Текст книги "Зеркалисье"
Автор книги: Нерон Фокси
Жанр:
Ужасы
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)
Нерон Фокси
Зеркалисье
То, что было вначале, повторится в самом конце
– Знаешь, проще было бы закопать её прямо там, под деревом.
– Да, ты, безусловно, был прав.
– Ну же, чего ты ждешь?
– Да… но как я…
– Держи. Это называется лопата
– Оу… Но всё же, как именно…
– Она достаточно острая. И дерево срубить не забудь, сейчас это более не имеет значения.
Металл – этого слова они еще не знали. Для него это был новый мир. Но кровь пахла так же, как и лезвие.
Дерево. Он не подходил сюда уже очень долго. Время – это слово ещё не родилось в его сознании. Неудивительно, что она ничего не поняла. Эти два дерева уже сплелись, и различить их было невозможно.
Так что же она съела? Он вспоминал тысячелетия греха. Какой смысл повторять историю из раза в раз? Стоило лишь послушать её.
– Отвлекись.
Зверь стоял перед ним в том обличье, что он мог воспринять.
– Кто же ты?
– Я – то, что должно появиться. Это необходимо для баланса.
– Я не понимаю…
– Это сейчас не важно. Просто вспоминай, и начинай думать сам. Вспомни кто ты.
Дерево вилось, и было полно змей, одни головы и жала, шипение было ритмичным и гипнотизировало. Она сидела на коленях и раскачивалась в такт.
– Смотри, она так любит танцевать.
– Я только сейчас понял, что ей нужно.
– Да. Но уже поздно.
– Я так любил её смех…
– И сейчас любишь. Не лги хотя бы себе.
– Лгал ли я?
– Ложь – это яд. С женщинами всё иначе. Немного яда и это будет твоим лекарством.
– Кажется, понял.
– Тогда действуй.
Лопата – так это называется. Похоже и на топор, и на меч. Живой металл принимал форму, нужную ему. Лезвие блеснуло на солнце, что прожигало до самых глубин души. Она повернулась и бросила взгляд прямо на него. Мгновение колебания. Он увидел её зрачки – вертикальные черточки. Хватит! Довольно обмана! Не ведись уже! Думай сам!
Багровый цвет окрасил траву. Слёзы смешались с потом. Все эти ядовитые твари, что сидели на дереве, обратили свой взор прямо на него.
– ЧТО ТЫ НАДЕЛАЛ?!
– То, что должен был.
– Теперь ты понял.
– Да.
– Можешь объяснить?
– Только теперь я вижу, как можно спутать чёрное с белым. Как можно отвергать правду, смотрящую на тебя.
– А теперь терпи.
Роем змей они ринулись на Первородного. Сотни укусов, но бесполезно. Эту боль он ещё не чувствовал. Но даже эти уколы не заглушили эту тоску и одиночество. Волной накрыло ощущение потери. Никто никогда не был виноват. Просто мы были не готовы. Он погружается в сон. Змеи начинают грызть друг друга.
– Хватит!
– Теперь ты готов. Терпи еще немного.
– Хорошо.
Теперь он понял, что боль может глушить боль. Теперь стало ясно, почему все молитвы сводят с ума Слышащего. Эта реальность просто устала от противоречивых слов. Все эмоции эгоистичны. Нет никакого альтруизма. Лишь Автор может отказаться от концепции счастья и не гнаться за радостью. Парадоксально, ты забываешь, и желание сбывается. Отпустить, чтобы купить. Жертвовать, чтобы вернуть. Время так пластично…
Кровь хлынула из носа. Он лежал отравленный и беспомощный рядом со своей обезглавленной супругой. Прости меня, дорогая… Иначе никак. Теперь я тоже знаю добро и зло.
Дерево начало тлеть.
– А вот и мои друзья…
– Что?
– Смотри.
Что-то блестело в руке у третьего херувима. Он смотрел на лицо, и ему стало страшно. Он видел своего сына.
– Каин?
– Да, отец.
– Но как??
– Я не смог принести жертву, как и не смог умереть, но зато теперь Зверь подчиняется мне.
– Что это? Что у тебя в руке?
– Молчи. Отдохни. Скоро твоя боль уйдет.
Проклятый сын взял кусок металла из руки отца. Огонь снова был соединен с мечом. Улыбка обнажила дикие клыки. Серая кожа покрылась похожими на шипы горбинками. Зверь и человек снова едины.
– Теперь настала пора мстить. Мы готовы к войне с богами.
– Сын…
Умершие были похоронены со всеми почестями дикого племени. Дерево же так и осталось нетронутым. Кости и плоть были разделены.
Так и родилась традиция приносить к этому хищному дереву все черепа грешников. Однажды он снова родится здесь. Однажды он вспомнит кто он. Однажды всё изменится.
Жди…
Земля – обитель херувимов. Они охраняют сон древних, что пробудившись ото сна, переменят мир. Кто знает, лучше он будет или хуже.
Воздух пропитан изменением. Вдохни его поглубже. Насладись им, оставь немного на потом.
Часть I Он и Она
"Черные полосы и линии света рассеялись и поднялись в небеса,
Мне не найти в этом мире ответа и на траве от меня лишь осталась роса…"
1.
Контрасты – вот как можно кратко обрисовать их жизнь. Тёмные вечера, зато тёплые и уютные. Свежие утренние часы, но наполненные чувством неосведомленности. Переживания за грядущий день перемешиваются с ощущением близости через объятия и доверительную беседу.
Она была художницей, он работал курьером. И если её контрастность выражалась в рисунке, то его состояние непредсказуемо перескакивало с радости до грусти, с хаотичных мыслей до стремления к порядку.
Два человека не вписывающихся в понятие «нормальный». И все же они уживались. Они любили друг друга, при этом регулярно ссорились, но так романтично мирились…
Их отношения не были зарегистрированы государством, но это и не было нужно. Ей не нужна была физическая близость. Она нуждалась скорее в нежности и заботе. Да и дать он ей эту близость не мог – всему виной лекарства, что он принимал.
Жили они на средства, вырученные от продажи её картин, ведь его заработка хватало едва покрыть расходы на еду, и то не хватало на разного рода лакомства и вкусняшки.
Не называя слово болезнь трудно описать их быт, ведь нездоровыми они были оба. Он принимал нейролептики и поэтому тормозил. Иногда ему было сложно просто пообщаться, но глаза его говорили за него. Да, он умел говорить глазами. Она же всячески старалась не принимать прописанные когда-то таблетки, и вообще всячески сторонилась врачей. Была ещё одна причина – под препаратами она не могла рисовать.
2.
Познакомимся с ними поближе…
Начнем с неё, дамы вперед. Она любила противоположности больше всего. В эмоциях людей она замечала, где в преданной любви проскальзывает ревность, это мокрое, шипастое отродье. Так же она видела, как за твёрдостью убеждений просвечиваются сомнения.
У неё было много знакомых, не сказать друзей, потому что она не доверяла почти никому. Разве что ему, верному другу, как ей казалось. В его поведении рассмотреть опасность она не смогла до последнего. И эти контрасты…
Она рисовала черно-белые картины, сочетая смысл с мастерством графики. Эти же картины в цвет переводил он исключительно под её присмотром, чтобы отразить чувства и эмоции, заложенные художницей. Да, она видела контрасты в людях и могла перенести это на холст. При этом самой ей трудно давалось выражать свои переживания.
Контрасты были для неё всем. Полосатые чулки – неотъемлемый аксессуар её одежды, белая сорочка, чёрная узорчатая юбка. Она ловила вдохновение от всего чёрно-белого. Её временем года была зима: белые в снегу улицы, чёрные ветки деревьев, и только серый цвет давил на неё – он был до боли скучным. В отличии от него, она не могла разглядеть всю красоту серого оттенка.
Таким был её день: утро, беседа, чай с печеньем, разговор о высоком, потом она провожала его до метро, а после пытаясь найти и поймать эту хитрую птицу – вдохновение – шла домой через парк.
3.
Он же вдохновлялся ею. И если ей нужно было вдохновение чтобы рисовать, ему оно было необходимо чтобы прожить следующий день, чтобы встать с кровати, чтобы помыть посуду или приготовить поесть.
По своей натуре личность творческая, он постоянно искал, в чем можно самовыразиться: рисовал на снежных машинах знаки, пытался сочинять стихи, и весь день только и думал, как бы разрисовать её картины.
Иногда он дарил ей подарки. Не что-то серьёзное, так, разные безделушки. Заворачивал их в упаковку, а на упаковке писал стихи, потом завязывал шнурочек и оставлял ей где-то в доме.
Что до его контрастности, то можно было бы сделать вывод, что сразу несколько людей занимают кресло в его голове. Заметил это даже его работодатель, хоть и обязан он был пересекаться с ним лишь однажды в день – получить заказ и забрать скромный заработок.
Среди пользователей его мозга были:
Монарх – это был уверенный в себе и благородный по происхождению король.
Охотник – сильный, агрессивный и опасный элемент.
И их противоположности соответственно – раб и заключённый. Они были схожи в заниженной самооценке и отсутствии мотивации делать что-либо, в том числе жить.
Среди них также были неустановленные личности. Описать их можно лишь перечислив модели поведения им соответственные.
И если бы, как она, он не рассказывал врачу обо всех странностях, что с ним творились, может, и не было бы необходимости глушить его психику колёсами.
Иногда у него кончалось вдохновение, и он останавливался. Столбом стоял так, раздумывая, зачем он здесь и споря с небом, что не давал своего согласия на существование, ведь этот выбор сделал не он. Отсутствие выбора ужасно раздражало.
4.
Приходя домой, он вёл себя настолько непредсказуемо, что она даже слегка побаивалась перемен его настроения. Каким он будет? Властным и гордым или смиренным и грустным? Всё же изучать его состояния для неё было особым удовольствием, ведь она видела эти контрасты и могла запечатлеть их на бумаге.
Он же всегда был рад её видеть, но все же каждый раз задевал её то локтем, то неаккуратным словом. Да, он мог легко её обидеть, но они нуждались друг в друге. Она нуждалась во внимании и нежности, а также в твердости его плеча рядом. Он же нуждался скорее в музе, прекрасной нимфе, что вдохновит его двигаться дальше.
Их можно было назвать эгоистами, но ради того, чтобы быть вместе они отдавали почти всё. Да, они разделили свои жизни, чтобы создать нечто прекрасное и новое.
Опять же был чай – это была их традиция – и разговор о вечном: о человечестве и человечности, о космосе и порядке, о гармонии природы и неуклюжем хаосе жизни. Изредка речь заходила о Боге, но эту тему они предпочитали не трогать. Он свято верил, что для творения нужен творец, а она же считала, что несправедливость жизни полностью опровергает существование какого-либо божества, и если оно всё же существует, то оно безразлично и даже жестоко. И они ругались, каждый раз затрагивая этот вопрос.
Такими были их будни, таким был их быт. Но было ещё одно то, что отличало их от всего серого мира – их творчество.
5.
В мастерской (так называли они комнатушку, где рисовали) часто можно было услышать что-то вроде:
– Скажи, как ты думаешь – она прикладывала руку с карандашом к щеке и отходила чуть от мольберта – этот символ удачно подходит для описания человеческой гордости?
Он смотрел на нарисованного человека, прикованного цепью к скале.
– Гордости? Потому что это мешает двигаться да, но может ассоциироваться и с каким-либо другим фактором.
– Какой цвет, по-твоему, символизирует Вечность?
– Я думаю, это темно синий, с вкраплениями чёрного.
– Как думаешь, это иллюстрирует боль от отношений или нужен новый символ?
Он смотрел на изображение лезвия, по которому плыли два крошечных лебедя.
– Ну, я бы добавил ещё змея, обвивающего одного из них.
– Почему же?
– Потому, что где отношения, там и искушения – прокомментировал он и добавил – да и часто в отношениях встречается обман и кто-то в паре ведёт себя нечестно, а второй это терпит или же не хочет замечать.
На следующей картине они обсуждали кролика под колпаком, летящего на морковке-ракете
– Как думаешь, что я имела в виду? – поинтересовалась она.
– Может быть, путешествие и познание мира?
– Нет. Скорее быстротечность наивности, ведь очень скоро этот корабль разобьётся.
– Не думал об этом.
– В какой цвет разукрасить наивность?
– Ты спрашиваешь так, будто есть только один ответ.
– Он один для меня и один для тебя. Нарисуй же его.
– Я думаю, морковь должна быть розовой, а кролик белым.
– Да? Разве? морковь же оранжевая.
– Только не в этот раз. Это же символ.
Так день за днём они проживали свои будни. С утра чай, днём его работа и её творчество, вечером опять чай и обсуждение искусства символов.
6.
Выходные скорее были похожи на приключение. Обязательной была уборка под музыку. Чью музыку слушать, его или её, решали по жребию. Они скидывались на «цу-е-фа», чей плейлист включать. От того, чтобы чередовать по очереди, они почти сразу отказались – это бы сделало весь процесс выбора музыки рутинным и механическим. Творческие люди часто не выносят чего-либо рутинного и механического.
Она любила классические инструменты. Пианино её успокаивало, а от звука скрипки она могла разрыдаться. Он же предпочитал биты и минусы известных и не очень рэперов. И, как стало очень скоро ясно, музыкальные вкусы их не совпадали.
Закончив с уборкой, они шли в магазин за продуктами, попутно спрашивая прохожих что-нибудь типа: «как вы думаете, как пахнет предательство?» или «вы не задумывались какого цвета буква И?». Так они пытались найти себе подобных, но как правило люди говорили, что очень заняты, или спешат, или попросту им неинтересно. Хотя были и вполне себе содержательные разговоры, в основном с пожилыми людьми. Хотя сложно сказать, было ли им интересно какова на вкус наивность, или просто им не с кем больше разговаривать.
Возвращаясь домой, они распаковывали продукты и проводили время за книгами. Это называлось Книжный день. Они договорились, что один день в неделю обязательно будут проводить вместе. Второй же выходной был Чайным днем – в этот день были приглашены по обычаю их друзья, и с ними обсуждались прочитанные в Книжный день произведения. Потом были настольные игры типа Диксита или Уно, а иногда и Монополия.
Так они проводили свой отдых.
7.
Всё меняется. Ничто не остается неизменным, особенно Ничто. Пустое пространство заполняется объектами. Такова жизнь.
Он понял не сразу, что начались серьезные проблемы. Сначала думал, это такие мелкие странности, которые не только невинны, но и привлекательны.
Однажды она принесла в дом дорогие сладости в красочной упаковке. На его вопрос, откуда это, она ответила, что это подарил кролик.
– Кролик? – переспросил он.
– Да, кролик. На морковке такой.
Или в другой раз принесла домой воздушные шарики цветные.
– О, шарики! Кто подарил их тебе?
– Немного осталось места под небесами для цветов.
– О чем ты, дорогая?
– Совсем чуть-чуть и не останется ничего цветного, а я хочу сохранить цвета себе.
Привыкший к её странностям он поначалу не обращал внимания на подобные ситуации, но потом стал замечать серьезные перемены. Она начала рисовать цветами. И вроде бы ничего, кто-нибудь сказал бы «да это же ерунда!» или «да это же здорово, нужно двигаться вперёд!», но только не он. Он знал её слишком хорошо.
И однажды пришло время для серьёзного разговора.
8.
– Милая, с тобой всё в порядке?
Он заметил в её поведении перемены. Она уже не смотрела ему прямо в глаза, и как будто была где-то не здесь, а там, далеко в космосе на своем звездолете, а может даже в другом измерении.
– Ничто не потерпит до завтра? Разве ты не видишь? Цветные схемы накрылись, пришла пора графики.
– Дорогая, о чём ты? Ты пугаешь меня.
– Не пора ли этому лоскутному дирижаблю присесть? Земля ещё никогда не была столь близко.
В таком духе шёл разговор. Наконец он понял, она нуждается в лечении, как и он. Но на что они будут жить? Смогут ли они прокормить себя? Ведь однажды она уже принимала лекарства, и под их действием она не могла рисовать.
Зная по себе, как опасно бесконтрольное безумие, он решил показать её специалисту и доверить всё в руки бога, в которого верил.
9.
Изменилось всё довольно быстро. Беглый осмотр врачом, выписанный укол, и тут же направление в дневной стационар – вид лечения, при котором полдня ей придется находиться в диспансере.
Не сказать, что он был в отчаянии, но чувство неопределённости слегка давало о себе знать. Всё же вера его была крепка, и он не терял надежды.
Её состояние поменялось. После укола её стало шатать, как будто она была пьяна. О будущем она не переживала, возможно ей просто не хотелось об этом думать.
Примечательно то, что родители её даже не узнали о случившемся. Впрочем, как и его. Нельзя сказать, что они жили в изоляции, но родственников мало интересовала эта странная парочка. Зато друзья сразу заметили её отсутствующий взгляд и проблемы в общении. Лекарства, что она принимала, глушили многие функции её мозга…
Часть II До Алисы
1. Алекс
Пустота – то, что всегда его влекло. Пустые комнаты, пустые коробки, пустые коридоры. Всё это давало ему возможность увидеть то, что он чувствовал. Пустота не заполнена ни порядком, ни хаосом – рассуждал он. Скорее она олицетворение нейтралитета. Если есть где-то рай или ад, если есть где-то небеса или преисподняя, ему всегда хотелось занимать третью сторону и создавать что-то новое, идти путем, которым никто никогда не шёл.
Работа курьером помогала Алексу заработать на жизнь. Пособия, которое он получал по своей болезни, едва хватало на самое необходимое. При этом он мог читать во время работы, и, конечно же, мечтать. Мечты – всё, что у него было.
В двадцать с небольшим у него начался трудный период в жизни. Хотя, сказать трудный – это ничего не сказать. Настоящий кризис. Борьба за выживание каждый день. До того, как он заболел, он был горд и амбициозен. Алекс был прекрасным художником. Точнее он считал себя таковым, но это было недалеко от истины.
Он никогда не рисовал в цвете. Только графика, только символизм. Его работы были полны загадок. Только рисуя, Алекс раскрывал то, что было у него внутри. А его внутренний мир был поистине уникальным. В основном люди или не понимали его картины, или просто говорили: «ну прикольно, красиво» или что-то в этом роде, односложная оценка.
И только один человек пытался найти в его работах смысл. Он познакомился с ней на первом курсе в колледже, где учился на архитектора. Она училась на дизайнера. Её звали Рита. Умная девчонка, живо интересующаяся всем вокруг. Она была полна красок, как и её творчество. Это завораживало Алекса и тянуло к ней. В ней он видел новые миры, которые были изящны и волшебны. Она была единственной девушкой, поведение которой было для него непредсказуемо.
Он наблюдал за ней полгода и всё же решился к ней подойти. Они начали переписываться по ночам. Нравились друг другу. Хотя ни он, ни она не говорили прямо о своих чувствах, это как бы подразумевалось в подтексте.
Но как стремительно развивались его чувства к ней, так же стремительно подкрадывалась сзади к нему болезнь. И однажды все вокруг, в том числе и Рита, стали замечать, что что-то не так. Настроение у Алекса очень резко менялось. Часто он был на взводе и творил безумные вещи. Чего стоит тот случай в столовой, когда он встал на стол и начал неистово рассказывать всем о грядущей катастрофе, призывая других готовиться присоединиться к новому обществу. «Мы выступаем в новый миропорядок» – говорил он. Это было странно. Кто-то заснял это на видео и выложил на Ютуб, кто-то испугался и вызвал скорую.
В тот день он познакомился с психиатрией. Скептически настроенные суровые ребята из спец. скорой беседовали с ним и проверяли на необходимость госпитализации. Алексу удалось убедить их, что эта выходка была способом привлечь к себе внимание и впечатлить девушку. Однако такие случаи стали случаться всё чаще, и Алекса вскоре отправили лечиться.
Рита беспокоилась за него, но родители запретили ей с ним общаться. Да и сама она побаивалась Алекса. Он стал агрессивным и говорил безумные вещи, а его картины… Они источали гнетущее чувство. Он рисовал страшные вещи. Смысл его работ становился всё более жестоким и в то же время нереальным. Сам Алекс плохо помнит это время. В его воспоминаниях оно осталось как чувство воспалённого мозга и шквал безумных идей, а также навязчивое чувство ожидания изменений. Он чувствовал их. Они ему снились.
Память, эмоции, мышление – всё это было приглушено нейролептиками. «Тормоза» – так он их называл. И вместо мыслей, соединённых гармонично между собой, в его голове была лишь пустота. Раньше для него не было труда связать один факт с другим, и увидеть скрытый смысл. Но сейчас он с трудом справлялся с работой курьера. Основной его мыслительной деятельностью была необходимость найти маршрут к нужному месту. И хотя он пользовался навигатором, всё же найти дорогу для него составляло некоторую проблему.
Сидя в метро или в автобусе, он читал книги по психологии и психиатрии, пытаясь понять, что же с ним произошло, что не так с его головой. Также он увлекался разными религиями, хотя и не причислял себя ни к одной. Ему было противно думать, что он станет частью общины, которая принимает неизвестное на веру.
Такой вопрос, как существование Бога, считал Алекс, не должен быть вопросом предпочтения или чем-то суеверным, это должен быть вопрос фактов и доказательств. Он видел сложность окружающего его мира, гармоничность и красоту природы. Казалось, всё это не могло быть продуктом случайности. Но, при этом, те люди, что считали себя верующими, не могли ответить ему на простые вопросы о жизни и смерти, о смысле всего.
Алекс считал, что если и существует высшее существо или существа, то ни одна религия на Земле так и не приблизилась к пониманию их намерений. Поэтому к представителям разных конфессий он относился скептически.
Надо сказать, доля необъяснимого в его жизни присутствовала. Это, опять-таки, было связано с прошлым периодом его жизни. Раньше ему казалось, что некоторые события он как бы знает наперёд, и это обострилось с приходом его болезни. Также, раньше ему казалось, что он обладает каким-то сверхпониманием того, что происходит в мире, как бы единственный видит картину целиком. Какой именно он её видел, Алекс забыл, а всё сверхъестественное по совету врачей приписывал болезни.
Иногда он слушал музыку. Это было редко. Так уж было устроено его сознание. Музыка ложилась на его душу лишь в редкие промежутки времени, и то ненадолго. До болезни он был меломаном. Постоянно ходил в наушниках. Сейчас возможность насладиться мелодией была для него изысканной радостью, доступной лишь раз в одну-две недели.
Он мечтал. Мечтал о том, что снова будет слушать музыку, снова будет рисовать. Ведь сегодня, когда он садился за стол и клал перед собой лист бумаги, через час усилий лист так и оставался пустым. Ещё он мечтал о ней. Алекс забыл, как её звали. Сейчас он помнил немногое. Лекарства блокировали его умственные способности, превратив в не очень сообразительного человека. И всё же он мог мечтать.
В дороге на очередной заказ Алекс читал новости на разных порталах, недоумевая, до какого ещё безумия скатится этот мир. Ему хотелось, чтобы в жизни было что-то отделенное и чистое, незапятнанное суетой и уродством. Ему грезилось, что найдутся люди, которые изменят всё, принесут порядок в это море хаоса, принесут изменения. Изменения… Этот привкус он не чувствовал давно. Вкус разгоняющегося мозга. Мысли текли, словно струя сквозь его мозг, словно новостная лента одна за другой, предлагая Алексу на выбор темы для активного размышления, оставляя остальные вопросы как бы за кадром.
Алекс понял, что забыл принять лекарства. Посмотрел в рюкзак, достал банку с таблетками. Минута сомнений. «Что же делать? Эти мысли… А стоит ли вообще глушить этот поток? Разве не прекрасно быть умным? Подумать только, я могу связать между собой все события. Вот, например – Алекс открывает новостной портал – Неизвестные в масках проникли в банк ночью, пропаж не обнаружено, кризис валюты, аналитики не могут понять куда уходят крупные суммы, новая эра технологий, умный дом теперь доступен для каждого… Разве вы не видите грядущий кризис?»
Алекс вытирает пот, у него трясутся руки. Вот оно – Изменение. Всё движется и скоро новое врежется в знакомую нам систему как острый нож, или как потерявший управление поезд. Алекс не обращает внимания, как поезд останавливается и гаснет свет. Он полностью погружен в свои мысли. В вагоне паника. Люди пытаются позвонить в службу спасения по телефону, но кажется, что у всех заглючила техника. Свет начинает моргать. Какой-то голос звучит на фоне паники.
Алекс теряет связь с реальностью. Клоуны, тени, изменения, новый миропорядок. Он не понимает, что из этого он видит впервые, а что видел пять лет назад. Он вспоминает Риту. Ему становится страшно. Он потерял её. Её слова: «Прости, ты не здоров. Ты должен лечиться. Всё это нереально».
Алекса будто бьёт током. Он весь дрожит. Тремор не даёт ему расстегнуть молнию на рюкзаке. Всё же он добирается до банки с таблетками и закидывает горсть. Усилие, и он перестает слышать звуки. Всё расплывается. Алекс засыпает. Всё перестало иметь значение. Всё погружается в пустоту. Пустота наполняет его и поглощает все мысли.
В последний миг он слышит голос, как будто робота, но не такой техничный. Звук голоса как будто наэлектризован. Алекс разбирает несколько слов и, кажется, цифр. «Несовершенство стало нашим идеалом» – единственное, что он разобрал. Это на мгновение заставляет его сконцентрироваться, но транквилизатор полностью растворяется в его крови, и Алекс отрубается…