Текст книги "Оружие в его руках 2 (СИ)"

Автор книги: Osolio

сообщить о нарушении

Текущая страница: 10 (всего у книги 13 страниц)

Убить родного брата, – худшее, что можно придумать. Я никогда бы не сделал с ним и собой такого. Пусть лучше мой брат будет жить в нищете, осознавая свою ошибку, чем лишится жизни в одночасье. Если бы Стефано не испугался собственной ориентации, если бы он мне доверился, то предательства бы не было. Я не тот человек, который способен убить родного брата. Я не тот человек…

Я не тот человек… Не тот, кем должен быть.

– Доменико, – на той стороне разговора отозвался грубый бас, – собирай собрание. У меня есть важные новости. Я прилечу через пару часов.

На кону вопросы о лишении защиты клана Стефано, возвращении бизнеса. Нужно вытащить отца, хотя я бы предпочёл, чтобы он сгнил в тюрьме, и я должен найти Андреа. Последнее сейчас мне хочется сделать больше всего.

Где же ты, сумасшедшая беглянка?

Глава 26 Андреа. День ареста

Я бежала, что было сил подальше от квартиры, которую нам подарило семейство Россини. Я предала, подставила, подговорила невинных.

Единственное, что заставляло меня оставаться в своём рассудке, – надежда, что Луиджи меня когда-нибудь поймёт. Примет тот факт, что меня больше нет в его жизни и не станет искать меня по всему свету. Ноги горели огнём, дыхание уже превратилось в сплошную отдышку, но я не могла остановится. Я бежала, не замечая встревоженные взгляды прохожих, лай собак и тех, на кого я случайно налетала, отталкивала, даже не удосужившись извиниться.

Вскоре мои силы иссякли, и я упала на первую попавшуюся лавочку, находившуюся напротив озёра. Только успокоившись, я заметила, что до сих пор была в домашних тапочках. Слава богу они были похожи на пляжные сабо, но это не настолько утешительный факт в середине ноября. Меня трясло от холода. В кармане штанов я нащупала телефон и набрала Монике.

– Моника, – мое сбивчивое дыхание нервные нотки в голосе выдавали страх. – Это срочно. Мне надо исчезнуть.

– Что случилось? – На той стороне трубки слышались шум и крики. – Лео, секунду! Что? Андреа! Ты знала, что арестовали братьев Россини? У нас сейчас порт арестовали, там были молодые девушки!

– Да, – я всхлипнула, понимая, какой шум наделала своим заявлением. – Это все я, Моника.

– В каком смысле?

– Это я донесла до полиции. Не сама, но подговорила.

– Все три раза?

– Один. Отсюда. О каких трёх ты говоришь? – Я понимала, что наш разговор заходит не в то русло. Волноваться о доносах было последним, о чем я должна переживать. – Моника, мне нужно исчезнуть.

– В смысле?

– Нужно, чтобы Андреа Россини больше не существовало, понимаешь?

– Понимаю. И знаю, кто поможет. Я тебе скину номер, созвонись с ним и выброси телефон. И, Андреа, не забывай меня, пожалуйста. Как все уляжется, позвони.

– Я люблю тебя, Мон.

– И я, крошка, и мне жаль, что твоих родителей больше нет.

Мою грудь затрясло. Воспоминания о бездыханных телах моих родителей на пороге нашей квартиры, – худшее воспоминание, которое будет преследовать меня всю оставшуюся жизнь. Я всхлипнула, но следом за всхлипом последовал тихий плач.

– Ты сильная девочка, – успокаивала меня подруга. – Мы обязательно встретимся. Нойл тебе поможет.

– Спасибо.

Расставшись, на мой телефон пришло сообщение с номером того самого Нойла. По голосу это казался мужчина среднего возраста, но когда мы с ним встретились, это оказался мужчина лет пятидесяти с седой головой, с круглыми очками и доброй улыбкой. Мы сидели в его стареньком фольцвагене, рядом текла речка, а по тротуару неспешно шагали пары с собачками.

– Тебе надо где-то спрятаться, пока я делаю тебе новый паспорт. Скажи, какое имя у тебя будет?

– Энджи, – единственное имя, которое я вспомнила.

– Фамилия? – Я пожала плечами. – Морриган, пойдёт?

– Да. Но жить мне негде. У моих родителей и у меня есть приличный трастовый фонд, после их смерти все досталось мне, но я не знаю, как обналичить его сейчас. Это опасно.

– Ты обналичишь свой счёт через доверенность.

– Какой дурак отдаст такую сумму незнакомцу, да ещё и наличкой?

– Тогда снимай сама. У нас есть некоторое время, пока братья мафиози сидят за решеткой. Поехали в банк. Паспорт с собой?

– В квартире. – Нойл говорил серьёзным тоном, четко выделяя каждое слово.

– Как только мы снимем все деньги, прилетим в Турцию, ты выкидываешь телефон и свои старые документы. – Я уже хотела возмутиться, но Коган был очень убедителен. – Не волнуйся, я уже дал команду знакомым, чтобы тебе сделали поддельный паспорт с двумя гражданствами.

– Турция и Америка?

– Да. А теперь поехали.

Деньги снять удалось, не вызывая подозрений. Обошлось парой банальных фраз про скорую кончину родителей и возникшим желанием отдать все сбережения на благотворительность. Нойл сделал по-умному, он эти деньги положил на свой счёт. Не всю сумму, только часть, но и эта часть была внушительной.

– По прилету тебе нужно сменить имидж. Перекрасить волосы, изменить стиль одежды и глаза. Твои глаза не так запоминаются, но Россини помнят в тебе каждую морщинку. Поэтому, попробуем пользоваться цветными линзами.

– Я уже согласна на все, лишь бы поскорее сбежать отсюда.

– Уже скоро. Уже совсем скоро.

Без чемодана, без своей старой одежды и гаджетов. Буквально голая, я садилась в самолёт. Старая жизнь вместе с именем остаются здесь, рядом с моими родителями. Я больше не принадлежу Италии, Россини и всем тем, кого я полюбила.

Мы прилетели глубокой ночью. Огни мусульманского государства светили так ярко, словно я находилась рядом с Буш Халифа. В голове было пусто. Нойл вёз свой чемодан, в котором находились деньги для обмена на турецкую валюту. Мы молчали, потому что каждому нужно было переварить прожитый день. Мне смириться с мыслью, что старая я умерла в Америке в момент ареста братьев, а Когану придумать план действий.

– Как все разрешится, ты вернёшься обратно? – Поинтересовалась я. Мне было страшно оставаться одной, но делится этими мыслями я не собиралась.

– Нет. Мне нечего делать в Америке. Я буду здесь, приглядывать за тобой.

Внутри меня бушевали радость и облегчение. Я не останусь наедине со своими страхами и горем, со мной будет человек, знающий мою историю, способный подсказать советом, направить в нужное русло.

Мы приехали к дому, который мне подарили родители и Хосе. Он был в точности такой же, каким я помнила его много лет назад. Стамбул может и изменился, Нью-Йорк может и изменился, может изменились и мы все, но этот дом был таким, словно мне снова десять, я снова на отдыхе с родителями и друзьями спорю с Хосе о том, что этот дом достанется мне.

– Я снял дом неподалёку. – Оповестил меня мужчина. – А теперь давай сделаем то, что планировали.

Я вытащила из кармана телефон, который уже долгое время был отключён. Подошла к набережной Босфора и что было сил бросила его в воду, следом за ним полетел мой паспорт, и даже появилось желание полететь вслед за ними, но Нойл вовремя схватил меня за плечи, удерживая на суше. Если бы я умерла, больше бы не было проблем. Я итак уже одна!

– В тебе говорят эмоции. Твое горе взяло вверх. И это понятно. Дай себе время, сожми волю в кулак и покажи всему миру, что ты сильная. Что ты именно такая, как о тебе отзываются твои друзья, как о тебе говорили твои родители.

– Я не такая сильная, как говорит Мон-Мон. – Я всхлипнула, после чего мое тело стала бить мелкая дрожь. Я развернулась спиной к Босфору и уткнулась лицом в грудь мужчины. Нойл окутал меня своими объятиями. Плач вырвался из груди, и силы, сдерживающиеся все мое горе, иссякли.

– Мы со всем справимся. – Коган успокаивающе поглаживал мою спину, словно сам знал, какое всепоглощающее это чувство отчаяния.

***

Шла третья неделя моей «новой жизни». Энджи Морриган, или же я, собственной персоны, устроилась работать в офис, находившейся напротив художественной галереи. Это был филиал компании по производству упаковок из бумаги и картона, и там я была специалистом отдела договоров. Было очень трудно работать, потому что я на знала языка так хорошо, как должен знать человек, работающий с важными документами, но жизнь во главе с Нойлом, устроившимся вместе со мной в один офис, понатаскали меня по турецкому. Так что, теперь я хоть на ломанном турецком, но все же говорю.

С теми деньгами, что нам удалось обналичить, я могла бы жить, не работая, практически всю жизнь. Правда, чем дольше я находилась в одиночестве без дела, тем сильнее тоска меня съедала. Я чувствовала иглы в своём сердце от воспоминаний прожитый лет, корила себя за бездушие по отношению к своему отцу, за бездействие в ситуации с мамой. Может, если бы я все-таки забрала ее тогда с собой, то сейчас была она разделила этот чайный час со мной. Мы бы болтали о неважных вещах, она бы шутила, что ещё молода и подыскивала бы себе ухажера турка.

О ком я старалась не думать, это о Луи. В нашей со Стефано игре он оказался пешкой, помехой справа. Единственное, что меня подбадривало, – Надежда, что моя наводка на чету Россини не задела так сильно того мужчину, имя которого выжжено на моем сердце. Пусть наши дороги никогда не пересекутся, но то счастье, подаренное мне на протяжении этих лет, я буду помнить всегда.

Я сидела на лавочке во дворе дома, когда от нахлынувших воспоминаний у меня загорелись щеки. Аромат жасмина, разросшегося в саду был таким сильным, что меня стало мутить. Отпив немного уже остывшего чая, я почувствовала, как в желудке разразилась война, выталкивающая все съеденное за сегодня обратно.

– Вот тебе и отходняк, – пробормотала я, откидывая свои постриженные до плеч волосы назад.

По приезду в Турцию, я устроилась в доме и плотно занялась собой. Имидж изменился до неузнаваемости: крашенные в рыжий короткие волосы, цветные линзы, превращающие мои огненно-коричневые стрелы в хвойный лес. Паспорт и права на дом все было под именем Энджи Морриган. Я могла быть собой только дома. Этот самый последний и самый ценных подарок стал моей крепостью. Навсегда распрощавшись в прошлой жизнью, я открыла дорогу в неведомую долину нового.

Вскоре пришёл Нойл с целой корзиной фруктов и овощей, купленных на ближайшем местном рынке. Ему не составило труда разыскать меня, – я всегда была здесь. Сегодня, вчера и все прошедшие дни. Когда он подошёл, я заметила в его руках небольшую коробочку.

– Прости за ту оплошность в офисе, – произнёс Коган. Этот человек стал моим настоящим крестным отцом. После всего случившегося он взял всю ответственность на себя, взвалил все тяготы новой жизни Андреа на свои плечи. Мужчина протянул мне телефон и тепло улыбнулся. – Сим-карта уже внутри. Пользуйся.

К слову, мы так и не обзавелись телефоном до этого момента. Все звонки я совершала с номера Нойла, и когда на работе руководитель попросил дать ему мой номер, я замешкалась.

– Спасибо, – приняв этот подарок, я подарила улыбку в ответ. – Почему ты возишься со мной?

– Потому что ты в этом нуждаешься. – Он похлопал меня ладонью по плечу. – Потому что в этом нуждаюсь я. – Я вопросительно изогнута бровь, не совсем понимая его реплики. – Я не всегда был один, – Нойл провёл рукой по волосам, окрасившихся в седину, – У меня были жена и сын. Жену звали Морган. – Я кивнула, понимая, почему Когану пришла в голову созвучная фамилия с именем его жены. – Когда Стиву, – моему сыну, – было десять, у Морган обнаружили рак. Последняя неизлечимая стадия. Буквально за несколько недель она сгорела.

Тогда я всю свою заботу и любовь уделил сыну. Он жил, ни в чем не нуждаясь. Захотел на каникулы во Флориду? Поехали! Нужны новые гаджеты? Вот, пожалуйста. – Он выставил ладони передо мной. Его лицо озарилось улыбкой, вспоминая те дни, проведённые с любимых ребёнком. – Но когда ему исполнилось восемнадцать, Стива забрали в армию. Поначалу все предполагалось, как обычная срочная служба, но в моем оболтусе взыграло чувство долга, и он пошёл работать по контракту. Захотел облегчить мне жизнь. – Плечи мужчины опустились. Я внимательно слушала рассказ друга, предчувствуя нехорошую кончину. – Там на одной из операций Стива подстрелили. Задели лёгкое. Мой сын даже не доехал до госпиталя. Умер, задыхаясь и захлёбываясь собственной кровью.

Из глаза Нойла скорбно скатилась одинокая слеза, которую мужчина наспех смахнул кончиками пальцев. Я коснулась ладонью его предплечья, разделяя всю боль от потери. Соленый водопад из моих глаз норовил вот-вот выйти наружу. Я словно снова очутилась на пороге нашего пентхауса, в ногах у меня лежат тела моих родителей, и я снова кричу чужим голосом.

– Нойл, – осипшим голосом произнесла я. – Мне так жаль.

– Твоя равна свежая, а моя хоть иногда и бородит, но все же позволяет отвлечься. Что хорошо в том, что пока ты чешись своё горе, ты сам зарастаешь толстым слоем пыли? Мы похожи своей болью, Андреа, и поэтому нам нужно держаться вместе.

– Ты поэтому согласился помочь мне?

– Когда Моника позвонила и сказала, что нужно помочь одной девушке, я сомневался, но Хосе…

– Хосе?! – Я оборвала речь мужчины, выпучив глаза.

– Брат Моники учился в одном классе со Стивом. Отсюда я знаю этого мальца.

– Что сказал Хосе? – От одного воспоминания о нем в моей груди становилось тепло. Спустя столько лет пребывания в разлуке и полном неведении, я понимала, что любая ссора, – пустяк. Даже такая сильная, как последняя. – Он сказал, что если о помощи просишь ты, значит случилось что-то понастоящему страшное. И что я просто обязан помочь самой сильной с наружи и хрупкой внутри девушке.

Я усмехнулась. Даже спустя столько лет он отзывается обо мне с теплотой и любовью. Если его чувства и остыли, то нашу связь не разорвать. Она подобна толстым канатам.

– Этот парень влюблён в тебя. – Зачем-то так точно подметил Нойл.

– Я знаю. – Я разглядывала свои руки. – Именно из-за этого он и уехал в военный городок. Судьба жестока, – я пожала плечами. – Мы влюбляемся в тех, кто нам не принадлежит.

– Иногда принадлежность решают за нас самих. Если бы тебе дали право выбора, какие были бы твои действия?

– Не вышла бы замуж за Стефано, это точно. Тогда бы не последовала цепочка с планом мести, тянущим за собой смерть родителей и донос на его брата. Только тогда бы я не встретила его. В прочем, – я сглотнула горечь в горле, скривившись в лице, – он никогда мне не принадлежал.

Нойл хотел что-то добавить, но увидел, что мое лицо приняло оттенок листьев жасмина. Тошнота снова наступала, и мои ноги сами понесли меня в уборную. Третий раз за день! Моя голова уже подкидывает разные нехорошие мысли.

Умывшись, я нацепила на себя цветные линзы, схватила сумку и выскочила из дома, направляясь в ближайшую аптеку. Все яркие краски сливались в одну сплошную полосу. Я могу быть беременна, сколько прошло с последней нашей встречи? Три недели. Когда последний раз были месячные? Не помню.

Во мне сражалась надежда, что частичка любимого человека зародилась во мне, со здравым смыслом. Ребёнок, в том положении, в котором я оказалась, мог стать обузой. Но это ребёнок Луи!

С тестом в руках, я прошагала на ватных ногах под встревоженным взглядом Когана в ванную комнату. Эти пары минут казались вечностью. Я чувствовала, как мое тело пробивает мелкая дрожь, как лоб покрывается испариной. Но когда тест показал результат, мне резко стало жарко. Комната показалась такой маленькой, что в ней не хватало воздуха. Из горла вырвался крик, на который прибежал испуганный Нойл. Его глаза бегали по моему лицу, перемещая своё внимание на руки.

– Как не вовремя, – прошептал мужчина, но потом он широко улыбнулся завлекая меня в медвежьи объятия.

– Обещаю, я стану отличным дедушкой.

Смех со слезами вырвался из моей груди. Несмотря на все ещё рваную острую боль от потери, чувство счастья захлестнуло меня.

– Ещё никогда ничего не происходило так вовремя. – Буквально одними губами произнесла я.

Пусть мой ребёнок никогда не узнает своего отца, но у него будет супер-мама с безграничной любовью и дедушка, с которым можно хоть в огонь, хоть в воду.

– Нойл, не говори никому. Ни Монике, ни тем более Хосе. Они сойдут с ума.

– Конечно, если ты так хочешь. Кстати, новости об отце. – Радость в миг улетучилась. Я затаив дыхание, ждала, что дальше скажет мужчина. – Луиджи Россини и его брат на свободе. Арестовали только отца. Правда, Луи узнал всю правду и лишил своего брата защиты клана и денег. А ещё…

– Что может быть ещё?

– Луи тебя ищет. Он отправил по всей Европе своих гончих, что бы они разыскали тебя.

– Какое счастье, что я теперь не брюнетка с карими глазами. – Усмехнувшись, я поняла, что находится там, где я сейчас безопасно.

– Он не найдёт тебя.

– Потому что меня больше не существует.

Глава 27

Женщины вне зависимости от родительского контроля переживают несколько этапов в жизни, которые координатно меняют их сознание. Когда начинается менструация, девочка, которая ещё вчера играла в куклы, начинает интересоваться уже другими женскими вещами. Она заботиться о своей красоте, реагирует на взгляды мальчишек, удивляется тому, как её плоское тело обретает форму.

Когда у девушки происходит первый секс, она чувствует себя двояко: с одной стороны милая девочка внутри неё на седьмом небе от счастья из-за ночи, проведённой с любимым человеком, но с другой стороны её терзает страх неуверенности.

Конечно, эти случаи не показательные. Многие девушки испытывают радость, или они находятся в не себя от гнева или стыда. Но всех всегда объединяет одно: страх. После этого они перестают думать, что мужчины любят теми же рецепторами, что и они. Девушка понимает, что для каждого парня главным является секс.

Когда же всё-таки получается найти баланс любви и похоти, женщина решается на серьёзный шаг, – она выходит замуж. Тогда, в большинстве случаев, центром её мира становится муж. Большое счастье, если этот муж оказывается понимающим и любящим. Настаёт момент, когда новая ячейка общества решает родить ребёнка. Женщине страшно, но её страстное желание родить частичку себя и своего любимого вытесняет страх на второй план.

Вот она, – самая прекрасная пора для женщины, полная токсикоза, координальной перестройки организма, гормональных взрывов и эмоциональной нестабильности. Но несмотря на это, счастливее состояния беременной женщины уже не будет. Зародилась самая чистая и искренняя любовь матери и ребёнка.

У меня все пошло кувырком. Я вышла замуж за нелюбимого человека, в тайне мечтая о его брате. Я стала женщиной с любимым, но при этом осквернив все ценности брака. Я забеременела, когда отчаянно нуждалась в любви.

Единственное, что меня объединяет со всеми этими случаями, – страх. На протяжении всей жизни за мной гонится панический страх.

Прошло четыре месяца с момента, как я узнала о своём положении. Мой живот только начал расти, но я уже чувствую внутри себя движения малыша. Это словно порхание бабочек в животе. Я каждый день с ним или с ней разговариваю и даже чувствую его эмоции. Когда он с чем-то не согласен, меня начинает страшно мутить. Конечно, по большей части это все мои выдумки, но в чем я точно уверена, – моя самая сильная любовь меня слышит.

Апрель в Турции был похож на лето а Америке. Самое то для беременной женщины, – избыток витамина Д. Моя кожа буквально сияла под лучами солнца без как х либо добавок и медикаментозных витаминов. А ещё меня распирало от счастья.

Помимо всех моих положительных эмоций, есть и отрицательные. Я стала забывчивой. Я забывала надеть линзы практически каждый день, поэтому мой чёрный соратник Нойл положил дополнительную пару мне в сумку и к себе в портфель он тоже бросил упаковку, на случай если я и это забуду.

Сегодня у меня скрининг. На этом узи я наконец-таки должна узнать пол ребёнка. Нойл с самого утра возится со мной как с писанной торбой. Он вызвался сопроводить меня к врачу, больше из-за интереса к ребёнку, а не из-за своей безграничной заботы обо мне.

Уже лёжа на кушетке, я слушала сердцебиение своего малыша и чувствовала дикую эйфорию. Это настоящее чудо, зародившееся от моей любви к его отцу.

– Теперь посмотрим пол ребёнка, – добродушная женщина врач навела джойстик на нужное место и улыбнулась. – У вас будет девочка. Поздравляю.

– Внучка! – Восторженно подскочил Нойл, обнимая меня.

– Уже решили, как назовёте?

Я точно знала, какое второе имя будет у моей доченьки. Франческа. Моя мама. Всегда она.

– Ещё пока думаем, – ответила я, поднимаясь с кушетки и вытирая живот.

– Жду вас на следующем узи. – Попрощалась врач, когда я вместе со счастливым дедушкой выходила из кабинета.

– Предлагаю отметить такое дело в кофейне. – Предложил Нойл.

– Заманчиво. Но я сейчас очень хочу большой шоколадный рожок.

Мы сидели на набережной и любовались пейзажами. Несмотря на то, что мой живот был ещё маленьким, чувствовала себя нерасторопной. Облокотившись на спинку скамьи, я уплетала своё мороженое, а Нойл, сидевший рядом рассказывал мне байки из своей прошлой жизни. Но любил вспоминать прошлое, а мне нравилось его слушать. Он был тем единственным человеком в этой стране, кто знал меня настоящую.

– Однажды Морган закатила истерику в два часа ночи. – Продолжал мой друг тонуть в воспоминаниях. – Знаешь из-за чего?

– Из-за чего? – Я лизнула мороженное, вполоборота глядя на мужчину.

– Она захотела инжир. Не просто инжир, а инжир, политый острым соусом Чили. К слову, моей жене нельзя было острое, – у неё был гастрит.

Вкус шоколада на языке уже не казался таким сладким. От одного упоминания об инжире, мне ужасно захотелось его попробовать. Я чувствовала, как слюна накапливалась во рту, и я сглотнула ее, пристально смотря на друга.

Нойл сощурился.

– Только не говори, что ты захотела инжир.

– Одну штучку, Нойл, – я с умоляющим взглядом уставилась на мужчину, выставив указательный палец. – Всего одну. Мы в Турции, сейчас час дня. Определено найдется хоть одна штучка.

– Моя внучка сводит меня с ума, – добродушно рассмеялся Коган и показал головой. – Ладно, пойдём покупать инжир. Только прошу, с начала намой его.

Я почувствовала дискомфорт в правом глазу, но не придала этому значения. В последнее время сухость в глазах стала частой. Я широко улыбалась и смотрела на чаёк, летающих над морем, когда услышала знакомые голоса. Стоило мне повернуть новому в сторону идущих в нашу сторону молодых людей, по коже пронеслась армия мурашек.

– Нойл, – едва слышно произнесла я. Стало душно. Так сильно, что хотелось перелезть через бортик набережной и искупаться в море. – Нойл, это люди Луиджи.

– Тихо. Вставай, пошли в то же направление, что и они.

Мы поднялись с лавочки и прогулочным шагом направились в сторону рынка. К счастью, он находился как раз в том направлении, куда широкими шагами шли парни. Я так сильно нервничала, что тошнота снова настигла мое тело. Меня трясло и бросало то в жар, то в холод.

Нойл уже не смотрел на меня, он вёл мое трепыхающееся тело, которое я заставляла двигаться спокойнее. Еле волочась, я была так напугана, что не заметила, как ремешок от сумки скатился с моего плеча, и мой ридикюль со звоном упал на брусчатку.

Из сумки повалились документы, ключи, и что самое ужасное, выпала коробочка с цветными линзами. Я присела на корточки, смешно собирая все содержимое моей сумки, когда длинные пальцы коснулись именно коробочки с линзами. Лео с интересом разглядывал ее, а потом улыбнулся и протянул ее мне.

Когда наши взгляды встретились, тот лишь кивнул. Он уже хотел уйти, потому что безучастный Уго звал парня поторопиться, когда в моем глазу снова что-то стало ужасно мешать, и я решила его почесать.

Нойл пытался отдернуть мою руку, но было поздно. Я, не подумав, сдвинула линзу в сторону, открывая обзор на мои карие глаза. Осознание пришло к парню мгновенно, но вместо того, чтобы схватить меня и привезти к своему боссу, Леонардо наклонился ко мне и прошептал:

– Не забывай носить линзы. – А потом так тихо, что не слышал даже Нойл, – Моника с ума сходит.

– Только не…

– Ц-Ц, – цокнул языком парень.

В его взгляде я не смогла разобрать: осек ли он меня, потому что я просила о невозможном, или потому что тайна его девушки – его тайна. Но Лео уже отдалялся от нас, а я почувствовала первый толчок своей крохи. Ахнув от изумления, я упала в руки к Когану, который напугался не меньше моего.

– Она толкнулась. – Улыбка озарила наши лица, и мне стоило только гадать, не слышал ли соратник Луи мои слова.

Шёл уже седьмой месяц моей беременности. После продолжительного токсикоза и дикого желания попробовать асфальт на вкус, я наконец-таки дождалась той поры, когда беременность была в радость. Франческа была буйной девочкой, и теперь во всю дискуссировала со мной. Однажды она так сильно лягнула меня, что я напугалась, не хрустнули ли мои кости.

Все своё свободное время я проводила в саду. Жасмин разросся и цвел, издавая такой восхитительный запах, что уходить из своего цветочного рая не хотелось. Ещё я посадила красные, белые и желтые розы. Она все были с шипами и словно напоминали мне, что красота и изящество может завлечь и ранить одновременно.

По соседству со мной жила женщина. Я никогда не видела, чтобы она выходила из дома, но я всегда замечала ее гордую осанку в окне дома. У неё была домработница Фюсун, – милая сорокалетняя турчанка с чёрными, как смола волосами, и такими же чёрными глазами. Эта женщина очень уважительно отзывалась о хозяйке, рассказывая, что она иммигрировала в Турцию из Италии. Фюсун говорила, что в жизни этой женщины случилось много нехорошего, что в конце концов заставило ее отдалиться от своих детей и уехать жить за моря.

Я всегда хотела познакомится с ней, но как подобраться к нелюдимой женщине не знала. Возможно, когда-нибудь я осмелюсь и смогу зайти к ней в гости с наивкусшейшим пирогом из свежих слив.

Сегодня было мое день рождение. Нойл с самого утра ходил с загадочной улыбкой, словно он придумал что-то такое, что заставит меня завизжать от восторга. В принципе, он практически так и сказал. Сейчас я сидела одна за столом и читала журнал. Чашка турецкого чая стояла на столе и ждала, когда ее содержимое остынет.

Когда послышался звонок в дверь, я насторожилась. В этом доме гостей не было, а единственный гость, проходящий сюда имел собственные ключи. Кто бы это ни был, хорошего не жди.

Я отворила дверь и заметила на пороге большую коробку, поверх которой лежал большой букет цветов. Коробка оказалась не тяжелой, что было хорошо. В последнее время все, что тяжелее сухарной ваты могло связаться на моем организме.

Как только подарок оказался на кухонном столе, я тут же принялась его распаковывать. Детстве игрушки, бутылочки для кормления, даже молокоотсос был в подарке. На дне лежала продолговатая коробка с запиской. Развернув послание, на затылке ворсы встали дыбом. Это было поздравление из прошлого.

«Родная, с днём рождения! Ты хорошо пряталась полгода, но теперь я нашёл тебя. И ты определённо должна мне вернуть должок».

Почерк был смутно похожим на Луи. Но слова, написанные на листке бумаги совсем не котировались с этим мужчиной. Что, если это Стефано? Что, если он нашёл меня и теперь хочет отомстить? Я ведь и правда его предала, сдав полиции. Я нарушила наш уговор, и его злость на меня вполне обоснована.

– Как я могу верить… – вырвалось у меня.

В дверь снова зазвонили, но я, боясь очередного подарка, не спешила ее открывать. Когда кто-то настойчиво начал колотить в дверь, мне всё-таки пришлось открыть её. Удивлению не было предела: на пороге моего дома стояли мои друзья. Моника, по-хозяйски облокотившаяся на брата, нахально улыбалась мне, а Хосе, в свою очередь, держал в руках два объемных пакета.

– Лео говорил, что ты изменилась, но чтобы настолько! – Присвистнула девушка. – Ты уже не ты совсем.

– Ты права, – я сделала два шага назад, впуская гостей. – Я уже не я. Энджи Морриган – жгучая бестия с зелёными глазами, которая родит кареглазую девочку с чёрными волосами.

– Определённо, дети твои будут кареглазые, – задумалась подруга, но потом осеклась.

Она вцепилась в мое просторное платье, скрывающее растущий живот и прикоснулась к животу. Её глаза округлились, и она ахнула.

– Вот черт! И этот старый хрен молчал?

Хосе, несколькими секундами ранее улыбающийся, вдруг погрузился в свои мысли. Казалось, мы снова вернулись в больничную палату, где мой лучший друг и любимый мужчина чуть не перегрызли друг другу глотки.

– Этот мерзавец всё-таки своего добился, – Выпалил он, опуская пакеты на пол. Хосе упал на мой горчичный диван и кулаком ударил по обивке. – Как так?

– Слишком много всего произошло, Хосе. И ты не в праве винить его.

– Я защищала отца своей дочери, несмотря на то, что этот человек мог люто меня ненавидеть сейчас, который безрезультатно ищет меня по всему миру.

– Почему ты молчала? – Его лицо скривило б в гримасе боли. – Я думал, ты умерла! И эта пигалица, – он махнул в сторону своей сестры рукой, – и словом на обмолвилась. Я что, тебе совсем чужой?

– Тебя признали мертвой, Андреа, – пояснила подруга. – Все думают, что ты погибла в тот же день, когда умерли твои родители.

– Луи тоже думает, что я умерла? – Этот вопрос волновал меня больше всего.

– Теперь да. Он не смог тебя отыскать. Леонардо промолчал о том, что видел тебя здесь. Зато рассказал мне.

Моника уселась за стол напротив подарка от не такого уж и таинственного поклонника. Ее внимание привлекла бархатная коробочка, которую я так и не осмелилась открыть. Она раскрыла ее, и я ахнула, находя опору в кресле рядом с Хосе. Мужчина тут же подскочил, усаживая меня на мягкое кресло.

– Кто это прислал? – Голос подруги был глухим, точно таким же, как и звук моего сердца.

– Определённо это Стефано.

Внутри этой коробочки лежало мое обручальное кольцо и браслет, с гравировкой, подаренный мне моим фиктивным мужем на одно из моих дней рождений. Я не помнила, где его потеряла, но это точно случилось после того, как я узнала, что беременна. Неужели я сама выдала себя?

– Теперь я тебя точно не оставлю больше одну, – его взгляд прожигал меня до дыр, но я выдержала этот взгляд.

– Разве у тебя нет своей жизни?

– Твоя безопасность важнее. Как ты здесь прожила столько месяцев одна? – Казалось силы покинули тело мужчины, и он облокотился на край моего кресла. – После всего, что произошло?

– Со мной был Нойл. – Просто ответила я. – Нельзя было раскрывать своё местонахождение. А зная тебя, – я закинула голову назад, встречаясь с его глазами, наблюдающего за мной, – ты бы наделал много глупостей.

– Я тебя не оставлю. – Продолжал упираться Хосе. – Мон-Мон не может исчезнуть сейчас, иначе ее бос, – из его рта словно яд сочились слова о Луи, – сразу заметит что-то неладное. Но я давно вне досягаемости этого Капо.

– Иногда кажется, что он везде. Куда бы ты не сунулась, везде есть отголоски его слов и действий. Словно от него не убежать.