка, он бы с трепетом и безграничной любовью припал бы к нему устами, осыпая легчайшими поцелуями, словно лепестками роз.

– Чудной ты какой-то, жрец, – с легкой улыбкой молвит Рагнар, пристально заглядывая в глаза, словно пытаясь прочесть душу. – Почему не хочешь познать радость плоти, разделив ее еще с кем-то? Тебе бы понравилось.

– Я – монах.

– Разве твой бог не создал человека по своему образу и подобию? Разве не наделил его святым духом?

– Я давал обет безбрачия.

– Мы оба знаем, что ни твоя сутана, ни святое писание, ни молитва не смогут скрыть твоих истинных помыслов и желаний.

– Мне нельзя касаться женщины. Я никогда этого не делал. Это – грех.

– Тогда, почему бы тебе не прикоснуться ко мне?

**Sterek, TW**

– Дурацкая была идея – ночевать в лесу под открытым небом. Без палатки или хотя бы спальника. Неужели нельзя было обойтись телескопом или посмотреть на все это из окна?

– Не ворчи, Дерек. Это же такая романтика. Глянь, сколько звезд!

– Я посмотрю, что ты начнешь заливать, когда под утро похолодает, а твои зубы начнут выбивать чечетку. Ты начнешь втискивать в меня свое тощее тело, пытаясь накрыться мной, словно одеялом. Будешь в десятый раз уточнять, какая у волков температура и где у меня регулятор, чтобы включить обогрев на полную мощность.

– Как ты думаешь, из чего сделаны звезды?

– Просто заткнись и смотри на эти гребаные мерцающие точки, Стайлз.

– Любишь ты читать нотации и бурчать, волчара. Смотри, звезда падает! Скорее закрой глаза и загадай желание! Свое я уже загадал, – довольно улыбаясь, молвил Стайлз, карабкаясь на Дерека и удобно мостясь вдоль его тела, – чтобы на сегодняшнюю ночь у меня была грелка в натуральную величину. Помнишь, как мы впервые оказались в таком же положении под действием яда канимы? Как ты недовольно цедил «снимите его с меня»?

– Ты можешь не ерзать и лежать спокойно?

– Отвечаю, Дерек, в тот раз у тебя была та же реакция. Пальцы рук были не первыми, кто начал тебя слушаться. Верно говорят: у тебя своя голова у него своя. Неужели это и есть та самая кнопка-регулятор?

– Еще слово и подобное действие, Стайлз, боюсь, нам будет не до звезд. Станет так жарко, словно при пожаре.

– Ладно, сперва романтика. Так ты успел загадать желание?

– Зачем? – выдыхает Дерек с какой-то щемящей безысходностью и клокочущей в душе нежностью к этому непоседливому и никогда неумолкающему парню. – Когда мне и так уже посчастливилось.

– Тогда обними меня и стань чуточку теплее.

========== Два сердца (Harringrove, ST) ==========

– Можно хотя бы сегодня не дымить, как паровоз? – цедит Харрингтон, глядя, как Билли жмет штангу в позе «стоя» с тлеющей сигаретой зажатой в зубах.

– Угу, – мычит тот.

– Я понимаю, то как ты куришь можно отнести к отдельному виду искусства, но зачем так много, да еще во время спортивных упражнений? И потом, у меня такое чувство, что я все время целуюсь с пепельницей.

– Заботишься о моем здоровье, Стиви? Я так тебе дорог? – вместе с дымом выдыхает Харгроув, продолжая накачивать и без того нехилую мышечную массу. – Будешь моим Валентином сегодня?

– Иди в жопу, Билли Бой!

– Я сегодня такой добрый, что, пожалуй, уступлю эту привилегию тебе, – подмигивает Харгроув, возвращая штангу в уключины и бросая окурок в банку с водой. – Можешь выдохнуть, принцесса, я на полном серьезе, – скорчив такую же удивленную мину, как у Стива. – Будешь потом внукам рассказывать, как на день всех влюбленных ты пялил самого Билли Харгроува.

– Может, сам им расскажешь? – с тем же сарказмом ввернул ему Харрингтон. – Вдруг это будут и твои внуки тоже?

– Уже мечтаешь об уютном семейном гнездышке, приятель? Ты, определенно, на меня запал, и дело тут вовсе не в улётном сексе. Ты втрескался в меня по самые помидоры.

– Закатай губу обратно, самовлюбленный мой. Это ты при виде меня готов слить в штаны.

– Нарываешься? Давно, я смотрю, ты по роже не получал, мистер «Идеальная укладка», – с наглой улыбкой констатировал Билли, шлепая Стива по заднице.

– Куда бьют – туда целуют, – напомнил Харрингтон, многозначительно посмотрев на Харгроува.

–Что, так не терпится? Совсем я тебя разбаловал, детка. Наглеешь с каждым днем, – заметил Билли.

– Есть с кого пример брать, папочка, – в тон ему ответил Стивен.

– Ладно, красавчик, сделай лицо попроще, садись за руль и отвези нас в школу. Пора получать заслуженные знаки внимания от многочисленных поклонниц, – добродушно кинул Билли, плюхаясь на пассажирское сидение.

– Не очень хорошая идея приезжать туда вдвоем на одной из наших тачек, – выдавил Харрингтон, становясь серьезным, заводя двигатель своей машины.

– Думаешь, все догадываются, чем мы занимаемся под предлогом совместной утренней пробежки и выполнения домашних заданий?

– Нэнси Уилер мне так и сказала: «Стив, не смеши меня. Чему вы там два тупня сможете научиться?»

– Если бы ты знал, Харрингтон, как меня заебала эта конспирация, – слегка набычившись, выдавил Билли. – Надоело тебя донимать по поводу и без него, бить для проформы твою аристократическую физиономию.

– Людей хлебом не корми – дай повод для сплетен, – поддержал беседу Стив, выруливая на школьную стоянку и заглушая двигатель.

– Эх, чего только не сделаешь ради любви, – театрально вздохнув, изрек Харгроув, до крови прокусывая нижнюю губу.

– Эй, какого…

– Давай, сладкий, сегодня твой день, – добавил Билли, хватая руку Стива и быстро ее целуя, оставив на костяшках пальцев пару красных отметин. После чего, грязно матерясь и угрожая расправой, он быстро покинул автомобиль Харрингтона, громко хлопнув дверью.

Как они и ожидали, на парте каждого лежала стопка валентинок и целый букет алых роз. Окатив друг друга победной улыбкой, они, не сговариваясь, стали раздавать цветы почти всем присутствующим в классе.

– До встречи на вечеринке, – многообещающе бросал каждый, проходя по рядам. Оказывается, дарить кому-то знаки внимания с небольшой толикой надежды очень даже приятно.

Когда у парней осталось по одному бутону, те снова схлестнулись взглядами, быстро устремившись к парте Байерса, даря цветы ему.

– Окей, ничья! – воскликнул Билли, соблазнительно улыбнувшись. – Джонни, малыш, будешь нашим Валентином?

– Обломайтесь, мальчики! – подала голос Уилер, оказавшись рядом и заслоняя собой засмущавшегося парня. – Джонатан уже занят, ясно?! Так что забирайте ваши розы обратно и лучше подарите их друг дружке!

– Какая жалость! – почти оскорбленно выдавил Стив, переглянувшись с Билли. – Меня опять продинамили!

– Нас обоих, Харрингтон, – с кривой ухмылкой добавил Харгроув, обмениваясь с ним розами. – Ну что, принцесса, пойдешь со мной на бал?

– Ты не в моем вкусе, плейбой! Так что, отъебись!

***

Являясь сторонником экстрима, теории неожиданности и жесткого доминирования, Харгроув чувствовал себя крайне неловко, раскинувшись звездой на мягкой перине под «слегка» испуганным взглядом Харрингтона, зависшего над его голым телом.

– Чувак, не томи, а то передумаю, – через силу сглатывая, кряхтел Билли, пытаясь подстроиться и лечь удобнее. – Забыл уже, как это делать?

– Нет, просто волнуюсь.

– Самому стрёмно, пиздец, как. Ну не порвешь же ты меня, в самом деле… Или порвешь… Твою ма-а-а-ть!

***

Харгроув, как ему казалось, со стойкостью и мужеством преподнес свой «подарок» и, когда все закончилось, убить был готов за добрую затяжку сигареты или косяка. Вместо этого они лежали бок о бок, поглощая шоколадные конфеты из личных запасов Харрингтона, зачитывая друг другу тайные признания на красных картонных сердечках. Ну чем не гребаная романтика?

– У меня на две карточки больше, – похвастался Билли, махая веером из валентинок, перед носом Стива. – С любовью, в день святого Валентина! Мое сердечко только для тебя! – с выражением зачитал Харгроув, всматриваясь в почерк. – Похоже, от Байерса, – с мечтательной улыбкой выдохнул он, целуя послание.

– Я только что втрахивал тебя в матрас. Ты орал, как сука недорезанная, выстанывая мое имя. А после, ты все еще продолжаешь членом со мной меряться, будто мы соперники, и вздыхать о ком-то еще?! – возмущенно выпалил Харрингтон, вновь нависая над Харгроувом. – Придурок, это моя открытка!