Текст книги "Портрет любви на фоне лжи и страха (СИ)"

Автор книги: N о я б р ь.

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Портрет любви на фоне лжи и страха

https://ficbook.net/readfic/3221765

Автор:

N о я б р ь. (https://ficbook.net/authors/145344)

Фэндом:

Ориджиналы

Рейтинг:

NC-17

Жанры:

Романтика, Ангст, Юмор, Повседневность, POV, Hurt/comfort, Учебные заведения, Первый раз, Дружба

Предупреждения:

Нецензурная лексика

Размер:

Миди, 42 страницы

Кол-во частей:

3

Статус:

закончен

Описание:

Дэниел был обычным и неприметным студентом, который увлекался только живописью. Его жизнь круто изменилась, когда он поспорил, что сможет подружиться с Брендоном Вульфом – самым богатым и язвительным парнем в университете.

Примечания автора:

Эмм... немного больше нежностей, чем просил автор заявки. Заранее извиняюсь за свою любовь к флаффу.

«Акриловый мир» – бывшее название работы

Содержание

Содержание

1

2

3

Часть 1

Нью-Йорк большой, и дело даже не в его размере, а в его жителях и событиях, которыми он так богат. И, возможно, моя история потеряется в миллионах подобных, которые знал этот город; возможно, она не самая захватывающая или поучительная, но она принадлежит мне – обычному парню из маленького городка Калифорнии. Скорее всего, у вас возник вопрос: а каким образом здесь замешан Нью-Йорк? Всё очень просто – летом две тысячи тринадцатого я поступил в Нью-Йоркский университет. Я был до безумия рад, когда в мой захолустный городишко пришло письмо-приглашение в университет моей мечты. Я подал заявку в Нью-Йорк, Йель, и последним, запасным, так сказать, моим вариантом был Калифорнийский университет в Санта-Барбаре. Мне казалось, что лучше уж местный университет, чем остаться на всю жизнь в автомастерской отца. И я совсем не ожидал, что пройду отбор во всех трёх. Профессор кафедры истории искусств и наук из Йеля подчеркнул в письме, что хотел бы иметь в своих рядах студента как я. Но я недолго выбирал между Нью-Йоркским университетом и Йелем. Хоть это и Лига плюща, но… Не моя мечта. Я написал письмо с благодарностью и объяснил, что сделал выбор не в их пользу.

Университет был поистине огромным и богатым. Мне – провинциальному парню в кедах и потёртых джинсах, купленных за десять баксов, – тут было слегка неуютно. Когда я получил стипендию, то не очень-то задумывался о социальной стороне своей новой среды обитания. А вот когда я попал сюда, то в полной мере ощутил, сколько на свете пижонов и богатеньких ублюдков.

Мой учебный корпус был соединён со Школой бизнеса и экономики – словом, со зданием, где обитают мажористые детки. Там стипендиаты уж точно не водятся. Не то чтобы они как-то задевали меня – они вообще ни на что не обращали внимания. Но так уж вышло, что столовая, крытый спортзал и бассейн у нас были общие, а поэтому их надменные рожи приходилось наблюдать чаще, чем хотелось бы, что настроения особо не портило, но и не добавляло. Школа искусств и Школа бизнеса и экономики как сиамские близнецы – в каком-то месте слиплись, но всё-таки разные. И, наверное, я до самого выпуска смог бы игнорировать этих людей, если бы не Тревис. Вообще-то, я с ним мирился только потому, что с ним частенько зависал Шон. Я терялся в догадках, что мой лучший друг нашёл в этом мудаке – тот был завистлив до рези в глазах, а хуже зависти, по-моему, мало что можно придумать.

– Чёртов Брендон Вульф, – беспардонно вырвав меня из состояния анабиоза, зло прошипел Тревис, ощутимо боднув меня под столом ногой, когда мы втроём завтракали в столовой.

– Ты про кого? – сонно протянул я, вяло тыкая в котлету вилкой: я всю ночь просидел у мольберта, но так и не смог закончить работу, поэтому после завтрака собирался вновь заняться ею.

– А ты не знаешь? Ныне покойный папаша этого говнюка владелец всего западного побережья, – с нехорошей усмешкой произнёс Тревис, и вид у него при этом был такой, будто бы без этой информации я считался самым тупым человеком на земле.

– Он, что, мэр? – не понял я. Тревис раздражённо замотал головой. – Тогда какого черта ты так пыхтишь, приятель? Владелец – от слова «владеть», и если планетой он не владеет и даже мэром не является…

– Он владелец Woolf & Lee! И если ты не знаешь, скажу: самой успешной компании по предоставлению юридических услуг.

– И?.. – недоумённо выгнул я бровь, уперев взгляд в свои потемневшие ногти, под которые глубоко и надолго въелась краска. – Это ведь не делает его хозяином Нью-Йорка? – Я посмотрел ему в глаза и не удержался от шпильки: – Люди, которые сами ни хрена не могут, только и умеют, что другим завидовать.

– Это не всё. Поговаривают, что у их семьи это не единственный бизнес, – объяснил Шон, ну или пытался объяснить и нейтрализовать дым, который вот-вот обещал перерасти в настоящий словесный пожар.

Тревис возмущённо открыл рот, но поезд-то уже проехал.

– Ребят, мне пора, – воодушевлённо хлопнул я по столу и, поднявшись, накинул рюкзак. – Мне надо зайти к профессору Джексону. На втором году уже не так легко удержаться на стипендии.

– Ботан, – фыркнул Тревис. – Когда-нибудь ты сдохнешь у своего мольберта или с книжкой о Рене в обнимку. Я на твои похороны не приду – мне будет слишком стыдно за такого неудачника, как ты.

– Вот только без этого! – нахмурился Шон. – Дэнни отличный парень.

– Пока, чувак, – бросил я Шону, проигнорировав пламенную речь Тревиса, – встретимся в общаге.

– Удачи, бро! – выкрикнул тот, отчего Тревис скривился, будто сожрал целый лимон. Мы недолюбливали друг друга, но почему-то всё ещё сидели за одним столом и делили Шона, ожидая, чью сторону он примет.

Если уж мы тут созвали вечеринку с пижамами и фондю, я расскажу о своём тёмном прошлом – с него-то и началась моя любовь к искусству. В детстве я был настоящей занозой в заднице. Родители не знали, что делать с моей энергией и агрессией: они показывали меня психотерапевтам, проводили воспитательные беседы, но венцом стала моя отправка на обучение изобразительному искусству. В первое время было тяжело, непривычно и обидно, что на меня повесили такое девчачье занятие. Я передрался со всеми парнями из своего класса по ИЗО. Да там и драться-то было не с кем – жалкая парочка доходяг! Об одноклассниках вообще молчу – они шарахались от меня как от прокажённого. Но постепенно что-то начало меняться. Я был единственным ребёнком в семье и не слишком-то умел общаться с другими людьми, но потихоньку я стал заводить друзей, общаться со сверстниками. В школе я был не особо популярен, в «высшую лигу» не метил, да и девушки у меня не было. Хотя последний пункт, видимо, следует вычеркнуть, потому что я не был уверен в том, что мне нравится женский пол. Я странный: нелюдимый, когда занят своими картинами или скульптурами, и болтливый в остальное время. Не дрался я с класса четвёртого, старался всегда улыбаться, но даже и не надеялся, что когда-нибудь появится человек, который полюбит меня.

Искреннее напутствие друга порадовало, и я, всё ещё чувствуя жутко уставшим и сонным, поторопился в нужный кабинет, не переставая себя чувствовать недобитым зомби.

Мистер Джексон уже ждал меня. Моя незавершённая курсовая была расположена у окна. Размер полотна был довольно большой – это же была курсовая как-никак! – мне хотелось поразить профессора. Тот, увидев меня в дверях, расплылся в улыбке и жестом подозвал ближе.

– Отличная работа, Дэниел, – похлопал он меня морщинистой рукой по плечу. – Цвета словно живые, они играют и… В последний раз я встречал человека, который мог так воспринимать цвета, в девяносто четвёртом. Почти двадцать лет прошло… Это будет замечательная картина, как раз для летней выставки университета.

– Профессор… – неуверенно промямлил я. – Она ведь незакончена – ещё рано делать выводы.

– Тебе бы перенести её в отдельную мастерскую, вдруг кто-нибудь украдёт идею… – будто не расслышал он. – Или украдёт саму картину!

– Этой мастерской никто не пользуется, кроме нас с Вами. Здесь ведь нет ничего, кроме мольбертов.

– И это правильно! – воскликнул старый профессор. – Я преподаю историю искусств уже более тридцати лет. И скажу тебе вот что: никакие современные технологии и всякие другие новшества никогда не смогут превзойти искусство, сотворённое только лишь руками человека.

– Вы правы, – улыбнулся я, взявшись за кисть. – Я продолжу?..

– Конечно! – всплеснул он руками и засобирался. – В общем-то, я пришёл посмотреть на твою курсовую и теперь уверен, что Бренану она понравится: как ни крути – его мнение решающее.

– Спасибо за похвалу, – польщённо улыбнулся я: всё-таки было очень приятно, что такой знаток, как профессор Джексон, так лестно отзывался о моей работе.

Я надел наушники и запустил плей-лист, который почти полностью состоял из рока. Под каждый день у меня была подобрана музыка: когда мне хотелось побыть одному и, не отвлекаясь ни на что, работать – я слушал рок; когда хотелось чего-то спокойного для релаксации или картин, требующих нежности и лёгкости, – я слушал классику. Конечно, и попса была, и джаз, и кантри. Сейчас в наушниках звучал голос Брендона Ури, а я сидел напротив мольберта и смотрел на свою картину, которая была завершена лишь наполовину.

Это была кромка осеннего леса, словно я стоял у самого его края, а за ним расстилался целый мир: закатное солнце отдавало мягкой желтизной, окрашивая листья деревьев в более тёплые тона; лесная дорога, попрощавшись с последними редкими деревьями, вывела меня к бескрайнему полю пожухлой травы. Этот мир будто дышал – казалось, листья деревьев вот-вот зашуршат и последние лучи солнца соскользнут с вершин деревьев на моё лицо, а потом и вовсе скроются за горизонтом, унося с собой вечернюю трель птиц.

Я взял в руки кисть и продолжил оживлять полотно. Не знаю, сколько времени прошло, но от стула оторвался я, когда в телефоне села батарейка, с удивлением заметив, что день подходит к концу. В большие окна уже почти не проникал свет, продолжать рисовать при таком освещении было бессмысленно. Я, поднявшись с места, потянулся, как кот, и направился в столовую: стоило перекусить, чтобы не шлёпнуться в обморок у мольберта. В столовой было оживлённо, я забрал у девушки за стойкой свой ужин и направился к нашему с Шоном столику. Когда я был почти у цели, кто-то толкнул меня сзади и я с подносом полетел на стоящего рядом парня. К несчастью, был испорчен не только мой ужин – дорогая одёжка какого-то пижона тоже была испорчена. И никакой пятновыводитель не отделается от овощного рагу на белоснежной рубашке.

– О, Господи! – взмахнул я руками, с ужасом глядя на поднос, который одиноко валялся на полу. – Прости! Чёрт!

Пижон стоял с непроницаемым выражением лица, мне показалось, что сейчас он достанет пистолет и сделает из меня сито. Я наклонился, чтобы поднять поднос и собрать разбитые тарелку и чашку, но подоспели уборщицы. Друзья этого парня дико ржали, наблюдая за его физиономией. Тогда-то я и понял, что вляпался по-крупному – он всё ещё смотрел на меня своим ничего не выражающим взглядом и не двигался.

– Давай я куплю тебе новую? – нерешительно предложил я.

– Каким образом? – надменно выгнув бровь, поинтересовался он. – Выйдешь на улицу грабить старушек? Эта рубашка стоит четыреста баксов.

– Сколько? – охнул я, широко раскрыв глаза. – Да она магнит для пятен! Придётся её выбросить, да и старушек столько не найти…

– Конечно, я её теперь выброшу! – разъярённо рявкнул пижон. – А тебе я, пожалуй, откручу башку!

– Чушь, – примирительно улыбнулся я, – она слишком привлекательная, чтобы откручивать её от тела.

– Ну да… Она просто эстетический бунт по сравнению с твоим тощим телом, – окинув меня беглым оценивающим взглядом, ядовито заметил он.

– Не всем ведь рождаться Аполлонами, – невозмутимо пожал я плечами. – Ни в какое сравнение с тобой, конечно же, но…

– Оу, серьёзно? Сразу тебе скажу: не интересует – даже если на один раз.

– Какое самомнение, – презрительно фыркнул я, начисто позабыв об инстинкте самосохранения. – И это сказал парень, по уши вымазанный в рагу.

– Уёбывай! – стальным голосом припечатал он. – Прямо сейчас. Или я с тебя шкуру спущу.

– Что так злиться-то? Уёбывать так уёбывать, – вмиг растеряв весь свой боевой запал, пролепетал я и быстро смотался из столовой: что-то этот парень стал меня напрягать.

Шон догнал меня в коридоре с громким воплем:

– Чува-а-ак!

– А? – растерянно посмотрел я на друга.

– Ты в порядке? – спросил он.

– Конечно я в порядке! – возмутился я. – Почему я должен быть не в порядке?

– Это был Брендон Вульф, чувак! – Шон сделал страшные глаза.

– Что за чёрт? – не понял я.

– Тот, про которого мы утром говорили! Ну, ты, что, не помнишь уже?

– У меня курсач горит, – покачал я головой, – мне явно было не до этого. В общем, я пойду. Будь другом, притащи в комнату бургер – я ведь так и не поел. Увидимся.

– Удачи, бро! – традиционно напутствовал меня Шон, хлопая по плечу. – И не забудь про сегодняшнюю тусу!

– О боже… – жалобно застонал я, направляясь обратно в мастерскую.

Ужин слился, работа всё ещё не была завершена. О тусовке можно забыть, если я хочу здесь и дальше учиться, ведь если я слечу со стипендии, то придётся ехать домой, потому что родители не потянут двадцать семь штук в год. Примерно до полуночи я просидел у мольберта. Силы медленно покидали меня, а глаза слипались из-за двух бессонных ночей. А потом двери со стуком распахнулись и влетели Шон с Тревисом – явно за мной.

– Я слышал, что ты сегодня отжёг в столовой, неудачник, – ехидно протянул Тревис.

– Да пошёл ты! – огрызнулся я.

Я слишком устал, хотелось спать и есть, а тут ещё этот гад под боком плюётся ядом.

– Он тебя, наверное, ненавидит! – торжествующе воскликнул Шон. – Боже, а мы ведь тащимся на его вечеринку…

– Неправда, – вяло возразил я, – я очарователен.

– Да ну? – капнув желчью, удивился Тревис. – Спорим, он макнёт тебя в толчок?

– А если нет? – разозлился я. – А если мы станем друзьями с этим… как его там… Брендоном?

– Да это невозможно, – покачал головой Шон. В его голосе я услышал какие-то нотки, которые я не мог идентифицировать: то ли это была пренебрежительная усмешка, то ли бессильная зависть. – Это другая лига, чувак. Он не станет дружить с простым смертным, да ещё и с таким фриком, как ты.

Отличное заявление, ничего не скажешь!

– Эй, – офонарев от услышанного, протянул я, уставившись на друга, – я думал, что…

– Что? – нервно дёрнулся он.

– Забей, – устало сказал я.

Обида беспощадно обожгла ду́шу. Я-то надеялся, что Шон считает меня нормальным, ведь он мой лучший друг… Видимо, я ошибался. Но именно эта обида воскресила во мне, казалось бы, давно забытого агрессивного мальчишку, который кулаками доказывал свою правоту. Ну-у… детство, конечно, давно прошло, и сейчас кулаками махать я, естественно, не собирался, но завёлся конкретно, и, вопреки здравому смыслу, подсказывающему, что стоит замять этот дурацкий разговор, сам предложил пари.

– Так что вы хотите, если выиграете? – с вызовом спросил я, отрезая себе тем самым пути к отступлению.

– А что ты можешь нам предложить? – тут же ехидно подхватил Тревис и, не дожидаясь ответа, сделал ставку: – Давай одну из своих картин.

– Ты же знаешь, я не дарю картины, – покачал я головой, отказываясь от его идеи.

– У тебя больше ничего нет, – упрямо возразил Тревис. – Что ты можешь дать мне такого, чего у меня нет?

– Ладно, – так некстати воскресший во мне упрямый мальчишка решил-таки идти до конца. Я задумчиво пожевал губу, наблюдая за Шоном. Выражение его лица было каким-то… Недовольным? – «Моя Милена» сойдёт?

– Ту, что с маками? – зачем-то уточнил Тревис, потом снисходительно махнул рукой и выдал: – Да любая пойдёт. Подарю брату на день рождения.

– А что, если выиграю я? – спросил я у парней, уже не обращая внимания на обиду, которая, кажется, начала уютно обустраиваться в груди.

– Желание? – спросил у Шона Тревис. Тот выразительно ужаснулся, видимо, подумав о моей богатой фантазии. – Тогда по штуке баксов с каждого.

– О’кей, – кивнул я, прикидывая, что деньги лишними не бывают, – сойдёт.

«Моя Милена» – это портрет девушки, стоящей посреди макового поля. Я нарисовал её для прошлогодней выставки, но так и не подал заявку. Не смог. Мне так хотелось, чтобы именно эту картину увидело как можно больше людей, но в последний момент я передумал. Особой причины на это не было. Не знаю, зачем я им предложил «Милену» – ведь у меня их много и можно было бы отдать что-то попроще и… поколоритнее. Наверное, временное затмение нашло. Но я согласился на этот спор, не потому что мне хотелось поиздеваться над этими двумя. Мне просто стало обидно из-за их слов, будто я какая-то грязь, которая не может общаться с людьми из высшего общества. И Шон, и Тревис, вообще-то, не были стипендиатами, как я, они даже дружили с некоторыми ребятами из Школы бизнеса, но, конечно же, не с такими, как Брендон Вульф.

Разумеется, теперь отказаться от похода на вечеринку я уж тем более не мог – следовало пользоваться случаем и начинать воплощать свою же идиотскую идею в жизнь.

В доме братств на нас смотрели с брезгливостью. Я то и дело слышал, как некоторые спрашивали друг у друга:

– Что они здесь делают? Как они вошли?

Не обращая внимания на перешёптывания за спиной, я отыскал в толпе макушку шоколадного цвета и наигранно-развязно направился к ней. Справедливости ради, нужно заметить, что Брендон был высоким и довольно привлекательным парнем с завораживающими карими глазами. Вообще-то, я тоже не был коротышкой, но вот сейчас, рядом с Брендоном, я им себя и почувствовал. Хоть разница была всего лишь в нескольких сантиметрах, на меня его аура, скорее, давила.

– Хэ-эй, – с ленцой в голосе протянул я, хлопая парня по плечу. – Как дела?

– Детка?.. – удивлённо ухмыльнулся тот. – Вот уж не думал, что ты придёшь.

– Скучал по мне? – подыграл я.

– Всё ещё не интересует, – не оценив моего комедиантства, фыркнул Брендон.

Я, притворно обидевшись, надул губы, но тут же по-честному покраснел, когда заметил, КАК он посмотрел на них. Мне показалось, что между нами проскочил электрический разряд, заставив моё сердце замереть… Но он же ведь… натурал? Ведь натурал, да?

– Так ли не интересует? – забыв о своей игре, смущённо произнёс я.

Друзья парня заулюлюкали, как идиоты, но Брендон не обратил на них никакого внимания.

– Что тебе нужно? – прямо спросил он, казалось, глядя мне просто в ду́шу.

– Я хотел извиниться перед тобой… – понимая, что я с треском провалил задуманный план, неуверенно начал я и растерянно замолчал.

– Ну, так извиняйся. Ждёшь чего-то?

– Извини, – нахмурился я и… всё-таки не удержался: – Ну ты и козёл.

– Надо же, – тихо рассмеялся Брендон. – И это извинения? Серьёзно? А ты забавный…

– Не забавнее тебя, – огрызнулся я.

– Очаровательно. И как же детку зовут? – ехидно спросил он, выгнув бровь.

– Дэниел Ферри. И я не детка, чёрт возьми!

– Правда? Значит мне показалось, как маленькая детка сегодня в столовой назвала меня красавчиком, а потом по-тихому свалила. Ну точно – детка…

Это похоже на заигрывание, или мне кажется?

– Я хотел с тобой подружиться, – раскрыл я ему доступную часть своего плана, который теперь, казалось, летел к чертям, – но теперь с такой же силой хочу дать тебе по роже.

– Спрячь свои милые зубки – об меня ты их точно сломаешь.

– Я не имею привычек тянуть всякую гадость в рот, – не подумав ляпнул я и только потом понял, как прозвучали мои слова.

Бровь Брендона опять насмешливо выгнулась, а на губах появился недобрый оскал. Боже, во что я влип? Его друзья давно смылись, но мы всё равно привлекали слишком много внимания: окружающие поглядывали на нас с нескрываемым любопытством. А я стоял как пришибленный и не мог понять, злится Брендон или нет.

– А какие привычки ты имеешь? – вкрадчиво произнёс парень, наклонившись к моему уху. По телу пробежали мурашки от его низкого голоса.

– Уж точно не такие, как у тебя, – сдавленно выдохнул я и попытался немного отойти.

– Хм-м-м, – протянул он. – Конечно, ведь я всегда сверху… детка.

– Не интересует, – брякнул я, копируя интонацию Брендона, от чего он заливисто рассмеялся.

– Пойдём, – отсмеявшись, махнул он в сторону какой-то комнаты, – я покажу тебе, где тут бюджетная пицца.

– Говнюк, – тихо буркнул я.

– Что?

– Говорю: бюджетная пицца – это здорово, а я ем много.

– Не сомневаюсь, – снова рассмеялся Брендон.

***

– Ну и как всё прошло? – спросил Шон, когда мы уже были в комнате и ложились спать.

– Мы ели пиццу, – улыбнулся я. – Я победил.

– Так не пойдёт, – покачал головой Шон. – Давай так: если он будет сидеть с тобой за одним столом в столовой, то считай, что ты победил.

– Проще простого, – отмахнулся я.

Но утром меня ждал вселенский облом. Когда я с подносом хотел подойти к Брендону, чтобы предложить вместе пообедать, он сложил из рук крест и громко произнёс:

– Не подходи ко мне. Сегодня на мне костюм от Валентино.

– Кто вообще носит такие шмотки повседневно?! – раздосадовано рявкнул я.

– Я, – ответил Брендон. – И в плебеи я не записывался, чтобы носить клетчатые рубашки, будто иду разгребать навоз на ферме.

– Кусок козла, – припечатал я, разозлившись за свою любимую рубашку в клетку, которая была на мне, и развернулся к столику, где обычно завтракал.

– А ещё вчера я был целым козлом, – с наигранной сокрушенностью прозвучало за спиной. – Детка не в духе?

– Иди к чёрту, Вульф.

– Обязательно.

– Придурок, – прошипел я.

Весь завтрак слушал я подколы Шона и Тревиса, но ни разу так и не посмотрел в сторону самой ядовитой змеи в кампусе.

После завтрака я снова вернулся к своему мольберту. Праздничные выходные должны были закончиться через два дня, и у меня оставалось очень мало времени. Работу нужно было сдать до седьмого января. Вы спросите: «Что же ты делал весь первый семестр?» – учился, ходил на лекции, сдавал другие работы. Счастье, что я рисую, а не леплю скульптуру. Где бы я отыскал натурщика? Вспомнив об уроках мистера Уилла Лавина, я поник. Во втором семестре нужно будет слепить ему человека в полный рост. А к лету сдать портрет с кучей требований мистеру Бренану. Кажется, до следующего года я не доживу.

Я не поверил своим глазам, когда к вечеру понял, что картина закончена. В наушниках звучали Maroon5. Настроение было лучше некуда. Я минут пятнадцать наслаждался видом завершённой работы, а затем, поднявшись с места и развернувшись, застыл – позади меня на стуле спокойно сидел Брендон, сложив руки в замок. Видимо, он тут был уже довольно долго.

– Ты что тут делаешь? – нахмурился я.

– Прогуливаю тренировку, – пожал тот плечами.

– Ты в университетской команде? – удивился я, упаковывая тюбики в чемоданчик, а кисти замачивая в специальном растворе.

– Нет, в группе черлидерш, – насмешливо ответил он.

– Где же твоя юбка и помпоны? – не смог я сдержать улыбки, вытирая руки тряпкой.

– Подружке одолжил.

Какое-то время мы молчали. Я собирал свои вещи и устало зевал. Брендон же расслаблено сидел на стуле и смотрел на картину. Это было довольно странно, ведь ещё позавчера мы и не догадывались о существовании друг друга, а сейчас ведём себя так, будто знакомы не один год. Я украдкой поглядывал на Вульфа. Он был хорош собой, как бывают красивы богатые и уверенные в себе люди. Внешность у него была немного грубая, лицо мужественное и гладко выбритое. Никаких смазливых черт: хитрый прищур глаз, нос с горбинкой, тонкие губы и низко посаженные тёмные брови. Брендон по-пижонски укладывал волосы назад в стильную причёску, открывая широкий лоб. На нём были, с виду обычные, тёмно-синие слаксы и чёрный кардиган грубой вязки поверх светло-синей рубашки.

Я снова вспомнил слова Тревиса и Шона, будто такие, как я, не могут общаться с кем-то вроде Брендона. На языке осела лёгкая горечь. Всё-таки было обидно за себя: будто, не имея на счету миллиона, ты и не человек вовсе. Это меня подстегнуло, раззадорило. Хотелось показать им, что я… я всё-таки чего-то стою и не всё в мире измеряется деньгами.

– Слушай, Вульф… – заговорил я. – Как ты думаешь, мы могли бы стать друзьями?

– Не могли бы, – прозвучал быстрый и чёткий ответ.

Мне стало ещё паршивее. Я посмотрел на свои изношенные и заляпанные краской кеды, такие же заляпанные джинсы и бордовую рубашку в клетку.

– Это что-то вроде «Я не дружу с бедняками»? – раздосадовано задал я вопрос, не поворачиваясь лицом к Вульфу.

– В моих кругах нет бедняков, – спокойно согласился Брендон, – но причина не в этом.

– А в чём же? – нахмурился я, резко разворачиваясь. – Я странно говорю? Одеваюсь не так? Или ты меня просто считаешь?..

– Причина НЕ в этом, – перебив меня, повторил Вульф, поднимаясь со стула.

– А в чём? – теряясь в догадках, уставился я на него.

– Мы с тобой не сможем дружить, – самодовольно ухмыльнувшись, заявил он, – потому что дружеские чувства не рождаются в отношении того, кого хочется нагнуть… детка.

Я опешил. Мы стояли несколько ближе положенного, и я отчётливо слышал, как в груди билось сердце. Он просто дьявол во плоти: нахальный и с жестоким взглядом, но до чего же он был очарователен в этой своей наглости! Я опомнился только тогда, когда Брендон поцеловал меня, проникая в мой рот языком. Оттолкнув его, я отошёл на несколько шагов назад. Наверное, в моих глазах отразилось что-то такое, что ему явно не понравилось. Я буквально почувствовал, как из ласкового и наглого кота он резко превращается в опасного и довольно разозлённого хищника.

– Я не такой, слышишь? – вспыхнув, нервно произнёс я. – Ты говорил, что я тебя не интересую в этом плане, а теперь… Ты, наверное, решил: о, этот парень ошивается вокруг уже второй день, а почему бы его не трахнуть?

– Я поражаюсь твоим умозаключениям.

– Но они ведь верны? Ответь честно!

Брендон молчал, а я и не думал ждать ответа – быстро подхватил сумку и выскочил из помещения. Сердце всё ещё стучало слишком громко, чувства смешались в один ком. Конечно же, мне нравился Вульф – он был красивым и сильным парнем, но… Я не готов быть чьим-то очередным постельным достижением. Да, я сам нечестно поступил, втягивая в спор Брендона, однако секс – это другое. И, возможно, я повёл себя как истеричная барышня, но даже для меня – парня, который, скорее всего, всю жизнь проведёт в одиночестве, – это было слишком.

***

– Ну как там наш спор? – как бы невзначай спросил Шон, листая учебник.

– Какой спор? – прикинулся я.

Разумеется, я сразу понял, о чём он. Прошло три дня с того самого инцидента. Мы с Брендоном больше не разговаривали – просто делали вид, что не замечаем друг друга.

– Тот самый, в котором ты утверждал, что заведёшь дружбу с Вульфом.

– Ах, это… – протянул я, переодеваясь. Настал день выставки курсовых работ, на которой три преподавателя будут ходить по галерее и выставлять оценки, проезжаясь по своим студентам. – Я ещё в деле!

– Да? – удивился Шон, отбрасывая несчастный учебник.

– Да, – упрямо подтвердил я. – Правда я не хочу иметь ничего общего с этим уродом, но спор – есть спор.

Шон фыркнул, но никак не прокомментировал, лишь как-то злобно усмехнулся. «Странно», – подумал я, но эта мысль быстро угасла, поскольку я очень спешил и мне сейчас было не до того: нужно было успеть разместить свою работу в западной галерее, пока там не собралась толпа. Выставка через шесть часов, но нужно было ещё всё устроить как надо.

Почти весь день я был занят: занимался картиной, договаривался с преподавателями о других работах, ну, и просто переживал. Я всё ещё дико переживал за свою стипендию – если я не войду хотя бы в пятёрку лучших, то стоит задуматься о сборе вещей. Но я даже не предполагал, что на выставку придёт поглазеть столько народа! Помещение заполнялось преподавателями, какими-то неизвестными людьми – и даже студентами Школы бизнеса! Я-то думал, что будут только ребята из нашего корпуса да несколько педагогов.

Я начинал нервничать, стоя в сторонке. Моя картина оказалась самой большой и видной, поэтому её разместили на отдельную стену – самую дальнюю от входа. Чёрт, если кто-то будет лучше меня в начале, то по мне основательно проедутся. Такое как-то случилось с Каролиной – девчонкой из моей группы. Конечно же, я уже второй год попадал в список лучших, но не на самую верхушку. Мне ставили «отлично», но, как правило, никаких комментариев не добавляли. Никаких тебе «Хорошая работа» или же «Молодец». Это меня всегда напрягало – будто мои работы хороши, но не настолько, чтобы их можно было похвалить. И я бы, наверное, продолжал грызть себя изнутри, если бы ко мне вдруг не подошёл Брендон.

– Расслабься, – протянул он насмешливо. – У тебя такой вид, будто ты сейчас обделаешься.

– Какого чёрта ты тут делаешь? – недовольно заворчал я, нахмурив брови.

– Пришёл посмотреть на свою детку.

– Катись к чёрту, Вульф, – раздражённо огрызнулся я.

– Прости меня, – как бы невзначай произнёс Вульф. – Не надо было так к тебе лезть, но ты мне, и правда, понравился.

– Разве лезут целоваться с языком на второй день знакомства? – недовольно спросил я.

– Детка, – иронично мурлыкнул он, – я трахаю милашек чуть ли не после слова «привет».

– Ты случаем не насильником подрабатываешь? – притворно ужаснулся я.

– О, поверь мне, если бы я был насильником, мальчики и девочки бегали бы по парку ночью голыми, выискивая меня.

– Ну ты и засранец… – не сдержав улыбки, в который раз констатировал я очевидное.

– Какой есть, – равнодушно пожал Брендон плечами.

Какой-то непрошибаемый парень! Я не видел для себя никакой возможности подобраться к нему, но, чёрт возьми, до чего же обаятельным он был! Когда наши глаза встречались, мне казалось, что сердце, к чёртовой матери, отключится. Мне нужно было что-то придумать, чтобы удержать эту язву возле себя не только ради спора. Я неосознанно тянулся к нему, хоть раньше даже и не замечал. Так почему же, поговорив с ним всего несколько раз, мою голову посещают эти абсолютно бредовые мысли?

– Меня кое-что интересует, – начал я неуверенно. – Ты гей?

– Скажем так: я – человек свободных взглядов, – снова пожал плечами Брендон.

– Я хочу попробовать, – произнёс я, прикусывая нижнюю губу.

– Что именно? – иезуитски улыбнулся он. – Побегать по парку голым?

– С тобой, – разозлился я, но быстро смущённо отвернулся от внимательных карих глаз. – Ты сказал… Я… В общем…

– Я тебя понял, – вкрадчиво прошептал Брендон, наклонившись к моему уху. – Мне эта мысль тоже нравится, но ты не боишься?

– Чего? – с вызовом посмотрел я на него.

Я всё ещё храбрился, но одному Богу было известно, как внутри всё горело и как мне хотелось сбежать куда-нибудь – желательно на другой конец света.

– Я не такой, каким могу показаться на первый взгляд.

– Судя по всему, у меня очень специфический вкус, – наигранно-доверительно сообщил ему я, но под испытующим взглядом всё-таки решил пояснить: – Ты же настоящий засранец!