Текст книги "Не в его вкусе (ЛП)"

Автор книги: mindgames95

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

Когда через несколько часов Эрик без сил распластался на ковре прямо посреди комнаты, я лег на пол рядом с ним и уставился в потолок, прислушиваясь к неспешному гулу голосов вокруг себя.

Вдруг надо мной возникла голова Марка. Глядя на меня сверху вниз, он протянул мне руку. Я не хотел браться за нее, я избегал его, насколько вообще возможно избегать кого-то, находясь с ним в одной комнате в разгар веселья. И я последовал за ним.

Он привел меня в спальню. Там он подошел к накрытой покрывалом корзинке, стоявшей в стороне от других. На ручке никаких праздничных бантов или ленточек, что только подтвердило мое мнение о нем. Из корзинки доносились тихие жалобные звуки.

– Терпеть не могу животных, – быстро сказал я.

Он откинул покрывало и я увидел белый пушистый комочек, размером где-то с мою ладонь. Вынув котенка, который начал ерзать в его руках, он прижал его к моей груди.

– Даже не думай, – предупредил я.

– Ее зовут Снежинка.

– Ты уже и имя моей кошке придумал? – возмутился я и взял ее на руки, но только чтобы она перестала лизать мне подбородок.

Я посмотрел на Марка, бережно держа Снежи в руках. Так теперь я ему нравлюсь? Почему? Теперь появилась причина?

Секс – вот хорошая причина, ради секса люди возвращаются. Но ему не нужен был секс, и это означало, что я ему не нравился в ТОМ самом смысле, я ему нравился просто в КАКОМ-ТО смысле, и меня это вполне устраивало, потому что в действительности я не хотел ему нравиться в ЛЮБОМ смысле.

И все же он пришел, одаривая меня кошками, устраивая сюрпризы на день рождения. Я этого не понимал. Он переворачивал мой мир вверх дном.

По приезду домой Снежи обзавелась кроваткой, а также маленькими бархатными подушками, и поэтому когда по ночам она предпочитала засыпать на моих собственных, я начинал бурчать. Не потому что был против. Просто дело принципа. Но я вынужден был признать, что приятно, когда рядом тебя согревает крохотный мурлычущий комочек, которому ничего от тебя не нужно. И тут меня озарило, что Марк куда более опасен, чем мне казалось. Он узнал меня достаточно хорошо, чтобы дать то, в чем я действительно нуждался, даже не догадываясь об этом.

Он позвонил мне на следующее утро и спросил, не хочу ли я побывать в мастерской его друга. Золотой мальчик, с обширными деловыми интересами, инвестициями и нервным срывом в недалеком прошлом, теперь его друг проводил время, напоминая себе и другим людям о том, как важно уметь веселиться.

Для этого он использовал глину, и это не была мастерская в обычном понимании этого слова, как я выяснил, приехав туда днем. До нелепости просторная, она совершенно не казалась претенциозной, какой с легкостью могла бы быть. Цифры на бирках были еще и смехотворно низки. Мастерская удивляла во всех смыслах. Грег, художник, оказался дружелюбным и полным энергии. И босоногим. Что вполне соответствовало этому месту.

Его работы были живыми и радостными, в них не было и намека на самомнение, что я с детства привык ожидать от большей части искусства. Более того, сбоку стоял стол с разложенной глиной, чтобы завсегдатаи могли расслабиться и повалять дурака.

Именно туда меня и подтащил Марк. На подушках, прямо на полу за низенькими столиками уже сидели люди, работая руками и включив воображение.

– Это просто смешно, пустая трата времени – начал ныть я.

Однако я уже размышлял о том, чтобы вылепить. Эмпайр-Стейт-Билдинг? Или что-нибудь фаллическое, просто чтобы позлить его.

Он не удостоил меня ответом, устроился на одной из подушек в дальнем углу и начал раскатывать глину между ладоней. Я последовал его примеру, ощущая глину в своих руках c детской радостью, в голове одна за другой начали рождаться идеи, по мере того как я все больше и больше увлекался процессом.

Я начал тщательно вылепливать каждую деталь своей будущей придумки, но оказалось, что это куда тяжелее, чем я думал и вскоре уже просто мял пальцами глину, лепя что-то несуразное, но все равно в восторге от того, что делаю.

Наконец боль в шее и спине стала слишком сильной, чтобы и дальше не обращать на нее внимания. Я поднял голову с гримасой на лице, кладя комок глины, из которого я пытался что-то вылепить, обратно на стол.

– Что за… – я потрясенно огляделся по сторонам.

В мастерской никого не было. За окном, находившимся прямо передо мной, за горизонт медленно садилось солнце. Я резко повернул голову и наткнулся взглядом на Марка, который сидел на стуле неподалеку и просто смотрел на меня. Наклонившись вперед, локти на коленях, пальцы свободно переплетены. Мы были совсем одни.

– Где… – я растерянно посмотрел на него.

– Я сказал Грегу, что закрою, – только и ответил он.

Вот и все его объяснение. Я просидел тут, должно быть, не один час, играясь с глиной, не замечая, как люди вокруг меня встают и уходят; и он наблюдал за мной бог знает сколько времени, а все, что ему было сказать мне, это: «Я сказал Грегу, что закрою»?!

– Что это? – наклонив голову, спросил он, показывая на комок глины на столе.

– Ничего, – бросил я, разозлившись.

Мне не нравилась мысль, что он наблюдал за мной. Ни секунды.

Как долго он смотрел? Почему я не заметил? Я с беспокойством, даже страхом, взглянул на него. Что он увидел? Каким я был в те минуты, когда не заботился о том, чтобы произвести впечатление?

Я чувствовал себя глупым, раздраженным, застигнутым врасплох тем, что произошло, что происходило, и теперь не мог дождаться, когда смогу сбежать из этой комнаты, подальше от его пристального взгляда, подальше от своих глиняных поделок.

– Что ты слепил? – настойчиво спросил он.

– Сказал же, – даже я сам сейчас четко уловил раздражение в своем голосе, – это все... просто... ерунда.

Он кивнул, затем поднялся – плавно, грациозно.

Я тоже поднялся на ноги и шагнул к нему, охваченный своими мыслями. Поэтому когда он схватил меня, я совершенно растерялся. И просто потерял дар речи, когда его губы оказались прижаты к моим. Он целовал меня так, словно ждал этой минуты всю свою жизнь и теперь собирался насладиться каждой ее секундой.

Слишком сбитый с толку, чтобы откликнуться на поцелуй или принять в нем участие, я просто стоял и позволял себя целовать. Я разрешил ему языком раздвинуть мои губы, скользнуть внутрь, разрешил лишить мои легкие воздуха, пока стоял там, дрожа и сомневаясь.

Когда он наконец отстранился, я только и мог что смотреть на его непроницаемое лицо, не в состоянии выдать хоть одно осмысленное предложение или даже мысль. Он отвез меня домой. Мы не разговаривали. Всю дорогу я смотрел в окно, а он напевал под нос обрывки любовных песен. Как он смеет так целовать меня из-за дурацких глиняных поделок, а не ради секса? Как он смеет покупать мне кошку, когда я даже не в его вкусе? Я подумывал начать ссору, но потом решил и дальше не обращать на него внимания.

Он не прошел внутрь, а я не приглашал его.

В следующий же вечер, едва зайдя в клуб, я схватил первого попавшегося мне на глаза парня и потащил его в уборную. Он был красив той красотой, какую обычно описывают в романах и нетерпелив, но все это не имело значения. Я с отчаянием вцепился в него, лихорадочно лаская руками, губами и он, резко выдохнув и застонав, вскоре перестал понимать происходящее.

Спустя несколько жарких минут я остановился и уткнулся лбом ему в шею, слушая его рваное дыхание. Я ничего не чувствовал. Больше не было того ухода от действительности, который мне всегда давал секс; не было того чувства, когда все мысли уходили прочь и я полностью растворялся в ощущениях своего тела, и на которое я всегда мог рассчитывать, неважно с кем я был и где.

Я не понимал этого, не понимал, почему ничего не чувствовал, почему меня вдруг охватывает отчаяние от бессмысленного секса с едва знакомыми людьми в тесной туалетной кабинке и при ужасном освещении.

Подняв голову, я взглянул в лицо парня, которого так часто видел в этом самом клубе. Несмотря на его взгляды, полные надежд, я никогда не давал ему шанса.

«Он тоже не в твоем вкусе».

Мысль медленно растеклась в моей голове подобно серому дыму.

Я сполз на колени и ртом довел его до оргазма, сгорая от мучительного чувства вины и отчаяния, но твердо решив доставить ему удовольствие. Тому, кто послушно пришел сюда со мной, но кто вообще не был в моем вкусе.

Когда он перестал дрожать, я позволил его члену выскользнуть из моего рта и поднялся с колен.

– Купить тебе выпить, красавчик?

Его челюсть отвисла:

– Но...но...ты ведь...

– В другой раз.

Он смотрел на меня своими оленьими карими глазами, на лице читались недоумение и обида. Он знал, что говорили обо мне, он знал мой стиль. И сейчас он не понимал.

Я обнял его за плечи и вывел из тесной кабинки, нашептывая на ухо: «Ты такой милый», что было своего рода утешением, хотя я на самом деле считал его милым. Он покраснел, слегка перепутал слова и куда сильнее смутился, когда мы подошли к барной стойке.

Я купил ему выпить и оставался рядом достаточно долго, чтобы успеть отпить несколько глотков, а затем направился к кабинке, где сидели Райан, Джон и Марк. Я сразу понял, что он здесь, едва вышел в зал, хотя и не подал виду, и сейчас, поздоровавшись, скользнул на пустое место рядом с ним, сохраняя между нами дистанцию. Они явно сидели здесь уже некоторое время, о чем свидетельствовали напитки на столе. Я не смотрел на Марка.

– Развлекаешься?

Он еще никогда не говорил настолько вежливо.

– Да, – ответил я, старательно избегая встречаться с ним взглядом.

– С каких это пор ты покупаешь своим развлечениям выпивку? – поразился Джон.

Внезапно мне заходилось придушить его. Вместо этого я лишь пожал плечами.

Около меня раздался мягкий голос Марка:

– Он, вероятно, был очень хорош.

Внутри у меня все напряглось.

Райан засмеялся:

– Или Мистер «Дока-в–этом-деле» в кои-то веки оказался не на высоте, – сказал он.

Я смотрел на свой стакан, не говоря ни слова, чувствуя себя несчастным, сам не зная, почему. Райан и Джон ушли танцевать.

– Итак, – начал Марк и теперь в его голосе четко слышались язвительные нотки, – он был хорош?

– Да, – ответил я с вызовом и поднял на него глаза, – очень хорош. И я возьму его сегодня с собой.

Он пристально посмотрел на меня. Вдруг его напряженные плечи расслабились.

– Нет, не возьмешь, – мягко ответил он.

Он поднялся и протянул мне руку:

– Пойдем.

Я должен был сказать «нет». Я должен был воспользоваться возможностью переменить счет в свою пользу. Вместо этого я пошел с ним.

Когда мы очутились у него дома, он поцеловал меня. Он держал меня за бедра и целовал, но в отличие от его мягких и размеренных движений языком, движения его тела, прижимавшегося ко мне, были совсем не нежные.

Я никогда не издавал отчаянных, бесконтрольных звуков. Никогда. Сейчас из моего горла вырывались хнычущие стоны и, услышав их, я поспешно закусил губу.

Он привел меня в спальню, не отрываясь от моих губ ни на секунду. Чем бы ни были вызваны мои прежние страхи, они все ушли, растворились в водовороте ощущений; я очутился на знакомой территории и знал, что нужно делать, поэтому с нетерпением прижался к нему.

Он раздевал нас обоих очень аккуратно. Не выдержав, я закатил глаза и он, заметив это, усмехнулся.

Я с наслаждением прошелся взглядом по его теперь уже ничем не прикрытому телу. Он молча наблюдал за тем, как я разглядываю его, совсем как тогда в мастерской, когда я игрался с глиной. Каким-то образом это возбудило меня еще сильнее. Я словно опьянел от этого чувства свободы, мне не нужно было ничего доказывать, оказываться лучшим в постели; в кои-то веки кто-то что-то делал со мной, а не я с ним. Я разрешил ему делать все, что ему хотелось, разрешил ему наслаждаться мной. Еще никогда я не был таким покорным.

Когда он наконец склонился надо мной, я замер.

– Всегда сверху? – насмешливо улыбнулся он. – Ладно.

Он тут же лег рядом и, перекатившись на спину, выжидающе посмотрел на меня.

Я был поражен тем, с какой легкостью он согласился на это. Меня замутило.

– Нет, – прошептал я, – хочу...

Я замолчал.

Он подпер голову рукой, оценивающе глядя на меня, а затем вытянул другую руку и, коснувшись моей скулы кончиками пальцев, нежно провел ими по щеке вниз.

– Хорошо, давай попробуем, – шепотом ответил он, как будто прекрасно знал, что я сейчас испытывал в душе.

Он приподнялся и посадил меня на свои бедра, продолжая держать, чтобы я мог остаться на нем сверху. Я был невероятно благодарен ему за это, в таком положении я не чувствовал себя столь уязвимым.

Он позволил мне самому задавать темп, пока я с каждым разом насаживался чуть глубже; не переставая, целовал меня, гладил мое тело, дразня и отвлекая меня. Где-то на полпути его член задел простату. Удовольствие взрывной волной пронеслось сквозь мое тело, ноги подкосились и когда я рухнул на него, он полностью оказался во мне.

– ЕБАТЬ! – взвыл я.

– Погоди минуту, – отшутился он, но его глаза смотрели на меня с тревогой; он замер, стараясь не шевелиться и не дышать слишком глубоко.

Несколько минут мы молчали, пока мой мозг пытался решить, на чем ему сосредоточиться: на сильной боли или дурманящем удовольствии, которое, как я знал, придет следом.

Я посмотрел на его нахмурившееся лицо:

– Уже все хорошо, – сообщил я. Мне хотелось заставить складку между его бровей исчезнуть.

Он вздохнул:

– Перестать все время добиваться одобрения. Мы подождем.

Я кинул на него свирепый взгляд. Мы подождали.

Немного погодя, все стало действительно хорошо. Я чуть пошевелился, очень осторожно, и застонал. Он напрягся:

– Да прекрати ты, идиот. Только когда будешь готов.

Я посмотрел на него сквозь застилающую глаза пелену удовольствия. Наконец я смог двигать языком:

– Давай, трахни меня!

Этот ублюдок подождал, чтобы быть полностью уверенным и только потом сделал то, что я приказал. Он трахал меня, двигая мои бедра вверх-вниз, и это были самые невероятные ощущения, какие я когда-либо испытывал. Я не хотел, что они когда-либо заканчивались. Вообще. Поглощенный нашими общими чувствами, позабыв обо всем, он опрокинул меня на спину. Я даже этого не заметил. Правда, до той минуты, пока он не начал двигаться во мне в бешеном ритме.

Когда все закончилось, я со смутным удивлением заметил, что ничего не изменилось. Конечно же то, что сейчас произошло, то, что соединило меня с этим человеком так, как ни с кем никогда раньше, должно было вызвать такие же сильные изменения вокруг меня, как и внутри.

Я лежал на его кровати – наши руки и ноги были переплетены, наши разгоряченные тела остывали, наше сердцебиение постепенно успокаивалось – и пытался разгадать, какие правила могут существовать в этом совершенно незнакомом мне мире, и какие из них мне отчаянно захочется нарушить.

– Ну, – начал я, стараясь говорить небрежно, – тебе завтра рано вставать?

– Ты не уходишь, – сразу сказал он, читая меня как раскрытую книгу. Я все еще не решил, что чувствую по этому поводу и отложил свое беспокойство на следующий день.

Он зевнул, по-собственнически крепко обняв меня за талию. Моя макушка упиралась ему в подбородок.

– Больше никаких развлечений в уборной.

– Только если со мной, – добавил он, поразмыслив.

– Но я же не в твоем вкусе, – напомнил я, желая, чтобы меня ранили. Или, быть может, успокоили.

– Как и я не в твоем, – произнес он с нежностью. И затем, усмехнувшись, он потерся носом о кончик моего носа:

– У нас впереди годы, чтобы переубедить друг друга.

Мы долго лежали в тишине и, уже засыпая в его крепких объятиях, я увидел, что он широко улыбается в темноте.