Текст книги "Ведьмин лес (СИ)"

Автор книги: Orlovthanka

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

========== Сказ о наивной ведьме ==========

Ведьмин лес – опасное место, куда местные жители не ходят поколениями, оберегая свою жизнь и рассудок. Те, кто всё же решаются там побывать, обычно не возвращаются. А счастливцы-вернувшиеся – совсем не те люди, что были прежде. Казалось бы, что тут непонятного – держись подальше от леса, живи спокойно, долго и по возможности счастливо. Но нет же, Гилберту Байльшмидту нужно выделиться, показать свою мнимую смелость, граничащую с идиотизмом! Пусть даже перед местным дураком, утверждавшим, что был в лесу и видел ведьму собственными глазами. Скрюченную, с поросшей мхом одеждой, косую на оба глаза, с большим крючковатым носом и беззубую – красотку неописуемую, одним словом! А Гил возьми да и ляпни: «Ты видел, а я – убью!». Идиот он, короче говоря. Без вариантов.

Так что, сам он виноват в своём незавидном положении. До Ведьминого-то леса он добирается довольно быстро, но долго стоит в нерешительности возле высохшего дуба – условной границы, перейдя которую, дороги назад уже не найти, если верить легендам. Он верит, но данное слово назад не возьмёшь, и, решившись, почти бежит вперёд, не разбирая дороги.

Споткнувшись о некстати подвернувшийся древесный корень, он растягивается на земле во всю длину и замирает, прислушиваясь к тому, что происходит вокруг. Взмывает в воздух перепуганная сойка, оповещая своим криком лесных зверей о вторжении в их крохотный мирок человека. Гил лежит несколько минут, пытаясь унять страх и продолжить путь. Внушает себе, что бояться нечего: он охотник, значит, никакой зверь ему не страшен. А ведьма, быть может, и вовсе не выходит из своего жуткого жилища. А жилище её точно жуткое – она же ведьма, как может быть иначе?..

Поднявшись на ноги и проверив, не повредило ли падение лук и колчан со стрелами, Гилберт идёт дальше уже не торопясь. Он чувствует, что кто-то – или, быть может, что-то – следит за каждым его движением, и это вселяет в него ещё больший страх. Только отступать уже поздно.

Когда близится ночь, Гилберт решает поставить несколько ловушек, на тот случай, если он застрянет в этом лесу надолго. Он заканчивает сооружать первую, когда за спиной раздаётся шорох. Байльшмидт резко разворачивается и вглядывается в темноту, но не видит ничего подозрительного. Рука тянется к прикреплённому к поясу охотничьему ножу.

Вдруг что-то незримое проносится прямо перед ним. Гилберт не видит это, но он чувствует. Явно чувствует агрессию, ненависть исходящую от неведомого врага. Испуганно вскрикнув, он прикрывает руками голову и отступает назад. Этого и добивался незримый противник, ведь оступившись, Гил попадает в собственную ловушку.

Проволока тут же сжимается вокруг лодыжки, прорезает ткань и впивается в кожу. Охотник, упав на землю, инстинктивно дёргает ногой, и петля сжимается ещё сильнее, причиняя всё больше боли. Байльшмидт тянется за ножом, но его нет на привычном месте: он отброшен на несколько метров – проделки торжествующего врага.

Совсем близко раздаётся рычание, и охотник вырывается всё сильнее, подгоняемый страхом за жизнь. Он уже не надеется на спасение, когда пространство вокруг озаряет яркая вспышка света. Страх тотчас исчезает. Потрясённый слишком резкой переменой охотник обессилено опускается на землю и закрывает глаза, стараясь дышать глубоко.

Когда спаситель подходит ближе, Гилберт не находит в себе сил на то, чтобы открыть глаза. Сознание расплывается, как бы он ни старался этому помешать, и Гил, плюнув на всё, позволяет себе забыться. Ведь хуже уже точно не будет.

Охотник приходит в себя в незнакомом доме. В воздухе витает приятный пряный аромат, и несколько секунд Байльшмидт просто лежит, разглядывает потолок и делает глубокие вдохи, наслаждаясь спокойствием. А потом всё произошедшее наваливается слишком резко, и он садится, опасливо оглядывая помещение. Это просторная комната, вполне обычная: небольшая печь в углу, возле окна стол, на котором лежит его, гилбертовский, нож, рядом два стула, полки с какими-то склянками, книгами и прочей, неясной дребеденью, сушащиеся под потолком пучки душистых трав, лавка с сидящим на ней улыбчивым парнем… стоп. Гилберт впивается взглядом в незнакомца, а тот в ответ улыбается ещё шире.

– Хорошо, что ты проснулся. Мне не нравилось твоё беспокойное бормотание, – тепло говорит хозяин дома. Гил безотрывно смотрит ему в глаза, пытаясь понять, кто же перед ним. У человека не может быть настолько притягивающей взгляд внешности. Ну, вернее, у парня не может, да. У девушки-то запросто, вспомнить хотя бы Хедервари, разбившую ему сердце отнюдь не девчачьим ударом в челюсть. А на парней Гил не засматривался никогда. Совсем. Ну, почти никогда. А сейчас вот – исключение из правил: глаза тёмно-фиолетовые, волосы пепельно-русые… нос вот только крупноват и улыбка совершенно дурацкая. Но в целом очень хорош собой.

– Кто ты? Маг? Колдун?

– Люди говорят, что я ведьма, – пожимает плечами незнакомец.

– Говорят-то они, говорят, но ты – парень.

– Да.

– Значит, ты не можешь быть «ведьмой».

– Почему? – спрашивает собеседник по-детски наивно. Недоумение настолько искреннее, что Гил невольно задумывается, а сколько ж этому чуду лет. На вид, вроде, лет девятнадцать, как и самому Гилберту, но кто этих магов знает…

– Потому что ведьма – это скрюченная злобная старуха. Но никак не ты. Ты – ведьмак.

– Мне не нравится это слово, – бормочет парень, подходя к кровати, и Гилберт сжимается, испуганно наблюдая за каждым движением. Нож слишком далеко, чтобы можно было использовать его для защиты. Придётся обходиться без него. – Ваня.

– Что?..

– Иван. Или Ваня, – «ведьма» пожимает плечами и осторожно прикасается к повязке. Он не торопится, не хочет излишне пугать и без того нервного гостя. – А ты?

– Гилберт.

– Гилберт, – повторяет маг и аккуратно стягивает повязку. Рана под ней почти затянулась. – Болит?..

– Нет, – удивлённо отвечает охотник, вспомнив, как глубоко в мясо впилась проволока. Теперь же нет практически и следа, лишь едва заметная царапина кольцом обвивает ногу.

– Я бы не советовал тебе охотиться в этом лесу, Гилберт. Местные жители не любят, когда забирают их друзей, – с грустью сообщает Иван, присаживаясь рядом, на край кровати.

– Местные жители? Ведьмы?..

– Духи.

– Это они напали на меня?

– Да.

– А ты…

– Я ни на кого не нападал. И на меня тоже никто не нападал, – Иван качает головой и пристально смотрит ему в глаза, отчего Гилберту вновь становится не по себе. – Я не причиняю вреда животным, а духи не трогают меня. Я попросил их не трогать тебя, и они согласились, если ты больше не будешь вредить. Не трогай животных, Гилберт. Пожалуйста.

– Совсем?..

– Здесь, – уточняет маг и хмурится, должно быть, поняв, что о большем просить нельзя.

– И что, ты не ешь мяса? Чем же ты питаешься?

Парень улыбается, быстро встав, идёт к источнику пряного аромата, берёт с полки небольшую деревянную чашу и зачерпывает ею немного содержимого котелка. После чего вновь подходит к своему гостю и, протягивая ему посуду, говорит:

– Вот. Попробуй.

– Не стану я это есть! Ты меня совсем за идиота держишь? Отравить решил!

– Я не собирался тебя отравлять, – с грустью бормочет парень и отпивает из чаши сам. Гилберт внимательно следит за его реакцией, но ничего не происходит. Лишь дурацкая улыбка на губах ведьмы становится шире. – Видишь? Попробуй.

– Совсем свихнулся?! Я не стану доедать за тобой!

– Почему? – недоумевает лесная ведьма. – Ты думаешь, что я ядовитый?..

– Нет. Не думаю. Но ты уже начал это есть и…

– Я не понимаю, – растерянно бормочет Иван и беспомощно смотрит на своего гостя.

– Ладно, давай сюда, – со вздохом соглашается охотник и делает небольшой глоток. Варево имеет странный, пряный вкус, тотчас дурманит голову и путает мысли непривычного к такой пище человека. – Ну и гадость! И чего ты так лыбишься? – в ответ на это Иван лишь пожимает плечами, но улыбка с его лица не исчезает. Дурное предчувствие проскальзывает где-то на задворках сознания Гилберта, но быстро заглушается внезапной шальной мыслью: – Слушай, если ты ведьма, ты можешь приворожить мне удачу?

– Никогда не пробовал, но… Думаю, да. Закрой глаза.

Маг быстро склоняется к нему и, пока Гил не успевает ничего понять и воспрепятствовать, почти невесомо касается его губ своими, после чего сразу отодвигается прочь. Гилберт шокировано раскрывает глаза и не находит слов, чтобы ответить на такую наглость. Он вскакивает на ноги и бросается прочь, ожидая худшего, но ведьма не собирается гнаться за ним. Обернувшись, он смотрит на неподвижно замеревшего парня, а затем хватает свои стоящие у выхода лук и колчан и выскальзывает за дверь.

Он бежит не оглядываясь, пока не выходит за территорию Ведьминого леса. Лишь тогда он чувствует себя в безопасности. За ножом возвращаться нет смысла, хоть его и жаль – всё-таки верно служил ему на протяжении нескольких лет. Да и отец за его потерю по головке не погладит. Дьявол бы побрал этого сумасшедшего парня, у которого явно все мозги набекрень!

Раздосадованный охотник пускает в воздух стрелу, вовсе не надеясь попасть в одну из птиц высоколетящей гусиной стаи, но к его удивлению, едва ли не самый жирный гусь падает к ногам Гила. Недоумённо взглянув на своё оружие, Байльшмидт понимает: удача действительно с ним. Стрельба из лука, ранее казавшаяся чем-то средним между сложнейшим искусством и извращённой пыткой, приносит очень даже неплохой результат.

Как итог: отец хвалит его, когда на ужин появляется добытая Гилбертом дичь. Он не спрашивает, где сын пропадал целые сутки, куда он дел нож, а значит, ведьма и впрямь привораживает к нему удачу. Следует с благодарностью забыть об этой жуткой встрече, и Гилберт собирается поступить именно так. Но отчего-то странный ритуал не выходит из головы. Почему-то, стоит закрыть глаза, возникает улыбчивый образ лесной ведьмы…

Проворочавшись всю ночь, но так и не заснув, охотник решает нанести ещё один визит колдуну ведьме, ведь сам себя тот чудак называет именно так.

Путь через запретный лес даётся на удивление легко. Тропа словно сама знает, куда ему нужно, и без лишних препятствий ведёт его к дому в самой чаще. Гил чувствует на себе недовольные взгляды духов, но нападать они, похоже, не собираются. Ведь подстреленные зайцы, которых несёт человек в знак благодарности, убиты не в этой части леса.

Дверь в дом лесной ведьмы открывается без единого звука. Гилберту не по себе от этой зловещей тишины. Иван сидит за столом и задумчиво вертит в руках охотничий нож. Заметив гостя, он улыбается, и Гил самодовольно кладёт свой подарок на стол перед ним, забирая обратно свою вещь.

– Это тебе.

– Ты убил их… – разочарованно произносит ведьма запретного леса, и Гилберту становится не по себе. Да, убил – что в этом такого?.. Почему этот треклятый парень расстроен?

– Не в этом лесу. Твои духи не рассердятся.

– Но ты убил их.

– Я охотник, – медленно проговаривает Гил, надеясь, что это поможет. Что лесной маг вновь улыбнётся, а с появлением его улыбки исчезнет долбанное чувство вины. – Я должен это делать. Ладно, слушай: давай попробуем взглянуть на это по-другому, хорошо? Если бы их убил не я, их съел бы какой-нибудь хищник. Рано или поздно. Ты же не пойдёшь вправлять мозг волку своими «правильно-неправильно»?

– Я пытался, – рассеяно говорит маг, встаёт и, подойдя к печи, склоняется над котелком с неизвестным, но очень ароматным содержимым. – Он не стал слушать. Сказал, что ему это нужно для выживания.

– Ты… говорил с волком, – Гилберт тяжело вздыхает, пытаясь это представить. Как ни странно, у него вполне сносно получается. Но будь на месте этого ведьмёныша кто-то другой, разговор с волком был бы признан проявлением сумасшествия. – Ладно. Нет, правда: всё нормально. Ты просто беседовал с долбанным волком!

– Почему ты злишься?.. – парень разворачивается к нему и смотрит пристально, невольно пробуждая у визитёра толпу мурашек, тут же пробежавших по спине.

– Я не злюсь, я просто… порой я забываю, что ты не человек.

– Я человек.

– Ты ведьма, – охотник прикрывает рукой глаза, чтобы разорвать зрительный контакт. Да что же не так с этим магом?.. Почему с ним невозможно говорить нормально?

– Да, но я человек, – Иван неслышно подходит и берёт Гила за руку, переплетает их пальцы. Улыбаясь, он смотрит на это, а затем переводит взгляд на Гилберта, глаза в глаза. Байльшмидту становится не по себе. Есть во взгляде фиолетовых глаз что-то вызывающее неясный, неосознанный страх. Вон, даже сердце быстрее забилось и дышать сложнее стало. Страх, определённо страх.

– Ладно, забудь. О чём мы говорили?..

– О волке.

– Да. Точно. Ему это нужно для выживания. Нам, людям, тоже.

– Но я не ем животных и до сих пор жив.

– Как же с тобой сложно, – охотник высвобождает руку и берёт со стола добытую дичь. – Не хочешь – не ешь.

Лесная ведьма смотрит на заячьи туши с грустью, а затем негромко просит:

– Можешь отдать их мне?

– Зачем? Похоронить собрался? – нервно фыркает Гилберт, но всё же кладёт животных обратно. Маг берёт с полки склянку и подходит к столу.

– Нет, – Иван прикладывает к ранам животных ладони, смоченные содержимым странного пузырька.

Когда раны убитых зверьков затягиваются, охотник ещё держит себя в руках. Но когда оба зайца оживают и, выпрыгнув в открытое окно, сбегают на волю, нервы Гила не выдерживают. Он опускается на пол и прячет лицо в ладонях, не в силах больше видеть эту самодовольно-невинную рожу.

– Ты… чудесно. Нет, просто замечательно…

– Извини, – парень опускается рядом и мягко отводит руки Гилберта. Ведьма смущённо улыбается, словно демонстрация силы произошла случайно, спонтанно. Ну конечно, так Гил и поверит этой невинной овечке! Поверит он, как же… поверит…

– И что, у нас снова похлёбка из трав? – устало спрашивает охотник и, поймав себя на том, что говорит «у нас», прикусывает язык до крови.

– Каша, – в голосе Ивана излишняя теплота, с головой его выдающая, но Гилберт не обращает на это внимания. Зря. Ведь заметь он это, увидь усмешку и озорство, азарт во взгляде ведьмовских глаз, всё могло бы сложиться иначе.

***

Со временем посещение лесной ведьмы становится для охотника привычным времяпровождением. Страх исчезает. Да, Ваня наделён огромной силой, но он совершенно безвреден. В этом Гил убеждается, раз за разом беседуя с ним, выискивая пробелы в познаниях мага об устройстве жизни и иногда устраняя их своими пояснениями. Нет, это не дружба. Даже близко не она. Это нечто иное, чему нет названия, или то, чему охотник давать название не хочет, а ведьма, ввиду неопытности, не может.

Через несколько дней охотник ловит себя на том, что дома он практически ничего не ест, предпочитая питаться странными варевами своего нового знакомого. Казалось бы, с его-то дивными умениями и постоянно приносимой домой дичью не есть мясо – дикость. Но он не может себя заставить, лжёт семье, что часть туши зверя или одну из птиц он приготовил в лесу и поел там же. Они верят. Поверить не трудно, ведь их сын и брат часто пропадает в лесу сутками, уходит на охоту с ночёвкой. Знали бы они, где и с кем он проводит это время! Знали бы, с кем юный охотник ведёт беседы!..

– А как ты оказался в лесу? – спрашивает Гил в один из вечеров, наблюдая за тем, как Ваня перебирает собранные травы и складывает их в пучки. Помогать ему Байльшмидт не собирается, потому что от не разбирающегося в травах человека помощи мало, а случайно помешать и вынуждать всё переделывать, он не хочет.

– Я здесь вырос, – уклоняется от ответа лесная ведьма и завязывает очередной пучок.

– Нет, в смысле… у тебя же есть семья или хоть кто-то? Ну, не знаю: злобная скрюченная старуха-ведьма, которая похитила тебя и воспитывала в чаще леса.

Ваня замирает, и Гил прикусывает язык, понимая, что затронул не ту тему, на которую парню хотелось бы говорить. Через несколько мгновений маг продолжает перебирать травы и отвечает:

– Дедушка. Но он больше не приходит. Я не знаю, почему.

– Может, он… – начинает Гилберт, но мысленно отвешивает себе крепкий такой подзатыльник и смолкает. Не стоит говорить о смерти сейчас. Пусть уж лучше этот чудак остаётся в счастливом неведении. Видеть его расстроенным – пытка.

– Что?

– Ох-хох… давай в другой раз расскажу, ладно?

– Ладно. Только действительно расскажи, а не как обычно, – беззаботно смеётся Ваня и, внезапно оказавшись рядом, ловко и быстро прикрепляет к волосам Гилберта небольшой голубой цветок. Гил фыркает, тянет руку, чтобы убрать его, но пальцы мага касаются запястья, останавливая. – Не надо. Красивый.

Охотник внезапно для себя смущается и, чтобы маг этого не заметил, с напускным равнодушием небрежно бросает первую пришедшую в голову чушь:

– Девку бы какую себе хоть завёл, чтоб дурью не маяться.

Злость к самому себе находит внезапно, стоит только представить, что Ваня последует его совету. Ну уж нет: никакой бабы Гил к нему не подпустит. Да и вообще – никого не подпустит. Этот чудак принадлежит только ему, а если вдруг…

– Зачем мне кто-то, если у меня есть ты? – внезапно выдаёт маг и прислоняется щекой к его ладони, пытается потереться, как лесной зверёк, выражая свою привязанность. Гил тяжело сглатывает и закрывает глаза. Сдерживаться трудно, а парень, проживший всю жизнь отшельником, вряд ли понимает, как его действия влияют на охотника.

– Действительно, – хмыкает Байльшмидт и перемещает цветок из своих волос в Ванины. Вот это в его понимании действительно красиво.

Возвращаться в тот день домой удивительно сложно: хочется остаться с лесной ведьмой ещё хоть на несколько часов, но домашние уже беспокоятся. Его и так не было два дня. К тому же, он обещал младшему брату, что как только он вернётся и отдохнёт как следует, они пойдут на охоту вместе. Несколько дней без Вани представляются чем-то неправильным, неожиданно тяжёлым, а на душе вдруг становится неспокойно.

Но совместная охота с младшим братом притупляет чувство тревоги, и Гилберт забывает обо всём, пока не возвращается в родную деревеньку. Уже подходя к ней, он слышит насмешливые восклики и хохот местных жителей. Образовалась целая толпа, в центре которой находится растерянный Альфред. Тот самый местный дурачок, на спор с которым Гил посетил Ведьмин лес.

– Почему вы не верите?.. Всё было так, как я говорю! Я нашёл дом лесной ведьмы, я спас нас всех!

– Ну да. Ведьма молила пощадить её жизнь, но славный герой сжёг старушку дотла, – весело хохочет кто-то.

– Сжёг. Только это был парень. Лесная ведьма – это парень, слышите?.. У него жуткие, нечеловечьи глаза. А от улыбки мороз по коже!

– Ага. А из открытого рта огненный столп! – Хедервари корчит жуткую рожу и все деревенские, кроме Гила и Ала, хватаются от смеха за животы. Альфред злится, униженный, он ищет взглядом хоть кого-то, кто может поверить, и натыкается на вернувшихся охотников.

– Гилберт! Ты ходил в Ведьмин лес?.. Ты видел ведьму?.. Скажи, скажи им всем, что я прав!

– Я? Ходил в Ведьмин лес?.. – хрипло переспрашивает Гил. – Что я там забыл? Ты меня в свои бредни не втягивай.

– Меньше языком трепать надо, Ал. Мы твоей летающей посудой уже по горло сыты были, так теперь что-то новенькое выдумал.

– Но те штуки правда летали над полем! И они были похожи на тарелки, и…

Красный от стыда старший брат «героя» выходит вперёд и обращается к соседям:

– Простите моего брата: он в детстве часто падал головой вниз.

– Артур…

– Смолкни, – шипит он на Альфреда и, схватив его за руку, тащит в дом. – Ещё за прошлую твою выходку стыдно людям в глаза смотреть, а ты опять за свое?!

– Но… я…

Надёжно скрытый весёлым гомоном толпы, Гилберт спешно исчезает за пределы деревни и торопится в лес. Если то, что сказал Ал – правда, всё очень плохо. Не хочется даже думать о том, что Ваня мог пострадать или, того хуже, погибнуть. Только вот, едва переступив границу запретного леса охотник чувствует запах гари и понимает, что Альфред не врал.

Гил выбегает к пепелищу и от потрясения замирает. Не осталось ничего. Лишь тлеющие угли и пепел. А Иван?.. не мог же он…

Байльшмидт не пугается, когда его обнимают со спины, только глупое сердце почему-то всё равно начинает биться быстрее. Гилберт разворачивается в объятьях лицом к Ване. На лице лесной ведьмы широкой полоской тянется след от сажи, проходя прямо через кончик носа. В волосах листва, мелкие веточки и пепел. Натурально пугало огородное. Какое же счастье, что он жив! Но как он…

Ответ приходит сам собой, быстрее, чем вопрос оказывается сформулирован. Перед ним, мать его, долбанный маг, способный воскрешать. Что ему значит выбраться из охваченного пламенем дома?..

– Гилберт… ты плачешь?..

– Нет. Оно само, – бормочет охотник и не может сдержать улыбки. – Не обращай внимания.

– Мне жить негде, – растерянно говорит Ваня, глядя на то, что ещё несколько часов назад было его домом.

– Вижу, – нервно смеётся Гилберт и до крови кусает щёку изнутри, чтобы унять начинающуюся истерику.

– Гил, – с нажимом произносит ведьма, немигающе глядя ему в глаза.

– Что?.. Не думаешь же ты, что я тебя к себе позову?! Отец и брат очень оценят, ага!

– Извини, – Иван опускает руки и отступает на шаг.

– Да стой же ты! Придумаем что-нибудь. Пошли к ручью – на тебя смотреть страшно, а там хоть отмоешься.

Гилберт хватает его за руку и тянет за собой. Он не видит довольной улыбки на губах мага ни когда они идут к воде, ни когда помогает ему снять обгоревшую по краям рубаху, а следом снимает и свою.

– Почему он так со мной? – лишённым интонаций тоном спрашивает Ваня, когда Гил проводит по его лицу смоченной в ручье тканью и стирает с него грязь.

– Потому что идиот и совершенно тебя не знает. Он думает, ты хитрая ведьма, что путает людям мозги.

– А что думаешь ты?

– На комплименты напрашиваешься, что ли?.. – хмыкает Гилберт и, закончив приводить погорельца в порядок, отвечает: – Я думаю, что ты самый удивительный человек, которого я встречал. Что ты очень добрый, честный, искренний и неопытный во многих жизненных вопросах.

Гил целует его, не чувствуя в ответ сопротивления, притягивает ближе и вздрагивает, когда маг до крови кусает его нижнюю губу и отстраняется сам, хмурясь.

– А если я скажу, что прав не ты, а он?.. – задумчиво тянет Ваня, чуть щуря глаза.

– Что за глупости? – улыбается Гилберт, тянется за очередным поцелуем, но внезапно оказывается на земле. Иван оттолкнул его. Стебли высоких трав, повинуясь воле ведьмы, связывают руки охотника прочнее любой верёвки.

– Ты чего это?!

– То же, что и ты, – сухо отвечает маг, избегая смотреть в глаза тому, кого обманул.

– Нет, так дело не пойдёт! – Гилберт пытается вырваться, приходя в ужас от того, что не разглядел лжи раньше. Но путы слишком крепки.

– Почему?

Присев рядом, Иван начинает легко, почти невесомо поглаживать грудь и живот охотника. Склонившись, целует шею и ключицы, нежно покусывает кожу и тут же зализывает укусы.

– Всё должно быть не так, – устало бормочет Байльшмидт, понимая, что тело реагирует на ласки вне зависимости от его желаний.

– Гилберт, я ведьма.

– А то я не заметил!.. – огрызается охотник, изо всех сил пытаясь высвободить руки. Тщетно.

– Что ты знаешь о ведьмах? – вкрадчиво спрашивает Иван. – Мы лжём и притворяемся, чтобы получить своё, верно?.. Я не настолько наивен, как ты думал, Гилберт, извини. Подчиняться тебе, играть невинного дурачка и дальше, я не намерен.

– Сволочь, – шипит охотник, а когда губы ведьмы касаются его губ, он понимает, что может сопротивляться. Его руки свободны и первое, что он делает – притягивает Ваню ближе к себе. Разумного и логичного здесь нет – есть лишь желание, жажда прикосновений и, возможно, даже немного магического подчинения. По крайней мере, Гилу очень хочется верить, что дело тут именно в магическом вмешательстве в его сознание, а не в чём-то более глобальном.

– Ага, есть немного, – аметисты глаз горят озорством, и Гил понимает, что всё – пропал. Не в магии тут дело. Дьявол бы побрал этого ведьмака с невинной внешностью и мозгами беса! По телу охотника проходится слабый разряд электричества, недостаточно сильный, чтобы причинить вред и боль, но весьма ощутимый и очень даже влияющий на некоторые конкретные части тела. Вот дерьмо! Ведьма усмехается, прекрасно понимая, что он испытывает. Рука скользит по обнажённой коже торса, то опускаясь всё ниже и ниже, то поднимаясь почти до горла, вырисовывая кончиками пальцев неведомые узоры, пощипывающие магией. – И что же нам с этим делать, м?..

– А то ты не знаешь, придурок… – огрызается Гилберт, и последнее слово переходит в стон удовольствия, ведь шаловливая ручонка Ивана опускается ниже, забравшись в штаны. Долбанный же маг! Кто вообще дал ему право…

– Расслабься, Гилберт. Я не причиню тебе вреда, – довольно урчит парень ему на ухо и снова целует, заставляя забыть обо всём и отдаться ощущениям…

***

На рассвете охотник сидит у ручья, всматриваясь в своё отражение, и пытается осознать произошедшее ночью. Если отбросить все возмущения от резкой перемены роли, всё было более чем неплохо. Да, он переспал с парнем – с этим можно смириться, если вспомнить, с кем именно он переспал. Но как быть с тем, что наивного и милого Вани, видимо, никогда и не существовало?.. Лесной колдун – маг, ведьма, и, хрен знает, как ещё назвать эту сволочь – его дурачил. Гил понимает, что чувствовал это интуитивно с самого начала, но… почему же тогда сейчас так больно?..

– Неужели это так сильно отличается от того, что хотел сделать со мной ты? – в ручье рядом с его отражением появляется отражение Ивана. Маг садится рядом с ним. Садится близко, но не касаясь. – Как же я люблю двойные стандарты! Значит, тебе совращать невинную лесную ведьму можно, а мне внести небольшие коррективы и сменить роли нельзя. Очень честно получается, Гил.

Хуже всего сознавать, что Иван прав. Он хотел сотворить очень непристойные вещи с тем, кто хоть и выглядит физически очень даже зрелым, но по суждениям и поступкам напоминает ребёнка. Оправдание этому желанию суетилось в голове безумной мыслью, но признавать чувства к обманщику охотник не собирался.

– Дело не в этом, – едва слышно говорит Гилберт и швыряет в ручей горсть мелких камешков, чтобы отражения исчезли.

– А в чём?

– Ты врал мне. Во всём.

– Нет. Ни разу не соврал.

– Ну да, конечно! – Гил не выдерживает и разворачивается к Ивану, едва не столкнувшись с ним носами. Попадает в плен взгляда и замирает.

– Я не имею этой дурной привычки, что свойственна многим людям, Гилберт, – маг целует его и отстраняется, вновь заглядывая в глаза. – Ты можешь мне не верить, но это действительно так.

Байльшмидт молчит, вспоминая все их разговоры и пытаясь найти, к чему можно придраться. К сожалению, этот плут прав – лжи в них не было. По крайней мере, выявившейся вместе со сменой образа. Может, дальше станет ясно…

– Зачем ты вообще всё это начал?.. Почему не оставил меня в той ловушке?

– А сам как думаешь? Я в лесу совсем один. Животные и духи не в счёт – они никудышные собеседники. А люди – сплошь идиоты, отчаянно цепляющиеся за свой страх перед всем отличающимся от их восприятия мира. «Магия – происки беса! Ведьмы и колдуны – исчадья Дьявола!». Вот, что я всегда слышал от них.

– С чего ты решил, что я считаю не так? Что я буду с тобой разговаривать?..

– Предчувствие, – пожимает плечами лесная ведьма. А затем смущённо и виновато добавляет: – И магическая привязка.

– Что?..

– Помнишь отвар, который мы испили из одной чаши? – совсем тихо поясняет маг и вжимает голову в плечи, предчувствуя грядущие проблемы.

– Ты…

– Извини. Иначе ты сбежал бы насовсем.

– Сними эту привязку! Немедленно! – Байльшмидт вскакивает на ноги.

– Я снял. Уже давно. Когда ты пришёл ко мне с подстреленной дичью. Для тебя то воскрешение было слишком большим потрясением, и я подумал, что будет лучше прекратить всё это. Но ты приходил снова и снова, сам.

Гил смотрит себе под ноги, задумавшись о том, как же сильно он влип. Надежда, что получится списать всё на магическое вмешательство, гаснет совсем. Он… влюбился. В парня. В мага. Он влюбился в долбанного парня-мага и отдался ему на долбанной земле у долбанного ручья как долбанная шлюха. Для полноты списка не хватает только, чтобы их застукала за этим делом вся деревня, чисто случайно вышедшая прогуляться по лесочку.

– Как такое вообще могло произойти?..

– Что конкретно ты чувствуешь?

– Да пошёл ты! Не стану я с тобой откровенничать, – ворчит охотник и опускается на землю, садится точно так же, как и сидел до этого, ощущая на шее горячее дыхание мага, а спиной – его плечо.

– Гил, – шепчет тот, накрывая его руку своей ладонью.

– Чего тебе?

– Ты вернёшься в деревню?

– А сам как думаешь?

Пальцы переплетаются, а Иван шепчет с волнением в голосе:

– Останься.

– С чего вдруг?

– Ты мой.

– Я свой собственный. Да и куда конкретно ты меня зовёшь? Твой дом сгорел.

– Построим новый, – просто отвечает лесная ведьма, и Гилберт не может сдержать смешка от того, насколько же бредова вся эта ситуация.

– Ага, а помогать нам будут твои друзья-зверушки и слуги-растения!

– Ты милый, когда злишься, – неожиданно смеётся маг, заражая своим внезапным весельем и охотника. А потом вдруг мягко толкает его на траву и наваливается сверху, не предпринимая больше никаких действий.

– Слезь с меня, ты охренеть какой тяжёлый.

– Я не тяжёлый, – возражает парень с улыбкой. Целует нежно и долго, опускается цепочкой поцелуев всё ниже и ниже, нарочито медленно стягивает с Гилберта штаны.

– Иван… Ваня… да подожди ты… Вань…

Увлёкшихся друг другом парней приводит в чувство треск сучка, хрустнувшего под чьим-то весом. Гилберт, приподнявшись на локтях и повернувшись, видит шокированное лицо Альфреда, который тут же бросается прочь. А вот теперь список полный.

– Он же всем расскажет… – Гил ложится обратно и безразлично смотрит в небо. Скоро вся деревня будет знать, что Гилберт Байльшмидт – мужеложец. Ну, это если поверят Алу. Даже если и не поверят, коситься всё равно будут. Дерьмо.

– Я могу сделать так, что он никогда никому ничего не расскажет, – лицо Ивана внезапно возникает перед ним, загораживая вид на облака.

– Но ты же сказал, что не причиняешь вреда…

– Я не хочу, чтобы навредили тебе.

– Он и не навредит. Так, мелко подгадит. Знаешь, тебе нужно уходить отсюда.

– Без тебя не уйду, – качает головой Иван, а затем, немного подумав, добавляет: – и с тобой тоже. Это мой дом.

– И как нам быть?

– Я могу скрыть свой дом от людей, – говорит Иван, хмурясь. – Я не скрывал его раньше, потому что ты приходил. Но это отнимет много сил, и постоянно ставить и убирать барьер я не смогу.

Гилберт почти с минуту всматривается в тёмно-фиолетовые глаза, пока до него не доходит смысл сказанного Ваней.