Текст книги "Игры настоящих джентльменов (СИ)"

Автор книги: Принстон Джозеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

   В продолжение вдохновенного монолога Мордреда, Виктор то краснел, то бледнел, несколько раз открывал рот, порываясь что-то сказать, а потом как-то внезапно весь посинел и едва не откусил себе язык, что для сладкоголосого сирена вообще смерти подобно. Пришлось временно перевести господина Моро из разряда подозреваемых в разряд пострадавших и оказать ему первую медицинскую помощь. После этого, более или менее пришедший в себя, Виктор смотрел на Хамского со странной смесью священной ярости и экзистенциального страха. Что, естественно, не могло не радовать моего друга, и внушало ему непоколебимую уверенность в своих дипломатических способностях.

  – Фто?! – Наконец, разродился сирен. – Та как фы смеете?!

  – Принстон, – повернулся ко мне Мордред. – Почему они все такие неоригинальные и задают один и тот же вопрос?

  – Может потому, что вы умудряетесь вывести из себя любого за три минуты?

   Я философски раскрыл портсигар, который вынул из кармана Моро, когда оказывал тому первую помощь. У нашего подозреваемого определенно был хороший вкус, но из-за повреждения языка курение ему в ближайшее время все равно противопоказано.

  – Надо улучшать результат, – задумчиво протянул Хамский, взял у меня сигару, закурил и снова обратился к Виктору. – Итак, вы убили Мориса Флемминга потому, что тот отказывался продавать вам свой пакет акций?

  – Это перехотит фсе гранисы. Я фынуштен фысфать слуфбу бесопасности! – Резко выпрямившись в кресле, господин Моро попытался произнести это непоколебимо и внушительно. У него получилось бы, не шепелявь он так забавно.

   Вот и Хамский не проникся. Он лишь самодовольно улыбнулся и выдвинул свой контраргумент.

  – Завтра же подробности вашей интимной жизни будут на первых полосах всех газет.

  – Фы ничефо не докашете!

  – А когда это нашей прессе нужны были доказательства?

  – Я опращусь ф полисию.

  – Попробуйте, и они арестуют вас по подозрению в убийстве.

  – Мы тофе мофем раскопать о фас постытные факты!

   А вот тут Виктор здорово промахнулся. Ибо ничто на свете Хамский не любил большей любовью, чем черный пиар.

  – Дерзайте! Я буду только рад. Видите ли, я – гений, мне можно все. А вот вам – почтенному мужу, отцу семейства, вице-президенту фирмы – нельзя ничего. Кто из нас в более выигрышной ситуации?

   Моро сдался. Он даже как-то весь скукожился и обмяк.

  – Сего вы хотите?

  – Кто убил Мориса Флемминга? – Я тоже решил поучаствовать в столь увлекательном диалоге.

  – Не я.

   Он ответил подозрительно быстро. Либо я становлюсь таким же параноиком, как мой друг, либо Виктор Моро действительно что-то скрывает.

  – Кого вы подозреваете?

  – Никофо. Морис фыл не столь знасимой фигурой.

  – Враги, недоброжелатели, он занимался чем-то противозаконным?

  – Не фнаю, погофорите с феной.

   Хамский неожиданно встрепенулся.

  – Нам пора, Принстон. – Он с очаровательной улыбкой затушил сигару о край дорогого полированного стола сирена, и поднялся – как всегда энергичный и обаятельный. – Было познавательно с вами познакомиться, господин Моро. Еще увидимся.

   Фамильярно подмигнув подозреваемому, Мордред беззаботно отвернулся и пошел к выходу. Я последовал за другом, не удостоив Виктора прощанием. Не люблю существ, не умеющих быть благодарными за оказанную мною медицинскую помощь.

  Мы вышли из кабинета Виктора Моро, провожаемые его злобным и затравленным взглядом исподлобья. Он определенно что-то знал.

  ***

  – Что вы думаете, Хамский?

   Я решился задать этот вопрос тогда, когда мы вышли из здания 'Нью-Девилл Индастриал Строй Групп' и шли по оживленной Астарот-авеню, пересекающей деловой центр города. Хамский удивленно на меня посмотрел. Судя по всему, он снова глубоко ушел в себя и попытался там заблудиться.

  – У меня кончается опиум, – неожиданно выдал он. – Нужно пополнить запасы.

   Я был привычен к подобным проявлениям оборотной стороны гениальности у моего соседа.

  – А по поводу Виктора Моро?

  – А зачем мне о нем думать?

   Хамский остановился у края дороги, подзывая кэб. Когда мы забрались внутрь поминутно чихающей мазутом кроваво-красной машинки, разговор продолжился.

  – Он убийца? – Полувопросительно поинтересовался я.

  – Кто вам такое сказал? – Искренне удивился Хамский.

  – Значит, он чист?

  – Почему вы так решили?

   Я почувствовал себя окончательно запутавшимся.

  – Так он или не он убил Мориса Флемминга?

  – Друг мой, – Хамский хитро улыбнулся. – Правда – очень странная вещь. Иной раз она поворачивается к нам самыми разнообразными и даже в корне противоречащими друг другу сторонами.

   Проговорив эту маловразумительную сентенцию, Мордерд откинулся на спинку сидения, вытащил неизменный револьвер, и дальнейший путь мы проделали под аккомпанемент его одиночных выстрелов по пролетающим мимо птицам. Хамский никогда не считал ворон. Он их отстреливал.

  ***

   Миссис Нора Флемминг, вдова покойного Мориса, имела очень вытянутое лицо с тонкой сухой кожей и мелкими чертами. Уголки её глаз и рта были столь скорбно опущены вниз, что создавалось впечатление, будто бы она всю жизнь вынуждена обонять нечто исключительно мерзкое.

   Увидев обаятельно улыбающегося Хамского на своем пороге, миссис Флемминг скривилась еще сильнее. Мой друг, словно и не замечая этого, улыбнулся еще шире. Губы вдовы образовали идеальное полукружие. Я поспешил представиться.

  – Джозеф Принстон и Мордред Хамский, детективы, расследуем гибель вашего мужа.

   Символически приподняв край шляпы, Мордред легко отодвинул плечом хозяйку дома и прошел внутрь. Вот уж кто точно не нуждался в приглашениях, запросто чувствуя себя в гостях как в своей квартире. Норе ничего не оставалось, кроме как жестом пригласить и меня войти. Мой коллега, тем временем, абсолютно самостоятельно нашел гостиную и облюбовал стоявшее особняком, высокое кресло.

  – Джентльмены, – миссис Флемминг крайне неодобрительно посмотрела на вольготно расположившегося Хамского. – Инспектор Эванс звонил мне и сообщил, что по подозрению в убийстве моего мужа арестован Виктор Моро. Так что я совершенно не понимаю, что вы тут делаете.

   Мордред задрал ноги на подлокотник и с любопытством школьника, подложившего скрепку на стул мерзкой учительнице, взглянул на Нору. Та посмотрела на моего друга как на пустое место и демонстративно обратилась ко мне голосом, напоминающим шуршание наждачной бумаги. Или шипение раздраженной гадюки. Как по мне, так оба этих звука одинаково сухи и неприятны.

  – Думаю, вам лучше покинуть мой дом. Я в трауре.

   Судя по выражению лица Норы Флемминг, траур у неё был пожизненный и начался еще с рождения. Однако игнорировать Хамского было далеко не так просто, как наивно полагала вдова. Мордред просто физически не мог переносить невнимание к своей персоне.

  – А что у вас с лицом? – По-детски простодушно осведомился мой друг, глядя на женщину кристально-честными глазами.

   Нору Флемминг перекосило. Да так явственно, что я чуть было не принял её за допельгангера, собирающегося линять.

  – Ну знаете...

   Что собиралась сказать почтенная вдова Мориса Флемминга так и останется навсегда от нас сокрыто исключительно по причине крайней невоспитанности моего друга.

  – А это заразно? – Он выразительно обвел пальцем свое лицо, намекая на особенности физиогномики женщины. – Впрочем, это больше интересно моему коллеге – он у нас патологоанатом. Скажите, а вы убили своего мужа потому, что он хотел с вами разводиться, а вы не хотели остаться без денег?

   Нора Флемминг оказалась дамой решительной. Куда решительнее, чем Виктор Моро. Она просто подошла, подняла Хамского за шиворот и на вытянутой руке вынесла за дверь. Повинуясь её красноречивому взгляду, я предпочел ретироваться самостоятельно.

  – Всего вам злобного, джентльмены.

   Дверь перед нашими носами с грохотом закрылась.

  – Есть еще чертовки в Нью-Девилле, – неунывающе хмыкнул Хамский, потирая руки. – Не расстраивайтесь, Принстон, мы пойдем другим путем.

   Опыт подсказывал мне, что как раз после этих слов я и начинаю расстраиваться.

  ***

  – Итак, кто же виновен? – Рассуждал я, попивая обжигающе-горячий кофе в милой забегаловке, находящейся в паре кварталов от дома Флеммингов. – И кстати, откуда вы узнали так много информации о Викторе Моро? Сомневаюсь, что по пятнышку на его рукаве.

   Хамский хитро на меня посмотрел.

  – Вы, Принстон, – самодовольно заявил он. – Почему-то страшно любите зацикливаться на одном методе, не замечая иных способов добыть информацию. А между тем они все буквально разбросаны у вас под ногами – только бери и пользуйся.

  – Вы имеете ввиду, что узнали все эти факты о жизни Моро из...?

  – Полицейского досье, конечно же! Коллеги инспектора Эванса давно разрабатывают фигуру Виктора.

  – И почему же я не читал этого досье? – Уязвлено поинтересовался я.

  – Мне прислали его почтой, а вы в это время были опять заняты какой-то ерундой. Кажется, писали очередное письмо очередной своей пассии.

  – Можно подумать, у вас женщин меньше.

  – Я, Принстон, – Хамский принял вид просветленного философа. – Никогда не трачу свое время на написание писем.

  – Да вы даже не всегда помните, как зовут ваших пассий.

  – Я вас умоляю, – Мордред пренебрежительно махнул рукой. – Кому это нужно? Одного универсального прозвища вполне достаточно.

   К моему глубочайшему сожалению, мой сосед был абсолютно прав. Никогда не понимал, что женщины находили в этом самодовольном социопатичном цинике, но факт оставался фактом – они висели на нем гроздьями. Это была какая-то страшная загадка, которую я, увы, похоже, так никогда и не решу.

  – Итак, – я снова постарался вернуться в русло расследования. – О Викторе Моро вы узнали из полицейского досье и потому шантажировали его вполне аргументировано. Прекрасно. Но с чего вы взяли, что Морис Флемминг собирался разводиться со своей женой?

   Хамский удивленно посмотрел на меня.

  – А вы бы захотели прожить с такой всю жизнь?

   Я не любил провокационные вопросы, но прав был Хамский, Морису Флеммингу можно было только посочувствовать. Однако чувство противоречия во мне возобладало.

  – А вдруг она ему и правда нравилась?

  – Да бросьте, – Мордред никогда не сомневался в собственных выводах. – Если только он был слеп как крот, и глух как лопоухий тетерев. Обычный брак по расчету – она богата, он – перспективен.

  – Хорошо, но мы же абсолютно не приблизились к личности настоящего убийцы!

  – Я же сказал, друг мой, у меня есть план.

  ***

  – Это и был ваш план?! – Злобно шипел я за спиной Хамского. – Дождаться, пока вдова поедет в участок давать показания, а самому пробраться в её дом?!

   Мой друг оставался непробиваемо спокоен.

  – И что?

  – Это незаконно!

  – И что?

  – Нас там могут обнаружить, если не хозяйка, вернувшаяся раньше времени, то, как минимум, прислуга, а у вас уже кончился весь компромат на прокуроров и судей!

  – И что?

   Хамский обернулся и посмотрел на меня почти что с жалостью. Я почувствовал себя непримиримо брюзжащим старым пнем. Правда, волею обстоятельств, мне пришлось замолчать. Благополучно преодолев ограду, мы штурмовали открытое окно второго этажа, взбираясь по крайне ненадежным побегам ядовитого плюща. Который, к тому же, недовольно шипел и пытался прицельно плюнуть нам ядом в глаза.

   Ну и конечно же, открытое окно привело нас в спальню хозяйки дома.

  – А тут... – Хамский неопределенно пошевелил пальцами. – Обаятельно.

   Я бы охарактеризовал это помещение иначе. Под стать своей хозяйке, оно было сухо, предельно аскетично и крайне неприятно. Безлико-серые стены, узкая односпальная кровать, могущая соперничать удобством с поленом, старый рассохшийся шкаф, да алтарь на противоположной кровати стене.

  Судя по нему, Нора Флемминг принадлежала к малочисленной секте последователей Люцифера Скорбящего. Собственно невостребована эта секта была как раз потому, что её приверженцам было запрещено практически все. Традиционные оргии вменялось проводить лишь шесть раз в год, но большинство сектантов, стоило им взглянуть друг на друга, отказывалось и от этого минимума. Дело в том, что от постоянной скорби лица их сводили просто неподражаемые судороги. А ведь многие еще и делали себе специализированные пластические операции...

  Взглянув на алтарь, Хамский пробормотал что-то вроде 'жалкие ограниченные личности', и тихо выскользнул за дверь. Комната покойного Флемминга оказалась на противоположной стороне коридора. Видимо, прав был мой друг, этот муж старался иметь как можно меньше общего со своей супругой.

  И, обустраивая свои кабинет и спальню, он постарался самовыразиться по максимуму. Чего тут только не было! И оружие, развешанное по стенам, и трофейные головы животных, глядящие на нас с немой укоризной, и дорогая полированная мебель. Я присмотрелся повнимательнее, и золотой брегет, лежащий на письменном столе убитого, перекочевал в мой карман. Люблю хранить памятные сувениры с мест преступления. Хамский, тем временем, шустрой лаской скользил по комнате, осматривая все, что можно было осмотреть. Его внимание привлекла визитница.

  – Ага! – Довольно сказал Мордред, при неверном свете луны рассматривая прямоугольный кусочек бумаги. – Но должно быть что-то еще! Принстон, ищите тайники.

   Мы принялись методично обыскивать комнату Мориса Флемминга, найдя при этом массу самых разнообразных вещей, которые нормальные черти вроде бы и не должны хранить в своих спальнях, но вожделенный тайник категорически отказывался находиться. Удача улыбнулась мне, когда утомленный Мордерд уже готов был вспарывать матрас покойного, срывать с пола паркет и долбить стены. Я был несколько против столь масштабных поисков и шумовых эффектов.

   Вот примерно в тот момент, когда Хамский с ножом хищно примеривался к матрасу, я заметил нечто подозрительное в ящике письменного стола убитого. По сути, сначала мы на него даже и не заметили – двойное дно было настолько искусно сделано, что абсолютно не привлекало внимания. Я свистнул, и Мордред мгновенно оказался рядом, вскрывая ящик и извлекая оттуда непроявленную фото-пленку.

   И мы уже собирались уходить, как... слегка скрипнув, открылась дверь. Нора Флемминг стояла на пороге неподкупным воплощением Уголовного Кодекса. Взглянув на её неизменно кислое лицо, Хамский предпочел выброситься из окна самостоятельно. Впрочем, зная его паучью ловкость, я не удивлюсь, если он уже спустился, преодолел забор, и теперь, насвистывая, прохаживается в каком-нибудь закоулке, поджидая меня.

   Увы, последовать примеру моего друга я не мог, так как стоял дальше от окна, а миссис Флемминг уже решительным шагом приближалась ко мне. Она уже хотела сказать что-то, несомненно, грозное и обличительное, когда я, наконец, увидел единственный выход из этой патовой ситуации. Зажмурившись, и представляя на её месте нежную крошку Лорен, я крепко поцеловал опешившую вдову.

   Что показательно, она даже не стала отбиваться, хотя бы для приличия. Более того, я почувствовал, что если не приму сейчас решительных мер, то меня быстро, профессионально и абсолютно безжалостно изнасилуют в ноль. Поэтому, мне пришлось, применяя нешуточную силу, оторвать от себя цепкие ручки Норы, отвесить поклон в лучших традициях Хамского, и ласточкой сигануть в окно. Признаюсь, за все года дружбы с Мордредом – это был самый мой благоразумный поступок.

   ***

  – Нору Флемминг вчера ночью арестовали!

   Я завтракал и читал утреннюю газету. Хамский занимался очередными своими исследованиями. Кой ангел ему необходимо было проводить их именно в столовой – он не признавался. Но я подозревал, что ему просто необходимы почтительно внимающие слушатели.

  – Да что вы? – Рассеянно отозвался Мордред, чем-то неаппетитно чавкая.

  – Да, говорят, в полицию ночью позвонил некий анонимный доброжелатель и сообщил, что видел почтенную вдову, закапывающую в своем саду нечто подозрительное. Приехавшая полиция собственно за этим занятием миссис Флемминг не поймала, но в указанном месте и вправду нашлись орудие убийства и вещи погибшего.

  – А палец? – Поинтересовался Хамский, как раз рассматривая чей-то под микроскопом.

  – Не указано. Полагаю, даже если бы и нашли – вряд ли стали бы раскрывать тайну следствия. Виктор Моро был отпущен на свободу. Так что же, дело раскрыто? Убийца – жена?

   Мордред хмыкнул и попытался взять что-то щипцами. 'Что-то', свистнув, пролетело мимо меня и с торжествующим бульком утонуло в чашке с кофе. С каменным выражением лица, я выловил десертной ложечкой из своей чашки чей-то глаз и подал Хамскому.

  – О, спасибо! – Обрадовался он. – Беда с этими глазами – так и норовят разбежаться.

   Я предпочел не развивать скользкую в прямом смысле тему.

  – Вы уже изучили негативы и визитку?

  – О да, – Мордред, радостно улыбаясь, вручил мне проявленные фотографии.

  – О... – Только и сумел сказать я, рассматривая их. – А..?

  – А все ниточки ведут сюда.

   Хамский торжественно вручил мне добытую с боем визитку. На лицевой стороне было отпечатано нечто, в равной степени напоминающее скрипичный ключ, знак параграфа и просто бессмысленную загогулину. 'Клуб настоящих джентльменов' – гласила надпись рядом с ней. И все. Ни адреса, ни названия, ни вообще каких-либо координат. На обратной стороне затейливым почерком было выведено имя – Арчи.

  – И конечно, вы уже знаете, что это? – Скептично поинтересовался я.

  – Безусловно, – широко ухмыльнулся Мордред, надевая неизменную шляпу – на этот раз коричневую, в тон туфлям. – И едем мы как раз туда.

  ***

   Хамский так уверено вел нас по узким улочкам Нью-Девилла, словно проработал служебно-розыскным вервульфом всю свою жизнь. На углу Фиар-стрит и Лонгскрим он внезапно остановился как вкопанный. Ругань прохожих и недовольное гудение вставших в пробке автомобилей ему нисколько не мешало.

  – Вот оно! – Внезапно отмер мой друг.

  – Что? – Убито поинтересовался я. За эти несколько минут на меня вылили недельную норму оскорблений. Обиднее всего почему-то звучали визгливые вопли машин.

  – Да смотрите же! – Хамский решительно подошел к крыльцу агентства ритуальных услуг.

   'Свадьбы, похороны и другие мероприятия. Весело, задорно, постоянным клиентам – скидка!' – гласила жизнерадостная вывеска над ним. Однако, как выяснилось, интересовала моего друга отнюдь не она.

  – Вот. – Мордред обличительно ткнул пальцем в неприметный камень сбоку от третьего окна. Действительно, приглядевшись, на нем можно было различить выцарапанный символ. Тот самый, что был на визитке. Рядом была стрелочка.

   Следуя указателям, которые мой коллега умудрялся находить буквально с первого взгляда, мы обошли здание с торца и увидели дверь. Дверь была старая, облупленная, забрызганная бурыми пятнами загадочного происхождения, и, казалось, старательно делал вид, будто бы к этому зданию она не имеет вовсе никакого отношения. На стене рядом были накарябаны все тот же знак и несколько нот. Хамский, не задумываясь, воспроизвел предложенный мотивчик.

   После пары минут ожидания, когда я уже собирался было предложить поискать иные ниточки, дверь как-то очень недовольно и недоверчиво открылась. Стоявший за ней сатир обладал глубоко посаженными колючими глазками и очень острым, подвижным носом, буквально созданным для вынюхивания неприятностей.

  – Джентльмены? – Полувопросительно полуугрожающе поинтересовался он, наставив на нас короткие рожки и хмуро поглядывая исподлобья.

   Хамский молча показал ему визитку, но в руки не дал. Сатир мгновенно преобразился. Едва не завиваясь штопором, он льстиво заулыбался, но, прежде чем впустить, задал еще один вопрос.

  – Вижу, вы у нас впервые и пришли по рекомендации. Не будете ли столь любезны назвать имя джентльмена, вас пригласившего?

   Я открыл рот в замешательстве, и уже хотел назвать первое пришедшее на ум имя, когда Мордред, все с той же любезной улыбочкой, ласково заехал мне локтем под дых. Пока я пытался выдать страдальческую гримасу за улыбку и немного отдышаться, Хамский сказал примерно следующее:

  – Хм, надо же. Когда мы шли сюда, то были искренне уверены, что все члены клуба сохраняют полную анонимность и имена их неизвестны никому.

  – О, – сатир наконец-то распахнул перед нами дверь. – Прошу прощения за эту последнюю проверку. Видите ли, наш клуб весьма деликатного свойства...

   Да, когда мы с Хамским вошли, прошли холл и оказались на рецепции, то деликатные и сугубо интимные свойства клуба видны были невооруженным взглядом.

   За стойкой стоял молодой черт, с ног до головы затянутый в игриво переливающийся латекс. За ним на стене висели предметы и приспособления, названия и назначения которых я предпочел бы не знать никогда в жизни.

  – Администрация клуба по интересам 'Противный шалун' приветствует вас!

   Черт обольстительно потянулся. Хамский, черт крайне широкой натуры и разнообразных взглядов, сдержанно кивнул. Я почувствовал непреодолимое желание забраться куда-нибудь повыше (хотя бы вон на тот шкаф с образцами плеток) и завопить что-то вроде 'Живым не дамся!'. Порыв хотя и не слишком достойный, но однозначно мужской.

  – Обычно у нас не принято приходить со своим партнером, – продолжал тем временем латексный черт. Мы с Хамским в ужасе посмотрели друг на друга. Такая трактовка наших отношений в головы нам не приходила. – Но мы приветствуем все виды извращений. Желаете ознакомиться с каталогом наших мальчиков?

   А потом Хамский сделал то, за что простить я его уже не смогу никогда в жизни, и вспоминая этот момент, я буду вздрагивать каждый раз. Он фривольно обнял меня за плечи, расплылся в наипохабнейшей улыбке и подмигнул парню с рецепции:

  – Конечно, сладенький.

   Паренек польщено зарделся.

  – Присаживайтесь вон туда! – Он указал нам на ряд диванчиков пошлейших цветов и самых неприличных форм.

  – Принстон, подыграйте мне, болван! – Мордерд цедил слова сквозь зубы, пока тащил меня к этим монстрам мебельной индустрии.

   Хамскому легко было говорить. Развитая шизофрения позволяла ему мгновенно приспосабливаться к любой жизненной коллизии. Я такой гибкостью, к счастью, не обладал.

   Когда коллега почти силой усадил меня диван, все так же сладко улыбающийся парень притащил нам каталог 'мальчиков'.

  – Вот, – сказал он. Застенчиво замолчал, но продолжил. – Моя смена кончается через полчаса... если что...

  – Будем иметь ввиду. – Оскалился Хамский и проводил латексного черта смачным шлепком по заду. Тот радостно взвизгнул и из-за стойки смотрел на моего друга абсолютно влюбленными глазами. Я почувствовал настойчивое желание побиться лбом об стену.

   Пока я предавался созерцательной меланхолии, Хамский развил бурную деятельность, рассматривая каталог, где... нет, об амуниции и позах запечатленных там мужчин я никогда и никому не скажу ни слова.

  – Ага! – Обрадовался, наконец, Мордред. – Дорогой, пошли.

   Бесцеремонно вздернув за шиворот, коллега потащил меня обратно к рецепции.

  – Мы выбрали, дорогуша, – он указал на фото. – Арчи.

  ***

  Сам по себе 'Клуб настоящих джентльменов' напоминал нечто среднее между борделем строгого режима и гостиницей. Нам с другом выделили отдельные апартаменты, украшенные цепями, крюками и ремнями на стенах, пожелали приятно провести время и пообещали, что Арчи вот-вот придет.

  Хамский, не снимая туфель, забрался на кровать, занимающую большую часть комнаты. Он похлопал по матрасу рядом с собой, предлагая присоединиться, но я предпочел неустойчивую колченогую табуретку в противоположном углу помещения.

  – Ну же, Принстон, будьте мужчиной. – Поморщился Мордред.

  – Именно это я и пытаюсь тут сделать! – Я отвечал сквозь зубы, стараясь, чтобы истерические нотки в голосе были не так заметны.

   В коридоре послышались шаги. Повинуясь супервыразительному знаку Хамского, я притаился за дверью.

  – Привет, мальчики!

   Лучезарно улыбаясь, в комнату вошло Нечто. Нечто старательно стреляло подведенными глазками и качало узкими бедрами, задрапированными в некую вольную импровизацию на тему набедренной повязки. Которая так и норовила распахнуться при каждом шаге. Хамский окинул вошедшего задумчивым взглядом. В его глазах читался научный интерес: 'Как, оно еще и разговаривает?'.

  – Привет, Арчи, – с грацией кошки мой друг соскользнул с кровати. Я нарочито громко захлопнул дверь. Мы быстро и профессионально взяли опешившего Арчи в клещи. – Поговорим?

  ***

   В темном-темном Аду, в темном-темном городе Нью-Девилле, в темном-темном Клубе, в темной-темной комнате, где даже и не стоило искать темную-темную кошку, разворачивались темные-темные события. Это если вкратце. А если поподробнее, то, после нашей плодотворной беседы с Арчи, происходило вот что.

   В одной из комнат Клуба, где никогда не горел свет, действительно встретились два джентльмена.

  – Вы получили мое сообщение? – Арчи явно нервничал.

  – Да. – Сухо ответил мужчина постарше. – Чего ты хочешь?

  – Денег! – Отчаянно храбрясь, пискнул Арчи. – За молчание.

  – Молчание о чем?

  – Вы заплатили мне, чтобы я привел Морриса сюда. Убили его. Я знаю об этом и хочу денег. – Арчи выпалил эту тираду на одном дыхании.

  – Я бы мог тебе заплатить... – Мужчина прошелся вокруг Арчи. – Как ты понимаешь, деньги – не проблема. Но оставлять живых свидетелей...

   В эту минуту произошло несколько событий сразу. Промелькнула смазанная тень, и Арчи издал прочувственный драматичный хрип. В комнате раздались чьи-то громкие и явно издевательские аплодисменты. Зажегся яркий слепящий свет, мгновенно обрисовавший занятную скульптурную композицию. Посреди комнаты Виктор Моро, забавно сведший глаза в одну точку, вдохновенно душил покорно обмякшего Арчи. В нос Виктору едва ли не упирались три револьвера разом, один из которых принадлежал собственно инспектору Эвансу. Неизвестно как затесавшиеся сюда репортеры старательно фотографировали, меняя пленку едва ли не зубами. Мордред Хамский, вдохновенным взглядом скульптора, смотрел на творящееся и аплодировал. Да, в нем умер гениальный постановщик драматических сцен. И слава Люциферу.

  – Виктор Моро, – с удовольствием проговорил Хамский. – А вы уже не шепелявите.

  – Моими стараниями. – Не преминул подчеркнуть я.

  – Ничтожества! Вам все равно ничего не доказать! – Заскандалил Виктор. – Жалкие личности!

  – Это моя реплика! – Возмутился Хамский.

   Арчи благополучно ускользнул под шумок так ловко, что этого даже никто не заметил.

  – Хамский, – Эванс собственноручно заковал сирена в наручники. – Может, объясните?

  – Все просто, господа, – Мордред картинно поправил шляпу. – Когда мы разговаривали с Виктором, то первое, на что я обратил внимание – это ма-альенкая татуировка на его мизинце. Вот здесь, почти у самого основания. Ну же, Виктор, будьте лапушкой, покажите мизинчик.

   Виктор сквозь зубы ответил, куда Хамский может пойти с такими предложениями, кого там найти, и что они друг другу могут сделать этими самыми мизинчиками.

  – Как некультурно, – восхитился Мордред, жестом фокусника доставая из-за уха господина Моро складной нож. Сирен занервничал. Особенно, когда мой друг выщелкнул лезвие и поводил им перед глазами подозреваемого. – Может, мне проще отрезать этот злосчастный палец?

  – Спокойно, Хамский, – Эванс примиряющее поднял руки. – Вам развлечение, а мне потом заполняй отчеты, доказывая, что он сам себе этот палец отгрыз.

   Пресса, почуяв сенсацию, навострила объективы фотоаппаратов.

  – Ладно, – сдался Виктор. – Смотрите.

   Протерев слезящиеся от вспышек глаза, мы увидели, что злосчастная татуировка представляет собой тот самый загадочный знак-эмблему Клуба.

  – Уже тогда я сделал соответствующие выводы, – продолжал тем временем Хамский. – Татуировка сделана на мизинце, а у убитого оный отсутствовал. Занятное совпадение, не находите? Приняв за аксиому то, что у Мориса Флемминга был такой же знак, получаем некое общество, клуб по интересам. Раз у Флемминга нет именно этого пальца, значит, убийца не хотел, чтобы стало известно о некой пикантной стороне его жизни. Для полиции, конечно, доказательств вины Моро было недостаточно, но для меня – вполне. Итак, уверившись в его причастности, я решил немного форсировать события. По моей просьбе, инспектор Эванс задержал господина Моро.

  – Полицейский произвол!

  Это совершенно не к месту вылез обсуждаемый сирен. Хамский сделал замысловатое движение кистью, и нож, который он продолжал вертеть в руках, вонзился в стену в каких-то паре миллиметров от головы Виктора.

  – Лучше не перебивайте его, – счел своим долгом вмешаться я. – Гении – личности нервные. А если разнервничается Хамский – то сам, в некотором роде, может перебить. Всех.

  – Спасибо, Принстон, – Мордред отблагодарил меня в своей обычной манере: символически приподняв двумя пальцами края шляпы. – Итак, вечером того же дня мы посетили дом покойного мистера Флемминга. Его почтенная вдова, к её огромному сожалению, не успела поучаствовать в трагичной смерти своего супруга. Но самое интересное скрывалось в вещах убитого.

   Хамский веером швырнул на колени Виктора Моро пачку проявленных фотографий. Журналисты немедленно взорвались серией вспышек, стараясь запечатлеть эффектный момент и собственно сами фото. Стоит заметить, что содержание их было крайне интимное. Инспектор Эванс, на правах главного полисмена изучивший снимки первым, стал густо-кирпичного цвета, что для горгула значит высшую степень смущения. Дабы не травмировать вашу психику, скажу только, что в хитровыкрученных позах на фото запечатлены были сам сирен, нечто четырехногое и лохматое, нечто однозначно мертвое, и нечто однозначно искусственного происхождения.

   Хамский, благостно улыбаясь, окинул довольным взглядом побуревше-позеленевшие физиономии всех присутствующих и продолжил.

  – Увидев, с позволения сказать, содержимое этих снимков, я пришел к выводу, что Морис Флемминг (явно пришедший в клуб недавно) раскрыл ваше инкогнито, Моро. Но не просто раскрыл – он шантажировал вас. Полиция выяснила, что на счет покойного недавно поступила внушительная сумма. Счет-отправитель, конечно, вычислить было не так просто, но вполне возможно. Этот счет был ваш, Виктор.

  – Вот видите! Я платил ему! Зачем мне его убивать?

   Сколько наблюдаю за этой жизнью, столько и думаю, что у некоторых существ просто поразительна тяга к самоубийству. Впрочем, на этот вопль Моро Хамский благородно не обратил внимания. Видимо потому, что был слишком поглощен своим рассказом.

  – О да, заплатили. Но он-то не успокоился. Морис Флемминг требовал с вас еще денег. А вы не из тех, кто запросто становится жертвой шантажа. И тогда я подумал: Флемминг был явно не дурак, он встречался с вами в общественных местах, где вы не могли бы причинить ему никакого вреда. Тогда как же вы убили его? Ответ лежит на поверхности, правда Принстон?