Текст книги "Save Me (СИ)"
Автор книги: Miss Alex
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)
========== The Woman ==========
– Как всё прошло?
– Хорошо, – на губах у Ханджи – улыбка, свойственная только ей. Она снимает серое пальто и аккуратно (вот до чего доводит общение с Леви) вешает его на плечики. Затем наклоняется и расстегивает сапоги. Но Леви всё равно кажется, что её улыбка какая-то ненастоящая, вымученная и грустная. И он решает проверить свои догадки одним вопросом.
– Ладно. Тогда я поставлю вопрос по-другому. Как ты?
– Я? Я тоже хорошо, спасибо за беспоко…
– Ханджи, ты могла дурить голову Эрвину, но со мной твои фокусы не пройдут. Что сказали эти старые идиоты? – Леви не сводит глаз с Ханджи и видит, как она закусывает губу и осторожно садится на стул напротив него. – Я говорил тебе, что должен был сам туда поехать. С полицейскими бесполезно…
– Ты уже и так сделал много. Я не думала, что потасовка, устроенная Жаном и Эреном, выльется в неприятность. Нет, я не спорю, полиция и раньше к нам неодобрительно относилась, но в последнее время… Они совсем перестали считать нас людьми и… И меня они не считают за главнокомандующего…
Она не заканчивает предложение, но Аккерман догадывается, что она имела в виду, за кого они её считают. Он прикрывает глаза и вспоминает.
Она же женщина.
Это так глупо.
Ханджи Зоэ – невероятно умная и талантливая женщина. Леви не каждой женщине делает комплименты (он вообще не каждому человеку говорит приятное), но Ханджи занимает особое место, потому что только неё он может сказать пару приятных слов (и, самое главное, цензурных). Пусть Ханджи и помешана на исследованиях, титанах и исследованиях этих самых титанов, она человечная.
А они ведь почти все её (человечность) растеряли.
Леви помнит день, когда она присоединилась к их отряду, когда он только начинал там работать и оправился от смерти своих друзей. Тогда она была маленькой и несуразной, с испуганными карими глазищами и распущенными волосами. Он закрывает глаза и вспоминает её темно-синюю юбку и белоснежную рубашку. Она не грубила, не имела проблем с дисциплиной и была вежливой.
И, вроде бы, всё было хорошо.
Но вот только она была женщиной.
Парни в отряде считали её слабачкой, хотя Ханджи много раз доказывала, что она сильная и смелая, что не за красивые глазки взял её в отряд Эрвин.
«А ты сумеешь удержать? Сил да хватит? Ты же женщина!» – Леви прикрывает глаза и слышит голос одного из участников отряда того времени.
И так было каждый раз. Парни в отряде Ханджи словно ненавидели.
Леви не питал ненависти к женщинам, несмотря на то, что его мать была проституткой, а его отцом стал неизвестный клиент борделя. Аккерман не считал их, женщин, виноватыми во всех грехах. Наоборот, если ему встречалась достойная женщина, он видел в ней достойного оппонента и не принижал её.
Так было и с Ханджи. Сначала они не сошлись характерами: слишком молчаливый Леви и слишком громкая Ханджи; слишком разумный Леви и слишком безбашенная Ханджи. Но затем, после нескольких совместных миссий и проведённого вечера за распитием чая, Леви понял, что она не «Эй ты, аномалия!», а Ханджи, женщина.
Красивая и умная женщина.
– О чем ты задумался? – из раздумий Леви вывел мелодичный (боже, какой у неё красивый голос) Ханджи. Она уже успела переодеться в домашнюю одежду (не в парадной же форме ей ложиться спать) и повернулась к Леви, вопросительно смотря на него.
– Я вспомнил тот день, когда понял, что ты женщина, – Леви протянул Ханджи руку, и женщина подошла к нему, переплетая пальцы. – А точнее, тот день, когда тебя ударили за это.
– Это было так давно, я уже даже успела забыть этот случай…
– Никогда не забуду, как они посмели поднять на тебя руку и обозвать не самыми приятными словами.
– Но ты же вмешался, – Ханджи мягко улыбнулась, наклонилась и поцеловала Леви в висок. – Но твою разбитую губу и горящие глаза я точно не забуду.
– Но ты же сказала, что забыла про этот случай.
– Я же женщина, Леви. А нам, женщинам, свойственно говорить одно, а делать совершенно другое.
Леви усмехается и целует её ладонь, костяшки пальцев. Её руки мягкие и нежные, словно она и не пользуется мечами и УПМ каждый день, словно она не рискует своей жизнью, ставя эксперименты над титанами.
Только на неё он может смотреть с обожанием и преданностью. Только ради неё может подставляться, чтобы
получать пощёчины и разбитые губы.
Только ради этой женщины.
========== You’re the children of your fathers and mothers ==========
Комментарий к You’re the children of your fathers and mothers
Скажем так, небольшой скачок в будущее. Лет так на 15-16.
Вариант того, что могло бы быть.
Габриэль Аккерман – дочь Леви и Ханджи;
Кристофер Йегер – сын Эрена и Микасы;
Карен Кирштайн – дочь Жана и Саши;
Теодор и Николь Арлерт – брат и сестра, близнецы, дети Армина и Энни.
Она стоит перед ними, миниатюрная и отважная, красивая и смелая.
Она безумно красива.
Она безумно красива в этих чёрных штанах, белой рубашке и с мечами в руках.
Кристофер Йегер гордится тем, что Габриэль Аккерман в его отряде, что она сражается на его стороне; что она является его правой рукой.
У Габриэль роскошные каштановые волосы по поясницу (цвет волос и разрез глаз унаследован от Ханджи) и пронзительные серые глаза с шоколадными крапинками. Дочка безумной учёной и величайшего воина человечества – безумно ядерная смесь, но результат получился безумно завораживающим.
Она всегда знает, что хочет и чего хочет. Кристофер порой думает, что было ошибкой назначать главой отряда именно его, Габриэль Аккерман подошла бы на эту должность лучше его. Умная, отважная и красивая, с силой отца и мозгами матери – бесподобна.
Карен Кирштайн, лучшая подруга, боевая подруга, тоже бы подошла на эту должность лучше. Карен одной рукой убивает кабана, а второй целится из пистолета, поражая мишень на все 100 процентов. У Карен аккуратное каре и яркие, блестящие карие глаза. Она унаследовала от родителей лучшие качества, правда «вечный голод» мамы ей не достался, зато дружеское соперничество и стычки с Крисом от отца прилагались.
Теодор и Николь Арлерты – ещё одни люди, которые, по мнению Криса, были бы лучшими командирами. Тэдди (как они его ласково называли) был прирождённым стратегом, унаследовав мозги от своего отца. Он просчитывал шаги врага на много-много километров и составлял превосходные карты.
Николь, к сожалению, находилась в тени своего старшего брата-близнеца, зато ей досталось то, что никому из них не досталось – искренняя доброта. У неё не было особых талантов, но она была добра к каждому и не могла держать зла на человека.
Габриэль могла убить голыми руками.
Карен могла выстрелить с закрытыми глазами и попасть в цель.
Кристофер мог жертвовать всем, если требовалось.
Теодор мог обвести врага и друзей вокруг пальца.
Николь могла простить.
Они были детьми своих отцов и матёрей.
И за это Кристофер себя ненавидел.
========== On My Way ==========
Комментарий к On My Way
Песня и строки из On My Way by Lea Michele.
Я не могу, мне просто нужно это выплеснуть, завтра ЕГЭ по обществознанию, зубрить новое уже поздно, а расслабиться нужно.
* – в одном из переводе в манге Леви так назвал Ханджи.
Кстати, ещё вопрос: было бы вам интересно читать про детей главных героев? Если да, то я могла бы начать отдельный фанфик про них, но это было бы уже после всех экзаменов.
– Когда ты сказала, что у тебя появились друзья, то я не думала, что их столько, – миссис Браус с улыбкой посмотрела на Сашу и нежно потрепала её по волосам. Прихожую дома постепенно заполняли члены отряда.
– Я тоже. Итак, мам, знакомься, это Микаса, она постоянно ходит с красным шарфиком. Это Эрен, ты не пугайся, если он начнёт кричать, он немного нервный. Армин, наш главный стратег, безумно талантливый. Конни ты уже знаешь, видела. Это Криста, она милая и добрая. Да, мам, это та, которая стала королевой. А это Ханджи, она теперь новый главнокомандующий отряда. Она безумна и безумно классная. Вроде бы всех представила. А как дела у капрала?
– В порядке ваш капрал, – ворчит подошедший мистер Браус, наблюдая за тем, как Эрен, Конни и Армин помогают девушкам снять плащи. – Правда, особо с такой ногой не побегаешь, но он идёт на поправку.
– Это здорово, – Саша с облегчением улыбается – из-за неё, а точнее, из-за её беспечности, как сказала тогда Ханджи, пытаясь утешить плачущую девушку («Просто проворонила, скажите же, Ханджи, я не обижусь», – поправила слова Ханджи Саша в своих мыслях), Леви снова мучился со своей больной ногой. Она тогда подозрительно хрустнула, был болезненный вывих, но Леви вынес это стоически.
Это стало ещё одной причиной уважать Капрала.
– А это кто? – последним вошёл Жан. От родителей не укрылось, с каким облечением посмотрела на него Саша. Жан жив – большего ей и не надо.
– Мам, пап, это Жан. Он…
– Приятно познакомиться, – слава богу, что первым находится Жан, и Саша вздыхает с явным облегчением – она так и не смогла придумать как представить Жана своим родителям и сказать, что они, вроде как, вместе.
– А чо на ужин? – тянет голодный, замёрзший и уставший Конни. Это мгновенно разряжает обстановку, и мама с папой улыбаются Жану.
– А вот, что найдёте, то и будет, – широко улыбается миссис Браус, смотря на Конни, совсем мальчишку. – Позади дома есть небольшой садик. Кабан у нас найдётся, возьмём из зимних запасов, а вот с гарниром придётся повозиться…
И они готовы.
Чтобы что-то получить, ты должен что-то для этого сделать.
Девчонки и мальчишки заняты приготовлением ужина под чутким руководством миссис Браус. Микаса открывает в себе неплохие способности к готовке, Криста с удивлением обнаруживает, что у неё неплохо получается, а Жан и Эрен делают всё синхронно, не собачась и не ругаясь друг на друга.
За столом, когда вкусный ужин готов, завязывается беседа. Родителям интересно узнать о своей дочке, которую они очень давно не видели, всё, что пропустили. И им интересно узнать, кто её друзья, чем они живут, какие у них мечты.
У Микасы, как и у любой молодой девушки, есть мечта. Её мечта заключается в счастливом будущем, голубом чистом небе и в отсутствии титанов. А ещё в мечте есть Эрен, который смотрит на неё так, как она на него. И который любит её так, как она.
Но этому не суждено сбыться.
Микаса относится к тем девушкам, которые замечают очевидное. И не стараются всем видом показать, что этого нет. И она видит.
Видит, как Эрен смотрит на Хисторию. Он, возможно, ещё не осознаёт, откуда в груди это тягучее, пульсирующее чувство, но Микаса осознаёт. Видит, как они осторожно, словно боясь порезаться, переплетают свои пальцы, когда думают, что их никто не видит. Видит, как Хистория (вряд ли бы Криста решилась на такое) целует Эрена под покровом темноты, как он прикрывает глаза. Видит, что он совершенно не против. Видит, что он с удовольствием отвечает.
За столом атмосфера с каждым словом становится всё дружелюбнее и дружелюбнее. Микаса плотнее кутается в свой шарф и просит сидящего рядом Жана передать ей графин с водой. Жан и Эрен, правда, не сидят в обнимку, но теперь сидящий между ними Армин может спокойно выдохнуть. Конни, Криста и Саша сидят напротив, уплетая еду и рассказывая двум младшим сёстрам и двум младшим братьям Саши о приключениях, опуская подробности о смертях и крови.
– Привет, чистоплюй, – нараспев протянула Ханджи. – Я тут принесла тебе ужин. Ты просто обязан попробовать это мясо.
– И тебе, очкарита*, – Леви усмехнулся, глядя на то, как Ханджи подходит к прикроватному столику и ставит на него поднос с тарелкой и бокалом вина. Ханджи широко улыбается в ответ на его слова и приглаживает сладки на юбке.
– Шутишь, значит, тебе стало легче, – констатирует она, осторожно присаживаясь на краешек кровати. – У Саши просто чудесные родители. Хотела бы я себе таких, – тянет Ханджи на вздохе с такой грустью, и Леви не может удержаться, чтобы не спросить.
– У тебя не было родителей?
– Они были. Просто… Мой отец ждал, что у него родится сын, долгожданный наследник, а девочка не вписывалась в его планы. Но появилась я. Так что, думаю, мой отец обрадовался, когда я решила отправиться в армию. Я не хотела мозолить ему глаза, сделала одолжение.
– А мать? – Леви неотрывно смотрит на неё. Обычно Ханджи не поднимает такие темы, щадит его чувства («Я знаю, что стало с твоей мамой, Леви. И я клянусь, что не подниму тему родителей, если ты сам не начнёшь», – отозвалась она, когда они обсуждали отцов Эрена и Хистории).
– Мама тяжело заболела и умерла, когда мне было 15, – одним предложением Ханджи вспомнила себя, юную, испуганную и зареванную, когда поняла, что мама больше не откроет глаза и не сделает глубокий вдох. – Туберкулёз. Мы пытались сделать всё, чтобы спасти её. Но, – она глубоко вздохнула и выдавила из себя улыбку, – я пришла сюда не за этим. Я пришла составить тебе компанию.
– Я не думаю, что нуждаюсь в компании, Ханджи. Иди, внизу все наши. Веселись с ними, ты не должна сидеть со мной и пропускать всё веселье. Если уж рассуждать, то здесь должна находиться Браус, из-за которой я снова слёг с этой чертовой ногой.
– Я не хочу. Правда, я слишком устала за сегодня. Чтобы добраться сюда, потребовалось много сил и времени. Я просто хочу посидеть в тишине, – отозвалась Ханджи, скрещивая руки на груди и смотря в окно. – Ешь, Леви, пока не остыло. Будет жалко, если такое блюдо пропадёт.
– Не пропадёт, у нас же Саша есть, – Леви усмехнулся и взял в руки книгу, которую читал до прихода Ханджи. Женщина тоже улыбнулась, не отрывая взгляда от ночного неба.
– Знаешь, – заговорила она после нескольких минут молчания, – когда я была маленькой, мама делала мне что-нибудь приятное, когда я болела.
– Ханджи, ты опять за своё…
– Она считала, когда кто-то другой разделяет твою участь, поддерживает тебя, то тебе становится легче. Поэтому она покупала акварельные карандаши, которые всегда были жутко дорогими, готовила мне любимый суп и не спала со мной ночами, рассказывая сказки и истории.
– И ты хочешь разделить мою участь? – поинтересовался Леви, откладывая в сторону книгу. – Как? Тоже полезешь прикрывать кого-нибудь собой и повредишь ногу?
– Нет, я сделаю это по-другому.
Аккерман, вздёрнув бровь, посмотрел на донельзя серьёзную Ханджи. Она глубоко вздохнула и прикрыла глаза, не двигаясь. И в тот самый момент, когда Леви снова взялся за книгу, Зоэ словно отмерла, развернулась и подалась вперёд. Леви не сразу понял, что Ханджи целует его, вкладывая в поцелуй всё, на что она была способна.
– Прости… Я не должна была, – Ханджи отстранилась, не получив ответа, стараясь избегать смотреть капралу прямо в глаза. – Это всё алкоголь… Прости… Я веду себя как…
– Нет. Ты не ведёшь себя так. Ты никогда не видела, как ведут себя так, – Леви отложил книгу на столик и посмотрел на притихшую и смущённую (при свете лампы ему казалось, что у неё покраснели щеки) Ханджи. – В тебе нет и грамма того, как они себя ведут. В тебе есть достоинство, чего не скажешь о них.
– Достоинство? Во мне? Боже мой, лучше бы титан ногу откусил…
Ханджи начала причитать, а Леви – рассматривать её и думать.
В самом деле, почему он не ответил? Почему оттолкнул?
Потому что она не должна сочувствовать ему так.
У Ханджи всегда было это – винить себя, даже если она не была виновата. Она всегда пыталась помочь, облегчить участь человеку, даже если они не были хорошо знакомы.
У Ханджи было достоинство. Она игнорировала насмешки, она игнорировала слухи о своём маньячестве и игнорировала пренебрежительное отношение мужчин к ней, женщине. Они работали вместе не год и не два, и, как Леви помнил, Ханджи ни разу не повела себя недостойно. Боже, да она даже предложить себя ему умудрилась с достоинством!
Определённо безумная женщина.
И безумно красивая в своей несдержанности.
– Ханджи…
– Я пойду, – Ханджи встала с кровати, не смотря на Леви. – Поужинай, пожалуйста.
– Ханджи, – снова повторил он, смотря на Ханджи в упор. – Посмотри на меня.
– А? – она повернулась и подняла голову, смотря Леви прямо в глаза. Леви едва заметно кивнул и протянул к ней руку.
И этого было достаточно.
Ханджи со всей своей осторожностью (которая вообще не её осторожность-то; ей неловко и некомфортно) снова оказывается на кровати и снова оказывается непозволительно близко к капралу. Леви закатывает глаза и буквально усаживает к себе на колени Ханджи. Он неотрывно смотрит на неё, она лишь кивает, прикрывая глаза. Он усмехается, а затем впивается в шею, крепко удерживая её на месте.
Yeah, there’s a million voices,
Да, миллионы голосов
Screaming that this love’s dead and rode.
Кричат, что эта любовь мертвая и изнуряющая.
But the only voice that I hear
Но лишь единственный голос я слышу —
Is telling me go,
Он говорит мне: «вперед!»,
Telling me go.
Говорит мне «вперед!»
The sun is rising sober,
Трезвое солнце восходит,
Our passion fades and I’m on my own,
Наша страсть блекнет, и я на пути,
My helpless heart’s hungover,
Мое беспомощное сердце в похмелье,
I’m all out of hope, all out of hope.
Надежда умерла, надежда умерла.
Where do we go? Where do we go?
Куда мы идем? Куда мы идем?
– Микаса, ты в порядке? – Микаса стоит на улице, оперевшись о забор и смотрит куда-то вдаль. Жан прикрывает за собой дверь и подходит к девушке. – Ты не доела.
– Всё в порядке, Жан. Спасибо за беспокойство.
– Я не думаю, что всё настолько в порядке. Я же вижу, что ты хочешь с кем-то поделиться.
– Жан, извини, но при всём моём уважении, такими вещами с парнями не делятся.
– А я не парень, я твой друг, Микаса. Расскажи. Тебе станет легче.
И Микаса начинает рассказывать.
‘Cause my heart’s too drunk to drive,
И мое сердце слишком пьяно, чтобы садиться за руль,
If I should stay away from you, tonight.
Если мне следует сегодня держаться от тебя подальше.
But in this blackout state of mind,
Но в этом затуманенном душевном состоянии,
Baby, all I want is you, tonight.
Малыш, сегодня мне нужен только ты.
When my head tells me no,
Голова говорит «нет»,
My heart tells me go, so
Сердце перебивает «вперед!», так что
I’m hitting the road, ‘cause I
Я сматываюсь, потому что
I know my heart’s too drunk to drive,
Знаю: мое сердце слишком пьяно, чтобы садиться за руль,
But I’m on my way to you,
Но я на пути к тебе,
Yeah, I’m on my way to you, you,
Да, я на пути к тебе,
To you, tonight.
К тебе, сегодня.
I’m on my way,
Я на пути
To you,
К тебе,
I’m on my way to you.
Я на пути к тебе.
– Твоя нога…
– Боже, я её в постель пытаюсь затащить, а она мне про ногу, – когда Леви в очередной раз крепче прижимает к себе женщину, её кофта возмутительно приподнимается, обнажая спину. От этого и от горячих ладоней Леви на спине умопомрачительно сносит крышу. – Хотела сделать что-то приятное – делай.
– Это не научный интерес, если ты об этом подумал, – Ханджи закатывает глаза, когда они одновременно начинают раздевать друг друга: она – расстёгивать его рубашку, а он – снимать с неё кофту. – Я, конечно, безумная учёная и все дела, но сейчас это далеко не научный интерес.
– А разве это – научный интерес? – поинтересовался Леви, внезапно и резко опрокинув Ханджи на другую половину кровати. Затем он прижал её к кровати своим весом, не давая Ханджи возможность вырваться.
– Совершенно ненаучный, – отзывается она с ухмылкой на губах, в очередной раз прикрывая глаза и выгибаясь. – И от этого он нравится мне ещё больше.
Боже, как же она красива.
And no wise words can stop me
И никакие слова больше не смогут остановить меня,
I’m passed the point of no return
Я миную точку невозврата.
No matter how it hurts me
Неважно, какую боль это причинит мне,
I’m running to you, running to you
Я бегу к тебе, бегу к тебе.
– Не переживай, Микаса. Такие идиоты, как Эрен, ещё будут в твоей жизни, – Жан «мастерски» умел утешать людей. – Но думаю, что вам нужно поговорить, чтобы прояснить ситуацию и быть честными друг с другом. Он не давал тебе никаких надежд, как и ты ему, с одной стороны. А с другой, если у него есть что-то с Хисторией, он мог бы тебе сказать.
– Я тоже думала, что он мог сказать. Но он не сказал.
‘Cause my heart’s too drunk to drive,
И мое сердце слишком пьяно, чтобы садиться за руль,
If I should stay away from you, tonight.
– Аккуратнее, – в очередной раз на выдохе напоминает Ханджи, и в очередной раз на выдохе Леви целует её, чтобы она перестала волноваться из-за его ноги, которая уже болела не так сильно, и которая начинала не мешать ему перемещаться хотя бы по дому. Он мягко и нежно целует её в шею, скользит ладонями по спине, мягко огибает чуть выпирающие лопатки и утыкается носом в ключицу, наслаждаясь удивительной близостью удивительной женщины.
But in this blackout state of mind,
Но в этом затуманенном душевном состоянии,
Baby, all I want is you, tonight.
Малыш, сегодня мне нужен только ты.
When my head tells me no,
Голова говорит «нет»,
My heart tells me go, so
Сердце перебивает «вперед!», так что
I’m hitting the road, ‘cause I
Я сматываюсь, потому что
I know my heart’s too drunk to drive,
Знаю: мое сердце слишком пьяно, чтобы садиться за руль,
But I’m on my way to you,
Но я на пути к тебе,
Yeah, I’m on my way to you, you,
Да, я на пути к тебе,
To you, tonight.
К тебе, сегодня.
I’m on my way,
Я на пути
To you,
К тебе,
I’m on my way
Я на пути
To you.
К тебе.
– Всё будет хорошо, – непроницаемость Микасы даёт трещину, и Жан прижимает её к себе, позволяя спрятать слезы и искусанные губы. – Правда. Я тебе обещаю. Всё будет хорошо. Ты справишься.
И Микаса верит, Микаса кивает и зажмуривается, чтобы вытравить из памяти целующихся Эрена и Кристу.
Теперь она правильном на пути.
========== The right choice ==========
Комментарий к The right choice
Хотела показать, как тяжело делать выбор, как тяжело он даётся.
Lea Michele – Battlefield (было достаточно сложно подобрать нужную песню, но это то, что пришло на ум и не хочет уходить).
Мне кажется, что Ханджи бы так и поступила. И Леви тоже.
– Нет и ещё раз нет, Ханджи. Я тебе не позволю, нет.
– Эрвин, пожалуйста…
– Нет, – на этот раз так же твёрдо, но уже чуть мягче заявляет Смит и кладёт ладонь на худое плечо Ханджи, обтянутое тканью рубашки. – Я не хочу, чтобы ты свалилась с лошади по дороге в столицу. Из-за своего отравления ты уже неделю не может совершать вылазки.
– Эрвин, столица, – жалобно проскулила Ханджи, напоминая ему о ценности этой поездки. Целых три месяца пришлось ждать, чтобы вырваться в столицу на пару дней. Черт, а она ведь так хотела обойти все книжные магазины и библиотеки…
– Ханджи, как разберёшься со своим здоровьем – я тебя сам туда отвезу. В любое время, – пообещал ей Эрвин. – И потом… Ты не одна не едешь.
Он показал рукой на сидящих на лавочке кадетов. С этими как обычно случилась одна весёлая история.
Жан и Эрен (как обычно) из-за чего-то сцепились. Повода никто и не запомнил, но, что это произошло по пустяку, запомнили всё. В итоге, парочка, вцепившись в друг друга, поскользнулась на полу, который мыл Конни очень уж усердно. Капрал Леви перед своим отъездом завещал ему мыть пол каждый день в течение недели в строго определённое время. Конни к заданию подходил ответственно.
У Эрена хрустнула рука, Жан заорал от вывиха, заоравшему от крика Кирштайна Конни прилетело по голове его же ведром, потому что Спрингер тоже поскользнулся, и оно, ведро, выскочило из его рук.
Вот и сидела на лавке «Святая Троица» (именно так, именно с большой буквы) вся в бинтах и пластырях, потому что падение с лестницы кубарем не прошло бесследно.
– Но я не по своей воле не еду, – попыталась возразить ему Ханджи.
– Ты права, ты не едешь по моей воле, – согласился с ней Смит. – Ханджи, пожалуйста. Пойми, что я беспокоюсь за тебя. С твоим здоровьем в последнее время и правда что-то не то, так что я не могу рисковать твоей жизнью. Сходи-ка лучше к нашей шаманке, может, она тебе поможет. Скажешь мне потом, как сходила.
– Ладно, Эрвин, я поняла, – безжизненно произнесла Ханджи и отвернулась от Эрвина, чтобы он не видел, как она закусила губу, чтобы не разрыдаться. Да что же с ней такое в последнее время…
– Ханджи, постой, – Эрвин оказался перед ней и наклонился к уху. – Если тебе что-нибудь нужно, то я могу посмотреть это в столице. Напиши мне на листке, хорошо? Я ведь и забыть могу.
– Я напишу. Спасибо, – Ханджи слабо улыбнулась и направилась в свою комнату, чтобы переодеться в неофициальную одежду и навестить местную шаманку.
Врача (так-то она была шаманкой-знахаркой, но очень уж опытной и разбирающейся во врачебных делах, поэтому она считалась врачом, но за глаза её называли шаманкой) Кэтрин и её ученицу Лулу (на самом деле её звали Луиза) все в отряде очень и очень хорошо знали. Но, то ли в силу опыта, то ли в силу характера, о Кэтрин вспоминали чаще.
Кэтрин была строгой и чуть сварливой. Она была одной из немногих, кто мог выпихнуть Микасу из комнаты, когда Эрен лежал с простудой, и которой за это ничего не будет. Она была единственной, кто умел брать кровь совсем не больно, что было важно для Конни, который очень ненавидел посещать врачей (и пусть тут был не врач, но всё же).
А ещё Кэтрин жутко орала на тех, кто пренебрегал своим здоровьем и рисковал им по пустякам. Сначала она наорала на Эрена с Жаном, обвинив их в безалаберности и безответственности, треснула по тому, по чему можно было ударять, потому что пострадал Конни; затем зафиксировала руку Йегера и вправила плечо Жану и забинтовала голову шокированному и потрясённому Конни.
– Капитан Ханджи! – Лулу широко улыбнулась и кивнула женщине, сидя с документами. – Добрый день!
– Добрый день, Лулу, – поздоровалась с ней Ханджи и присела на стул. – А Кэтрин где?
– Госпожа Кэтрин ненадолго вышла, Криста свалилась с болезнью. Кажется, это грипп.
– Боже. Я так понимаю, никто не едет в столицу? Кто с вывихами, кто с гриппом…
– Так точно, капитан. Командор не рискнул брать с собой тех, кто болеет, и кому может стать хуже.
– Ты не едешь?
– Нет, капитан. Госпожа меня не отпустит, а ещё я должна проштудировать все книги по медицине, которые у нас есть.
– Но тебе хотелось бы поехать?
– Хотелось, но гораздо больше мне хотелось бы помочь болеющим и нуждающимся, – честно ответила подопечная старухи. – А Вы поедете?
– Лулу! – раздался громкий и звучный голос Кэтрин. – Я тебе не за болтовню плачу! Встала, собралась и за работу! Пациент пришёл! Капитан Ханджи! – заметив Ханджи, женщина тут же сменила тон голоса на менее властный. – Я одновременно рада и не рада Вас видеть. Что-то случилось?
– Даже и не знаю, но думаю, что случилось.
– Сейчас разберёмся, что у Вас там случилось, а что нет, – женщина уселась за стол и взяла в руки листок с ручкой. – Я внимательно Вас слушаю. На что жалуемся?
– Меня тошнит, – решила начать Ханджи с самого ужасного симптома своей болезни.
– Ну, тут сейчас эпидемия гриппа…
– Я не болею гриппом.
– Кормят отвратно, – предположила Кэтрин, что-то записывая на листке. – Дают людям непонятно что и без разбора.
– Начальство кормят хорошо, – возразила ей Ханджи. – И не в этом дело. Меня тошнит от любой еды. Будь это фрукт или кусок хлеба.
– Так, капитан, а вот тут уже интересно, – Кэтрин подняла голову и оценивающе посмотрела на Зоэ. – Что-то Вы похудели за последние полтора месяца. Я Вас помню поупитаннее. Что-то ещё?
– Вроде бы нет. Хотя, стойте, пару дней назад лихорадило, но затем быстро прошло. И ни насморка, ни больного горла не было.
– Хм, – тут Кэтрин прищурилась. – Интересненько. Лулу, неси таз с горячей водой и чистое полотенце.
– Есть, госпожа! – Лулу пулей вылетела из импровизированного кабинета, путаясь в длинной юбке.
– Вы думаете, что это что-то опасное? Я умру, да? – Ханджи пыталась держать себя в руках и не паниковать.
– Пока не знаю, я не обладаю всей информацией. А менструация когда в последний раз была?
– А? Ну…
Ханджи не могла вспомнить, честно. Но она помнила, что пару месяцев назад, когда она забыла, какое сегодня число, Леви его подсказал. «Восемнадцатое, четырёхглазая. Календарь заведи, раз забываешь, какой сегодня день», – тогда она лежала на кровати, согнувшись от боли, и сил на то, чтобы обозвать Аккермана в ответ ещё обиднее, у неё не было.
Боже, но эта сцена была пару месяцев назад. И цикл… Он был как часы. Ни дня задержки. А сейчас…
– Самая интересная степень, – заключила Кэтрин и встала из-за стола. – Лулу, чертова девчонка, где ты там провалилась?! Поехала в соседний округ за горячей водой?!
– Бегу!
– Что ж, капитан Ханджи, пройдемте, – Кэтрин взяла таз в руки и пошла в соседнюю комнату. – Надеюсь, что у Вас просто сильный стресс.
Так в жизни тихо Кэтрин ещё никогда себя не вела. Ханджи видела, что шаманка сначала хотела разразиться тирадой и наорать на неё, но потом, когда она осознала, что с Ханджи, она притихла и почти ли не с благоговением посмотрела на Зоэ.
И тут Ханджи поняла, что конкретно так вляпалась.
Делать выбор всегда тяжело. Всегда тяжело решать, какой отряд отправить в опасную вылазку за стены, какой отряд отправится на верную смерть и не вернётся.
Всегда тяжело делать выбор, например, ставить эксперименты над Эреном, рисковать его жизнью, чтобы узнать что-нибудь новое.
Они не Боги, чтобы распоряжаться человеческими жизнями, чтобы делать это так просто. Никто не давал им такого права, потому что человек не выбирает, родиться ему или нет, а если он и рождается, то он имеет право на жизнь.
Имеет.
Это слово набатом стучит в голове Ханджи, когда она сидит на кровати уже в своей комнате с закрытыми глазами и думает.
Ребёнок. Что это вообще такое? Это слияние мужских и женских клеток, это… Это же крикливое маленькое сморщенное существо, которое нельзя ни на минуту оставить, которое нуждается в родителях.
И которому в разведке явно не место.
Которому в их опасном мире пока вообще не место.
Но… Это же ребёнок. Которому уже шесть недель. «Сердце у эмбриона начинает биться на двадцать второй день», – припоминает Ханджи отрывок, вычитанный из какой-то научной книги.
Она кладёт руку на плоский и подтянутый живот и осторожно касается его.
– Привет. Я думаю, раз у тебя теперь должно биться сердце, то я не могу называть тебя эмбрионом. Буду называть ребёнком, потому что я не знаю, какого ты пола.
И тут же одёргивает себя. Разговаривает с… С ребёнком. Которого даже ещё не видно, который ещё только развивается.
– Но я хотела бы девочку, – продолжает Ханджи, женщину прорывает. – А вот насчёт твоего папы я не уверена. Мне кажется, он вообще детей не хочет. Он слишком занят спасением человечества и избиением Эрена. Я познакомлю тебя с Эреном, он классный. Если он доживет, конечно. И если ты доживёшь, конечно.
И тут же мысленно себя одёргивает. Сколько женщин в мире пытаются стать матерями, сколько пытаются, сколько отдают денег и пьют ужасные травяные настойки, а она, Ханджи, так цинично себя ведёт.
