Текст книги "Свадьба датского принца (СИ)"

Автор книги: Ореанна

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

8

Белые проигрывают снова

Вечер выдался, как обычно, скучным. Уже пошли сообщения об арестах и смертях, но Марго, отрезанная от источников информации и увлеченная игрой, получает только часть сообщений. Ее они удивляют, но не настораживают. Приходится продолжать шоу, благо осталось недолго. Через неделю он сообщит о своем выборе, назначит день свадьбы на далекое будущее, через полгода Светлане надоест ждать… что будет дальше, пока не продумывал, но не важно. Бегство с молодым любовником, полюбовное соглашение – варианты есть. Может, он даже женится. Это самый простой способ заставить ее молчать. Впрочем, даже напиши она книгу о своем романе с принцем, кто свяжет размолвку влюбленных с непроизошедшим еще событием?

Проталкиваясь сквозь толпу приглашенных (прием у мера), Эйрик наткнулся на группу – посол, герцог Р-й, Марго, Вал и еще одна женщина. Валентин, как всегда, разглагольствует. То еще ничтожество. Марго вышла за него замуж, как только их отношения расстроились.

– Многие путают символизм изображения с реальностью. Но что поделаешь, на одного практика всегда приходится не один десяток кастратов, которые одним своим видом искажают представление о магии, эзотерике и оккультизме. – Все то же стремление быть в центре внимания. Вот вокруг него уже собираются слушатели.

– У нас все еще сильна практика древних магов, особенно по селам. И не все из них профаны. – Это посол.

– Увы, увы! Настоящий бунт встречается редко. В большинстве случаев, даже если вы имеете дело с известными именами, это задавленные предрассудками cлабаки. Мятеж – вот суть бытия, конфликт – отправная точка любого развития! Лишь объединение противоположностей ведет к целостному человеку, живущему полной жизнью! А вы что скажете, дорогая? Разве юнгианское наследие – не ваша сфера приложения? – Это он обращается к незнакомке. Она оборачивается. Ах да, «подруга». Ну-ка посмотрим. Мало кто, на его памяти, мог победить Валентина в словесных перепалках. Обладая прекрасной памятью, начитанный, увлеченный узкими рамками своих теорий, он засыпал собеседника фактами до тех пор, пока они не отказывались от дальнейшего разговора. На его глазах это происходило не раз. Его не останавливали авторитеты, он не боялся ничего. И все же – ничтожество. Удивительное соединение свойств.

– Вы говорите сейчас о гностицизме. – Ответила женщина. – Вы знаете, я встречала много гностиков, да и сама когда-то увлекалась. И вот, – она улыбнулась, – прошли года, недавно я нашла старых знакомых и посмотрела, чем они живут. И никто не изменился. Никто не изменился к лучшему, разве что постарел и опустился. И то, чем они живут – повторение одних и тех же формул.

– О чем я и говорю! Лишь единицы способны выдержать напряжение и пройти путь настоящего мага. Тысячи, да что там! – сотни тысяч жалких ничтожеств начинают этот путь и – деградируют.

– Хорошее слово – деградация. Думаю, мы не ошибемся, если станем его использовать. И Вы абсолютно правы – это происходит с большинством из тех, кто занимается магией. Следовательно, причина в самом способе жизни, в мировоззрении, в том, чем они занимаются. Если это происходит со всеми, кто выбрал этот путь, значит, неверен сам путь.

– Не все! Были и есть единицы, достигающий вершин развития духа! Я не имею в виду себя, молодая леди, гм… Но возьмем Алистера Кроули, этого метра современной оккультной философии.

– То, чем занимался Кроули, не было философией. Наркотики, венерические болезни, сексуальные извращения, странные смерти адептов – которые продолжаются и до сих пор, много после его смерти. Так выглядит путь, о котором Вы говорите.

– Профаны никогда не были способны понимать происходящее. Для них оно скрыто пеленой предрассудков. Но внутреннее развитие Духа, великая мудрость, обретаемая избранными…

– Разорванное мышление, искаженная перцепция, опошленные мелочные чувствования, неспособность к целостному видению мира, к анализу – это не похоже на мудрость.

– Вот пример того, как опошляются великие идеи.

– Но разве идеи не проверяются жизнью?

Жизнь – единственный критерий истинности сказанного. И единственный ответ.

На ней синее платье. У нее округлое лицо, и вообще все округлое и мягкое. Она улыбается.

– Браво, Эллен! – это Марго. – Вал, тебя сделали, ну признай же. Эллен, познакомьтесь.

Она подводит женщину к нему.

– Эллен, это полковник Фердинанд де Гарсиа. Полковник, это Эллен. Обратите внимание, это наша сенсация дня.

Эллен протягивает руку. У нее теплые пальцы. Она хмурится.

– Что, Вы не любите военных?

Ах, черт бы побрал это выразительное лицо! – Подумала она про себя. Не до комплиментов, когда тебя читают, как раскрытую книгу.

– Н-нет, не очень. Мне кажется, это злое и бессмысленное занятие. Ну и еще бокс.

Она пытается уйти от ответа и смягчить возможный конфликт.

– Кто-то должен стоять между слабыми и хаосом.

– Удивительно, Вы военный, а говорите как философ. Кто Вы?

Это была просто попытка уйти от конфликта и сменить тему. Но для него эти слова оказались значимыми. Он вспоминал ее всю следующую бессонную ночь, а утром решил жениться.

Светлана исчезла. Она перестала отвечать на звонки, ее номер все время пуст. Так похоже на влюбленных! Лена не видела ее уже три дня.

В памятный вечер знакомства она выбрала темно-темно-почти-черно-синее платье, в основном, предвкушая скуку. Синий – значит скучно – на ее личном языке символов. Платья, по крайней мере, входили в гонорар. Было бы мелочно отбирать у девушек платья, которые, из-за особенностей фигуры каждой, потом все равно никому не отдашь. И надо признать, платья были хорошо сшиты. Правда, костюмеру приходилось подолгу объяснять чего именно хочешь и почему это должно быть так, как хочешь, а не так, как тут принято.

Итак, длинные рукава, юбка в пол, благородный клеш – узко вверху, но расходится на уровне колен, внизу волан, треугольный вырез – никаких ля-ля! Вообще-то черное было бы лучше, но вечер ожидался скучный.

Лет десять назад можно было бы надеяться подцепить кого-то на приеме и влюбить в свои прекрасные глаза. Но дело не в молодости и красоте, а в опыте – такие глупости никогда не случались раньше, они не случатся и сейчас. И, она подозревала – они не случаются вообще.

Итак, синее платье. А тут еще этот полковник придолбался. Так, значит, это и есть тот самый Фред. Это с ним мы встретились у Марго. Интересно, а где же Светлана? Она обязательно должна быть где-то рядом.

Утром ее разбудил звонок.

– Да, что? Кто? А, это вы, Фред… – сонно пробурчала она в трубку. – Да, почему бы и нет.

Положила трубку и только потом удивилась. Это что, свидание? В восемь утра? Ну, по крайней мере, он должен знать, куда делась Света.

– В этом разница между нашими культурами. Ваш юридизм стоит выше милосердия, выше любви. Это делает жизнь такой ограниченной и убивает суть христианства. Это, даже, где-то – возвращение к иудаизму.

– Я не уверен, что нам вообще стоит говорить о христианстве. Современный мир быстро возвращается в язычество.

– Так было всегда, да и… мы там, дома, так яростно рвемся в Европу, а вы, там, в Европе, так быстро мутируете в ислам, что когда мы к вам доползем, мы обнаружим совсем другой мир. Может быть, нам с вами не стоит сейчас об этом беспокоиться.

Она улыбалась, он курил. Тихое дешевое кафе в центре, несколько посетителей. Они пробыли тут уже достаточно долго, скоро придется уйти. «Выходите за меня», – хотелось сказать ему. Но вместо этого он закуривал следующую.

– Вы верите в прощение?

– А без него невозможна жизнь.

– Давайте проверим, скажите мне, Марго – как она Вам?

– Они ненавидят друг друга.

– Почему?

– Ну, смотрите. Первое: вчера, Вас еще не было, она подозвала его к себе и сделала так, – ее рука повторила отрицающий жест. – Очень слабо. При этом улыбалась, но у глаз появились морщины – вот тут, и сузились веки. Потом, в споре она его унизила. И намеренно стравила нас, а как только Вы подошли – оборвала разговор. У меня четыре признака, а у Вас?

– А те двое?

– Эти? Один охранник, не скажу только, ваш или мой, а второй – голубой. Случайно зашел и уже полчаса пытается заигрывать, бедняга.

– Видите, наши культуры не так уж и разнятся – Вы уже умеете определять геев.

– Уже да. – Она рассмеялась. – Лет десять назад это было бы неслыханно. Прогресс.

– Выходите за меня.

– Что?

– Давайте поженимся.

– Я старый солдат, я не знаю слов любви… – она снова рассмеялась.

– Что?

– Это старая русская шутка.

– А в чем смысл?

– Это необъяснимо.

– Пойдемте.

– Обратно к станку…

Он не был уверен, возможно, это еще одна русская шутка.

На улице начинались сумерки. Он замялся, подбирая слова:

– При следующей встрече…

– Да?

– Возможно, я не подойду к Вам и не стану здороваться.

– Я не обижусь. Вы женаты?

– Что? Нет, разве что на работе.

– Хорошо. Хорошо, что не женаты.

– Но я бы хотел что-то сделать для Вас. Вы подарили мне редкий спокойный день, для меня это ценность. У вас есть пожелания, пока Вы тут?

– Нет, пожалуй… хотя…

Он почему-то не удивился.

Следующие несколько дней они не встречались, потом, встретившись на очередном приеме, прошли мимо. Ей хотелось подойти и заговорить, она даже, пожалуй, ждала знака с его стороны. Но знака не было. Он прошел мимо, как будто она была частью стены. И это было грустно. Теперь она и ждала, и боялась встречи со Светой. Разговор обязательно зашел бы о Фреде, а этой темы лучше не касаться. Но ее номер все еще был пуст и телефон не отвечал.

Это Светкин мужчина, повторяла она про себя. Она красивая. Он интересен. У меня просто давно ничего и никого не было, я просто слишком устала. Еще неделя и все закончится. И я поеду домой.

И вовсе я ничего не жду. И не ждала. И все.

Светлану нашли на пятый день.

Ему сообщили по телефону. Он отправил в морг Серджо. Он знал, что должен пойти сам, но не смог – его захлестнули вина и стыд. Впрочем, Серджо знал, что искать.

Бедная девочка, этого не должно было случиться с ней. Я должен был проследить, но я слишком расслабился.

После позвонил Серджо с подтверждением. Он дал распоряжения, а потом набрал Эллен.

9

День, когда для него решилось все

Влюбленные делают глупости – он швырнул трубку на предпоследней цифре и заходил по комнате. Звонить нельзя! Как можно было не подумать о прослушке? Это должно быть на рефлексах, он чуть все не сорвал, болван!

Он подверг ее опасности еще тогда, днем, проведенным вместе. Нет, важные вещи нужно делать как будто мимоходом. Поэтому он оделся и пошел на прием.

Там пришлось проторчать три часа, выслушивая и говоря пошлости, переходя из комнаты в комнату и лениво цедя спиртное. Наконец, в промежутке между стареющей девицей в розовом и толстяком с орденами, ему удалось выкроить минуту для разговора.

– Эллен, – сказал он, подойдя, будто ничего не случилось между ними до этого, – помните мое обещание? Завтра в полшестого мой человек заберет Вас, ложитесь сегодня пораньше.

И ушел.

Она опоздала только на двадцать минут. Неплохо. Было еще темно, предвестники рассвета еще даже не появились в небе, а ночные огни уже погашены. Воздух свеж, звуки приглушены, запахи пронзительны – как всегда по ночам. Хорошее время – еще весь день впереди.

Можно было бы полететь, это заняло бы каких-нибудь полчаса, и было бы так банально. Нет, он предвкушал долгие часы вдвоем в пути, раз уж удалось выкроить время. К тому же сейчас ночь, и вряд ли что-то случится с ней до того, как она выйдет из-под охраны дворца. Если Марго планировала что-либо сделать, она вряд ли решилась бы действовать в помещении муниципалитета, набитом охраной. Нет, до рассвета Эллен не вышла бы из дома, и ни у кого не было возможности перехватить ее. Он успел раньше.

Эллен вышла через черный ход. На ней было что-то очень легкомысленно-пестрое, но смотрелось здорово. Босоножки на высокой платформе (внимание, каблук), сумочка. Ладно, это он предусмотрел.

Она зевала на ходу и почти сразу уснула, забравшись на сидение.

Бамц, сумочка улетела в ближайший мусорник на перекрестке. Читай книги на Книгочей.нет. Подписывайся на страничку в VK. Скорее всего, там был паспорт, кредитка, телефон, и тысяча других необходимых женских вещей. Что ж, эти документы ей больше не понадобятся. А личные вещи – ты уж прости.

Теперь туфли. Он успел осмотреть их – толстая сплошная подошва, каблук встроен в платформу, две белые ленточки держат все это сооружение на ноге.

– Эллен, Вам будет удобнее, если Вы разуетесь, – говорит он ей.

Она недовольно бурчит, но расстегивает пряжки и засыпает снова. Прощайте туфли. Он захватил шлепки взамен – обычные дешевые шлепки из магазина на окраине. Они будут великоваты на ее ноге.

Платье. Это уже сложнее: невозможно сказать женщине, которую уважаешь, «разденься, я проверю на тебе маячки» – прямо на улице в пять утра.

Из Мендосы выехали по тринадцатому маршруту. Узкая шоссейная дорога вела к подножию гор, пыль, прибитая росой, начнет подниматься позже. Заросли кустов высотой в полметра, разбросанные там и тут деревья, темнели на фоне синего неба, мелькали мимо машины, как силуэты притаившихся в засаде разбойников. Миновали ручей, оставили позади небольшое ранчо.

Постепенно дорога стала подниматься вверх, и приблизились горы. Их изогнутые складки, похожие на смятую с утра постель, прорезала узкая линия пути, вьющаяся и с каждым поворотом поднимающаяся все выше. За холмами лежала чаша гладкого спокойного озера – оно мелькнуло и исчезло. Снова долина и лежащие по бокам белесые хребты. Все так изменчиво, и, в то же время, однообразно здесь.

В маленьком городке Успальята с ними случилась неприятность – случайно пролилось кофе, купленное на заправке. И надо же – на платье! Безнадежно испорчено, ничего не поделаешь. Мужчины так неловки в важных вещах!

Было еще слишком рано, чтоб ломиться в магазины. По счастью, Фред оказался страстным рыбаком, и как раз недавно ездил на озеро с племянником, чьи запасные штаны и рубашка все еще валялись в багажнике. Переодеться удалось в туалетной кабинке.

Туговато в бедрах и длинно везде в других местах. Штаны пришлось подворачивать, рукава закатывать, полы связывать. Тот еще вид. Куда-то пропали туфли, шлепки болтались, еле удерживаясь на пальцах ног.

А белье пришлось оставить – придумывать племянницу он не рискнул. Это, пожалуй, было самое смешное похищение женщины в истории.

В Успальяте машина свернула на международную трассу, теперь это была асфальтированная дорога в несколько рядов. Начинался рассвет, вдоль дороги высокими рядами стояли тополя, их то и дело обгоняли автобусы и большие вантажи. Эллен ничего не спрашивала о дороге, она вообще сидела тихо, и он не знал – была ли это сонливость, усталость, страх или осознание ситуации. Он вообще плохо ее понимал. Иногда казалось, что вот – все просто, а потом оказывалось, что думает она и говорит совсем не о том. Одно было не так, как раньше – не возникало никаких ассоциаций с Рамоной. Эллен была слишком собой, и с ней не приходилось заполнять пустые лакуны образами прошлого.

Наступил рассвет, и разгоралось утро. Утро в горах, в громадах камней, сплошной пелене неба – свет заливал огромные пространства плоскогорья, равнин, снова чуть затенялся ущельями, опять вырывался наружу над лентами рек, разветвляющихся и переливающихся, как эта дорога, как сама жизнь. Ничего чужеродного не бывает в пути.

Только сейчас она поняла, что жить нужно только в горах. Непонятно, конечно, как жить – далеко от городов, от уюта электричества, цивилизации и маленьких магазинов – но эта жизнь казалась более настоящей, чем сами города и магазины. Хотелось и смеяться и плакать от осознания фальшивости прошлого, от нереальности этих минут, от того, что они закончатся и потому еще, что оставаться в них все равно было бы невозможно. Потому она и молчала.

Границу пересекли около восьми. Машина остановилась на несколько минут, к ним подошел человек, что-то спросил и сразу отошел.

– Что это? – спросила она.

– Мы проехали в Чили.

– Это Чили? Граница? А разве мы не должны были…?

– Нет, не должны.

– Все равно, я, наверно, должна показывать документы…

Только тогда она заметила пропажу сумочки.

В Сантьяго прибыли уже после девяти.

– Раз уж у меня ничего нет, остановите тут и дайте мне денег, – сказала она напротив небольшого магазинчика. И снова он не был вполне уверен, дуется она, смеется или говорит серьезно.

Зашли в магазин, она купила себе два платка, одним обвязала бедра, а второй накинула на голову. Некоторым женщинам не идет платок – ее он просто уродовал.

– Вы зайдете со мной? – спросила она.

– Нет, это не моя церковь. Я подожду Вас здесь.

– Хорошо.

И она ушла.

За этим они и проделали такой долгий путь. Территориально это была ближайшая к Мендосе русская церковь. Но будь это даже не так, он все равно не повез бы ее в Буэнос Айрес, где так сильно влияние Марго или даже – в далекий Посадос, где ничего невозможно предугадать.

Это не его церковь и не его жизнь, но ему было приятно проделать такой долгий путь рядом с человеком, с которым можно так уверенно молчать. И ему была приятна ее просьба, она сама, и даже весь этот беспокойный мир, в котором можно что-то для кого-то сделать и не быть понятым ложно.

До чего же светлое утро!

Ее не было очень долго, Эйрик устал ждать. Потом ему пришло в голову, что ее могли выкрасть прямо из церкви, вывести через другой вход, здесь, в нескольких метрах от машины.

Он вбежал следом. После яркого утреннего света полумрак ударил по глазам. Необычный щекочущий запах наполнил ноздри, пели люди. Музыка казалась одновременно грустной, величавой и зовущей. Высокий купол, украшенный росписью, стены, позолота, мерцание свеч, музыка, мрамор пола, звон, шорох, перешептывание – все нахлынуло волной, в памяти вдруг выстрелил образ: вот он с матерью идет в храм на мессу, ему десять лет и мама еще молода и … жива.

Но где же Эллен? Людей не очень много, хотя и больше, чем в знакомых ему храмах. Кто-то стоит, кто-то сидит на стоящих рядами скамеечках. Стоят группками, большей частью женщины. Он переходит от группы к группе, всматриваясь в лица – во многих, нет, в большинстве была сосредоточенность и спокойствие. То спокойствие и та умиротворенность, которые поразили его в Эллен там, в кабинете Марго. Та легкость, которую он знал и любил в Рамоне.

Лучи света упали из верхних окон на плиты пола, высветили пылинки в воздухе, убранство икон у стены и лица женщин, среди которых была Эллен. Вот люди запели – быстро, многоголосо, в тон. А он стоял и смотрел на нее до конца службы.

Служба закончилась. Эллен обернулась и подошла к нему.

– Подождите меня, пожалуйста, где-нибудь тут, – сказал он, – только не выходите на улицу. Я долго ждал Вас, теперь Вам придется ждать меня.

Ему нужно поговорить со священником.

– Спасибо, что привезли меня сюда, – сказала она потом, когда они вышли на воздух и стояли у машины, еще на полпути между прошлым, которое уже ушло, и будущим, которое еще не началось.

– Нет, Вам – что Вы привезли меня сюда.

Ведь это правда. Не важно, кто кого привез. Иногда люди, которых мы провожаем, оказываются лишь формальным поводом куда-то прийти.

– Эллен.

– Да?

– Вы верите мне?

– Н-не знаю…

– Мне нужно, чтоб Вы сделали для меня кое-что. Мне нужно, чтоб Вы поехали со мной, в мой дом и оставались там примерно сутки. Только сутки. Никуда не выходя и выполняя все, что я скажу.

– Почему?

– Не спрашивайте, просто сделайте это.

– Хорошо.

А, в общем, был ли у нее выбор? Еще раз бродить по чужому городу, теперь уже в Чили, без документов и телефона, и Серджо на подстраховке. И потом, сейчас и здесь – кто был ей ближе?

От церкви сразу поехали в аэропорт. Там уже ждал маленький самолетик – Фред, оказывается, не просто полковник, он еще и пилот.

Очень хотелось есть, но как-то речь об этом не зашла. Несколько часов перелета, дорога от второго аэропорта к дому – большой светлой громаде из камня. Он только ввел ее в дом, спихнул на руки вездесущему Серджо, приказал слушаться и сидеть в доме, и повернулся уходить.

– Эй! – крикнула она в спину. – А предложение еще в силе?

– Мы поговорим об этом, когда я вернусь.

Надвигался вечер, и он шел к Марго.

Двадцать первое декабря, канун праздника Йоль.

10

Так много шума из-за женщины

В эту ночь Марго прогонит всех чужих и останется одна, возможно, с двумя-тремя особенно надежными людьми.

В ее доме темно, свет горит только в нескольких комнатах. Стоило ли убивать себя капля за каплей, чтоб, в итоге, заслужить право сидеть в одиночестве в дорогом и темном доме, двадцать первого декабря, когда ночь длиннее всего?

Правда, в Аргентине все наоборот.

Он прошел сквозь длинную череду комнат, пока не нашел ее. Как всегда, занятая бесконечными бумагами и мечтами, она, как будто, почти не заметила его присутствие.

– Сколько же я знаю тебя, Марго? Думаю, я первый раз увидел тебя на Мальте, в доме деда. Я сразу же решил тогда, что вырасту и женюсь на тебе. Мне было восемь.

– Зачем теперь говорить об этом?

– Ты очень красивая, Марго. И очень умная. И гордая. Поэтому ты никогда не принимала меня всерьез. А мне нужно, чтоб ты отнеслась к моим словам серьезно.

Он достал из кармана револьвер и выстрелил, пуля разбила вазу за ее спиной, по пути пронизав кудри на расстоянии сантиметра от головы.

– Пабло! – Взвизгнула женщина.

– Пабло не придет. – Он убрал револьвер обратно в карман. – Теперь, когда я имею твое внимание, слушай меня очень хорошо.

Лионский отдел уничтожен. Ты получишь сообщение об этом через, – он взглянул на часы, – примерно два часа. Сегодня Йоль, они все будут там, когда случится неприятность. Так что тебе будет некуда пойти.

Ты еще не знаешь, но я дам распоряжение – и ты получишь к утру полную информацию о том, как обстоят дела в других отделах.

И к поверенным деда ты тоже не можешь обратиться. Вот письмо. – Он швырнул запечатанный конверт на стол. – Прочтешь, когда я уйду. Он написал его для тебя еще десять лет назад, перед смертью. Ты узнаешь, что он передал все твои дела мне, и все эти годы тебе плачу я. Я купил тебя.

Ты тунеядка, Марго. Ты никогда ничего в своей жизни не сделала сама. Если тебя оставить без специально нанятого человека, ты умрешь от голода, потому что не умеешь готовить. Ты очень красива, Марго. Но твоя красота – это наряды, салоны, хорошая еда, удобная жизнь в дорогих домах, молодые мужчины, курорты и остальная бессмысленная мишура. За все это плачу я.

Я отдаю тебе Аргентину. Это большая страна, ты придумаешь, чем тут заняться. Но, если ты выйдешь за ее пределы – ты умрешь. Я не стану убивать тебя сам, я просто сообщу Ривейрам, что ты больше не под моей защитой. И ты знаешь, что они сделают. И не думай, что добьешься своего при помощи уловок: если твои дела выйдут за пределы Аргентины, ты умрешь. Никакой политики, черного рынка, экономических сделок, ничего.

Тебе остаются все твои дома, все предприятия, которые тут у тебя есть.

– За что ты так меня ненавидишь?

– Возможно, за Рамону.

– Но я не убивала Рамону! Это сделал Валентин. И ее и вторую – Светлану.

– Валентин – ничтожество, зачем ему это делать?

– Он всегда хотел обладать тем, что принадлежало тебе. Поэтому он на мне и женился.

– Это теперь уже не важно. То, кем мы были, кем стали, кем могли стать… я не ненавижу тебя – теперь уже нет.

– Но ты не оставляешь мне никакой надежды.

– Вздор. Надежда есть у всех – даже у тебя, Марго.

Он вышел. В коридоре за дверью его ждал мужчина. Эйрик кивнул ему и сказал:

– Я снимаю тебя с этого поста. Больше ты мне тут не нужен.

Мужчина тоже кивнул и пошел следом.

Что-то… что-то, какая-то мысль, какое-то воспоминание крутилось на краю сознанию всю дорогу домой. Что-то о прошлом, о нем, Валентине, деде… «Следи за этим мальчишкой Гилмор. Однажды он всадит нож тебе в спину».

«Поговорим об этом, когда вернусь» – это значит да или нет? Черт бы побрал этих полковников, пусть они и умеют летать!

Она побродила по дому – огромной нелепой махине, заставленной безвкусной аляповатой мебелью. Мой дом, мой дом – значит ли это, что он тут живет или он им владеет? Ну, она и так знала, что он не беден. С такими мужчинами нельзя иметь отношения – они для этого не годятся.

Посмотрела в окна – с южной стороны разбит большой парк, за ним, как она помнила по приземлению, должен начинаться лес и в нем овальное озеро, мелькнувшее жемчужиной. Осторожно заглянув в несколько спален и гостиных, она нашла, наконец, кабинет и обосновалась там. Серджо принес ей ужин – очень, кстати, неплохой – они немного поболтали. Хороший мальчик, вот за кого нужно замуж, а не за этих полковников, которые так много летают.

За следующий час она изучила книги на полках, отбраковала большинство, заглянула в некоторые, мельком просмотрела ящики шкафа и нашла бар – пустой, если не считать откупоренной бутылки коньяка, посмотрела фотографии и бумаги на столе. Рыжеволосая узкоглазая женщина улыбалась с фото, на одном она прижимала к себе девочку, у обеих был вид согретых на солнышке кошек. А под фотографией лежала зеленая сережка.

Это была не просто знакомая сережка, это была ее, Ленина сережка, подарок мамы. Цветок на веточке с тремя листиками, зеленые, из малахита – последствие увлечения сказками Бажова в детстве. Именно эти сережки Света выпросила у нее перед первым свиданием с Фредом, и их Лена так безуспешно пыталась вернуть последние недели.

Однако, вот она сережка – значит, Света была тут. А теперь ее нигде нет, ее телефон не отвечает, ее номер закрыт, и произошло это после того, как она побывала здесь! В мгновение Лена поняла все.

Домой он уже почти бежал.

Берегись этого мальчишку Гилмор. Берегись.

Он убил Рамону и Анну, он убил Светлану. Он всегда был на вторых ролях, всегда шатался поблизости незваный и ненужный. Всегда разглагольствовал, а когда Марго ввела в ложу Эйрика, вступил в нее и Валентин. Он женился на Марго после их разрыва – и Эйрик всегда объяснял интерес Валентина к себе этим любовным треугольником.

После войны Валентин первым встретил его и ввел в свой, теперь уже более высокий по социальному уровню, круг общения. Тогда он тоже объяснял это любовью и ревностью к Марго. И даже потом, когда брак Марго с Валентином из скрытно-неудачного перерос в явную формальность, и все трое продолжали делать вид, будто школьная дружба держит их рядом – он считал это результатом привычки.

Валентин, этот раб тщеславия. Жаждущий того, чем не может обладать никогда, живущий отраженной жизнью других. Настолько мелкий, что Эйрик не счел необходимым даже включать его в список уничтожаемых врагов. Неизвестно, как много он знает. Хотя нет, известно: он выкрал Светлану, а сделать это под носом у них с Марго, так что оба думали друг на друга – для этого нужно быть осведомленным о жизни обоих. Он держал ее при себе три дня и лишь потом убил, бедную глупышку. Несомненно, к тому моменту он уже знал все, что знала она.

«Он маньяк» – подумал Эйрик. Если так долго и с таким постоянством Валентин отнимал у него женщин, то теперь у него опять есть женщина. Он не сможет обладать ею, значит, захочет убить.

Бабник! Он водит сюда женщин, а потом отсылает их обратно домой! Светы нет, потому что она уже неделю в своем Хабаровске. А теперь он взялся за нее. «Верите ли Вы мне, Эллен?» – А она и уши развесила, поверила и даже увлеклась немного. Чуть на шею ему не бросилась! Дура.

Она заметалась по кабинету, глаза застилала пелена, в груди что-то жгло. Внутренний голос сказал: ну и что, что ты его любишь, это еще не значит, что он должен тебя любить. Он же в этом не виноват. Кто любит? – ответила она этому голосу. Никто никого не любит: ни я его, ни он меня. Нужно успокоиться, и все пройдет. Она подошла к бару и вытащила бутылку, так что можно утверждать, что в дальнейшем виноват коньяк.

А ну брось! – сказал внутренний голос, но она его не послушала. Господи, я ведь была хорошей! Я старалась, правда! Мне тридцать один, я не сделала в своей жизни ничего хорошего. Я никогда не была замужем и уже не буду. Я все время училась и работала, потом снова работала и училась и работала опять. Ты знаешь, я почти не делала глупостей, я даже ни разу не привела домой ни одной бездомной собаки, потому что хорошие девочки так не делают. Когда-то я жила в чужой стране, в маленьком городе и там был чудесный парк, и в нем озеро. Стояла жара, и я так хотела купаться – и я ни разу не вошла в него. Потому что боялась, что меня поймают, пристыдят и вышлют. А я ведь так хотела искупаться!

Еще через час она была порядком пьяна. Она никогда не пила ничего крепче вина, но в баре был только коньяк. Ростки неуверенной слабой любви, наткнувшись на преграду, дали плоды – за время сомнений, возрождения и краха надежд произошла та самая кристаллизация, о которой учат в университетах, и которую можно только пережить, но не объяснить.

Скоро кончается мой контракт, подумала она. Все закончится, и я уеду. Все закончится даже еще быстрее, потому что сегодня он придет домой и буду ли я с ним или нет – после этого мы расстанемся. Мне даже все равно, что он обо мне подумает, я просто хочу, чтоб он пришел. Но до этого я сделаю то, на что не решилась годы назад.

Через стеклянные двери она вышла на террасу, спустилась в парк и пошла искать озеро. Была ночь, жара спала, поднялся туман, и она бродила среди плодовых деревьев, наугад разыскивая дорогу.

Поэтому ее не было в доме, когда пришел убийца.