Текст книги "Слишком хорош для тебя (СИ)"

Автор книги: ms_collins

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Эва сама чувствует себя так, будто падает с огромной высоты. Внутренности переворачиваются, и мир замирает.

Крис верит, что это всё – просто потому что им нравится целоваться.

А ещё Крис верит, что клин вышибают клином. Потому что какой ещё может быть способ избавиться от Мун, засевшей в голове, кроме её самой?

Если бы он не сделал этого, то, наверное, сошёл бы с ума от мыслей и имени, вертящегося в голове.

Эва-Эва-Эва.

Э в а.

Когда Мун стоит перед тобой, расстроенная и раздражённая, с каплями воды, блестящими на губах, странно – не поцеловать её. Примерно то же самое, как если бы умирающий от жажды человек отказался от предложенного ему стакана воды.

На губах Мун время как будто застывает, и Крис застывает вместе с ним. На губах Мун ещё остался вкус шампанского, прохладной воды и карамельного блеска. И кажется, что можно раствориться в этом вкусе навсегда.

До того, как воздух в лёгких кончится.

В следующую секунду всё возвращается: время, шум, музыка, заваленная стаканами и всяким хламом кухня, глаза Эвы, смотрящие с непониманием и каким-то странным сожалением.

Крис мог бы сказать, что Эва не должна лить слёзы из-за бровастого придурка Юнаса.

Крис мог бы сказать, что хочет её.

Но Крис говорит:

– Увидимся в школе.

========== Идеальность ==========

– Ты только не злись. И не расстраивайся, – говорит Нура, кладя руку ей на плечо.

Эва вглядывается в глаза подруги, не понимая, с чего бы ей вообще психовать, но у Саутр такой вид, что Мун, кажется, лучше не знать того, что она собирается сказать. Может быть, Эва и не хочет… может, ей и не надо.

– Это… никто не думал, что это случится. – Нура продолжает доверительно-убедительно вглядываться ей в лицо, и Эва, кажется, сейчас начнёт психовать уже от этого.

Потому что в такие моменты хуже всего – это повисшая в воздухе, где-то на грани, неопределенность, сдавливающая лёгкие предположениями.

– Что? – спрашивает она.

– Юнас. В общем, Вильям написал мне, что Юнас в больнице. Это вроде как из-за того раза… – Нура замолкает, ожидая реакции. – Исак там, – добавляет она.

– Это серьёзно? – спрашивает Эва, силясь осознать услышанное.

Вообще-то, ей кажется, что внутри что-то упало. Всё сжалось в ожидании худшего.

– Вроде сотрясение…

– Чёрт! Это всё твой долбаный Вильям!

– Эва… – Нура, как всегда, со своим успокаивающим «всё-в-порядке» тоном.

– Если бы Пенетраторы вечно не цапались с Якузами, то никто бы от этого не страдал, – говорит Эва.

– Вильям не виноват, ты же знаешь. – Нура отходит.

– И когда это случилось? – спрашивает Мун, сложив руки на груди. – И в какой он больнице?

– Вчера. И к нему всё равно не пускают. Но я пришла к тебе, как только узнала. Вильям мне сказал полчаса назад.

– Мне надо… кое-куда, – говорит Эва и хватает куртку. – Я скоро…

Вообще-то, она чувствует, что зла. Потому что Пенетраторы молчали. И вот почему Крис с Вильямом ушли из школы раньше вчера.

***

Через пятнадцать минут Эва уже с силой колотит в дверь.

– Крис! – зовёт она. – Открой!

Через несколько мгновений с другой стороны двери раздаются неторопливые шаги, и на пороге появляется заспанный Крис в чёрных джинсах и майке.

– О, Сталкер. Соскучилась?

– Я войду? – с возмущением спрашивает Эва, пытаясь пробраться в дом мимо загородившего проход Шистада.

Очень он ей нужен.

– Вообще-то… – протягивает Крис, не отходя.

– Ты что, не один? – Эва хмурится. Об этом она даже не думала, когда ломилась к нему.

Да насрать.

Господи, неужели так сложно написать короткую СМСку?

«Юнас в больнице» – три долбаных слова.

Крис усмехается и прислоняется плечом к косяку, давая ей дорогу:

– Да нет. Хочешь – проверь.

Эва протискивается мимо него вовнутрь и, сверля Пенетратора взглядом, спрашивает:

– Ничего не хочешь мне сказать?

– Например? – спрашивает Крис, выгнув бровь и улыбаясь.

Собственно, и говорить ему особо нечего.

– Например: «Эва, Юнас попал в больницу, потому что из-за нас, петухов, у него сотрясение»! – говорит Эва, сжав кулаки. – Ты же знал, – продолжает она. – Знал и молчал вчера.

И снова Эва и её беспокойства о Юнасе. Святой Юнас.

Чем ты заслужил такую опеку, м?

– Вильям, – закатывает глаза Шистад. – Ничего не будет с твоим парнем, Мун.

– Он не… – говорит Эва, но осекается.

Сейчас важно не это.

– Сколько ещё из-за вас будут страдать другие? – почти накидывается она.

– Он сам влез, – говорит Крис. – Якузы и так за всё ответят, можешь не волноваться.

– И это будет длиться вечно! – возмущается Мун, несильно толкая его в грудь. – Сколько можно? Это же глупо.

– Глупо, Мун, обвинять меня в том, в чём я не виноват. Я твоего Юнаса не трогал. Иди поприставай к парням из Якузы. – Он берёт её за плечи и разворачивает к выходу.

Ну, нет.

Эва вырывается из хватки, недовольно сопя, и отталкивает руки Криса.

– Шистад, – недовольно говорит она.

– Ну извини, в следующий раз обязательно буду тебе рассказывать обо всём происходящем. Могу начать прямо сейчас. Мне надо в туалет, Эва. Можно?

Эва сначала не понимает, но потом хмурится и говорит:

– Эм, ну… что?

– Я пошутил, Мун. Шутка. Успокойся, короче. Ничего не будет с твоим святым Юнасом, – говорит Крис, поднимая руки.

– Не беси меня.

– Ты сама знаешь, что такие парни, как он, всегда получают по макушке. – Шистад прислоняется спиной к стене и складывает руки на груди. – А вообще-то, забавно, что, узнав обо всём, ты побежала не к нему, а ко мне.

Эва вспыхнула и легонько ударила его по руке.

– К нему не пускают!

– Можешь не оправдываться передо мной. Да и вообще, приходи в любое время.

Эва хмурится. Эва не понимает. Эве стыдно.

– Ты издеваешься?

Крис смеётся и ухмыляется в своей обычной манере.

– Будь проще, детка, – говорит Крис и отталкивается от стены. – Ладно, закроешь дверь за собой. – Он разворачивается, чтобы уйти. В конце концов, оправдываться перед Эвой – это последнее чем он собирался заниматься сегодня.

– А ну стой! – Эва хватает его за руку.

Шистад оборачивается и смотрит, как бы спрашивая: «Что ещё?»

– Ты должен пообещать, что не дашь Юнасу в этом участвовать. – Она смотрит ему в лицо, пытаясь найти зачатки хотя бы какой-то серьёзности или понимания, но Крис говорит:

– Тебе стоит перестать контролировать его жизнь. Попробуй как-нибудь. Неплохо помогает.

– Крис.

Эва тянет его за руку.

– Мун, – говорит он, выдёргивая ладонь из её рук и кладя ей на плечо. – Хватит. Делать. Мне. Мозг. Я тебя услышал, но ничего не обещаю. Так ясно?

Она поднимает глаза и утопает. Она не должна была приходить. Не так. Не сегодня и не сейчас. И не из-за Юнаса. Эва ненавидит свою глупость и импульсивность.

Крис наклоняется к ней, чуть подталкивая к стене, и говорит тихим шёпотом:

– Просто расслабься. Наслаждайся жизнью, а не бегай за своим Юнасом.

Он отстраняется и смотрит ей в глаза. Эва чувствует, как тонет, захлёбываясь горьким шоколадом. Он опускает руки с её плеч и обхватывает ладони.

– Иди домой, Эва. И не трахай мозг ни себе, ни мне. – Он улыбается. Это так убедительно.

До этого время шло медленно, будто замёрзшее, теперь стали проясняться звуки и запахи. В уши ударяет шум улицы, машины, люди. А в нос – слишком знакомый парфюм Шистада.

Эва чувствует, что ей надо сбежать. Испариться.

Провалиться сквозь землю, чтобы оказаться в другой части города. Как можно дальше от этого дома, этого запаха, этих глаз. Кажется, щёку жжёт от взгляда, которым Крис буквально пронизывает её.

Кажется, Эва уже ничего не понимает.

Рука Шистада перемещается ей на талию.

– Так ты остаёшься? – спрашивает он, улыбаясь ей в шею. Так, что его идеальные губы касаются кожи, а горячее дыхание согревает и вызывает мурашки.

Эва на автомате зарывается руками в его волосы, отмечая про себя, что эту причёску не может испортить ничего на этом свете.

В следующую секунду она уже целует его губы, в очередной раз не понимая, как это получается. Вроде бы ты стоишь, всё нормально, а в следующую секунду его язык уже старательно исследует твой рот.

Крис вжимает её в стену, и это кажется безусловно правильным и бесконечным. Наверное, они могли бы провести так всю жизнь – стоя в его прихожей прямо перед приоткрытой дверью.

Всё кончается так же неожиданно, как начиналось: в кармане Шистада вибрирует телефон, и Эве почему-то хочется выбросить его к чертям, но Крис отстраняется, тяжело дыша и берёт трубку.

– Угу. Да, хорошо, – произнося всё это, Крис не отходит ни на шаг, его рука всё так же покоится на талии, и Эва замечает, что, по ощущениям, его ладонь идеально подходит к изгибу её талии.

Он проводит носом по её волосам, вдыхая цветочно-травяной запах и произносит:

– Нет, не забыл.

Эва смотрит, цепляясь за его пальцы, а Крис отключает телефон и говорит:

– Мне надо к Вильяму.

Может, девчонкам стоит ревновать его не друг к другу, а к Магнуссону?

Эва думает об этом и усмехается.

– Тебя подвезти до дома? – спрашивает Крис, надевая привычную серую толстовку через голову и поправляя волосы. – Мне как раз по пути.

– Я не домой, – отвечает Эва, – но спасибо. – И уходит, не прощаясь.

Это было слишком странно, чтобы обернуться и ещё раз увидеть этот его взгляд и ещё раз подумать о том, как идеально его рука лежит на её талии, а губы целуют шею.

========== Серотонин ==========

Комментарий к Серотонин

Land Lines – Will + Worry

Спасибо вам огромное за 100 плюсов, я счастлива и удивлена. С Рождеством!

В детстве Эва просила маму сделать ей шоколадную ванную. Ну, знаете, это одно из тех странных детских желаний на день рождения типа жить в трейлере или отправиться в путешествие к пингвинам. А она мечтала весь день провести вот так – плавая в этой ванной, поглощая тёплый шоколад из неё же. Наверное, тогда маленькая Эва чувствовала бы себя счастливее всех детей на планете.

Сейчас Эва думает о том, как бы не утонуть в шоколаде. А ещё о том, что, если пойти ко дну в шоколадной ванной, то сможет ли выброс серотонина в кровь перебороть ужас собственной смерти от асфиксии?

Эва буквально представляет себя захлёбывающейся шоколадом. Она не вдыхает до того момента, как воздуха в лёгких не остаётся, а голова как будто взрывается.

Инстинкт самосохранения не даёт тебе дышать ровно до этого момента.

Потом – смерть.

Кажется, будто проходит вечность. А в действительности удушье – дело нескольких минут.

Убеждение – это великая сила. Человек, достаточно мотивированный и настроенный, может убедить и себя, и окружающих в чём угодно.

При этом самоубеждение гораздо опасней, потому что отказаться от него сложнее.

Эва считает, что сбежала из дома Криса к Юнасу, потому что любит его и волнуется. Нет, она, конечно же, волнуется, как и любой за довольно близкого человека, но насколько в этом присутствует любовь, а не чувство вины – уже другой вопрос.

Насколько она уверена в этом, чтобы суметь убедить саму себя?

В некоторые моменты наши мысли нам не подвластны. В такие минуты и раскрывается ваша сущность и подноготная.

Твои мысли – это ты сам. А когда ты не можешь их контролировать – это настоящий ты, не скрытый под оболочкой, прячущей тебя от внешнего мира.

В последнее время Эве всё сложней уследить за мыслями, которые заняты чёрт знает чем. Точнее, кем.

И то, что Мун пришла сегодня к Крису, вместо того, чтобы отправиться в магазин за апельсинами для Юнаса, только доказывает то, что она буквально открыла дверь перед его вздёрнутым носом, пригласила войти и расположиться в её голове, как дома.

Перед мысленным взором предстаёт Шистад, разлёгшийся на диване в её гостиной. И правда, как дома.

Эва мотает головой и прибавляет шаг, надеясь, что Крис ещё некоторое время будет собираться. Она не слышит тихий скрип колёс позади и вздрагивает, когда внезапно раздаётся:

– Эй, Сталкер.

Эва оборачивается и почти закатывает глаза.

– Снова привет, – говорит она, оборачиваясь, а потом ускоряя шаг.

Это похоже на преследование. Или у неё какая-то странная форма паранойи.

Как называется болезнь, при которой ты боишься утонуть, но при этом делаешь всё, от тебя зависящее, чтобы так и произошло в конце концов, невзирая на здравый смысл?

– Куда идёшь? – спрашивает Шистад, одаривая её одной из своих «я-господь-бог» улыбок. Так, будто уверен на все двести процентов, что она тут же побежит к его машине.

– Просто… иду. – Эва не останавливается, а машина продолжает слишком медленно преследовать её. – Ты меня преследуешь?

– О, это не я неожиданно заявился к тебе домой, – говорит Крис.

– Пока, Крис, – говорит Эва, ускоряясь.

Она не сядет в машину Шистада. Она не обернётся и не будет говорить с ним. Она не утонет.

Нет. Не-а.

Это так похоже на наваждение или временное помешательство.

Всё, что связано с Крисом, – неправильно. Решительно уродливо и очень странно. У него слишком извращённые представления о жизни, чтобы Эве лезть в это.

Правильно – это Юнас.

– Эва, до больницы пешком идти полчаса. А на машине десять минут, – не сдается Крис.

Он сам не знает, зачем ему это нужно. Может, ему нравится злить Мун. Нравится, как краснеют её щёки и чуть подрагивают руки. Нравится это выражение в глазах, придающее ей какую-то… опасность, что ли. Опасная Эва. Звучит смешно.

А может, просто Сталкер – это он. Может, контролировать нужно ему?

А может, он просто любит игры. Эва играла с ним, когда хотела попасть на вечеринку, он играет с ней, когда хочет её трахнуть. Кажется, всё логично. По-честному.

Эва останавливается, смотрит на часы и говорит:

– Тебя Вильям ждёт.

– Подождёт, – Крис пожимает плечами. – Мун, я не буду тебя уговаривать. Считай это просто извинением за твоего парня.

Пожалуй, скоро Шистаду надоест делать вид, будто ему не насрать на Юнаса.

– Он не мой… – Эва уже второй точно такой же раз осекается.

Какая разница, кто для неё Юнас? И зачем доказывать это Крису, объяснять что-то? Он может думать так, как хочет.

Решив, Эва направляется к машине. В нос ударяет запах «Кензо». А в кровь – серотонин от шоколадных глаз, всего лишь слегка мазнувших взглядом по её щеке.

– Господи, я надеюсь, ты не пил одеколон и не угробишь нас, – морщится она.

– Если страшно, можешь выйти, – смеётся Крис, вжимая педаль в пол.

У Эва вообще стойкое ощущение, что он всё время только и делает, что смеётся над ней.

Shake it off

And become something else

========== Плохая компания ==========

Юнас смотрит неодобрительно. Хмурит густые брови, на одной из которых ещё виднеется засохшая кровь.

Это забавно, думает Эва.

Идеальный Юнас. Всегда хороший. Всегда безукоризненный. Даже когда изменяет своей девушке с её лучшей подругой.

Даже когда врёт и курит дурь, Юнас всё равно остаётся тем же образцово-показательным мальчиком. Из тех, кого можно представить родителям. Из тех, кто точно придётся им по вкусу.

Сейчас Юнас – то ли недобывший, то ли как строгий брат, Эва не знает, и ей всё равно.

Когда Эва приходит, Юнас сидит у окна. Напряжённо-статично, не двигаясь и не оглядываясь на звуки открывшейся двери и шагов. Он видел, кто её подвёз, Эва понимает.

И поэтому сейчас Юнас хмурится.

– Как ты? – спрашивает она, присаживаясь на край кровати.

Юнас встаёт с подоконника, немного морщась от боли в рёбрах, и подходит. Садится рядом и говорит:

– Это Крис тебя привёз? – Эва кивает, оглядываясь на окно. – Он не лучшая компания, – говорит Юнас так, будто имеет на это право.

А он, наверное, имеет. Ведь он для неё навсегда лучший друг.

– Судя по твоему лицу ты с ним чаще видишься, – она улыбается, опустив глаза, но потом говорит: – Зачем тебе это, Юнас?

Ты не для этого, Юнас. Ты не такой. Ты хороший мальчик, который приносит в дневнике пятёрки и не ввязывается в драки с парнями с Якузы. Не водится с Крисом.

– Это… просто. Знаешь, – он смеётся, – так выходит. Не люблю драться. – Он трёт костяшки пальцев на правой руке большим пальцем. – Но в этом что-то есть. Втягивает.

– Это глупо. И жестоко.

Ты не жестокий, Юнас.

Он говорит, что знает. Он говорит, что постарается больше не драться. Эва чувствует ответственность. Как будто в них обоих почти одновременно что-то сломалось. В какой-то момент. Может, после её поцелуя с Крисом.

Может, ещё в самом начале, когда они встречались за спиной Ингрид?

Может, она всегда была такой неправильной? Сломанной.

Девочка, которая ломает других вслед за собой.

Эва уходит задумчивой после их долгих разговоров. Это странно и непривычно, но, кажется, ей уже не так больно оттого, что они с Юнасом больше не вместе. Теперь ей кажется, что они и не слишком подходили друг другу. Юнас – тот, в компании которого ты чувствуешь себя неполноценной от исходящей от него положительности. Не то чтобы он слишком правильный, он просто… святой?

Святой Юнас. Эва произносит это в голове в точности, как Крис.

Эва старается не думать слишком много о Крисе. Ей проще убедить себя в том, что между ними ничего, ничегошеньки нет, чем пытаться понять мотивы его поступков. Крис – нелогичный, импульсивный.

Вообще-то, он из тех парней, глядя на которого девчонки сначала хотят лечь под него, а потом, когда начинают что-то чувствовать, – перевоспитать. Ведь это любимая сказка всех девочек, в которой чудовище становится прекрасным принцем.

Вообще-то, всех девочек с детства именно на это и программируют: на принца на белом коне*. Если задуматься, то этот посыл преследует каждую по жизни.

Как тут не спроецировать на себя, если настраивают на это буквально с пелёнок? Спящая красавица ждёт своего принца, пока Золушка учит каждую девочку быть хозяйственной. И тоже ждать принца, конечно же.

А потом появляется кто-то вроде Шистада, с кем так хорошо, что хочется продлить это как минимум надолго. Только он не прекрасный принц.

Но некоторые ведь, и правда, перевоспитываются.

Чудотворная сила девичьей любви.

Но не Крис же.

Волшебный, чудодейственный трах.

Интересно, скольких из них он помнит по имени?

Кажется, план Эвы не думать о Шистаде проваливается на начальном этапе. Но это не то что бы слепое любование им. Скорее, её вечная склонность к анализированию. Эва любит размышлять о мотивах и причинно-следственных связях, всегда всё хочет понять.

Эва хорошо знает себя. Если обычные люди наступают на грабли по глупости или из-за своих чувств, то она – из искреннего и непреодолимого любопытства.

В кармане вибрирует телефон.

«И как дела у твоего парня?»

«Ты так интересуешься Юнасом, словно хочешь, чтобы он был твоим парнем»

Эва ухмыляется и убирает телефон в карман, но ответ Шистада не заставляет ждать:

«Смешно. Ха-ха»

«Он видел, что ты меня подвёз до больницы»

Эве интересно, что Крис ответит на это, и он спрашивает:

«Что говорит?»

«Что ты плохая компания»

Эва улыбается, зная, что никакие слова Юнаса не переубедили бы её.

«Безусловно, детка. Очень плохая»

Эва входит в дом и строчит новую СМС.

«Мне надо готовиться к английскому. Пока»

«Придёшь в пятницу к Вильяму?»

«Ты и твоя команда»

Эва думает, что в жизни что-то не меняется.

«Может»

Эва знает, что теперь ей точно стоит отложить телефон, чтобы наконец начать готовиться к контрольной. Иначе, если она не напишет её, то вечеринка накроется медным тазом. Эва никогда не была отличницей, а в последнее время откровенно забила на учёбу. Пора исправлять положение.

Комментарий к Плохая компания

* Про программирование – реальный факт:D

========== Шелуха ==========

Комментарий к Шелуха

Я много хотела написать в примечаниях в этот раз, но слова сложно найти, это норма. В общем типичная глава о типичных проблемах типичных подростков. Думаю, многие из вас смогут узнать себя в чём-то здесь. А ещё вот моё _как бы_ видение персонажа, как аргумент того, что сезон про него, вообще-то, тоже мог бы быть интересным, нам ведь показали так мало. Не будьте однобокими, в общем, вот. Спасибо.

P. S. Убрала ООС в предупреждениях, но оставила пометку в примечаниях. Когда пора будет возвращать его – скажите:D

Спасибо за все прекрасные слова, которые вы мне говорите.

The Weeknd – Twenty Eight

Он так любит, буквально обожает, когда мать вспоминает про него. Её не в чем винить, сейчас большинство женщин увязли в карьере. Чёртов, мать его, феминизм. Крис не винит, он просто… привык. Он всегда сам по себе. Сам гладит свои вещи, сам собирает себе обед в школу. В этом нет ничего противоестественного. Ему и так можно поблагодарить случай, судьбу или что там ещё за то, что его мама адекватная, не то, что вон у Вильяма, например. Родителей не выбирают, и это нормально. Каждый человек за свою жизнь выучивает этот урок.

Это нормально настолько, что Вильям не злится на Нуру, когда та называет его мать «пиздой». Настолько, что теперь он, Крис, искренне удивляется, когда мать пристаёт с расспросами.

«Что ты делаешь, Крис?», «Почему ты прогуливаешь школу?», «Почему у тебя двойка по норвежскому, Крис?», «Где ты был ночью, Крис?».

Крис-Крис-Крис-Крис.

Это черта всех женщин – пытаться всё контролировать?

Кажется, как будто мама сейчас старается за все те месяцы, что обращала на него внимание, только когда отрывалась от газеты на его: «Доброе утро, ма».

Я просто заебался, ма. Я просто не знаю, что делать со своей жизнью.

Крису нравится экономика и история, но он в душе не ебёт, зачем ему география и норвежский в выпускном классе. Всё, что могли, они уже выучили, нового не узнают. Неинтересно и не нужно. Зато учителя в последний год, похоже, решили отыграться за все предыдущие, пичкая ненужными знаниями и лишней информацией, буквально утрамбовывая её в их почти-уже-переполненных мозгах.

А теперь мама спрашивает о его успеваемости так, будто каждое воскресенье Крис приносит ей дневник на проверку. Как объяснить ей, что она немного опоздала? Ну, лет так на пять-шесть-семь.

Как объяснить свои поступки человеку, который ни черта тебя не знает?

Я получил двойку, потому что не надо смешивать шампанское с текилой, мам. От этого утром так болит голова, что хочется сдохнуть, мам.

А что дальше? Походы к директору и отчёты за каждую контрольную? Вопросы о личной жизни?

Я переебал полшколы, ма.

И что с этим сделать? Обычный факт из его биографии, интересующий только каких-нибудь школьниц. Зачем узнавать то, чего не изменишь и не исправишь?

Воспитательные беседы за ужином? Крис бы посмотрел на то, как мама бы его попыталась перевоспитать. И этот вечно возмущённый тон. И взгляд, будто она всё-всё знает и прощает его за это. Только хуйня это всё.

Он со злостью заваливается на диван, не обращая внимания на окружающий шум. Вильяма нигде не видно, и Крис скучающим, немного раздражённым взглядом обводит комнату. Он всё ещё не понимает, к чему матери приниматься за его воспитание именно сейчас. Шистад обязательно подумал бы об этом ещё, если бы не одно «но», плюхнувшееся на него со всего размаху.

– Блядь, Мун, – шипит он от боли, пытаясь ещё и не разлить пиво. – Ты как слон.

– Я тоже соскучилась. – Она оставляет на его скуле влажный поцелуй и, отобрав банку, делает большой глоток. – Ты представляешь, пиво кончилось.

Крис немного двигается, чтобы расположиться удобнее под Эвой и говорит на автомате:

– Ты же не любишь пиво.

Он и сам не знает, каким чудом запомнил этот абсолютно бесполезный факт.

Напитки Мун – это красное полусладкое, шампанское и текила.

Эва, видимо, решает, что на сегодня их разговоры окончены, и лезет целоваться. Крис отвечает. Вполне охотно, но состояние раздражения не отпускает. К тому же он слишком трезвый для стадии Мун «лижусь-со-всем-что-движется».

Пожалуй, сегодня редкий день, когда ему хочется просто напиться. До слепоты, до состояния нестояния, да хоть до блевоты, господи, просто чтобы забыть этот ёбаный день, мать с её непонятно откуда взявшейся заботой. Это что, совесть? Типа прости, что был для меня соседским мальчиком последние лет… в общем, долго.

– Мун, – говорит он, отстраняясь. – А покрепче что-то есть? Хочу завтра ничего не помнить.

Ему плевать, даже если он выблюет желудок вместе с сегодняшним днём, господи, кого это волнует, если послезавтра он уже снова будет как новенький.

Эва смотрит с сомнением, знает, что Крис не любитель нажираться на непонятных вечеринках. Он пьёт и пьёт много, но всегда находится в более-менее адекватном состоянии.

Она вскакивает и тянет его за руку на кухню. Крис идёт молча, изредка чуть «регулируя» траекторию Мун, чтобы она не врезалась в кого-то или во что-то. На кухне в холодильнике они обнаруживают только кучу шампанского и водку. Он берёт водку. Ладно, это не худший вариант. Пьёт из горла, кашляет и пьёт ещё. Кажется, так обычно забываются самые хуёвые моменты вашей жизни?

Мун смотрит скептически, но делает пару маленьких глотков, когда он всовывает бутылку ей в руку.

– Эм, может, взять тебе еды? – спрашивает она, делая пару шагов к холодильнику.

Крис говорит, что не надо, и Эва снова смотрит этим своим взглядом своих этих блядских зелёных глаз. Смотрит так, будто понимает всё-всё в этой ёбаной жизни. Понимает, что, наверное, он, Крис окончательно проебался, но как будто ей не плевать, как будто она грёбаная мать Тереза, всегда готова выслушать, понять, сказать что-то как всегда невъебически умное, думая, что это утешит. Может, и утешит. Но потом.

Крис отпивает ещё и тащит её обратно. При этом, оказываясь в шуме гостиной, понимает, что на кухне было лучше, но, кажется, как только они с Мун вышли, её оккупировала какая-то парочка.

Блядь, ну не на кухне же, блядь, думает Крис.

Эва врезается в какого-то парня, который кажется очень возмущённым, но Крис упирает руку ему в грудь и чуть подталкивает Мун в другую сторону, потом тащит по лестнице наверх, подальше от шума. Господи, он всегда мечтал вместо кучи разных девчонок напиваться водкой с Эвой Мун.

(Нет)

Это, блядь, даже забавно. Погрузившись в мысли, Шистад не замечает, что та резко опустилась на предпоследнюю ступеньку, и чуть не спотыкается, когда Мун дёргает его назад. Крис рычит что-то среднее между её фамилией и «какого хуя», когда она пьяно и громко заявляет:

– Привал.

Резко потянув Эву за руку, Крис заставляет её встать и, наклонившись, перебрасывает через спину.

– Ты мне дашь посидеть нормально сегодня? – ворчит он.

– Ты сегодня в прекрасном настроении, я смотрю, – вещает она откуда-то сзади.

– Не только у тебя бывают херовые дни, Мун, – отвечает он, заходя в первую попавшуюся комнату. Внутри всё отвратительно-сиреневое, и Крис морщится. Скидывает Эву на кровать и разгибается, чтобы осмотреться.

– Тут миленько, – произносит она, привставая на локтях.

– Очень, – Шистад морщится.

– Так что у тебя случилось? – спрашивает Эва, с внезапным интересом глядя на него немного раскосыми от алкоголя глазами.

Крис садится рядом, и кровать неприятно скрипит. Звук вызывает смутные воспоминания, вроде он уже с кем-то тут был. Крис даже не помнит. И не хочет помнить.

Господи, да всем насрать. В этой жизни не насрать, кажется, только Мун, если она сейчас так внимательно смотрит на него, будто готова выслушать длиннющую исповедь с покаянием и слезами.

– С матерью поругался, – говорит он, глядя перед собой.

Это проще, чем притворяться, что не слушал. Мун ведь так и будет полулежать, уставившись на него огромными _внимающими_ глазами.

Эва долго молчит, берёт бутылку и делает глоток, а потом как-то совершенно неожиданно, неправильно и при этом так дико обыденно спрашивает:

– Расскажи. Какая она?

Они как будто сидят вот так уже лет сто. И Крис думает, что они – словно старые знакомые. Будто их связывает что-то большее, чем (не)случайные поцелуи на случайных вечеринках.

Крис забирает у Эвы из рук водку, делает глоток и отвечает:

– Красивая. Занятая. Непостоянная.

– Отсутствующая? – спрашивает Мун и снова смотрит своим «я понимаю всё на этом долбаном свете» взглядом.

Ей идёт быть такой. Спокойной, как океан, который привлекает своей статичной тишиной, когда волн нет. Внимательный и замерший, как Эва сейчас. Рассудительная и понимающая. Как мать, которая смотрит на тебя и осознает, и принимает, что ты не тот ребёнок, что залазил к ней на коленки пятнадцать лет назад.

Шистад усмехается куда-то в пустоту. То ли грустно, то ли понимая, что они с Эвой – просто два подростка, недолюбленные родителями. Всё время сами по себе. Всё время одиноки, несмотря на то, что почти никогда не остаются одни.

– Однажды в детстве, – говорит он с лёгкой улыбкой на губах, – мама сказала, что мне нужно поехать с ней по делам. Срочно, мол, обязательно. – Мун внимательно заинтересованно слушает, наклонив голову немного вправо. – Знаешь, что это были за дела? Тогда я впервые побывал в МакДональдсе. А ещё она купила мне надувной бассейн.

– Это мило, – говорит Эва, она тоже улыбается. – Ну, вот видишь. Всё неплохо, – добавляет она.

– Это всего лишь один раз. Всего лишь… случайность.

– Только не говори, – почти прерывает его Мун, – что она тебя не любит. Все родители любят своих детей. Просто нет идеальных людей и идеальных родителей, понимаешь? Знаешь, какой вопрос чаще всего задаёт мне моя мама? Не «как дела?», не «у тебя всё хорошо?», а «тебе хватит денег или ещё переслать?». Будто откупается от меня. Но я знаю, – она почти уверенно кивает, глядя куда-то сквозь Криса, – что она любит меня. Главное – поверить.

Наверное, именно в такие моменты меняешь мнение о людях. Крис, конечно, и так знал, что Эва далеко не просто девочка-тусовка, он помнит ещё ту её, которая лила слёзы по парню и оттолкнула его, когда они чуть не перешли ту самую грань. Помнит её, как девочку, которая совершенно не была озабочена идиотским выпускным, автобусами и прочей хернёй.

Просто все мы в какой-то момент покрываемся шелухой из воспоминаний, эмоций, не тех людей и поступков, необдуманных, неправильных поступков, которые всё равно в конце концов выводят нас на правильную дорогу.

Крис даже думает, что, может быть, правильно – это однажды рассказать маме, как прошёл день в школе и поблагодарить за остывший ужин.

Пододвинувшись к Эве, он говорит:

– Какая-то ты больно разговорчивая сегодня.

Мун отбирает у него бутылку.

– Да напьёшься тут с такими разговорчиками, – говорит она, отхлёбывая прозрачную жидкость, морщась от того, как внутренности горят, когда водка опускается вниз по пищеводу.

Шистад притворно хмурится, как будто возмущаясь, но понимает, что и сам не такой уж и пьяный. Хотя сейчас ему уже не хочется упиться вусмерть, как хотя бы час назад.

Спасибо, Мун, вот оно средство от алкогольного отравления.

Поставив бутылку на пол рядом с кроватью, он поворачивается к Эве и спрашивает:

– Что-то не нравится? Не ожидал, что ты расстроишься, маленькая пьянчужка.

Она громко смеётся и толкает его в плечо, мол, кто из нас тут алкоголик со стажем. А Крис думает о том, как классно она смеётся, так открыто и так звонко, и он буквально чувствует, что хочет, чтобы Мун смеялась ещё, ведь она же, мать её, так охерительно смеется.