Текст книги "Зельевары (СИ)"
Автор книги: Miauka77
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)
– Он спас весь магический мир, – тихо возразил Гарри.
– Но не себя.
– Не себя.
Следующие полчаса они перебирали папирусы молча. Гора свитков на кресле все росла, а нужного не находилось. Гарри уже перестал надеяться, когда, упаковывая очередной папирус, вдруг услышал взволнованный голос Малфоя.
– Полагаю, это то, что нам надо. Здесь хватит работы для двоих. Северус мне рассказывал о ваших успехах в зельеварении на шестом курсе. Полагаю, с этим вы справитесь. Идемте, мистер Поттер, время дорого!
========== Глава 5 ==========
Кончики пальцев Малфоя пахли лавандой. Гарри знал это, но откуда? Может, из сна, который только что видел? Он наморщил лоб, пытаясь припомнить детали, но в памяти всплывало лишь, что в конце он куда-то бежал, бежал, зачерпывал землю слетающими кроссовками и все равно никак не мог успеть. И все же – почему кончики пальцев? А, точно, Малфой прикасался к его губам, тогда, в библиотеке. Но его пальцы пахли совсем по-другому, резко, каленым магическим песком. И какое отношение это имеет к сну?
Все еще в недоумении, он сел на постели, пытаясь сообразить, какой же сейчас час и не проспал ли он. За незашторенными окнами лежала тихая темная площадь. Должно быть, уже поздний вечер, но еще рано для зелья, иначе Малфой позвал бы его.
Сегодня был девятый день, как Гарри работал вместе с ним. За первую неделю они перепробовали с десяток вариаций рецепта, и наконец остановились на одной, которая хоть как-то изменяла характеристики неподвижного снейповского тела.
«Если наш больной вообще когда-либо очнется, – сказал вчера Сметвик, – то в самые ближайшие дни».
Малфой тоже казался оживленным. В-общем, сегодня намечался час икс, на полчаса позже полуночи. Потому что сперма собиралась в полночь. А дальше начинался марафон, после которого Гарри нередко был в мыле. Резать, давить, крошить десятки ингредиентов – и все за полчаса. Потому что это чертово зелье должно быть суперсвежим. И если корень занозистого папоротника покрошен за двадцать минут до полуночи, а не после нее, он уже, понимаете ли, не годится. При этом папоротник нужно брать только в перчатках, а ливинию перед ним исключительно голыми руками.
Позавчера Гарри, естественно, забыл про перчатки, и все оставшиеся двадцать пять минут до того, как Малфой занялся его руками, были маленьким вариантом ада. Попробуй тут порежь что-нибудь, если у тебя в пальцах – десятки заноз, которые с каждым движением уходят все глубже. Потом оказалось еще, что занозы выделяют яд, и после руки болели так, будто с них живьем сдирали кожу. Кончилось тем, что пальцы распухли не хуже, чем в свое время у тетушки Мардж, и Малфой полночи просидел в спальне Гарри, делая ему обезболивающие компрессы. Вначале он пытался еще и высказываться по этому поводу, но Гарри метнул на него такой взгляд, что тот оборвал себя на полуслове.
В первые дни Малфой раздражал неимоверно. Во время приготовления зелья он, по счастью, молчал, но в остальное время подчеркивал свое превосходство в опыте и знаниях чуть ли не каждые пять минут. Действительно, они со Снейпом составляли сладкую парочку. Терпение у Гарри лопнуло очень быстро.
– Малфой, вам сколько лет? Сорок пять? – довольно грубо спросил он. – Вам в самом деле лестно сравнивать себя с магом, которому восемнадцать?
Но тот лишь закатил глаза, как если бы он, глупый ребенок, ляпнул несусветную глупость:
– Отчего же, мистер Поттер, с вами я сравниваю себя в свои восемнадцать. И…
– В таком случае, я уверен, вы понимаете, что сравнение не в вашу пользу, – взрезал воздух ладонью Гарри, больше не давая Малфою вставить ни слова. – Потому что я с одиннадцати лет только и делаю, что разгребаю дерьмо, случившееся из-за тех решений, которые вы приняли в ваши восемнадцать. Спокойной ночи!
Как ни странно, после этой тирады дело между ними пошло на лад. Ехидных замечаний от Малфоя больше не поступало. И про зелья он начал объяснять нормально, без ужимок. Зато Гарри все чаще стало чудиться, что Малфой на него смотрит. Подолгу, и то ли задумчиво и сквозь него, то ли все-таки именно на него и… оценивающе? Однако все это Гарри замечал краем глаза, перехватить взгляд Малфоя ему ни разу не удалось. Да впрочем, пусть смотрит. Главное – навредить не сможет, клятву же давал.
Гарри и сам на него смотрел. Иногда. Украдкой. После того, как Малфой возвращался из ванной и с совершенно невозмутимым видом приносил в колбе сперму. Конечно же, мысль о том, что Малфой делает там, в ванной, его заводила. В паху начинало тяжелеть, и в груди разливалась приятная истома, но нарезка ингредиентов отрезвляла быстро. Он старался не думать об этом, как и о том, что пережил в библиотеке. В конце концов, Джинни его тоже возбуждала. На прошлой неделе возбуждала… Ее поцелуи сегодня были странно неприятны. Глупо. Все было так хорошо, и вдруг – на тебе. Должно быть, он просто устал. Вся эта кутерьма со Снейпом закончится, Малфой уберется отсюда, и он, Гарри, больше не будет об этом думать, вот и все…
Он сполз с кровати, натянул джинсы и мантию и отправился вниз. Часы в столовой показывали половину двенадцатого. Малфой сидел у Снейпа и смотрел на его бледное лицо.
– Сегодня или никогда, – глухо сказал он, когда они прошли в его комнату.
Это звучало так безнадежно, что Гарри вздрогнул.
– Вы в это не верите, да? Не верите, что у нас получится.
– Нет, – отвечал Малфой, надевая перчатки.
– Почему? – Гарри сел в кресло, уставившись на рабочий стол, который здесь, в этой роскошной обстановке, казался завсегдатаем бара, случайно попавшим на вечеринку аристократов.
Малфой долго молчал, прежде чем ответить.
– Полагаю, все дело в личности Северуса, – наконец тихо заговорил он. – Вы плохо знали его. Сложно поверить, что такой человек мог позволить себя убить. Он всегда и все предусматривал. Гиппократ говорит, что Северус не умер бы даже от двойной порции яда Нагини, потому что он был весь им пропитан. Он принимал яд каждый день, приучал себя, вы понимаете?
– Как Нуартье в «Графе Монте Кристо»? – восхищенно присвистнул Гарри.
– Граф Монте-Кристо? Кто это?
– Маггловский роман.
– А, – Люциус поморщился.
– Но если Снейп принимал яд, то почему он сейчас в коме?
– Полагаю, потому, что теперь его миссия выполнена, и он хочет умереть.
– Умереть?
– Гиппократ полагает, что пока мы боремся за Северуса, Северус борется с нами за право умереть. Вы и сами знаете, в чем причина. Он хотел умереть уже много лет назад. Теперь ему выпал шанс это сделать.
– Но он пытался спастись! Он же добрался до поместья!
– Возможно, он добрался туда именно затем, чтобы его не нашли. Или это могли быть инстинкты.
– В таком случае, у него есть шанс! Инстинкты на нашей стороне, – живо сказал Гарри, чувствуя странное желание подбодрить Малфоя.
– Северус – очень сильная личность, Гарри. Если он принял какое-то решение, он его выполнит, независимо от того, чего будут хотеть окружающие. Я как-то рассказывал вам о том, что можно сделать так, чтобы два волшебника посмотрели один и тот же сон. Лет двадцать назад мы с ним пытались это сделать. Для этого необходимы два зелья – зелье, которое позволяет увидеть желаемый сон, и зелье, которое позволяет разделить любой сон с другим человеком. Мы пытались несколько раз. Северус уже тогда превосходил в зельях Слагхорна, и сварить их для него не составляло труда. Но дальше начинались трудности. Я загадывал сон, мы засыпали, и начинали смотреть мой сон, но затем он всегда превращался в сон Северуса. Это были очень мрачные, выматывающие кошмары. И мне так и не удалось это изменить. Такие случаи описываются, как исключительные. Только очень сильные личности могут противостоять загаданному сну.
Отвернувшись, Малфой стал расставлять по столу емкости с ингредиентами. Теперь и Гарри заразился его пессимизмом. Чтобы стряхнуть уныние, он попытался подумать о чем-нибудь хорошем, и тут вспомнил про Джинни.
– Завтра днем я не смогу готовить зелье. Приезжает Чарли, и в Норе будет семейный обед. Меня заменит Гермиона.
Малфой побледнел от гнева:
– Вы рассказали ей!
– Послушайте, пожалуйста, не злитесь! – затараторил Гарри. Он только сейчас понял, как сильно это могло задеть. – Гермиона никому не скажет. Я ей доверяю как себе. Поймите, я не мог отменить это. Мне очень важно появиться там с Джинни. Она моя девушка, и мы собираемся пожениться. Она столько вынесла из-за меня в прошлом году, и…
Малфой неожиданно прервал его сухим, смешком. Гарри уставился на него.
– Вы не пасовали перед Темным Лордом, а теперь пасуете перед собственной ориентацией, – со спокойной улыбкой пояснил тот. – Ну же, признайтесь, мисс Уизли и вполовину не заводит вас так, как мысль о том, – Малфой мотнул головой в сторону двери, – что я делаю в ванной комнате. Признайтесь, что вы каждый раз думаете об этом. О том, как бы вам хотелось посмотреть.
Слова вырвались сами собой:
– Я вижу, к чему вы клоните, Малфой! Интересно, среди геев так принято: если один любовник лежит при смерти, второй уже подыскивает себе следующего?!
Малфой поджал губы:
– Мимо, мистер Поттер. Мы с Северусом расстались больше четырех лет назад. Его всегда привлекал больше секс с женщинами, чем с мужчинами. И, как это ни прискорбно, за все годы мне так и не удалось вытравить из его сердца сияющий образ вашей матери.
– Еще бы!
– О, вы бы, безусловно, предпочли, чтобы Северус умер девственником, ни разу не попробовав радостей секса, не узнав – каково это быть с кем-то, кому ты небезразличен, чем стал любовником такого человека, как я. Не слишком укладывается в расписанный вами перед всем магическим сообществом образ вечного воздыхателя, верно? – Гарри развернулся к Малфою так резко, что любой другой наверняка отступил бы. Но тот не только не замолчал, но и сделал жест рукой, призывая слушать. – При этом, мистер Поттер, вам плевать на самого Северуса, на то, что эта любовь всю жизнь делала его глубоко несчастным. Северус утверждал, что ваша мать была его близким другом на протяжении семи лет. Полагаете, она хотела бы для него такой судьбы?
– Прекратите! – прервал его Гарри и прикрикнул, указывая на лежащие на краю стола карманные часы: – Время!
До окончания варки работали молча. Обменивались только стандартными фразами, относящимися к стадиям зелья и готовности ингредиентов. Потом Малфой отнес зелье Сметвику, а Гарри задержался, убирая мусор со стола. Он все еще отскребал присохшую шкурку изумрудной ящерицы, когда тот вернулся.
– Трудитесь, мистер Поттер? – Малфой встал так близко, что Гарри почувствовал его дыхание на своем затылке. Малфой почти касался его губами. И от этого касания дрожь пошла по всему телу сверху вниз, заставляя его выгибаться, почти против желания, навстречу.
– Зачем я вам? – прошептал Гарри.
– Видите ли, Поттеры – в некотором роде мое проклятие. Северус любил вашу мать. Так сильно, что для меня едва ли оставалось место. Забота Северуса о вас, и даже его ненависть к вам отняли у меня и то, что оставалось. А вы…
– А я? – Гарри повернулся так, что его губы оказались рядом с щекой Люциуса.
И тут Люциус его поцеловал. Сильным, быстрым поцелуем. Потом на секунду отстранился, и, нажав на затылок Гарри рукой, притянул его к себе и вновь поцеловал. Так настойчиво, так властно, что не разжать губ, не ответить было невозможно. Задыхаясь от охватившего его жара, Гарри приоткрыл рот, и язык Люциуса ворвался в него, не нагло, но так уверенно, как будто именно он был хозяином этого рта. Застонав, Гарри толкнулся бедрами вперед и почувствовал движение навстречу. И… тут же был прерван отстранившей его рукой.
– Ты слышишь? – воскликнул Люциус, бледнея.
В полуоткрытую дверь донесся протяжный стон.
========== Глава 6 ==========
Около часу ночи Гарри ходил по своей комнате из угла в угол. Снейпа ему увидеть не разрешили, но Сметвик сказал, что, поскольку тот пришел в себя, есть все шансы на выздоровление. Малфой остался около своего любовника. Бывшего любовника, напомнил себе Гарри. Но не то чтобы это имело значение. Надо было видеть, с каким выражением лица Малфой рванулся в комнату Снейпа, совершенно забыв о существовании того, с кем целовался несколько секунд назад. Да наверняка соврал, и не расставался со Снейпом, а просто хотел найти себе развлечение на одну ночь.
Впрочем, и это уже неважно. Снейп очнулся и, согласно договору с Кингсли, Малфой уйдет. Зелий от него больше не требуется. Зачем ему оставаться здесь? За дверью его ждут свобода, сын, жена.
Мерлин подери, какая же мука! Задыхаясь, Гарри прислонился лбом к прохладному оконному переплету и зажмурился. Казалось, теперь вся площадь за окном была залита светом, и он пребольно бил по усталым глазам. В груди болело так, будто кто-то саданул в нее увесистым булыжником, и тот проломил грудную клетку и застрял.
Нет, ну это полный бред! Малфой – Пожиратель, наверняка убийца, точно – беспринципная сволочь. Так нельзя, нельзя… А он сам, Гарри, кто после всего этого?! Втрескался – даже не в замужнюю женщину – в женатого мужика!..
От смеха, пусть и горького, пусть бессильного, вес булыжника немного уменьшился. Гарри сел на кровать и, тотчас же вскочил – за неплотно прикрытой дверью послышались шаги.
Малфой вошел в комнату без стука, как будто делал так постоянно, и это, возможно, определило все. Гарри кинулся навстречу, и оказался в сильных и крепких руках, совершенно смятый объятиями и поцелуями. Он не помнил, когда испытывал такое счастье. А Люциус стащил с него очки и стал целовать так, как будто имел на это полное право – то по-хозяйски, как настоящий рабовладелец, уверенный, что ему не посмеют отказать, то пылко, как юноша-романтик, впервые в жизни удостоенный поцелуя.
А Гарри почти с ума сходил от того, как много позволяли ему самому. Стоило Люциусу остановиться, чтобы глотнуть воздуха, как Гарри перехватил инициативу: отвел его волосы назад, за спину, и, зарывшись пальцами левой руки в спутанные пряди, правой расстегнул тугой воротник мантии, освобождая шею для поцелуя. Кожа была солоноватой на вкус – должно быть, Люциус тоже вспотел во время их зельеварческого марафона, – но очень приятной. А когда мало стало губ и языка, Гарри, как заправский вампир, пустил в ход и зубы: Люциус громко застонал и откинул голову назад и сам стал расстегивать рубашку, еще больше обнажая шею.
И вдруг словно опомнился, отстранился и твердо перехватил руку Гарри.
– Постой! Не здесь, – все еще немного задыхаясь, сказал он.
От точки аппарации они прошли примерно четверть мили по едва заметной тропинке, пролегавшей сквозь вересковую пустошь. Местность даже при свете луны выглядела довольно мрачно, и Люциус, будто опасаясь, что Гарри вот-вот сбежит, всю дорогу вел его за руку. Наконец они дошли до рощицы, словно подсвеченной изнутри мягким голубоватым светом, в котором то тут, то там проскакивали золотистые искры.
– Красиво? – с ласковой усмешкой спросил Люциус.
– Очень, – выдохнул Гарри.
Это напомнило ему и первый раз, когда он увидел Хогвартс, и фейерверки братьев Уизли.
Деревья расступились, и за ними показался двухэтажный дом, весь покрытый светящейся голубоватой растительностью. Он стоял на самом краю обрыва, а внизу шумело море. К массивной дубовой двери вели две широкие ступеньки, и Гарри подумал, как, должно быть, хорошо по вечерам сидеть на этом крыльце и любоваться закатом. И пахло здесь тоже удивительно – и лесом, и свежестью моря, и во все это вкрадывалась горьковатая нотка вереска.
Пока Люциус водил палочкой, договариваясь с охранными чарами, сияние неожиданно сменило цвет на зелёный. Тонкая веточка, что-то среднее между мхом и папоротником, протянулась от козырька, чтобы погладить Гарри по голове.
– Эээ, – отодвинулся тот.
– Не бойся, – усмехнулся Люциус. – Это северный шотландский мох. Он обычно дружелюбен. Если ты, конечно, не собираешься рвать его.
– А почему он так светится?
– Этот мох обладает особой привязанностью к родным местам. Обычно он запоминает последнее северное сияние там, откуда его привезли, и потом воспроизводит его.
– Никогда не видел такого, – улыбнулся Гарри и погладил веточку, которая от его жеста распушилась на глазах, выставляя наружу множество мягких, очень приятных на ощупь, иголочек. Казалось, мох только что не мурлыкал.
– Неудивительно. Десятью милями южнее его уже не заставишь расти.
Наконец дверь с протяжным скрипом отворилась и они вошли. Люциус сразу предложил Гарри подняться на второй этаж, который составляла только одна большая комната. В первой половине было что-то вроде старинного кабинета, во второй виднелся огромный полукруглый диван, покрытый восточными тканями – шелком в мелкий розовый, красный и оранжевый цветочек. Рядом с письменным столом стоял большой круглый стол с пестрой скатертью похожих оттенков, и на нем лежало несколько книг. Гарри потянулся к верхней.
– «Искусство наведения снов», – прочел он, сдув пыль с засаленной темно-синей обложки.
Люциус подошел сзади, вынул книгу из его рук и отправил ее к рядам полок вдоль стен.
– После почитаешь, – сказал он с явной улыбкой в голосе.
На плечи Гарри легли тяжелые руки, а прядь волос пощекотала шею. Тело мгновенно налилось жаром, невыносимой, неутолимой тяжестью. Гарри развернулся и стал целовать Люциуса куда придется, лишь бы делать хоть что-то, хоть как-то унять сжигающий его огонь. И вдруг обнаружил, что оказался сразу без мантии и без рубашки.
– Вау! Раздевающее заклинание?
– Слишком долго ждать, – сказал Люциус.
Его прохладные руки погладили лопатки Гарри, и он не выдержал и застонал, когда они медленно поднялись от пупка к ребрам, подразнили соски. Люциус отстранился и наклонился вниз, с силой нажав на сосок языком. Гарри забился, закричал от подкатывающей нестерпимой сладости. Но Люциус отпустил его, не давая дойти до конца. Отвернулся, поманив за собой, и пошел к дивану, аккуратно расстегивая мантию.
В той части комнаты вспыхнуло еще несколько светильников, а место, где стоял Гарри, разом погрузилось в темноту. Мысль о ярком свете почему-то стесняла; он зажмурил глаза и стал лихорадочно расстегивать ремень. Когда-нибудь все равно придется раздеться. И лучше, чтобы Люциус не видел его трусости.
Тот уже избавился от рубашки, купаясь в лучах светильников, и похлопал рукой рядом с собой. Гарри вдруг подумал, что на пальцах Люциуса должны быть перстни, но их не было. Наконец он стянул кроссовки и джинсы с трусами, и пошел вперед, щурясь от света, бьющего в глаза. В комнате было достаточно тепло, но Гарри, которого только что пробирал жар, трясся от холода.
Времени смущаться, однако, ему не дали. Он сразу оказался на диване, на спине, а Люциус навис над ним и сначала долго целовал в губы, а потом вернулся к прерванному занятию. И не успел Гарри ахнуть, как рот только что ласкавший его сосок, занялся кое-чем пониже, и это ощущение – когда тебя сжимают плотные, твердые губы – послало по всему телу такие разряды удовольствия, что Гарри сам чувствовал себя светильником, состоящим сплошь из белых вспышек. Раздвигать ноги было стыдно, но тут они разъехались сами собой. Люциус, казалось, делал все неспеша, но и медлить не стал. Его губы и язык переместились вниз, к яичкам, а пальцы стали поглаживать там, куда Гарри сам так ни разу и не рискнул дотянуться.
Когда один из них оказался внутри, больно не было, но неприятных ощущений – хоть отбавляй. От них мутнело в голове, и Гарри дрожал всем телом, не понимая, чего хочет больше, насаживаться на палец или поскорее от него избавиться. Внутри одновременно смешивались и желание, и ужас от того, что он делает. А язык Люциуса облизывал головку, заставляя изнывать член и отчаянно вскидывать бедра, и мешал сосредоточиться и понять, что же выбрать.
Момент, пока Люциус добавлял пальцы, Гарри пропустил и опомнился только, когда тот развел его ноги еще шире. На несколько мгновений он запаниковал, когда Люциус, уже совсем голый, навалился на него, и Гарри почувствовал его твердый, сочащийся смазкой, член на своем бедре. Но немного успокоился, когда настойчивые губы легкими поцелуями прошлись по его шее, глазам, вискам, а ласковая рука нежно отвела волосы со лба.
– Не зажимайся, – шепнул Люциус. – Сначала может быть немного больно, потом пройдет.
Насчет «может быть» и «немного», это он, конечно, погорячился. Больно было так, что Гарри взвыл и попытался отползти назад. Но когда тебя вдавливают в диван, отползать особо некуда. А Люциус, поймавший его в этом порыве, скользкий змей, вышел из него и стал целовать бедра и живот, и снова брать его член глубоко в рот. И через пять минут какая-то там боль стала совсем неважной. Гарри принял Люциуса, позволил войти до самого конца, протаранить себя, и, выгибаясь от судорог, выбивающих из него дух, сам стал подаваться вперед и прижимать навалившееся тело к себе до хруста ребер, как будто это могло обозначить принадлежность Люциуса ему. Потом, после этих безумных, бешеных толчков, после оргазма, который вымел из мозгов Гарри остатки разума, они еще долго лежали на постели, сцепившись, вцепившись один в другого, и никто из них, казалось, не решался пошевелиться первым.
Потом они сидели на коврике у камина, кутались в одеяла и пили искристое вино, чокаясь бокалами в серебряной оправе. Гарри чувствовал себя несколько обалдевшим от всего произошедшего, но, пожалуй, это того стоило – быть здесь. Чертовски болела задница, отдавая в низ живота, но при одной мысли о том, почему она болит, тело начинало настойчиво доказывать, что не худо было бы и повторить. А вот спать, как ни странно, не тянуло, хотя время, должно быть, подходило уже часам к четырем утра.
– Ты хочешь еще, – с улыбкой заметил Люциус, и было понятно, что он говорит не о вине.
– Нет, – ухмыльнулся Гарри, слизывая последние сладкие капли со стенки бокала.
Люциус улыбнулся шире и выразительно посмотрел на складки одеяла, под которым, видимо, топорщился его член.
– Нет, – со смехом сказал Гарри. – Моя задница говорит «большое спасибо, на сегодня хватит».
– К заднице нужно прислушиваться, – согласился Люциус. – Тем более что она точно заслуживает некоторого отдыха после первого раза. Но есть еще масса способов доставить друг другу удовольствие, кроме как испытывать ее на прочность.
Гарри почувствовал, что краснеет.
– А… можно тебя кое о чем спросить?
Люциус окинул его внимательным взглядом:
– Любопытство замучило? Нет, мой отец не делал этого со мной. Он был жестоким, но прогрессивным человеком. Мне повезло, я всегда был только с теми, кого хотел.
Гарри не решился спросить, кому же не повезло.
– А если я?..
Люциус усмехнулся и, подняв бокал, подмигнул:
– Считаешь, что есть какие-то правила? Ну же, Поттер, смелей…
– – – – – – – – – – – – – – – – – —
Почувствовав, как ласковая рука ерошит его волосы, Гарри потянулся, не открывая глаз, и подставил лицо горячим лучам полуденного солнца. Тут же ему пришлось мотнуть головой, чтобы отогнать назойливую муху, жужжавшую слева, и в ту секунду его губы встретились с губами того, кто склонился над ним.
Не узнать еле заметный запах лаванды было невозможно. А потому Гарри обеими руками притянул к себе голову своего любовника и, зарывшись пальцами в тонкие пряди, поцеловал его. Губы, такие вкусные и твердые, раскрываться, однако не спешили. Тогда Гарри прибавил настойчивости и нежно погладил шею Люциуса там, где начинали расти волосы. Тотчас же ему ответили. Рот Люциуса приоткрылся и впустил язык Гарри, начав игру. И это было самое лучшее начало дня.
…до той секунды, пока Люциус не отодрал Гарри от себя, и комнату не перекрыл задыхающийся, гневный вопль:
– Да что вы себе позволяете, мистер Поттер?!
========== Глава 7 ==========
– Люциус, ты что? Что случилось? – воскликнул Гарри, пытаясь проморгаться и окончательно разлепить ресницы. Но уже сейчас он видел, что они находятся в той самой спальне, где раньше лежал Снейп. Только мебель была другая. – Как мы тут оказались? Что случилось? Почему ты привел меня сюда?
На лице Люциуса отражалась полная растерянность. Он стоял у стены и перебирал перстни, лежавшие на старинном комоде. А ведь этот комод переставили в другую комнату до того, как Гарри забрал Снейпа из Мунго…
Кружилась голова и тошнило, но важнее было прояснить обстановку, и Гарри спустил ноги с кровати:
– Люциус! Перестань играть в эти игры! Тебе никто здесь ничего не сделает! Не молчи!
Тот надел на палец кольцо с печаткой и, наконец, перевел взгляд на Гарри:
– Что последнее вы помните, мистер Поттер?
– Как мы были в твоем доме, увитом северным мхом. Мы занимались любовью и заснули, когда уже рассвело, – конечно, все это звучало ужасно глупо.. Тем более что при словах «занимались любовью» на лице Люциуса проступило такое презрение, что у Гарри половина слов застряла в горле.
– Вот как? – уронил Люциус, растягивая гласные в своей самой отвратительной манере. – Может быть, вы еще и сверху были, мистер Поттер, поимели меня?
– Вообще-то да, – Гарри совсем запутался. Неужели это было только сном? Но для сна все происходило слишком по-настоящему… – А Снейп?! Где он?!
– Снейп, – лицо Люциуса исказила гримаса, будто тот надкусил что-то кислое. – Снейп – там, где он находится с пятого мая. На кладбище.
Гарри вцепился в одеяло.
– Но он же был здесь, в доме. Ты же должен был готовить ему лекарства, – неверяще пробормотал он.
Люциус, очевидно, начал терять терпение.
– Послушайте, – сказал он, – я знаю только то, что вечером второго мая вы потеряли сознание и с тех пор не приходили в себя. Потом ваши приятели с чего-то вообразили, что если вы беспрестанно зовете меня, да еще по имени, то мое присутствие повлияет на вас благотворно. Мне же хотелось как можно скорее выбраться из азкабанской камеры. Это – единственная причина, почему я здесь. И если вы полагаете, что я стал бы готовить лечебные зелья, как какой-нибудь дешевый аптекарь!.. В любом случае, вы пришли в себя – мне больше нечего здесь делать, – и Люциус сделал шаг к двери.
– Постой! – Гарри ухватил его за полу мантии. – Ты хочешь сказать, то, что между нами… ты… вы… я… все это было сном?
– Сном или плодом вашего воображения, меня не интересует, мистер Поттер. Не могу сказать, что я об этом сожалею. Я позову ваших друзей. Прощайте! – освободившись, Люциус скрылся за дверью.
Гарри несколько секунд ошеломленно смотрел ему вслед, потом его внимание привлекло что-то на комоде. Он встал, цепляясь за стену, подошел поближе и дотронулся до забытого Люциусом кольца.
– – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – – —
– Мы правда не знали, что делать, Гарри, – всхлипнула Джинни. Она сидела в кресле, поджав под себя ноги и изо всех сил натягивая на колени и так уже безобразно растянувшийся желтый свитер. Рон устроился на полу, прислонившись затылком к комоду. Гермионы не было – она на несколько дней уехала из города, и, видимо, сова до нее еще не успела долететь.
– Кингсли пригласил самых лучших целителей со всей Европы и даже из Америки, специалистов по проклятьям, зельеваров, – продолжала Джинни. – Рон подслушал разговор Доу с Кингсли. Тот сказал, что все они пришли к одному выводу – у тебя магическое истощение, а магическое истощение – это однозначно никаких шансов.
– Он так и сказал: «Я никогда не слышал о чуде, которое могло бы спасти волшебника с магическим истощением. Готов поручиться своей репутацией, что для мистера Поттера, как это ни прискорбно, больше ничего нельзя сделать. Он все равно что мертв. Вы можете сколько угодно поддерживать его тело зельями, министр, но рано или поздно вам придется посмотреть правде в глаза». Брр! До сих пор не верю, что вижу тебя живым, приятель! Кажется, что это сон.
Гарри с горечью фыркнул:
– Не многовато ли снов?
Он все еще чувствовал себя очень слабым. Недавний осмотр отнял остатки сил, и ему ужасно хотелось остаться одному. А еще – чтобы сном оказалось именно это, то, что происходило сейчас.
– Так как Малфой оказался здесь, я не понял? – спросил он, поплотнее закутываясь в одеяло.
Рон потянулся к вазе с засахаренными фруктами, которая стояла на столике у кровати.
– Ты его звал во сне, – пояснил он с набитым ртом. – Мы как услышали, что Доу сказал, решили покараулить – мало ли, вдруг тебя и вправду зельями перестанут поить? Ну, в первую ночь я сидел, а на вторую Джинни осталась.
Рон оглянулся на сестру.
– Сначала все было тихо, я задремала, а потом проснулась от твоего истошного крика: «Люциус! Люциус! Люциус!», – Джинни вздохнула. – Мы сначала обрадовались, что ты видишь сны, но Доу сказал, что это еще ничего не значит. Потому что магическое истощение наступает, когда волшебник теряет смысл жизни, а сны его не вернут. В снах он может видеть только то, что переживал в прошлом, то есть именно то, что привело к истощению. Для того чтобы смысл жизни появился, нужно переосмыслить пережитое, а это можно сделать только проснувшись. Короче, замкнутый круг. Ну и, – она опустила голову, вновь растягивая свитер, – мы сидели, обсуждали это, и тут…
– Вообще-то изначально это была моя идея, приятель, – сказал Рон. – Я подумал – вдруг это не никакое не истощение, а проклятье, которое наложил Малфой, и ты пытаешься дать нам знать… – Он усмехнулся: – Так что, когда он здесь появился, первое, что я сделал – расквасил ему рожу. Два таких хороших, мощных фингала поставил – по одному на каждый глаз. И знаешь, хоть он тебя и вылечил, я не жалею об этом.
– Он меня вылечил, – пробормотал Гарри. Он по-прежнему ничего не понимал.
– Выходит, что так, – пожал плечами Рон. И широко улыбнулся: – До сих пор не верится.
Джинни тоже улыбнулась и вытерла последние слезы тыльной стороной ладони.
– Но как он вообще это сделал? Он же не целитель! – Гарри с недоумением обвел взглядом лица друзей.
– Про это нам ничего неизвестно, – сказала Джинни. – С Малфоем договаривался Кингсли, и нас не то чтобы часто сюда пускали. По правде говоря, нас начали пускать сюда вообще только тогда, когда Малфой уже должен был уйти.
– Куда уйти? – растерянно заморгал Гарри. Он всё сильнее запутывался.
– В змеиное логово свое, конечно, куда же еще, – хмыкнул Рон. – Уж не думаешь ли ты, что он лечил тебя просто так? Конечно, он выторговал себе освобождение и поставил условие, что нас в этот месяц здесь не будет. Я даже удивился, когда он решил остаться, думал и дня лишнего не пробудет, а он три недели проторчал. Так и сидел все время в кресле рядом с тобой. Даже не выходил, когда мы приходили.
– То есть, если я правильно понял, Малфой с Кингсли договаривались, что Малфой проведет здесь, в доме, какое-то определенное время и все это время будет как-то меня лечить? – уточнил Гарри и потянулся за палочкой, чтобы наложить согревающие чары. Его знобило.
