Текст книги "Моя жизнь – путь к тебе"

Автор книги: Наталья Тройнова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Наталья Тройнова
Моя жизнь – путь к тебе

Пролог

Яркая вспышка молнии ненадолго осветила полупустую комнату. У окна стоял едва различимый силуэт женщины. Облегающее платье до пят подчёркивало её идеальную фигуру. Облокотившись руками на подоконник, она смотрела в темноту, словно пытаясь разглядеть там, сквозь плотные струи дождя, что-то очень важное для себя.

В одной руке была зажата сигарета. Забытая и уже полностью истлевшая. Каким-то образом столбик пепла всё ещё держался на самом основании сигареты.

Ей всегда нравился дождь. Особенно – летняя гроза. Сполохи молний. Раскаты грома. Это неудержимое буйство стихии. В этом буйстве женщина часто видела саму себя. Но сейчас, вместо восхищения любимой грозой, в её глазах была боль. По щекам струились слёзы, крупными каплями падая на грудь.

– Мааам… – внезапно раздалось у неё за спиной, – Что ты тут делаешь? И почему – в темноте?

– Юль, не включай, пожалуйста, свет, – немного охрипшим голосом проговорила женщина, даже не оборачиваясь на голос. К ней подошла ещё одна тень. Почти такого же роста, но более крупного телосложения. В тринадцать лет дочка была гораздо мощнее, чем её хрупкая мать: пять лет занятий единоборствами давали о себе знать.

Девочка подошла вплотную к женщине:

– Мам, ты что здесь делаешь? – в голосе явно послышались тревожные нотки.

– Юль, я просто хочу побыть одна, – устало проговорила женщина, не отводя взгляда от окна и темноты.

– Мы будем ужинать? – спросила девочка, глядя в спину матери.

– Да, конечно: я скоро приду. Ещё немного, ладно? – повернувшись, наконец, к дочери, проговорила женщина в ответ чуть дрогнувшим голосом.

– Мам, что случилось? – немного нервно спросила девочка, внимательно посмотрев в лицо женщины. Заметив дорожки от слёз на щеках матери, удивлённо спросила, – Ты плачешь?!

Женщина отвернулась к окну и снова проговорила:

– Я хочу просто побыть одна. Оставь меня, пожалуйста! – отстранившись от дочери, она заметно напрягла спину и впилась пальцами в подоконник, чуть наклонившись вперёд и уткнувшись лбом в холодное стекло.

Девочка осталась стоять рядом, положив руки на подоконник и глядя в темноту за окном:

– Мам, это – из-за Него, да? Ты не плакала, даже когда вы разводились с папой! Что в Нём такого особенного? – пытаясь разобраться в причине материнской боли, горячо спросила девочка.

Женщина повернулась к ней, нежно проведя тонкими длинными пальцами с идеальным маникюром по её щеке:

– Девочка моя, когда ты повзрослеешь, я надеюсь, что ты поймёшь меня. Поймёшь, и не осудишь за те поступки, которые я совершила… Но сейчас, даже если я тебе всё расскажу, ты просто не сможешь понять меня… Слишком рано, – тяжело вздохнула женщина, снова отворачиваясь к окну и устремляя взгляд в темноту.

– Мам, ну не приехал он в эти выходные – так обязательно приедет в следующие! Чего так убиваться-то? – не сдавалась девочка, по-детски не понимая глубины переживаний женщины.

–Юль, давай потом, а? – попросила та, едва сдерживая вновь нахлынувшие слёзы, – Конечно, приедет, – уже шёпотом проговорила женщина.

Девочка развернулась и уверенным шагом вышла из комнаты, оставив женщину наедине с собой.

Тыльной стороной ладони вытерев слёзы, женщина уже твёрдым и уверенным голосом проговорила вслух, словно убеждая саму себя:

– Он обязательно приедет.

Бросив потухший остаток сигареты в пепельницу, стоящую на подоконнике, её рука невольно потянулась к пачке за новой сигаретой. Лёгкий щелчок зажигалки, и комната осветилась на какое-то мгновение призрачным огоньком.

Женщина задумчиво затянулась, отрешённо глядя в темноту за окном, и снова вспомнила о нём. Уже три месяца прошло с их первой встречи. А её так и не покидало до сих пор чувство, что это – тот самый, единственный, созданный лишь для неё человек. Её мужчина.

И пусть порой кажется, что настоящих мужчин уже нет. Это – не так.

***

– Люська! – послышался из кухни резкий окрик матери.

«Ну вот… Не успела!» – тут же пронеслась мысль в голове, заставив руки бессильно сжаться в кулаки. Вслед за голосом в коридоре появилась сама мать, на ходу вытирая мокрые руки кухонным полотенцем:

– Ты опять за своё? – уперев руки в бока, начала она, – Как тебя ещё из института-то не выгнали?! – зло кинула она мне в лицо.

– Наверное, потому что я хорошо учусь, – негромко произнесла я, набрав в лёгкие побольше воздуха и внутреннее сжимаясь, чтобы не сорваться на крик в ответ.

– Ой! Да ты в зеркало-то на себя посмотри! – с издёвкой завела свою старую песню мать, – Ты ж на студентку-то и не похожа ни грамма! Проститутка вылитая, вот кто ты! – победно заключила она, презрительно сжимая тонкие губы.

– Мам, ну что ты такое говоришь?! – недоумённо пожала я плечами, посмотрев в зеркало оценивающим взглядом: высокая. Стройная. Черная прямая юбка чуть выше колен – но ведь лето же! Жара! Голубая блузка из такой плотной ткани, что даже не видно бюстгальтера. Чёрные волосы свободно лежат полукругом по плечам. Косметики столько, что даже и не видно: чуть подкрашены ресницы, матовая помада – нежно-бежевый цвет, и даже ни румян, ни теней не положила сегодня. И босоножки – не вызывающие «шпильки» как у многих наших выпускниц, а всего-то пять несчастных сантиметров. И чего мать снова взъелась, не понимаю…

– Мам, это вполне приличный наряд, – попыталась я выйти на диалог, – Ты просто не видела, как одеваются наши девчонки… – но она не дала договорить, перебивая меня:

– Мне плевать на остальных девчонок! Разве ТАК я тебя воспитывала?! – это было зря. Это было – самое больное. Не выдержав, я резко обернулась и уставилась на мать в упор:

– А как ты меня воспитывала? – заговорила я, тихо и со злостью четко проговаривая слова, – Оставив до пяти лет в деревне у бабки, потому что нужно было «устраивать личную жизнь», а тут я под ногами?! Так ты воспитывала меня, что я бабушку мамой называла?! – последние слова я уже выкрикнула, не сдержавшись: настолько сильны были эмоции и чувства. Давно пережитые, но всё ещё не отпускавшие меня.

– Ты ничего не понимаешь! – в сердцах бросила мать, заметно сдавая позиции, – В тебе говорят детские обиды! – резко развернувшись, она ушла обратно на кухню. Вскоре оттуда раздался грохот переставляемых кастрюль и нервное ворчание матери.

Громко выдохнув, я снова повернулась к зеркалу и, поправив лямку сумки, взяла с полки ключи и вышла в подъезд, прикрыв за собой аккуратно дверь.

В голове роились ставшие привычными уже мысли: «Ещё немного. Ещё чуть-чуть. Я получу этот грёбаный диплом и смогу свалить наконец-то из этой квартиры, из этой семьи и вообще из этого города! Уеду хоть в деревню: дипломированным учителям там всегда рады, так что – не пропаду! И вообще – чем орать на дочку – лучше спросила бы, как дела в институте! Но ей на это глубоко плевать. И на меня, и на мой красный диплом, который мне светит. Так что скучать не будет. Да и я особо не заскучаю. Единственный, по кому и буду скучать – так это по отчиму. Он – настоящий человек. Человек и мужчина. Он знает обо мне гораздо больше, чем моя родная мать. Иногда я сама поражаюсь, как он может с ней жить. Видимо, действительно любит, раз может терпеть такую стерву…»

Размышлений хватило ровно на дорогу до института: благо ходила до него пешком. Кафедра моего факультета и основные лекции были в ближайшем к моему дому корпусе. А сейчас, в последний год обучения, и вовсе все дела крутились вокруг кафедры. Все консультации, сдачи-пересдачи, встречи с преподавателями проходили в «родной» аудитории рядом с кафедрой.

Едва войдя в здание института, наткнулась на декана своего факультета:

– О, Людмила! Вы-то как раз мне и нужны! – расплываясь в доброжелательной улыбке «а-ля милый друг» и раскидывая приветственно руки мне навстречу, пробасил он, подходя вплотную ко мне.

«Вот же надоел, старый козёл!» – подумала брезгливо я, с ярым желанием послать его подальше, но вместо этого мило улыбнулась и проговорила:

– Здравствуйте, Николай Филиппович!

– У меня к Вам, как к старосте группы, есть очень ответственное и важное поручение, – загадочно произнёс он на весь коридор, так, чтобы слышали все те, кто спешил мимо нас на лекции, и добавил тут же, чуть понизив голос, – Пройдёмте в кабинет, – приобняв меня за плечи, он увлёк меня за собой на кафедру.

Войдя в кабинет, декан усадил меня за стол для совещаний, а сам сел напротив. Вмиг его тон из любезно-доброжелательного стал требовательным и сухим:

– Ты подумала над моим предложением? – жёстко спросил он.

– Да! – с готовностью ответила я, – Извините, но я не могу, – твёрдо ответила я, открыто глядя ему в глаза. Он тут же вскочил со стула:

– Ты не понимаешь, от чего ты отказываешься! – твердой рукой декан с размаха ударил по столу, – Такой шанс выпадает один раз в жизни! И я его дал именно тебе! – он нервно заходил по кабинету, распаляясь и всё повышая голос, – Ты что же, собираешься всю свою жизнь учить сопливых детей и проверять их тетрадки?! Я же предлагаю тебе нормальную, обеспеченную жизнь! Занявшись этим бизнесом, ты уже через год сможешь купить себе отдельную квартиру, и не будешь нуждаться вообще ни в чём! – декан смотрел на меня как на больную. Всем своим видом давая понять, что адекватные и думающие девушки не могут не понимать всей выгоды его предложения.

– А почему Вы сами не хотите этим заняться, раз там такие шикарные перспективы? – задала я свой каверзный вопрос, приготовленный заранее и ждавший своего часа.

– В ОБЭП сразу возникнут вопросы, откуда у обычного декана деньги на перегонку автомобилей из Японии. А ты можешь получать половину этих денег, поверь мне: суммы немаленькие! – подойдя сзади и положив руки мне на плечи, декан начал поглаживать их, – Ну и ещё некоторые услуги, которые ты оказывала бы лично мне, мимо кассы, так сказать, – коротко хохотнул он, сладострастно поглядывая на моё тело.

От его прикосновений меня всю передёрнуло: его руки были по-старчески сухими и жёсткими, что чувствовалось даже через ткань блузки.

– Простите ещё раз, но я не могу, – снова повторила я, вставая и сбрасывая его руки со своих плеч.

– Ну что же, можешь идти. Ты свободна, – сухо произнёс он, метнув в мою сторону колючий жёсткий взгляд, – я думаю, не стоит тебе говорить – о нашем с тобою разговоре распространяться не нужно.

– Да, я всё поняла, – проговорила я, и вышла из кабинета, закрыв за собой дверь.

Выйдя в коридор, я увидела Ленку. Сидя на подоконнике, она словно ждала меня, весело болтая в воздухе ногами:

– Привет! – улыбнулась она мне, махнув рукой и спрыгивая с подоконника, – девчонки сказали, этот паук снова утащил тебя к себе? – её глаза светились смехом: всей кафедре давно было известно о «неформальных» отношениях с молоденькими студентками. Правда, в моём случае были не так прозрачны мотивы: я и без «волосатой лапы» успешно закрывала сессии.

– Привет! Ага. Надеюсь, что уже в последний раз, – подходя к ней и закидывая ремень своей сумки на плечо.

– Что он от тебя хочет-то? – понизив голос и поймав меня за локоть, горячо зашептала Ленка.

– Ой, Лен! Не хочу я об этом говорить. Пошли, уже скоро пары начнутся! – я высвободила свою руку и шагнула в направлении лекционного зала.

– А ты принесла?.. – многозначительно кивнула она мне, не проговаривая, что именно.

– Конечно! Позже отдам, – улыбнулась я ей. И мы вместе побежали в аудиторию.

Ленка спрашивала о косметике: её привозили «челноки» на маленький спонтанный рыночек недалеко от оптовки, на самом рассвете, и приходилось жертвовать воскресным законным отсыпным утром, чтобы достать вожделенные коробочки с тенями и румянами. Эта торговля была «вне закона», продавцы то и дело воровато оглядывались, а мы, моднявки, хватали драгоценные коробочки и прятали их в сумках, карманах, плащах – и торопливо убегали прочь в предрассветных сумерках. Не раз на такие импровизированные рынки налетал наряд милиции, но мне каждый раз удавалось исчезнуть раньше, чем люди в форме начинали облаву. Конечно, это в разы повышало стоимость добытого товара, но девчонки хватали импортную косметику, не особо торгуясь в цене, и кое-какие рубли сверху становились приличным дополнением к моим карманным деньгам и повышенной стипендии за отличную учёбу.

Сегодня было всего две пары по расписанию, несмотря на понедельник: конец семестра, конец года, последние недели перед выпуском – пары обычно были посвящены консультациям по диплому и гос.экзаменам, да последним встречам с преподавателями для должников. Можно было бы и не приходить, но привычка брала своё: раз в расписании стоят пары – надо явиться в университет.

Вернувшись домой, я застала всё ту же недовольную мать, но уже в зале перед телевизором.

– Я вернулась, – бросила я в проём двери и пошла в свою комнату. Она тут же вскочила с кресла и ринулась за мной:

– Могла бы и не возвращаться! – дыхнула она на меня с порога свежим запахом алкоголя, – Пока живёшь в МОЁМ доме – делай, что Я тебе скажу! Снимай сейчас же свои проститутские юбки-блузки и носи уже нормальную одежду! – подогретым алкоголем яростным голосом выдала мне мать.

– Мам, тебя раздражает моя одежда или я сама? – пока ещё спокойно спросила я, повернувшись к ней: уже немолодая, заметно потрёпанная жизнью, волосы собраны в куцый хвост на затылке… М-да. Ну что, что нашёл в ней отчим?! Когда-то стройная фигура сейчас иссохлась, корявые руки с тонкими пальцами торчат из коротких рукавов домашнего халата. Миловидное лицо искажено яростью и так и брызжет злобой. К кому?! К родной дочери! Откуда эта ненависть вообще взялась?!.

– Делай, что я говорю, или выметайся отсюда! – завопила мать в ответ.

Бросив сумку на кровать, я удивлённо на неё посмотрела:

– Мам, ты понимаешь, что говоришь? – не веря в реальность происходящего, спросила я. Впервые во время подобных сцен мать позволила себе такие слова в мой адрес.

– Да, понимаю! – выкрикнула мать, в запале гордо вскинув голову и смотря на меня сверху вниз. Это оказалось последней каплей.

Достав из-под кровати старую спортивную сумку, я стала скидывать в неё свои вещи, дрожащими от переполнявших меня эмоций и чувств руками.

– Если ты сейчас уйдёшь – можешь больше никогда не возвращаться! – внезапно добавила мать, торжествуя победу. Над кем?! Над собственной дочерью?! Я отказывалась в это верить, но продолжала упорно складывать вещи.

– Мам, ответь мне только на один вопрос: за что ты меня так ненавидишь? – я замерла посреди комнаты, выпрямившись и посмотрев ей в глаза, держа летнюю куртку в руках.

– Ты мне всю жизнь сломала! – завизжала мать, – Из-за тебя ушёл от меня твой отец! – я перевела дыхание:

– А ты никогда не думала, что дело не во мне, а в тебе самой? – глядя ей в глаза, спокойно проговорила я, пытаясь унять клокотавшие эмоции внутри себя.

– Уходи! – она показала рукой мне на дверь и замерла на пороге комнаты в позе оскорблённой невинности.

Швырнув куртку в сумку, я встала на стул и достала с верхней полки жестяную коробочку со своими сбережениями, – копила на шубу к зиме – бросила её туда же в сумку, дёрнула молнию и, подцепив сумку с тетрадками, вышла из дома.

Дойдя до автобусной остановки, я уже точно знала, где буду жить: села на «двойку» – маршрут до Ленкиного дома. Она была моей единственной близкой подругой, и к тому же она жила одна, снимая комнату в коммуналке: родители жили в районе, и каждый день ездить на перекладных было не рационально. Так что с первого курса Ленка обладала своим собственным, отдельным жильём, где мы собирались на свои девичники, а порой беззастенчиво пользовались Ленкиным радушием и уединялись в её коммуналке со своими ухажёрами. Понятное дело – компенсируя её «прогулки на свежем воздухе» приятными мелочами типа шоколадки к чаю.

Увидев меня с сумкой через плечо, Ленка молча распахнула передо мной дверь в комнату и приглашающим жестом повела рукой – «проходи, мол!»:

– Решилась, подруга? – кивнула она в сторону моей спортивки, брошенной у входа.

– Решилась, – проговорила я, тяжело вздохнув и опускаясь на единственный стул в её комнате, – Я больше так не могу, – устало добавила я, опуская глаза в пол.

– Что планируешь делать дальше? – участливо спросила Ленка, присаживаясь на кровать.

– Я не знаю, – пожала плечами я, – получу диплом, а там видно будет…

– Поехали со мной: меня тётка зовёт к себе в Волгоград. Там тепло, фрукты-ягоды! Надоела уже эта Сибирь, хочется тепла и счастья! – восторженно проговорила она, мечтательно обняв себя руками и прикрыв глаза, – Да и вдвоём не так страшно новую жизнь начинать, – распахнув свои огромные глаза, подмигнула она мне. Такая не пропадёт – подумалось мне, и ещё – что я не хочу терять свою лучшую подругу. Поэтому я тут же с готовностью согласилась:

– Поехали! Никогда не была в Волгограде…

***

Мои ожидания оправдались, и, получив свой заслуженный красный диплом, я забежала вечером к себе домой. Дверь мне открыл отчим. Едва увидев меня, он тут же расплылся в улыбке и притянул к себе, крепко обнимая:

– Ну, наконец-то ты вернулась! – я слышала ухом, прижатым к его широкой груди, биение сердца: такого близкого, такого родного, такого любящего меня – по сути, чужую дочку, -Мы переживали! Какой день уже дома не ночуешь… – тепло сказал он мне.

– Наверное, ты хотел сказать: ТЫ переживал, да? – тут же тихо перебила я его, пытаясь поймать взгляд его лучистых глаз и снова благодарно прижимаясь к нему. Он смущенно опустил глаза, проведя по моим волосам рукой и укладывая голову обратно на свою грудь. В коридор вышла мать:

– Одумалась наконец? Пришла прощения просить? – ядовито спросила она, замерев в проходе, подбоченясь и разглядывая меня с явной неприязнью.

– Нет, мам, – отстранилась я от отчима и шагнула в сторону, – Мне просто нужно забрать кое-какие вещи. Я уезжаю из города.

– Интересно – куда? – насмешливо спросила она, – И далеко ли ты собралась? – в её голосе послышалось явное облегчение, и ни нотки беспокойства или тревоги обо мне.

– Далеко, – успокоила я её, проскользнув мимо отчима в свою комнату. Раскрыв принесённую с собой спортивную сумку, сложила в неё тёплые зимние вещи. Спустя пару минут вышла из комнаты. Отчим по-прежнему стоял у входных дверей, задумчиво глядя в пустоту, мать стояла в проёме большой комнаты, подпирая косяк и скрестив руки на груди.

Подойдя к матери, я обняла её свободной рукой:

– Прощай! – она даже не расцепила рук, лишь снисходительно позволила мне притянуть её к себе. Но – какая – никакая, она мне – мать, и не попрощаться с ней я не смогла, несмотря на её отношение ко мне и явную неприязнь.

Проходя мимо отчима, я мягко улыбнулась ему и взялась уже за ручку двери, как вдруг он внезапно одёрнул меня:

– Погоди минуту! – и быстрым шагом скрылся в спальне. Вернувшись, он увлёк меня в подъезд. Прикрыв за собой входную дверь, отчим протянул мне в зажатой руке несколько крупных купюр, скрученных трубочкой и перетянутых резинкой:

– Вот. Возьми. Тебе понадобится.

Я ошарашено уставилась на него:

– Ты же.. Это же… А как же новый телевизор? – наконец смогла подобрать я слова, – Ты ж так долго на него копил! – моему изумлению не было предела: я знала, какой голубой мечтой был для отчима новый телевизор, импортный и цветной, а также то, каких трудов ему стоило собрать эти деньги: мать была та ещё транжира, успевала потратить свои деньги в первую неделю после получки и с рвением принималась тратить приличные доходы отчима. Поэтому жили мы более чем скромно: совершенно непонятно как, но мать умудрялась спустить все деньги так, что к концу месяца порой не оставалось средств даже на еду. И странно: ни дорогой одежды, ни косметики не покупалось, тем более – каких-то дорогих вещей в дом. Поэтому я прекрасно понимала, каких трудов ему стоило выкроить эти купюры и главное – спасти от транжиры – матери. А теперь он просто дарил их мне, лишь усмехнувшись в ответ:

– Я и старый посмотрю. А тебе они нужнее, – сунув купюры мне в руку, он обнял меня по-отечески сильно и крепко, – Хоть иногда давай знать, что жива – здорова! – разжав объятия, он посмотрел мне в глаза. Что-то, похожее на грусть и боль от расставания с близким человеком мелькнуло в его взгляде.

– Обязательно! – горячо произнесла я, чмокнула его в щеку и побежала вниз по лестнице, перекинув ремень сумки через плечо.

Что поразило меня больше всего – деньги мне дал отчим. Чужой по сути человек, который появился в нашей семье всего лишь несколько лет назад. А родная мать была словно рада тому, что я ухожу из её жизни, как казалось тогда, навсегда.

***

С Ленкой договорились встретиться прямо на вокзале. Едва я сошла с автобуса, как сразу увидела Ленку под информационным табло вокзала и направилась к ней. Ленка радостно помахала мне рукой, в которой были зажаты мои билет и паспорт:

– Вот, я купила тебе билет! – подбегая мне навстречу и протягивая документы, сообщила она, – Извини, нижних уже не было, я купила тебе верхнее боковое, зато рядом со мной! – Ленка давно собиралась к тётке, поэтому и билет купила заранее – когда выбор ещё был.

– Знаешь, мне настолько всё равно, что я готова ехать хоть в багажном отделении! – честно призналась я ей, вся ещё во власти эмоций от прощания с семьёй. Меня охватили совершенно противоречивые чувства: с одной стороны, безумно радостно было уехать из этого города, от матери, которая даже не скрывала, как тягостно ей моё присутствие в доме. Но вот разлука с отчимом оказалась по-настоящему тяжёлым испытанием. Это единственное, что омрачало радость перемен в моей жизни. За последние годы я так привыкла к его поддержке и искреннему участию в моей жизни, что оказаться без такой надёжной опоры было как-то боязно. Но Ленка была рядом, неиссякаемый источник вдохновения и оптимизма:

– Да ладно, не кисни! – подхватив меня под руку, она уверенно зашагала в сторону вокзала, – У нас на руках дипломы государственного образца, мы молодые и красивые, к тому же – знатоки нескольких языков! И вообще: у нас вся жизнь впереди!

Невольно заразившись её энтузиазмом и хорошим настроением, я засмеялась в ответ и мы чуть не бегом подлетели к стоявшему уже на путях поезду дальнего следования.

Едва мы растолкали вещи под скамейки – сиденья и расположились в своём плацкартном купе, как на меня снова накатила хандра и я залезла на верхнюю боковушку, отвернувшись от всех и уставившись в окно.

Поезд ещё стоял на перроне, по коридору за моей спиной и за окном ходили – мельтешили люди: кто-то бежал, торопясь на поезд, кто-то вальяжно прогуливался вдоль состава, неторопливо докуривая сигарету, у ларька толпились какие-то люди, покупая воду, сигареты и нехитрые перекусы в дорогу.

И вот – лёгкий толчок состава. Ещё один – и поезд тронулся. Из груди у меня вырвался вздох облегчения. Я до последней минуты боялась, что это всё – не по-настоящему, и вот-вот закончится: я вдруг проснусь и окажусь в своей комнате.

Но поезд медленно набирал ход, и под мерный стук колес я окончательно поняла, что это всё – реальность, и впереди меня ждёт только неизвестность, и неизбежные трудности новой жизни в чужом городе. Я прошептала, едва шевеля губами, себе под нос:

– Я справлюсь. Я всё смогу, – невольно руки сжались в кулачки, словно закрепляя данную самой себе клятву.

Внизу Ленка всё шуршала сумками и пакетами, никак не находя места и не успокаиваясь:

– Люсь! Давай, спускайся: хоть перекусим нормально, пока попутчиков нам не подселили! – позвала она меня.

– Лен, прости, но я ничего не хочу, – пробормотала я, даже не поворачивая головы в её сторону.

– Да ладно тебе! – миролюбиво проговорила Лена, – Что ты, в самом деле, как в первый раз! Всё будет хорошо!

– А ведь действительно: в первый раз! – я, наконец, повернулась, и смотрела сверху вниз на неё, сидевшую у столика перед разложенными пакетиками с разной снедью – нашим питанием на ближайшие сутки, – Раньше я никогда и никуда не уезжала из дома! – задумчиво произнесла я.

Немного помолчав, Ленка сказала, убирая назад пакетики с провизией в сумку:

– Ну, значит, позже, – смирилась она с неизбежным и, достав книгу, устроилась внизу, погрузившись в чтение.

***

Приехали в Волгоград мы утром. Несмотря на ранний час, солнце уже вовсю грело землю. Едва выйдя из поезда, я с удовольствием подставила его лучам своё лицо, блаженно зажмурившись от яркого света, мечтая о прохладном душе и свежем белье.

Ленка о чём-то щебетала с проводником – миловидным молодым парнем. Видя, что из меня попутчик тот ещё, всё своё внимание она переключила на него: весело и молодого, так что ей удалось-таки с пользой провести время в пути. Попрощавшись, наконец, с парнем, Ленка подошла ко мне:

– Ну что, поехали?

– Куда? – тут же спросила я.

– Ну как – куда? К тётке, конечно! – рассмеялась Ленка, – Искупаемся, переоденемся, и – вперед, на поиски приключений!

– На «нижние девяносто»? – рассмеялась я в ответ.

– Чего б ты понимала, тётя Люся! – расхохоталась она, увлекая меня за руку за собой.

Договорившись с каким-то дедом-таксистом, мы бросили сумки в багажник и сели в машину. Ленка назвала адрес, и таксист резво тронулся с места, засыпая нас шутками-прибаутками.

– Лен, а это вообще-то удобно, что я приеду вместе с тобой? Может быть, я переночую как-нибудь – где-нибудь? – засомневалась я в идее свалиться как снег на голову совершенно чужому мне человеку.

– Если честно – я сама от этого не в восторге, – призналась мне Ленка, не сильно обрадовав своими словами, – но пару недель придётся потусить у неё, пока не найдём работу и не подыщем жильё, – смирившись с неизбежным, я уставилась в окно, разглядывая улицы чужого города, в котором мне предстояло теперь жить.

***

На звонок нам открыла дверь невысокая женщина чуть за пятьдесят в домашнем байковом халате. Хоть на улице и было очень тепло, её поясница была туго перемотана шерстяным шарфом.

Увидев меня рядом с Ленкой, она вдруг проговорила:

– А ты сильно изменилась… – от изумления у меня приоткрылся рот и широко раскрылись глаза: я впервые видела эту женщину! Как это может измениться человек, которого видишь впервые в жизни?!

Возникшую паузу просто разорвал Ленкин смех:

– Тёть Тань, да ты чего?! Это ж Люда, моя подруга, я тебе про неё говорила! – и она кинулась на шею тётки. Та заметно расслабилась, шумно выдохнув: видимо, её тоже смутила ситуация с «обознашками».

– Проходите, проходите, – расцепляя Ленкины руки, заговорила тётка, – что стоять-то в дверях, – и она приглашающим жестом махнула в сторону комнат.

Войдя в квартиру следом за нами, она провела нас в зал:

– Жить будете здесь, – махнула она рукой на старенький раскладной диван, – Только вот в восемь вечера, извините, буду вас беспокоить: телевизор у меня один. Вы же смотрите Санта-Барбару? – утвердительно спросила она, переводя взгляд с меня на Ленку и ожидая ответа.

– Нет! – ответила за нас двоих Ленка, – Но ты не беспокойся – в это время мы будем уходить гулять! – улыбнулась она и добавила, – Тёть Тань, нам бы душ – с дороги…

– Да-да, конечно! Пойдём, я вам всё покажу…

И они вместе направились в ванную, оставив меня одну посреди комнаты. Я прошла к дивану и села на самый краешек. Диван недовольно скрипнул, но я не обратила внимания. Задумчиво пересев поглубже, откинулась на мягкую спинку, прикрыв глаза. Впервые – в чужом городе. У чужих людей. Это было так странно, необычно: чужие запахи. Чужая мебель. Чужой дом. Чужая жизнь. Но у меня обязательно будет свой уголок! Пусть и в чужом городе, но – свой!

Искупавшись после Ленки, я, свежая и душистая, с мокрыми волосами, появилась в комнате. Ленка уже разобрала свои сумки, нашла наряд поприличнее, и мы обе, переодевшись в чистое и сдав тётке бельё «на стирку», отправились гулять. Оставив без внимания радушно предложенный нам тёткин чай с пирогами, сославшись на отсутствие аппетита и заверив её в скором возвращении к столу.

Летний день был в самом разгаре. Не ища что-то определённое, мы просто бродили по улицам, вдоль которых росли плодовые деревья. Для меня это было дико: видеть посредине города абрикосовые деревья, на ветвях которых висели желтеющие крупные плоды.

– Поехали, посмотрим на Родину мать? – предложила Ленка, – раз уж мы здесь – то просто обязаны её увидеть и поздороваться!

Пожав плечами, я согласилась: в общем-то было абсолютно всё равно, что делать и куда ехать, так почему бы и не посмотреть на знаменитый памятник? Узнав у прохожих, как туда добраться, мы подошли к остановке и стали ждать нужный автобус.

Казалось, люди вокруг только и ждут, чем бы помочь нам: не в пример нашим северным соотечественникам, здесь повсюду встречались дружелюбные, улыбающиеся люди, с радостью отвечавшие на наши вопросы.

На мой удивлённый взгляд Ленка лишь усмехнулась и подмигнула:

– Привыкай, подруга: это – Юг. Здесь все такие: приветливые и дружные!

… Едва мы вышли из автобуса и направились к ступеням монумента, как нас просто оглушили громкие крики и визг за спиной: испуганно обернувшись, мы тут же оказались в тесных и жарких объятиях наших подруг по институту:

– Ленка! Люська! – закричали они, обнимая по очереди нас так, словно мы не виделись, по крайней мере, пару лет точно, и радуясь встрече так искренне, что я сама усомнилась в том, что вместе с ними получала диплом всего каких-то несколько дней назад.

– Как вы? Что вы? Где вы? – радостно загалдели девчонки сразу втроём, перебивая друг дружку. Я рассмеялась им в ответ, едва успевая отвечать на объятья и поцелуи:

– Мы-то в гости приехали, а вот что вы сами тут делаете? Вы вроде как не собирались сюда ехать?!

– А нам предки устроили тур по Волге за красные дипломы! – расхохоталась Маринка, самая смешливая девчонка нашего курса.

– Ну, я думаю, памятник никуда от нас не сбежит, – подала голос Ленка, всё ещё обнимая Иринку и Машу, – Так что – есть предложение: тут недалеко есть уютное местечко, давайте-ка там отметим нашу встречу и окончание института!

Идея была принята безоговорочно, и мы шумной толпой направились по заданному Ленкой курсу, переговариваясь по дороге и делясь новыми впечатлениями.

Кафешка и в самом деле оказалась уютной, чем-то напоминая ресторанчик «для своих» с вполне приемлемыми ценами и обходительным персоналом. И кормили довольно вкусно здесь, так что мы оторвались по полной: ощущение свободы и чужого, незнакомого города, отсутствие родных и знакомых поблизости окрыляло и пьянило без вина, хотя и его мы, «безнадзорные», выпили уже немало.

В безудержной суматохе веселья никто из нас не заметил, как постепенно опустел зал и подошёл час закрытия заведения. К нам подошёл парнишка, обслуживающий наш столик, и вежливо произнёс:

– Прошу прощения, но наше кафе закрывается. Оплатите, пожалуйста, счёт, – и он положил узкую папочку с квитанцией внутри на наш столик.