Текст книги "Write Ya Later (ЛП)"

Автор книги: NexusPhenomena

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Жалость.

Не было ничего хуже, чем жалость, но к ней за прошедшие годы он привык; иногда он задавался вопросом, была ли жалость ужаснее даже той ревности, которую он испытывал, наблюдая за чужим счастьем.

В первом классе он впервые столкнулся с тем, что учитель назвал «знаками соулмэйта». Они появились на одном из учеников прямо посреди урока. Питер до сих пор отчётливо помнил тот неуклюжий цветок с фиолетовыми лепестками и оранжевой сердцевиной. Ломаные линии не соединялись друг с другом, но… рисунок всё-таки был. И, как объяснил учитель, так и должно было быть. Остаток урока они провели, разговаривая о знаках соулмэйтов и разрисовывая друг другу руки. Стоит ли упоминать, что родители Питера не были в восторге от всех каракуль на его коже? Конечно, его мама не могла не умилиться, когда Питер сказал, что его соулмэйт обязательно должен увидеть эти рисунки. Она крепко обняла его, поцеловала куда-то в макушку, но, тем не менее, сказала, что ему стоит принять ванну, поскольку он не может появиться в школе в подобном виде. Питер долго спорил с ней, но смирился, когда мама сказала, что завтра он сможет нарисовать ещё больше.

Когда через несколько дней Питера отправили к дяде и тёте, и они спросили, почему он весь изрисован, Питер рассказал им о том ученике, на котором появился рисунок родственной души прямо посреди урока. Он изрисовывал себя лишь для того, чтобы его соулмэйт знал о его существовании. Тётя тогда только улыбнулась и отправила его мыть руки перед едой.

Питер рисовал на своих руках каждый день и всё ждал, не нарисует ли его родственная душа что-то взамен. Даже когда его родители не вернулись домой, хотя и обещали, он рисовал. Даже когда все его друзья получили ответ от соулмэйтов, он продолжал рисовать. Даже когда школьные хулиганы выбрали его в качестве своей груши для битья, он продолжал рисовать. И лишь после того, как практически все в школе получили ответы, Питер перестал. Ему пришлось перейти на одежду с длинными рукавами: это помогало спрятать весь тот стыд, что он испытывал; он всего лишь хотел, чтобы его не трогали, и, конечно, это раззадоривало хулиганов ещё больше.

«Ненормальный» – вот как его обычно называли. Питер был даже разочарован тем, что ему не смогли придумать прозвище поинтересней; через какое-то время он научился просто игнорировать своих обидчиков, не позволяя их словам задеть его.

Однажды, когда он, хромая, вернулся домой из школы, тётя Мэй встревоженно спросила его, что случилось. Обычно Питер просто смеялся и оправдывался собственной неуклюжестью, но в этот раз с его губ само собой слетело:

– Я ненормальный.

Тётя Мэй, застывшая на месте, изумлённо воззрилась на него.

– С чего ты взял?

– Потому что у меня нет знаков соулмэйта. А значит, самого соулмэйта тоже нет… – Питер отвёл взгляд и подтянул колени к груди.

– Ох, Питер, – тётя со вздохом накрыла его руки своими. – Дорогой, это не делает тебя ненормальным. Ты просто… поздний цветок.

– Поздний цветок?

– Не каждый получает знак в школе, – она сжала пальцами подбородок Питера, вынуждая взглянуть на неё, и мягко сочувственно улыбнулась. – Твои родители были такими.

– Правда?

– Правда. Почему бы нам не привести тебя в порядок и не спросить у дяди, когда он вернётся домой?

Питер кивнул и улыбнулся. Он молчал, пока тётя Мэй перевязывала его; Питер мог бы сделать это и сам, но иногда приходилось потакать её желаниям. Закончив с повязкой, Мэй крепко обняла его и поцеловала в лоб, шепнув:

– Однажды ты найдёшь его, дорогой. Когда он понадобится тебе больше всего. Не спеши.

Она ушла на кухню; Питер остался в одиночестве, отчаянно пытаясь поверить её словам.

Верный договорённости, он спросил у дяди, правда ли его родители были поздними цветками, и тот рассказал ему самые безумные истории, которые Питер когда-либо слышал; он был так взволнован, ложась в постель, что моментально забылся сном без сновидений (Питер был искренне благодарен своему мозгу уже за то, что мысли о соулмэйте пока отступили).

Ничего не менялось: Питер возвращался домой с синяками и по большей части разбирался с ними самостоятельно. А после семейных ужинов его ждала домашняя работа. Теперь мысль о его родственной душе приносила лишь горечь, но он всё равно попытался найти хоть какое-то упоминание о людях, не получивших ответа от соулмэйта. В конце концов, он просто сдался… если у него был соулмэйт, он должен был дать о себе знать.

Прошло несколько лет, и в его жизни произошло столько событий. Он всё ещё чувствовал себя до омерзения пустым, особенно по сравнению с другими, теми, в ком кипела жизнь; но теперь банда Флэша была не единственной его проблемой. Умер дядя Бен… а Питер стал Человеком-пауком. Стоит ли говорить, каким испытанием была для него старшая школа? Питер был по-настоящему счастлив, когда окончил её; по настоянию тёти он подал документы в местный колледж, и его приняли.

Он сидел в аудитории, слушая лектора, как вдруг почувствовал странное покалывание. Сперва он игнорировал его, но рука нестерпимо зачесалась, поэтому Питер царапнул кожу ногтями, засучив рукав. Это не принесло облегчения. Он тихонько застонал, закатывая рукав ещё выше, и… и обнаружил, что его предплечье исписано чёрной вязью. Питер изумлённо вытаращился на собственную руку, и спустя мгновение на его коже проступил текст. Он состоял сплошь из имён, перемешанных между собой так неразборчиво, что казалось, будто это какой-то код. Питер пялился на этот странный текст так упорно, будто от этого зависела его жизнь; всё это время он думал, что природа обделила его соулмэйтом, но теперь… теперь Питер знал, что у него есть родственная душа. Ему потребовалась вся его сила воли, чтобы не начать праздновать это прямо здесь и сейчас. Он зажмурился, но, открыв глаза, обнаружил прежний текст: список имён.

***

Уэйд Уилсон не верил в теорию родственных душ. Ему нравилось думать, что он способен выбирать любимых самостоятельно, независимо от судьбы. В конце концов, как могла какая-то случайная надпись указать ему на того, кто был предназначен ему природой? Проблема была вот в чём: Уэйд был неисправимым романтиком. Он мечтал о том, как встретится с родственной душой… плевать на внешность, на пол; значение имело лишь то, что родственная душа любила бы его. Что она смогла бы справиться со всеми его заскоками.

Он всё ещё помнил то время, когда на его коже проступили первые рисунки: наивные и милые. Он чувствовал себя таким грязным… ребёнок, чёрт возьми, его родственная душа была ребёнком. Он не имел права отвечать. Это было просто ужасно! В какой вселенной вообще могло так случиться, что родственной душой ребёнка стал человек, перешагнувший рубеж двадцатилетия? Он всё ещё помнил, как смотрели люди на рисунки на его руках. Почему этот ребёнок постоянно рисовал? Он же учился в школе, так? Разве учитель не сказал ему, что не стоит постоянно себя изрисовывать? Уэйд привык прятать их – как он мог продемонстрировать всему миру невинные детские рисунки? Мир срал на него; и всё же Уэйд ждал появления новых рисунков. Наивные, они всегда заставляли его улыбаться. Это они помогли ему отвлечься от прогрессирующего рака и всего, что произошло в «Оружии Х».

Все мучения, вся боль, что он пережил, были ничем по сравнению с этими детскими каракулями. Даже на его новой, изувеченной коже они казались средоточием света, и по тому, как они менялись, Уэйд мог сказать, что ребёнок взрослеет. Это радовало; он даже подумал, что, быть может, однажды они познакомятся… И тогда проснулись голоса.

Да кто захочет с тобой познакомиться? Ты выглядишь как куча собачьего дерьма!

И пахнешь так же.

Чувак, это моя фраза!

Нет, не твоя. Я просто дополнил.

Похититель фраз.

Ты как ребёнок.

Они спорили добрых несколько часов. По правде, на голоса легко было отвлечься – вот почему Уэйд не сразу заметил, как рисунки начали исчезать. Он просто надевал костюм, когда обнаружил абсолютно чистые руки. На несколько дней голоса заткнулись. Уэйд мог часами разглядывать собственные предплечья в надежде на появление нового рисунка.

Наверное, тот ребёнок умер. И к лучшему.

Точняк! Никаких отвлекающих факторов – они вечно всю малину портят!

Не то чтобы я об этом задумывался, но мы абсолютно сумасшедшие.

О-о-оу… Сложно не согласиться.

– Он не умер, – зло сказал Уэйд.

Смотри-ка, он умеет разговаривать! Что тогда, по-твоему, случилось?

– Может, ему надоело разговаривать с тем, кого не существует. Кого не должно было существовать.

Ух, как мрачно!

Я думал, мы единственные, кому можно разрушать твою самооценку. Зачем тогда мы здесь тусим?

Ага! Пытаешься лишить нас работы?

Как грубо!

– Вы двое когда-нибудь прекратите?! – зарычал он, вскакивая так порывисто, что опрокинул журнальный столик.

Ты просто Рэнди Сэвидж!

Уэйд схватил пистолет и, выпустив в стену всю обойму, отбросил ствол в сторону. Ему нужно было отвлечься. Нужно было выпустить пар. Он даже не был уверен, почему так разозлился; потому ли, что невольно поверил голосам? Ребёнок всё же был мёртв? Может, на самом деле он не был его соулмэйтом или нашёл себе другого? Но тогда… тогда на коже Уэйда всё равно проступали бы рисунки. У него голова разрывалась от этих мыслей.

Что, по-твоему, ты с нами творишь?!

Ты сегодня такой эгоист. Сперва израсходовал все пули понапрасну, а теперь ещё и заработал нам головную боль.

Так грубо. Кажется, у меня развилось косоглазие.

У тебя нет глаз. Мы в буквальном смысле просто голоса.

Ш-ш-ш! Он-то этого не знает!

Бьюсь об заклад, знает. Не настолько же он тупой.

Уэйд зарычал, прижав ладонь ко лбу, и зажмурился. Потёр веки. Ему нужно было успокоиться. Замкнутое пространство… Ему нужно было выбраться отсюда. Ему нужен был свежий воздух. Нужен был! Порыв ветра, обдувающего его лицо, будто пытался вернуть Уэйда в квартиру; встречая асфальт, Уэйд лишь охнул от боли.

Уэйд не знал, как долго он пробыл в отключке, он даже не знал, когда пришёл в себя; просто он внезапно обнаружил себя в тропиках, с пистолетом в руке.

Только посмотри, кто очухался. Я уж думал, мы его потеряли.

Какая жалость. Без него было весело.

Уэйд хмыкнул, позабыв и о панике, и о прыжке, и о пропавших рисунках. Он с головой окунулся в работу: поначалу она была средством отвлечения от мыслей о соулмэйте, но вскоре Уэйд уже и не помнил, зачем посвятил себя ей. Тот ребёнок, чьи рисунки сопровождали его в самые ужасные годы его жизни, остался где-то на периферии сознания. Иногда, лёжа ночью в постели, Уэйд рассматривал свои руки, ожидая, что на них что-то появится; он никак не мог понять, чего ему не хватало, но чего-то ждал. Каждый раз это выводило его из себя и обеспечивало ему отвратительное настроение наутро.

В какой-то момент это вошло в привычку. Он всё чаще надевал привычный красно-чёрный костюм и всё реже демонстрировал миру голую кожу. Мало-помалу он расправлялся с глупыми мыслями о счастье – они мешали его работе и ни к чему не приводили. Хорошо-хорошо, он не мог запретить себе мечтать, но, по крайней мере, старался не думать о чём-то несбыточном. К чему мучить себя?

Он устроился на крыше, одетый в привычный костюм, и ждал возможности пустить пулю в парня, которого держал на прицеле. Этот придурок оказался достаточно глуп для того, чтобы открыть окно и свеситься с подоконника. Отлично, не придётся разбивать стекло! Уэйд собирался сделать всё красиво: он выстрелил, отдача прокатилась по телу дрожью, и жертва полетела вниз.

Один готов!

Осталось ещё трое.

Почему мы вообще пообещали тем парням разобраться со всеми сегодня?

Мы и не обещали.

– Эй, справедливости ради – они дерьмово платят, так что могут и подождать, – проворчал Уэйд, забавляясь с пистолетом.

Тогда зачем мы взяли этот заказ?

– Нам заказали реально плохих парней.

А мы, мы не плохие, правда?

Подожди-ка, я думал, мы плохие!

Сарказм.

Вообще-то сложно это понять. У тебя же нет лица, по которому было бы видно, что ты говоришь с сарказмом.

Даже если бы было, я сильно сомневаюсь, что ты понял бы это по лицу. Сарказм – он в голосе.

Тогда тебе нужен голос получше.

Ты – единственный вариант.

Ну и что это значит?!

– Ребята, я не могу сосредоточиться. Пытаюсь вспомнить, кто следующий в списке, но ваша перепалка пожилой супружеской пары здорово отвлекает.

Так запиши их всех!

– Знаешь, а идея неплоха, – он порылся в своём Ранце Дэдпула™ (запатентовано) и вытащил чёрный маркер. Поискал в сумках, но так и не нашёл того, на чём можно было бы писать. – Чёрт побери. У меня кончилась бумага.

Писать на костюме Уэйд не собирался, так что ему пришлось задрать рукав и написать имена прямо на руке. Закончив записывать, он полюбовался на дело рук своих и ухмыльнулся.

– Вот так. А теперь давайте снесём этим уродам головы!

Он отбросил бесполезный пистолет и рванул к пожарной лестнице.

***

Если бы кто-нибудь сказал Питеру Паркеру, что первый ответ соулмэйта он получит, уже подобравшись к отметке «двадцать», он бы счёл этого кого-нибудь сумасшедшим. И он точно рассмеялся бы, если бы ему сказали, что ответ появится на его коже посреди лекции. И то, что всемирно известный учёный посоветовал Питеру вернуться в класс, когда у него появится серьёзное отношение к учёбе, было лишь неприятным бонусом.

Питер мчался домой с невероятной скоростью (ему даже пришлось напомнить себе, что он не может так носиться по Нью-Йорку, когда он не в костюме). Влетев в привычную грязную квартиру, он торопливо захлопнул дверь и взглянул на свою руку, всё ещё не в силах поверить в происходящее. Почему сейчас? И собирался ли он спросить об этом?

– Боже мой! – мысль, пришедшая ему в голову, ошеломила его. – Я же перестал писать!

Думать о том, что другой человек мог забеспокоиться (или ещё что похуже), потому что Питер перестал писать ему в средней школе…

Ему хотелось как следует врезать себе.

– Он, должно быть, решил, что я умер! – Питер хлопнул себя по щекам. – Идиот, идиот, идиот! С другой стороны… – подумал он про себя, – лучше поздно, чем никогда.

На кухне Питер отыскал ручку и поднёс её к своей коже. А потом застыл.

– Что я должен сказать? – он взглянул на перечень имён на своём предплечье. – Я должен ответить на это? Как мне вообще на такое реагировать?

Он пожевал губу в растерянности, всё ещё глядя на этот странный код – должно быть, его соулмэйт был очень скрытным, раз использовал нечто подобное. Внезапно покалывание вернулось; одно из имён перечеркнула жирная чёрная линия.

Прежде чем он успел обдумать всё как следует, он написал: «Почему ты вычеркнул его?»

Питер пялился на написанное несколько секунд, прежде чем к нему пришло осознание.

– О, ГОСПОДИ! – он закрыл лицо руками, едва не выронив ручку, прочертившую линию на его лбу. О, отличный сюрприз для соулмэйта – дурацкий вопрос и след от ручки на лице.

***

Уэйд, наблюдавший за смертью новой жертвы, хихикнул: «Упал, как мешок с картошкой! Ха-ха!»; он изобразил пальцами пистолет и… ну, знаете… пиу-пиу.

Кру-у-утяк! Просто шикарно.

– Кто-то сказал, что я шикарен? – он «выстрелил» из воображаемого пистолета.

Мне нравится думать, что я шикарен.

Так же шикарен, как сырые макароны.

М-м-м-м… макарошки…

– Звучит отлично, – согласился Уэйд, – но сперва нам стоит разобраться с этими ребятами! Минус два, и осталось ещё двое! – он выудил маркер и перечеркнул верхнее имя. – Это всегда так приятно.

Что?

– Отмечать по списку, – он собирался было убрать маркер, как вдруг почувствовал то самое покалывание, которого не ощущал годами. Опустив взгляд на свою руку, он обнаружил лишь короткий вопрос (что за отвратительный почерк!).

«Почему ты вычеркнул его?»

О-о-о, кого-то ждёт отличная история! Возьми-ка маркер.

Идиот! Ты что, не понимаешь, что это такое?

Нет. Что это?

Ты что, ничего не помнишь?

Видимо, я что-то пропустил.

Соулмэйты видят всё, что ты пишешь на себе. Кретин.

О-о-о-о, точно! Я забыл.

Уэйд не мог пошевелиться. Всё, на что хватало сил, – только смотреть на свою руку. Глупые счастливые воспоминания о детских рисунках вернулись к нему, и он сделал шаг вперёд, тут же упав на одно колено.

– Блядь.

Весьма красноречиво.

– Отвали, – он стиснул своё запястье свободной рукой. – Я думал, он мёртв!

Очевидно, недостаточно.

Вау! Зомби-соулмэйт? Звучит прикольно.

Придурок. Зомби не могут писать.

Ты не можешь знать наверняка. В этих фанфиках всякое творится.

Уэйд всё ещё пялился на свою руку. Он должен был ответить. Сколько лет было этому парню? Боже правый, он, наверное, был ещё совсем ребёнком; Уэйд не мог поступить так с невинным созданием. Не мог обречь его на собственное безумие. Действительно ли он должен был ответить? Потому что если да… он обязан будет сказать этому ребёнку, чтобы тот нашёл себе кого-то другого. Кого-то лучше, чем он. Уэйд схватил маркер и написал: «Не надо».

***

Питер смотрел на жирную надпись «Не надо», теперь украшавшую его руку. Неодолимое волнение засело где-то в животе. Питер пожевал губу, не зная, отвечать или нет, но всё же написал: «Почему?»

***

Уэйду правда захотелось вынести себе мозги, когда он увидел это невинное «Почему?» на своём предплечье.

О-о, а он настойчив!

Я даже не знал, что ты знаешь это слово.

Я полон сюрпризов!

Уэйд сердито написал: «Потому что я опасен». Он отказывался продолжать этот диалог. (О’кей, в том, как он вышвырнул маркер, было немного драмы и истерики.) Ему нужно было разобраться с остальными – и потому он полностью сосредоточился на работе. Чтобы добраться до следующей цели, ему пришлось, вооружившись пистолетом, спуститься в переулки; покалывание Уэйд игнорировал. Отвечать он не собирался. На самом деле, он собирался сделать вид, что ничего не было.

***

«Потому что я опасен» было криво выведено на его руке. Питер солгал бы, если бы сказал, что эти слова не заставили его занервничать, но потом он вспомнил, чем занимался в свободное время, и невольно рассмеялся. Если его соулмэйт был опасен… что ж, они определённо были созданы друг для друга.

«Я привык к опасности», написал он. Питер ждал ответа, пока у него не заурчало в животе; он сварганил из остатков еды в холодильнике пародию на бутерброд и упал на диван, включив новости. Питер почти не слушал репортаж – он то и дело косился на свою руку, ожидая ответа, но его всё не было и не было. Через несколько минут он начал нервничать. Почему ему не отвечали?

– Ладно, Питер, успокойся. Он, наверное, занят. Может, он и впрямь переживает из-за того, что опасен? Какая ирония судьбы, а? – невесело подумал он. – Так, хватит этого всего. Ты не можешь просидеть здесь весь день, как больной щенок. Пора сделать домашнюю работу! И постирать вещи. Вообще-то ты откладывал стирку уже несколько недель. И давно не разговаривал с тётей Мэй. Отвлекись! – и он кивнул самому себе, спрятав надпись под рукавом.

Питер правда хотел бы сказать, что он сумел забыть о соулмэйте и посвятить вечер делам. Что ему удалось сделать домашнее задание и затеять стирку. Но это было не так – по правде, он позвонил тёте Мэй, чтобы рассказать ей о надписи, но потом вспомнил, что тётя в путешествии с подругами (по настоянию самого Питера). Остаток вечера и часть ночи он провёл в попытках заняться домашней работой, но в итоге просидел до двух лишь потому, что то и дело отвлекался на то, что должен был бы игнорировать. И, естественно, утром он опоздал на работу – хорошо, что никто не заметил. Питеру пришлось выслушать тираду Джеймсона по поводу Человека-паука и ленивых работников (о, это так воодушевляло), но ему даже удалось придержать при себе все насмешливые комментарии. Маленькая победа.

Проверка рук стала муторной привычкой – Питер искал новые надписи на теле, а после шёл в душ, завтракал, чистил зубы. Сидя в аудитории, он непременно писал на руках и ждал ответа; но ему всё чаще и чаще казалось, что он пишет в никуда. Раз в сто лет он всё же получал ответ. Соулмэйт всегда писал одно и то же – «Не надо», – но это вселяло в Питера робкую надежду. Когда ему приходилось тащиться на работу, он проверял руки редко, лишь в свободные минутки; затем он приходил домой, делал домашнее задание и коротал вечер, исписывая руки. Он записывал всё, что приходило ему на ум, надеясь, что это убедит его соулмэйта в том, что всё в порядке.

***

Уэйда с ума сводило всё это. Неважно, сколько раз он игнорировал слова, появлявшиеся на его теле; ему писали снова и снова, и это было безумием. А Уэйд вообще-то кое-что смыслил в безумии.

А мне кажется, это мило!

Ого, а вот это кое-что новенькое. Ты же никогда ничего не считаешь милым.

О чём это ты? По-моему, абсолютно всё мило!

Да-да-да. Но ты никогда не говоришь об этом вслух!

Я, как ты любезно напоминаешь мне постоянно, просто голос. Где ещё я могу хранить подобную информацию?

Эй, чувак, я не хочу знать, чем ты занимаешься в свободное время.

Грубиян.

Обычно голоса отвлекали его от размышлений, но бесконечное покалывание не позволяло ни на чём сосредоточиться. Он едва не запорол из-за этого заказ. Ему нужно было взять себя в руки – Уэйд не хотел лишиться работы. Будто назло, стоило ему задуматься о том, как избавиться от навязчивого ощущения, предплечье зазудело. Уэйд зарядил кулаком в стену.

Эй! Что тебе сделала несчастная стена?

Это должно было произойти. Большой парень не справляется с эмоциями.

– Заткнитесь, – процедил Уэйд сквозь сжатые зубы, наблюдая за заживающим кулаком.

Может, тебе стоит вышибить себе мозги? Обычно это помогает.

– Это временное решение. Мне нужно раз и навсегда.

Да ты в дерьме, приятель!

– Спасибо за помощь, – язвительно выплюнул Уэйд и ворвался в свою спальню, рухнув на кровать.

Ну, всегда можно ответить этому малышу и всё ему растолковать.

– Такие разговоры ведутся лицом к лицу. Нельзя посвящать коже историю своей жизни. Нам обоим есть что рассказать друг другу, – ответил он, устроившись на подушке и закинув руки за голову.

Это всё ещё мило.

Уэйд застонал и вжался лицом в подушку.

***

Со временем Питера немного отпустило. Он всё ещё проверял руки по утрам и вечерам, но привык к отсутствию ответа. Он всё ещё на что-то надеялся, но давить не собирался – похоже, его соулмэйт не отличался болтливостью. И был ужасно упрям. Что ж, его политика работала: Питера стали больше загружать в колледже, так что на патрулирования и социальную жизнь времени почти не осталось.

Как-то ночью он сидел за своим обшарпанным столом, силясь разобраться в неоднозначном историческом моменте. Питер понятия не имел, зачем его пичкали уроками истории. Он устало запустил пальцы в волосы, стукнул кулаком по столу и потянул рукав мешковатого свитера вверх.

«Кого, чёрт побери, вообще волнует, почему англичане вторглись в Индию?!» – написал он на собственной руке. Пару мгновений он разглядывал своё предплечье, не рассчитывая на ответ, а потом вернулся к учебнику и возобновил чтение.

И тут рука зачесалась.

«Это довольно сложный вопрос, мелкий. Причин много. Народ Индии не был сплочён, кастовая система не сработала. Не говоря уже о том, что Британская Империя хотела заполучить индийские порты. У Англии были военная мощь и огромные амбиции: она собиралась колонизировать захваченные страны. И, просто чтоб ты знал… меня это волнует».

Питер уставился на собственную руку, торопливо отвечая: «По правде, я не ждал ответа».

«Очевидно. Ты раньше ни разу не ругался».

«Ну, это всё история, – Питер пожевал губу и дописал, – и я не мелкий».

«Попробуй проведи меня. Этот твой корявый почерк».

«У меня красивый почерк!»

«Для курицы».

«Никто не называет меня курицей!»

«Хорошо, Марти Макфлай. Возвращайся к своему школьному проекту».

«Я учусь в колледже».

«Что ж, это радует».

Питер рассмеялся, наблюдая за исчезающими словами. Он подошёл к раковине и смыл с кожи всё, кроме ответа на вопрос про Британию. В конце концов, помощь с домашкой была не лишней. Когда все надписи исчезли, он написал: «Переживал, что я малолетка?»

«Мелкий, ты хоть представляешь, как трудно было объяснить людям, почему у меня все руки в детских рисунках?»

«О, боже. Так они у тебя были?!»

«Чёрт».

«Я думал, у меня никого нет!»

«Что ж, кто-то всё же есть. Поздравляю».

«Неужели это тебя не радует?»

«О, я так рад, что моя родственная душа – какая-то малявка! Не знаю, что ты натворил в прошлой жизни, но прости».

«За что?»

«За то, что тебя угораздило связаться со мной. Слушай, мелкий…»

«Я не мелкий».

«Слушай, мелкий. Говоришь, ты учишься в колледже, так? Очевидно, ты хочешь лучшего будущего. У меня его, будущего, нет. Почему бы тебе не забыть обо мне и не поискать кого-нибудь другого?»

«Это так не работает».

«Притворяйся, пока не поверишь».

«Могу я хотя бы узнать твоё имя?»

«Это слишком опасно».

«Пожалуйста».

У Уэйда в груди что-то сжалось. Он не мог назвать мальчишке своего имени – но и солгать не мог тоже. Поэтому он цокнул языком и написал: «Зови меня У». Отложил ручку. Ответ появился тогда, когда он уже готов был опустить рукав.

«Привет, У. Я Питер».

Что ж. По крайней мере, теперь он знал имя мальчишки. Уэйд позволил себе улыбнуться, прежде чем опустить рукав, и, поворочавшись на кровати, забылся сном без сновидений. Потребовалось совсем немного силы воли и чужого упрямства, чтобы согласиться на общение с Питером. Но он всё ещё хотел объяснить Питеру, что ему нужно двигаться дальше, не размениваясь на поиски Уэйда. Питеру не нужен был Уэйд, не нужны были все его проблемы. Питер был умненьким, чистеньким, невинным мальчиком – и Уэйд не имел права испачкать его во всей своей грязи. Он умел, о-о, это он умел отлично, но не хотел даже думать о подобном.

***

Думаю, тебе стоит принять это.

– Чего-о-о?! – Уэйд застыл как вкопанный. В последнее время голоса помалкивали, оставляя его наедине с собой. Уэйд это ненавидел. Это пугало его. Вместе с мыслями пришла вся тьма прошлого, от которой он бежал; он совсем не хотел вспоминать. Он выронил тарелку, которую мыл. – С чего это ты меняешь своё мнение? Вы оба велели мне и думать забыть о нём!

Типа того.

– Типа того?

Я, знаешь ли, не говорил тебе забывать о нём! Это всё Жёлтый. Я просто спросил, с чего бы ему хотеть встретиться с таким уродцем, как ты.

Эй-эй-эй! Нечего всё сваливать на меня! Я ничего подобного не говорил!

Ну да, ну да. Это ты предложил игнорировать Питера.

Уэйд открыл рот, собираясь что-то сказать, но не нашёл слов. Они были правы. Они никогда не говорили об этом. Уэйд сам решил сделать вид, что Питера не существует.

Видишь? Не обвиняй нас.

Да! Ведёшь себя как Бэтмен!

Ты же знаешь, мы не должны обсуждать кроссоверы!

Чёрт. Забыл!

– Что вы несёте?! – зарычал Уэйд.

Что?

– Вы в моей голове! Вы должны хотя бы в чём-то разделять моё мнение, а не соглашаться с мальчишкой, которого мы никогда не встречали!

О-о-о! Кто-то ревнует!

Мы тебя понимаем. Просто не считаем, что твоя идея сработает.

Ага! Ты всегда так злишься из-за этого зуда!

Думаю, он пытается сказать, что ты не получал хороших заказов из-за того, что вечно отвлекаешься. Может, если ты перестанешь игнорировать мальчишку, ты сможешь сосредоточиться.

Именно это я и сказал!

Ну, почти.

– Вы серьёзно, парни?

Я всегда серьёзен.

О да. Убийца шуток!

Уэйд вздохнул, вытерев лоб жёлтыми перчатками.

– Хорошо. Мы с ним поговорим. Но! Только если он начнёт первым. Я не собираюсь этого делать – только моего сумасшествия ему не хватало.

Слишком поздно.

Кого ты пытаешься убедить?

Уэйд зарычал, но не придумал достойного ответа. Ему не хотелось этого признавать, но, что ж, он был почти счастлив. Пусть и знал, что никогда не встретится с Питером. Пусть так – ему было с кем поговорить. Это лучше, чем ничего. Это почти… освобождение. Питер никогда не увидит его, а значит, можно выдумать любую историю жизни.

***

«Ита-ак…

Здесь жарко, как в Аду».

«О чём это ты? Я замерзаю. Согрей меня, горячая штучка!

Уф-ф-ф… дерьмо. Забудь об этом».

«Прости, не могу. Это вообще-то у меня на руке написано».

«Блядь! Будь хорошим мальчиком и просто игнорируй это, ладненько?»

«Конечно, У. Как хочешь».

***

«Счастливого Рождества, У».

«Счастливого Рождества, Питер. Надеюсь, Санта тебя порадовал!»

«Да-а. Новенькая камера».

«Кру-у-уто!»

«А у тебя что?»

«О, ну… я ничего не получил».

«Ничего? А как же твоя семья?»

«…»

***

«Убей меня».

«Что такое?»

«ЭмДжей заставляет меня смотреть какую-то дерьмовую постановку по мотивам «Дневника памяти». У., пожалуйста, спаси меня!»

«Прости, малыш, но каждый сам по себе».

«Какая-то ты хреновая родственная душа!»

«Скажи ЭмДжей, что я одобряю пытки, но есть и другие плохие фильмы для них».

«Вот и скажу.

Она улыбнулась и ответила, что знает это. Боже. Вы что, общались?»

«Питер. Я даже не знаю, как ты выглядишь. Каким, по-твоему, образом я могу общаться с твоими друзьями?»

«Я не знаю! АРГХ! Этот фильм меня добьёт!»

«Сомневаюсь».

«Портишь всё удовольствие».

«Поговорим об этом после того, как ты посмотришь «Комнату» на повторе 72 часа подряд».

«О, боже. Зачем?!»

«Телемарафон. С одним-единственным фильмом. Я вышиб себе мозги».

«Надеюсь, это ты образно».

«Вряд ли мы бы сейчас разговаривали, будь это не так».

***

«Я нервничаю».

«Всё будет хорошо. Последние несколько дней мы только и делали, что учились».

«Я знаю, но что, если на тесте я всё забуду? От этого зависит моё будущее!»

«Ты просто королева драмы».

«Заткнись».

«Тебе не о чем беспокоиться, Пити. Благодаря тебе я теперь знаю о биоинженерии намного больше, чем когда-либо хотел».

«Пожелай мне удачи. Я вот-вот войду в аудиторию».

«Удачи! Хотя она тебе и не нужна.

Ну, как всё прошло?»

«Ты назвал меня Пити?»

«Ох… чёрт. Прости, Питер, я…»

«Нет-нет! Вообще-то… мне понравилось».

***

«Так где ты пропадал прошлой ночью, малыш?»

«Прости! Я напился в стельку».

«Ты-ы-ы-ы-ы?»

«Эй, я не вру!»

«Не переживай. Я тоже был занят. Так что и не смог бы ответить».

«И чем ты был занят?»

«Надирал задницы».

«Ха-ха-ха. Ага».

«Не хочешь – не верь! Я познакомился с одним очень известным человеком».

«С кем?»

«О-о-оу! Ты ревнуешь?»

«Серьёзно, У? Я не могу ревновать того, с кем ни разу не встречался».

«Ты такой милый, когда сердишься».

«Но да. Теперь говори!»

«Дам тебе подсказку.

Кей.

У него великолепная задница!»

«Не то чтобы это помогало».

«Ты просто не понимаешь намёков!»

***

«Сегодня у меня день рождения».

«Чёрт, серьёзно? Почему ты мне не сказал?!»

«Не знаю. Забыл, наверное».

«В любом случае, с днём рождения, Пити!»

«Спасибо».

«Всё хорошо?»

«Да».

***

«Только что дал конфетку ребёнку, одетому в костюм Человека-паука».

«КАК МИЛО!»

«Это немного странно, но да».

«Почему странно? Он вроде как популярен».

«Всё равно странно, разве нет?»

«Дети всё время одеваются как Капитан Америка или Халк. Почему бы им не одеться как Человек-паук?»

«Ты прав. Как всегда».

«А-а-а-ах. Никогда не сотру эти слова!»