Текст книги "Голова мистера Шарпа (СИ)"

Автор книги: Принстон Джозеф

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Голова мистера Шарпа

   Мистер Шарп буквально потерял голову от такого пристального внимания к своей скромной особе. Он взирал на нас с вежливым недоумением, застывшим в красных глазах без зрачков, и злобным оскалом, искривившем тонкие бледные губы. Кажется, ему не доставляло удовольствия то, что с ним обходятся столь бесцеремонно, но возразить он, увы, не мог.

   Дело в том, что голова мистера Шарпа обреталась отдельно от остального его организма. Тело лежало в привольной и даже расслабленной позе рядом с помойкой на Скрэтч-стрит, всем своим видом показывая, как ему здесь комфортно. Голова устроилась точно посередине груди.

   Настроение у меня было возвышенное и даже, в некотором роде, поэтичное. Стояла весна, погода на улице радовала сыростью, а небо – всеми оттенками серого и черничного. Костлявые ветви деревьев грозили ему замысловатыми проклятиями. Помойка только придавала картине законченность и траурный шарм преходящести любого бытия. Полицейские горуглы летали вокруг уродливыми ангелами смерти в форменных мундирах, навевая мысли о тяжелых буднях работников почтовой службы доставки душ. Естественно, мистер Генри Шарп настолько вписывался в пейзаж, что глядел я на него почти с умилением.

   – Как насчет поиграть в футбол, Принстон? – Хамский привычно плевал как на приличия, так и на окружающие красоты, примеряясь к отделенной части тела.

   – Тяжеловата, – с сомнением ответил я. – Не пойдет.

   – Тут главное правильно рассчитать силу удара... – Не унимался друг.

   – Вы – Хамский и Принстон? – Энергичным шагом к нам приближалась чертовка в строгой полицейской форме. Уже заранее она смотрела на нас предубежденно и неприязненно.

   – А где инспектор Эванс? – сварливо поинтересовался Мордред, больше внимания уделяя трупу, чем новоприбывшей женщине. Та явно оскорбилась и вызывающе уперла руки в бока. Подкрепив антипатию агрессивной позой, позволяющей чувствовать себя уверенно и значимо, что с ее маленьким ростом смотрелось просто смешно, она представилась:

   – У него хватает других дел. Я – инспектор Джоди Уокер, и это дело – мое. Эванс попросил меня сделать исключение и выслушать вас. Валяйте, у вас две минуты.

   Мой друг выпрямился и смерил ее своим фирменным взглядом свысока, на который Эванс обычно не обращал внимания, а все остальные мгновенно начинали себя чувствовать кем-то вроде непрезентабельной помеси дождевого червя и навоза. Инспектор Уокер мгновенно вспыхнула, покраснев до кончиков небольших рожек. Даже мелко закрученные кудряшки и те, кажется, воинственно встопорщились. Но Хамский не позволил ей сказать что-либо. Джоди еще не понимала фатальности своей ошибки. Получив официальное разрешение говорить, Мордред всегда использовал его по полной и по своему усмотрению.

   – Мисс Уокер, – он сверкнул зубами в кривой улыбочке. Горгулы, ожидающие очередное бесплатное представление, приземлялись, сбивались в кучки, о чем-то шептались, били по рукам и стекались поближе. Признаться, в одной такой спонтанной беседе принял участие и я. – Да, именно мисс, постоянного партнера у вас нет, всю вчерашнюю ночь провели в клубе знакомств, но, очевидно, безуспешно. Пили грязный мартини с оливками – странный для вас выбор, слишком утонченно. Вернулись домой поздно, не выспались, завтрак пропустили. Находитесь не на слишком хорошем счету у начальства, вероятно, ваш босс интуитивно ощущает в вас латентную лесбиянку. Задумайтесь об этом, кстати. Все утро провели в расстроенных чувствах, занимаясь бумажной работой, вас послали сюда только потому, что Эванс занят – вывод? Вы недавно перевелись в это полицейское управление, вам еще не доверяют и пытаются спихнуть работу поскучнее. Но расстройство слишком сильное, неудачный вечер не довел бы вас до такого – сколько их уже было? Тут что-то другое, что-то, что сильно вас задело, настолько, что пальцы порезаны бумагой, а костяшки сбиты – вы со всей силы били в стену. Я в чем-то неправ? Принстон?

   – Помимо всего сказанного, могу добавить: кожа слишком бледна, сосуды в глазах полопались, нездоровый румянец – причина кроется в стрессе и тщательно подавляемой внутренней агрессии. Красные пятна на руках – скорее всего аллергия или легкий химический ожог.

   Видимо, у Джоди Уокер действительно были плохая ночь и отвратительное утро. Впрочем, мой друг может сделать таковым любое время суток, абсолютно бесплатно, исключительно по зову сердца. Ничего удивительного, что женщина, с сузившимися от ярости глазами, попыталась провести хук справа. Хамский увернулся и железной хваткой зафиксировал руку инспектора.

   – Раз, – довольно считал он. В воздух взлетела левая рука. Обезвредив ее точно так же, Мордред продолжал глумиться. – Два, – в дело пошла нога. Блокировав удар, он ловким финтом повернул мисс Уокер спиной к себе и защелкнул на ней ее же наручники. – И три. Кто выиграл?

   – Что?.. – Женщина широко раскрыла глаза, ошарашенная случившимся. Все, кто впервые встречаются с нами, ведут себя удручающе одинаково. Никакой оригинальности.

   – Мы, – радостно отвечал я, наблюдая за тем, как некоторые горгулы разочарованно достают бумажники, а один срочно летит в управление, сообщать результаты. – Ставка три к одному на то, что вы выведете ее из себя меньше, чем за минуту, и пять к трем – на то, что она сумеет провести не больше трех ударов.

   – Прекрасно, – Хамский извлек откуда-то скрепку (ключами он не пользовался принципиально), и за пару секунд вскрыл наручники. – Что ж, инспектор Уокер, полагаю церемонию официального знакомства можно считать свершившейся. Вернемся к делам, нас дожидается занимательный труп!

   ***

   Тут надо заметить, что мистер Шарп не спешил, он вообще уже никуда не будет спешить в этой жизни. Но мисс Уокер, похоже, не привыкла к подобному обращению. Да что там, я даже толком не могу осуждать ее за этот поступок, поскольку сам неоднократно желал врезать своему другу как следует. В общем, прошипев малоприятное, но часто правдивое: «Козел!», Джоди попыталась взять реванш. Увы для нее, полицейская Академия заставляет своих выпускников мыслить штампами, и в рукопашной это проявляется в полной мере. Зачастую это и губит их в схватках с нестандартно думающими личностями.

   Минутку поотбивавшись от разъяренной женщины, Хамский откровенно заскучал.

   – Принстон, – Раздраженно прокричал он, хватая инспектора Уокер за ногу, летевшую ему в голову, и немало озадачивая противницу тем, что не желал ее отпускать. – Она мне шляпу испортит! Займите ее чем-нибудь! Поговорите, в конце концов, вы же гордитесь своими дипломатическими способностями!

   Передав мне, как боевой трофей, ногу инспектора, которая демонстрировала неплохую растяжку, Хамский невозмутимо пошел осматривать труп. Мы с Джоди встретились взглядами.

   – Псих? – Скорее не спросила, а констатировала она почти с благоговейным ужасом.

   – И это тоже, – не стал категорично отказываться я. – Может, поговорим?

   – Может, для начала отпустите?

   – А вы точно адекватная?

   – Ненадолго. Принудительный шпагат точно не способствует адекватности.

   – О, прошу прощения, – я, наконец, выпустил многострадальную конечность. – Видите ли, вы только что прошли нечто вроде посвящения и боевого крещения одновременно.

   – И тотализатор – его часть? – На меня недоверчиво посмотрели.

   – Неотъемлемая, – пылко заверил я. – Но ваша реакция вполне нормальна. На моего коллегу все так реагируют, а некоторые – еще даже до того, как он успевает открыть рот. На моей памяти только инспектор Эванс умудряется игнорировать его эскапады. Помнится, на нем мы тогда проиграли кругленькую сумму...

   – Может, прекратите любезничать, – сварливо позвал Мордред, вертящий в руках голову покойного. – У нас тут труп!

   На самом деле, он нашел что-то интересное и сейчас ему нужна благоговейно внимающая аудитория. Мой коллега слишком любил работать на публику. Вот только она крайне редко отвечала ему взаимностью.

   ***

   – И что же вы нашли? – Инспектор Уокер еще не отошла от представления, устроенного Хамским. Тому, впрочем, было все равно.

   – Принстон?

   Я опустился на корточки рядом с почившим мистером Шарпом, наконец-то дождавшимся своего звездного часа.

   – А где голова?! – Коллега, с непередаваемым выражением лица передал ее мне. Знай я его чуть хуже, подумал бы, что отобрал любимую игрушку у ребенка. – Продезинфицируйте руки. Итак, мужчина двадцати пяти-тридцати лет, вампир. Без анализов время смерти установить сложно, предположу, что примерно часов шесть-восемь назад. Смерть наступила... – пришел мой черед вертеть и осматривать многострадальную голову. – От тяжелого химического ожога. Нужна экспертиза, но с уверенностью в девяносто процентов могу сказать, что голову отделили от туловища с помощью туго затянутой серебряной цепочки. Орудие преступления, как я понимаю, обнаружено не было.

   – А еще его убили не здесь! – Торжествующе заявила инспектор Уокер.

   – Это почему же? – Хамский скептично хмыкнул.

   – Крови на месте преступления практически нет.

   Конечно, я бы тоже мог разбить самоуверенное заявление мисс Уокер в пух и прах, но понимал, чем это чревато. Мордред и так слишком долго молчал.

   – Чушь! Его убили здесь, на этом самом месте. И вот почему: серебро пережгло жертве шею, это значит, что кровь запеклась, и ее просто не могло быть много. Но, если вы дадите себе труд приглядеться, то можете заметить, что отделенная часть тела упала на асфальт и прокатилась ровно до угла этого ящика, – Хамский прошел весь путь блудной головы, и для наглядности топнул ногой в том месте, где она остановилась. – А уже здесь ее подобрали и возвратили владельцу.

   Мордред снова вернулся к нам:

   – Он хорошо знал убийцу.

   – Бред! – Инспектор Уокер фыркнула разозленной кошкой. – Убийцей может быть кто угодно, любой маньяк!

   Мой коллега посмотрел на нее с откровенной жалостью, столь явной, что даже стало как-то неудобно:

   – Это обязательный критерий для поступления в полицейскую Академию?

   – Что? – Женщина насторожилась и не зря.

   – Непроходимая глупость и наличие мозга исключительно в декоративных целях, – любезно пояснил детектив. – Конечно он прекрасно знал убийцу. Неужели вы думаете, что вампир-эстет будет совершать обязательный вечерний моцион, любуясь помойкой? Взгляните на него: маникюр, автозагар, идеальная прическа – он определенно был... Принстон, как будет мужской род слова "содержанка"? Неважно, вы меня поняли. Он не знает физической работы – мышцы вяловаты, наш труп только изредка посещал спортзал. Теперь о том, почему он знал убийцу. Его вызвали на рандеву из дома, вызвали неожиданно. И если брюки он еще успел переодеть, то рубашка явно домашняя – на ней брызги зубной пасты и капли острого соуса. Встреча не планировалась долгой – наша жертва даже не надела под туфли носки. Вампир вышел к убийце, и неспешно беседуя, они оказались здесь. Дальнейшие события представить несложно. Если хотите услышать мое мнение – проверьте списки элитных эскорт-агенств. Наш мистер Шарп наверняка в них отыщется.

   – Все это чушь и домыслы!

   Люблю несгибаемых чертей. Но только не в том случае, когда несгибаемость переходит в откровенное упрямство, а там уж и в глупость. Судя по всему, до последнего шага Джоди Уокер оставалось недолго.

   – А вы проверьте, – Хамский осиял ее полной превосходства улыбкой. – Пойдемте, Принстон, у нас масса дел.

   Отвесив инспектору Уокер ироничный поклон, Мордред, не дожидаясь меня, пошел к выходу из тупичка помойки.

   Женщина прожгла его яростным взглядом. Мой друг обладал потрясающим антиталантом заводить врагов меньше, чем за полчаса.

   ***

   Всю дорогу до квартиры 13/13 по Хэллвей-стрит, Хамский молчал и был интригующе загадочен. Я тоже не торопился дергать его за рукав и приставать с вопросами. В конце концов, зная этого черта столько лет, я пребывал в абсолютной уверенности, что дома он не преминет выложить мне все мысли по поводу дела. Мордред принадлежал к тому типу существ, что просто жить не могут без восторженной аудитории.

   Попади он на необитаемый остров, то умер бы отнюдь не от недостатка пищи или элементарных удобств – гениальный ум подсказал бы все, что нужно. Боюсь, на необитаемом острове он умер бы от недостатка внимания.

   – Итак?.. – Я решил слегка форсировать события, но не раньше, чем мы пришли домой, Хамский снял пальто и шляпу, и угнездился в любимом кресле. Он посмотрел на меня как вампир на солярий – примерно с той же степенью недоумения. Потом, правда, лицо его прояснилось и приобрело плотоядно-загадочное выражение, которое, признаюсь, нравилось мне не больше первого.

   – Ах да, – довольно протянул коллега. – Вы же еще не знаете!

   – Не знаю что? – Насторожился я. С таким лицом он вполне может сообщать как весть о гибели моей любимой бабушки, так и новость о конце света.

   В гостиную зашла миссис Адсон и плюхнула перед нами поднос с ланчем. Сделала она это с таким видом, будто бы лично подсыпала в еду и кофе лучшую отраву на континенте. Мы с Хамским подозрительно уставились на сэндвичи, ожидая от них все, что угодно.

   – Что-нибудь еще? – Чопорности в нашей экономке хватило бы на трех королевских дворецких.

   – Нет, можете быть свободны. – Хамский тоже умел быть чрезвычайно самодовольным, что он сейчас с удовольствием и демонстрировал. – И... миссис Адсон! – Его окрик нагнал женщину у самой двери. – Тосты не слишком хрустящие. В следующий раз прожаривайте их лучше.

   Экономка кинула на него взгляд, долженствовавший обратить Мордреда в лужицу. Впрочем, на расстоянии он уничтожался плохо, а до примитивной удавки, миссис Адсон похоже еще не дозрела. Так что, она лишь чуть громче, чем нужно хлопнула дверью, выходя с таким видом, словно Хамский только что посягнул на честь ее дражайшей матушки.

   – Так чего же я не знаю? – Я рискнул-таки отпить кофе.

   – О сюрпризе, – таинственно отозвался друг. – О, голова мистера Вампира-по-вызову была настоящим ларцом с сюрпризами.

   – Что вы имеете в виду? – На ум почему-то приходили исключительно мозговые слизни.

   – Вот это! – Хамский вынул из кармана брюк маленький латунный ключик, с прикрепленной к нему биркой. – Пока вы так удачно отвлекали инспектора Уокер, я нашел во рту жертвы то, что адресовано лично нам.

   Он повернул бирку ко мне. Увидев там печально знакомый отпечаток губ и надпись: "Найди меня за двое суток!", я с трудом подавил желание побиться головой о что-нибудь твердое. Корделия Блэк снова вламывалась в нашу жизнь с грацией бешенного носорога. А мой друг, похоже, искренне этому радовался.

   ***

   – Я знаю, что это!

   Торжествующий вопль Хамского едва не отправил меня в короткий, но зрелищный полет с балкона. Собственно, от свободного парения меня удержало острое нежелание делать Корделии столь шикарный подарок. С трудом обретя шаткое равновесие, я поспешил вернуться в гостиную.

   – И что же? – Я зашел в комнату, и тут же пожалел об этом. Мордред нарезал по ней круги, здорово напоминая разозленного шмеля.

   – Ну же, Принстон, напрягите память! Я не заставляю вас думать – это бессмысленно, но вспомнить-то вы можете?

   – Не имею представления, о чем вы, – я постарался зарыться поглубже в кресло.

   – Как же устроен ваш странный мозг? – Хамский затормозил возле меня. – Вы уже сообщили Эвансу про картину Пюрэ?

   О, Пюрэ, будь он благословенен! Со всей этой чехардой вокруг Краттера, он благополучно вылетел у меня из головы. Я отрицательно покачал головой, удивленный резкой переменой темы.

   – Прекрасно! – Экстатически воскликнул Мордред, возобновляя свое хаотичное движение. – Помните тот день, когда мы с вами посещали галерею Пи Ши?

   Я действительно помнил этот прискорбный факт нашей биографии. Во время осмотра коллекции, Хамский громко и со вкусом отпускал едкие комментарии на тему того, что это авангардное искусство настолько авангардное, что уже почти андеграундное, и лучше бы его никому не показывать.

   – Так вот, – продолжал неугомонный друг, которому было глубоко плевать на то, что из "подпола искусства" нас вежливо выпроводила охрана. О своих попытках поставить диагноз художников по картинам, я старался не вспоминать. – Эта самая галерея специализируется на современном искусстве, но недавно некий анонимный меценат пожертвовал туда малоизвестные творения великого Опплевалли.

   – Почему я этого не помню?

   – Потому что вы флиртовали с симпатичной сотрудницей. Но это все несущественно! Помимо полотен, там были еще и вещи, которые художник изготавливал на заказ или для себя.

   – Вы о тех гигантских гвоздях и расческе с двумя зубцами?

   Хамский осуждающе посмотрел на меня. Я почувствовал себя чертом, бесконечно далеким от понимания искусства вообще и творчества Опплевалли в частности.

   – Это была вилка. Но, в целом, вы правы. Среди них был маленький сундучок, не слишком понятного назначения, защищенный каббалистическими знаками так, что открыть его можно только одним единственным, родным, ключом, который считался безвозвратно утерянным. Этим, я полагаю.

   – Почему вы так думаете? – Я был настроен скептично. Ну в самом деле, запомнить какой-то незначительный сундучок, соотнести его с еще более маленьким ключом...

   – Ковка на ключе совпадает с узором оплетки на углах сундучка.

   – И как же вы намереваетесь им завладеть? – Признаюсь честно, я ожидал какое-нибудь феерическое предложение от Хамского. Но то, что заявил он, буквально против воли заставило меня восхититься.

   – О, – друг мечтательно заулыбался. – У меня есть малоизвестная работа: "Триста двадцать пять способов совершить идеальное преступление". Вы когда-нибудь хотели совершить ограбление, Принстон?

   – Нет, – быстро открестился я от сомнительной перспективы.

   – А совершить ограбление и не быть потом пойманным? – С видом матерого искусителя продолжал Хамский. Если бы он так рекламировал свою книгу, ее расхватали бы быстрее, чем горячие пирожки с потрошками.

   Мне нечем было крыть. Перспектива одновременно пугала последствиями и радовала неизведанными возможностями. Мордред всегда умел убеждать.

   ***

   – И как же вам удалось получить план здания галереи? – Удивлялся я, пока мы возвращались из архитектурного бюро Нью-Девилла. Ввиду приятной во всех отношениях погоды, мы предприняли пеший променад, наслаждаясь бешеным движением города и хмурыми красками весны. Думалось на ходу тоже лучше.

   – Я жутко обаятельный, – самодовольно улыбнулся Хамский, сверкнув белыми зубами. Багровые глаза под полями шляпы искрились веселой сумасшедшинкой.

   – Жутко – здесь ключевое слово. Боюсь, что ту престарелую грымзу-русалку не удалось соблазнить бы и самому Люциферу.

   – Просто нужно знать, как это делать, – Мордред многозначительно подвигал бровями.

   – Бросьте, скорее вы просто ее подкупили. Если такие мерзкие тетки и любят еще что-то в своей жизни, то это точно деньги.

   – Я же говорю, – невозмутимо ответил друг. – Главное, знать метод.

   Мы уже подходили к дому, на пороге которого возникло неожиданное препятствие. Там топталось существо, которое мы меньше всего хотели бы видеть.

   – Если вы сумеете очаровать и ее, – я кивнул на инспектора Уокер. – Я поставлю вам памятник.

   Джоди Уокер имела вид, мягко говоря, странный. Она смотрела на нашу дверь удивленно выпученными глазами, причем левый как-то подозрительно подергивался.

   – Инспектор Уокер? – В противовес утренней встрече, сейчас Хамский держался с достоинством потомственного джентльмена. Джоди на его поведение было глубоко плевать. Она вообще как-то плохо реагировала на внешние раздражители.

   – Ваша экономка заявила, что в отсутствие хозяев никогда еще не пускала в квартиру копов, и этот раз – не исключение. После чего залегла с пулеметом напротив входа.

   Мы с Хамским выразительно переглянулись, одновременно испытав к миссис Адсон нечто вроде благодарности. В свете сложившейся ситуации, полицейские – явно последние существа, которых мы хотели бы видеть у себя дома.

   – Сами понимаете, у женщины было трудное детство, полная лишений юность, – туманно отозвался мой коллега.

   – А сейчас она вообще работает у нас, – поддержал я его.

   Видимо, аргумент оказался серьезным – в глазах чертовки засветилось понимание. Увы, вместе с самообладанием к ней вернулась и прежняя неприязнь.

   – Я пришла узнать, есть ли в деле какие-то подвижки?

   Хамский картинно выгнул бровь. Лично я считал это его умение весьма зрелищным, и сам втайне тренировался перед зеркалом. Мисс Уокер попыталась скопировать это выражение лица, но вышло неубедительно и бледненько.

   – Вы что, искренне считаете, что раз мы взялись за дело – то должны немедленно предоставить вам убийцу, связанного подарочной ленточкой? – Удивился я.

   – А чем вы занимались весь день? – Инспектор не переставала поражать оригинальным полетом мысли.

   Я, пожалуй, вполне осознал и проникся неприязнью Хамского к ней.

   – Что я вижу? – Фальшиво изумился он. – Инспектор полиции признается в своей профессиональной несостоятельности? Желаете, чтобы мы поймали преступника за вас?

   – Желаю, чтобы вы перестали путаться у меня под ногами! – Похоже, разговоры о профессионализме и его прискорбном отсутствии изрядно ее нервировали.

   Мордред окинул ее нарочито оценивающим взглядом:

   – Вынужден вас разочаровать, у вас не настолько красивые и длинные ноги, чтобы под ними хотелось путаться.

   Провожая взглядом раздраженно уходящую женщину, Хамский задумчиво пробормотал:

   – Что-то здесь нечисто...

   – О чем вы?

   – Пока неважно, – он вытащил из кармана идеально-белый накрахмаленный платок. Приоткрыл дверь, просунул туда руку и помахал им, как флагом. – Миссис Адсон, не стреляйте, это мы!

   На мой удивленный взгляд Мордред спокойно ответил:

   – Поверьте, Принстон, когда за дверью вас ждет решительно настроенная женщина с пулеметом – лучше предупредить о своем приходе заранее...

   ***

   За три часа до описываемых событий мне тоже пришлось изрядно понервничать. Естественно, косвенным образом это было связано с Хамским. Точнее, с его гениальными идеями ограбления.

   – Принстон, – задумчиво сказал он, рассматривая недавно полученный список "клиенток" почившего мистера Шарпа. Склеенный каким-то полицейским доброхотом свиток, злорадно шурша, развернулся и укатился куда-то в конец комнаты. Любвеобильность умершего внушала трепет и уважение к нелегкой профессии. – А ведь нам нужен сертификат на сундучок Опплевалли.

   – Сертификат? – С недоумением отозвался я, как раз в этот момент мучительно размышляющий на тему того, что было бы лучше: заниматься рутинным делом об убийстве, или же планировать ограбление. Свиток перевешивал чашу весов в сторону последнего. Преступникам хотя бы не нужно обременять себя бюрократией...

   – Ну да, – раздраженно ответил друг, пребывающий сейчас в далеко не джентльменской позе посреди комнаты. А именно: на четвереньках. Видимо, читалось в таком положении гораздо лучше, по крайней мере, делал это Хамский просто с поразительной скоростью. – На все произведения искусства создаются специальные сертификаты, где указывается все: начиная от года создания и материалов, заканчивая владельцами, если таковые имелись. Последние нам, конечно, без надобности. А вот материалы, из которых сработано изделие – очень даже нужны. Наша подделка должна быть наивысшего качества.

   Нет, похоже, я все же погорячился. Работа преступника ничуть не легче.

   – И где же мы возьмем сертификат? – Я буквально позвоночником чувствовал, что коллега сейчас выдаст нечто такое, что мне крайне не понравится.

   – Естественно, в галерее Пи Ши. Помнится, у вас там была милая знакомая? Вот и напроситесь к ней на чай!

   Предчувствие в который раз меня не подвело.

   ***

   Галерея Пи Ши, как громко заявляла реклама, была «храмом современного авангардного искусства». Уж не знаю, какому божеству здесь совершались службы, но я бы на его месте в подобные заведения не заглядывал. Казалось, вся галерея состоит из одних лишь коридоров и пары залов, расположенных по отношению друг к другу самым хаотичным образом. Думаю, если смотреть на это здание с высоты птичьего (или хотя бы горгульего) полета, то оно здорово бы напоминало кривобокую снежинку авангардно скрещенную с пальмовым листом. Но, и тут надо отдать проектировщикам должное, «храм искусства» наглядно демонстрировал всю специфику выставляемых здесь произведений.

   "Милую знакомую" Эшли я совершенно случайно, перемещаясь по коридорам вопреки всякой логике, обнаружил в главном зале, где она сурово распекала несчастную уборщицу-эльфийку. Прислушавшись, я узнал причину недовольства. Оказывается, уборщица смела веником (справедливо приняв ее за мусор) некую суперпрогрессивную инсталляцию из окурков и туалетной бумаги.

   – Да вы хоть понимаете, – вопияла Эшли, потрясая уликами совершенного преступления. – Сколько стоила эта инсталляция?!

   – Да мне еще доплатить должны за то, что я пакость эту убрала! – Уборщица стойко держала оборону, не собираясь сдаваться.

   – А что скажет автор?! Он подаст на нас в суд! О, Люцифер, какой скандал!

   – Не пойти бы вам вместе с этим автором в...! – Красочно описав, где по ее мнению самое место подобным художникам, что они там могут делать со своими произведениями, и каким боком во всех этих извращениях участвует весь персонал неуважаемой галереи, эльфийка перевернула мусорную корзину, шваркнула ее об пол и ушла, счастливо вопя: 'Тикки свободна!'.

   Эшли задумчиво смотрела на новообретенную мусорную инсталляцию.

   – Хм... – пробормотала она. – Так это смотрится даже лучше. Задуманная автором концепция бренности всего сущего и незначительности любой жизни видна гораздо яснее. В каждом окурке просматривается странная, а порой и причудливая судьба его обладателя, но то, что после него остался лишь окурок яснее ясного говорит о том, как низко и приземлено наше существование!

   Я решил не дожидаться потрясающих выводов о глубоком концептуальном значении туалетной бумаги.

   – О, Эшли! Какая приятная неожиданность! – Я изобразил бурную радость от 'случайной' встречи.

   Девушка встрепенулась. Признаться честно, я бы вряд ли запомнил в лицо малознакомого черта, с которым беседовал несколько недель назад. Хамский запоминал вообще все, что происходит вокруг, но после, могучим усилием мысли, отфильтровывал ненужное. Как он сам хвастался, в искусстве забвения ему не было равных. Эшли, похоже, была настолько не избалована мужским вниманием, что узнала меня мгновенно.

   – Джозеф! – Радостно заулыбавшись, она мигом подцепила меня под локоть. – Какая приятная встреча!

   Я тоскливо подумал о том, что все девушки, находящиеся в поисках серьезных отношений похожи одна на другую. Каким-то особым, хищным выражением лица и полной бескомпромиссностью. Порой, они готовы скорее загрызть объект воздыханий, чем позволить ему уползти из своих цепких когтистых ручек. Остро захотелось совершить вышеозначенное, но, увы, дело – превыше всего.

   – А я тут совершенно внезапно шел мимо и прихватил с собой конфеты... – Я достал коробку из нагрудного кармана пальто и помахал ею для вящей наглядности. Хамский назвал бы меня отвратительным актером и чертом без зачатков фантазии – и был бы абсолютно прав.

   Но дело в том, что Эшли не привлекала меня абсолютно. Нет, где-то в мире наверняка есть мужчины, которым искренне нравятся женщины, кажется рожденные в серых офисных костюмах, носящие огромные стрекозьи очки и не обременяющие себя походами в салоны красоты. Я все понимаю и ценю священное право каждого на личные извращения. Но что прикажете делать несчастному черту, вынужденному расположить к себе и соблазнить абсолютно непривлекательную женщину?!

   В кармане брюк намекающее булькнула фляжка с виски, предусмотрительно выданная мне в дорогу Хамским. Я мужественно сдержал недостойный порыв.

   – Конфеты? – В абсолютном экстазе взвыла Эшли, едва не на буксире таща меня в какой-то очередной коридор. – Тогда вы просто обязаны составить мне компанию и попить чай!

   Я незаметно запустил руку в карман, и в нее тут же успокаивающе ткнулась фляжка. Хорошо, когда у тебя есть проницательный друг...

   ***

   – И как это понимать?! – Встретившись с Хамским у входа в архитектурное бюро, я был как никогда близок к хладнокровному и циничному убийству лучшего друга.

   – Вы достали сертификат? – Невозмутимо поинтересовался потенциальный труп, поправляя шляпу и не догадываясь о моих недостойных мыслях.

   – Да, но какой ценой! – Я косо посмотрел на огромные серые двери учреждения, и оттащил Мордреда подальше. – Сначала меня едва не изнасиловали...

   – Так что, – невежливо перебил меня коллега. – Кантаридин в виски не подействовал?

   – Вы подсыпали во фляжку средство для улучшения потенции? – Преждевременный инфаркт улыбнулся мне из-за плеча предательского друга сочувствующе и предвкушающе.

   Титаническим усилием воли я унял бешено бьющееся сердце.

   – Да, я знал, что эта дамочка не в вашем вкусе – так что решил перестраховаться. Но также зная и то, что с вами нельзя быть ни в чем уверенным, я предусмотрел план 'В'. Что это с вами? – Хамский недоуменно посмотрел на мои судорожно сжавшиеся на его шее пальцы.

   Я попытался их разжать. Пальцы не поддавались. Их вообще, похоже, свело судорогой. С трудом убрав руки от горла друга, я нашел в себе силы продолжить.

   – Ах, план 'В'! Значит, так вы называете того неуравновешенного эксгибициониста с ведерком желтой краски? Ну, того в дупель пьяного фавна, который с воплем: 'Перформанс!', вылил эту краску на себя и полчаса успешно скрывался от охраны и сотрудников в коридорах галереи?

   – Так его все же поймали? – Живо заинтересовался Мордред, напрочь игнорируя моё справедливое возмущение.

   – Нашли по желтым следам, спящего в обнимку с бесценной картонной вазой некоего Грюкенса.

   – Так и знал, – разочарованно пожал плечами коллега. – Надо было заплатить Попандопулосу, а не Фигуданису. Ну что, пойдем на штурм очередной цитадели?

   – И все? – Хотя первое буйство во мне поутихло, тем не менее, я все еще жаждал сатисфакции.

   – А что еще? – Хамский вопросительно поднял бровь. – Ах да, у меня есть парочка гениальных планов!

   И, насвистывая какой-то бульварный мотивчик, легкой походкой абсолютно уверенного в своем превосходстве черта, он пошел на покорение очередных вершин.

   Мне ничего не оставалось делать, кроме как последовать за ним. Что уж скрытничать: мне самому было жутко любопытно, что он придумает на этот раз...