Текст книги "Там, за горизонтом (СИ)"

Автор книги: Motoharu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Там, за горизонтом

Часть первая.

Нико стоял на остановке и ждал свой автобус с яркой рекламой новой марки духов на боках. Высокая длинноногая блондинка стояла в развевающемся платье на обрыве и поднимала вверх, к солнцу, тонкие руки. Духи назывались «Impression». Нико любил произносить вслух иностранные слова, слушать, как течёт, перекатывается, скользит каждый звук с кончика языка, вверх к нёбу, потом к основанию и обратно, по губам, а потом в сухой лёгкий воздух.

Остановка Нико была следующей от станции, поэтому автобус всегда приходил полупустым. Самая давка начиналась через три остановки, около Цветочного рынка. Почему этот рынок называли Цветочным, никто уже толком не помнил, и, кажется, что цветы там никогда не продавали, клумб красивых никто не делал. Неровные ряды пыльных тонаров, вечная суета и шум в любое время года. Вот как выглядело место, которое называлось столь красиво и изящно – Цветочный рынок.

Нико воображал, что раньше, ещё до того времени, как здесь выстроили город, на месте закопчённого промышленного района было селение, занимающееся разведением диковинных цветов. Самые редкие цветы страны можно было встретить только здесь. Сюда стекались люди из окрестных деревень, из больших городов, из других стран, чтобы просто полюбоваться на затейливые цвета и формы, и если возможно, купить себе семена или клубни. Нико видел девушку с рекламного плаката. Она всегда гуляла по Цветочному рынку и выбирала себе цветок на платье. Каждый день у неё были разные поводы искать украшение. Сегодня она готовилась к турниру, после которого её рука и сердце навечно будут отданы знатному вельможе, который выиграет турнир во имя неё.

Нико сидел на самом переднем сиденье автобуса, смотрел на убегающую под колёса серую дорогу, и одновременно с этим его взгляду открывалась другая панорама – трепещущее бледно-жёлтое платье, длинные белые волосы и ярко-красная роза в волосах – сегодня она отдаст своё сердце другому. Сердце Нико сжалось от щемящей тоски. Она не хочет выходить замуж, но она должна, таковы законы времени.

В школе как всегда скучно.

– Нико, а ты смотрел фильм «Я – робот»? Говорят, какой-то философский, я что-то не рискнул.

– Смотрел, и я бы не сказал, что там много философии, скорее это очередной блокбастер. Так что можешь не бояться.

– Хорошо быть таким умным как ты, понимать философию и прочую хренотень, – Ромо с сожалением вздохнул и отвернулся к своей очередной двойке. Геометрия никогда не была его наукой, как впрочем, и алгебра, и литература, и биология…

– Ромо, а тебе что-нибудь нравится?

– В смысле? – вяло отозвался Ромо и медленно повернулся, он хотел немного пострадать по поводу будущего скандала с родителями, поэтому не особо обрадовался тому, что его наглым образом вырвали из апатии.

– Какая-нибудь музыка, может быть, или книги? У тебя есть любимая книга?

– Ха, – Ромо с чувством шмыгнул носом и пожал плечами. – Учебник по геометрии вчера был. Вот и результат, – он помахал в воздухе листком, на котором красного цвета было больше, чем синего. – Не, читать я не люблю. А музыка… да всякая нравится. Что модно, то и нравится. А тебе?

– А мне нравится девушка на рекламном плакате, – тихо проговорил Нико и сам удивился тому, что сказал это вслух, и так легко и естественно у него это получилось, что Ромо и виду не подал, что для него это может быть неожиданным, скорее наоборот, оживился и заулыбался.

– Мне тоже нравятся девушки в журналах, – подмигнул он и громко цокнул языком. Нико сразу понял, что ошибся, приняв его настроение за нечто схожее со своим. Теперь ему хотелось забрать свои слова назад. Ромо же его разочарования не заметил и наклонился ближе. – У моего брата столько этих девушек, я у него иногда смотрю, пока его дома нет… и не только смотрю.

Нико почувствовал, что ему вдруг стало нечем дышать. Смущение сдавило горло плотным кольцом и никак не хотело пускать воздух в лёгкие. Всегда, когда Нико волновался, он начинал задыхаться. По лицу потёк жар, и внутри всё сжалось от стыда.

– Да ну тебя, – только и смог выговорить он и по-приятельски хлопнул Ромо по плечу, желая только одного – чтобы тот отвернулся к своей двойке и забыл их разговор. Но Ромо только разошёлся, видимо, тема порнографии очень ему нравилась. Вот и выяснили, что он любит.

– А ты что, никогда этого не делал? – свистящий шёпот Ромо колюче отозвался в позвоночнике. И стало неуютно, одиноко и противно находиться рядом с ним, с его вопросами, с нормальной жизнью стандартного подростка.

– Что не делал? Картинки откровенные я не люблю разглядывать, какой толк в том, чтобы просто смотреть? – холодно ответил Нико и сам, первым, демонстративно отвернулся к окну, прекрасно понимая, что тем самым подписывается под своей несостоятельностью, потому что Ромо имел в виду несколько иное, нежели разглядывание картинок. И они оба это поняли.

– Да я не про картинки, я про всякое такое… рукой, – Ромо отчего-то тоже смутился. Нико всегда ему нравился, и его одобрение многого стоило, а этот разговор вошёл явно не в то русло, и как остановиться, Ромо не знал, откровенные темы всегда таили в себе опасность увлечься и переступить границу дозволенного. – Да ладно, можешь не отвечать, это твоё личное дело, извини.

Нико не посмотрел на него.

После окончания уроков они шли к остановке и разговаривали о новых марках автомобилей.

Нико точно помнил, что это была пятница. В этот день было физвоспитание, и они сдавали норматив по бегу. Нико не любил бегать, хотя всегда сдавал нормативы в пятёрке лучших. Он чувствовал пульсацию крови в теле, и его дыхание при беге практически никогда не сбивалось. Нико представлял свой организм работающей станцией по перегонке крови. Вдох, и наполненный кислородом воздух проникает в лёгкие, там кровеносные сосуды забирают необходимую для движения подпитку и несут её к сердцу. Толчок, и заряженная энергией кровь бежит по артериям, разносится к каждому органу, в мозг, и оттуда обратно, к сердцу, через лёгкие наружу. Вдох-выдох, вдох-выдох. Ускорение движения рабочих частей хорошо налаженного механизма – большее количество вдыхаемого воздуха. Для Нико не составляло труда понять, что нужно его организму, чтобы работать правильно.

Усталость всей учебной недели и последнего урока беготни навалилась на плечи тяжёлым покрывалом, сдавила виски. Нико стоял на остановке и ничего не видел вокруг. Девушка на автобусе была просто плоской картинкой, летний день, пропитанный запахом пота и пыли, не обещал ничего интересного. Нико вошёл в раскрытые двери пахнущего машинным маслом автобуса, плюхнулся на разогретое солнцем заднее сиденье и невидяще уставился в окно. По пятницам всегда было нестерпимо скучно.

Что-то заставило его посмотреть в проход. Быть может, блик света скользнул по металлической застёжке на рюкзаке, или шуршание музыки в наушниках коснулось расслабленного сознания… Нико так и не смог понять, что именно привлекло его взгляд к этому молодому человеку, стоявшему, держась за поручень, в проходе, при том, что в автобусе было много свободных мест. На вид ему было лет двадцать пять, тёмная щетина покрывала загорелые щёки, тёмно-каштановые, слегка отросшие волосы выбивались из-под ярко-рыжей банданы с чёрной надписью “Rock’n’Roll”. Парень был высоким и с первого взгляда производил впечатление слишком худого для своего роста. Но приглядевшись лучше, можно было заметить, что он отлично сложен и мускулист. Нико сразу понял, что он занимается брейк-дансом, и дело было не только в музыке, которая доносилась из его наушников, и спортивном рюкзаке за спиной, дело было в излучаемом всей его фигурой ощущении постоянного сосредоточения, гибкости и напряжения. Парень умел владеть своим телом. Но и это было не самым главным… главным был шрам. Рассеченная бровь, ровно посередине, и слегка задетая щека. Очевидно, что порез был глубоким и, скорее всего, пришлось зашивать. Нико почувствовал тяжесть, скапливающуюся внизу живота, как только представил, как тонкая игла пронзает загорелую кожу и стягивает рваные края раны. И кровь, густая, чёрная, капает на белую ткань майки, обтягивающую крепкую, спокойно вздымающуюся грудь. Голова пошла кругом от ощущения тотальной эйфории. Никогда прежде Нико не испытывал возбуждения такого рода. Его словно пригвоздило к креслу, он не мог ни пошевелиться, ни вздохнуть, только чувствовал, как по коже ползут холодные мурашки, как в груди всё замирает и трепещет в предвкушении, в подсознательном желании подчиниться тому, кто вытерпел адскую боль, кто потерял много крови, кто будет носить этот шрам вечно, как напоминание, как клеймо… Нико готов был умереть за этого парня, только потому, что у него был этот безобразный, этот героический шрам. Мой король…

В замке было сумрачно и тихо. Возвращение короля не было помпезным, никто не готовился к его встрече, не накрывал на стол, не украшал главную залу цветами, как это было принято ранее. Король умер в походе и возвращался в замок, чтобы обрести свой последний покой. Все молчали. Трон не мог пустовать больше одного дня, но никто не хотел говорить о том, что подходящих наследников нет. Король был бездетен, советник его отказался брать на себя ответственность и становиться его преемником, дальние родственники были уничтожены по приказу самого короля. Оставался только один человек, который мог возглавить государство, но он прибудет только через три дня из соседней страны – дальний друг короля, его доверенное лицо, его душеприказчик, колдун и чернокнижник. Члены Совета с тяжёлым сердцем ждали прибытия иноземного гостя. Никто ничего не знал ни о его происхождении, ни о его заслугах, только слухи, слухи… страшные, нагоняющие страх сплетни.

Короля положили в склепе рядом с покойной женой, которая покончила с собой, когда узнала о своём бесплодии. Второй раз жениться король не успел.

Чёрный флаг развевался над замком, когда в него прибыл синеглазый зверь – Маару.

После коронации Маару был большой праздник. Все собрались в большой зале, освещённой тысячью свечей. Каждый уважающий себя помещик обязан был подарить королю нечто ценное, то, чем примечателен его дом. Двое знатных вельмож, узнав о том, что новый правитель не женат, представили ему своих дочерей и подарили двух полуобнажённых, светящихся красотой наложниц – щедрый подарок по тем временам.

– Ваши женщины столь самовлюблённы, что я им не нужен, – усмехнулся новый правитель и ленивым жестом отклонил подарок – жесточайшее унижение. – Вот если бы вы подарили мне лошадей, это было бы во сто крат лучше.

Нико едва успел выскочить из автобуса на своей остановке. Он пробежал мимо парня со шрамом, стараясь не задеть его. Тот по-прежнему стоял в проходе, очевидно, выходил на конечной, и смотрел прямо перед собой в окно. Нико уловил едва заметный запах хвойной туалетной воды, и его ноги едва не подкосились, когда он оказался на пустой остановке. Сердце рвалось из груди, возбуждение гнало кровь по венам с немыслимой скоростью.

Пугающий и острый образ Маару, холодным взглядом оценивающего полураздетых прекрасных женщин, всю дорогу до дома преследовал Нико. В его синих глазах горела сила, жажда жизни, стремление к совершенству. И Нико восхищался этим молодым правителем весь оставшийся день и ночью плохо спал, ощущая запахи пира и слыша дробный стук барабанов. Под кожей бродило возбуждение и предчувствие чего-то великого. Король Маару любил барабаны, лошадей и холодное оружие. Это Нико определил точно.

– Нико, ты случаем не заболел? – мать с тревогой смотрела на сына утром следующего дня за завтраком. – На тебе лица нет.

Она поднялась со своего места и, подойдя ближе, хотела положить руку ему на лоб, но он ловко увернулся от прикосновения.

– Мам, – хмуро возмутился Нико, – со мной всё в порядке. Это всё из-за жары, спал плохо.

– Из-за жары?.. Или, – мать лукаво прищурилась, – может, ты влюбился?

Нико замер на месте, не донеся ложку с сахаром до кружки, рука его дрогнула, и несколько маленьких крупинок упало на стол. Ужас, неподдельный кристально чистый ужас скрутил все внутренности в крепкий узел. Влюбился?..

– Нет, конечно, – с трудом взяв себя в руки, беспечно ответил Нико. – Ты с ума сошла? Школу сначала нужно закончить, а потом уже влюбляться.

Мама села напротив и, подперев подбородок кулаком, серьёзно смотрела на сына. Под её пристальным взглядом Нико взяла настоящая злость, и он демонстративно усмехнулся её наивному предположению. Ещё чего?!

– Знаешь, сын, – тихо и проникновенно начала мама, и по спине Нико пробежал неприятный холодок. Когда мама начинала что-либо говорить таким тоном, заканчивалось это скандалом или взаимными обидами. – Смотрю я на тебя и не понимаю. Иногда ты ведёшь себя, как сущий ребёнок, которому я всё ещё нужна, как воздух, иногда же… вот как сейчас, мне кажется, ты уже вырос настолько, что я никогда уже не смогу понять тебя. Ты такой серьёзный, рассудительный, всё держишь в себе. Я уверена, что если бы ты по-настоящему влюбился, то не пришёл ко мне за советом, а заперся бы в своей комнате и молчал как партизан. Почему, Нико? Почему мне так кажется, сын? Я плохая мать?

Нико потупил взгляд и внутренне сжался. Осознание того, что мама говорит правду, наполнило его сердце тоской и каким-то разрушающим чувством собственного превосходства. Он – другой. Он просто не такой как она, как все его одноклассники, как Ромо, как Лило… как все пассажиры автобуса с рекламой «Impression», как все те люди, что ходят на Цветочный рынок, даже как… парень со шрамом. Они все просто декорации для пьесы его жизни. Нико не знал, лучше он или хуже всех них, он не оценивал, он просто знал, что он другой. И никогда мама не сможет понять его, никогда. И как истинная мать она чувствует его настроение, но опять, в очередной раз, не сможет понять, даже если он захочет ей объяснить, но Нико не мог подобрать слов. Да и что он мог сказать? Что она, мама, всего лишь декорация, а он главный герой? Единственно важный элемент в этом представлении?

– Мама, дело не в тебе, – проглатывая от волнения слова, начал Нико. – Это всё я… я не могу говорить откровенно о том… о чувствах, но это не ты… не потому что ты, просто я не могу.

– Если бы с нами был отец, ты бы рассказывал всё ему… я знаю, поэтому не обижаюсь. Если бы он был с нами…

Мама тяжело вздохнула и поднялась со стула, с наигранным интересом рассматривая цветы на подоконнике. Она никогда не позволяла себе плакать при Нико.

– Но его нет, а мы должны жить дальше, – сухо произнёс Нико и вернулся к остывающему чаю.

– Да, конечно, сын. Ты всегда у меня прав.

Нико мягко улыбнулся маме и пожал плечами.

В понедельник на уроках было весело. Лило пришла в школу с новой причёской – каре на ножке, так смешно называлась причёска, и постоянно смотрела на Нико в ожидании его реакции. Он слегка улыбался ей, а думал, что с длинными волосами ей было лучше. Она была похожа на балерину, а с каре на ножке Лило стала просто Лило.

– Нико, ты пойдёшь к Ромо на день рождения? Я знаю, что он тебя пригласил, но ты ещё не ответил. Почему?

У Лило были большие круглые глаза приятного серого цвета, слегка полноватые губы и высокий лоб, который теперь скрывала ровная чёлка. Нико считал Лило идеалом девушки, но никогда не пытался задействовать её в своей фантазии. Она была идеальна для этого мира, мира декораций, а там, в его личном мире, в мире Негори, как стал называть его Нико только сегодня утром, ей не было места – слишком земная, слишком обычная, слишком предсказуемая.

– Я не знаю, в выходные у моего отца и брата годовщина, поэтому я ничего не могу гарантировать. Я бы хотел побыть с мамой.

Лило вспыхнула и, схватив Нико за руку, резко сжала его пальцы своей узкой мягкой ладошкой.

– Конечно, оставайся с мамой, хочешь, я тоже останусь с вами?

Нико улыбнулся и покачал головой.

– Это только наше, пойми, Лило. Быть может, когда-нибудь, но не сейчас.

– Да, я понимаю. Я всё понимаю, Нико. Но если ты всё-таки найдёшь время, то приходи, я буду ждать. И Ромо тоже.

– А вы с ним хорошо ладите, – задорно подмигнул Нико. Тема его семьи была слишком тяжела для Лило. Её вечно тянуло на жалость, а жалость это последнее, что желал для себя Нико.

– Ой, Ромо такой охламон, я отношусь к нему как к младшему брату, – засмеялась девушка. – Я верю, что если он приложит больше усилий, то из него может выйти толк.

– А из меня может выйти толк?

Лило серьёзно посмотрела на Нико и прикусила пухлую нижнюю губку, собираясь с мыслями.

– Иногда мне кажется, что ты из другого мира. Ты слишком умный, слишком серьёзный, слишком взрослый. И я тебе не пара… – Лило потупила взор, а потом резко подняла голову, в порыве охватившего её истерического веселья отняла свою руку и побежала вперёд, позвякивая колокольчиками на заколках. Потом закружилась так, что подол её плиссированной юбки подхватывал ветер и обнажал стройные загорелые ноги. Это был красивый танец тела, ткани и эмоций.

– Я стала совсем глупая, Нико. Я знаю, что не пара тебе, но меня радует, что никто тебе не пара! – звонко смеясь, выкрикивала она. Никогда прежде Нико не видел Лило в таком отчаянии и ему захотелось побыстрее уйти домой и никогда не знать её радостной, безнадёжной истерики, причиной которой он невольно стал. Нико никогда не поощрял увлечения девушки.

– Значит, тебе нечего бояться, – холодно ответил Нико, отчего Лило перестала кружиться и, остановившись посреди дорожки, печально посмотрела на него.

– Ты ведь ничего не чувствуешь ко мне, да, Нико? – ответа не было, да он был и не нужен. – Но ничего страшного, когда-нибудь ты научишься… я разбужу тебя, Нико. Когда-нибудь…

Лило развернулась на каблуках и побежала по аллее, сверкая белоснежными носочками. Если бы на этом всё могло закончиться – это была бы самая красивая драматическая пьеса, думал Нико, глядя ей вслед. Но он был уверен, что Лило никогда не откажется от него, если только он не даст ей понять, что не любит. А он сам не знал, любит он её или нет. Он не знал, как принято любить в этом мире декораций. Говорить о любви? Все слова он знал, но никак не мог произнести их, что-то ломалось на середине каждый раз. Что он мог сказать Лило? Я люблю то, что ты искренняя, отчаявшаяся и несчастная? Я люблю тебя, потому что ты несчастная и одинокая? Нико подавил сардоническую усмешку, упорно просившуюся на его губы. Или ещё лучше признаться так – Лило, я люблю тебя, когда не вижу, но просто знаю, что ты есть, такая милая девочка из класса, которая хочет сделать мир лучше, а когда вижу – уже не люблю, потому что ты печёшься только о своём несостоявшемся счастье. А весь мир для тебя по сути ломаного гроша не стоит. Интересно, что бы на это ответила Лило? Обиделась бы смертельно – это раз, стала бы жалеть потом – это два, с лёгким сердцем согласилась бы взять на поруки и лечить своей теплотой и заботой – это три. Нико зябко передёрнул плечами. Ни один из предложенных вариантов его не привлекал, поэтому с признанием Лило было всё решено и подписано. Его просто-напросто не будет.

Нико ждал этой пятницы с переменным беспокойством. То ему казалось, что парень со шрамом обязательно будет в автобусе, а как же он может там не быть, мир зовёт своего короля, а с другой стороны – смотри на вещи трезво, Нико! Это могла быть всего лишь случайность. Скорее всего, он вообще живёт в другом городе, и ты его больше никогда не увидишь. Что он забыл в таком захолустье? Здесь даже клуба нет для брейк-дансеров, так, маются дурью иногда в гаражах у родителей, когда машины на месте нет, и только. А он профессионал, быть может, выступает на международных конкурсах. К концу недели отчаяние победило надежду.

На уроке физвоспитания верзила из параллельного класса подставил Нико подножку, чтобы он не прибежал первым на межклассовой эстафете.

Бегали попарно. Нико был замыкающим в своей команде. Параллельный класс выставил своего двухметрового болвана – Ирго. Казалось, что всё тело Ирго – одни только ноги, ни руками ничего делать он не мог, ни головой думать, зато бегал быстро, поэтому его и переводили из класса в класс. Ирго свято хранил доброе имя школы, и каждый год приносил какие-то кубки и награды. Нико с первого взгляда оценил потенциал Ирго и понял, что если ему самому не дадут хотя бы пятисекундную фору, то он не сможет обогнать эти накаченные жилистые ноги. Это решение моментально примирило Нико со сложившейся ситуацией: будет фора – будет победа, не будет форы – от него уже ничего не зависит, в конце концов, он не маг и не волшебник и прыгать выше собственной головы не собирается. Волнения не было, как всегда. Нико готов был к проигрышу.

Фору дали в десять секунд. Нико рванул вперёд, переводя сознание в режим работающей станции. Он быстро понял, что что-то идёт не так. Ирго догнал его на втором повороте и стал упорно прижимать к обочине. Нико догадался, что задумал этот тупица – весьма грубый приём даже для него. Нико вдохнул больше воздуха и прибавил обороты – нужно было оторваться любой ценой, иначе его попросту вытолкнут с беговой дорожки. И тут он почувствовал удар по ногам сзади. Словно в замедленной съёмке Нико видел, как земля приближается к лицу, он вовремя успел выкинуть вперёд руку и смягчить падение. Скорость была бешеная, поэтому, как только жёсткий колючий асфальт обжёг колени и ладони, Нико ещё несколько раз перекатился через плечо, прежде чем остановиться.

– Нарушение! – истошно засвистел тренер с противоположного края стадиона. – Нарушение!

Нико до рези в глазах зажмурился, пытаясь вернуть себе утраченное спокойствие. Злость, ярость, боль и унижение сцепились в смертельной схватке за пальму первенства в его душе. Победу одержала ярость, заглушив все остальные чувства. Нико поднялся с земли, шипя от боли. Закусив губу, он спокойным шагом направился в сторону Ирго, остановившегося на самом финише – всего в десяти шагах от него. Нико боковым зрением видел, как по беговой дорожке спешат люди, он тоже поспешил.

Ирго смерил приблизившегося Нико самодовольным взглядом. На раскаяние даже не стоило надеяться. Парень был выше Нико на две головы, долговязый, нескладный, с вытянутым как огурец невзрачным лицом. Уверенный в своих силах, Нико молча сократил расстояние между ними.

– Скотина, – нанёс он первый удар в живот, потом сразу по открытой твёрдой голени, Ирго от неожиданности не смог увернуться и резко осел на землю, – придурок.

Нико вскинул руку для удара в голову, но тут подбежал тренер и грубо оттащил его в сторону.

– Нико, прекрати сейчас же! – закричал тренер, злобно раздувая ноздри. – Не смей затевать драку на уроке!

Нико, задыхаясь от негодования, поднял на тренера тяжёлый тёмный взгляд. Он ещё сам не осознал, что произошло, но разочарование уже опалило его изнутри. Почему, тренер? За свои поступки нужно платить.

– Что же вы такие все жалкие? – презрительно выплюнул Нико, глядя тренеру в глаза. Тот вмиг покрылся уродливыми красными пятнами и весь сжался, как от пощёчины, но лишь на мгновение. Потом осознание силы своего положения всколыхнулось в нём и затмило стыд.

– Иди в раздевалку, Нико, и впредь следи за тем, что говоришь, – прошипел тренер, комкая в руках тетрадку со списком занимающихся классов.

Нико бросил на него последний непроницаемый взгляд и молча пошёл в раздевалку. Над стадионом висела душная тишина.

Колени и ладони саднило так, что на глазах невольно выступали слёзы. В медпункте оказали первую помощь – смазали ранки жутким дешёвым йодом и замотали стерильным бинтом, предохраняя от пота и пыли. Нико сидел в автобусе, широко расставив ноги, что позволяло ему не касаться коленями сиденья перед ним. Он жадным взглядом впивался в каждого вновь входящего. Кто замечал это, мгновенно отводил глаза – люди города не любили, когда в них вглядывались. Парня со шрамом так и не было, а остановки неумолимо заканчивались. Нико начал заметно волноваться, он так ждал этой пятницы, он так хотел, он вновь хотел получить дозу своего собственного наркотика, чтобы прожить все выходные в сладостном бреду фантазий. Он мог, конечно, сконструировать любую ситуацию, но то живое настроение, тот дух, что окружал этого загадочного парня, невозможно было ничем заменить. Нико любил неожиданности.

Он вошёл внезапно, так что Нико по нелепой случайности пропустил его появление – отвлёкся на какое-то насекомое, деловито устроившееся на стекле рядом с ним. Насекомое было маленькое, но с длинным опасным хвостиком. Нико проникся уважением к этому созданию, он знал, что оно не будет долго думать, прежде чем защитить свою жизнь и никакой социальный статус на него не будет давить в момент принятия верного решения.

– Подвинься немного, я сяду.

Нико поднял ясный спокойный взгляд на говорившего и почувствовал, как автобус словно вылетел в стратосферу со скоростью ракеты, воздух весь закончился, и автобус, как неоновый шарик, повис в невесомости, беспомощный и нелепый. Парень со шрамом смотрел на него сверху и терпеливо ждал того, о чём попросил. Но Нико уже забыл, что было сказано, он скорее интуитивно понял, что тот хочет сесть рядом. Сесть рядом… Нико резко сдвинул ноги, конечно же, ударился о пластиковое сиденье впереди, боль пронзила колени, и на повязках тут же выступили яркие красные пятна. «Стерильных бинтов на всех вас, безобразников, не хватает, поэтому нужно экономить!» – некстати всплыло в памяти. Перед глазами летали искрящиеся мухи, Нико слишком громко втянул носом воздух. Парень повернул голову и посмотрел на его забинтованные колени и ладони. Нико едва дышал, чувствуя себя маленьким жучком под лупой исследователя. Нет, взгляд парня был скорее сочувствующим, нежели любопытствующим, но Нико всё равно чувствовал себя жучком.

– Физкультура? – просто спросил парень. Голос его был низким, глубоким, очень звучным, как у диктора на радио. И опять тот же запах хвойного леса коснулся ноздрей Нико, голова пошла кругом от волнения и суеверного страха. И тут Нико с ужасом понял самое страшное – он не сможет произнести ни слова. Горло его опять сжалось и голосовые связки словно слиплись, отказываясь работать в такой напряжённой атмосфере. Поэтому Нико просто кивнул и отвернулся к окну, стыдясь своего беспомощного состояния, но ничего не имея, чтобы противопоставить своему безотчётному страху.

– Бывает, – с улыбкой в голосе ответил парень и включил музыку в плеере громче.

Он вышел через три остановки, на этот раз раньше Нико. И тот был рад. В голове звенело от пустоты, но откуда-то из темноты его подсознания на него ясно смотрел внимательный синий взгляд Маару.

Маару любил охоту. У него был большой серый сокол и два десятка гончих псов. В тот раз гнали кабана. Маару припустил коня галопом, и он нёсся по оврагам к дубовой роще, где паслись самые большие кабаны королевства. Гончие подняли жуткий вой, и с диким криком из очередного оврага на охотников кинулся огромный разъярённый кабан. Опасные клинкообразные клыки блеснули на солнце, и животное истошно завизжало – первая пущенная королём стрела попала ему точно в горло. Следующая стрела угодила в глаз и последняя в висок. Забитого кабана положили в повозку и отправили в ближайшую деревню, чтобы устроить там пир. До замка было слишком далеко, в дороге мясо могло испортиться.

Маару с советником направились в деревню первыми, остальные охотники остались грузить тушу.

Воздух дрожал от полуденного зноя. Они ехали вдоль опушки по краю ячменного поля. Король снял с себя верхний расшитый золотыми нитями камзол и откинул его назад на седло. Без него, в одной льняной рубахе он выглядел совсем диким, черноволосым варваром с песчаного юга, но никак не королём лесной северной страны.

Ещё издали зоркий глаз Маару приметил что-то неладное, сокол на его плече тоже взволнованно заклёкотал. Около самого отдалённого дома было слишком пыльно, доносился осипший голос дворовой собаки и едва различимые крики женщин. Пришпорив коня, король в считанные минуты оказался рядом с местом событий. То, что открылось взору Маару, заставило его резко остановиться и спешиться.

Крепкий деревянный двор был открыт настежь, в сквозном проёме виднелись две женские фигуры. Одна женщина была уже седой, другая, в разорванном, едва держащемся на плечах платье, – совсем девчонкой. Чуть поодаль лохматый тощий мальчишка с серпом в руках как беззубый щенок бросался на двух здоровенных детин в одежде королевских охотников, а те лишь громко гоготали и злили его громкими похабными выкриками. Маару помнил этих парней в городе, на охоте он их уже не видел. Значит, вот какую охоту они предпочитают. На лице юного защитника виднелись сливовые следы кровоподтёков, пальцы тоже были разбиты, но рукоятку серпа держали крепко, и огонь, полыхающий в глазах, мог сжечь всю деревню. Такой будет стоять до последнего.

– Что здесь происходит?

Низкий звучный голос Маару заставил замолчать даже собаку. Та лишь тихо заскулила и скрылась в распахнутых воротах двора – хозяин пришёл и сердится. Взгляд короля метнулся к мальчишке, требуя ответа у него. Отступившие назад в испуге парни его мало волновали – ответ держать должен обороняющийся.

– Они… – задыхаясь от волнения, начал он, – они хотели обесчестить мою сестру, а она совсем ещё ребёнок, – голос мальчика совсем сел, и он резким нервным движением вытер струящуюся по лицу кровь, словно хотел за этим размашистым жестом скрыть обуревающий его страх. Он уже догадался, кто перед ним. Слухи о черноволосом короле-колдуне передавались по деревням из уст в уста, как самые любимые домашние сказки.

– Причём тут возраст? – хмыкнул Маару и достал из ножен меч. – Кто из них?

Пацанёнок совсем растерялся, его запал угас, и губы мелко задрожали. Сейчас он казался совсем ребёнком, но, тем не менее, он набрался мужества и указал серпом на парня, который был чуть ниже и шире в плечах своего друга, мявшегося неподалёку от лошади короля.

Маару медленно подошёл к нему и пристально посмотрел в глаза.

– Тебе мало городских шлюх? – тихо, чтобы было слышно только им двоим, спросил король. – У тебя не хватает сил найти себе женщину по согласию? Или тебе нравится причинять боль?

Виновник попятился назад, но подъехавший советник направил на него лук, предупреждая все попытки к бегству.

– Руку протяни, – голос Маару прозвучал словно из-под земли. Человек не мог так говорить… Все замерли, предчувствуя приближение чего-то ужасного и непоправимого.

Глаза короля недобро вспыхнули, и стоило только парню протянуть вперёд дрожащую руку, как на неё безжалостно обрушился удар меча. Крик отчаяния и боли огласил округу. Здоровяк как подкошенный свалился на землю и стал кататься, прижимая искалеченную руку, из которой бил фонтан чёрной крови, к груди.