Текст книги "Водяные тоже плачут (СИ)"

Автор книги: Ores

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1 ==========

Гоша сидел на песчаном берегу пересыхающей речки, от которой воняло гнилью, и с тоской смотрел на ее водную гладь. Раньше она бурлила жизнью, полсела с нее кормилось, а потом, как поставили новую фабрику, так все отходы туда и начали сливать. Природа такой обиды не стерпела и стала увядать. Обидно. Он вырос здесь, хорошее было место, а теперь это даже трогать нельзя.

Погода хмурилась, тучи старели на глазах, стал накрапывать мелкий дождик. Гоша накинул на голову капюшон и, зябко передернув плечами, тяжело встал, отряхнув джинсы от высохшей травы, и в последний момент успел закрыть лицо руками, прежде чем его окатило с ног до головы этой грязной жижей. Плеск стоял оглушающий. И душераздирающий визг.

Взгляд синих глаз, смотревших на Гошу из-под длинной чёлки, одновременно был злым и отчаявшимся. От полярности эмоций даже Гоша растерялся, хотя ему это было вообще не свойственно.

– Да не могу я тебе помочь! – рыкнул он, стирая с лица набежавшую воду.

– Можешь! – упрямства водяному было не занимать, он по плечи высунулся из воды, капли грязи не марали его светлую кожу, жидкость словно обтекала его.

– Может, и могу, но не хочу. Я не в праве лезть в жизнь другого подвида.

– Это ТЫ мне говоришь? – водяной иронично хмыкнул.

Гоша панически заозирался. Была у него дурная привычка, когда совсем накатит, приезжать к этому богом забытому месту, где уже никто не живет давно, и рассказывать реке все, о чем болит душа – вода же стерпит. Сходящего от скуки неча, занимающегося прослушкой, он в интерес не брал. А зря.

– Слушай, – стараясь перевести тему, Гоша отступил подальше от края подступающей к нему воды, – найди себе какого-нибудь утопленника, и живите в радость, я-то тебе зачем?

– У меня немного не прибрано, – оба осмотрели жуткую лужу, – как я сюда кого-то приведу? Да и нет тут утопленников, к сожалению. Я искал, звал, песни пел, а те люди, что были, оказывались не в моем вкусе.

– Жрешь ты их, что ли, во вкусе они не твоем?!

– Я вегетарианец!

– Плюсик тебе в карму.

– Марго! – вскрикнул водяной, тем самым заставив к себе прислушаться. Вид у него был действительно жалкий, нечисть выглядела болезненной.

– Не уговаривай, я топиться не буду.

– Помоги! – теперь с давлением, словно подгоняя к принятию решения. – Я в долгу не останусь.

– В долгу, в долгу, все мне по гроб жизни должны, – ворчал парень, прокручивая на запястье браслет из нескольких оставшихся бусин, на втором круге его палец оцарапала одна из них, ярко-голубая, самая крупная из оставшихся. – В долгу, говоришь…

Рот мужчины растянулся в плутовской ухмылке, а глаза лихорадочно заблестели. Водяной медленно пошел на дно, предчувствуя разыгравшийся ненормальный интерес ведьмака, но было уже поздно – тот почуял наживу.

В это время мимо проходил сторож с фабрики, какого черта он тут бродил, даже сам не скажет, но, видно, шел не вовремя. Огибая забор, услышал стоны, уже было собрался кинуться помочь, но своевременно оступился, побаиваясь, что помощь может понадобиться ему.

– Легче! Да бережнее ты! Видишь, не разработано, – стонал в голос водяной, томно переводя дыхание, – еще немного, да, повыше, вот так… – голос сбивался, гласные мелодично звучали, а нервы трещали…

Покачиваясь и переминаясь с ноги на ногу, только скинувший плавники водяной был совершенно беспомощен, он цеплялся за руки Гоши, но скользил, спотыкался (тот не особо и помогал) и вскоре, обессилев, сполз на землю. Гоша его торопить не стал, стряхнул спокойно с рук чешую, штаны подтянул, перевел дыхание. Знал он такого вида тварей, не любил их жутко, но с этим как-то нашел общий язык. Может, потому, что тот ему утопиться не дал, да к тому же лекцию прочитал нравоучительную. Может, потому, что его и наказал, обязав спасти пять душ, кто его знает, но тяга была и своего рода ответственность за эту живность.

Подхватив на руки совершенно обнаженного не шибко легкого неча, прикинул, как бы его не расплескать по дороге, на сухомани жителя воды начало мутить и заметно подташнивать, пришлось быстро грузиться и покидать это место, больше жизни в реке не осталось, а значит, и возвращаться теперь некуда. Водяной был довольно сильный, пара месяцев вне водоема у него есть, пока Гоша не подыщет ему новый дом. Осталось только сплавить кое-кому рыбину…

***

Никита сидел на краю подоконника и устало смотрел с высоты девятого этажа, как двое котов дерутся под подъездом. Лежащий на коленях учебник после двух часов зубрежки стал казаться проклятым, буквы то и дело расплывались, написанные словно на иностранном языке, а мысли перестали формироваться во что-то приличное. До трясучки хотелось есть, пить (вернее выпить), хорошенько потрахаться, вот прям чтобы от души, и выспаться. Из всего перечисленного была вероятность выспаться, хотя тогда перспектива завалить экзамен маячила красным флагом, а в голове так и слышался голос прапора: «Иди ко мне, нам вместе будет очень хорошо…»

Передернув плечами (заодно сообразив, что «передернуть» вообще неплохое слово…) и проморгавшись, Никита разогнал остатки сна. Спрыгнул на ноги, походил по крошечной комнатке, где умещался старенький шкаф, доверху забитый всяким барахлом, кровать полуторка возле окна и скрипящий, но все еще нужный компьютерный стол с мурлычаще-тарахтящим компом, давно изжившим свое, но не сдающимся.

На столе был недоеденный бутерброд, но от общей нервозности еда не лезла в глотку, для похода в магазин за расслабляющим было уже поздно, о сексе речи вообще не шло – не с кем, не на что и не охота тех, с кем можно.

Никита от души побился головой об стол. Настроение скатилось куда-то вниз и забилось под плинтус. Что еще могло быть хуже? Хуже, чем одиночество, напряг с учебой и временная безработица? Хуже, чем опостылевшая комната в коммуналке, сучные соседи и тут же, прямо за стеной, пьющие родственники, держатели всего этого борделя? Хуже грядущего диплома, хуже… хуже… Треньканье телефона дало знать, что задавать такие вопросы не стоит, а то судьба может доказать, что хуже может быть всегда.

– Здравствуй, Гоша, – на глубоком выдохе вежливо поздоровался парень, а так хотелось заорать.

– Здравствуй, сладенький!

– Почему у тебя голос женский? – не без удивления.

– Ох, пардон, ща… – дальше слышно было кряхтение и потрескивание. – И снова здравствуй! – голос резко сменил тональность на бас. Никита стал еще печальней – значит, не обознались.

– Денег нет, – честно признался и, выудив из пачки последнюю сигарету, поплелся к окну, прикуривая на ходу и придерживая телефон ухом.

– Как здорово! – на том конце трубки явно был праздник. Это очень бесило, когда тебе самому плохо.

– Я бы не сказал, – пожал он плечами и, заметив в окне знакомый миникупер, не открывая форточку, поплелся вниз, спрятаться все равно не получится.

– Хочешь отработать долг?

– Э… Я выслушаю варианты, прежде чем соглашусь. А то были случаи…

– Ой, да разик всего… Было же здорово!

– Да не скажи, – Никита снова покрылся румянцем, быстро отгоняя, как дым от глаз, ошибки прошлого.

– В общем, я уеду на время, присмотришь за моим… питомцем, – в это время на заднем плане что-то булькнуло, как будто канистру уронили.

– Мне нельзя иметь животных, ты же знаешь, к тому же я не люблю собак.

– Это вовсе не собака, а… гы…гыыыыыыы… рыбка.

– Сдохнет, – честно и откровенно.

– Тогда и ты за компанию. Слушай, лапуля, – это Гоша говорил уже в лицо ошарашенному от такой картины Никите, только вышедшему на улицу, – выбора у тебя нет. Не можешь отдать долг деньгами – расплачивайся, как говорю.

Никита нехотя кивнул, выставив перед собой руки, чтобы не изгваздаться об мокрое и грязное нечто, когда-то гуляющее в брендовых шмотках, а сейчас похожее на бэушную швабру.

– Чудно! – Гоша радостно хлопнул руками и, пока парень был дезориентирован, сел в машину и поехал…

– А рыба где?!

– На лавке сидит. Чао, мальчики, не скучайте…

Машина с визгом поехала дальше и быстро скрылась за углом дома.

Медленно обернувшись, Никита притих. На лавке и правда сидел кто-то, точнее, не кто-то, а вполне себе человек, правда, почему-то замотанный в старый плед, но всякое бывает, район-то неблагополучный, и не таких встретишь. Никита обошел его кругом, заглянул под лавку, в кустах посмотрел, перспектива разозлить Гошу была не самой лучшей идеей, даже худшей, чем завалить диплом, поэтому поиски были тщательные, пока сидящему на скамье это не надоело и он, наклонившись к лицу как раз заглядывающего под низ парня, не булькнул ртом, прям как пузырик лопнув, а позже добавил: «Добрый вечер», и лучезарно улыбнулся. В этот момент Ник почувствовал, как у него на шее захлопнулся капкан, было что-то неправильное в этой улыбке.

Никита только кивнул, впопыхах набирая номер Гоши. Тот трубку снять снял, но успел сказать только, что он недоступен, заржал и сбросил. Парень нервно докуривал остаток сигареты, уже почти обжигая пальцы. Молчаливый, но чересчур улыбчивый собеседник напротив, по непонятной причине помиривший двух дерущихся котов, сгреб их в охапку и стал наглаживать. Желание прочитать ему лекцию о возможных инфекциях скончалось в усталости, Никита ненадолго прикрыл глаза. Это на время. Не навсегда же. Надо попытаться наладить отношения и…

– Куда он делся!!!

Пустой двор пугал неизбежностью наказания. Слава всем, искомое обнаружилось, торча жопой из вытяжки, ведущей в подвал, и радостно орущее: «Там еще котики!»

– Там еще и тараканы, и клопы, – Никита вытянул ком из нутра дома и поставил на ноги, – гладить будешь?

В ответ на него смотрели два огромных голубых, как гладь водоема, глаза, без единого зачатка понимания.

Расслабив руки, Никита сразу почувствовал, как парень покачнулся, и снова придержал его за плечи. Травм на вскидку не наблюдалось, но все равно было что-то в его изможденности и бледности опасно-подозрительное. Не церемонясь, Ник закинул ношу себе на плечо, учтиво прикрыв оголившуюся крепкую задницу, и попер на свой этаж, лифт – вот же радость! – опять не работал.

– Как тебя зовут? – хозяин комнаты максимально плавно поставил гостя на пол и закрыл за ними дверь. В коридоре уже стали слышны переругивания, настроение резко ухудшилось, словно, попадая сюда, Ник растворялся в этом мрачном месте, теряя все хорошее, что в нем было. Все человеческое.

– Вод… эм… Володя.

– Я Никита. Не скажу, что сильно рад, – даже в ответ на грубость парень, по виду они были ровесники, обоим не больше двадцати двух, продолжал смотреть чистым, открытым взглядом, это остужало пыл и немного отрезвляло. – Тебе придется пожить здесь, но если хочешь уйти…

– Тебя Гоша убьет, – все та же улыбка.

– Чувствуй себя, как дома!

***

Водяной прогуливался по комнате, изредка подтягивая на плече плед. Кожа зудела с непривычки, глаза чесались, но мышцы постепенно приходили в норму, а значит, он уже мог стоять относительно крепко. Шум за стеной раздражал страшно, водяной привык к тишине и теперь с хмурой миной разглядывал стену, желая испепелить так яростно выясняющих отношения людей.

– Шумно, – вырвалось наконец, и первое слово, сказанное в тишине, было для обоих как раскат грома в ясный день.

– Привыкнешь, – пожал плечами Никита и, сверившись со временем, стал собираться. Жаль только знания нельзя так быстро утрамбовать в голову, как учебники и тетради.

– А еще места, где пожить, у тебя нет?

Ник честно растерялся.

– Думаешь, я бы тут жил, будь у меня выбор?

– Выбор есть всегда.

Водяной присел и поднял с пола упавшую с кровати книгу, аккуратно ее обтер от крошек и положил Нику в рюкзак, еще он засунул туда наволочку, сбежавшую от подушки, носок из-под кровати и недоеденный, уже изрядно подсохший бутерброд. Он очень старался. Ник смотрел на него квадратными глазами, но как ни пытался анализировать происходящее, не шло из головы его высказывание, оно так крепко ухватилось за подсознание, что не получалось переключиться хоть на что-то. Мысли кололи насквозь. А был ли вообще выбор? Рожден вторым ребенком в семье, но старшего брата не знал, того рано забрали органы опеки. Бабушка с дедушкой умерли рано, от чего не ясно, по причине их гибели заводили уголовное дело, слишком все там было неоднозначно, но так и спустили на тормозах. Квартиру пропили быстро – оказывается, деньги не делают жизнь лучше, они убивают быстрее. Единственное, купили эту комнату в коммуналке у родственников, таких же алкашей, в итоге драки, ссоры, смерть отца от двух ножевых и суицид матери, по которому у следствия тоже были вопросы. Малого не выгнали, но пособие забирали, ладно хоть учиться не запрещали, помогали соседи, хотя сами в таком же положении – в этом доме счастливых не было. Потом мальчик вырос, узнал свои гражданские права, отвоевал себе место в законной собственности и – неблагодарный ублюдок! – можно сказать, вступил в холодную войну. Еще… ладно, об этом лучше не вспоминать.

Водяной потряс его за плечо, взгляд парня стал темнеть, зрачок резко увеличился в размерах, а лицо исказила гримаса. Стало не по себе.

Стряхнув и руку, и оцепенение, Ник поднялся, борясь с тяжестью на сердце. Потом, правда, чуть не упал обратно. Володя его к себе притянул, мягко поцеловав в губы, сказал, что на удачу, но Нику было достаточно самого присутствия чужих губ на своих, чтобы, пятясь, быстро свалить, не успев дать указаний по поводу пребывания, а зря…

***

Возвращался домой Ник уже привычно для себя – с низко опущенной головой и накинутым поглубже капюшоном. Руки в карманы вытянутой толстовки, глаза в пол и никак иначе, видеть страх или, еще хуже, жалость сейчас было как тупым лезвием по только затянутым ранам – невыносимо. Войдя в комнату, он даже растерялся, просто забыл напрочь, что тут его кто-то может ждать. Парень сидел на кровати в Никовых спортивных штанах и расстегнутой олимпийке на голое тело. Ник стал рассматривать гостя, наплевав даже на то, что тот рылся в его вещах, тряпки было не жаль, а скрывать ему в принципе нечего (тяжело что-то скрывать, когда у тебя ничего нет). В ответ его разглядывали еще более тщательнее, только вот взгляд не ласкал, как Ников, а жег до зуда и расчесывания кожи в вороте толстовки.

– Болит?

Ник от простого вопроса растерялся, а потом понял, что сам и показал сбитые руки, все еще перепачканные кровью.

– Нет, – он так и стоял, не решаясь шагнуть дальше. Внутри здравый смысл привычно уже отключился, а все остальное дожигал адреналин, до отходняка было далеко, злость все еще гуляла в крови, улыбка сама просилась наружу.

– Выглядит не очень, – водяной лениво сполз с кровати, Нику его действия казались слишком медленными, это тоже бесило, руки снова сжались в кулаки, стены словно завибрировали, прося удара, чтобы успокоиться, но приходилось терпеть, и это было еще хуже, чем выпустить злость. – Пойдем.

Водяной взял человека за руку прямо поверх свежих ран, не заботясь о боли физической, ее-то парень терпел с достоинством, а вот с внутренними конфликтами надо было что-то делать. В человеческом теле у неча почти не осталось сил, но имелись варианты, как поделиться ими с человеком…

В душе было холодно и скользко, старый, порядком потрескавшийся кафель отталкивал, особенно плесень на нем и грязевые разводы, но водяной привык жить и не в таких условиях. Затолкнув парня под воду, стаскивал с него одежду уже там, рывком с плеч, медленнее и нерешительнее по бедрам. Ник наблюдал за чужими руками как со стороны, чувствуя от них лишь холод, но всякий раз, разворачивая ладони, залипал на синие кресты вен на запястьях, и так хотелось вцепиться в них зубами, что пришлось вовсе закрыть глаза. Это не помогло. Ник чувствовал, как телу становится легче, как мокрая прохлада забирает зной лета и усталость дня, он чувствовал, а может, ему только казалось, что следуя за руками странного парня, так легко подошедшего ближе, раны перестают кровоточить и затягиваются, впрочем, так и было, но с опущенными веками Ник не мог этого видеть. Тело стало напрягаться, каждая мышца, от шеи до пяток, одним затянутым намертво узлом.

Уперевшись руками перед собой, Ник опустил голову, он часто дышал ртом, жмурил глаза, когда вспышки злости были совсем нестерпимые, кусал губы, почти выл, желание разнести все вокруг стало нарастать и усиливаться…

Водяной только охнул, придавленный к стене и обездвиженный. Запястья за спину, держа одной рукой, сцепив их вместе, второй притянули за поясницу, дав почувствовать давление твердого члена к бедру.

Ник слабо соображал, слабо сопротивлялся сам себе, зато держал крепко, и поцелуй вышел смазанный и жесткий, выпрошенный, но как бы ни был повернут мозг, Ник почувствовал, что ему ответили. Водяной вообще был слишком расслаблен, он спокойно переносил железную хватку сильных пальцев, не обращая внимания на вышедшую из-под контроля страсть, не отбрыкивался, когда укусы на шее мешались с засосами, когда дышать стало почти нечем от давления на грудь, а от шлепка по ягодице зазвенело в ушах и обожгло кожу.

Ник злился от этого еще больше и действиям своим уже перестал давать оценку, растворившись в самом процессе.

Под пальцами сильное гибкое тело отзывалось на каждое прикосновение, словно провоцируя на агрессию.

Касаниями между ног, по бедрам на пах, сжав твердеющую плоть, и ниже. К ягодицам, надавливая между ними, врываясь в тело сразу двумя, не подготавливая, скорее, играя, ловя кайф от собственной наглости и вседозволенности, наплевав на мораль и принципы, трахая пальцами, пока не надоест. А после, развернув спиной к себе, уже серьезно, сменив пальцы на крупный член, и врезаться снова и снова, то ослабляя напор и натягивая на себя крепкую небольшую задницу, пока не упрется в нее бедрами, вбиваясь на полную, слыша даже через шум шлепки и свои стоны-выдохи. Отираясь о крепкое тело, Ник не мог понять, почему ему одновременно омерзительно и хорошо, до подгибающихся коленей и полной потери сил, разум стал постепенно трезветь.

Теперь уже мягче, по плечам к локтям, выгнув на себя, чтобы не прикасался к грязи, в пояснице водяной прогнулся сам, чтобы любовнику было удобнее двигаться. На смену холоду пришел жар, от коленей до шеи, особенно сильно – в паху. От каждой фрикции Ник чувствовал воспаленной кожей, как плотно тугие мышцы обхватывают кольцом ствол, и сам не заметил, как стал постанывать, чувствуя, что любовник это делает специально, еще крепче сдавливая плоть. Темнело в глазах, оргазм был нужен как спасение. Близость живого тепла сводила с ума, хотелось всего и сразу, чтобы это не прекращалось, но когда сперма брызнула первым потоком, Ник застонал от облегчения, вжав в себя парня, рукой сдавил его такой же крепкий ствол и парой рывков вынудил последовать за собой, хотя тот и сопротивлялся отчаянно, сдерживая свои потребности.

Ник кончил парню на бедро, а тот в свою очередь прямо на кафель, следы их близости уносили потоки воды в слив душевой, вместе с тем забирая и силы. Открыв глаза, Ник первым делом заставил себя посмотреть на парня. Тот был на удивление спокоен, хотя и мокрый весь от беспрерывно льющейся воды. Немного усталый и бледный. Но страха или отвращение он не выказывал. От переизбытка чувств Ник порывисто его обнял, тот охнул от неожиданности, а потом человек во весь голос выматерился – и на себя, и на весь свет, и даже на самого водяного.

Комментарий к

https://99px.ru/sstorage/56/2016/05/11305160739551581.jpg

========== Часть 2 ==========

– Почему ты подрался? – Володя сидел все в том же углу кровати, наблюдая, как немного нервный Ник прячет взгляд и не знает, куда себя деть на этих девяти метрах.

– Выбора не было, – пустой ответ, и такое же логичное, но бесящее до невозможности:

– Выбор есть всегда.

– Убежать?

– Найти альтернативы развития событий. Ты мог пострадать.

– Как видишь – я жив.

– А если бы тебя поломали так, что и жить бы не хотелось? Знаешь, сколько суицидов только из-за того, что жизнь человека становится неполноценной?

– А ты откуда знаешь?

– Ой, да кто только не топится…

– Что?..

– Что!

Водяной растрепал на макушке волосы и снова стал наблюдать, как Ник пристально смотрит в окно. Он смотрит не в него, а за него, видя не просто город, а конкретный выход из ситуации. Знал он такие взгляды, когда утопленников ловил.

– Зато я сдал экзамен, – попытался сменить тему Никита, вышло не очень.

– И отпраздновал сразу! – поддел его водяной, за что получил-таки подушкой по голове, теперь, пожалуй, заслужено.

Какое-то время они провели молча, Ник занимался своими делами, а сосед просто смотрел в окно, изредка кыс-кысая и искренне удивляясь, почему же его не слышат коты. Как позже оказалось – слышат. Уже трое сидели под дверью и скребли когтями. Не ожидая подвоха, Ник распахнул ее, и вся живность ломанулась внутрь, не дожидаясь официального приглашения! Одно радовало: Володя переключился с него на них, сгребая котов в кучу и тиская. Почему-то смотреть, как тот наглаживает всех, было неприятно, Ник поймал себя на мысли, что ревнует, перепугался и даже стал заниматься, на работу все равно опять не вызвали, на стройке простои и задержка с зарплатой, хорошо хоть по потере кормильца пособие платят, пока учишься, а то загнулся бы с голоду.

К вечеру стало полегче. Им даже удалось поговорить, правда, все о тех же котах, которых обыскались хозяева и их пришлось отпускать. День завершился скромным ужином. Сна ни в одном глазу, фильм, скачанный совсем недавно, кажется полной бредятиной, а сидящее вплотную тело – обжигающе горячим. Молодому организму было мало, Ник и сам себя корил, что наглеет и возбуждается на то, что ему и не предназначалось, удивляясь в сотый раз, что такой… нездешний, слишком смазливый парень обратил на него внимание. Себя красавцем Никита никогда не считал, но из-за работы обладал крепким телосложением. Правильные черты лица, иногда подкрашенные синяками или ссадинами. Обычный – как он считал сам, поэтому и боялся даже думать о чем-то большем, но организм плевать хотел на муки совести, трахаться хотелось до потери сознания, вся шерсть дыбом, член колом, и хоть запредставляйся, что облизываешь стаю дохлых крыс, – не помогает снять напряжение!

Водяной лениво повернулся к нему, сначала осмотрел лицо, потом торс и уже ниже – бугорок между ног.

– Все так плохо?..

– Пойду покурю!

Ник не хотел выходить из комнаты, и дело вовсе не в приятной близости. К вечеру коммуналка оживала: из комнат выползали люди-тени, все на одно лицо; орали дети, которые никак не хотели спать, но обязаны были вырубиться, потому что ужасно мешали; скулили голодные собаки; гремели конфликты, и даже на улице была возможность нарваться на таких же озлобленных и уставших безликих. Присев на корточки под подоконником между этажами лестничного пролета, Ник только теперь осознал, что опять все испортил. Мало того, что парня трахнул практически без его на то согласия – и что тот кончил, мало его оправдывало, – так он еще и умудрился к нему привязаться. За один день! Не грело даже то, что экзамен сдан и остался всего один, чтобы спокойно перешагнуть учебу хоть на пару месяцев покоя. Володя был неправильный, совсем не тот, кем хотел казаться, но это не отталкивало, Ник тоже играл эту роль. Водяной казался ровесником, но в то же время поступки его говорили о том, что пацан из них двоих – это Никита. Как он смог успокоить его приступ злости, парень не понимал, но вздохнул легче, осознав, что ему это действительно удалось, и теперь было стыдно еще и за вмятины на двери, и за частично разбитую мебель. Раньше приступ никогда не проходил так быстро.

Когда он вернулся в комнату, Володя лежал на животе, накрыв голову подушкой. Грохот стоял оглушающий, и каждого из шумящих Ник ненавидел сейчас особенно, потому что они доставляют дискомфорт его гостю. Он знал это чувство, когда тебе страшно от того, что могут сделать другие и не только тебе, и в принципе, на что способен человек. Поэтому, чтобы успокоить, он лег рядом, отобрал подушку, подкладывая ее под голову, развернул его к себе спиной и, накрыв их обоих с головой одеялом, замер.

Вспышкой.

Прямо в мозг.

Внезапно накрыло возбуждением, оно сдавило все внутренности, словно уменьшив, и мгновением позже, стоило только парню пошевелиться, стало расти и увеличиваться в объемах, давить на ребра, словно стремясь выломать их, причиняя боль, и Ник резко выдохнул. Было в происходящем нечто животное, порывистое, такое древнее, что он не смог терпеть.

По растраханным, еще не стянувшимся мышцам пошло легче, вместо смазки – детский крем, чудом завалявшийся под кроватью. Только сейчас Ник подумал о смазке, которой в помине не было в душе, но готов был поклясться, что драл парня не на сухую, иначе просто не смог бы кончить. Не вылезая из-под одеяла, тяжело дышали и терлись влажными от духоты и близости телами. Он действовал осторожно и в какой-то момент перестал слышать шумное дыхание любовника и даже свои стоны, что уж говорить о посторонних звуках, только ответные покачивания бедер и нечто заполняющее каждую клетку, такое теплое и в то же время болезненное, почти живое, будоражащее и ранящее при каждом толчке. И стало мало владеть телом, изученным руками и губами до миллиметра, захотелось забрать себе и душу.

Водяной немного растерялся, когда почувствовал, как его разворачивают за лицо и прижимаются к губам, от поцелуя стало мокро и еще жарче; тело, и так липкое, еще больше взмокло, пришлось откинуть одеяло, чтобы не задохнуться, и в тот момент, когда взгляды их пересеклись, обоих словно ударило током. Дрожь друг друга смогли почувствовать оба, Ник кончил, поцеловав, ещё крепче запечатал оргазм, а водяной, просто от переизбытка чувств и от умелой руки, ласкающей с таким желанием, последовал минутой позже и почти отключился, поднявшись в невесомость и резко приложившись обратно об реальность – где-то в соседней комнате был слышен удар и пьяная ругань.

– На всю ночь меня не хватит, – честно признался водяной, и Ник рассмеялся, даже в такой ужасной ситуации – легко и искренне.

Как они вырубились – не вспомнят, зато утро было веселым. Водяной проснулся раньше и его потянуло к воде, он уже знал, где находится душ, и поэтому не стал будить мирно спящего любовника. Натянув те же шмотки, поплелся, зевая, в ванную, но уже скоро об этом пожалел.

– А кто это у нас тут такой?.. – голос с хорошо прокуренной хрипотцой ничего кроме отвращения не вызвал, водяной брезгливо передернул плечами и скривился. По рукам так знакомо потекла сила, он чувствовал, как в теле напротив циркулирует кровь, вязкая, нездоровая, тянется к сердцу.

– Не советую, – усмехнулся неч, и взгляд его стал темнеть, водяные вообще не самые добрые существа, слишком они прямолинейны в поступках и резки.

– Ух ты, какая цаца, – с гонором, с усмешкой и попыткой надавить туда, где априори у самодостаточного неча болеть не может.

Настроение и так было ни к черту: новая обстановка, никакой стабильности, атмосфера враждебная, да еще и человек, к которому его подселили, вызывал совсем непонятные чувства, все это вылилось в раздражение, которое неч не был намерен сдерживать.

Водяной уже сжал рукой воздух, притормаживая кровоток человека, того кольнуло в сердце, он нелепо открыл рот, пытаясь вдохнуть, так и зависнув с занесенной над головой парня рукой. Именно этот момент выбрал Ник, чтобы проснуться. Именно сейчас его подорвало с постели, когда не обнаружил рядом с собой опекаемого. Именно сейчас, вылетев из комнаты в одних трусах, натянутых еще ночью, чтобы не смущать своего гостя, Ник и застал картину, в которой стоящий к нему спиной алкаш из девяносто восьмой комнаты заносил руку для удара на не сопротивляющегося пацана. И все… этого хватило…

– Ты к кому меня подселил?! – Водяной стоял на улице возле отделения полиции, после дачи показаний. С трудом вырвавшись на свежий воздух, матом орал на ведьмака.

– А что?.. – Гоша решил зайти издалека, дабы не провоцировать матерный поток еще больше.

– Он только что чуть не убил человека!

– Тебя?

– Я не человек!

– Тогда все хорошо!

– Да я бы не сказал!

Водяной плюхнулся на лавку напротив участка и низко опустил голову. Солнце припекало нещадно, кожа начинала зудеть, и взятая с собой бутылка воды не помогала. Выплеск силы, еще на первой Никитиной вспышке, отнял добрую половину сил, слабость стала тревожным звоночком, что пора бы вернуться в свою стихию, но вот парадокс, возвращаться некуда, да к тому же… не хочется.

– Рыбка моя, добром прошу, потерпи немного, – Гоша запел елейным голосом, не понимая, что бесил сейчас просто до алых всполохов перед глазами. И делал это нарочно. – Ну, подумаешь, уязвили твое самолюбие, это же люди, они так защищают.

– Я сам в состоянии за себя постоять.

– Вот и расскажи ему об этом. Когда его выпустят.

– Я боюсь, – водяной покрепче сжал в руке Никитин сотовый, – недолго он так протянет. Не так что-то с этим парнем.

– Ну…

– Что значит «ну»?!

– Скажем так, у него есть… изюминка.

– Да видал я такой кексик!

В это время хмурый и дерганный Ник вышел из дверей отделения, его изрядно потряхивало, взгляд был злой, а когда он, бегло осмотревшись, нашел неча, искра, что и так между ними пробегает, хорошенько лупанула молнией в самую голову.

– Гоша, забери меня а?.. – тихо простонал водяной, не от страха, скорее, от предвкушения. Такое интересное чувство, когда тебе хорошо именно в тот момент, когда ты чувствуешь, как из тебя самый обычный человек галлонами выкачивает жизненную силу. – У меня осталось совсем мало времени… – проскулил он, отдавая Нику телефон и принимая протянутую руку, жестко вздергивающую на ноги.

– Боюсь… у вас обоих его почти не осталось… – вызов был сброшен и оба уже не слышали этого.

Домой они поднимались в гробовом молчании. От напряжения раскалилась атмосфера, даже сыплющаяся прямо на голову штукатурка была следствием содрогания стен. Соседи боязливо поглядывали на Ника, уже и так зная о его взрывном характере, списывали все на «дурные гены», но в этот раз парня действительно накрыло, он даже себе боялся признаться, что в какой-то момент потерял контроль над ситуацией, и если бы не Володя, кинувшийся ему на спину и оттащивший от не сопротивляющегося мужика, то неизвестно, чем бы все закончилось.

Водяной шел впереди, сам открыл дверь и в уме уже прокрутил текст лекции, которую обязательно прочтет, со всеми примерами и доводами, но когда к его спине прижалось горячее тело, то все мысли вылетели из головы. Он покорно опустил голову, позволяя обнять себя крепче. Шеи коснулись чужие губы, прижавшись властно и собственнически, и даже инстинкт самосохранения, развитый сильнее, чем у других видов, просто затих… А может, сдался.