Текст книги "Депортация"

Автор книги: МихайлоВ

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

МихайлоВ
Депортация

Л. А. и м. Д. посвящается

Часть 1. Никарагуанец

Как вы относитесь к мухам-автостопщицам? Не знаю, как вы, а Никанор их любил. С ними дорога была быстрее и атмосфера веселее. Запускаешь муху к себе в салон машины где-нибудь в Крыму, а выпускаешь уже в столице. И получается муха уже не только автостопщица, но ещё и лимитчица. Вот и сейчас в салоне летала муха, которой он дал временное прозвище Союз-Аполлон. Такая локальная орбитальная станция внутри машины.

Но в данный момент Ник двигался не в столицу, а к морю, в маленький посёлок на отшибе цивилизации. В этот раз, после февральского Сингапура, ему захотелось чего-то простенького, без выпендрёжа, вроде картошечки с селёдочкой после жаркого из каракатицы.

* * *

За прошедшие пять лет ему доводилось пить кофе в разных городах мира, но место, в котором он оказался сейчас, выглядело не менее самобытным. После комфортной инфраструктуры крупных городов курортный посёлок на Азовском море казался обжитым не более, чем одинокие острова в Тихом океане. И в этом была своя прелесть. Даже многие труднодоступные уголки планеты уже были опутаны длинными щупальцами бестактной Цивилизации и хамоватой Глобализации, и Никанор искренне радовался, когда не обнаруживал в городах своего пребывания такого их олицетворения, как, например, «Макдональдс».

Он пил эспрессо, с трудом найденный в восьмой по счёту забегаловке, и понимал: «Сча-а-астье есть!» Месяц у Никанора случился напряжённый, и сейчас, вдыхая кофейный аромат, смешанный с морским бризом, он получал от жизни максимальное удовольствие.

«Как немного всё-таки человеку надо… Совершенно не обязательно быть миллиардером», – в очередной раз выводилась сама собой простая истина.

Вдруг в кармане замяукал котёнок… Это звонил мобильный Никанора. Он взял трубку.

– Ники, привет! Это я, – выплеснулся из динамика жизнерадостный девичий голос. Это была Лиза, его компаньонка по многим проектам.

– Бон джорно, сеньорита! Как погода в Занзибаре? – шутливо поприветствовал Никанор.

– Как погода? Да фиговая. Снег засыпает Килиманджаро. Слушай, у меня тут новый проект вырисовывается! Только уж очень он из общей массы выбивается. Слишком необычный.

– Неужели? Так у нас все проекты с прибамбасами, ты не заметила? – Разговаривая, Ник наблюдал за осой, которая нагло пыталась «отхлебнуть» из его чашки.

– Да. А этот ещё круче. Но для его запуска в работу ты должен срочно приехать.

– Вот вы никак не хотите, чтобы я одичал и поробинзонил. Ведь специально уехал от цивилизации к дикой природе на недельку отоспаться.

– Тогда надо было на Таймыр ехать. Оттуда труднее доставать.

– Ну да. В следующий раз так и сделаю. И мобильный отключу.

– Вот только не надо угрожать! – засмеялась Лиза.

Никанор положил трубку на пластиковый стол и сдул осу с чашки.

* * *

Восходящее солнце медленно ощупывало комнату, под потолком вокруг люстры суетилось несколько истеричных насекомых, за окном в кустах, по Ильфу и Петрову, «щебетала птичья сволочь».

За всем этим макромиром с дивана, едва проснувшись, с умиротворением наблюдал Никанор. Сегодня ему надо было выныривать из нирваны приморского посёлка, и он с упоением ловил оставшиеся мгновения своего туземного отдыха.

Вдруг в дверь постучали. Никанор встал, натянул шорты, думая, что это хозяйка пришла проверить порядок у отъезжающего квартиранта, толкнул дверь рукой и застыл… В дверном проёме стоял… никарагуанец. А точнее – Мигель Веласкес.

Мигель (если это был он) – его бывший сокурсник по университету, который, так и недоучившись два курса, уехал на родину. Конечно, отношения Никанора и Веласкеса в те времена были очень тёплыми, даже дружескими, но ведь прошло уже лет десять с тех пор, как Мигель вернулся в Латинскую Америку… Настоящий этнический потомок американских индейцев был среди студентов русского отделения филфака, как Дед Мороз в Сахаре. Как его занесло вместе с двумя арабами из Сирии именно на этот факультет, для Никанора до сих пор оставалось загадкой. Хотя приезжали они вполне официально в рамках программы помощи Советского Союза дружественным странам, выбравшим социалистический путь развития. Через год, в связи с развалом СССР, программу помощи свернули, и парням предложили платное обучение. Мигель, в отличие от наших арабов, был парнем бедным, практически нищим, оплату не потянул и через год, насобирав денег на дорогу, благополучно улетел к себе в Никарагуа. С тех пор они не виделись и не общались. Интернета тогда ещё не было, а международная телефонная связь была не по карману обоим.

Никанору вспомнилось несколько вечеринок в спальном районе, на которые приходил Мигель. Это были девяностые, когда иностранцы, а тем паче потомки краснокожих жителей американского континента, встречались на Украине совсем не часто, и он представил себе, сколь экзотично выглядел его приятель, пробираясь по пролетарскому району бывшего советского города. Не умея толком одеваться по-зимнему, Веласкес носил в стужу трёхцветную кроличью шапку-ушанку со спущенными ушами и невзрачную вельветовую куртку на тёплой подкладке и смотрелся во всём этом весьма неказисто, но всё же лучше, чем африканцы в клетчатых подростковых пальто из магазина «Детский мир». С тех времён у Никанора осталось несколько фотографий, на одной из которых они с Мигелем стояли на фоне солидного здания университета – такие разные и в то же время близкие: Никанор, высокий, импозантный, в тёмном импортном пальто с длинным белым шарфом и ироническим выражением лица, и Мигель, немножко полноватый, добродушно улыбающийся, одетый вразнобой. Его фигуру венчала серо-синяя шерстяная шапочка с маленьким бубоном. В руках Никанора был дипломат, а у Мигеля – потёртая, туго набитая общими тетрадями папка, которая делала его похожим на нерадивого ученика отечественной средней школы.

Когда Никанор познакомился с Веласкесом поближе, тот оказался на удивление скромным, порядочным и интеллигентным парнем, хотя приехал из глухой никарагуанской провинции. Понятно, что скромные и порядочные люди могут обитать где угодно, но уровень его знаний и поведение в обществе предполагали в нём как минимум жителя среднестатистического города, тронутого цивилизацией.

Сейчас Мигель был совсем не похож на того, со старой студенческой фотографии: подтянут, спортивен, хорошо одет и вообще выглядит как современный житель большого города, не забывающий о моде. Но самое удивительное, что в данную минуту, в которой соединились прошлое и настоящее, он стоял перед Никанором! Возникла ситуация, в которой Нику хотелось сказать себе фразу из анекдота: «Выдыхай, бобёр, выдыхай!»

* * *

– Варёные раки с красивыми добрыми глазами… – доносилось из маленького мегафона бредущего по пляжу торговца.

Ник с Мигелем сидели в прибрежной кофейне и, смеясь, вспоминали студенческие годы. Один альбом дружеских шаржей и карикатур Веласкеса чего стоил! Латиноамериканец неплохо рисовал, и скука лекций иногда выливалась у него в забавные наброски. По большей части альбомчик содержал шаржевые портреты преподавателей. Они были сделаны обычной шариковой ручкой, но достаточно умело выхватывали из живой реальности характерные детали: особенности выражения лица, настроение или предмет гардероба. Однажды преподаватель по языкознанию привёз из французской командировки бесподобные лакированные сандалии с бессчётным количеством дырочек и непомерно длинными острыми носками. В голодные девяностые они казались обувью из фантастического романа о другой планете и были немедленно отражены в шарже Веласкеса. Ещё Ник запомнил шуточный групповой портрет, где Мигель изобразил себя в центре их учебной группы в раскраске и оперении американского индейца.

Они проговорили около часа, но за это время Мигель так и не раскрыл загадку своего приезда. Потом в разговоре настала пауза, и Веласкес внимательно, словно оценивая надёжность товарища после десятилетнего перерыва в общении, посмотрел на Никанора своими тёмными проницательными глазами. Прошла ещё минута и Мигель заговорил. То, что он рассказал, действительно стоило длинного перелёта с другого континента.

* * *

Уже несколько лет Веласкес жил в Чикаго и работал на крупном телеканале. Как он попал в Штаты, Мигель не распространялся, но Ник догадывался, что изначально это было сделано не совсем легально. Он закрепился и, благодаря своему упорству, сделал отличную для эмигранта из Латинской Америки карьеру. На данный момент молодой человек считался хорошим тележурналистом и участвовал в разработке новых проектов. Мигель рассказал, что, вернувшись на родину, работал корреспондентом в небольшой столичной газете, потом безуспешно пытался открыть своё дело, а где-то через полтора года представилась возможность уехать. В Штатах, конечно, тоже не сразу всё сложилось. Пришлось изрядно побегать и хорошо потрудиться, но игра стоила свеч. У Веласкеса была теперь интересная работа, стабильное финансовое положение, опредёленная известность и профессиональный авторитет. Но что же снова занесло его в страну былого студенчества?

– Ты слышал что-нибудь про базу нацистов в Антарктиде?

– Что-то слышал. Довольно расплывчатая информация…

– В Чикаго я специализируюсь на журналистских расследованиях. Недавно ко мне через моего друга обратился один богатый человек, коллекционер. Как ты думаешь, что он коллекционирует?… Мировые загадки! Необычное хобби, правда? За приличный гонорар он попросил меня выяснить максимум информации, которая касается факта… или версии… присутствия Третьего рейха в Антарктиде. А ещё – побывать и лично отснять такие объекты, как бункер «Вервольф» на Украине и ставку «Орлиное гнездо» в Альпах. Мой заказчик богат и на своё хобби денег не жалеет, но стар и слишком далеко ездить не может. Кроме гонорара, почти без лимита оплачиваются накладные расходы. Если ты готов занырнуть со мной в мутные воды этой аферы – добро пожаловать! Но только стартовать нужно в самое ближайшее время.

– Тогда у меня два вопроса, Мигель.

– Говори, Ники.

– Во-первых, почему этот фриковатый тип обратился именно к тебе?

– У меня есть несколько весьма удачных журналистских расследований и исследований, о которых знают многие, и в том числе, конечно, профессиональный бомонд. Он спросил – ему порекомендовали.

– А почему ты решил задействовать меня?

– В этой части света ты самый близкий мой знакомый… грамотный… мобильный… А мне нужны подробные материалы по «Орлиному гнезду» и вашему украинскому бункеру. Хотя эти объекты второстепенны для заказчика. Одному, без компаньона здесь, мне сложно… Но самое главное, что этот знакомый, то есть ты, попадает под моё определение – «надёжный друг».

– Спасибо за доверие, Мигель. Не ожидал, что через столько лет в тебе не стёрлось такое отношение. Но прежде чем стартовать, мне нужно ещё в родном городе появиться. У меня там тоже проект какой-то завис. Ещё не знаю толком, о чём речь. Звонила компаньонка, просила срочно приехать.

Через час с небольшим они запрыгнули в автомобиль Ника, с заднего стекла которого подмигивал Адриано Челентано, и вырулили на трассу.

* * *

В приятных воспоминаниях о буйном студенчестве дорога пролетела быстро. Никанор, между тем, удивлялся, как хорошо говорит на русском его товарищ. Веласкес не только не разучился, а улучшил знание чужого языка и говорил с минимальным акцентом. Кроме того, он знал сленговые словечки, с которыми иностранцы обычно не дружат. Понятно, что он учился на русском филфаке, а до того окончил годичный подфак для иностранцев, но… Тут Мигель сам прояснил ситуацию:

– Хочешь, Ники, я тебе прикол расскажу?

– Давай!

– Живу я уже три года в Штатах, и вдруг в одно прекрасное утро звонок по телефону и голос – кого бы ты думал? – Насти с биофака. Ну ты с биологами нечасто общался, а у меня там два земляка учились. Мы на биологическом и познакомились, когда я к своим заходил. Она, оказывается, вышла потом замуж, и они к родственникам мужа в Чикаго уехали. А меня Настя по телевизору увидела и номер телефона нашла. С тех пор мы почти родственники, часто друг у друга бываем, я много времени в Чикаго с их компанией провожу. Поэтому и язык сейчас знаю со всеми вашими примочками.

Въехав в город, Никанор вышел из машины и первым делом набрал номер своей компаньонки Лизы. Поговорив минут пять ни о чём и потихоньку добравшись до дела, Никанор, всё сильнее прижимая телефон к уху, удивлённо замедлял шаг. Потом и вовсе остановился посреди тротуара, вызывая недовольство прохожих. До насторожившегося Мигеля стали долетать обрывки фраз:

– Какой бункер?… «Вервольф»!.. Так, и какую же информацию мы должны собрать?… А кто заказчики?… Представились международным фондом?

Ситуация начинала напоминать триллер.

– А конкретней?! Фамилии какие-то назвали?… Сказали, что сами перезвонят?… Приличный аванс?… Так, понятно. – Никанор оглянулся и упёрся взглядом в удивлённое лицо приятеля: – Мигель, ты слышал?

– Кое-что услышал.

– И что думаешь по этому поводу?

– Крайне удивлён. Ты даже не поверишь, насколько.

Друзья опять забрались в машину и отправились в гостиницу за вещами Мигеля. У обоих был озадаченный вид. Как-то шустро всё завертелось.

За окном, как в тумане, проплывал мегаполис – родной город Никанора, город их студенчества. Думая о своём, каждый краем глаза ловил знакомые контуры зданий, изгибы центральных улиц, памятники, скверы. Город дышал движением, шелестел зеленью парков, звенел трамваями, мигал светофорами, пестрел театральными афишами и рекламой, смеялся малышнёй на детских площадках, радовал влюблёнными на скамейках аллей, тусил студентами у институтских парадных. Город жил.

* * *

Приехав в гостиницу, парни обнаружили на ресепшене записку для постояльца Веласкеса. На родном языке Мигеля в записке предлагалось встретиться с неким земляком Веласкеса, который давно его ищет, и сообщалось, что для Мигеля у него есть какая-то информация. Под запиской стояла подпись – Диего.

– Ты его знаешь?

– Понятия не имею, кто такой Диего, – ответил Веласкес.

– Отлично. Ситуация всё больше интригует.

Друзья поднялись в номер. Солнце за окном мягко опускалось за горизонт, заливая комнату приятным тёплым светом. Никанор упал в кресло и попытался анализировать события:

– Что мы имеем? Первое – твой заказ из Латинской Америки от богатого и странного Буратино. Второе – наш с Лизой заказ от некоей международной организации, который почему-то почти полностью повторяет твой, но пока без Антарктиды. Третье – записка на ресепшене от твоего загадочного земляка, невесть откуда взявшегося и непонятно чего хотящего. А мы, заметь, ещё в город и полшага не ступили.

Раздался стук в дверь. Оба непроизвольно вздрогнули. В номер принесли кофе. Мигель распечатал пачку печенья, которая перелетела с ним через океан, и положил на блюдце.

– Давай проработаем наши ближайшие шаги. Сначала разузнаем максимум информации о заданных объектах – пока что на месте, никуда не выезжая, и дождёмся второго звонка от организации, которая вышла на Лизу – узнаем, что эти люди собой представляют. А ещё надо выяснить, что за персонаж оставил тебе записку. Это программа минимум.

– А программа максимум?

– А программа максимум… – Ник весело посмотрел на Веласкеса, – а программа максимум – отметить сегодня твой приезд, а то мы как-то бегом, бегом. Тебя всё-таки на этом материке уже лет десять не было.

* * *

Никанор допивал кофе, и его взгляд случайно остановился на обложке старого глянцевого журнала, вывалившегося из дорожной сумки Мигеля. На обложке был изображён Энди Уорхол.

– Ты всё так же увлекаешься нестандартными личностями, – Никанор показал на обложку журнала.

– Ну да, есть такая слабость, – подтвердил Мигель, улыбнувшись. – Ты знаешь, у меня уже реальная кипа материалов насобиралась, и практически все из редких источников, можно даже книгу издать, альтернативную моим рабочим темам. Того, что есть у меня, в Интернете не найдёшь.

– А кто тебе больше интересен?

– Смотря к какому времени обращаться. Вообще – все, кто масштабно выбивается из стандартов. Таких, к сожалению или к счастью, немного. К примеру, Че Гевара или Дин Рид мне интересны со своими нетипичными для среднего обывателя и даже алогичными поступками. Феномен таких неординарных персон я с удовольствием изучаю в свободное время. В качестве хобби. Мне импонируют эксклюзивные характеры.

– Ну да, помню твою комнату в общежитии, она сплошь была увешана такими героями.

Разговор прервал мяукающий котёнок. Привычным движением Ник достал из кармана элегантный недорогой телефон.

– Лиза приглашает на квартирник. Знаешь, что это? Ладно, собирайся, потом расскажу.

* * *

Пачка сигарет нашлась в холодильнике. На ней аккуратно лежала зажигалка. У всех проснувшихся был приличный сушняк и слегка растрёпанный вид. Особенно у Ганса, фана выступавшей вчера на квартирнике питерской группы, приехавшего поддержать земляков. Квартирники вновь вошли в моду через годы после развала СССР. Только в советские времена это были вынужденно подпольные концерты полулегальных групп, а сейчас – скорее возможность поближе увидеть музыкантов, пообщаться с ними в непринуждённой обстановке домашнего концерта. Познакомившись с Лизой, Ником и Мигелем и продегустировав с ними после выступления группы украинской перцовки, питерец попросил приютить его до поезда, который уходил на следующий день. Ребята не возражали и, подбросив Лизу домой, увезли питерца к себе. Мигелю, так и не побывавшему во время учёбы в советском Ленинграде, было очень интересно пообщаться с невским пришельцем. Кроме того, как выяснилось за перцовкой, Ганс водил дружбу с несколькими людьми, занимающимися в Санкт-Петербурге коллекционированием и изучением нацистской символики, что в данный момент было весьма актуально для Ника и Мигеля, знал множество полуреальных историй и откровенных легенд, связанных с тайнами Третьего рейха, и не скупился на рассказы.

Рассвет забрезжил неожиданно для всех. К пяти утра случайно пересекшиеся на квартирнике представители человечества уже подружились, а Мигель и Никанор даже немного продвинулись в теории актуальной для них сейчас темы. После чего компания вырубилась часа на два. За утренним чаем Ганс рассказал, что своё прозвище он получил именно от питерцев-коллекционеров. На немецкий лад.

Стряхнув конденсат с сигаретной пачки и похлебав чая, позвонили Лизе.

* * *

– Девушка! Девушка! А как вас зовут? – донеслись голоса, обращённые к изящной брюнетке, идущей по тротуару.

– Хавронья! – даже не оглянувшись, девушка продолжала цокать каблучками.

Мигелю понравился резковато-шутливый ответ девушки, и он вступил в схватку:

– Вы, к сожалению, дерзко врёте! Вас зовут Кэт, вы русская радистка, и за вами охотится гестапо.

Девушка бросила взгляд через плечо. В нём блеснул интерес:

– А вы почём знаете?

– А у вас рация из рюкзачка торчит.

– А вы что, гестапо, что ли? – улыбнулась незнакомка.

– Нет, мы – Второй фронт. То есть союзники-американцы, в смысле, Бэтмены.

– Ишь ты, вот ведь!

– Ну да, так и есть. Пытаемся вас спасти, а вы что-то не очень хотите.

– Я-то хочу, только на слово не верю.

– В смысле?

– Удостоверения покажите.

– Какие?

– Ну как – какие, бэтменовские.

Мигель вздохнул свободнее – разговор завязался.

– И вообще, что-то вы не очень на Бэтмена похожи, скорее на Виннету.

– Конечно, так и есть, это моя подпольная кличка в сообществе Бэтменов, а вот мой бледнолицый друг Верная Рука, – Мигель хлопнул по плечу Никанора. – А вы откуда немецкие вестерны знаете?

– Старший брат увлекался когда-то.

– Чудесно, а не составите ли нам сегодня компанию на ужин?

– А что будем есть? Жареную оленину или барбекю из бизонов? А может, салат из скальпов представителей вражеского племени?

Девушка явно нравилась Мигелю. И это уже чётко читалось по его лицу.

– Точно не скажем. Кого успеем подстрелить к вечеру.

– Не знаю, не знаю! Надо подумать.

– Ну, тогда позвольте оставить вам телефон. И имейте в виду, ради вас мы завалим самого сочного бизона во всей прерии, – сказал Веласкес, протягивая визитку чикагского телевидения. – Там с обратной стороны мой местный номер.

Девушка взглянула на неё мельком, ещё раз улыбнулась и, заныривая в подземку, махнула друзьям рукой.

– Я оглянулся посмотреть, не оглянулась ли она, чтоб посмотреть, не оглянулся ли я, – пропел Никанор слова известной песни Макса Леонидова.

Мигель с тоской смотрел вслед девушке.

– Ну вот, испарилась без следа, и неизвестно, вспомнит ли она про нашего бизона…

– Вспомнит, вспомнит, не хандри, – подбодрил Ник друга. – Такие, как мы, на дороге не валяются.

* * *

С Лизой встретились в центре города «под градусником». Градусник был размером в несколько этажей и висел на торцевой стене дома – достопримечательность не хуже Эйфелевой башни в Париже. Во всяком случае, не менее оригинальная.

– Культовое, кстати, место, – просветил Ник Мигеля. – Во-первых, одно из популярных мест встречи, во-вторых, здесь недалеко когда-то Эдичка Лимонов жил.

– Кто такой?

– Да так, писатель скандальный. В университете его не изучали, – улыбнулся Никанор.

Лиза пришла с туго набитой пластиковой папкой: это означало, что большую часть дня, а возможно, и ночи, она провела не впустую. Лизка была девушкой ответственной, энергичной и весёлой, способной на оригинальные идеи и неожиданные решения, что делало работу с ней продуктивной и увлекательной. А ещё она была надёжной, как китайская стена, египетские пирамиды и японские технологии вместе взятые. Ей можно было доверить всё что угодно, и Никанор это ценил. Он неплохо знал людей и понимал, что такие компаньоны и друзья, как Лиза, – ценный раритет. Кроме того, Лиза была очень смелая, если не сказать отчаянная, и в реальности боялась только тараканов и дураков.

Встретившись, все дружно двинулись на «конспиративную» квартиру. «Конспиративной» Лиза и Никанор называли квартиру-мастерскую знакомого скульптора, который уже года полтора, как оставил квартиру ребятам для присмотра и «дрейфовал» по Западной Европе, торопясь ознакомить заждавшееся человечество со своими шедеврами. Площадь у скульптора была просторная – фантазия художника, судя по обжитому пространству, не терпит тесноты и скученности. Это была находка, лучшее место для деловых встреч и праздных тусовок. Лиза с Никанором не раз благодарили в мыслях местного Микеланджело за столь комфортные, хоть и временные, дополнительные квадраты и желали ему всяческого успеха на Диком Западе. Мастерская, надо сказать, очень располагала к творческому мышлению и рождению всякого рода креативных идей. Особенно продуктивно идеи посещали голову Никанора, когда он сидел на подиуме для натурщиц.

Ребята расположились, включили чайник и принялись обсуждать текущие вопросы.

Разложив содержимое своей папки на столе, Лиза открыла ноутбук и подсоединила флешку.

– Материала много, но не очень ясно, где тут сказка, где реальность. Кроме того, присутствует множество повторений, дублирования информации в разных интерпретациях и в разных источниках. Думаю, процентов девяносто – это небылицы. Сейчас я в основном работала с Интернетом. До других источников ещё не добралась. Тут бы этот объём обработать качественно.

– Стоп, Лиза! Я тебя обрадую. Весь этот объём я обработал ещё в Чикаго. Причём потратил на это изрядный отрезок времени. Нам нужно просто сверить информацию, заполнить белые пятна, – сообщил Веласкес.

– Я, вообще-то, порывшись в теме, прямо увлеклась. Страсть как интересно. Сама по себе Антарктида – интереснейший континент, не говоря уже о всяких легендах и версиях по поводу немецкой базы. Раньше как-то и не слышала об этом.

– Ты ещё сейчас расскажи, что я родом почти с шестого континента, – заулыбался Мигель, – потому что южноамериканские Анды продолжаются в Антарктиде, а Антарктида с Южной Америкой в прошлом – одно целое.

– А если смотреть глубже, то все материки южного полушария в прошлом один суперконтинент – Гондвана.

– Ладно, умники. А сколько, Лиза, тебе времени нужно, чтобы обработать все источники и сравнить данные? – спросил Никанор.

– Сложно сказать. Мы же сейчас, как старатели на прииске – самородки из донного мусора вымываем. Через несколько дней видно будет, – ответила Лиза.

* * *

– Привет, Виннету, – раздалось в трубке Веласкеса. Никарагуанец ожил.

– Неужели это вы, о, прекрасная незнакомка? И уже готовы отведать бизоньего жаркого?

– Пожалуй, да. Если вы хорошо его приготовили.

– Куда подать экипаж?

– Думаю, часов в семь вечера, если сможете, заезжайте в городской дельфинарий.

– Ух! Так вы нимфа-дрессировщица?

– Нет, русалка-ведущая.

– Мы непременно заедем. – Мигель сунул трубку в карман и обратился к другу: – Ник, куда девушку ужинать поведём? Подскажи место поприличней и поромантичней.

– Видишь, позвонила! А ты боялся. В принципе, можно сходить в «Бельмондо». Есть тут у нас стильное заведеньице – пока кофе попьёшь, всю фильмографию Жан-Поля по стоп-кадрам на стенах изучишь. Ну и, как обещают, все его любимые блюда в меню присутствуют, если менеджеры заведения вместе с поварами, как водится, их сами не придумали. Но как по мне, то хоть котлеты из улиток предлагайте, лишь бы вкусно приготовили и не отравили.

– «Бельмондо» – это хорошо. А что-нибудь в стиле фольклорной Америки, ковбойско-шерифского интерьера: шляпы, кольты… Музыка кантри… Такое есть?

– Гм! А столик в сталактитовой пещере тебе не нужен? Может, проще поехать в кинокафе и заказать фильм «Лимонадный Джо»? Там тебе и шляпы, и кольты, и перестрелки – полный джентльменский набор. Хотя, конечно, в нашем замечательном и совсем немаленьком городе есть всё. Как в Греции. Поехали-ка мы на «Клондайк».

– Куда-куда? И почему «на», а не «в»? Это что за местечко у вас?

– Ресторан-паром. Он набирает посетителей и выплывает часа на два на середину реки, потом возвращается к причалу. Посетители выходят, сменяются другими, а кто захочет – остаётся гулять дальше. И сделано там всё внутри как раз в стиле ковбойских баров. Как ты и хотел. Иногда там даже драки бывают. Всё по-честному, как в Техасе.

– Надеюсь, драки бывают редко. Это нам сейчас некстати.

– Надеюсь, – усмехнулся Никанор.

* * *

Мигель заворожённо смотрел на приближающееся существо с умным, почти человеческим взглядом. Через секунду обтекаемый нос ткнулся в стекло огромного иллюминатора… Веласкес вздрогнул и осмотрелся. Он стоял в фойе дельфинария перед большим обзорным окном, которое выходило в бассейн с морскими красавцами.

Вдруг за его спиной раздался мужской голос:

– А ведь ещё неизвестно, кто кого изучает. – Рядом с ним стоял незнакомец в очках и наблюдал за скользящими в воде существами.

– В смысле? – не понял Мигель.

– Ну все говорят, что человек изучает дельфинов, да? А вы обратите внимание, как он сейчас на вас смотрит. И возникает вопрос: а мы ли их изучаем? Может, это они изучают нас? – сказав это, незнакомый мужчина растворился в толпе. А морское существо ещё минуту с интересом следило за Веласкесом медленно двигая плавниками.

На плечо Мигеля легла рука. Повернувшись, он увидел Никанора. Друзья двинулись внутрь помещения, чтобы утащить местную русалку ужинать.

* * *

Вечер весёлого общения в «Клондайке» закончился неожиданно: компания решила искупаться в Зеркальной струе. Изящное архитектурное сооружение, достопримечательность города с небольшим пристроенным водоёмом, приняла в свои тёплые объятия ночных романтиков. Девушка, которую звали Даниэлла, оказалась открытой приятной собеседницей и любительницей экспромтов. Она первой воплотила идею ночного купания в самом центре города. Смело прыгнув в воду, нимфа поманила за собой попутчиков. Молодые тела дружно рассекли тёмную гладь искусственного озера. Разлетелись брызги, и над водой зазвучал смех. Фонари, улыбаясь, подглядывали за купальщиками.

После купания все мокрые, но счастливые впрыгнули в машину Никанора и повезли новую знакомую в родные пенаты.

На десерт Ник с Мигелем получили от Даниэллы интересную историю, которая приоткрывала секреты её биографии. Мать девушки, как оказалось, была итальянкой, и Даниэлла тоже родилась в маленьком приморском городке Италии. У её мамы был обжигающий роман с нашим отечественным папой. По-видимому, папа Даниэллы был не менее темпераментен, чем молодые люди с Апеннинского полуострова, иначе итальянская мама Даниэллы просто не обратила бы на него внимания. Её звали Кьяра, его – Владислав. Это была интересная пара… Выглядело бы логичнее, если бы папа, а не мама, был итальянского происхождения, но тем необычней была эта романтическая история.

Детство Даниэллы было солнечным в прямом смысле этого слова. Помимо солнца и моря девочка была обласкана дружелюбными соседями и вместе с солнечными лучами зачерпнула полноценную порцию настоящего итальянского темперамента, чуть сглаженного генами своего украинского папы. В средней школе Даниэлла с выдумкой, немного хулиганя, проводила время в заводной компании ребят. Они купались, устраивали вечеринки, гоняли без водительских прав на жёлтом ретро-кабриолете по узким улочкам и набережной крохотного курортного городка, разыгрывали друг друга и горожан и развлекались в своё удовольствие. Всё происходило в благодушной атмосфере полного попустительства жителей местечка и даже его стражей порядка, ибо все здесь по-сельски друг друга знали и любили.

Отъезд из родных мест на Украину – родину отца, связанный с его переводом в украинский филиал итальянской фирмы, вызвал у Даниэллы психический срыв. После переезда её долго водили по врачам, отпаивали успокоительными. Какое-то время она восстанавливалась и адаптировалась, привыкала к новой стране и мегаполису, но ещё долго грустила и ни с кем не общалась. Только через год-полтора, после поступления в художественный институт, ей стало легче.

Главной нитью, связывающей её теперь с Италией, стал старший брат Даниэллы, который, в отличие от неё, родился ещё в Союзе. Окончив школу раньше сестры, он уехал работать из итальянской провинции в Рим и остался там. Они часто созванивались и подолгу разговаривали. Родители получали астрономические счета за связь, поскольку в новой стране проживания с Интернетом всё ещё были проблемы. Со своими друзьями из итальянского городка Даниэлла первое время разговаривала ежедневно целыми часами. Эти разговоры тогда были её единственной отдушиной в период адаптации в новой, незнакомой стране.

Через некоторое время после поступления в институт новая подруга, работавшая тренером-дрессировщиком, предложила Даниэлле параллельно с учёбой вести представления, которые проходили в дельфинарии. Точёная фигурка девушки вполне гармонировала с такими изящными существами, как дельфины. Жизнь стала налаживаться, и Даниэлла вновь обрела присущие ей оптимизм и весёлость.