Текст книги "Где сокровище ваше...(СИ)"

Автор книги: Mind_Game

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Квилл влюбился.

– В твоих глазах отражается космос, детка! – как-то сказал он ей, давно, ещё в эпоху недомолвок. Идиотская фраза, словно из пособия «100 способов соблазнить девушку», но кто же виноват, что в случае с Гаморой это было прямое попадание. Он действительно был в её глазах, весь чёртов космос. Она всегда смотрела с недоверием, настороженно и строго, будто каждую секунду ожидала нападения. Или просто удивлялась тому, какие недоумки её окружают. Но Питер угадывал за этим взглядом и другой. Мягкий и мудрый. Её сердце так и не зачерствело, как она ни старалась. Руки по локоть в крови, а внутри – трепетная добрая душа.

Прежде Квилл высмеял бы любого, кто принялся бы втирать ему такую чепуху, которая бывает только в сказках для наивных дурачков. А потом он оказался одним из них. Гамора не оставила ему шансов, сразив наповал – не оружием, просто самим фактом своего существования. Её воспитывал Танос, безумный титан, она выросла машиной для убийств, неведомым образом сохранившей внутри свет и тепло. Если Гамора получала хоть малейший шанс не совершать зло, она отчаянно хваталась за эту возможность. Позже, став частью Стражей, она делала всё ради того, чтобы баланс сил перевесил в пользу добра. Она не щадила себя ни в чём. Она была завораживающе прекрасна. Восхитительна.

Квилл не привык к отказам и добивался её, используя все средства в своём арсенале заправского дамского угодника. Ракета издевался, дразнил межгалактическим бабником, Дракс сыпал изречениями сомнительной ценности, Мантис… ох, лучше бы она молчала. Но молчала Гамора. Все уловки Квилла натыкались на её невозмутимость: каждый раз – руки, сложенные на груди, капля иронии во взгляде и тихое фырканье. И то, последнее – это если повезёт.

Как оказалось, Гамора просто не умеет проявлять чувства, если жизням ничего не угрожает.

Только смертельная опасность подтолкнула её к поцелую. Только предсмертная фраза прозвучала признанием. Квилл так долго мечтал услышать заветные слова, а теперь – что ему делать с ними? Что ему делать со знанием, что Гамора его всё-таки полюбила, но время для них обоих истекло?

Питер не мог унять дрожь в пальцах. Он опустил голову так, что она почти касалась колен, он не хотел видеть никого и ничего вокруг.

Гамора сказала, что любит. А значит, ей было так же страшно потерять его, как и ему её. Лучше бы Квилл так и остался для Гаморы раздражающим самовлюблённым субъектом. Тогда он хотя бы знал, что перед смертью она не станет переживать о нём.

Если вдуматься, что ей могло приглянуться в инфантильном, порывистом, легкомысленном пройдохе? Теперь он уже никогда не спросит об этом. Питер болезненно скривился, вспомнив, сколько времени потратил на бессмысленную ревность к Тору. Глупый индюк, взвился при появлении бога грома, строил из себя невесть кого – сомневался не в Гаморе, а в себе.

Она такого не заслужила.

Не уберёг её.

Она ушла навсегда.

В ушах звенела тишина, мучительная, невыносимая. У него было прекрасное средство, чтобы прервать эту пытку. Питер слушал музыку в любом настроении, в любом состоянии, и даже после потери Йонду старые мелодии помогали ему справиться с болью. Но теперь его словно заклинило, и он продолжал сидеть неподвижно, истязая себя беззвучием.

Раньше музыка отлично спасала от одиночества, теперь же Квиллу нужна была Гамора. Он хотел слушать песни только вместе с ней. Он хотел петь их только вместе с ней. Танцевать только вместе с ней. И раз её больше нет…

– Что-то происходит! – взволнованный голос Мантис выдернул Питера из транса. Он вскинул голову и непонимающе обвёл всех пустым взглядом.

Прежде, чем он успел сообразить хоть что-то, Мантис развеялась в воздухе, словно по щелчку пальцев.

– Квилл? – растеряно проговорил Дракс. И его мощное тело обернулось пылью за один миг.

Питер поднялся на ноги, но не почувствовал их. Что за чертовщина?

С губ сорвался удивлённый возглас, на большее времени не хватило.

Только шальная мысль мелькнула на прощание: что, если он попадёт туда, где Гамора?

За ней – хоть в бесконечность.

========== Что ты знаешь о панике? (Пеппер и Тони) ==========

Комментарий к Что ты знаешь о панике? (Пеппер и Тони)

Немного о Пеппер после “Войны бесконечности”. Ангст, тлен, панические атаки.

https://vk.com/wall-112982395_54603: за озвучку огромное спасибо группе Creative Owls (https://vk.com/creativeowls) и войсеру Гиене!

– Пожалуйста, мисс Поттс, не надо! – Хэппи несмело протягивает к ней руку, не смея дотронуться, но весь его вид так и кричит о том, что ей следует поменять решение. – Вы можете выйти незамеченной, я всё устрою, пожалуйста…

Пеппер отвечает ему едва различимой улыбкой.

– Не перегибай палку, Хэппи. Это всего лишь журналисты. И это моя работа.

Он растерянно сводит брови, словно недоумевая, как можно быть такой упрямой. И такой… железной? Достойная пара для Тони Старка. Если бы он был здесь.

Поправив воротник блузки, Пеппер ещё раз бросает взгляд на Хэппи, безмолвно заверяя его, что всё в порядке, вдыхает поглубже и направляется к выходу.

Автоматические двери раздвигаются в стороны, оставляя её без последней защиты перед толпой, поджидающей снаружи. Пеппер вцепляется в клатч, как в спасительную соломинку – бессмысленный машинальный жест.

– Мисс Поттс, что вам известно о судьбе исчезнувших людей?

– Удалось ли выяснить, куда пропал Железный человек?

– Мисс Поттс, правда ли, что незадолго до исчезновения Тони Старк предложил вам завести ребёнка?

Пеппер, пошатнувшись, сжимает клатч ещё крепче. Её улыбка – вымученная, а в сердце ввинчивается нож: откуда они знают? Почему спрашивают даже об этом? На своём веку она повидала столько ушлых корреспондентов, у которых не было ни малейшего представления о такте, что её трудно удивить – не удивляется она и сейчас. Просто её броня истончилась, и Пеппер держит удар на пределе. Ещё чуть-чуть – и она пойдёт трещинами, распадётся на куски, разлетится вдребезги, прямо здесь, на глазах у этой жадной до сенсаций своры. Не допустить.

– Не думаю, что это имеет сейчас значение, – спокойно говорит она. Горло сдавливается спазмом – не так-то просто подделать это спокойствие.

– Но у вас должна была состояться свадьба, определена ли дата? Что вы предпримете, если Старк так и не объявится?

В голове мимолётно проскальзывает мысль – что за глупый непрофессиональный вопрос? – но отреагировать Пеппер уже не успевает.

Её взгляд, зацепившись за знакомое лицо, застывает.

Тони? Среди них? Откуда? Почему не подошёл к ней сразу? Что происходит?

Пеппер моргает, не веря своим глазам, и Тони рассеивается. Не потому, что ей померещилось. Он рассеивается так, как рассеялись накануне тысячи, миллионы людей, чья судьба до сих пор неизвестна. Его фигура за какие-то жалкие мгновения крошится в пыль так быстро, что никто из стоящих вокруг этого даже не замечает.

От улыбки Пеппер остаётся только неестественное напряжение в уголках рта.

Тело перестаёт слушаться, на лбу проступает испарина, в ушах звенит пронзительный вопль, а перед глазами всё расплывается. Пеппер кажется, что она попадает в какое-то другое измерение. Всё продолжается так, как и шло: вспышки фотокамер, микрофоны со всех сторон, мелькание чужих лиц. А она больше не здесь, она только что увидела то, что никто больше не видел, и она не слышит звуков. Кроме того самого вопля, от которого вот-вот лопнут барабанные перепонки.

И вместе с ней в этом новом измерении только один спутник.

Паника.

Последнее, что она запоминает, – Хэппи, сгребающий её в охапку и умоляющий не кричать.

***

Как-то раз Тони сказал ей, что у неё противный до зубовного скрежета типаж – девочка-отличница. Всегда всё знает, всегда всё предусматривает, ни в чём не ошибается. Она исправляла все его оплошности, вытаскивала из передряг и всегда помогала. Палочка-выручалочка Пеппер – так он говорил, когда был в хорошем расположении духа. А вот в дурном настроении запросто мог выдать что-то нелицеприятное.

Пеппер не обижалась. Она понимала, что идеальный человек как никто другой способен раздражать. Но что бы Тони ни ворчал себе под нос, главное – она была ему опорой.

Пока однажды не случилось то, с чем она не сумела справиться.

***

Пеппер проводит пальцем по стеклу, и скрип убеждает её в реальности происходящего. Но отражение в зеркале остаётся чужим, пугающе чужим. Черты – вроде бы всё те же, но смотрит на неё незнакомка. Пеппер трясёт головой, отгоняя наваждение, незнакомка повторяет это движение, но как будто с небольшим отставанием. Фальшиво, неестественно, невозможно – должно же совпадать со стопроцентной точностью! Не выдержав, Пеппер отворачивается.

– Ты пялишься в зеркало и не узнаёшь себя, Пеп! Как будто это какой-то долбаный двойник! Я… Я не знаю, как объяснить, что это за чувство…

Так. О каких ещё признаках Тони упоминал?

Она садится в кресло и прикрывает глаза, стараясь вспомнить всё, что он рассказывал ей о панических атаках.

– Может, есть какая-то система, Тони? Если понять, когда они начинаются, можно предупредить это состояние!

– Это всегда внезапно. Накрывает в любое время, в любом месте. Без малейшего повода, понимаешь?

– Подожди, давай проанализируем все случаи. Должна всё-таки быть закономерность.

– Нет никакой закономерности, Пеп! Это дерьмо просто происходит и всё!

Его загнанный взгляд отпечатался у неё в памяти и с лёгкостью возникает в воображении сейчас. Взгляд человека, у которого впервые выдернули почву из-под ног. Потому что его палочка-выручалочка бессильна помочь. Пеппер тогда перелопатила кучу информации о том, что за панические атаки и как с ними бороться.

Но не смогла понять, что он чувствует.

– Грёбаную панику, Пеп. Логично, да? Страх – в десять раз сильнее, чем под пулями. Сердце колотится с неистовой скоростью. И за секунду до приступа я осознаю, что сейчас начнётся, но не могу никак этому помешать.

Что она тогда ему советовала? Отвлечься? Убедить себя в том, что приступ скоро пройдёт?

– Просто скажи себе, что ты уже это проходил. И каждый раз справлялся, верно?

Боже, да если бы она только знала, что это за неотвратимая лавина ужаса, сметающая с ног, лишающая ориентации в пространстве, выбивающая воздух из лёгких! Первобытный парализующий страх, захватывающий всё твоё существо – наверное, такой испытывает человек, на которого мчится машина. Ты её видишь, но уже не избежишь столкновения.

– Я не могу это прекратить силой воли, пойми. Я превращаюсь в трясущееся истерящее желе. Это как кошмарный сон, а ты не можешь проснуться – только в сотни раз хуже.

– И всё-таки постарайся, Тони. Я уверена, что ты сильнее этого.

Пеппер нервно смеётся. Теперь она осознаёт, как нелепы были её попытки поддержать его. Она помнит, что старалась, очень старалась. Но Тони смотрел всё тем же загнанным взглядом человека, который падает в пропасть без единого шанса зацепиться за что-то. У неё ни разу не получилось подобрать правильных слов, потому что она не испытала на своей шкуре ничего подобного.

– А что со встречей? Ты её отменила?

– Нет, почему? Все ждут тебя.

– До сих пор?!

– Тони?..

– Подожди… Так сколько прошло времени? Сколько длился приступ?

Пеппер смотрит на часы. Секундомер утверждает, что прошло шесть минут и семнадцать секунд. На две минуты и четыре секунды больше, чем в предыдущий раз. Шесть минут и семнадцать секунд разрывающей мозги паники. От момента, когда Пеппер почуяла подступающую волну страха, до момента, когда эта волна выбросила её на берег, перемолотую и еле дышащую. В первые мгновения слышится только стук сердца в висках, всё ещё запредельно частый, потом возвращаются остальные звуки, выравнивается дыхание, и только дрожь в пальцах никак не хочет уходить, напоминая о приступе.

Ощущение времени всякий раз теряется – как терялось и у Тони, – и на пятый раз Пеппер решает засечь, как долго длится этот мрак. Не то чтобы ей действительно интересно. Это просто попытка хоть как-то загнать происходящее в рамки. Хоть немного упорядочить этот хаос.

Пока ей не удаётся.

Секундомер не помогает. Дыхательные практики не помогают. Успокоительное не помогает.

Пеппер подтягивает к себе колени и стягивает со спинки кресла плед. Она знает, что её колотит не от холода, но всё равно кутается – хоть какая-то иллюзия комфорта.

– Чего именно ты боишься? О чём думаешь в эти моменты?

– Я не думаю, Пеп, я просто вижу мельтешащие кадры – как погибают друзья, как погибаешь ты, как по моей вине всё идёт прахом… А иногда – всё совсем иначе… Абсурдно. Ничем не объяснимые страхи.

– Например?

– Что во мне проснётся монстр, такой как Халк. Однажды я целый день провёл, в ужасе ожидая, что из меня попрёт зелёная зверюга.

Тогда Пеппер только ошеломлённо промолчала. Старк же гениальный изобретатель, он должен был отдавать себе отчёт в том, что на пустом месте подобное не случится. Но теперь она боится собственного отражения в зеркале. И вчера она подскочила на кровати в полной уверенности, что горит заживо.

А началось всё и вовсе с видения, что Тони слился с толпой журналистов и, так и не подойдя, рассыпался пылью. Очень правдоподобно.

Пеппер знает наверняка, что он так не поступил бы. Он бы первым делом кинулся к ней. И он просто не имел права развеяться по ветру.

Плед согревает, но озноб не унимается. Прежде, если панические атаки заставали Тони поблизости от Пеппер, она, потеряв надежду подсказать ему выход, просто обнимала и баюкала его, пока страх не отступал. Теперь она могла бы помочь ещё и пониманием, каково ему. Он бы увидел отражение своих мучений в её глазах. Давно известно: если разделить ад на двоих – становится легче.

Но Тони приходилось бороться с паникой в одиночку.

И Пеппер теперь тоже совершенно одна.

========== Обещание (Скотт и Хоуп) ==========

Комментарий к Обещание (Скотт и Хоуп)

Пропущенная сцена: вечер накануне того дня, когда Скотт отправился в квантовое пространство, чтобы добыть целебные частицы для Эйвы.

– Прыжок в квантовое пространство – всё-таки не увеселительная прогулка. Ты могла бы хоть попрощаться как следует.

– Знаешь, не хочу даже думать о том, что в твоём представлении значит «как следует».

Скотт издаёт смешок и качает головой: до чего же упрямая! Он смотрит на Хоуп украдкой, исподтишка. То ли воровские привычки настолько въелись под кожу, то ли есть подозрения, что за слишком откровенный взгляд можно и схлопотать по полной. А он слишком хорошо помнит их тренировки, чтобы подписываться на такое добровольно. Удары Хоуп – резкие, острые, чертовски болезненные, как укус осы. Но сейчас – Скотт надеется – она в другом настроении. Пусть ей сложно показывать чувства, особенно по его душу, но что-то есть, ведь даже старина Хэнк заметил искры между ними.

– А по-моему, я заслужил поощрение перед тем, как рухнуть в бездну.

– Поменьше драмы, Скотт, – Хоуп изгибает губы в усмешке. – И обойдёшься без поощрений.

– Ну почему-у-у? – интонация прямо как у обиженного ребёнка.

– Моему отцу ты не нравишься, – саркастично отвечает она.

– Твоему отцу никто не нравится, так что не считается, – парирует он. – Зато я нравлюсь твоей маме.

Хоуп закатывает глаза, но её улыбка становится неуловимо мягче. Скотту так хочется коснуться её щеки, заправить за ухо непослушные пряди тёмных волос, вдохнуть будоражащий аромат кожи – всё это он помнит ничуть не хуже тренировок.

Даже странно, за время их разлуки он старался не думать о Хоуп, и ему казалось, что это легко. Теперь, любуясь ею, он с пугающей ясностью осознаёт, что просто не представляет свою жизнь без этой невероятной женщины. Хотя видеть её здесь, в собственном доме – очень непривычно. Хоуп не вписывается в здешний бессистемный бардак, у неё всегда всё разложено по полочкам. И в голове – полный порядок, в отличие от его бестолковой башки. Но всё-таки она пришла. Скотт верит, что она переживает за него. Пусть Хоуп была готова без раздумий отправиться в квантовый мир за матерью, пусть стала свидетелем успешного путешествия отца, они все понимают – это по-прежнему крайне рискованное предприятие.

– Так что скажешь? Разве я не прав? Джанет сразу просекла, что я – стоящий парень.

– Ну да, она же пропустила все твои бредовые выходки, включая вылазку в Лейпциг.

– Зато выходит, что я умею подать себя с выгодной стороны, – не сдаётся он.

Ему не раз доводилось слышать, что он обладает изрядным обаянием, и Скотт всё ждёт, когда же оно подействует на непробиваемую Хоуп. Она только щурится и, оставляя его позади, упругой походкой поднимается на второй этаж.

– Провёл бы экскурсию для приличия, – окликает она. Скотт воодушевлённо бросается следом.

Да уж, показывать особо нечего. Пара комнат, балкон, барабанная установка… За то время, что он проторчал здесь безвылазно под домашним арестом, всё это осточертело – должно было, по крайней мере. Скотт считал дни до момента, когда обретёт свободу передвижения, но теперь с непонятным щемящим чувством в груди обходит свои скромные владения. Кто знает, когда он вернётся сюда вновь. Кто знает, как всё пройдёт.

– Я слышала, что мужчины, живущие одни, плевать хотели на чистоту в квартире, – говорит Хоуп. – Но не представляла себе масштабы катастрофы.

Это, разумеется, не его вина: муравей, присланный Пимом, перевернул всё вверх дном. Но судя по лицу Хоуп, объяснять это бесполезно. Она всё равно скажет, что муравей не мог с нуля устроить такой хаос, и будет права.

– Мы же не будем тратить вечер на игру в боулинг? – Скотт поднимает бровь, глядя, как она примеривается к кеглям, что до сих пор стоят на полу.

– Отчего же, – Хоуп кидает на него лукавый взгляд и наклоняется, чтобы сделать бросок.

Скотт не может отвести глаз от её стройной фигуры и сглатывает.

– Хоуп, ты же знаешь, что ты сейчас делаешь, верно?

Все кегли падают, снесённые точным ударом.

– Теперь твоя очередь, – она игнорирует его вопрос и отходит в сторону, покачивая бёдрами. Скотт моргает. Сглатывает ещё раз.

– Если я собью все, мне полагается приз, идёт?

Она кивает и, скрестив руки на груди, ждёт его броска. Скотт столько раз оттачивал меткость, убивая время, что не имеет права сейчас промахнуться. И вообще, он же супергерой, в конце концов. Он сделал Кросса. Он сражался наравне с Кэпом. Он помог вернуть Джанет. Он до чёртиков крут, и докажет это.

– Упс, – говорит Хоуп. – Мимо.

– Нечестно! – возмущается Скотт. – Это из-за отвлекающего манёвра!

– Какой ещё отвлекающий манёвр?

– Ты.

Хоуп смеётся и подходит, легонько взъерошивает его волосы.

– Не расстраивайся, повезёт в следующий раз. – Он хочет возразить, что следующего раза может и не быть, но осекается, потому что Хоуп склоняется совсем близко и шепчет ему на ухо: – А вот я сбила все, так что приз – мой.

Скотт не успевает спросить, какой именно – в следующий миг она уже целует его, горячо и отчаянно. И поцелуй выдаёт её с головой: она тоже очень боится, что следующего раза не будет. Она не хочет, чтобы Скотт пострадал. Он прижимает её крепче, втягивает носом её запах, проводит ладонью по щеке и заправляет за ухо прядь – всё, как и мечталось.

– Ты же будешь меня ждать, что бы ни случилось?

– Конечно, нет! – в его глазах наверняка заметно промелькнувшее разочарование, и Хоуп с улыбкой продолжает: – Если ты не вернёшься, я отправлюсь следом и разнесу там всё до кванта, пока не вытащу тебя обратно. Обещаю.

Он смотрит на неё с плохо скрываемым восхищением.

Они целуются снова, ещё не зная, что случится с ними завтра.

========== Сила и слабость (Кэрол и Йон-Рогг) ==========

Удар.

Я так горжусь тобой.

Ещё удар. И ещё.

Так горжусь тобой.

Боли от ударов Кэрол почти не чувствует, но монотонное избиение груши помогает хоть немного отрешиться от мыслей. Или не помогает, если начистоту. Йон-Рогг сказал, что гордится – почему, чтоб его, сказал только тогда, когда эти слова уже не принесли радости, а резанули хуже любого лезвия? Она всегда с остервенением тренировалась под его началом, выкладывалась на все сто, она так хотела услышать, что чего-то стоит. Она так хотела быть для него лучшей.

Зачем что-то доказывать?

Конечно, сначала Кэрол – тогда Верс – считала, что старается на благо Империи Крии. Она будет борцом, идеальным, несокрушимым. Именно поэтому нужно тренироваться целыми днями и ночами. И только многим позже она поняла, что в мыслях на первом месте он, Йон-Рогг. Он побуждал её совершенствоваться. Ведь это его она никак не могла победить, не применяя суперсилу, это он изводил её вечным недовольством результатами, это к нему она тянулась за помощью, просыпаясь от кошмаров. Покровитель и наставник. Наверное, друг. И ещё…

Но тогдашняя Кэрол пресекала на корню дурацкие сердечные порывы. Как ни странно, это было не так уж сложно, пока он оставался рядом. А теперь она молотит грушу, которую Мария уже давным-давно забросила, молотит с такой силой, словно хочет разбить костяшки пальцев в кровь. Потому что внутри что-то прорвало, когда ей пришлось с ним распрощаться. Его больше нет рядом, и сдерживать чувства нет необходимости. Но Кэрол они не нравятся, эти чувства, и она хочет их обуздать.

Кэрол злится на себя за то, что не убила Йон-Рогга. Это было бы справедливо, он заслужил. Но у неё не хватило духу – он даже здесь не проиграл. Флеркен раздери, один его взгляд – и у неё всё внутри перевернулось. Её счастье, что этот взгляд был последним, и перед расставанием Йон-Рогг не сказал больше ни слова. Вот только совершенно немыслимые янтарные глаза до сих пор её преследуют. Кэрол пытается убедить себя в том, что у всех крии они такие – необычные по сравнению с человеческими, – но всё бесполезно.

Йон-Рогга не вытравить, он словно въелся под кожу. Кэрол нервно усмехается, вспомнив, что так оно и есть. Общая кровь – не стоит недооценивать мощь этих невидимых уз. Йон-Рогг не раз говорил ей, что она не имеет права разочаровать его, потому что их объединяет кровь. Он поверил в неё, подарил свои силы, и теперь течёт по её жилам, как бы Кэрол ни хотелось избавиться от всего, что их связывало.

Скруллы готовятся к отлёту, и ей предстоит лететь вместе с ними. Груз прошлого лучше на борт не брать – такое прошлое только давит, разъедает душу, потому что оказалось ложью. Нужно помнить Марию, Монику. Фьюри, Коулсона – почему бы и нет. Но Йон-Рогг…

Кэрол рычит, кулак снова впечатывается в грушу.

Вот только даже если она разнесёт эту грушу в хлам – сработает ли?

Кэрол замирает. Слушает, как учащённо колотится сердце. И всё так же пульсирует кровь – его кровь. Она всегда будет внутри, равно как в памяти навсегда останется его взгляд.

Так с кем Кэрол сейчас сражается?

Она каждый раз поднималась, сколько бы ни падала. Рано или поздно она всё-таки смогла бы выбить из себя воспоминания о Йон-Рогге. Он ведь учил её бороться со слабостями, сдерживать эмоции. Он хотел, чтобы она была сильной.

Но чёрта с два она будет делать то, что он хотел.

Ударов больше не слышно. Кэрол опускает руки, размеренно дыша.

Слабости… Даже у самого сильного человека они должны быть. И одну свою она знает наверняка.

========== Шесть лет (Кэрол и Йон-Рогг) ==========

Люди называют такое манипуляцией.

Но Йон-Рогг знает, что это не так. Да, он умеет добиваться нужной реакции, умеет вкладывать в голову нужные мысли, но действует искренне, исходя из того, что считает справедливым и единственно верным.

Они прошли большой путь. Пусть крии живут дольше, чем обитатели С-53, но и для него эти шесть лет были немалым сроком. Шесть лет рука об руку с Верс. Они начали с того, что он едва не убил её – и правда убил бы не моргнув глазом, – а пришли к тому, что… Он снова должен противостоять ей. Только её сила настолько превосходит его собственную, и приходится…

– Давай по-честному, без этих пушек.

…хорошо, пусть это манипуляция, но Йон-Роггу жизненно необходимо выиграть время.

Однако Верс больше не играет по его правилам.

***

Минн-Эрва едва заметно морщится, разглядывая их непрошенный трофей. Она неплохо умеет скрывать чувства, но Йон-Рогг всё равно улавливает отголосок пренебрежения в её взгляде.

– Тебе не нравится то, что ты видишь?

– Всё было бы проще, если бы мы заполучили энергию ядра в чистом виде. Без… примесей.

Он улыбается краешком рта. То, что Минн-Эрва назвала примесью, сейчас лежит на операционном столе, и Йон-Рогг вот-вот поделится своей драгоценной кровью с этой девушкой. Он уверен в своём решении и, в отличие от соратников, ни малейшего пренебрежения не испытывает. Перед его глазами до сих пор стоит её отчаянно-решительное лицо, её молниеносный рывок и выстрел – лишь бы выполнить волю наставницы, лишь бы не дать ему заполучить ядро. Нет, Йон-Роггу совсем не кажется, что эта представительница С-53 – ничтожество.

***

– Кто я?

– Нам ничего не известно о твоём прошлом, Верс.

– Но вы же можете… Ваши технологии позволяют…

– Наши технологии. Ты – одна из нас, я уже столько раз твердил это тебе.

Верс поджимает губы. И продолжает допрашивать, потому что любые попытки увести её от темы неизменно терпят крах. Йон-Роггу это нравится. Упорная, несгибаемая, настойчивая – она и правда походит на лучших воительниц крии. С одним дополнением: с человечностью. Острословит, смеётся невпопад, вспыхивает, если задеть – без всякой выдержки. Улыбается не холодной, выверенной улыбкой, а глазами.

Зря Минн-Эрва говорит, что у человека без памяти нет никакой индивидуальности. Личность вместе с памятью не стирается. Йон-Рогг видит доказательство этому каждый день и от души наслаждается происходящим. И это лишь начало пути.

***

– Верс?

Она не оборачивается, только ускоряет шаг. Не рассчитывала столкнуться с ним ночью в тренировочном отсеке и теперь изо всех сил торопится затеряться в коридорах. Йон-Рогг ей, конечно, не позволит.

Развернув её к себе за плечи, он сразу замечает то, что Верс пыталась скрыть – слёзы.

– Что случилось?

– Ничего, – она упрямо вздёргивает подбородок, хотя отпираться бесполезно. Йон-Рогг медлит всего секунду, прежде чем прикоснуться к её щекам, вытирая влажные отблески слёз. Кажется, этот жест приводит Верс в совершеннейшую растерянность, что с ней бывает крайне редко. Дрогнув, поддавшись его ободряющему взгляду, она рассказывает о терзающих её снах. Йон-Рогг корит её за то, что так долго скрывала это.

– Ты же говорил, что нельзя давать волю эмоциям.

– Это так, если речь идёт о сражении, – мягко кивает он. – Но мы не всегда на поле боя.

– Разве? – слабо улыбается Верс.

И Йон-Рогг понимает, что она права. Они вечно противостоят чему-то – если не внешнему врагу, так самим себе.

– Если снова будут донимать сны о прошлом – буди меня.

– И что дальше? – она смотрит открыто, едва ли не наивно. Он сдерживает внезапное желание провести ладонью по её волосам.

– Устроим тренировку, это помогает прогнать ненужные мысли и переживания.

***

– Подерёмся?

Он уже давно сбился со счёта – сколько раз Верс пользовалась его предложением. И он подозревает, что для него эти ночные спарринги стали не меньшим наркотиком, чем для неё.

Йон-Рогг пытается что-то с этим сделать, потому что это уже слишком. Так врастать в кого бы то ни было – опасно. Хотя, быть может, он подписал себе приговор ещё тогда, когда отдал свою кровь. А может – ещё раньше, там, на С-53.

Йон-Рогг не строит иллюзий – чувства лучше подавлять. Поскольку обуздать свои сложнее, он отыгрывается на Верс, снова и снова изнуряя тренировками, делая из неё совершенную военную машину. Вот только, несмотря на все усилия, у него не получается вытравить из неё человека. И это не вызывает досаду или отвращение. Это будоражит.

Он упускает момент, когда это человеческое проникает и в него. Хотя стоило бы предугадать. Который год проводить столько времени вместе – было бы очень самонадеянно считать, что процесс не окажется обоюдным. А Йон-Рогг, хоть и знает себе цену, самонадеянным никогда не был.

– Подерёмся.

***

– Она знает?

Йон-Рогг стискивает зубы, хотя скрулл не успевает ответить. Всё ясно и без слов.

Внешне он остаётся невозмутимым, но внутри – как натянутая струна. Его и так измучило ожидание – что с Верс станет на этой планете, справится ли она, не выяснит ли что-то, чего знать не должна. Он сходил с ума, боясь, что всё пойдёт прахом, боясь, что потеряет её, и теперь вязнет в мрачном предвкушении встречи – совсем не такой встречи, на которую надеялся до последнего.

Он не уберёг Верс. Теперь придётся убить или взять в плен, что всё равно будет означать смерть – Высший Разум не прощает предательства. Йон-Рогг вложил столько сил, чтобы Верс стала идеальным воином, чтобы она стала гордостью всей империи, его гордостью, но теперь проект обречён на провал. Так будут считать все в его окружении, но ему известна правда: Верс – это не просто проект.

По крайней мере, не для него.

***

– А зачем мне что-то тебе доказывать?

До абсурда упряма, как и раньше. И всё же отчего-то оставляет его в живых. Она объясняет это тем, что он должен передать весточку Высшему Разуму, но Йон-Рогг предпочитает видеть в этом порыв, продиктованный её чувствами. Пусть она не желает слушать его менторские речи. Не желает соглашаться с тем, что у неё всё равно ничего не получится. Не желает тонуть в его глазах и поэтому молниеносно направляет капсулу в полёт.

Не признает сама, так признает он – она по-прежнему его гордость. Верс. Нет, Кэрол – он всегда знал её имя, раздобыть точную информацию не составило никакого труда, – Кэрол всё так же заставляет собой восхищаться.

Что бы она там ни решила и на сколько бы ни затянулась разлука, он, разумеется, ни за что не отпустит Кэрол насовсем. Так просто ей не отделаться.

========== Я всё решила (Наташа и Клинт) ==========

Комментарий к Я всё решила (Наташа и Клинт)

СПОЙЛЕРЫ к Эндгейму. Наташа и Клинт на Вормире. И немного AU, так как подразумевается, что Наташа никогда не была влюблена в Брюса, Клинт онли)

Клинт даже не подумал о том, почему их не предупредили. Не то чтобы ему вообще несвойственно думать – ладно, по-всякому бывало, – но он всегда предпочитал действие. Брать и делать – так легче в любой ситуации, даже в самой безысходной, а теперь обстоятельства, к тому же, изменились, забрезжила эта чёртова надежда, что бы там Наташа ни говорила. Поэтому Клинт и не успел поразмышлять, что их ждёт на Вормире. Он рвался в бой, жаждал принести пользу, добыть камень, а там… Он старался не загадывать, но знал, что выложится на все сто, лишь бы план сработал.

А вот Наташа, конечно, что-то подозревала. Шпионский склад ума так просто не списать со счетов. Привычка всё анализировать въелась под кожу, и теперь, ступая по каменистой почве Вормира, Наташа отрешённо пыталась понять – неужели и правда никому не пришло в голову, что предстоит им двоим на этой планете? Ладно, Роуди, который впервые услышал об этой космической глуши, ладно, Стив, который видел только конечную цель, но, например, та же Небула – ей ведь точно было известно, что Танос отправился на Вормир с Гаморой, а вернулся без дочери, зато с камнем души.