Текст книги "Из ниоткуда в никуда. Часть 1 (СИ)"

Автор книги: Озеров Игорь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Роман – это тот, который с гитарой был? – уточнил  Максим. – Музыкант?

– Да. Но они встречались еще до того, как у нее ребенок родился. Совсем недолго.

– Недолго – это сколько? – вмешался прокурор.

– Может месяц, может меньше.

– Постарайся точнее вспомнить, когда это было, – настаивал Андрей Алексеевич.

Илья повернулся и пристально посмотрел ему в глаза.

– Вы хотите узнать, не от него ли она родила? – он постучал себя по карманам в поисках сигарет. Отыскав, вытащил из кармана пачку, но сигарету из нее доставать не стал, видимо от волнения забыв, что хотел закурить. – По срокам вроде от него. Но при мне они никогда даже не целовались. И вообще, все у них было как‑то несерьезно, не по‑настоящему.

Илья опять вспомнил про сигареты. Вытянул одну, зажег спичку и прикурил, сразу же глубоко затянувшись.

– Они абсолютно разные, – добавил он. – Ваша Лена умная, целеустремленная, добрая, а он... – Илья потянулся за пепельницей в дальнем конце стола, – а он как говно в проруби. Болтается всю жизнь туда‑сюда...

– А где он сейчас? – спросил Максим.

– Роман? – переспросил Илья. – Да он ушел сразу за вами. Сказал, что за вином, но больше не вернулся. И Дарья с этим... с Герой, тоже почти сразу за вами ушли.

– А живет-то он где? – нетерпеливо спросил прокурор.

– Здесь недалеко, на Горького... С матерью...

– Адрес напишешь?

– Конечно, – Илья оглянулся в поисках ручки и бумаги. – Не знаю, нужно вам или нет... Неделю назад, может чуть больше, Роза приезжала сюда в котельную. Спрашивала, смогу ли я сделать копию с картины ее мужа. И картину эту привозила.

– И что ты ответил? – спросил Максим и заметил, что про адрес музыканта Илья уже забыл, поэтому достал свой блокнот и ручку и протянул ему.

– Я в такой технике никогда не рисовал. Да и приезжала она не одна, а с какими‑то комсомольцами. Они мне очень не понравились. Поэтому я отказался.

– С чего ты решил, что они комсомольцы? – удивился прокурор.

– Рожи у них были одновременно и приторно‑услужливые, и высокомерные. Вели себя как хозяева жизни. Машина у них новенькая, наверное, родительская. Молодые – откуда у них деньги на свою? – Илья со злостью впечатал в пепельницу окурок. – Одним словом – комсомольцы.

– А сколько их было и какая машина? – тут же спросил прокурор.

– Двое. Машина «Жигули». Темная.

– А ты не знаешь, откуда эти комсомольцы?

– Первый раз их видел. Может Ромка их знает. Он постоянно у этой Розы ошивался...

– Поехали, Максим. Бери адрес, и поехали к этому музыканту, – заторопился Андрей Алексеевич. – Очень мне хочется с этим Дон Жуаном поговорить.

Через минуту они вышли на улицу, где их ждала «Волга» с дремлющим за рулем Семеном Семеновичем. Уже почти расцвело, и над озером висел такой густой туман, что соседнего берега не было видно.

– Семеныч, вот адрес, – протянул Андрей Алексеевич листок проснувшемуся водителю, – мчим. Времени нет...

Глава 13

Саша Бочков сидел в пустом большом кабинете с серыми стенами на втором этаже районного УВД. Пропажа дочки прокурора смешала ему все карты. Он как‑то незаметно уже свыкся с мыслью, что получит деньги с похищенных этой шпаной икон. И даже распланировал куда их потратит. Недавно сосед по лестничной площадке, передовик с завода, купил через профсоюз новенькую машину, которая ему оказалось совсем не нужна. Если ему предложить денег чуть побольше, то он не устоит и точно продаст.

«Зачем токарю машина? Жену на дачу возить? Если ты работяга, катайся как положено: на автобусе».

Но сейчас деньги уходили из рук, как вода сквозь пальцы. И все из‑за этого похищения. Теперь прокуратура будет лезть во все дела.

«Когда пропали узбечки из общаги, никто и глазом не повел. Что за страна такая? – раздраженно подумал Саша. – Злись не злись, а с чего‑то надо начинать. По ходу дела разберемся».

Саша Бочков позвонил, чтобы привели из камеры старшего из задержанных. Через несколько минут перед ним в кабинете уже стоял высокий парень с лодочной станции.

– Присаживайся, – Саша показал ему на стул.

Доставленный молча сел боком к столу, небрежно положив на него локоть. Демонстративно вытянул ноги и уставился в потолок.

– Фамилия, имя, год рождения. Где проживаешь?

– Чернуха Михаил Борисович. Первое июля тысяча девятьсот шестидесятого. Жуковский, Кирова, 16-87.

Саша записал в протокол данные и отодвинул листок в сторону.

– Вот что, Миша. Есть два варианта. Или ты со своей компанией садишься надолго за групповое изнасилование и последующее убийство гражданки Розы Швец. Или мы с тобой находим общий язык, и ты мне кое‑что рассказываешь.

– Если вам надо это дело на кого‑нибудь повесить, то вешайте на меня одного, – невозмутимо ответил Миша, продолжая рассматривать потолок. – Зачем пацанам жизнь ломать?

– Ух ты, какой герой! Откуда такое благородство?

– Я вроде у них за старшего. Ребята меня слушались, – Миша наконец опустил взгляд с потолка и посмотрел на оперативника. – Любишь командовать – люби и отвечать.

– Пока ты на севере будешь лес рубить, они забудут даже, как тебя звали...

– А мне главное самому не забыть, как меня звали, что для меня важно и на что можно наплевать и растереть...

– И что же ты такой правильный на лодочной станции сидишь?

Как многие пацаны в Жуковском, Миша с детства мечтал стать летчиком и даже поступил в летное училище. Но после двух лет обучения, врачи запретили летать и его отчислили. Но рассказывать милиционеру об этом ему сейчас совсем не хотелось.

– Нравится на лодках кататься. Вот и сижу, – грубо ответил Миша.

Саша Бочков встал из‑за стола и подошел к окну. Он позавидовал этому парню.

«Все у него просто и понятно. Это правильно, а это не правильно. Но пока это только слова, а что на деле, мы сейчас узнаем».

Он подошел к молодому парню. Встал прямо перед ним и, глядя в глаза, спросил:

– Если вы передвинули пару шкафов и сразу ушли, то откуда у тебя иконы из дома убитой?

– Ах, вот вы о чем, – совершенно не удивившись, протянул Миша. – К этому ребята точно не причастны. Я эти иконы приметил, когда мы там работали. И еще заметил, что дверь на террасу не закрывается. Поэтому, как стемнело, я вернулся и просто  их забрал. Один вернулся. Без пацанов. Но говорят, что эти иконы дешевый новодел и ничего не стоят. Поэтому и висели внизу. А ценные на втором этаже.

– Это кто тебе сказал?

– Да есть специалисты...

– А что же ты хорошие не взял? – с досадой спросил Бочков.

– Спугнули меня.

– Кто?

– Гость к Розе пришел. Чудом меня не заметил. Наверное, потому что очень пьяный был.

– То есть ты хочешь сказать, что видел того, кто приходил к Розе Швец прямо перед ее убийством?

– Ну да...

– И можешь сказать кто это?

– Могу, конечно.

– А что же ты мне здесь концерт со своим благородством устраиваешь? Если ты убийцу видел.

– Может он не убийца.

Саша уже понял, что иконы ему не выцарапать никаким образом. Зато есть новый подозреваемый .

– Кто убийца, а кто нет – мы без тебя разберемся, – из‑за потерянных денег, которые он уже считал своими, Саша разозлился. – Кто это был? Фамилию знаешь?

– А если скажу, вы меня отпустите?

– Ты же только что сам на зону рвался. Благородство свое фальшивое показывал, – раздраженно и презрительно произнес Бочков. – Если поможешь, то суд учтет. Но кража все рано на тебе висит. Говори уже, не тяни. Кто там был?

– Рома – музыкант... Я его фамилию не знаю...

– Вот как! – Бочков рассмеялся. – Я смотрю, ты не кремень. То хотел один за всех пойти... Про ответственность здесь рассуждал. А по факту получается, что ты на своего приятеля стуканул...

– Не приятель он мне... – обиженно произнес Миша.

Саше Бочкову это было уже не важно. Пять минут назад этот парень с лодочной станции чуть не заставил его вспомнить про совесть и задуматься о своей жизни, но его принципиальность оказалась ложной и поэтому Саше Бочкову стало гораздо легче.

Глава 14

– Надо было из котельной Бочкову позвонить, – вспомнил Андрей Алексеевич, как только они отъехали. – Может есть какие новости... И домой жене позвонить...

– Я сейчас у проходной санатория тормозну, – предложил Семен Семенович, – там у сторожа телефон.

Они проехали мимо длинного бетонного забора, и остановилась перед железными воротами рядом с кирпичной  будкой с большим окном. Место было больше похоже на КПП воинской части, чем на санаторий.

– Я схожу, – вызвался Максим.

– Не надо, я сам, – тут же прокурор шустро выскочил из машины и очень быстро вернулся. – Бочков свою шпану расколол. Говорит, что в ночь убийства к погибшей приходил этот самый Рома‑музыкант. Фамилия его Осеев. Может он и вчера успел к нашему дому раньше Лены добраться...

Через пять минут они уже были у дома музыканта. Несмотря на раннее утро, дверь быстро открыла очень худая женщина лет сорока с изможденным неприветливым лицом. Из‑под синего застиранного фланелевого халатика торчала помятая ночная сорочка. Она уже хотела сказать что‑то злое, но увидела за спинами незваных утренних гостей припаркованную черную «Волгу» и осеклась.

– Мы из прокуратуры, – Максим показал удостоверение. – Здесь проживает Роман Осеев? Вы кем ему приходитесь?

– Мать я, – взволнованно ответила женщина. – А что случилось?

– Нам с ним срочно надо поговорить, – резко сказал  прокурор. – Он дома?

– Да... Проходите... Но он еще спит... – женщина прошла в глубину коридора. – Проходите, – еще раз повторила она.

Деревянный дом на четыре семьи уже давно не ремонтировался. Зато у всех был свой отдельный вход. Женщина аккуратно постучала в закрытую дверь комнаты.

– Рома, вставай, к тебе пришли.

Андрей Алексеевич бесцеремонно отодвинул женщину и попробовал подергать ручку. Дверь была заперта изнутри.

– Открывай быстрее! – прокричал прокурор и несколько раз грубо стукнул кулаком по двери.

Потом приложил ухо к двери и махнул рукой Максиму, показывая, что надо проследить, чтобы никто не выпрыгнул в окно. Но Максим даже не успел выйти на улицу: дверь открылась и из‑за нее показалась взлохмаченная голова музыканта. Андрей Алексеевич распахнул дверь, затолкнул Романа обратно в комнату и зашел за ним.

– Быстро рассказывай, где вчера был! – еле сдерживаясь,  прокричал прокурор.

Музыкант не спеша сел на кровать, закурил и мотнул головой в сторону Максима.

– Вот с ним в котельной. А почему вы спрашиваете?

– После! После этого! – рявкнул Андрей и подскочил к кровати.

– Что вы кричите на моего сына? – вступилась мать. – Что вам вообще от него надо?

– Вчера кто-то похитил его дочь, – объяснил Максим, повернувшись к женщине. – Лена ночью пропала, – добавил он, обращаясь к Роману.

– Так ты же вчера с ней вместе ушел... – ответил он. Потом посмотрел на прокурора. – Вы ее отец? Никогда бы не подумал, – музыкант криво усмехнулся и добавил: – Ничего общего.

Тут  прокурор не выдержал и с размаху залепил молодому человеку сильную пощечину.

– Это ты, скотина, мою дочь обрюхатил? – закричал он и схватил упавшего назад на кровать Романа за горло.

Через мгновение Максим оттаскивал его за руку, а мать за волосы.

– Я тебе глаза твои поросячьи вырву! – кричала она, защищая сына.

На крики прибежал из машины Семен Семенович, и они вдвоем утащили разъяренного прокурора на улицу.

– Ты что делаешь? – пытался успокоить его Максим. – Так мы ничего не добьемся... Да еще при матери.

Андрей Алексеевич зло пнул лежавшую на тропинке консервную банку, повернулся к Максиму и прокричал, взмахивая руками:

– Она – мать, а я – отец! Ее оболтус здесь на кровати в безопасности, а моя дочь неизвестно где!

– Я понимаю, Андрей. Посиди в машине. Я все сделаю. Так будет лучше.

Прокурор остановился. Посмотрел в глаза Максиму долгим оценивающим взглядом. Вздохнул.

– Дорогой мой, действуй. Но времени нет совсем.

Максим вернулся в комнату. Роман все еще сидел на кровати, а рядом, согнувшись, держа его за плечи, стояла мать и утешала  сына.

– Извините, что так все получилось. Это он из‑за дочери, – Максим вытащил из‑за стола единственный стул и сел. – Но есть еще кое‑что. Есть свидетели, которые утверждают, что ты был у Розы Швец в ночь ее смерти.

Роман будто ждал этого вопроса. Он отодвинул руки матери и неожиданно признался:

– Это я ее убил.

Мать отступила от него назад и безвольно опустила руки.

– Сынок, – обреченно произнесла она, – как же так?

Роман молча сидел, глядя в пол.

– Да ты же мухи никогда не обидел, – продолжала мать. – Почему ты на себя наговариваешь?

– Расскажи, как это произошло, – попросил Максим.

– Да как‑как... Не помню я, как! – выкрикнул Роман и неожиданно заплакал.

Мать подошла к сыну и села рядом, глядя перед собой. Она уже не утешала его, а пыталась осмыслить услышанное.

– Рома‑Рома! – быстро и громко произнес Максим. – Не время сейчас плакать. Что значит «не помнишь»? Рассказывай, что помнишь, – он встал со стула, подошел к музыканту и сильно потряс его за плечо. – Вспоминай! Это сейчас очень важно. Что произошло той ночью?

– Да пьяный я был, – поднял на него мокрые глаза Роман, – ничего не помню.

– Не может быть, чтобы совсем ничего. Почему же ты решил, что ты ее убил?

Роман встал с кровати, повернулся к столу, взял сигареты и, с трудом попав спичкой по коробку, закурил.

– Я к ней после кабака пришел. Уже почти час ночи был. Она сама в ресторан мне звонила, звала. Ну а у нас там играть всухую не принято. Выпили, одним словом. Ну, это не важно... В общем, она меня в постель тащит, – Роман посмотрел на мать, решая продолжать при ней или нет, – а мне ничего не хочется. Тогда она журнальчики достала... Ну, эти... с голыми девушками... – ему было стыдно говорить при матери, – вы же понимаете? И сказала, что нам нужно так поиграть, как там на картинках, чтобы у меня интерес появился... Короче, привязал я ее к ножкам кровати, а дальше не помню. Проснулся, а она рядом мертвая... На шее шарфик шелковый...

Роман  замолчал. Мать сидела на кровати и смотрела на спину сына без всяких эмоций. Ей казалось, что она тоже умерла. Двадцать лет, работая уборщицей в двух соседних санаториях, она тянула Романа и его сестру, отказывая себе во всем. В прошлом году дочь сказала, что уезжает в Ленинград, чтобы там выйти замуж. Больше она дома не появлялась, не писала и не звонила. Теперь еще и это. «За что мне все это?! Почему бог так наказывает меня?» – думала она.

– А про Лену я ничего не могу сказать, – продолжил Роман. – Я не понял, зачем я тогда ей вообще нужен был. У меня и в мыслях ничего такого не было... Где я, а где она... Она же как принцесса... А я – никто... Про ребенка я, конечно, ее потом спрашивал, но она просила молчать. Умоляла. Мне даже обидно стало. Получилось, что вроде она меня использовала, только не знаю зачем. Я собственно из‑за этой обиды первый раз к Розе и приперся. Но чтобы как‑нибудь Лене навредить... Нет. Никогда.

– А потом? – спросил Максим.

– Что потом?

– Ну ты же ходил к Розе не одни раз, а она почти в два раза тебя старше. Зачем?

– Она мне денег давала, когда у меня не было, – честно признался Роман и опять оглянулся на мать. – У нее денег полно было, вот она и помогала мне иногда.

– А не знаешь, откуда у нее деньги? Ведь она не работала нигде.

– Не знаю. Может от мужа что досталось. Она что‑то постоянно продавала. К ней часто приезжали двое мужчин... На машине... Она их боялась очень. Дня за три до... – Роман замялся, – до этой ночи, я слышал, как они на улице ругались. Я в спальне был на втором этаже.

– А почему ругались?

– Мне кажется, у нее было что‑то такое, что им было нужно. А она не отдавала. Но точно я не знаю. Меня это не волновало.

– А что за ребята? Ты их знаешь? Видел где‑нибудь?

– Видел пару раз, но кто они, я не знаю. Их Гера знает.

– Который в кочегарку вчера приходил? Так ты с ним вроде не знаком.

– Это он так просил, чтобы я делал вид, что мы не знакомы. Я у него иногда шмотки покупаю и в кабаке перепродаю, – Рома задумался и посмотрел в окно. – Пару раз я ему Розины кольца продавал... Она даже не заметила.

– Сынок, ты еще и воровал! – всплеснула руками мать.

– Ну, мама... Ерунда это... Стекляшки... Настоящие ценности у неё в сейфе были спрятаны. Оттуда не украдешь. Про него никто не знал. Он за шкафом спрятан, – Рома рассказывал все это обреченно, думая, что по сравнению с убийством это уже ерунда. – И еще я доллары у него брал, в кабаке продавал, – сознался он.

– А Гера хорошо знает тех, кто ругался с Розой?

– Да. Он сам говорил, что у них общие дела. Но мне кажется, он у них на побегушках был...

– Описать их сможешь?

– С виду слащавые. Разговаривают культурно, но как‑то с ними рядом не по себе становится. Даже страшно. Я людей хорошо чувствую. Такие на все способны. В глазах ненависть и презрение. Они откуда‑то из Средней Азии. То ли узбеки, то ли казахи – кто их разберет... Гера тоже их боялся. Они как‑то пошутили, что голову ему отрежут как барану, если он их обманет. Он позеленел сразу. Я видел, как у него руки затряслись.

– Где этот Гера живет?

– Тут, у озера. Я дом не знаю, но могу нарисовать.

– А про сейф, который у Розы, ты кому‑нибудь еще рассказывал?

– Да Гере этому и рассказывал, – сознался  Роман, – когда кольца продавал...

Через минуту Максим вернулся в машину.

– Сознался в убийстве Розы Швец, – сообщил он прокурору, – но очень много вопросов... Какие‑то нестыковки. Поехали по этому адресу. По дороге я все расскажу, а сюда надо наряд вызвать...

– Хрен с ней, с этой Розой... Про Лену что‑то узнал? – оборвал его прокурор.

– Нет. Ничего нового.

Глава 15

– К пропаже Лены он не причастен, – повторил Максим.

– Так какого хрена мы здесь время теряем? – вскрикнул Андрей Алексеевич. – Каждая минута дорога! Послушал я тебя...  – он раздраженно взъерошил волосы. – Эх, если бы ты проводил ее до дома...

Максим не стал оправдываться. Сейчас ему самому казалось, что во всем виноват только он.

– Лену вся милиция ищет, – попытался он успокоить и себя, и приятеля, – военные, КГБ... Она же дочь прокурора. Ну, ты же знаешь, что есть особый  план на этот случай. Мы им все равно помочь не сможем.

– Они ее не найдут, даже если она в центре города будет стоять и флагом махать, – обреченно махнул рукой Андрей Алексеевич. – Потому что всем наплевать. Вся работа для галочки. Только и умеем, что отчеты для начальства писать. Всю ночь впустую проболтались...

– Если хочешь сидеть в своем кабинете, смотреть на телефон и молиться, то езжай домой. Довези меня по адресу и езжай.

– Так и сделаем, – раздраженно ответил прокурор.

Они молча доехали до места. Максим вышел, и машина сразу же уехала.

Максим нажал на кнопку звонка, еле заметную на глухом высоком деревянном заборе, и услышал где‑то вдалеке мелодичную трель. Подождав минуту и не услышав никакого ответа, он позвонил еще. За забором раздались шаркающие звуки.

– Кто там? – услышал он голос Геры.

– Это Максим. Мы вчера в котельной познакомились.

Калитка открылась. Хозяин дома совсем не удивился утреннему гостю или не подал виду.

– Ты из‑за бабы, что ли, с утра пораньше примчался? Она мне говорила, что между вами что‑то было... – сухо и чуть высокомерно спросил  Гера. – Даша еще вчера уехала. Надеюсь, драться не полезешь?

– Нет, я по делу. Где мы можем поговорить?

Максим подумал, что надо было, пока машина не уехала, забрать этого парня в прокуратуру. Здесь, у него дома, говорить с ним будет труднее. Но времени не было.

– Меня вообще бабы не интересуют, – Гера повернулся и, не приглашая Максима, направился к дому. – Она шмотки мои продает. Может, надеялась, что я на ее красоту клюну и скидку сделаю...

– То есть ты фарцовщик?

– Вроде того.

– А я следователь прокуратуры.

Гера остановился на крыльце, оглянулся и, оглядев Максима с головы до ног, спросил:

– Так ты ко мне как следователь? – он опять повернулся спиной и зашел в дом, оставив дверь открытой. – Я смотрю на тебе Levi's пятьсот первый... Их даже в «Березке» за чеки не найдешь. За сколько покупал? Может я могу подешевле...

– Не боишься мне предлагать? – усмехнулся Максим.

– Зачем лицемерием заниматься? Ты же эти джинсы не в магазине покупал, а у таких же фарцовщиков. Сам законы нарушаешь... Значит, нет между нами разницы, – заметил Гера.

Из прихожей Гера прошел в большую гостиную и плюхнулся  в огромное кресло.

– Мне кажется, ты себя каким‑то особенным считаешь. Есть с чего? – спросил Максим.

– Ты же не хуже меня все понимаешь. С людьми же работаешь, – снисходительно улыбнулся Гера. – Большинство живет только чтобы пожрать и поспать. Утром на работу, вечером хоккей по телику под стопарик водки и тухлые пельмени. В выходные напиваются до одури и бьют друг другу рожи в парке на танцах. От жизни такой становятся озлобленными и завистливыми...

– Ты, естественно, не такой? – оборвал  его Максим.

– Я кручусь целыми днями. Как белка в колесе. У меня мозг иногда кипит от напряжения.

– А ради чего? Идея у тебя какая‑то есть? Или мечта?

– Идея говоришь... Мечта? – губы у Геры искривились в злобную усмешку. – Хочется мне, чтобы пришел хороший хозяин и загнал опять это стадо в стойло. Где ему и место.

– А у тебя‑то кто хозяин? – Максиму надоело его слушать. – Не те ли два парня, у которых ты на подхвате бегаешь? Разве не для них ты здесь барахлом торгуешь?

– Вы о ком? – Гера от неожиданности перешел на «вы».

– И если бы только шмотки... – продолжил, не отвечая, Максим. – Скупка краденного, торговля валютой...

– Кто вам сказал? – все высокомерие вмиг слетело с его лица, он сжал пальцами подлокотники кресла и с испугом смотрел  на Максима.

– Спрашиваешь, какая между нами разница? Разница в том, что я могу на тебя дело возбудить, а ты на меня нет. Знаешь, что за торговлю валютой у нас высшая мера – смертная казнь? Статья 88 –  «бабочка» на вашем языке. Дело Рокотова помнишь или тебе рассказать? Троих, таких же, как ты, расстреляли и не поморщились. Сейчас стране как раз нужен еще один показательный процесс, а то много вас развелось, очень деловых. Это я тебе пока просто как знакомый говорю. А как только мы приедем с тобой в прокуратуру, в твоей жизни включится счетчик обратного отсчета: сколько дней тебе жить осталось. Вот такие дела... Ты же считаешь себя умным – сам все понимаешь.

Гера встал, подошел к окну и стал нервно грызть ноготь на указательном пальце. Подумав несколько секунд, он спросил:

– Что я вам должен рассказать?

– Про хозяев своих.

– Не знаю, кто для меня опаснее: вы или они, – нерешительно вздохнул Гера.

– Ты уж сам решай.

– Я про них почти ничего не знаю. Не местные они.

– Из Москвы?

– Нет. Откуда то из Средней Азии. Приехали в Москву учиться. Их родители у себя там шишки первой величины. Баи местные.

– Что же они им денег мало дают, что они вместо учебы спекуляцией занимаются?

– Мало-не мало, но нормальным людям денег всегда не хватает. И еще они говорят, что социализму скоро конец и надо хорошенько подготовиться. Смеются прямо в лицо: «Мы всю вашу Россию со всем народом купим. Будете нам дань платить. Поэтому деньги нужны».

– Это все слова. Мне нужно что‑то конкретное.

– Вы спрашивайте – я отвечу. Я же не знаю, что вас интересует.

– Они имели дела с убитой Розой Швец. Можешь что‑то об этом рассказать?

Гера отошел от окна. Взял со стола книжку, полистал ее и бросил на кресло. Он хотел выглядеть спокойным, но было заметно, как у него тряслись руки.

– Ты же знаешь, кто ее убил, – неожиданно сказал Максим.

– Нет! – вскрикнул Гера. – Я не знаю... Но они были там в ту ночь. А потом я видел у них вещи из ее сейфа.

– Какие вещи? Откуда ты знаешь, что они принадлежали убитой?

– Роза с мужем, когда еще живы были, мечтали на Запад свалить. Поэтому готовились. Продавали иконы и картины, потому что их вывезти из страны нельзя и покупали драгоценности. Собрали целую коллекцию бриллиантов. Кто‑то на самом верху про это узнал и захотел получить камушки себе. Продавать Роза наотрез отказывалась... Так вот, эти бриллианты я в тот день у них видел... Они сами хвастались, что важное дело сделали.

– Если они обычные детишки каких‑то чиновников, то почему ты их так панически боишься? Разве они способны на что‑то серьезное?

– Я вначале тоже так думал... Про себя «тюбетейками» их называл. А месяц назад увидел, как они в багажник девчонку мертвую засунули. Кажется, они мне это специально показали, чтобы я боялся и про дела их молчал. Сказали, что она их слушаться не хотела, и они ее наказали. Говорили, а сами смеялись...

– Откуда девушка?

– Да не знаю я...

– Где они живут?

– Здесь рядом по улице...

– Телефон у тебя дома есть?

– Нет.

– Беги в котельную... Там Илья на смене... Да неважно кто... Вот телефон прокурора, – схватив со стола газету, Максим быстро записал номер, – звони ему. Если не снимает, то звони 02. Срочно! Пусть присылают наряд к их дому. Срочно, Гера. От этого не только твоя жизнь зависит.

Глава 16

Лена очнулась от холода и боли в плечах. В абсолютной темноте она не могла ничего разглядеть, но поняла, что сидит на земле, а руки, стянутые веревкой в районе кистей, привязаны к чему‑то над ее головой.

Девушка вспомнила, как вчера вечером выскочила из электрички с новым, внезапно охватившим ее ощущением необъяснимой радости. Как бежала домой, пытаясь понять, откуда это взялось. А когда поняла, то испугалась: «А не влюбилась ли ты, подруга?» Она остановилась как вкопанная. И в этот момент рядом остановилась машина. Какой‑то человек вышел из нее и что‑то спросил. Что было дальше, она не помнила.

Лена попробовала встать и, ударившись во что‑то головой, упала на колени. От страха, боли и неизвестности хотелось плакать.

 «Только не реветь. Не сейчас... не сейчас...»

Поставив одну ногу на ступню, она чуть приподнялась и подтянулась к веревке, завязанной на руках. Попробовала подергать узлы зубами, но быстро устала и опять опустилась на колени.

«Где же я? Кто меня сюда привез? – она пыталась что‑нибудь вспомнить, но все было бесполезно. – Ладно. Это сейчас неважно. Главное выбраться, а для начала развязать руки».

Лена повторила попытку, и на этот раз ей показалось, что один  узел чуть ослаб. Из‑под содранной кожи текла приторная кровь, которую она чувствовала губами и языком.

«Сейчас отдохну две минутки, и все у меня получится, –  сказала она себе, – а иначе нельзя. У меня же сын».

Лена сменила опорную ногу, поднялась и стала искать языком тот узел, который, как ей показалась, чуть ослаб от ее усилий. Нащупав, она крепко вцепилась в него зубами и почти повисла, пытаясь вытянуть поддающийся изгиб. И у неё получилось: она вытянула этот конец веревки из узла. Чуть передохнув, так же справилась еще с двумя.

Освободившись, девушка осторожно ощупала к чему была привязана. Оказалось, что это крутая железная лестница. «Наверное, это какой‑то подвал», – решила она.

Лена поднялась на несколько ступенек и, вытянув руки вверх, нащупала над головой крышку деревянного люка. Чуть надавив на нее, поняла, что люк можно открыть. Она остановилась и прислушалась. Наверху было тихо. «А какие у тебя еще варианты?» – спросила пленница саму себя и начала отодвигать люк.

Выбравшись, Лена оказалась в небольшом гараже. Под потолком было единственное окно и то с железной решеткой. Она подошла к воротам. Изнутри замок нельзя было открыть: с обеих сторон он закрывался только ключом. Лена подбежала к окну. Подставив какую‑то канистру, схватилась руками за решетку. Подтянувшись, она увидела за деревьями несколько деревянных домов.

«Какой-то поселок. Значит рядом люди, которые могут помочь... Хотя...» Она понимала, что шанс, что ее услышат и спасут очень маленький, но другого выхода не было. «Если нельзя открыть ворота изнутри, то надо сделать так, чтобы их нельзя было открыть и снаружи».

Лена спрыгнула с канистры и подбежала к воротам. Осмотрев замок, она оглянулась и увидела ящик с инструментами. «Вот это мне и надо!»

Найти несколько небольших гвоздей не составило труда. Лена засунула их в замочную скважину. «Пусть теперь попробуют открыть».

Она несколько секунд постояла в нерешительности, потом взяла молоток, опять встала на канистру, разбила стекло и закричала.

Акмал Батаев спал у открытого окна и поэтому сразу услышал, как кто‑то кричит: «Помогите!» После вчерашней пьянки голова соображала плохо. Поэтому он не сразу понял, что кричат из их гаража. Понадобилось время, чтобы он вспомнил вчерашний день.

Чертыхнувшись по‑русски, Акмал вскочил на ноги и тут же  опять сел на кровать. Голова так закружилась, что вся мебель в комнате мелькала вокруг него, как карусель. Он не удержался и его стошнило прямо на пол.

Крики не прекращались. Акмал вытер ладонью губы и, покачиваясь, вышел из комнаты, чтобы найти своего приятеля Захира Довлетбаева.

Два года назад они приехали в Москву поступать в институт. Для поддержки и решения возможных вопросов их сопровождал министр образования Таджикистана. Поэтому на экзаменах проблем не было. А вот то, что случилось после зачисления для них было шоком.

Акмал, невысокий полненький с круглой большой головой, был сыном секретаря ЦК Компартии Таджикистана. Отец его приятеля и родственника по матери, высокого крепкого парня тугодума Захира Довлетбаева, возглавлял республиканское МВД. По вековым местным традициям, с которыми советская власть ничего сделать не могла, у себя в республике они чувствовали себя хозяевами. В школу их возили на персональных машинах личные водители. Учителя ставили оценки, никогда не проверяя знания. А главное, все в школе, девочки и мальчики, без сомнений признавали их превосходство. Ребята считали за честь выполнить любую их просьбу, а девочки с радостью принимали нескромные знаки внимания.

В институте все было по‑другому. Никто и не думал признавать их авторитет. Скорее, наоборот, с первых дней все вокруг давали понять, что Акмал и Захир приехали из какого‑то дальнего отсталого региона и в лучшем случае могут рассчитывать на покровительственное похлопывание по плечу. Девочки вообще не смотрели в их сторону. Попытки познакомиться пресекались с нескрываемым презрением.

Шансов изменить мнение окружающих в лучшую сторону у них не было. Знаний не было почти никаких, как и желания их получить. Учителя, хотя и ставили им положительные оценки,  добавляли: «С такими знаниями вам овец пасти надо».

Тогда приятели решили, что деньги все исправят. С детства им внушили, что на деньги можно купить все: дружбу, уважение, любовь. Поэтому благодаря поддержке из дома, они занялись спекуляцией, скупкой и продажей драгоценностей и валюты. Зимой  жили в большой квартире на Кутузовском проспекте, а летом приезжали сюда в Кратово.

Здесь у них и появилось новое развлечение. Заодно и способ отомстить за свои унижения.

Акмал нашел приятеля крепко спящим в соседней комнате. Разбудил его и, ничего не объясняя, потащил за руку на улицу к гаражу.