Текст книги "Гибель сверхцивилизации"

Автор книги: Нико Павло

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Нико Павло
Гибель сверхцивилизации

Пролог

Человек спустился из номера на втором этаже в обшарпанный холл дешевой гостиницы на окраине Детройта, бросил ключ на стойку портье и почти задев объемным кейсом угол стойки, направился к выходу. «Сэр, постойте!», – окликнул его испуганный звуком упавшего ключа задремавший было портье, но человек, не обращая на него внимания, толкнул плечом дверь и вышел на гостиничную парковку, залитую утренним солнцем. Пройдя вдоль ряда автомобилей с запотевшими от утренней росы стеклами, он подошел к белому подержанному минивэну с почти стертым логотипом забытой торговой компании и веселой надписью на борту «Мы продаем всё, а что не продаем – покупаем!» и открыв заднюю дверь фургона, осторожно поставил внутрь кейс. Всё вместительное пространство микроавтобуса занимало нечто, тщательно прикрытое несколькими слоями упаковочной ткани. Некоторое время он задумчиво рассматривал содержимое минивэна, затем поправил задравшийся край упаковки, под которой блеснула панель явно электронного оборудования, и закрепив кейс около боковой стенки багажника, тщательно закрыл дверь бывшего магазина на колесах. Бросив взгляд на уличный автомат по продаже снеков и напитков, он обошел минивэн, сел за руль, и, осторожно вырулив со стоянки на автостраду, направился в пригород.

Помятый портье, сверившись с записями в компьютере и убедившись, что постоялец заранее оплатил двухдневное проживание в гостинице, снова задремал. Ни звонков по межгороду, ни еды в номер посетитель не заказывал, а минибара в столь роскошных апартаментах и не предусматривалось. Судя по примечаниям в журнале посещений, постоялец оставил конверт для отправки по указанному на нем адресу, но сделать это можно будет и позже, когда закончится его смена, решил, вновь засыпая, ночной портье.

Микроавтобус, выехав за пределы города, свернул с почти пустой в это время автострады и направился к заброшенным складам разорившейся автомобильной компании. При въезде на территорию ангаров водитель минивэна назвал себя, передав охраннику в помятой и давно нечищеной форме карточку социального страхования и договор аренды одного из заброшенных зданий.

Пожилой охранник тщательно сверился с формой в своем компьютере, убедившись в достоверности переданных ему сведений. Формальности на этом можно было бы считать законченными, но охраннику, скучающему от недостатка общения, и обреченному в одиночестве провести предстоящие сутки в нагретой на полуденном солнце будке, хотелось поговорить. «Нечасто гости заезжают к нам, точнее вы первый за последний год, кто решил здесь арендовать склад. Предыдущий арендатор как полгода назад уехал, похоже, как и вы, думал тут новый бизнес начать – куклы завозил из Китая, – но, дело не пошло, разорился, и всё практически за бесценок продал, можно сказать раздарил. Ну и дочке моей…». Однако в планы водителя минивэна категорически не входили беседы на отвлеченные темы. Вежливо, но твердо, он прервал охранника, попросив как можно скорее показать ему проезд к арендованному складу. Охранник, осекшись на полуслове и ожесточившись лицом, нажал кнопку, открывающую проезд в металлическом ограждении. «Еще один неудачник заезжает, чтобы оставить здесь последние кредиты, наверняка дом заложил, чтобы чего-нибудь перепродать. Эх, купи-продай!», – продолжал бубнить охранник вслед минивэну, выруливающему к ангару номер семь.

Въехав внутрь склада, водитель минивэна закрыл массивные въездные ворота и подойдя к распределительному щитку, повернул рубильник. Вспыхнувший свет озарил внушительное пространство, почти пустое, не считая нескольких заляпанных краской ящиков, беспорядочно возвышающихся в разных углах ангара на замусоренном полу. В дальнем конце вместительного склада водитель минивэна заметил офисы и производственные помещения, к которым он и направился. Остановив свой выбор на одном из технических офисов, он подогнал к нему задним бортом минивэн, открыв заранее его дверь.

Агент, сдавший ему ангар, не обманул – помещение располагало всем необходимым, что могло понадобиться для работы: электричество достаточной мощности; подводка нескольких газов; удобные столы для монтажа технических устройств; наборы инструментов и стойка с электрическим оборудованием. В соседнем офисе он нашел холодильник, небольшую кухню и диван – бытовой набор, который обеспечит ему сносное проживание в течение пары месяцев. Примыкающее к офису помещение с технической душевой дополняло картину идеального пейзажа для уединенной творческой работы, скрытой от любопытных глаз и настойчивых расспросов.

Человек осторожно достал кейс из минивэна и, вытащив из защитной конструкции внутри кейса несколько стеклянных цилиндров с разноцветными мутноватыми жидкостями, аккуратно поставил их в холодильник. Затем он подогнал тележку к заднему борту минивэна и начал выгружать из багажника нечто, аккуратно сняв с него упаковочную ткань.

Эпизод первый

Имперский звездолет класса Стигма-дельта гигантской тушей завис над мятежной планеткой повстанцев Альянса. Исполинские бластеры, управляемые компьютерным мозгом корабля, басовито урча приводными механизмами, развернулись в сторону северного полюса планеты, где разместилась основная база мятежников…

1

Солнце лениво добралось до края подушки, где с облегчением остановилось, нагревая пропитанную слюной ткань наволочки, придавленную отекшей щекой Николаса. «Вот же ж!», – выдохнул Николас – на большее его усилий не хватило, – «Единственная щель в занавеси и солнце застряло именно в ней». Это незатейливое умозаключение отняло все его силы, и он затих на некоторое время, ожидая, когда пройдет очередной приступ дурноты. А что это за чушь? Какие еще звездолеты-мятежники? Опять всю ночь хлам какой-то читал? С трудом разлепив глаза, он обнаружил, что лежит около собственной кровати в нелепой позе сраженного наповал выстрелом в затылок. Немного не дотянул, с сожалением отметил Николас. Подушка, припомнил он, лежала на полу у ножки кровати еще с пятницы и ему удалось рухнуть на нее головой довольно точно.

«Та-ак, а к чему я здесь?» – тоскливо попытался определиться Николас. Судя по бодрому тремору конечностей и запаху дренажа сточного колодца изо рта с явными нотами абсента, он находился в состоянии похмелья седьмого уровня. И не выше седьмого, поскольку способность оценки степени утраты человеческого облика сохранялась лишь до этой отметки. Солнце наконец двинулось дальше и спасительный полумрак вновь накрыл его, позволив отдельным фрагментам воспоминаний начать складываться в какое-то подобие цельной картины. Ага, вчера позвонила Марша, начала с восторгом рассказывать о переделе чего-то в пользу кого-то у них там… Не то… Потом заехал Бобби, привез дрель, которую взял на пару дней два месяца назад… так, дальше… А! Борис написал, что прилетели Цукербе́рги и неплохо бы нагрянуть к ним экспромтом, давно их не видели, свалимся им на голову, они точно обалдеют – ну, как всегда, в своей обычной манере.

Николас перевалился на живот и с трудом подтянув колени к пупку, встал, пошатываясь, на четвереньки. В этой позе он некоторое время пытался сохранить равновесие, поэтому попытки вспомнить произошедшее накануне, временно отошли на второй план. «Волю в кулак!», – прохрипел он в попытке встать на ноги, что привело к немедленно накрывшему его приступу тошноты и он с трудом подавил желание безвозвратно испортить приютившую его подушку. Тем не менее, ему удалось устоять на ногах и даже развернуться лицом в сторону ванной, что, учитывая его плачевное состояние, являлось несомненным достижением. Некоторое время ушло на путь в ванную комнату и на несколько неудачных попыток стянуть с себя мятые джинсы и рубашку в подсохших зеленовато-липких пятнах – ну точно, абсент! В конце концов ему удался заключительный бросок – точнее неуклюжий перекат, – через край ванной. Это физическое упражнение внезапно отозвалось резкой болью в боку. «Черт, неужели ребро сломал?», – похолодел Николас.

Некоторое время он осторожно вдыхал и выдыхал теплый влажный воздух, замирая от кинжальных приступов боли на вдохе и облегченно расслабляясь на выдохе. Вердикт был неутешительным – судя по интенсивности и локализации боли, сломано вполне могло быть и два ребра. Наконец, сидя в блаженной позе нимфы под струями водопада, он смог сосредоточиться на событиях вчерашнего вечера.

Точно, они с Бором нагрузились спиртным, пакетами с закусками и ввалились к Цу́керам (когда же мы стали их так называть, уже и не вспомнить). Микаэль с Лолой только что прилетели, в проходах между мебелью громоздились частично опустошенные чемоданы и сумки, наспех стянутая верхняя одежда свисала с кресел и дивана. Играла музыка – Марк Нопфлер в очередной раз громко допытывался, есть ли кто-нибудь дома у Элвиса, – в соседней комнате завывал в очередном диспуте Вон и сладко тянуло запахом заряженного по полной кальяна[1]1
  …Марк Ноффлер в очередной раз громко допытывался, есть ли кто-нибудь дома у Элвиса… – песня «Calling Elvis» группы «Dire Straits» в исполнении Марка Ноффлера.


[Закрыть]. Чертов Вон! И как он всегда безошибочно узнаёт, где собирается приличная… точнее, прилично пьющая компания, недовольно поежился под горячей струей Николас. Впрочем, на этот раз присутствие Вона было даже и кстати, ибо давно уже хотел он стереть с его лица это вечное тухловатое выражение разочарования в окружающем мире. И, наверное, он с ним сцепился, радостно ухватившись за возможность триумфально изложить ему шикарную идею, которую он вынашивал после встречи с Тро́пардом. Сцепился… А потом? Но картину вчерашних событий вновь заволокло зеленоватой мглой и Николас понял, что пора выбираться из ванной и перейти ко второму этапу возрождения – залить в себя пару кружек колумбийской арабики.

Идея-то, собственно, была не его – ее высказал, кажется, кто-то из русских фантастов, – а Николас, страстно увлекавшийся фантастикой в юности и будучи ярым поклонником идей и концепций, почерпнутых в этих произведениях, попытался переложить ее на нынешнюю ситуацию с вирусом, который уже больше года выеда́л всё бо́льшие и бо́льшие пространства на планете. Странный какой-то, надо сказать, это был вирус – большинство инфицированных достаточно легко переносили болезнь, а недомогания напоминали симптомы как при обычной простуде. Единственным отличием было то, что спустя две-три недели после болезни появлялись спутанность сознания и, как выражались перенесшие инфекцию, «мозговой туман». Впрочем, эти симптомы обычно исчезали через месяц-другой после выздоровления, так что особого внимания подобным проявлениям неврологических расстройств эпидемиологи и вирусологи не уделяли.

По пути на кухню в стремлении окончательно изгнать тошнотворную пелену, Ни́колас Саймс – научный обозреватель популярного естественнонаучного издания RTS, – опять вспомнил подробности недавней встречи с Са́ймом Тро́пардом. Встреча с ведущим вирусологом гиганта фармацевтической индустрии FGR Pharmaceuticals планировалась по случаю заявления компании о скором выпуске на рынок эффективной вакцины и успешном окончании третьей фазы ее испытаний. Николас более двух недель добивался от Тропарда согласования времени встречи, но тот постоянно избегал ее, ссылаясь на чудовищную занятость. В тот момент, когда Николас уже решил было отложить встречу на неопределенное время, Тропард неожиданно сам позвонил в редакцию и попросил Николаса приехать в лабораторию как можно скорее.

* * *

После обмена приветствиями, Тро́пард, вместо обычного формата интервью в режиме вопрос-ответ об особенностях нового вируса и загадках его распространения, предложил Николасу небольшую экскурсию по лаборатории. Бродя между столами, заставленными реактивами, центрифугами и прочими колбами-гаджетами и комментируя, время от времени, увиденное Николасом, доктор неожиданно спросил: «Что вы знаете о вирусах и принципах их жизнедеятельности?»

«Да, собственно, не очень многое, доктор. Насколько я помню, вирус не имеет клеточной структуры – это просто молекула РНК, которая, проникнув в клетку после инфицирования, встраивается в клеточную ДНК, а затем копируется вместе с ней, создавая нового вируса. Так, по-моему, вирус и размножается», – подытожил свои скудные познания в этой области Николас.

«В общем, верно, но есть несколько уточнений, например, большинство вирусов содержат РНК, а не ДНК. А для воспроизводства вируса, необходима именно ДНК, поэтому вирус сначала должен синтезировать ДНК из своей РНК – этот процесс называется «обратной транскрипцией», – а потом уже встроить получившуюся ДНК в геном хозяина».

Сайм помолчал, задумчиво глядя на Николаса:

«Однако есть более существенное уточнение – вирус это не только молекула РНК, а еще и белковая оболочка, которая, и защищает вирус, и помогает ему пробраться в клетку носителя. И белковая оболочка нового вируса синтезируется уже внутри клетки носителя, после чего получается новая вирусная частица – скопированная РНК плюс воспроизведенная белковая оболочка».

«Очень интересно, доктор, но как это может объяснить просто катастрофическое распространение вируса, а главное – столь низкую смертность среди заболевших?»

Доктор сделал несколько шагов в сторону двери, потом неожиданно резко развернулся к Николасу и взмахнув рукой, как будто внезапно решаясь на что-то, воскликнул:

«Не знаю! Точнее, пока не знаю, вероятно потому, что это, по сути, отошло на второй план моих исследований… Дело в том, что я обнаружил нечто невероятное в структуре этого вируса, а именно в его способности кодировать совершенно новый бело́к».

«Бело́к оболочки?» – не понял Николас.

«Вовсе нет! – доктор сел в кресло около письменного стола, жестом предлагая журналисту последовать его примеру и занять лабораторный стул напротив. – Бело́к, который я обнаружил, точнее белки́, не являются функциональной частью вируса и не нужны ему ни для обеспечения жизнедеятельности, ни для воспроизводства».

«Уже интересно, доктор, я весь внимание», – искренне заинтересовался Николас.

«Тогда еще один вопрос, что вам известно о болезнях Паркинсона и Альцгеймера?»

«Умеете вы удивить! Но в этой области мои познания еще более скудные, нежели в вирусологии. Знаю лишь, что это возрастные заболевания, которые проявляются деменцией, потерей памяти, непроизвольным тремором, нарушением речи, неспособностью себя обслуживать… Да! И в конечном итоге, эти заболевания приводят к смерти. А, что, Альцгеймер и Паркинсон тоже вызываются этим вирусом?».

«Не спешите, – улыбнулся доктор. – Вы довольно точно описали симптомы, правда свалив их в одну кучу. Однако я имел в виду, что вам известно о причинах, вызывающих эти состояния?»

«Увы, практически ничего, если не считать что-то смутно приходящее на ум, вроде белковых бляшек».

«Так вот, и то, и другое заболевания относятся к нейродегенеративным, при которых либо поражаются нейроны, вырабатывающие дофамин (это Паркинсон), либо образуются амилоидные бляшки, которые состоят из пептидов – коротких белков (это Альцгеймер). В случае Паркинсона нейроны, скорее всего, тоже разрушаются каким-то белком», – задумчиво закончил краткую лекцию доктор.

Николас некоторое время осваивал полученную информацию, смутное беспокойство охватило его:

«Доктор, неужели вы хотите сказать, что новый вирус производит бело́к, который подобно Альцгеймеру и Паркинсону поражает мозг носителя, то есть человека?»

«Именно! Вы неожиданно быстро ухватили суть моего… м-м… открытия… да, так его вполне можно назвать. Вирус кодирует наборы белко́в, которые способны, и образовывать амилоидные бляшки, и накапливаться в нейронах, разрушая их и препятствуя выработке дофамина, и бог его знает, что еще. Иными словами, вирус способен вызывать с-л-а-б-о-у-м-и-е у инфицированных. Впрочем, в рамках тех исследований, которые я провожу, да и того оборудования, которым располагаю, дальнейшие исследования свойств белков-убийц затруднительны, поэтому я планирую в ближайшее время передать материалы, которые я собрал, в Центр генной инженерии Стэнфорда для дальнейших исследований».

«Всё, о чем вы рассказали, доктор, звучит настолько фантастично, что поверить в это можно лишь с большим трудом. Честно говоря, если бы у меня не было за плечами физического образования, пусть и в далеком прошлом, и массы самых невероятных материалов за годы работы научным обозревателем, я заподозрил бы в вас человека либо не вполне вменяемого, либо гоняющегося за дешевыми сенсациями», – признался Николас.

Доктор помолчал, бесцельно передвигая по столу карандаш и пытаясь привести в порядок мысли:

«Я вполне разделяю ваше отношение к сказанному мною, Николас – позвольте мне вас так называть, – я и сам вряд ли бы поверил, если бы услышал подобное, но я несколько раз повторил тесты, неизменно получая один и тот же результат – вирус синтезирует набор функционально не нужных ему белко́в, блокирующих умственные способности человека».

В лаборатории повисла тишина, прерываемая лишь звуком перекатываемого по столу карандаша и стуком капель в мойке для лабораторной посуды.

«Ладно, доктор, предположим, что вы правы, но почему мы не видим результатов этого… м-м… разрушающего интеллект вторжения?»

«Здесь всё просто. Необходимо время для того, чтобы белки́ выработались в достаточном количестве, накопились в мозгу, начали разрушать нейроны, производящие дофамин, ну и так далее. Не забывайте, что нейродегенеративные заболевания, приводящие к слабоумию, развиваются не один год, скрытый период может длиться несколько лет».

«Но ведь наш организм побеждает в конце концов вирус, а значит, белки́, которые поражают мозг, уже не должны производиться внутри наших клеток», – недоумевал Николас.

«Вот здесь-то и кроется главная опасность! Конечно, наш организм научился избавляться от вирусов – он уничтожает клетки, пораженные им или включает внутриклеточные механизмы уничтожения, аутофагию, например… Но проблема этого вируса заключается в том, что будучи уничтоженным, он оставляет, некоторые фрагменты своей РНК в нашем геноме навечно, и именно эти фрагменты кодируют белки́, которые приводят… м-м… к слабоумию.[2]2
  …Но проблема этого вируса заключается в том, что, будучи уничтоженным, он оставляет, если можно так выразиться, некоторые фрагменты своей РНК в нашем геноме… – гены вирусов записаны в молекулу РНК, и когда РНК попадает в клетку, то специальные вирусные белки снимают с неё ДНК-копию, которая затем встраивается в клеточную хромосому. Вирусные последовательности, которые «навечно» осели в человеческой ДНК, называют HERV – human endogenous retroviruses, или эндогенные ретровирусы человека. Считается, что на их долю приходится до 8 % генома человека.


[Закрыть] То есть налицо парадоксальная ситуация – вирус побежден (никакие тесты его уже не выявляют), а белки́-убийцы интеллекта продолжают синтезироваться».

«Хорошо, допустим, что так и есть, но зачем вирусу производить белки́-убийцы интеллекта, если они ему не нужны для размножения… В результате каких мутаций вирус научился их вырабатывать?».

«Боюсь, вы не вполне уловили суть моего открытия, Николас, способность вируса производить функционально ненужный ему бело́к никак не могла появиться естественным путем – это результат искусственной, направленной мутации, точнее результат генного модифицирования!».

* * *

Николас невольно поёжился, наливая горячий кофе в кружку, вспомнив эту часть беседы с Саймом. Прошла уже неделя с момента их последней встречи, но каждый раз оглушающая невероятность заявления доктора накрывала его, когда он вспоминал подробности того разговора. Перспектива, в течение нескольких лет превратиться в беспомощное существо со все более редкими проблесками сознания, была настолько безрадостной, что Николас несколько дней после той встречи находился в прострации, не реагируя на настойчивые требования редакции сдать, наконец, материалы для публикации в очередной номер журнала. Перспектива неизбежной регрессии усугублялась еще и осознанием того, что в подобном состоянии окажется подавляющее большинство населения, поскольку распространение нового вируса было поистине ошеломляющим. По оценкам вирусологов, до девяноста процентов населения планеты должно было быть неминуемо инфицировано. Картина миллиардов слабоумных индивидуумов, медленно угасающих в собственных нечистотах, была настолько невыносимой, что Николас несколько дней не выходил из дома и не отвечал на телефонные звонки, пытаясь найти аргументы, опровергающие заявление доктора.

В течение нескольких дней он прочитал все, что смог найти в сети о вирусах и теперь, наверное, вполне мог бы сдать несколько экзаменов по вирусологии. Однако, всё, о чем он узнал, лишь подтверждало заключение Сайма – в природе не существовало ничего лишнего, и всё, чем обладали и что производили различные, и сложные организмы, и простейшие, включая вирусы, было направлено исключительно на обеспечение их жизнедеятельности и бесконечное их воспроизводство. Ничто и никто в природе не производил ничего избыточного – все было задумано и приспособлено только для выживания и размножения. И значит, заявление доктора об искусственной природе нового вируса, было совершенно логично и вряд ли оспоримо.

Кстати, интересный напрашивается вывод – чем более высокий уровень развития индивидуума мы имеем, тем более лишних, избыточных вещей он должен производить, а из этого вытекает, что абсолютно развитый разум или «разум сверхцивилизации» будет предаваться исключительно излишествам и наслаждениям, совершенно отринув функциональность… и в конце концов вымрет, как мамонты и динозавры. Возможно, они и вымерли по той же причине – развились до такой степени, что загнулись от непрерывных развлечений и излишеств! Николас невольно улыбнулся, представив картину извивающихся от наслаждения туш диплодоков и стегозавров и стонущих от удовольствия Ти-Рексов. Впрочем, этот вывод справедлив, если предполагать непрерывно линейное развитие, а мы помним, что ничего линейного в сложных системах не бывает, все норовит быть нелепо криволинейным, мысленно опроверг сам себя бывший физик.

Конечно, в пользу искусственности происхождения вируса, прежде всего, говорил аргумент недопустимости избыточных функций, но были и другие доводы. При крайне высокой степени распространения и заразности, смертность от него была, не сказать, что незначительной, но в общем-то невысокой – два-три процента, не больше, – чего никогда не наблюдалось в прошлом у вновь появившихся вирусов. Все новые паразиты сначала были чрезвычайно летальными, достаточно вспомнить печально известную «испанку» – вирус гриппа, который, появившись в начале двадцатого века, косил людей миллионами.[3]3
  Все новые паразиты сначала были чрезвычайно летальными, достаточно вспомнить печально известную «испанку» – вирус гриппа, который, появившись в начале двадцатого века, косил людей миллионами – испанский грипп или «испанка» был самой массовой пандемией гриппа за всю историю человечества как по числу заразившихся, так и по числу умерших. Эпидемия длилась с января 1918 года по 1920 год; во всём мире испанкой было заражено не менее 550 миллионов человек (около 30 % тогдашнего населения планеты). Число умерших оценивается от 17 млн. до 50-100 млн человек или 0,9–5,3 % населения Земли. Летальность среди заражённых составила 3-20 %.


[Закрыть] Однако, позже этот убийца мутировал, приспосабливаясь к новому носителю – человеку, – и становясь менее летальным, обеспечил себе постоянное место обитания и размножения, иначе какой прок от убитого тобой носителя. Выходит, что кто-то, создавая вирус, сознательно «замаскировал» низкой смертностью истинную угрозу вируса – свести всех с ума. Но зачем?

Пронзительный звонок смартфона оторвал Николаса от воспоминаний. А! Вот и Бор, сейчас узнаем о вчерашних подвигах и свершениях, оживился он, отодвинув кружку. Однако это оказался вовсе не Бор, а его Ева, которой вчера у Цу́керов, насколько мог вспомнить Николас, не было. Впрочем, полагаться на собственную память сейчас было бы несколько самонадеянно.

– Привет, Николас, как ты там, голова в порядке? А рёбра? Ты вчера так навернулся с лестницы, что я даже подумала о паре сломанных рёбер! – привычно затарахтела Ева.

– Подожди, Ева! Да, привет. Как с лестницы, с какой, когда?

– Ты что, совсем ничего-о…? Впрочем да, к этому времени ты уже так залился виски и абсентом, что скорее всего, находился в состоянии полной амнезии, – радостно оживилась Ева в предвкушении подробного изложения подвигов Николаса, что отнюдь его не обрадовало, поскольку он надеялся, что эта часть его жизни, связанная с бесконечными попойками и множеством беспорядочных случайных связей, осталась позади.

Три года назад Николас расстался с женой, после чего, неожиданно, пустился во все тяжкие, не подозревая, что последние несколько лет жизни с Мэй в нем жило это, на первый взгляд ничем не объяснимое, страстное желание выйти из круга забот и обязанностей среднего обывателя Джерси-Сити. Он будто стремился наверстать годы, потраченные на обустройство гаража, бассейна и детской, обязательно-скучные ежемесячные визиты к родителям жены и нудное заполнение налоговых деклараций раз в декаду. Д-а, оторвался, другого слова и не подберешь, досадливо поморщился Николас, словно на пиру во время чумы погулял… а чума-то пришла с явным опозданием.

– Алло, ты там живой? – забеспокоилась на другом конце Ева.

– Да здесь я, здесь. Так что там за история с лестницей? Нет, подожди! Почему ты звонишь с телефона Бориса, с ним тоже… м-м… беда?

– Не, не, с ним все хорошо… ну насколько может быть хорошо после пол-литра виски и такого же количества абсента. Живой, но не вполне, пробурчал только, перед тем как снова отключиться, чтобы я тебе позвонила и, если необходимо, отвезла к травматологу, – Ева захихикала, но тут же прервала себя:

– Шучу, но он правда беспокоился о тебе, потому и звоню. Так вот, уже во втором часу ночи, когда все порядком набрались и охрипли, пытаясь переорать друг друга, ты вдруг поднялся с дивана и заявил, что только настоящее отчаяние от полного непонимания – ну, Вона ты никак не мог переубедить, – заставляет тебя пойти на столь отчаянный шаг и произнести с амвона заключительную речь. После этого ты вскарабкался по лестнице в спальню к Цукерам, но на последней ступеньке резко развернулся, потерял равновесие и покатился вниз. Я точно слышала, как что-то хрустнуло, подумала ну все, шею свернул, но ты, докувыркавшись, растянулся под лестницей и запыхтел – заснул как младенец… храпящий, – засмеялась Ева.

Николас в полном недоумении забарабанил пальцами по столу:

– Ты шутишь? Зачем я к ним в спальню полез? Впрочем, извини, вопрос, конечно риторический, это я в некоторой прострации от услышанного нахожусь… А потом что было? – Николасу гораздо интереснее было узнать, что было ДО, а не после падения с лестницы, но он подозревал, что Еве был не очень интересен их диспут. Д-а… похоже подробности обмена мнениями, который привел его к триумфальному падению с лестницы, ему придется восстанавливать фрагментарно, и в течение длительного времени.

– Мог бы и сам догадаться, что было потом – бревно было отгружено в Убер и водителю оплачены хлопоты по доставке тела к парадному входу!

– Да уж… тело. Ты извини, что я так набрался, не знаю, что на меня нашло. Ну а как…

В этот момент завибрировал сигнал другого вызова и Николас, посмотрев на экран, поспешно прервал Еву:

– Извини, бывшая звонит, скорее всего что-то случилось, иначе бы не позвонила, я ей отвечу, потом перезвоню тебе, ок?

Дав Еве отбой, он переключился на вызов Мэй и весь напрягшись от внезапно охватившего его приступа дурноты, крикнул, почти охрипнув:

– Что с Сарой?

– И я рада тебя слышать! – раздраженно ответила Мэй. – Почему с Сарой должно что-то случиться? С ней все хорошо, это у меня положительный тест на вирус, но я чувствую себя прекрасно, спасибо, что спросил!

И не спросил бы, даже, если бы ты дала мне на это время, мельком отметил про себя Николас. Странно, но за прошедшее с момента разрыва время, он не стал терпимее к ней, и к нему не вернулась хотя бы часть того чувства невыносимой привязанности, которое он испытывал к ней в первые годы брака. Он физически не мог выносить долгих разлук с Мэй, звонил ей каждый час, срываясь с редколлегий или внезапно делая паузы во время интервью – это состояние было под стать наваждению, как будто существовала незримая связь, созданная неким колдовством или заклинанием. Одно время он даже допытывался у Мэй – наполовину в шутку, наполовину всерьез, – не обращалась ли она в начале их знакомства к какой-нибудь ведьме-гадалке с просьбой приворожить его. Но то ли зелье было плохо сварено, то ли ведьма оказалась неопытной – связь в какой-то момент вдруг исчезла, да, именно вдруг, как будто кто-то невидимый внезапно перерезал ее, как мэр города перерезает ленточку только что построенного торгового центра.

– Извини, я просто неважно себя чувствую, – по привычке начал оправдываться Николас. – Да и спал сегодня плохо, скорее всего, тоже что-то подхватил, надо бы тест сдать.

– Непременно сдай! И на степень алкогольной зависимости протестироваться не забудь. Да! И тест на сексуальную озабоченность добавь в корзину! Наверняка всю ночь вчера абсент лакал и девицам стройные теории излагал в промежутках между любовными утехами, – она зло подышала в трубку. – Ладно, я не за тем звоню, чтобы в очередной раз разругаться, я хотела узнать, есть ли у тебя какие-то новости об этом вирусе, а главное о последствиях заболевания? Я не за себя даже боюсь, меня больше волнует, что будет… что может быть с Сарой.

Да, Сара… Как же это я не подумал? Он представил на мгновение свою дочь, застывшую в нелепой позе, с дрожащими руками и ногами, в безуспешных попытках вспомнить, где находится туалет… А может Сайм все-таки ошибся или я стал объектом какого-то нелепого розыгрыша? Почему он только мне рассказал о своем «открытии»? Он вспомнил как в конце беседы с Саймом он поинтересовался, как давно доктор обнаружил необъяснимые особенности нового вируса, а главное, почему он рассказал об открытии, прежде всего ему – человеку, имеющему к науке косвенное отношение, – а не сделал сообщение в научных кругах, как, собственно, и полагалось бы поступить в подобном случае.

* * *

«Последние тесты я завершил три дня назад, поэтому вы первый, кому я рассказываю о результатах своих исследований, – доктор помолчал, внимательно глядя в глаза Николасу. – А рассказать прежде всего вам, я решил, потому что нахожусь в несколько затруднительном положении. С одной стороны, полученные мной результаты определяют довольно жалкое будущее человечества и поэтому их необходимо срочно опубликовать, чтобы начать действовать, хотя я даже не представляю, что можно сейчас предпринять. С другой стороны, у меня есть серьезное опасение, что попади мои материалы в СМИ с подачи не вполне чистоплотного журналиста, начнется чудовищная паника, последствия которой крайне сложно предугадать. М-да… предугадать и предпринять, и так раз двадцать пять – звучит как некий код или пароль! – Сайм загадочно улыбнулся, бесцельно передвигая предметы на столе и закрыв крышку центрифуги, продо́лжил. – Я читал некоторые ваши обозрения и интервью, в вас чувствуется знающий человек, тем более с достойным университетским образованием; вы хороший публицист с большим опытом работы и, скорее всего, неплохими связями. А главное – вы человек, по моему убеждению, глубоко порядочный и неравнодушный, что, пожалуй, даже и перевешивает первые два обстоятельства».

«Вы бы весьма удивились, доктор, обнаружив, что мой реальный облик несколько отличается от того образа, который вы только что нарисовали. Но мне и впрямь лестно, что вы столь высокого мнения обо мне».

«Вряд ли мне придется разочаровываться в вас, Николас, интуиция редко меня подводит. Впрочем, это уже не важно, я принял решение и надеюсь, что оно верно́. Я доверяю вам мое открытие и прошу вас решить, как поступить с ним в дальнейшем. Вы можете сделать его достоянием гласности – в этом случае, я уверен, вы опубликуете материалы с присущим вам тактом, минимизировав возможные последствия. Или, воспользовавшись вашими связями, можете посвятить в него узкий круг людей, принимающих решения в этой стране. В конце концов, вы можете просто предать его забвению, позволив событиям развиваться своим чередом», – неуверенно закончил Сайм.