Текст книги "Портрет любви на фоне лжи и страха (СИ)"

Автор книги: N о я б р ь.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

– Детка… – как-то жалобно протянул он. – Из-за тебя этот сучонок ушел на своих ногах.

– Пусть уходит, – ответил я, отстраняясь. – Пойдём лучше побудем вдвоём. Слишком много посторонних нас окружает.

– Эти посторонние напрашиваются на большие проблемы, – недовольно проворчал Вульф. – Идём, ты порисуешь, а я посплю на твоих коленях.

– Отличный план, – улыбнулся я.

– Да, мне тоже он нравится.

***

Я уже начал портрет Брендона. О скульптуре пришлось на время забыть, так как одна личность настояла на том, что нужно делать то, что нравится в первую очередь. Ну а он, конечно же, пока поспит на диване. Иногда мне казалось, что я балую Брендона: с каждым разом он всё больше и больше напоминал маленького ребёнка в магазине игрушек, а не взрослого мужчину, который управляет компанией. Хотя – взрослым его тяжело называть, ведь ему всего двадцать один.

– Детка? – сонно позвал он, приподнимаясь с дивана. Он еле разлепил глаза, но наткнувшись на меня взглядом, сразу успокоился и лёг обратно. Я сидел у мольберта рядом с диваном – встал с него, когда Брендон уснул, чтобы не мешать ему.

– Когда ты будешь называть меня по имени? – покачал я головой.

– У меня карт-бланш, – подмигнул он, – только я могу тебя так называть, поэтому я буду пользоваться этой привилегией.

– Какой же ты наглый, – покачал я головой, – я тебя балую.

– Да, балуешь, – согласился он, – и мне очень нравится то, как сидит на тебе моя одежда. Так и хочется её сорвать к чёртовой матери и…

Ну что я говорил?

– Ты неисправим, – сокрушенно произнёс я.

– Так точно, детка, – совершенно очаровательно улыбнулся Брендон. – Можно посмотреть, что ты там уже нарисовал?

– Нет, нельзя, – строго ответил я. – Пусть это станет для тебя сюрпризом.

– Оу, но там же я. Какой из моей собственной физиономии может быть сюрприз?

– Ты всё поймёшь, когда увидишь её, дорогой.

– Мне нра-а-авится, – протянул он, счастливо улыбаясь, – «дорогой». Ты впервые назвал меня чем-то милым, а-то говнюк, да засранец.

– Зачем я с тобой связался? – Я иронично закатил глаза.

– Потому что я очарователен, детка, – счастливо ответил он. Я никак не мог прогнать улыбку с лица. Он милый, когда захочет.

– Кем ты мечтал стать в детстве? – спросил я, пытаясь сменить тему. Ещё чуть-чуть и мы бы закончили на этом самом диване – голые и потные.

– Я до шестнадцати лет хотел в армию, в регулярные войска.

– Серьёзно? – Сказать по правде меня это слегка удивило. Никогда бы не подумал. – А что тебя остановило?

– Мой отец, – ответил он, расслаблено наблюдая за тем, как я рисую. – Он вывел меня на разговор по душам, когда озвучил мысль, что собираюсь подавать заявку добровольца.

– Твой отец был против?

– Не то чтобы против… Мама была против, а ему это просто не нравилось, – объяснял Брендон. – Отец спросил, хочу ли я заниматься этим всю жизнь. Я ответил, что да – хочу. А он мне: ты понимаешь, что тебя там могут убить? Конечно, я понимал. Тогда он задал вопрос по другому: а это ты понимаешь, что если даже тебе удастся выжить, ты можешь стать инвалидом на всю жизнь?

– А что ответил ты? – мне стало так любопытно, что я даже отложил кисть.

– Ну, я сказал, что ничего не боюсь, что есть протезы и всё такое. Отец тогда жутко разозлился и сказал: ты можешь к тридцати годам остаться без конечностей, как ты собираешься зарабатывать на жизнь? Он ясно дал понять, что кормить меня всю жизнь не собирается, и что если я хочу нормальное будущее, то мне нужно вынуть голову из задницы и хорошо подумать о колледже.

– Твой отец прав, – признал я. – Нужно с умом подбирать профессию. Мои родители не обсуждали со мной будущее.

– Я тоже об этом подумал, почти сразу понял, что мой старик прав. Это жизнь, а не игра в героев. – Брендон внимательно на меня посмотрел, а затем спросил: – Не расскажешь?

– О чём? О родителях? – я задумался.– Они обычные люди: моя мама медсестра, а отец владелец автомастерской. Ну как владелец – он и механик, и владелец.

– А почему ты решил стать именно художником? У тебя вторая специальность история искусств?

– Всё началось ещё в младшей школе, – начал вспоминать я. – Как-то я признался однокласснику, что он мне нравится намного больше, чем Рейчел – красотка из параллельного, ну а тот поднял шумиху, всем растрепал. Я дрался почти каждый день, оценки снизились, на занятия вообще расхотелось ходить. Агрессия из меня так и шла, мне хотелось поколотить каждого, кто не так посмотрит в мою сторону.

– Суровая милашка, – заметил Брендон, – я бы тебя приласкал.

– Иди к чёрту, Вульф, мне было девять!

– Ну и что? – пожал плечами тот. – И что было дальше?

– Родители отправили меня в класс ИЗО, а потом я ещё ходил горшки лепить, ухаживать за цветами и учиться готовить. В общем – родители забили мой график всем, что было далеко от агрессий и стрессов.

– Они дожали твою ориентацию ещё в детстве, – рассмеялся Брендон.

– Если бы они так не поступили, то я бы даже школу не закончил. Постепенно всё изменилось: я стал общаться с людьми, перестал реагировать на оскорбления и стал жить своими картинами. Я стал нормальным, мне так кажется.

Брендон поднялся с дивана и подошел ко мне, обнимая сбоку, чтобы не смотреть на мольберт. Знаю, как ему было любопытно, но до жути бывает честным. Он действительно был похож на большого ребёнка.

– Моя детка особенная, – прошептал он, – и никак иначе.

Я улыбнулся, сглатывая горечь. Было очень приятно услышать от дорогого сердцу человека такие слова, но и в тоже время грустно. Будет ли он всегда любить меня? Будет ли рядом со мной, несмотря на обман и недомолвки? Это вопросы, на которые я не мог ответить с уверенностью.

– Я люблю тебя, – прошептал я еле слышно.

Взгляд Брендона потеплел, будто он видел во мне что-то такое, чего я сам не мог в себе разглядеть. Было что-то такое нежное и доброе в этом мгновенье, что на глазах чуть не навернулись слёзы. И сразу стало понятно, что и он ко мне неравнодушен – этот взгляд объяснил намного больше, чем смогли бы слова. Как бы я хотел видеть эти глаза такими каждый день, чтобы это чувство никогда не уходило.

– Почему ты такой печальный, Дэнни? – спросил он, заглядывая в мои глаза, будто пытаясь найти в них ответ. – Из-за этих уродов? Не слушай их, детка. Они не стоят твоих переживаний. Хочешь, я надавлю на них и…

– Ничего не делай, – поспешил ответить я. – Они ни при чем, просто я расчувствовался.

– Ранимый мой, – пожурил меня он. – Пойдём, я тебя накормлю в своём любимом ресторане.

– Эй, – недовольно отозвался я, – в ресторане? Серьезно?

– А что такого? – не понял Брендон, нахмурившись.

– Все и так думают, что я с тобой из-за денег.

– Да причем тут это? Я просто голоден, а ещё – я хочу, чтобы ты кушал хорошо. Буквально минуту назад ты уверял меня, что тебя не волнуют слова этих придурков.

– Там ведь недорого? – неуверенно спросил я.

– Конечно же, там безумно дорого, но плачу я, и на дешевку из нашей столовой я не согласен.

– Ты же и сам околачиваешься постоянно там! Хочешь сказать, ты там не ешь?

– Там никто не ест: ни я, ни Патрик с Оливером. Мы приходим туда просто посидеть и попить гадкий кофе, что там варят.

– Но я же видел, что вы ели!

– Мы заказывали еду в ресторане с доставкой, ну а потом шли в столовую.

– Потому что там стулья удобные? – с подозрением спросил я.

– Да, поэтому, – отвёл взгляд Брендон, ответив на мой вопрос.

– Всё равно мне кажется, что ты что-то недоговариваешь.

– Ты детективных романов обчитался? – возмутился он. – Мы воспитанные люди и не едим где попало, а столовая создана для того, чтобы там ели.

– Да-да, – пренебрежительно фыркнул я, поднимаясь со стула и надевая куртку. – Вези меня в свой дорогой ресторан. Я буду есть много назло твоему кошельку.

– Мой кошелёк уже затрясся, а кредитки писаются от страха, – с абсолютно бесстрастным выражением лица пошутил Вульф.

– Пижон, – фыркнул я.

– Детка, – не остался в долгу он, бесстыдно подмигнув и поцеловав меня в губы.

Часть 3

– Ты ведёшь меня, чтобы где-то убить и съесть меня? – насмешливо спросил Брендон, пока я вёл его по коридору к галерее кампуса.

– Не неси чепухи, – недовольно буркнул я. И так с утра нервы шалили, да ещё и он со своими шуточками. – Мы пришли уже, не переживай за свою тушку, жрать её никто не собирается.

– Ну конечно, в вашей части кампуса из меня лучше чучело набьют и сдадут как дипломную.

– Если кто-нибудь попытается это сделать, то я обязательно тебя спасу.

– О, сэр Ферри! Как же вы храбры!

Я указал ему на одну из стен, где висел уже готовый портрет Брендона. На картине он казался немного усталым и задумчивым в расстёгнутом пиджаке приятного синего цвета. Волосы были взлохмачены, а взгляд словно живой, будто из картины смотрел настоящий человек, который замер в своем времени. Идеальный костюм, расслабленная поза – таким я привык видеть Вульфа каждый день, не злого и язвительного, а уставшего и довольного жизнью. Однако и такой расслабленный он излучал силу и власть, словно задремавший лев. Он сидел на софе красного цвета, закинув ногу на ногу, а позади него стеллажи с разноцветными корешками книг.

– Вот каким ты меня видишь, да? – задумчиво произнёс Брендон рядом со мной. – А это я вообще?

– Идиот, конечно, это ты! – возмутился я. – Что за вопрос?

– Не кипятись, – усмехнулся он. – Этот парень выглядит как властелин мира на отдыхе.

– Да, – согласился я, – ты не властелин, ты засранец.

– Мне нравится, – признался Вульф, – молодец.

Я расслабился, услышав похвалу Брендона, словно исчезла наковальня, которая висела надо мной. Если этому брюзге понравилась, то действительно хорошо получилось. Незаметно для меня, мнение Вульфа стало для меня важным, и что бы я ни задумал, то обязательно советовался с ним. Он, конечно, гад тот ещё – беспощадно пройдётся абсолютно по всему так, что я сто раз пожалею, что вообще с ним заговорил на эту тему. Но мне нравились наши отношения, они были сладкими, но отдавало некой перчинкой, приправленной вредным характером Брендона.

– Через несколько дней будут засчитывать баллы за работы, – пояснил я, – а после я хочу, чтобы ты забрал её…

– Серьёзно?

– Ну да, – неуверенно ответил я. – А что такое?

– Куда мне его поместить-то? – задумчиво спросил Брендон, потирая пальцами подбородок. – В спальню не хочу, в гостиную тоже.

– В туалет повесь, – обиделся я. Столько времени убито на эту работу, а он вот так…

– Если бы это был твой портрет, то я бы его перед кроватью повесил, – пошленько улыбнулся Брендон. – Но там же я! Как я смогу заниматься с тобой сексом или просто спать, зная, что из картины на меня смотрю я сам.

– Не хочешь – не надо, оставлю себе.

– Ни в коем случае! – возмутился он. – Это первый подарок от тебя, и он мне очень нравится! Я просто пошутил.

– Иди к чёрту, Вульф, – надулся я, направляясь в сторону выхода. – Чтоб тебя съели собаки во сне.

– Ну, детка, – жалобно протянул Брендон, следуя за мной. – Я пошутил, мне очень понравилось. Правда! Но я всё равно повешу его в гостиную.

– Ты просто задница, – рявкнул я. – Не разговаривай со мной.

– А я буду, – упрямо заявил тот. – Не буду я Брендоном Вульфом, если послушаюсь тебя.

– Ах, так! – разозлился я ещё сильнее. Развернувшись, я уже хотел высказать всё, что я о нём думаю, и может даже треснуть пару раз по наглой роже, но внезапно остановился: Брендон был с таким счастливым выражением лица, что все слова застряли у меня где-то внутри.

– Мне никто и никогда не дарил таких подарков, – признался он, – подарков, которые сделаны собственными руками. Я банально не знаю, как себя надо вести.

– Ты ужасен, – брякнул я, оттаивая.

– Я знаю, – пожал плечами Брендон. – Я жуткий тип, но у меня есть моя детка, так ведь?

– Которая тебе чуть в рожу не двинула, – улыбнулся я. – Ты ещё больший придурок, когда смущаешься. Иногда это мило.

– Ещё раз назовёшь меня милым, – театральным грозным голосом говорил он, – и я тебя накажу, негодник!

– Милый, – фыркнул я, а затем побежал, что есть силы подальше от него. Я не думал, что Брендон понесётся за мной следом. В коридоре у библиотеки я увидел Оливера и Патрика и поспешил спрятаться за ними.

– Эй-эй! – замотал руками Оливер, как мельница. – Брендон это точно ты? Всё в порядке? Случайно головой не ударился?

– Спасайте, парни! – верещал я.

– Впервые вижу, чтобы Брендон несся по коридору как дошкольник! – пораженно заявил Патрик, наблюдая, как друг пыхтит, сверкая озорным взглядом.

– Ты сдурел? – спросил у того Олли. – Вспомни школу, чувак, он был просто уменьшенной копией себя самого из будущего. Такие как он не бывают детьми.

– Заткнитесь, – прошипел Брендон, – просто дайте мне добраться до этого паршивца.

– Эй, не-е-ет, – протянул Оливер, – мне нравится Дэнни, мы за него. Твоя детка очаровашка же, не то что твоя постная рожа! Дэнни, может ты найдёшь себе парня получше?

– Саммерс, мать твою! – недовольно рявкнул Брендон.

– Бежим, Харрисон, – прошептал испуганно Олли.

– Ну, ты и сука, Саммерс, – крикнул Патрик, уносясь, – вечно ты создаешь проблемы!

– Ты видел его рожу? – на бегу говорил Оливер. – Самая прикольная в мире, когда перекошена…

– Я тебя в порошок сотру, придурок, – припечатал Брендон, догоняя.

Про меня все благополучно забыли, поэтому я стоял всё на том же месте в коридоре и заливисто смеялся, наблюдая как три парня, уже довольно взрослых и в дорогих костюмах, носятся по коридору. Патрик громко материл Саммерса, а тот весело хохотал удирая от злого Брендона. Студенты озирались по сторонам и удивлённо следили за самыми богатыми ребятами в кампусе, которые вели себя как самые настоящие придурки. В эти мгновенья я чувствовал себя по-настоящему живым, будто за двадцать лет впервые вдохнул свежий воздух. Такой и должна быть жизнь – счастливой и беззаботной.

***

– Не мешай мне, – смеялся я, отпихивая Брендона. Я сидел с мольбертом у него дома и пытался нарисовать натюрморт.

– Бросай всё это, – шептал он, обнимая меня со спины и целуя в шею, – удели мне время.

– Мне надо сдать это в понедельник! – от щекочущих ощущений я не мог сдержать смешка. – А это, между прочим, завтра!

– Мне пофиг, – беззаботно отозвался тот. – Поцелуй меня.

– Ты не заслужил.

– Вредина, – буркнул Вульф, – зануда, жадина.

– Ребёнок, – фыркнул я.

– Ребёнок требует поцелуя!

– Обойдётся.

Как-то неудачно я развернулся, сделав жирный мазок по белоснежной рубашке Брендона. Так как его в любую минуту могли вызвать в офис, он всегда одевался довольно официально. В его гардеробе были одни-единственные джинсы, и то – принадлежали мне. И теперь я с ужасом смотрел на расползающееся пятно. Бровь Брендона иронично изогнулась, а губы поджались.

– Детка, ты случайно не спец агент, которого послали портить только самые любимые и дорогие мои рубашки?

– Прости, – жалобно ответил я. – Ты же знаешь, что я не специально.

И как бы невзначай мазнул по рубашке ещё раз, а потом ещё. Брендон нечитаемым взглядом смотрел мне прямо в глаза, пока я беззаботно портил его дорогущую одежду. Внезапно он прошелся ладонью по палитре, перемешивая все краски на ней, а затем мазнул ладонью по моему лицу и майке синего цвета. Я возмущенно раскрыл рот и, конечно же, отомстил: выдавил на ладонь оранжевую краску и облапил Брендона, а главное оставил жирный след от моей ладони на его заднице.

Мы возились по полу как дети, хорошо, что ковер был застелен клеёнкой, но и кое-какой мебели досталось. Я хохотал, когда Брендон недовольно смотрел на свою одежду и руки, а затем блаженно стонал, когда он целовал меня. Перемазанные в краске, мы бы продолжили целоваться и возможно занялись бы любовью, но телефон Брендона зазвонил в самый интересный момент. А я ведь уже стаскивал с него рубашку!

– Да! – недовольно рявкнул он, когда ответил на вызов.

Брендон быстро поднялся и скрылся в спальне, что-то недовольно говоря на повышенных тонах. В гостиную он вернулся полностью одетым, поцеловав меня с самым виноватым выражением лица, на которое был способен.

– Детка, мне надо уехать ненадолго, – говорил он, – я вернусь поздно, поэтому ложись спать без меня, хорошо?

– Ладно, – быстро сдался я. – Покушай, хорошо?

– Обязательно, – кивнул он. – Я постараюсь вырваться и сильно не задерживаться.

– Иди уже, – улыбнулся я.

– Не скучай,– бросил он напоследок и оставил меня одного в этой огромной квартире.

Брендон вернулся глубокой ночью. Я, скорее, почувствовал это: он целовал меня, пока я спал и крепко обнимал, будто я мог куда-то сбежать. Никогда бы не подумал, что у самого вредного человека в кампусе такие тёплые и нежные объятия. Да я и представить себе не мог, что мы когда-нибудь будем вместе. Судьба – смешная штука.

Проснулся я снова один, привычно нащупав на соседней подушке, я нахмурился, найдя там ещё и какую-то маленькую коробочку. Сонно скользнул по записке, глупо улыбаясь:

Извини, мы ведь хотели провести этот вечер вместе.

Это тебе от меня. Жалобам и возврату не подлежит.

P.S. Всё ещё люблю тебя.

Иногда он бывает жутко романтичным. Я нетерпеливо раскрыл черный футляр и охнул: внутри находилось кольцо с красивым синим камнем, словно под цвет моих глаз. Я не сразу заметил гравировку с внутренней стороны, которая размашисто гласила:

Навсегда твой

Впервые в жизни у меня на глазах выступили слёзы – и счастья, и боли. Я знал, что придёт день, когда самые любимые в мире глаза посмотрят на меня с ненавистью. Как же страшно было жить и каждый день просыпаться с мыслью о том, что возможно этот день последний. Я представлял свою дальнейшую судьбу без Брендона, и картина передо мной появлялась настолько печальная, что непроизвольно всплывали мысли о смерти. Мне незачем будет жить, думал я, понимая, что больше никогда не стану счастливым. Так не хотелось возвращаться в свою прошлую жизнь, полную одиночества и пустоты. Нет, я однозначно не хотел становиться прежним.

Надев кольцо на палец, я стал собираться на пары. Я приму любой исход, каким бы он не был. Это обязательно произошло бы в любом случае, но я молил Бога лишь об одном – дать мне немного времени ещё понежиться в его объятиях, чтобы я ещё чуть-чуть побыл счастливым.

Время двигалось к лету. Постепенно работы сдавались. Скульптура у меня получилась хорошая. Брендон в полный рост с повязкой на бедре, которая скрывала его гениталии. Тело получилось пропорциональным, мускулы порадовали особенно девушек. Брендон словно вытягивал руки вперёд, чтобы потянуть мышцы, а взгляд был устремлён куда-то вниз – на пальцы вытянутых рук. Лицо у меня получилось особо хорошо, вот только профессор заметил, что мышцы ног я изобразил слегка неверно. Брендон же проехался по причёске и ушам, но был дико доволен моей работой.

– Его ты мне тоже подаришь? – насмешливо спросил он.

Картину, кстати, он действительно повесил в гостиной, похваставшись всем и каждому по отдельности, что у него есть шикарный портрет, который он хрен кому покажет. Ну, разве что маме показал, она была в восторге. Раз мы заговорили о маме Брендона: ею оказалась сорокалетняя женщина приятной внешности, совершенно простая без пафосных черт, как у Брендона. Она была милой и приветливой, и её совсем не заботила ориентация сына. Наверное, я не первый его парень, раз она отнеслась ко мне так доброжелательно. Но картина ей очень понравилась, она даже попросила меня написать их семейный портрет втайне от Брендона. Конечно же, я согласился, как я мог отказать матери своего бойфренда?

Через несколько дней после нашей встречи, она отправила мне снимок по электронной почте. На ней было изображено семейство Вульф так, как обычно фотографируется успешная семья. Улыбчивая София – мама Брендона – сидела на красивом резном кресле, обитом красной бархатной материей. На ней было лёгкое светло-голубое платье и синие туфли. Мистер Вульф стоял за её спиной, нежно придерживая супругу за хрупкие плечи. Черты лица у него были суровые, а взгляд настоящего бизнесмена – деловой и бескомпромиссный. Рядом стояла его молодая копия – Брендон. Оба в строгих костюмах тёмного цвета. Они так подходили, словно какой-то странный пазл. Брендон был похож на маму и на отца одновременно, будто бы они оба отдали ему частичку своей души, чтобы все видели, насколько супруги любили друг друга. И ведь действительно, фотография относительно свежая: на ней Брендон уже взрослый и крепкий парень, а его мама, после потери мужа, сильно изменилась. Она будто потеряла какой-то свой внутренний блеск, который ещё видно на фото. София стала, будто старой высветившейся фотографией – тусклой копией себя прежней.

И в какой-то момент мне стало так её жаль, ведь её участь ждёт и меня. Слава Господу, Брендон будет жив, вот только не меня он будет целовать, засыпая ночью. Я ужасно не хотел этого, но внутри что-то скреблось, давая понять, что это неизбежно. Смотря на кольцо у себя на пальце, я говорил себе, что нет – это время не настало, ведь всё плохое настаёт только тогда, когда меньше всего этого ожидаешь.

Учебный год подошел к концу быстро, так как большую часть времени я проводил в мастерской. У Брендона всё равно был завал на работе, да и какие-то проблемы с математикой в экономике. Из-за постоянной занятости вне кампуса, он многое пропустил, но преподаватели шли ему на большие уступки, так как знали кто он такой и какая власть в руках молодого парня. А связи у него были большие, а адвокатская фирма была не единственной сферой, куда сунулся при жизни его отец. Поэтому на Брендоне и его дяде была огромная ответственность за людей и деньги, которые на них работали.

После сдачи курсовой, я прямиком поехал к Брендону, чтобы похвастаться лучшими отзывами на потоке. Дверь в квартиру была, как всегда, открыта, так как на этаж можно было войти только с помощью специальной пластиковой ключ-карты, которая у меня уже давно была. Я вошел в квартиру, услышав в её глубине чьи-то голоса. К Брендону часто заходили друзья или дядя с мамой, поэтому удивлён я не был. Но подойдя к двери гостиной, услышал часть разговора:

– Ты заигрался, – говорил дядя Брендона.

– Всё под контролем, – холодно отвечал сам Брендон.

– Нет, не под контролем. Ты месяц назад должен был лететь в Итон для заключения договора, но ты отказался, потому что Дэнни нужно было позировать для скульптуры.

– И что? – огрызнулся Брендон. – Поехал ведь ты, в чём проблема?!

– Что ты мне говорил в самом начале? Ты сказал, что подыграешь в каком-то споре этому мальчику, развлечёшься с ним и расстанешься.

– Ну и?

– Но ты не заканчиваешь играть, племянник. Человеческое сердце – не игрушка. Если ты не любишь его, то не стоит стараться…

– Я тут пострадавшая сторона. Он поспорил на меня, Джон. Две тысячи баксов я стою, оказывается. На мне часы стоят дороже, а сам я – две штуки. Конечно, я разозлился и хотел его проучить.

– Всё зашло слишком далеко, Брендон, я не хочу учить тебя жизни, ты большой мальчик.

– Вот и не учи.

– Ты полгода его за нос водишь. Скажи, ты с ним спал?

– Тебе не кажется, что это не твоё дело, Джон? Я не лез, когда ты окрутил Мерлин из кадрового отдела.

– Потому что это была интрижка!..

– Которая закончилась для девушки увольнением и приёмами у акушера-гинеколога!

– Что? – пораженно спросил он. – Она беременна?

Дальше я слушать не стал. Тихо вышел из квартиры, пытаясь сдержать свои эмоции внутри, но получалось плохо – руки дрожали слишком сильно, а глаза наполнились слезами. Я почти ничего не слышал и не видел, словно меня окунули в мутный аквариум с водой. Я ждал обрыва, но не думал, что он окажется таким. Добравшись до кампуса на автобусе, я закрылся в мастерской. Живот скрутило болью. В голове только и звучали голоса студентов, которые шептались за моей спиной. Все они говорили о том, что это всего лишь игра, но я не слышал самой сути – не читал между строк. Это было очевидно, ведь такой парень как Брендон, никогда бы не посмотрел на меня, никогда бы не полюбил меня.

Самое забавное, что выигранные деньги я спустил на подарок Брендону на день рождения и на семейный портрет, который скоро должен был закончить. Ни цента на себя не потратил – совесть не позволила, но он всё равно прав – отчасти я начал всё это из-за денег. Когда я потёр ладонями лицо, то наткнулся взглядом на кольцо на пальце. Я сам себе сделал больно, и я это понимал. Всю дорогу до кампуса я сдерживал слёзы, но оставшись один на один со своей совестью, я горько расплакался.

Дверной замок щелкнул, а затем кто-то вошел в мастерскую, но я не хотел поворачиваться лицом, зная, кто это может быть. Я вытер слёзы рукавом рубашки, пытаясь унять дрожь в руках.

– Я так и знал, что ты всё слышал, – спокойно сказал Брендон.

– Ты знал и молчал? – сдавленно произнёс я. – Ты так мне отомстить пытался?

– Да, – честно признался.

– Понравилось?

– Что именно?

– Видеть мою влюблённую мордашку, зная, что скоро растопчешь меня?

– Ты обвиняешь меня? Ты? – прошипел Вульф, я обернулся. Выражение лица у него было злым, будто он готов меня убить. Именно так я себе и представлял наш последний разговор. – Ты поспорил на живого человека, Дэнни, а ведь даже я так низко не поступил бы.

– А ты знал и всё равно разложил меня на своей постели! – заорал я. – Хотел отомстить? Ты отомстил даже лучше, чем я себе мог представить!

– Ты забываешься, Ферри! Я разве плохо к тебе относился? Ни одна из моих предыдущих игрушек не была в моём доме, рядом с моими родными и друзьями! Не надо строить из себя жертву! Я впустил тебя в своё сердце, зная, что ты несёшь яд, а теперь я оказался лгуном и мерзавцем! Ты думаешь всё это время я был с тобой только из мести? Чтобы утереть твой завравшийся нос?

– Прекрати, – прошептал я, закрывая ладонями лицо. – Это слишком даже для меня…

– В следующий раз, прежде чем на кого-то спорить, будь уверен в том, что твои дружки не прибегут к предмету спора на следующий же день доносить, – холодно бросил он, разворачиваясь к двери.

– Брендон, – позвал я, делая шаг, но, не решаясь подходить к нему, – я никогда не врал тебе, кроме этого случая, и говорил правду, когда признавался тебе в любви.

– Я тоже говорил правду, – ответил он, не поворачиваясь. А затем он вышел. Хлопнувшая дверь в оглушающей тишине звучала почти как выстрел.

***

Я не спал всю ночь и на утро поплёлся в столовую, когда там было критически мало людей. Купив кофе и сэндвич, я сел у окна, наблюдая за пролетающими птицами и редкими студентами, что сонно передвигались по каменистым дорожкам из здания к зданию. Мир вокруг меня будто замер, жизнь словно остановилась, и только часы продолжали свой бег.

– Я слышал новость, – раздалось у моего стола, – что вчера в мастерской ИЗО произошел один инцидент.

Тревис и Шон были тут как тут, но я даже не взглянул на них. Так было пусто внутри, что я готов был cдохнуть.

– Доносились крики, а потом маленького Дэнни окунули в дерьмо, – ехидно продолжил Шон. – Ты думал в сказку попал? Брендон тебя хорошо проучил?

Это всё было похоже на страшный сон, а я никак не мог проснуться. Я не слышал того, что говорили эти двое. Я будто опустел, больше не чувствуя краски этого мира. Я поднялся из-за стола, игнорируя завтрак и парней, что победоносно что-то верещали. В мастерской мне было спокойней, я содрал с одной картины покрывало и сел перед ней, беря в руки палитру и тюбики с краской. Большой семейный портрет должен быть закончен до того, как я вернусь домой. И время снова остановилось: я не считал часы, не думал о еде и пытался не думать о Брендоне, но получалось плохо. В наушниках играла какая-то музыка, но я её почти не слышал, было больно во всём теле, живот иногда жгло огнём.

Так прошло две недели. За всё это время мы пересекались с Брендоном всего трижды, и каждый раз, когда я пытался с ним заговорить, он игнорировал меня. Вскоре я перестал пытаться, было невыносимо понимать, с каким равнодушием он смотрел на меня. Перед отъездом домой я зашел к Оливеру, он жил в доме братства вместе с Патриком и другими парнями. Наверное, видок у меня был не очень, раз Олли удивлённо таращился, не говоря ни слова. Он был чем-то взволнован и избегал встречаться со мной взглядами, я отчасти понимал почему, поэтому и не придавал этому особого значения.

– Передай это, пожалуйста, Брендону, – попросил я, протягивая ему тёмно-бордовую плоскую коробку с названием дорогого бренда на ней. – А вот это – его маме.

– Передам, – кивнул он, забрав коробку и затаскивая большую картину, завернутую в защитную бумагу, в дом. – Зайдешь?

– Нет, – покачал я головой. – У меня самолёт через два часа.

– Удачи, чувак, – сказал он, будто бы с сожалением.

Я кивнул, а затем направился к ожидавшему на обочине такси. Портрет получился идеальным, ведь я старался над ним так, словно от этого зависела моя жизнь. А закончив его, я два дня ничем не занимался, смотря на него. Несколько раз я не удержался и погладил пальцами лицо Брендона. Я больше не плакал, внутри, будто что-то сломалось, лишив меня сна и всех чувств. Я закрывал глаза и представлял, как он целует меня, как обнимает и становилось немного легче, как действие обезболивающего. Но у каждой таблетки когда-нибудь кончается действие: я открывал глаза и возвращался в своё одиночество.

– Парень, с тобой всё в порядке? – спросил водитель.

– Да, – ответил я.

– Так куда тебе нужно?

– В аэропорт.

Кажется, я заснул в такси, потому что на секунду закрыв глаза, через мгновенье я оказался у парковки аэропорта Нью-Йорка. Пройдя регистрацию, я снова уснул, только уже в кресле самолёта. Меня не покидало чувство, что я подошел к какому-то концу. Дома меня встретили родители с расспросами об учёбе и жизни в кампусе. Я отвечал механически, как будто робот. Они отметили, что я сильно похудел, а под глазами образовались нездоровые круги.

– С тобой всё хорошо? – обеспокоенно спросила мама во время ужина.

– Немного устал, – ответил я виновато, – пойду, прилягу.

Я поднялся из-за стола и мир вокруг закружился. Покачнувшись, я не смог удержаться за стол – руки и ноги внезапно подогнулись. Даже веки закрылись сами собой. Последнее, что я слышал это крики матери и грохот, с которым я упал на деревянный паркет.

– Стрессы и язва, – заключил врач. – Не пугайтесь, просто нужно пропить курс препаратов, соблюдать диету и отдыхать.

– Слава Богу, – выдохнула мать.

– Я же сказал, что со мной всё нормально.

– Нормально? – грозно спросила она. – Язва желудка, по-твоему, это нормально?

– Ну не сердись, мам. Главное, что не рак.

– Господи Иисусе, – перекрестился отец. – Поехали домой. Нам можно забрать сына?

– Конечно, он и дома может отлежаться, – согласился доктор.

В общем – мама отчитала меня дома ещё раз, а потом уложила в постель, поцеловав в лоб. А я опять не смог уснуть один в пустой кровати, так я привык, что меня обнимают во сне. Тяжело вздохнув, я поднялся с кровати и, надев наушники, подошел к своему старому мольберту. Достав из шкафа готовое полотно уже обитое по краям, я поставил его на мольберт и принялся за работу. Это лучший способ, чтобы не думать.

Назад к карточке книги "Портрет любви на фоне лжи и страха (СИ)"