Текст книги "Что имеем — не храним (СИ)"

Автор книги: Motierre

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Фу, блядь, этот привкус никогда не уйдет, – он зло жалуется, а Джерси только тихо смеется, медленно поглаживая свой твердый член раскрытой черной ладонью. – Дерьмо какое-то, блядь. Какое же дерьмо.

– Дерьмо? – Джерси лениво оглядывает Джорджи с головы до колен, задержав взгляд на его промежности. На напряженном члене, тесно прижатом к бедру узкими штанами. Джорджи невольно опускает взгляд, и его передергивает.

– Это потому что я пиздец нервничаю, блядь, сукин ты сын, – он резко пьет еще, уже почти кончив бутылку, но не останавливаясь. Достает сигареты из кармана и нервно закуривает. Раздраженно затягивается несколько раз подряд, жмурясь. – О'кей! – он почти кричит, сдерживая голос. – Я не знаю, почему! Я не ебаный педик и это не из-за твоего ебаного хера, но… блядь, это пиздец какой-то. Просто… не знаю я, блядь… – он сбивается и не может остановиться в самооправданиях, не поднимая взгляд, но Джерси легко перебивает его, снова с этими почти отцовскими нотками:

– Все в порядке, Джорджи. То есть да, ситуация для тебя дерьмовая, конечно, но если тебя это успокоит, я не думаю, что ты педик, – и он правда так не думает.

– Да срать я хотел, че ты там себе думаешь, – огрызается Джорджи, но его тон едва заметно смягчается, а самоуничижения – видит Джерси – становится меньше.

– Мы можем прекратить это прямо сейчас, – говорит Джерси, слегка откидывая голову. Он изучает Джорджи внимательно, уже зная, что тот скажет.

– Чтобы я еще и сосал тебе бесплатно, блядь? – Джорджи хмурится.

– Есть другие методы, – Джерси пожимает плечами. – Как в тот раз. Немного суходрочки – как по мне, отличный способ скрасить недоеб и не слишком заголубиться. Впрочем, если ты опять обкончаешь мне живот, я тоже не буду возражать. Ну что, это пойдет?

– За сколько? – жадно приценивается Джорджи, как обычно, быстро забывая обо всех обидах.

– За удовольствие, – Джерси смачно хрустит шеей. – Шучу. За те же деньги. Так-то ты половину уже отработал, Джорджи. За вторую половину можешь и сам покайфовать.

Джорджи нерешительно поглядывает на Джерси, еще пьет и докуривает сигарету до половины.

– Ладно, – он решительно тушит сигарету в пепельнице и поднимается навстречу Джерси. И уверенно перекидывает ногу через его бедра, садясь дьяволу на колени. Джорджи еще напряжен, но упирается обеими ладонями в спинку дивана и глубоко вздыхает, когда Джерси размашисто гладит его бедро.

– Х-ха… – второй шумный выдох приходится уже куда-то в шею Джерси, Джорджи склоняется, горбя спину, когда тот находит черными пальцами его член, поглаживая через штанину. Тесно прижавшая головку ткань уже слегка повлажнела от выступившей смазки, и Джерси фыркает, наглаживая ее пальцами, позволяя Джорджи кусать его под ухом, царапая зубами чувствительную родинку. Джерси ведет ладонью выше, стискивая и так зажатый член, и Джорджи кусает выше, хватает зубами мочку и горячо дышит прямо в ухо. Джерси хотел бы, чтобы он запустил туда язык и вылизал. Джерси знает, что Джорджи этого не сделает. И берет его свободной рукой за татуированный загривок.

На губах Джорджи спиртовой привкус вермута и солоноватый – пота, Джерси держит его за шею, когда они смыкают губы, и не без труда для огромной руки расстегивает молнию. Пальцы наполовину уходят под ткань, большим Джерси проводит по всей длине твердого члена, вытаскивая, и Джорджи, через силу сдерживаясь, стонет сквозь сжатые зубы. Джерси прихватывает его нижнюю губу, оттягивая, и Джорджи с утробным, вибрирующим рыком прижимается к нему ртом. И хотя эти поцелуи одними губами сочные, жесткие, жадные от похоти, Джерси, как в контраст, неспешно сгребает татуированный член мохнатой лапищей, хозяйски оттягивая узорчатую шкурку, большим пальцем неторопливо поглаживая липкую и блестящую головку. Джорджи яростно рычит Джерси в рот и сходу несдержанно качает бедрами, трахая звериную ладонь в густой, жирный мех. Но Джерси только отечески посмеивается и сводит его член со своим, все еще довольно твердым.

Джорджи вздрагивает. Вот это уже слишком тесно, слишком интимно и – ему определенно казалось, что член Джерси был меньше. Джорджи пытается хоть чуть освободиться, но Джерси только еще смеется, жестко прижимаясь к его губам, и крепче перехватывает шею. И Джорджи испытывает слишком много чувств сразу. Его пугает ощущать чужой член кожей, даже после того, что он только что делал. И ему на самом деле довольно противно целоваться с мужиком, чувствуя, как густые усы щекочут над верхней губой, но в остальном Джерси целуется хорошо, решительно и уверенно. И даже усы не так уж противны, как когда-то давно выговорила Джорджи Вивиан, велев побриться, но определенно противен сам факт. Хотя еще больше Джорджи стыдно от удовольствия, потому что хватка Джерси на обоих членах сильная, теплая и – ебаться в рот – такая тесная, и так хорошо двигаться в ней, по жирной шерсти и собственной смазке. Джорджи нравится секс и все, что с ним связано. Джорджи не нравятся мужики. В общем, у Джорджи неоднозначное мнение насчет Джерси и того, что они делают. Но он продолжает.

Джорджи ритмично качает бедрами, обтираясь сочащимся членом о член Джерси, и дьявольская лапа опять спускается ему под зад. Длинные пальцы обжимают ягодицы, и Джорджи ерзает, тычась членом в перебирающие по нему пальцы, подставляясь языку Джерси, ласкающему его сомкнутые зубы. И похоть дурит мозг, яйца сладко поджимаются, член тяжелеет в чужой руке, прижимаясь к чужому горячему члену, а в подмышках выступает липкий пот. Джорджи хорошо так ведет от духоты, возбуждения, выпитого на голодный желудок вермута и резких запахов пота, мокрой шерсти и срезанной травы. Джорджи приходит в голову сумасшедшая идея.

– Хей, Джерси, – негромко говорит Джорджи между губ Джерси, приоткрывая глаза и опираясь на его плечо, втягивая носом животный запах от влажных пятен в подмышках футболки, – а хочешь сыграть по-крупному?

– Ты это о чем, Джорджи-бой? – кажется, у Джерси начинают меняться зубы – Джорджи не удерживается и с ухмылкой проводит по ним языком, – а голубые глаза становятся темнее, уходя в серо-синий, и желто-зеленые вкрапления в них исчезают.

– Я бы поимел тебя вот хоть на этом диване, Джерсийский Дьявол, – Джорджи продолжает ухмыляться, он чувствует себя привлекательным и очень молодым, ритмично вталкиваясь в сжатую ладонь. – Сколько это стоит?

Джерси сперва смотрит на него с удивлением, а потом резко смеется, крепче стискивая пальцы, и Джорджи задыхается от тесноты, но только вгоняет член в звериный кулак до яиц, распаляясь еще больше.

– Джорджи, ты что, блядь, думаешь, я мало того, что позволю тебе отодрать меня в зад, так еще и заплачу за это? – Джерси так же резко меняет тон на серьезный и злой, продолжая грубо надрачивать им обоим.

– А че, Джерси? – ничуть не смущается Джорджи, еще ускоряя движения бедер. – Ты же покупаешь меня, бля, так целиком бери, пока предлагаю, – он кладет ладонь Джерси на горло, пережимая, и кусает его в щеку. Джерси мигом отпускает его зад и больно хватает запястье. И смотрит внимательно.

– Хорошо, – наконец говорит он, и Джорджи, собравшийся уже спорить, осекается. – Хочешь объездить дьявола, Джорджи-бой? Будет тебе дьявол. Вставай, – Джерси приподнимается, и Джорджи приходится живо слезть. Его твердый член покачивается, и он машинально накрывает его ладонью, слабо поглаживая и притискивая к плоскому татуированному животу. Джерси встает с дивана, тоже не застегиваясь, и выдыхает носом, закрывая глаза. Спадающие чары окрашивают комнату цветом зеленым, как кислотный неон.

– Ну что, этого хотел, Джорджи? – Джерси смотрит на него пустыми глазницами, покачиваясь на месте, и Джорджи оглядывает его не то с возбуждением, не то с ужасом. Не то чтобы он на самом деле думал опробовать зверя, но это уж точно лучше, чем чувствовать мягкое, немолодое тело под собой и терпеть щекочущие усы. Если, конечно, не считать здорового члена, прижатого к мохнатому животу. И хотя не такого уж огромного в сравнении с телом, но Джорджи здраво оценивает, что такой хер не только бы порвал ему зад в мясо, но и без проблем бы насквозь кишок достал до желудка, выворачивая дьявольскими фрикциями. И Джорджи сперва даже присвистывает, но ухмылка снова наползает на его лицо.

Штаны с ботинками снимаются быстро, Джорджи не хочет, чтобы они мешались. Наскоро взять – пальцы сами хватают фиолетовую – резинку и натянуть на член – тоже привычно. А вот дальше сложнее, потому что как вообще заняться сексом с распрямившейся, утробно смеющейся тварью, чей огромный член покачивается на уровне твоей груди? Но дьявол милостив. Отсмеявшись и насладившись растерянностью Джорджи, Джерси разворачивается, хватаясь лапищами за диван и чуть склоняясь.

– Забирайся, – со смешком рычит он. – Стремянки не будет.

Джорджи сглатывает, нерешительно подходя. Но, примерившись, довольно смело сперва упирается пальцами ног в согнутое назад колено, а потом хватается за густую, скользящую из пальцев шерсть, подтягиваясь и крепко устраивая ступни на торчащих суставах.

– Держись за кости, не сломаются, – фыркает Джерси, переступая ногами, чтобы Джорджи привык к ощущению его тела под собой. Но Джорджи хорошо держит равновесие, чувствуя себя все более уверенно, и смыкает пальцы левой руки на торчащей из спины кости. Возможно, здесь когда-то были крылья, думает он, но, в любом случае, сейчас холодная, шершавая кость хорошо лежит в руке, и Джорджи ухмыляется, найдя в ней отличную точку опоры. И хотя его все-таки слегка покачивает, когда Джерси двигается – кость ходит вместе с лопаткой, – зато правая рука теперь свободна. Отлично.

Джорджи прижимается к узкому крестцу животом и лезет пальцами между плоских жилистых ягодиц. Если бы у Джерси был костистый хвост, он бы точно сейчас ударил по руке. Но удара нет, Джорджи только чувствует, как напрягаются сухие бедра Джерси, а под пальцами – короткую, густую и свалявшуюся шерсть с гладкой и толстой каемкой горячего входа. Похоже хуй знает на что, но точно не на человеческий зад. Насрать. Джорджи шально ведет от одной мысли, что он поимеет дьявола, и он слегка приоткрывает вход указательным пальцем, только сейчас задумываясь, хватит ли смазки от презерватива и жира на коже Джерси. Но сам Джерси как будто читает его мысли:

– Не возись, я не такой хрупкий, как ты, – он снова фыркает, выгибая шею, и туго натягиваются торчащие сухожилия.

Джорджи согласно хмыкает в ответ на это, вытаскивает палец и сочно сплевывает в ладонь, обмазывая член и еще чуть подтягивая резинку. Он упирается лбом в торчащий позвоночник, придерживая рукой, прижимая головку к набухшей от прилившей крови каемке входа. Та сокращается животным ритмом, и Джорджи выдыхает свозь зубы, резко проталкивая головку внутрь, когда вход приоткрывается – и сразу тесно смыкается за ней, плотно охватывая ствол.

Джерси оглушающе рычит, прогибаясь всем телом, и Джорджи едва удерживается на нем, инстинктивно прижимаясь крепче. И задыхается от того, как с размаху туго входит целиком, и только яйца шлепаются о липкий мех. Джорджи всерьез не дышит, рефлекторно пытаясь упереться локтем в костистую поясницу, пока Джерси ревет еще, вцепляясь лапищами в диван. А Джорджи только ощущает, как гладко и мягко у Джерси внутри, как там все сжимается, пытаясь вытолкнуть его. И как горячо. Джорджи жмурится, думая, что даже ожог бы стоил того, потому что каждая попытка двинуться внутри – а он не может не двигаться, хватаясь крепче, и его член то выскальзывает немного, то входит глубоко с каждым гневным и размашистым движением Джерси – как попытка засадить в мягкую раскаленную лаву. Слишком горячо, как выкрученный до предела душ, как жар из открытой духовки, как наклониться лицом к костру.

– Какая у тебя температура, Дьявол из Джерси? – спрашивает Джорджи, стараясь отвлечь Джерси и чуток откидываясь назад, через силу – похоть застилает мозги – примериваясь, как бы еще удобнее схватиться.

– Что? – Джерси выгибает спину, и Джорджи, резко выдохнув, опять непроизвольно входит глубже.

– Температура. Ты пиздец горячий.

Джерси фырчит, наконец усмиряя в себе разозлившегося от боли зверя, и снова упирается мохнатыми лапищами в диван.

– Как в аду, Джорджи-бой, – его рык теперь довольный, горлом; Джерси по-кошачьи прогибается в спине, давая Джорджи удобно лечь на него грудью. И Джорджи наконец хватается накрепко, с низким стоном на выдохе, и принимается загонять жестко, быстро, не давая Джерси привыкнуть. Джерси только может чувствовать, как холодные сухие бедра бьются об его ноги и как глубоко растягивает его длинный узорчатый член. Очень глубоко, как для человека. Джерси не думал, что это будет так больно. Джерси не скажет об этом Джорджи.

Джорджи двигается неровным ритмом, даже не успевая хоть немного вытаскивать, по-собачьи прижимаясь и покрывая дьявола торопливыми движениями. Зад то сжимается вокруг его члена, то расслабляется, и Джорджи закусывает горькую шерсть, стараясь загнать еще поглубже. Хотя куда глубже, яйца так и бьются о мягкий мех. И это так странно – и тесно, – как будто трахаешь живого, взбрыкивающего оленя, держась только за его рога и торопливо присовывая под короткий хвост. Одновременно и возбуждает, и не слишком, и Джорджи не стесняется вдобавок накручивать себя картинками, закрывая глаза и засаживая в мягкий звериный зад. Он представляет, как это выглядит со стороны, человек, сношающий зверя, представляет, как сочно его член скользит между мохнатых ягодиц, как туго зажимает его гладкая черная каемка входа. Джорджи хотел бы увидеть, какая она раскрытая будет после него, темно-розовая внутри, а еще вот бы с его стекающей спермой. Джорджи хотел бы еще трахнуть ее пальцами, если не будет дерьма. Джорджи знает, что Джерси действительно вырвет ему руку – и проломит череп, – если только считает такие мысли с его лица. Джорджи рад тому, что Джерси не видит его лица. Он жмет лоснящуюся шерсть между пальцев и обтирается бедрами, чтобы Джерси почувствовал, блядь, весь его хер изнутри, шлепается яйцами о здоровую мохнатую мошонку и шумно дышит, закусывая нижнюю губу.

Бедра резко назад – и сразу вперед, вбить член так, чтоб до боли растянуть только сошедшийся вход. Джорджи кусает губы, он теряется во времени, заполненном однообразно голодными движениями. И его уже пиздец как ведет, он утыкается лицом во взмокшую шерсть, воняющую конским потом, простецки вдалбливаясь, до боли в собственных бедрах от торчащих повсюду костей Джерси. Тягуче и резко сводит все в паху, раз, другой, бедра двигаются и поясница прогибается уже на автомате, и дыхания объездить дьявола явно не хватает. Но хочется, хочется, и продолжить, потому что когда еще такой шанс выпадет и потому что от жары и духоты под веками расцветают жгучие индийские цветы, и кончить хочется, потому что уже ноют яйца, и нужно еще побыстрее, а быстрее – скользят по шерсти вспотевшие ноги, выскальзывает кость из мокрой руки. Но когда Джорджи хочется ебаться – он ебется в надрыв и крик. И яростно кричит сейчас в мокрый мех, ударяя кулаком в лопатку и сгребая новый клок шерсти.

Он ебет Джерси быстрее, чем может, уже не осознавая собственных торопливых движений, чтоб не сбиться. Только то, что вытаскивать – слаще, вбиваться – больнее. Сводит даже сжатые зубы, ноздри почему-то щекочет запахом карри, а взмокшие, напряженные плечи болят просто дьявольски. Ха. Джорджи стонет, набирая воздух – прорезает горло сухим ножом, – и его накрывает резко, мышцы напрягаются предельно, как и погруженный в животный жар член, и сперма выплескивается в сползшую резинку. Джорджи конвульсивно вздрагивает всем телом, с содроганием еще пару раз вбивая бедра в бедра и, кажется, вырывая немного шерсти из худой спины. Запах карри душит ему глотку. Он не может больше держаться. «Ну и пизданусь жопой об пол, оно того стоило», – обессиленно думает Джорджи, вцарапываясь в спину Джерси, еще пытаясь не упасть и неудержимо соскальзывая ногами. Джорджи думается даже закусить натершие ему щеку, торчащие позвонки, чтобы хоть как остановить падение, когда Джерси поворачивает голову. Он не может видеть лица Джорджи и не услышит от него просьб помочь, но лапища легко движется назад и ложится Джорджи под спину, и тот благостно, жарко выдыхает, обессиленно откидываясь назад.

Джерси легко переносит Джорджи на диван, не слишком бережно сваливая, и находит выражение блаженства на его лице довольно мерзким. Джерси удерживается, чтобы не схватить за подбородок и не свернуть ему шею, и только отворачивается, возвращая чары, и приводит себя в порядок, взглядом ища оставленные на диване очки.

– Подумать только… я выебал дьявола, – Джорджи смеется, морща нос, и у него до отвращения довольное лицо. Он почти машинально стягивает презерватив, кое-как завязывая и бросая на пол. И тут же тянется к валяющимся рядом штанам за сигаретами.

– Да кто тебе поверит-то, Джорджи-бой? – в ответ тихо смеется Джерси, но совсем по-другому. Он наконец находит свои очки и водружает их на нос, снова скрывая цветастые глаза от мира.

– А это для личного списка, – Джорджи фыркает, жмурясь и с откровенным наслаждением затягиваясь. – Так сказать, зарубки на кровати. Пусть эта тоже будет.

– Хм, – Джерси со странным видом качает головой, – ну, надеюсь, оно того стоило.

– Ты о чем? – Джорджи лениво и блаженно приоткрывает один глаз.

Джерси молча подходит к столику, собирает оставленные на нем деньги и достает бумажник, убирая купюры в него, тщательно их расправляя. Джорджи непонимающе следит за ним и снова затягивается.

– Че-то это плохая шутка, Джерси, – его тон медленно становится угрожающим, и Джерси усмехается в усы.

– А какие шутки, Джорджи? – а вот его тон серьезен. – Или ты что, серьезно, блядь, думал, что только твоя драгоценная жопа чего-то стоит? Ты заказал еблю с дьяволом – я дал ее тебе. И хотя я лично оцениваю себя дороже двух штук, но не буду же я забирать у нищего последнее, тебе еще убираться тут.

Джорджи еще несколько секунд смотрит на него, а потом садится резко, туша сигарету в пепельнице.

– Ты, сраный уебок… – начинает он, поднимаясь, и Джерси осторожно отступает назад на шаг.

– Я бы не советовал, – он качает головой, давая Джорджи шанс. Но тот никогда не слушает полезных советов. А Джерси видит напряжение его мышц еще до удара и легко хватает за грудки одной рукой, отшвыривая к стене. Звук удара сильный и глухой, Джерси бил не в полную силу, но Джорджи, мигом сползший по стене на подкосившихся от боли и неожиданности ногах, все равно яростно орет, зажимая правое плечо и пытаясь подняться. Но, почти голый и по-человечески беззащитный, он выглядит достаточно жалко, чтобы Джерси не ждал продолжения драки.

– Я же сказал, что не надо, – он только укоризненно качает головой, подбирая выпавшие из кармана штанов Джорджи ключи и направляясь к двери. Дьявол закончил здесь.

В зале уже довольно многолюдно, запахи пота с табаком, взрывы смеха, перебивающие тех, кто кричит через шум, и пластичные очертания человеческих тел в голубом неоне наваливаются на Джерси со всех сторон. На секунду или две он даже дезориентирован, но потом принимается протискиваться к выходу между чужих спин в потных рубашках и обтирающихся об него упругих задниц в коротких платьях. Он замечает Вивиан у бара, она стоит, опершись на стойку спиной и скрестив руки на груди, оглядывая зал, и пространство вокруг нее на пару-тройку метров свободно.

– Привет, Вивиан, – добродушно начинает Джерси, подходя, и она слышит его в шуме музыки.

– Джерси? Привет, – она тоже повышает голос, не слишком заинтересованно пробежавшись по нему взглядом. – Ты не видел Джорджи? – да, конечно, ее всегда интересует только мистер Порджи, а не твоя пресная рожа.

– Видел, – кивает Джерси. – Он просил передать, что еще не убрался в этой… голубой комнате, или как там вы ее называете. И что он там один справится. Да, и ключи просил передать, – он отдает Вивиан связку на простом брелке.

– Хм, – Вивиан забирает ключи и приподнимает бровь, но ничего не спрашивает.

– Ну и, раз уж разговор зашел об этом, – Джерси, не смущаясь ее молчания, продолжает, доставая бумажник, – вот деньги. Здесь две с половиной тысячи, можешь не пересчитывать, – он протягивает деньги Вивиан, но та берет их не сразу, сперва переводит взгляд с них на Джерси и обратно.

– Это очень много, Джерси, – ее худые пальцы ложатся на купюры, и толстая стопка выглядит нелепо в маленькой руке, когда Вивиан пролистывает ее. – Очень много, – она размышляет, бездумно перебирая деньги, и наконец поднимает взгляд. В ее зеленых глазах, искаженных светом неона, нет ни одного чувства. – Он что, сосал тебе?

– И, надо сказать, весьма дерьмово, – тихо усмехается Джерси. У Вивиан едва заметно – да он и не заметил бы, если б не был дьяволом, – дергается уголок рта.

– Но ты платишь две с половиной тысячи, – и в этом есть непрямой вопрос.

– За сам факт, – Джерси разводит руками. – Но твоя правда, твой хахаль дороговато берет за такие дерьмовые услуги.

– «Если вы остались не удовлетворены предоставленными услугами, Puddin' & Pie может предоставить вам компенсацию», – Вивиан улыбается, цитируя по памяти. – Мы делаем скидки, Джерси, особенно для постоянных клиентов. Можешь выбрать кого-нибудь, и мы обговорим это.

– Хм-м, – Джерси задумывается, оценивающе глядя Вивиан в глаза. – А, кстати, что насчет тебя? Сколько ты стоишь? – он не хочет этого на самом деле, по крайней мере сейчас, когда от сытости даже лениво двигаться, но как не воспользоваться шансом и не спросить на будущее? И Вивиан, и Джорджи все равно скоро умрут, можно и обоих распробовать до этого. Так сказать, взять плотный обед и изысканный десерт после. Но Вивиан перестает улыбаться и молча поднимает левую ладонь с зажатыми деньгами, указывая на безымянный палец.

– Дороговато, – снова хмыкает Джерси. – И, я смотрю, никто пока не решился заплатить такую цену. Даже Джорджи. Хотя действительно, чего я жду от Джорджи? – он закатывает глаза. – Ладно, дорогуша, в любом случае, ты понимаешь, что эта цена не для меня. Что ты там говорила про скидки?

– Нет, – Вивиан качает головой, и ее отказ насколько холоден, что Джерси сразу понимает: деньги здесь не сработают. Ну что ж, а спросить стоило.

– Тогда никого не нужно, дорогуша, – он улыбается в усы. – Просто оставь себе деньги. И потрать их как-нибудь умно.

Вивиан только кивает, и Джерси разворачивается, махнув ей рукой и направляясь к выходу.

– Эй, Джерси, – но Вивиан еще повышает голос, чтобы он услышал. Джерси приостанавливается, слегка повернув голову. – Надеюсь, оно того стоило, – и он слышит – видит – в этом широкую улыбку. И слегка сводит брови.

Но довольная сытость не дает долго злиться, и, уже открывая дверь на улицу, Джерси думает, что Вивиан разумно выбрала лучший способ обдурить дьявола. Вежливо выставить его за дверь, даже не читая контракт.

 

–

Вивиан садится на высокий барный стул, опираясь локтями на стойку, и шумно выдыхает носом.

– Ганс? – она устало машет рукой, и добросердечный Ганс сразу поворачивается к ней. – Прибери деньги в сейф и сделай мне дайкири.

– Как обычно, с вишней, мэм?

– Конечно, – Вивиан подпирает щеку рукой и терпеливо ждет, пока Ганс смешает ей коктейль.

Маленькие каблуки неторопливо постукивают по мостовой. Скрипят лакированные мужские ботинки. Город. Пригород. Лето. Запах вереска велит задыхаться. Ее плечи накрывает индийский кашемир. В складках шали прячут аромат смолистые пачули. Он берет ее за руку. Губами уверенно касается губ. Вкус табака и поданного на обед карри. У нее болит сердце. Она любит его с этой секунды.

Лиловый бархат. Рукава туго тянут руки, юбка течет складками, корсет жмет грудь, шляпка прячет лицо. Духи пахнут розами. Она их не любит. Книга в руках переложена лентой в цвет. Это не напоминает ей. Это напоминает ему. «Ты обещала сказать». У нее болит в груди. Он целует ее плечо. Шею. Совсем близко. «Однажды, любовь моя».

Первый удар – год со свадьбы. «Почему ты молчишь?!». Щека горит красным. Она смотрит в сторону, спина прямая, глаза щиплет до рези. Он хватает руку. Дергает. Дергает. «Скажи мне!». «Ты моя жена!». «Почему ты молчишь?!». Уходит, бросив добиваться ответа. Ее плечи дрожат, пальцы утирают щеку. Она ненавидит. Хочет сорвать прямо сейчас. Хочет броситься вслед и рассказать, заливаясь слезами. У нее болит запястье. Назавтра он закажет ей новый аметистовый браслет. Она никогда его не наденет.

Он приводит другую женщину. Выходит утром. Рубашка распахнута. Синяки на шее и груди. Следы чужой помады. Пахнет потом. Розовыми духами. Табаком и карри. Чай горький, но она берет чайник, наливая еще. Все, о чем она думает – чтобы не дрожала рука. «Ты чем-то недовольна?». Наглый, уверенный, надломленный. Знает и спрашивает. Она молчит и пьет чай. Пальцы не дрожат. У нее болит где-то в горле. Назавтра он будет просить прощения, сидя у нее в ногах и утыкаясь лицом в юбку. Назавтра она ему расскажет.

Она смотрит в высокое окно. В тишине для нее, в отблесках грозы снаружи рушится их мир. Механическая смерть, давясь, пожирает то, что она любила. Он кричит в одной из комнат. Собирает вещи. Она идет к нему. Чемоданы разбросаны, он швыряет вещи одну за другой. Ненужные, бесполезные, что попадется под руку. Книги, платья, украшения. «Брось это. Надо идти». Он не слышит. Гребет вещи, роняя половину. Разбивая. Она хватает книгу из его руки. Он не отдает, но сейчас она сильнее. Вырывает. Смотрит в глаза. И бьет его по лицу. Не как женщина, как мужчина. Он не ожидает. Запинается о край кровати. Падает. К ней подкрадывается истерика, но она держит смешок и протягивает руку. «Идем. Скорее идем». Он хватается за ее пальцы как за единственное спасение.

У нее ничего не болит.

– Все в порядке, мэм? – Ганс заботливо улыбается, ставя перед ней коктейльную рюмку. Сахарная наледь по краю обманчиво дразнит холодом в духоте клуба.

– Ты же знаешь, Ганс, – Вивиан тоже улыбается, поднимая взгляд. – Просто устала.

– Может, вам тогда отдохнуть наверху, мэм? А я тут за всем послежу.

– Нет, Ганс, спасибо. Я дождусь Джорджи, – она берет рюмку и отпивает маленький глоток.

– О'кей, мэм. Если понадоблюсь, только скажите, – Ганс кивает и возвращается к работе. Вивиан покачивает рюмкой и думает, что была бы не против напиться. Палец без кольца так и манит ее взгляд, и она невольно потирает его, пытаясь избавиться от фантомного чувства.

У них ничего не было. Нелепые, смешные, они застряли в Бронксе, где никто не носил длинных юбок и модных жилетов. Где никто не помадил волосы и не взбивал челку. Но она привыкла к короткому платью, открывающему ноги жадным мужским взглядам. Он забил все тело цветастыми картинками и сбрил свои черные волосы. И снял свое кольцо, как она сняла свое. «Никто не должен знать, что я люблю тебя. Никто не должен узнать нас». «Я буду твоей шлюхой?». Глаза в глаза, она не дрожит. Приняла. Готова. Не боится. «Дура. Ты моя жена. Уж скорее я буду этим уебкам давать, чем тебе придется их хоть пальцем коснуться». Она напряженно улыбается. Держит появившуюся вдруг дрожь в спине. Ресницы мокнут против воли, ей больно держать лицо. Он вытирает пальцем черную дорожку от дешевой туши. «Дура все-таки. Ну что плачешь?».

Она плачет ему в плечо, чувствуя его руки на трясущихся лопатках. Не чувствуя ни запаха пачулей, ни запаха карри. Она любит его.

Вивиан замечает Джорджи боковым зрением и не вздрагивает, когда он обнимает ее за плечи. Но от него пахнет не дьяволом, а мылом и вермутом. И он молчит, устало утыкаясь носом ей в плечо.

– Джерси оставил деньги, – в ее голосе толика тепла, но она знает, что он услышит и эту толику. – Две с половиной тысячи, – и она готова к любой реакции и не удивляется, когда Джорджи резко смеется.

– Ах ты, блядь… сукин сын, – он щекочет дыханием кожу Вивиан, и она самой этой кожей чувствует, что его настроение становится лучше. – А я все, бля, думал, как буду тебе это объяснять.

– Это? – Вивиан опускает взгляд и касается пальцами темного синяка, расцветающего из безголового скорпиона на предплечье.

– И это тоже, – Джорджи продолжает смеяться, дыша ее запахом. Вишневый ликер и неуловимая горечь. – Ебаться в рот, если б ты только знала, насколько я люблю тебя, моя дорогая женушка, – он шепчет ей в ухо и целует в него, невесомо и немного влажно.

Она сжимает рюмку в пальцах – кольцо не звякает о стекло – и делает большой глоток. Он выцеловывает ее ухо с горячей нежностью, мурлыча какую-то мелодию. Ей кажется, что скоро произойдет что-то непоправимое.

Она уже очень давно не боится снять свою ленту.

Она хочет сорвать эту чертову ленту.

Она не сделает этого, пока он жив.

Джорджи Порджи – не благодать,

И жена ему подстать.

Были рады поутру,

К вечеру они умрут.