Текст книги "Муза для морячка"
Автор книги: Полина Вовк
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
* * *
– Паша, ты сегодня сможешь пораньше освободиться? – Жанна лежала на моей груди и своим пальчиком водила по влажной щеке.
Я только закончил бриться и выходил из ванной комнаты, где моя ненасытная львица в прямом и переносном смысле «напала» на меня. Подхватив её под бёдра, я тут же рванул в комнату, где повалил Жанку на постель и, задрав полы её коротенького домашнего халата, без всякого стыда и совести овладел маленькой рыжей плутовкой.
При росте метр шестьдесят, она смело могла бы спрятаться у меня подмышкой. Не представляю, как только выдерживали её хрупкие ножки тридцать шестого размера от хождения на таких огромных каблуках. Это ж не каблуки – ходули! Жанна всегда стеснялась своего невысокого роста и надевала обувь только на двенадцати, а то и выше, сантиметровой высоте, без разницы был ли это каблук или платформа. Только дома, в моих объятиях она снова становилась «моей малышкой».
– Паш, ты слышишь меня? – надула губки Жанна.
– Конечно, любовь моя. Я пытаюсь вспомнить в котором часу мне нужно быть на семинаре по праву. Вроде бы вчера рассылка была в чате о том, что профессор Чадов его переставил, а вот, на какое время, хоть убей, не помню, – чуть приподнявшись на локте, я дотянулся до мобильника и включил экран. – Так… Начало в пять, значит к семи точно ещё не разойдёмся. Значит дома буду не раньше восьми, а то и позже.
– Умм… Я хотела сегодня с тобой в кино вечером сходить, даже фильмец хороший присмотрела… – «надулась» она ещё больше. – Теперь весь вечер одной придётся «куковать» …
– Жаночка, пригласи своих девчонок к нам. Всё равно буду поздно, – тут же предложил я, уж лучше она этот вечер дома побудет, пусть и с девчонками, чем «шляется» по вечерней Москве непонятно где и с кем.
– А, как же кино? – не унималась она.
– А, в кино мы на выходных сходим, тем более, что они всего через два дня. У меня последний экзамен остался, если сегодня хорошо выступлю, то Чадов «автоматом» его поставит, и всё! Летняя сессия закрыта, – я уже был почти у входных дверей, когда Жанна подошла ко мне и поцеловала, так сказать «бонус на прощанье».
– Хорошо, я позову девчонок после занятий. Только предупреди меня, когда домой соберёшься, чтобы я их в общагу отправила, – промурлыкала Жанна, прижавшись всем телом ко мне.
– Как только из здания академии выйду, отзвонюсь. И ещё… – опустив руку во внутренний карман пиджака, достаю портмоне. – Возьми. Думаю, «трёшки» на ваши посиделки хватит.
– Обожаю тебя, любимый! – сверкнув глазами, Жанка выдёргивает из моей руки три зелёные купюры и тут же прижимается к моим губам в страстном поцелуе.
Если бы не семинар, послал бы ко всем чертям и Чадова, и академию. Оторвавшись от рыжей ведьмы, и, собрав всю свою волю в кулак, я быстро ретировался к лифту. Ничего! Несколько часов только подогреет мой запал…
* * *
Уже на подходе к академии получаю смк-ку от Стёпки Великанова, старосты группы:
«Чадов снова перенёс время семинара! В два часа, аудитория 306!!!»
Значит в два… Отлично, после пары будет целый час на подготовку. Чувствую, ждёт меня сегодня приотличнейший вечер в объятиях моей «маленькой колдуньи».
Время проходит почти незаметно. Как и ожидал, после семинара от Чадова в зачётку «прилетает» автоматом за экзамен «отлично». Достаю мобильник, чтоб позвонить и обрадовать Жанну. Чёрт! Пока готовился к семинару и сидел в интернете, посадил всю зарядку. Попытался включить телефон. Бесполезно. Тут же гаснет. Засунув мобильник в карман брюк, направился в сторону метрополитена.
На часах половина пятого, за дверью тишина. Неужели Жанка ещё в своём медколледже? Отрываю дверь и прохожу внутрь. Жанкины куртка и обувь на месте, да и сумка, с которой она ходит на учёбу, висит на вешалке. Тишина. Даже дверь в комнату закрыта. Неужели спит? Не издавая лишнего шума, я взялся за ручку и повернул её.
Как я и ожидал, Жанна была в постели… Абсолютно голая… И не одна…
У изголовья кровати на наших подушках устроился какой-то хмырь. Закинув руки за голову, он с закрытыми глазами наслаждался ласками, которые дарила ему МОЯ ДЕВУШКА!!! Устроившись между его бёдер, она ритмично двигала головой вверх и вниз. Её рыжие волосы волнами легли на пах этого ублюдка и закрывали от моего взгляда её лицо. Я слишком долго стоял и бездействовал…
– Это я удачно зашёл… – звучно выдыхаю я.
Словно по команде эта парочка садится на постели. Плавно, точно в замедленной съёмке Жанна сползает на пол, на ходу заматываясь в простыню. А хмырь с невозмутимым лицом тянется за своими джинсами. В мозгу словно кто-то переключил тумблер…
Пришёл в себя от громких девичьих визгов и всхлипывания:
– Паша! Ты его сейчас убьёшь!!! Прекрати немедленно! – кричала она в самое ухо.
Глядя на кровавое месиво, в которое превратилось лицо этого ублюдка, испытываю дикое удовольствие. Перевожу взгляд на красное и заплаканное лицо Жанны. Хватаю её за волосы окровавленной рукой и тяну на себя.
– Тебе его жалко? – дребезжащим от дикой злобы голосом спрашиваю её.
Она лишь безмолвно приоткрыла свой прелестный маленький ротик. Как же приятно было целовать эти чуть припухшие губы, ощущать их сладковатый привкус и такое родное, согревающее душу тепло. А сейчас… Меня аж передёрнуло от отвращения. После того, что совершал пару минут назад этот грязный рот… И судя по всему, это не был их первый трах. Сколько раз я целовал её, даже не подозревая, где были её губы несколькими часами, а возможно, и минутами ранее. Проглотив подступивший к горлу ком, я прорычал в некогда любимое лицо:
– Как давно ты трахаешься с этим уродом?
– Я… Он… мы… – в её глазах блестели слёзы.
Я видел, как сильно она напугала. В углу, не подавая признаков жизни, валялось тело её любовника. Но я ждал… Ждал, когда она ответит на мой вопрос.
– Повторяю! Как давно ты с ним трахаешься? – рычу я, продолжая наматывать рыжую прядь на свою ладонь.
– Пусти! – вскрикивает Жанка и упирается своими ладонями в мои плечи. – Отпусти! Больно!
– Значит тебе больно? – почти ласково спрашиваю я.
– Пусти! – шипит она словно дикая кошка. – Иначе, я так заору, что сбежится весь дом…
Беру себя в руки и разжимаю кулак, в которой до сих пор удерживал рыжую шевелюру. Жанна тут же метнулась к почти бездыханному телу хмыря. Прощупала пульс.
– Идиот! Ты чуть не убил его! – завопила она, заняв безопасную позицию вдали от меня.
– Надо же! Идиот… А, утром был «любимым» … – обтирая руки о смятые простыни, произношу я.
– Да, пошёл ты…
Договорить она не успела. Преодолев расстояние, разделяющее нас за пару секунд, я схватил Жанну за подбородок и с силой запрокинул её голову.
– Ну, договаривай… Куда я должен идти?
– Вали в ад! Тебе там самое место, – злобно шепчет Жанка.
– Я-то, свалю… Вот, только, после вас… Даю тебе и этому ублюдку ровно два часа, чтобы бесследно исчезнуть из моей квартиры.
Отпустив Жанкин подбородок, я разворачиваюсь на сто восемьдесят градусов и делаю шаг к выходу.
– Сам ты ублюдок!!! – гневно выкрикивает Жанна мне в спину, и тут же отлетает к стене.
Никогда в своей жизни я не поднимал руку на женщину. Даже с сестрой всегда мирно решал все конфликты. Глядя в испуганное лицо бывшей возлюбленной, вижу большое красное пятно в форме пятерни на её левой щеке. Первым порывом было, обнять беззащитную девушку и прижать её к своей груди. Тут же гоню мысли прочь и снова отворачиваюсь от неё. За пару шагов преодолеваю расстояние до входной двери. Секунда, и я уже в подъезде…
ГЛАВА 5
На следующий день я узнал, что ублюдок, которому я подправил личико никто иной, как сынок Терёхина, московского авторитета, который поднялся ещё в далёкие «девяностые», и что на меня вовсю ведётся нешуточная такая охота. Друзья из общаги рассказали, что его люди уже побывали в академии и наводили обо мне справки. Видимо Жанка уже успела растрепать обо мне. Где она только умудрилась пересечься с Терёхинским ублюдком. В съёмной квартире я так и не появился: ни вчера, ни сегодня, не появлюсь, по всей вероятности, и завтра. Всю ночь бродил по Москве и лишь под утро заявился в общагу, где был прописан и проживал до встречи с рыжей ведьмой.
Из общаги нужно срочно валить. Так же, как и из города. Таким людям, как Терёхин слова «честь» и «предательство» были пустыми звуками. И то, что его сынок сам нарвался на взбучку, по боку. И скорее всего, встреча с ним и с его людьми не сулит мне ничего хорошего.
Действовать нужно было быстро и решительно! Зная политику нашей академии, я был уверен, что никакой личной информации обо мне Терёхинские архаровцы так и не узнали. Но, это пока… Позвонив на кафедру куратору нашей академической группы, я попросил подготовить мои документы на отчисление «по семейным обстоятельствам».
– Стёп, ты можешь приютить меня на своей даче в Одинцово? – после мозгового штурма с парнями, интересуюсь я. – Думаю недели на две, не больше.
– Не вопрос, старик! – тут же протягивает мне связку ключей Великанов. – Как планируешь добираться?
– Перекладными, – тут же выдаю я. – От общаги на такси, а дальше буду плутать, чтоб не дай бог, не выследили.
– Да, брат! Заварил ты кашу… – присоединяется к нам Валерка, сосед по комнате. – Деньги то, хоть есть?
– Тысяч двенадцать на карте и… – вытаскиваю из внутреннего кармана пиджака портмоне с деньгами и документами и пересчитываю наличку. – Семь двести, плюс рублей пятьдесят мелочью.
– Неплохо, но на две недели мало. Вот, держи. Отдашь, когда сможешь, – Валерик протягивает две красные купюру номиналом в пять тысяч.
Степан тоже кладёт на стол «десятку» и протягивает красный конверт:
– Бери! Только вчера купил, ещё не успел активировать.
В конверте сим-карта для мобильника. Даже стыдно стало, как самому в голову не пришло сменить номер и отключить «геолокацию». Тут же отключаю телефон и меняю сим-карты местами. Ту, что была в мобильнике блокирую через комп Великанова. Вызываю такси прямо к главному входу общаги.
– Да, самое главное! Нужно что-то решить с «хатой». Срок аренды да конца июня, а это чуть больше месяца. Хозяйка там адекватная, вот её телефон, Валер, сможешь с ней связаться? – быстро списываю номер с мобильника и протягиваю Семёнову.
– Конечно! Что мне ей сказать?
– Скажи, что сессию закрыл и уехал на Байкал… – тут же выдаю я.
– Байкал? Почему Байкал? –одновременно спрашивают парни.
– На всякий случай… – с самым серьёзным видом отвечаю я. – Держи ключи. Из моего там только вещи, ноутбук и так, по мелочи. Вся техника и мебель хозяйские.
– А, что с документами? – уточняет Великанов.
– Через неделю спишемся, дай знать, когда приказ на отчисление будет готов. – обращаюсь я к Степану и тут же поворачиваюсь в сторону Семёнова. – А, ты Валерка, как вещи мои заберёшь, ключи хозяйке сразу же отдай, да предупреди, что второй комплект не у меня, пусть замки сменит. Если будет возмущаться, напомни, что плата за июнь у неё в кармане, а жить я в её квартире следующий месяц не буду.
Такси уже ждало меня внизу. Захватил с собой кое-каких вещей, выделенных мне друзьями, я спустился на первый этаж. Натянув кепку почти на самые глаза, тут же сел на заднее сидение синего «рено» и назвал адрес торгового центра в Химках. Пусть там меня ищут, если найдут…
* * *
Всю неделю держал связь с пацанами по мобильнику. Оказалось, чуть ли не через полчаса после моего отъезда в общагу заявилась полиция в лице двух перекаченных бойцов. Вызвали к коменданту Семёнова с Великановым, моими соседями по комнате. Те сказали, что я ещё утром «свалил» на вокзал, даже направление указали – на Байкал. Поверили или нет, но машина с красно-синими мигалками простояла до самого вечера, а может и дольше.
Находясь в Одинцово, вновь промотал в голове момент драки с Терёхиным – младшим. А ведь, Жанка права, если бы она меня вовремя не остановила, лежал бы сейчас этот хмырь под гранитной плитой, а я… Чувствую, что та же участь ожидала бы и меня.
Больше всего в этой ситуации переживал за мать с сестрой. Как бы этот урод не вышел на них. Хотя… То, что я из Питера знали только Валерик со Степаном, даже Жанке не говорил. Тем более, что прописка у меня была хоть и временная, но Московская, общажная. После смерти отца мать прописала нас с Маринкой в Анисимово к бабушке, чтобы коммуналку за нас не платить. Сестра ещё на первом курсе выписалась, а я так и не успел. Сейчас дом стоял «под снос», сестра отца, как вступила в наследство, даже не появлялась в деревне. Тем более, что жила она со всей своей семьёй в Павлодаре, как при СССР уехала с мужем, так там и осталась. Можно, кстати, было бы и к ней рвануть. Нет! Лучше, как и решил, на флот. Тем более, что призыв в самом разгаре. Только призываться придётся из Питера, так как прикреплён я был к Невскому военкомату.
Выждав две недели, вернулся в Москву. Старался держаться как можно незаметнее, и это при моём-то столь выдающемся росте под два метра. За то время, что провёл отшельником в Одинцово обзавёлся приличной бородой и усами тёмно-русого, почти коричневого цвета. Спрятав свою светлую шевелюру под кепку, тут же направился в деканат. С документами проблем не возникло, как и с выпиской из общаги: одно простое заявления – и всё, больше я не житель столицы.
– Теперь куда? – поднимаясь в свою бывшую комнату вместе со мной, спросил Стёпа.
– За вещами и на вокзал, – устало произнёс я.
– Сразу в Питер? – уточнил Великанов.
– Ну, да. Только поеду «зайцем», напрямую заплачу проводнику плацкарта. В середине июня, билетов в кассе почти нет, а они любят таких попутчиков, которые деньги «мимо кассы» платят. Сейчас только вещи заберу.
– Э-э-э… Кстати, о вещах… – притормозил было движение Стёпка, но тут же двинулся ещё быстрее. – Хотя, сам увидишь. Я так понимаю, твоя Жанка…
– Она не «моя»! – резко перебил я его.
– Прости… – изменился он в голосе. – Сейчас сам всё увидишь.
То, что раньше было костюмами, рубашками и мужским бельём, теперь иначе, как «тряпки» назвать, даже язык не поворачивался. Это ж сколько нужно было орудовать ножницами, чтобы превратить все мои вещи в «элитную ветошь»? Да, постаралась рыжая дрянь на славу!
– Где ноутбук? – тут же перевёл я свой взгляд на Валерку.
– Держи. Всё, что удалось спасти, – Семёнов протянул мне коробку с жёстким диском, видимо из моего ноута.
– Где остальное? – поинтересовался я.
– Вон, в коробке, – головой указал Степа на коробку у входной двери.
Сверху изрезанных тряпок лежал мой некогда «самый навороченный гаджет», точнее две его отделившиеся друг от друга половины. Экран покрыт мелкой паутиной трещин и изломов, половина кнопок клавиатуры отсутствует, а в центре то ли трещина, то ли след от топора.
– Диск проверял? Рабочий? – перевёл я свой взгляд от обломков на Валерку.
– Работает, как надо. Всё, что хранилось на диске «D», всё осталось. Диск «С», увы, потерян безвозвратно.
– И на этом «спасибо»… – крепко пожал я руку Семёнова, к слову, лучшего айтишника нашей академии. – Весь этот хлам оставляю здесь, оттащите потом на мусорку.
Попрощавшись с парнями, которые стали за эти четыре года для меня самыми верными друзьями, я покинул здание общежития и направился в сторону «Метро».
* * *
– Ты реально собрался в армию? – не унималась Маринка уже третий день подряд.
– Реально… – в сотый раз отвечаю я.
– Паш, может тебе в больничку? Пусть они тебе твою головушку проверит, а? – со всей серьёзностью предложила сестра.
Не обращая внимание на её выпады, я складывал вещи в рюкзак. Через пару часов в квартире будет «шалман», под названием – «проводы в армию». Нужно успеть всё уложить и быть к девяти вечера на вокзале. Я и так задержался в Питере. Терёхин продолжал свои поиски, и как бы я не старался сбить его со следа, помнил, что каждую секунду он со своими связями может меня выследить.
Проводить меня в армию пришла добрая половина нашего класса. Кое-как уворачивался от их навязчивых расспросов. Маринка почти весь вечер не отходила от матери. Я прекрасно слышал, как она успокаивала маму. Вместе со своей подругой Аней, они помогали ей с готовкой и сервировкой стола. То и дело девчонки носились туда – сюда с тарелками, графинами, какими-то мисками и прочей кухонной утварью, наполненной до краёв едой. В горло кусок не лез, через силу заставил себя проглотить пару ложек «оливье» и половину котлеты.
Зато Борис, вечный мой сосед по парте, уплетает «за обе щеки». Со времён школы, пожалуй, он раза в два вырос. Нет, не вверх. Вширь. Вцепившись в мой локоть рыдает Вероника, мало того, во всеуслышание она клянётся, что дождётся меня из армии. Смешно… Если бы не было так грустно…
Марина вновь выносит какое-то блюдо с кухни и ставит его на край и без того уставленного стола.
– Вот, не пойму я тебя… – завела она свою «старую пластинку» – Так старался туда поступить, четыре года учился, как заведённый, чтобы в один миг всё бросить и…
– А я и не жду, что вы меня поймёте, – устав оправдываться, пресекаю я поток нравоучений от младшей сестры. – Я так решил. И решений своих я не меняю.
На душе «скребут кошки». Стиснув зубы, стараюсь справиться со своими эмоциями. От доносившихся с кухни всхлипываний матери сердце кровью обливается. Чувствую себя последним уродом, разбившим материнское сердце. А ведь именно я после смерти отца пообещал всегда заботиться о ней и о Маринке. И ведь, не расскажешь им обо всём. Признаюсь, сделаю только хуже. Останусь, подставлю самых родных людей под удар. Чувствую, как чья-то тёплая ладонь легла мне на плечо и поворачиваю голову.
– Паша… А, ты уверен в своём решении? – почти шепотом произносит Аня, так, чтоб её вопрос смог услышать только я.
– Да, Анют… Уверен… – в тон ей отвечаю я, зная, что другого выбора у меня просто нет.
ГЛАВА 6
Анна Паринова
Никогда не думала, что мне понравиться работать с выпускниками. В отличие от первокурсников они очень хорошо мотивированы в получении знаний. После первой лекции, которая, честно признаюсь, стала для меня полным провалом, следующие наши занятия прошли просто на «ура». Видимо не зря говорят, что «первый блин – комом». После пяти лекций по «Теории литературного чтения» устроила проверочную и была приятно удивлена. Какой размах мыслей! Полное понимание предмета. Даже Макаров, который в очередной раз почтил нас своим присутствием, отличился своим остроумием. Интересно, чем он там в своей армии занимался? Судя по его работе – книжки читал.
На следующей неделе интересная тема: искусство, переплетающееся с творчеством. Помню, когда училась на пятом курсе, Вера Юрьевна повела всю нашу группу в Эрмитаж. Именно эта лекция и стала решающей для меня и для моего дипломного проекта, после которого, как педагога-новатора меня и пригласили на работу в наш университет.
Накидав наспех план-конспект урока-экскурсии, позвонила в ректорат. Получив «добро» от Виктора Борисовича на выездную лекцию для пятого курса, залезла в интернет в поисках контактов с руководством Эрмитажа и тут же связалась с ними.
Лекции у первого курса закончились в половине двенадцатого. Наспех перекусив, бегу на остановку. На час договорилась о встрече с гидом, после чего должна встретить 511 группу в главном холле Эрмитажа.
Первый зал, который мы посетили, стал зал, где выставлялись работы российский художников и живописцев девятнадцатого и двадцатых веков. Слушая гида, я делала карандашом пометки в своём блокноте. Чуть позже дам задание для мозгового штурма студентам – пятикурсникам. Но, для начала, пусть спокойно наслаждаются искусством. Далее мы лицезрели наших современников советской и постсоветской России. Интересно… Но, всё же не моё… Переходя из зала в зал, я внимательно слушала пояснения экскурсовода и вглядывалась в ту или иную картину. По заинтересованному виду студентов поняла, что они тоже под впечатлением. Молодой человек, выбранный мной нашим гидом, отличался своей необычной манерой ведения экскурсии. Каждую работу он переплетал с историей, творчеством и литературой, что меня несказанно радовало.
Поблагодарив гида за экскурс, выдала задание на следующее занятие:
– Жду от каждого эссе на тему, не меньше десяти страниц. Сразу предупреждаю, работы проверю на антиплагиат. На этом наша встреча окончена, кто хочет, может ещё походить, приобщаясь к «прекрасному», остальных, больше не задерживаю.
Сразу замечаю, как группа делится на две подгруппы, одна из которых смело направляется на выход, другая рассредоточивается по залу. Покидаю пятикурсников и направляюсь в зал с картинами эпохи Возрождения. Моне, Да Винчи, Рембрандт… Именно их видение в искусстве меня больше всего впечатляло, как любителя живописи. Плавные линии, контраст и разнообразие красок, творчество на стыке религии и бытия.
Я плавно двигалась от одной картины к другой, не обращая внимания на других посетителей «храма искусства» Неожиданно в сумке завибрировал мобильник. На экране высветилась фотография моей мамы.
– Привет, мам, – тут же отвечаю на звонок.
– Анюта, у меня к тебе большая просьба, позвони, пожалуйста, своему неблагодарному отцу и передай, чтобы немедленно забрал свои вещи! Если он не приедет в течение часа, то пусть на меня не обижается! Будет собирать свои тряпки с асфальта!
– Что у вас опять произошло? – невозмутимо продолжаю общение с матерью.
– Как всегда! Уже два дня, как этот… прости, как он не появляется дома, – жалуется она.
– Ты его опять выгнала? – больше утверждаю, чем спрашиваю.
– Конечно!!! А как иначе? По-другому он просто не понимает…
– Хорошо, мам, я позвоню, как только приеду домой, – пообещала я, и, попрощавшись, нажала на «отбой».
Сколько себя помню, родители всегда жили, как на «пороховой бочке». Мама за каждый папин проступок пилила его. А когда он допекал её до «предела», она выгоняла его «с вещами на выход», то есть к бабушке, папиной маме, которую, к слову, никогда не любила. Да и та, мать мою не больно жаловала, в принципе, как и меня.
Дело в том, что мои родители поженились слишком рано, обоим на тот момент только исполнилось девятнадцать. Да и поженились они по одной простой причине, мама забеременела мной. Родители моей мамы, как только молодые расписались, разменяли свою «трёшку» на две полноценные квартиры, правда с доплатой, здесь, слава богу, помогли родители моего отца. Молодожёны перебрались в двухкомнатную квартиру в Невском районе, а бабуля с дедулей в «однушку» на Гороховской, где сейчас я и живу.
А всё началось с того, что моя мама совсем случайно узнала, что мой любимый папуля периодически погуливал от неё. Мне было лет семь-восемь, когда назрел самый громкий скандал в нашей семье. Они даже подали документы на развод. Больше полугода не жили вместе. Но, видимо от «большой любви», мама смилостивилась над отцом, и они снова сошлись. А ещё через пару лет «птичка на хвосте» принесла «замечательную» новость о том, что у нашего папы есть «семья на стороне». И самое интересное, что бабушка была в курсе и тщательно скрывала это от своей нелюбимой невестки. Как позже выяснилось, она даже планировала развести своего сына с моей мамой и женить на той, которая родила ему внебрачного сына.
Тот ужасный скандал помню, как вчера. Такой отчаявшейся я свою маму ещё никогда не видела. После случившегося, развода мои родители избежать не смогли. Это случилось в конце мая, и чтобы хоть как-то оградить мою детскую психику, на всё лето меня к себе забрали в свою однокомнатную квартирку на Гороховской бабушка и дедушка. Больше всего в этой разлуке, помимо мамы, мне не хватало своей любимой подружки Маринки, с которой я могла лишь перезванивать, хоть и болтала с ней часами. В сентябре моя «ссылка» закончилась, и я вернулась домой.
За два года, что родители были не вместе, мама так и не смогла выкинуть свою первую любовь из своего сердца, видимо, как и мой отец. И моё тринадцатилетние мы уже праздновали за одним столом всей нашей маленькой семьёй. Папа обещал, что больше не причинит маме боли, потому как, жить без своей Любви (мою маму Любу, он иначе, как Любовью никогда и не называл) больше не может. Правда идиллии в отношениях они так и не добились. Факт, что где-то недалеко растёт папин сынок, которого моя мама не смогла ему подарить, как червь изнутри, потихоньку разъедала мамину душу. Тем более, что от сына мой отец не отказался, за что ему, лично от меня «респект».
Когда Юрке исполнилось лет восемь, мне на тот момент было уже шестнадцать, отец наконец-то нас познакомил. С тех пор Юра для меня стал самым настоящим младшим братцем, которого я очень люблю.
После того, как мне посчастливилось с Маринкой поступить в Российский Государственный Педагогический Университет им. Герцена, я съехала от родителей к бабушке в однушку, правда домой наведывалась с частой периодичностью. Именно тогда я и стала чем-то типа «громоотвода» между мамой и папой. Вот и сейчас мама не нашла ничего лучше, как позвонить и вывалить в очередной раз на мою бедную голову очередной «семейный скандал».
Погружённая в свои грустные мысли, я застыла перед очередной картиной. Глядя прямо перед собой, даже не замечала прелести данного полотна, а ведь именно этот холст только недавно вернули в Эрмитаж после долгой реконструкции.
– Интересная работа… – услышала я знакомый бас слева от себя.
– Что… простите? – возвращаясь к действительности, спросила я.
– Прошу прощения, Анна Сергеевна. Я заметил, что вам очень понравилась картина Джулио Романо. Хотя, готов признать, что после работы реставраторов холст действительно заиграл новыми красками, – как истинный ценитель художественного творчества умозаключил Павел. – Но вам не кажется, что при взгляде на «Любовную сцену» чувствуешь себя «старухой»?
Перевожу взгляд от картины на Пашино лицо. Тот с невозмутимостью рассматривает картину и даже не глядит на меня.
– О чём ты? При чём здесь «старуха»? – переспрашиваю я.
– Я о той старухе, что так нагло подсматривает за молодыми людьми, – объясняет Макаров.
Возвращаю свой взор к полотну и только сейчас понимаю, что «старуха» – эта та самая подглядывающая служанка, что автор изобразил на полотне. Перевожу взгляд на полуобнажённых мужчину и женщину и немного смущаюсь. Художнику удалось не только прекрасно передать красоту мужского и женского тела, от картины за версту исходила чувственная сексуальность, еле граничащая с развратностью.
– Заметьте, как замечательно мастеру удалось изобразить красоту человеческого тела, – продолжал Павел.
– Тебе нравятся рыжие женщины? – сама не знаю почему, брякнула я.
Паша перевёл взгляд своих насыщенно голубых глаз на меня. Его губы вытянусь в тонкую линию. Глядя на его стальной профиль, мне почему-то захотелось вдруг испариться.
– Нет, – после пятисекундного раздумья выдаёт он. – Рыжие женщины меня не привлекают.
– А какие привлекают? – прежде чем успеваю подумать, срывается с моих губ.
– Прекрасные блондинки, – обжигая меня своим горячим взглядом, ухмыляется он.
Ну вот опять! Что за чертовщина? Ведь спокойно разговаривали, а теперь… В своём воображении я уже рисовала себе сюжет картины Джулио Романо, только с главными героями в лице себя и этого красивого великана, что сейчас так пристально вглядывался в мои глаза. Уверена, что в его представлении мы уже зашли дальше, чем «любовники», изображенные на холсте. Я почувствовала, как его большие тёплые ладони легли на мою талию, после чего он притянул меня к себе. Приподняв указательным пальцем мой подбородок, и взглянув в мои, то ли удивлённые, то ли испуганные глаза, нежно прошептал:
– Как вы думаете, Анна Сергеевна, что ждёт «любовников» впереди?
– Не… не знаю… – шепчу я в ответ, уже не понимая, о каких «любовниках» идёт речь.
– Наслаждение, Анна Сергеевна… Их ждёт великое, ни с чем не сравнимое наслаждение…
* * *
Как я могла позволить себе, так забыться! Покорно стоять и наслаждаться его объятьями, млеть от его низкого голоса и откровенно желать его поцелуев… От прилюдного поцелуя меня спас вовремя завибрировавший телефон в моей руке. Как же вовремя! Звонок от отца спас мою репутацию, которая висела на тоненьком волоске, грозясь вот-вот оборваться. Кроме нас с Макаровым в залах Эрмитажа находилось по меньше мере человек пятнадцать из группы 511, у которых я, к слову сказать, преподавала лекции. Три года ни одного замечания, ни одного косого взгляда, слова за спиной, а теперь, без всякого стыда и зазрения совести стою и обнимаюсь со своим студентом. И ведь никому потом ничего не докажешь.
Конечно, отношения между студентами и преподавателями иногда случались, всё-таки все мы уже взрослые люди. Но, как правило, общественность такие моменты не оставляла без внимания и была крайне негативно настроена на такие «романы».
В понедельник же вызову Макарова к себе в кабинет и поговорю с ним! Нужно раз и навсегда очертить между нами ограничительные рамки. А заартачится… А если заартачится, пожалуюсь на него Лидии Михайловне! Пусть мать «пропесочит» сына. Маринина мама всегда относилась ко мне как к дочери, даже защищала нас с Маринкой от Пашкиного возмездия, когда он ловил нас со своей сестрой на очередной пакости.
Отношения тети Лиды и дяди Андрея, родителей Марины и Паши, для меня стали эталоном семейной жизни. Даже когда у них что-то не ладилось, они всегда «рука об руку» решила проблемы и находили пути решения. Я никогда не слышала ни от Маринки, ни тем более от Павлика, что их родители когда-либо ругались. Вот она – настоящая идиллия. Неудивительно, что после смерти дяди Андрея Лидия Михайловна так и не вышла замуж, полностью посвятив себя детям.
Через два дня вновь встречаюсь с моим «любимым» пятым курсом. Отхожу от привычной формы проведения семинара и предлагаю немного подискутировать. Внимательно выслушиваю умозаключения студентов, где-то соглашаюсь, где-то выношу вопрос на рассмотрение и оспаривание. За пять минут до конца пары собираю выполненные работы – эссе.
– Обещаю, проверить ваши работы за выходные. – спокойно произношу я и только сейчас замечаю поднятую руку студентки Вересовой Людмилы. – Да, Людмила, слушая тебя.
– Анна Сергеевна, а давайте на следующих выходных съездим в Москву, в «Третьяковку», – предлагает Люда.
– Я «за»! – тут же присоединяются к ней другие студенты.
– Даже не знаю… – замялась я. – Нужно согласовать этот вопрос с ректором…
– С Виктором Борисовичем мы можем сами поговорить. – включается в разговор Петровский, староста группы. – Только если вы сами захотите поехать с нами в «Третьяковскую галерею».
– Конечно захочу, – не задумываясь признаюсь я.
– Тогда, я прямо сегодня напишу заявление от нашей группы и схожу в ректорат, – заключает Роман Петровский за секунду до звонка.
– Хорошо, Рома. Как только что-то проясниться дай мне знать, – уже на выходе из аудитории обращаюсь я к старосте группы.
