Текст книги "Обернись (СИ)"

Автор книги: Mistress_Alien

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 11 страниц)

      Что стало причиной принятия такого решения?

      Возможно, смерть напарника стала стартовой точкой. Тем пинком, которого не хватало чтобы понять, что еще немного – и от человека в Томе не останется ничего.

      Одно то, что он всегда прекрасно спит, говорит о том, что нервная система нарушена к чертям. Не должен обычный человек спокойно спать после того, как отмылся в душе от крови очередной жертвы.

      Это неправильно.

      Может, стоило понять это раньше, да только ощущения собственного господства и власти, помноженные на бешеные суммы, снесли голову. Он изначально был ненормальным, но сейчас, в силу профессии, это увеличилось в разы.

      Том только не решил, куда хочет уехать. У него никогда не было мечты о каком-то определенном месте или стране, и сейчас, когда нужно было определяться, он медлил. Деньги были, буквально через месяц закончатся остальные переводы и он будет обеспечен на первое время безбедной жизни точно – да вот где их тратить, если нет желания куда-то ехать.

      Закончив разговор, Том задумчиво посмотрел перед собой. Город жил своей жизнью, по дороге то и дело проезжали машины, по тротуару шли и торопились куда-то пешеходы, и никто не обращал внимания на замершего паренька.

      Никто бы не поверил в то, кто он на самом деле. Вообще, его внешность часто играла ему на руку. Тома не воспринимали всерьез, часто пропускали в закрытые помещения, стоило этому милому брюнету улыбнуться и сверкнуть большими глазами в обрамлении аккуратных ресниц. Ямочки на щеках и идеально подобранные вещи придавали и без того красивому образу обаяния, перед которым практически никто не мог устоять. И если Тома поначалу еще коробило пользоваться своим внешним видом ради достижения целей – то потом стало наплевать.

      Лучше он будет заигрывать с охранником и залезет благодаря этому на склад, чтобы там убить нужного человека, чем с разгону застрелит весь персонал, включая и жертву и сторонних людей.

      Том встал и открыл машину. Сел внутрь и задумался.

      Почему именно такая работа? Такой путь?

      Признаться себе в том, что ему нравилось, он не мог и не хотел. Извращенное чувство не должно было превалировать над принципами и законами общества, в котором он жил. В какой момент из хорошего детектива и прекрасного военного он превратился в наемника? Которому плевать, кого резать и зачем?

      Том не мог сам себе ответить на этот вопрос. Он лишь четко осознавал, что устал.

      Устал так, как может устать от жизни семидесятилетний старик. Разница была лишь в том, что в свои годы Том успел увидеть и сделать столько, что хватило бы еще на парочку жизней.

      Теперь, желая, наконец, спокойствия, Том завел машину и поехал работать.

      Осталось потерпеть совсем немного.

      Открыв глаза, Том тут же их закрыл. Голова гудела.

      Стало легче лишь на какую-то долю. Ноги болели меньше, а внутреннее состояние оставляло желать лучшего.

      Почувствовав, что его обнимают тяжелые руки, он повернулся на бок, застонав от головокружения, которое ощущалось даже лежа, и посмотрел на Криса. Мужчина тут же открыл глаза.

      – Как ты?

      – Плохо, – просипел Том и уткнулся лбом в грудь блондина.

      Крис погладил Тома по спине и слегка притянул к себе.

      – Поешь?

      Том пожал плечами.

      Он не знал, от чего ему станет хуже. От голодания дальше или от небольшой порции пищи.

      Крис решил все сам. Встав с кровати, он вернулся спустя минуту с остатками воды и сэндвичем для Тома. Помог парню сесть и открыть упаковку.

      – Спа… – ладонь Криса легла на губы парня, не давая договорить.

      – Хватит уже, – начал он, – я это делаю не для того, чтобы ты каждые пять минут меня благодарил.

      – А зачем? – проглотив первый кусок сэндвича и прислушиваясь к ощущениям, Том посмотрел на мужчину.

      – У меня на тебя планы, – подмигнул Крис, не обращая внимания на то, как у парня округлились глаза, – все, молчи.

      Том молчал и откусил второй кусок. Стало вроде бы немного легче. Видимо, тошнило все-таки от голода. Но шум в голове не утихал. Он напрягал и нервировал.

      Крис перед глазами расплывался. Он что-то говорил, но некоторые фразы ускользали от Тома, и он слышал лишь сливающийся в едино шум.

      – Черт, нельзя двигаться в таком состоянии, – Крис взял парня за плечи и встряхнул, – давай же, приходи в себя.

      Он поднял лицо парня за подбородок и постарался поймать мутный взгляд глаз. Том не мог сфокусироваться на лице мужчины, губы парня дрожали, а говорить получалось только еле слышным хриплым голосом.

      И тут, словно по заказу, раздался голос, от которого обоих уже начинало выворачивать.

      – Вам пора выходить. Правила немного изменятся в этот раз.

      Крис силком поднял Тома с постели и подвел к дверям. Он видел, насколько больно идти парню и как он пытается держаться. И надеялся, что очередные извращенные правила не окажутся смертельными для них обоих.

Глава 8.

      Всегда, в любой ситуации нужно помнить, что ты должен бороться. Даже тогда, когда кажется, что нет смысла. Нет надобности выворачиваться наизнанку, чтобы получить призрачное спасение. И когда кажется, что даже то обещанное облегчение не принесет ожидаемого результата.

      Опускать руки нельзя.

      Потому что можно опустить их за очень маленький шаг до цели.

      – Коридор будет уже, нужно идти друг за другом, – механический голос, настолько уже ненавистный, что только от этих мерзких звуков начинает накатывать злость, продолжает рассказывать правила, – нельзя оборачиваться. Это карается смертью. Разговаривать также запрещено.

      – Том, – Крис тряс паренька за плечи, пытаясь добиться от того хотя бы какого-то внимания к себе. Только увидев проблеск осознания реальности в зеленых глазах, он схватил Тома за щеки ладонями и в самые губы произнес: – Ты идешь первым, я за тобой. Я не смогу не обернуться, не зная, упал ты там или нет. Я буду идти сзади, и что бы ты ни услышал, просто шагай, понял? Шагай, – присев около парня, мужчина быстро обул его и снова подтолкнул к двери, – иди и не оборачивайся.

      Том, пошатнувшись, сделал шаг и побрел вперед.

      Крис быстро вышел и пошел следом, надеясь, что у них обоих хватит сил дойти до третьей ниши. О том, что их там ждет, мужчина думать не хотел вообще. Он бы помолился, если бы умел или помнил как, да только в голове было пусто.

      Первый раз за все время в мозгах была практически ощутимая пустота. Такая, от которой, казалось, в голове все звенело.

      Глядя на шатающегося, но упрямо шагающего впереди Тома, Крис мысленно просил его не оборачиваться. Он очень хотел, чтобы парень выдержал и это испытание.

      Идти впереди, не имея возможности обернуться и не зная, упал Крис за его спиной или нет – ужасно. И мужчина это понимал, когда пробовал поставить себя на место Тома. Но он прекрасно знал, что так или иначе пустил бы того вперед, потому что слабость и бледность, так и не сошедшая со скуластого лица, явно говорили о том, что парень может и не преодолеть этот рубеж. Не дойти до последней ниши, просто упав где-то на дороге.

***

      Тому казалось, что он попал в ад. Небольшое облегчение, которое принес сон, исчезло, будто его и не было. Конечно, идти в обуви было в разы легче, но преследовало ощущение, будто он не в коридоре, огороженном сеткой, а в темном тоннеле, без света в конце.

      Слышались звуки.

      Странные, пугающие. Казалось, под ногами все еще шуршат и шипят жуки. Том пытался внушить себе, что все это неправда, но порывы резко поднять ноги или, что еще хуже, отпрыгнуть куда-то, непонятно куда, пугали его самого. Он понимал, что если сделает резкое движение, просто упадет.

      Упадет и не встанет, умрет прямо на земле в этом осточертевшем коридоре, дав чипу взорваться и забрызгивая идущего сзади Криса своей кровью.

      Крис…

      Том прислушался и понял, что ничего не слышит, как бы странно это не звучало. Он не чувствовал, что мужчина идет сзади.

      Том пытался успокоить себя, раз за разом повторяя, что он под действием яда, и ему может показаться все, что угодно. Что Крису некуда деться из-за его спины, и если бы даже Том не услышал, как тот упал, он точно услышал бы взрыв.

      Но этот аутотренинг не помогал ни на миг, когда паника, только едва утихнувшая, накатывала дикой волной. Том не знал, как еще можно с этим бороться.

      Он хотел обернуться.

      Так сильно, что у него зачесались кончики пальцев.

      Но Том отчетливо, словно наяву, видел серьезные глаза Криса, который что-то резко, даже почти зло говорил ему перед выходом. Дословно Том не помнил и не хотел вспоминать.

      В мозгу четко отпечаталось одно: «Не оборачивайся».

      Нельзя, даже если очень плохо и очень страшно.

      Настолько, что кажется, будто этот страх можно потрогать.

      Словно он, как темный туман, клубится вокруг фигурки Тома, обволакивая его полностью, забирая оставшиеся крупицы здравого смысла и прося обернуться, шепча в самое ухо, что Криса сзади больше нет.

      Что Том тут один, совсем один в этом коридоре и на этом эксперименте.

      Никому ненужный, всеми брошенный…

      …псих.

      Который получает то, что он заслужил.

      Закусив нижнюю губу, Том упрямо продолжал идти вперед.

      Зацепившись где-то в голове за имя блондина, он просто шагал, отстраненно замечая боль в ногах, во всем теле и, уже привычно, в мышцах.

      Имя «Крис» парень пропускал будто через все свое тело. Оно, словно переливающийся шарик, скользило внутри, согревая приятными звуками и не давая окончательно сойти с ума. Том почему-то представил, как этот шарик, отдавая теплом, замирает в груди и сидит там, даря толику спокойствия и ощущения того, что он на этой дороге не один.

      Он всегда очень тщательно выбирал себе жертв. Да, их было много, и исчислялись они десятками. Но Том понимал, что даже если убивает людей так же, как мясник забивает скот на скотобойне, у него есть призрачное оправдание.

      Настолько эфемерное, что его можно признать недействительным. Разве он может позволить себе решать: кому жить, а кому нет? Но он, раз за разом, делает это.

      Кропотливо выбирая из всех списков только тех, кто так или иначе имеет отношение к ним.

      И к ней.

      Ведь если бы они были живы, ничего бы не произошло.

      Том так и остался бы успешным парнем, сделал карьеру, а военная служба лишь добавила бы ему дополнительных плюсиков в резюме.

      Но судьба распорядилась иначе.

      Вместо запланированной поездки по Европе случились совершенно незапланированные похороны. После которых, придя в пустую квартиру, Том понял, что вместе со всеми, кто был ему дорог, убили и его. Пусть оболочка осталась – душа умерла. Вместе со всеми эмоциями и нормами морали.

      Если они решили, что могут забрать у него всех – почему он не может сделать так же?

      Он понял, что достанет их, рано или поздно. Что разрежет на мелкие кусочки, упиваясь своей ненавистью так же, как они упивались его слезами, когда убили всех на его глазах.

      Да, его отец долгое время, как потом узнал Том, игнорировал угрозы, намеки и явные, якобы случайные, происшествия. Возможно, он и занимался чем-то не тем. Или, как принято говорить, чтобы прикрыть свою задницу, был бизнесменом. И, видимо, настолько серьезным, что его конкуренты не побрезговали скинуться на киллеров.

      С одним уточнением.

      Киллеров-маньяков. Да таких, что Тома, которого единственного нашли живым в огромном доме, месяц учили заново говорить. Заново общаться с людьми и даже есть, потому что парнишка, которого оставили в живых только потому, что он являлся наследником и был нужен, чтобы империю отца не разнесли на куски, стал похож на дикого зверька. Он медленно приходил в себя, но медсестры элитной клиники не могли нарадоваться на то, что юноша так или иначе вновь возвращается к жизни.

      Впоследствии Том много раз думал, что если бы они знали, что происходило тогда в его голове на самом деле – убили бы прямо там. Потому что искалеченная психика молодого парня сформировалась в настолько темное и жаждущее мести нечто, что было странно, как он вообще не сошел с ума окончательно.

      Для всегда светлого и доброго Тома этой черноты было через край. Намного больше, чем он был способен вынести. Больше, чем вообще кто-либо способен вынести.

      То, что некоторые люди относились к убийцам косвенно, Том старался не замечать. Они были нужны, чтобы выйти к своей цели. Он стал детективом самому себе, а его комната походила скорее на полицейский архив, чем на жилище молодого парня. Так же получилось и с деньгами.

      Они оказались приятным дополнением к мести и существенно облегчали задачу в плане переездов, с которыми, конечно же, бесконечные поиски были неразрывно связаны.

      Глаза будто застилала плотная пелена. Такая, через которую видно было лишь те фигуры, которые Том сам хотел видеть. То мясо, которое он сам выделял для себя, чтобы узнать о нем побольше, а затем убить. Четко, незаметно и так для себя приятно.

      Постепенно, месяц за месяцем, год за годом, приходило осознание другого.

      Том начал замечать, что почему-то вместо того, чтобы утром, после стандартной пробежки, сесть за компьютер и углубиться в поиски тех, кто лишил его близких, он идет в офис.

      Офис?

      У него даже есть свой кабинет, из которого можно попасть на оружейный склад.

      Пелена перед глазами начала рассеиваться, и Том увидел, что он почему-то подчиняется пожилому мужику, у которого такой взгляд, будто он хочет Тома либо убить, либо изнасиловать. А сам парень настолько сильно провоцирует его, что порой самому становится не по себе – не перегнул ли палку?

      А когда Том сидит над трупом напарника, который по какой-то странной причине работал с ним долгое время, то понимает, что где-то он свернул куда-то не туда.

      Причем настолько далеко ушел, что просто так уже не вылезти из петли, которая есть на его шее.

      Когда, в какой момент он стал таким?

      Что сказали бы они, увидев его, улыбающегося после того, как он получил бешеные деньги за смерть?

      Просто за то, что оказался сильнее, чем кто-то.

      Или за то, что на его стороне был эффект неожиданности.

      И тогда Том, напившись до зеленых чертей в своей шикарной квартире, понял, что он стал таким же.

      Один в один как те, кто на его глазах сделал из близких фарш.

      Он ничем не лучше.

      Даже хуже.

      Именно в тот момент Том осознал, что если не прекратит это сейчас – не прекратит никогда.

      Позади него было тихо. Как Том ни старался услышать хотя бы что-то – не получалось. Кажется, по щекам снова текли слезы. И когда он успел превратиться в размазню?

      Который раз за последнее время он ревет, словно девка, от которой сбежал жених. Это неимоверно бесило. Еще и потому, что сделать-то ничего было нельзя. Как ни старался – все напрасно. Он был бессилен перед организаторами эксперимента, перед тем, что могло ждать его впереди и, самое главное, сейчас, в эти секунды, когда шел вперед, превозмогая боль, и даже не имел возможности обернуться и посмотреть, как там Крис.

      Там ли Крис?

      Воображение рисовало кучу картинок: одна страшнее другой. И от нарушения правил спасало только то, что Том, хоть и слабо, но осознавал, что если что-то случится с Крисом, последует взрыв. Тогда уже точно можно будет оборачиваться, не думая ни на какую тему.

      А пока оставалось только идти вперед и, черт побери, как же Тому было страшно.

      Он вглядывался в размытый из-за яда пейзаж впереди и еле слышно шептал о том, что ему хочется увидеть нишу.

      И пусть она последняя, пусть она будет хоть доверху наполнена чем и кем угодно – он сможет увидеть Криса.

      Больше пытки, чем сейчас, для Тома, казалось, не существовало.

      Он снова находится почти на грани.

      Снова может потерять то, что только начал обретать.

      И этого раза он не переживет точно.

***

      Темное пятно впереди показалось Тому воротами в рай, не меньше. Он знал, что это может быть только ниша – никаких других подобных препятствий не встречалось, да и шли они уже, по его меркам, достаточно долго.

      Да и по тому, насколько ему было плохо, тоже.

      Как Том еще держался – он и сам бы не смог ответить, слишком ужасно он себя чувствовал. Страх, который в начале пути еще как-то можно было терпеть, стал таким, что парень едва выносил его. Том стискивал зубы так, что становилось больно, быстро вытирал злые, все еще бегущие по щекам слезы, и жмурился на доли секунды, лишь бы не обернуться.

      Причем он не знал, чего боится больше: того, что, обернувшись, подпишет себе смертный приговор или того, что не увидит там Криса. Даже было уже плевать на собственные мысли о том, что все страхи пусты.

      Хотя, врать самому себе не стоило: Том осознавал, что боится именно второго варианта. Без Криса он просто не сможет. Не вывезет. Не вытянет этого ужаса.

      Не справится один.

      Поэтому теперь, когда где-то пока еще далеко впереди забрезжила призрачная надежда, у Тома открылось уже неизвестно какое по счету дыхание, и он ускорил шаг.

      Боль заполонила каждую клеточку организма, но он упрямо шел, пока не понял, что это на самом деле ниша, и смог разглядеть дверь, даже дверную ручку.

      Пока не коснулся металла и не дернул на себя, делая шаг, после которого можно было, наконец, остановиться.

      И замереть.

      Зажмуриться и ждать, сам не понимая чего.

      – Том, – хриплый голос, и вот уже сильные руки обхватывают поперек груди, сжимая так, что, кажется, ребра хрустнут под таким натиском.

      Из Тома, будто из воздушного шарика, вышел воздух. Он выдохнул, долго, с протяжным стоном.

      А вдохнуть не смог.

      Дыхание перехватило.

      Сердце будто замерло.

      Он сам стоял, как каменный.

      – Том, – снова этот родной голос и его, словно тряпичную куклу, резко разворачивают, снова обнимая и обдавая прерывистым дыханием лицо, – Том, я здесь, все нормально, не уходи в себя.

      Крис обнимал парня, гладил по спине, впивался пальцами в кожу и что-то без перерыва говорил на ухо.

Том не улавливал смысл, но до его, все еще воспаленного ядом сознания, наконец доходило, что Крис рядом.

      Вдохнув, Том резко обнял мужчину за талию, утыкаясь носом в плечо.

      Выдохнул, закрывая глаза и, наконец, немного расслабляясь.

      Крис, у которого сбилась речь от резких объятий Тома, через несколько секунд смог говорить, снова начиная шептать что-то несвязное, может, даже глупое, но такое сейчас нужное им обоим.

      Время, казалось, остановилось.

      – Я думал, – начал Том шепча, касаясь губами кожи на плече Криса, – что тебя там нет. Глупо, так глупо, я такой идиот, но мне казалось, что тебя там просто нет. Понимаешь? Так страшно обернуться, и я бы не смог, если бы сейчас не ты, понимаешь?

      Этот почти бессвязный поток слов сам лился из Тома, он будто даже не осознавал, что именно говорит.

      Крис все так же гладил его по спине, иногда чуть царапая ногтями кожу, и эта боль возвращала к реальности.

      Если чувствуешь – то живешь, верно?

      В жизни всегда больше боли, чем удовольствия.

      Ничто, казалось бы, не может нарушить то, что происходило между ними, но не всегда все идет по плану.

      А в их случае – никогда.

      Дверь, ведущая из ниши, резко распахнулась, заставляя обоих вздрогнуть.

      Том очнулся от полусна, в который успел погрузиться, пока стоял, уткнувшись в сильное плечо, и сейчас пытался осознать, что происходит. Крис же, не теряя времени, уже шагнул вперед, пытаясь как-то закрыть Тома, все еще шатающегося от слабости и яда в крови.

      Но это было напрасно – оба поняли, как только увидели, сколько человек пришло в нишу.

      Вооруженные люди в масках на лицах явно не были настроены на диалог или на какое-либо сопротивление.

      Один вышел вперед и поднял перед собой руку, в которой были наручники. Металлическая цепь тихо звякнула, а Крис усмехнулся. В этот раз им не давали выбора.

      Хотя, почему нет?

      Они могли кинуться на солдат и умереть, но почему-то в душе разгорался ненормальный, иррациональный интерес к тому, что будет дальше. И пусть могло быть в разы хуже – умереть они успеют всегда.

      Крис почувствовал, как Том положил ему на плечо ладонь. Одно это касание сказало ему все, о чем в такой момент мог думать парень. И он тоже соглашался на плен, который им сулили наручники. И ему тоже, даже несмотря на состояние, было интересно.

      Это выдавал блеск зеленых глаз. Они двумя яркими огоньками горели на покрытом пылью лице.

      Они позволили надеть на запястья наручники и вывести себя из ниши.

      Крис даже почти не удивился паре вертолетов, стоящих в отдалении.

      А как еще можно было попасть на этот полигон? Явно он находится на достаточном расстоянии от какого-либо населенного пункта.

      К ним направлялся какой-то мужчина. Он спешил, то и дело спотыкаясь о небольшие камушки на пыльной земле, и прикрывал рукой глаза от солнца. Крису захотелось закинуть его в начало их эксперимента и посмотреть, как тот пройдет все то, что прошли они.

      И он, и Том, стояли ровно, будто их не смущала летящая от ветра пыль, будто не у них были стерты ноги и обожжена солнцем кожа. Будто не они находились на грани между отчаянием, паникой и смертью. Почему-то одновременно, не сговариваясь, они спрятали максимально глубоко все то, что накопилось у них внутри.

      На подошедшего мужчину холодными глазами смотрели два убийцы, заставляя того замереть на мгновение и сглотнуть почему-то подкативший к горлу комок.

      Быстро достав заготовленные шприцы, он подошел сначала к блондину, потому к брюнету, отточенным движением ставя каждому укол в плечо.

      Крис видел, что Том диким усилием воли подавил в себе желание отшатнуться. Но это заметил только он. Ставящий укол увидел лишь приподнятую тонкую бровь и долгий, тяжелый взгляд зеленых глаз.

      Мотнув головой, будто стряхивая с себя оцепенение, мужчина крикнул окружившим их людям:

      – У них минут десять, поторопитесь, – и быстрым шагом направился к одному из вертолетов.

      Судя по тычкам в спину, все действительно торопились, и уже через пару минут Тома и Криса затолкали в вертолет, не сняв наручников и усадив напротив друг друга.

      Том смотрел только на Криса, не желая вообще осознавать ничего из того, что происходило вокруг. Все казалось нереальным. Он уже, как бы дико не звучало, успел привыкнуть к тому, что они постоянно куда-то идут, чего-то боятся и ждут. А сейчас не хотелось заново вникать в правила, которые, наверняка, будут. Или проходить новые испытания. Хотелось сесть где-нибудь в уголке и снова уткнуться Крису в плечо, такое же пыльное, как и лицо Тома.

      Спустя еще пару минут он начал понимать, что дико хочет спать. Настолько сильно, что не получается бороться со слабостью и желанием закрыть глаза. Крис, сидевший напротив, явно испытывал то же самое, потому что его голова клонилась вниз, как бы он ни старался не отводить от Тома взгляда.

      Их обоих будто выключили, найдя кнопку и нажав ее, отгораживая от всего мира и кидая в темноту.

      Его проверяли и испытывали на прочность всю жизнь. Кажется, с тех самых пор, как он смог говорить, отец постоянно вел с ним беседы. Такие, от которых маленький мальчик не мог спать ночами.

      Казалось, этот мужчина, почему-то называющий себя его отцом, поставил перед соболь цель вынуть из него душу. Разрезать, посмотреть, что внутри, а потом засунуть обратно так, как ему нужно и зашить.

      Когда он подрос, ему на какое-то время показалось, что он сумеет отстоять свои права. Хотя бы в чем-то, немного, но нет. Отец не дал такой возможности.

      Беседы становились дольше, сложнее, и выпутаться из тех дебрей, в которые уходили порой их рассуждения, становилось все труднее. За то, что он не мог достойно ответить или вовремя скрыть что-то о себе, он получал ремня.

      Да так, что потом неделями не мог не то, что сидеть, даже на спину лечь.

      Казалось, отец хотел сделать из него психа.

      Когда он вырос и закончил экстерном университет, то наконец-то понял, что делал его родитель.

      Только вот не понял, зачем.

      Раз за разом, день за днем, он старался принять отца, понять и найти какие-то оправдания его поступкам, но не мог.

А однажды, оказавшись около неплотно закрытой двери отцовского кабинета, услышал разговор.

      В тот день он понял, что мама умерла не от долгой болезни.

      Хотя, это как посмотреть.

      Она болела, да. Но не физически.

      Этот человек, который почему-то решил, что может управлять судьбами и жизнями, подвинувшись на теории бессознательного, убил ее.

      Ту женщину, которую Крис помнил с трудом, но любил.

      Потому что знал, что она любила его тоже.

      Не как объект, который нужно вырастить своим продолжением, а как сына. Того мальчика, которого она носила в себе, а потом рожала, любя еще до того, как увидела.

      И в тот момент Крис решил, что сделает с отцом то же, что тот сделал с матерью.

      А почему нет?

      Если ему можно, то и Крису тоже?

      Он перестал относиться к беседам с отцом так, как раньше. Это больше не была каторга, на которую он шел, заранее боясь болезненной порки.

      Это стало его идеей фикс. Манией, навязчивой мыслью – всем.

      Каждое слово, сказанное отцом, он запоминал.

      Записывал.

      Раз за разом анализируя и изрисовывая стрелочками связей блокноты, тетради и все, что попадалось на пути. Он понял, что ему нужна идея. То, что он будет вдалбливать в голову своему отцу так, чтобы тот не заметил. Не понял. Не осознал.

      Нужны были тренировки, и Крис нашел себе необремененных защитой от вмешательства таких, как он, психологов, парней. На одном за другим, месяц за месяцем, он практиковал и оттачивал свое умение и те навыки, которые черпал из бесед с отцом.

      Постепенно вместо привычной ругани и тихой злости в словах мужчины стали проскальзывать недоумение и удивление. Порой он позволял себе паузы в диалогах, словно думал о чем-то. В эти моменты Крис был особенно собран, принимая ту или иную позу, которая подавала сигналы на уровне того самого бессознательного, которым бредил отец.

      И мужчина видел перед собой не психолога, хоть и молодого, но которого боялись уже многие люди.

      Он видел перед собой испуганного и напряженного сына. Забитого и боящегося его, своего отца.

      Через какое-то время Крис понял, что можно поговорить о матери.

      Снова потекли наполненные злостью беседы, но идея, та самая нужная Крису идея, была в голове отца.

      Из нее оставалось только развить страх, постепенно перетекающий в чувство вины.

      Вины перед всеми и вся, которая сжирает изнутри хуже рака, хуже любого физического недуга.

      Разъедает так, что в один день человек просто не выдерживает. Особенно, если его вину день за днем правильно подпитывать, давая ей все новую и новую почву.

      И потом, стоя на кладбище и смотря на гроб, в котором лежал отец, Крис понял, что у него получилось.

      Понял и…

      … улыбнулся.

      Ушел, оставляя за собой недоуменные взгляды немногочисленных знакомых их странной семейки.

      Ушел, чтобы никогда больше не вернуться в дом, в котором он вырос.

      Ушел, чтобы заработать на несколько квартир и на все, о чем он только мог подумать.

      Ушел, чтобы в один момент, увидев любовь в глазах мышонка, к которому не чувствовал ровным счетом ничего, понять, что он стал тем, кого боялся всю свою жизнь.

      Своим отцом.

      Этого хватило, чтобы подстегнуть вялотекущий процесс перевода денег, покупки нового дома и билетов.

      Хватило, чтобы испугаться самого себя так, что было желание выброситься из окна своей шикарной квартиры.

      Хватило, чтобы спустя столько лет наконец понять, что у него, Криса, тоже есть сердце.

      С трудом разлепив глаза, Том пытается осмотреться. Голова тут же начинает болеть, будто пока он спал, его несколько раз приложили чем-то тяжелым. Хотя, если вспомнить о яде – он вполне может сейчас пожинать плоды интоксикации.

      Спустя какое-то время до Тома доходит, что он не может пошевелиться, а глаза, привыкнув к яркому свету, начинают подмечать детали. Особенно то, что рядом, почти на расстоянии вытянутой руки, лежит Крис. Он привязан широкими ремнями к медицинскому креслу и, судя по ощущениям, Том привязан так же.

      – Доброе утро, – голос, раздавшийся сбоку, заставил повернуть голову.

      Рядом с Томом стоял тот самый мужчина, который сделал им укол на вертолетной площадке.

      Том хмыкнул. Он ждал, пока очнется Крис, и очень надеялся, что это произойдет скоро.

      – Даже не спросишь, где ты и как сюда попал? – казалось, доктора, как мысленно окрестил его про себя Том, это удивило.

      Парень лишь криво усмехнулся, давая понять, что сам ждет ответов.

      Даже будучи в таком состоянии он понимал, что больше, чем ему разрешено, этот мужчина не расскажет. То, что он явно не мозг всего эксперимента, ясно как минимум потому, что придумать такое одному нереально. А то, что какую-то информацию он все же выдаст, было ясно и без лишних вопросов. К тому же, Том вообще не был уверен, что у него получится сказать что-то связное, не сорвавшись в истерику или просто ругательства.

      – Я думаю, вы поняли, что это был эксперимент, рассчитанный на то, чтобы убрать лишних, и оставить нужных. Так же на вас испытали новую сыворотку, разработанную для военных операций и стирающую память. Никто не знал, какие точно последствия могут быть, поэтому были собраны люди разных темпераментов, характеров и примерно разного рода деятельности. Разумеется, не случайно. Туда попали лишь те, кто имел отношение к головной организации.

      – Что за организация? – от хриплого, но такого родного голоса Том вздрогнул и повернул голову к Крису.

      Тот одним взглядом дал понять, что все в порядке, что Тому не о чем пока волноваться и стоит послушать этого странного доктора, который копошился между делом на столах, заваленных медицинскими инструментами, и набирал в шприцы какие-то лекарства.

      – Несколько масштабнее чем-то, на что вы работали. И твоя, – он кивнул на Тома, – и твоя, – затем на Криса, – конторы у нее под колпаком. И как раз вы оба несколько вышли за рамки, установленные ими, и очень удачно попали под эксперимент.