Текст книги "Полина и Лекок (СИ)"

Автор книги: Mia Kenzo

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Похоже, Полина ей всё же не понравилась. А она знала, как это бывает, когда писаные крали да не цепляют. Через пару недель у неё начался роман с подобной девушкой. «Попробуй не сразу лезть туда… Приложи пальцы здесь,» – набравшись терпения, руководила она. – «Дождись, пока я сама не раскроюсь, не захочу так сильно, чтобы умолять…» – просила она, но что мёртвому припарки. – «Неужели ты не можешь просто меня почувствовать?!..» – почти хныкала она. «Давай, что ли, языком…». Под ласками рта она вспоминала пылкие стоны из телефона. Пытки озарялись проблеском в конце тоннеля. «Ладно, теперь пальцы…», – соглашалась она. Злая шутка заключалась в том, что чем несноснее она обращалась с девушкой, тем больше та ей потакала. Сама Полина отличалась ретивостью, какую решительно не заподозришь, по обречению женщин на оргазмы. Притом оставалась исключительно брезгливой ко всему, что касалось рта. Лишь одного человека она готова была целовать полностью, с головы до пят и в самых неприличных местах. Она предавалась эмпиреям фантазий, даже когда речь шла о житейских действиях, вроде развешивания белья или возвращения со спортзала, даже может, солёной.

В sms-ках с пассией тоже как-то быстро поисписались. «Думаю о тебе…». «Как думаешь?..» – оживилась Полина. «Постоянно думаю». «Я тоже», – смилостивилась Полина, хотя испытывала совершенно другие чувства. Так они и обменивались: «Думаю» – «Я тоже». А потом само собой стихли, ведь итак подразумевалось.

– Назови меня «сука», – однажды попросила Полина.

– Зачем? Я не могу, это неуважительно.

– Просто произнеси.

– Сука, – прозвучало робко и фальшиво. Полину покорёжило. «Твою-то за ногу!» – подумала она, подцепив нехитрое дашино выражение как вирус.

– Никогда так больше не говори, – вздохнула Полина.

========== 2 ==========

Комментарий к 2

Викторина: попробуйте угадать, что “идеалянт” в понимании автора?)

***

«Интересно, ты вправду такая текливая, как описывала?» – осветился экран полининого коммуникатора в темноте залы. А оратор со сцены вещал о тугих косах.

Вожжа изогнулась внизу живота. Полина накренилась вперёд, её губы оказались возле дашиного уха.

– Хочешь проверить? – спросила она, но рёвы хохота, раскатившиеся по зале, как бильярдные шары, сбили всю томность. Всё, что услышал адресат: – Твою-то за ногу!..

Даша удивлённо крутанулась. На расстоянии вздоха перед ней было встревоженное и желанное лицо женщины, о которой она грезила отчаянно, как волк по фазе. Полина, серьёзная и взволнованная, быстро настрочила: «Я боюсь, что скоро запачкаю стул…». Даша обратилась к телефону. Полина словно по воздуху испытала, как накалилось её дыхание.

«Если это прикол, могла бы поставить смайл» – всплыла недоверчивая строчка.

«Кажется, мы не с того в прошлый раз начали… Позволь мне исправить это. Поедешь ко мне на чай?»

«У меня были планы на сегодня».

«Были», – мысленно подчеркнула Полина и ухватилась за явное бревно:

«Если убедишься, что не прикол, поедешь?» – написала она.

***

К Даше всегда тянулись восприимчивые создания. Глядя в зеркало, она не совсем понимала, в каком месте мёдом намазана. Жил-поживал в ней червячок самокритичности, неусыпно едывал незаметно дла окружающих да подталкивал к всестороннему развитию и поиску истин. Знавала её постель крики любви от множества жертв Купидона. Даша предпочитала думать, что само её нутро не имеет в тому никакого отношения, – было не так больно, когда всё заканчивалось. А то, что всё в итоге завершалось, завсегда подтверждало аксиому. С честным умом программиста, хоть и с душой идеалянта, суммировать факторы стало её кармой. Она с точностью могла определить, какие из них накрутили эмоции зазноб на мачту её корабля. По крайней мере, ей так казалось. Жизнь, со свойственным креативом, подпихивала новые задачки да обильно потчевала отменными щелбанами. «Энергетикой», как любили говаривать милые дамы, Даша отличалась выдающейся, большой и толстой сравнимо с «Войной и миром». Не было б печали, слетались на неё только девы, но больше шишки-жёлуди. Отложить бы счёты, не играть в формулы, а поманит судьба пряничком из-под подола, да петух расцветает красным. И снова Даша получает ньютоновским осенением по лбу, ожидание чего стало перманентным.

Ещё перед встречей в лесу, Даша уже слышала гонг фиаско. «Это слишком хорошо, чтобы случиться наяву» – внимал петух, готовясь к метаморфозе и всё же пяча грудь возле кучки песка.

Полина ухмылялась на неё, откровенно гнушалась её друзей, обходя за три версты, а напоследок рекомендовала сбросить вес. Даже спутницы на её фоне казались не столь высокомерными и много более общительными. Она и не думала никого предупредить о возможных различиях вглядов, поставив всех в щекотливое положение. Так обычно поступают люди, кому нет особого дела ни до кого, кроме себя. Да, Даша слышала рассказы об их шедевральной троице, но Полина ни разу не обмолвилась, что подруги гетеро.

Зайдя вечером в скайп, Даша в глубине души уповала, что первое впечатление – дьявольское недоразумение. Полина была онлайн, и сердце скакало неусмиримым паршивцем, омываемое глупой радостью. Но по мере того, как молчание затягивалось, неумолимые кречеты настигали в полёте белых голубей надежд. «Подбирает слова, как получше отшить», – наклёвывали они по темечку. «Скажи уже прямо», – вслух выразил петух перед ноутбуком с отважностью феникса, который обязательно воспрянет – сразу, как прогреет задницу в солнечных ваннах. Полина очертила пунктирно, но доходчиво. Рана, которую она нанесла, оказалась сильнее и глубже, чем ожидалось.

«Потрахайся уже с кем-нибудь», – уговаривала себя Даша показать судьбе-злодейке несомненного лидера невербальной лексики на пальцах. – «Просто потрахайся. Не обязательно что-то чувствовать». Благо, претендетки водились. Её друг-гей, благодаря чудо-программульке хорни-порни, высвечивающей потенциальных конкурсантов в радиусе спринта, имел авантюры с незнакомцами порой по нескольку раз в день.

– Крош, а может, тебе потрахаться? – предложил Костя, уплетая мамины пирожки, хотя они «не ели углеводы».

– Я ничего не слышала! – подняла мама руки вверх, вплывая на кухню по-библеотекарски тихо, хотя имела совсем другую профессию.

«Неужели я думаю так громко?» – хмыкнула Даша на свою нифига-незагадочность – «Никаких тайных скрижалей». Но петух не ответил из песочного бункера.

– Кость, огурчики съели? – защебетала мама и начала страстно втюхивать её другу бесконечные банки маринадов, с которыми вернулась после дачи, где проводила время с ранней весны до глубокой осени. То есть, конечно, иносказательно. Нет, она реально втюхивала, но как бы воздушно. Хотя, о вкусах не спорят.

Один из верных признаков настоящего «армянства»: «Вам 30, вы живёте с родителями и ездите на BMW». Только BMW у Даши не было. А из этого совершенно логически следовало, что добрая половина москвичей искомого возраста хотя бы на две трети армяне. Её друг, кстати, в том числе.

***

Сердце билось в груди Полины раненой птицей. Ей до сих пор не верилось, что Даша села с ней в машину. Стараясь не выдать дрожь, одолевающую поджилки и того гляди накроющую всё тело, Полина потянула на себя ремень безопасности.

– Не спеши, – осекла её Даша. – Я сказала, что отменю свои планы, если обнаружу, что ты действительно такая, как говоришь.

– Хорошо, – тихо согласилась Полина, отводя обратно ремень.

Если прохожему вздумается заглянуть в окно, он обнаружит в свете фонарей весьма пикантную картину. Полине было всё равно, даже если бы день, а гражданин – в очках Гарри Поттера. Она сидела под прожигающим дашиным взглядом, и на этот раз его грузность спрягалась с совсем другим огнём. Рука скользнула под край её полушубка и тронула живот сквозь ткань кофточки. Внутри всё сжалось, исступлённо откликаясь на лёгкое прикосновение. Глаза затянуло бурным дурьяном. Дыхание оборвалось снова, когда застёжка брюк легко подалась дашиным пальцам. Её запах, её тепло, близость её губ сводили с ума. Когда она проникла под трусики, Полина поняла, что веки закрываются, а мир разлетается на атомы. Нет, не те, которые от внезапного оргазма, а те, которые от долгого, почти невозможного, ожидания.

– Господи… – бесслышно проронила Даша одними губами.

– Теперь… веришь? – хрипло осведомилась Полина, очнувшись скорее от дуновения, нежели звука. Рука всё ещё была на её жаре, звеняще рядом самых чувственных зон, заставляя терять мысли и делая язык неповоротливым.

– Да…

«Назови меня ласково», – внутренне просила Полина, затаив дыхание. – «Назови, как раньше… Тогда я пойму, что тебе важна я, а не любая другая, которая просто сама легла под руку… под твои волшебные пальцы… чудесные невероятные пальцы… о, как же томительно застыли… Неужели не чувствуешь этой пульсации?.. Что же ты со мной делаешь?.. Не делаешь… просто разрываешь от желания…». Она почти слышала: «Сожми её». Готовая исполнить тут же, при ней, а она будет смотреть своим пытливым умопомрачительным взглядом… Всё это пронеслось в тронутой Полине за считанные мгновения, а Даша уже убирала руку. Она застегнула ширинку её брюк.

– Спасибо, – на автомате поблагодарила Полина, снова принимаясь за ремень.

– Ты выехать сможешь? Спереди прижали…

– Чтоб его!.. – ругнувшись, Полина с надеждой глянула в зеркало заднего вида.

– Посмотрю, сколько там отступа, – вызвалась Даша и нырнула за дверь в начинающуюся, пока ещё осеннюю, робкую метель.

Полина держала руку на переключателе передач, объяв ладошкой окат вершины и задумчиво поглаживая сбоку подушечкой изящного пальца. Пролетела искусительная мысль причпокнуть чужой бампер, как вполне беззаботно исполняли в Европе. Стали яиц и блондинистости у неё бы хватило. Аккуратность и нежность гарантированы. В таких делах главное: не оставлять наружных следов.

– Около полуметра, – вернулась Даша. – Помахать сзади?

– Нет, садись, – мягко скомандовала Полина. – Справлюсь.

Через пять минут они благополучно выбрались из западни, никого не задев. Авто заскользило, перемигивая огнями, по мокрому асфальту, на котором, едва долетев, массово умирали снежинки. Даша подумала, что небо плачет. Не навзрыд и сопливо, как гроза в начале мая, а зрело, с изморозью пережитых невзгод. Но хладнокровие неизбежно обмокало и таяло, касаясь любовницы земли. Её небо плакало, когда Полина переключала скорости или клала руку себе на бедро. Плакало у неё не только небо в тесных джинсах.

– Я тебе говорила, что ты очень возбуждающая? – Даша категорически не знала, что делать с трущими штанами и распирающим облаком.

– Раньше… Давно… – с грустным кокетством пожаловалась Полина. От похвалы опасно кружило голову, а ей следовало сосредоточиться на дороге. – Я так поняла, в итоге, тебя разочаровала?

Дашу по-прежнему немного удивлял разворот событий. Ядовитые обида и недоверие не могли рассосаться по щелчку. «Она просто решила занять досуг!» – кричала поляна тараканов. «Она играет и слишком хитра, чтобы ты это просекла!» – дебатировала другая. Пришёл петух, поклевал консилиум и заявил, сверкая перьями: «Она от меня без ума, это очевидно!». Но внутри превалировало совсем другое чувство: контуженное и самоотверженное на вертеле полининых действий, как этот штырь из коробки передач.

– Ты мне нравилась… Я не скрывала, как сильно… – многозначительно изрекла Даша.

– Но… не по реалу? – боль тоскливой бабкой просела в голосе, впрочем, с семками.

– Ну… – проговорила Даша. – Ты посоветовала кому-то похудеть.

– А ты назвала моих подруг курицами, – всё же колыхнула щепетильную тему Полина, осмелев под покровительством запертых дверей автомобиля на полном ходу.

– Тебе напомнить, что сначала ты моих – «сборищем дайков»?

– А как их называть? Братство Кольца?

– Если уж на то пошло, dyke – в переводе «дамба», – энциклопедически ознаменовала Даша. – В Америке это ругательство, уничижительный термин для неприглядных мужеподобных лесбиянок, почти на уровне dirty english. Ладно, многие не в курсе… Но само слово «сборище»…

– Даже если бы в курсе, – Полина слегка оскорбилась. – Не значит, что не могу использовать орусевший вариант. Мы не в Америке, а здесь этот термин поэтизировали… Даш, я не хотела никого обидеть. Всего лишь пыталась донести эпик-фейл, каким он был для моих подруг.

– Так ты знала?

– Думаешь, ты одна такая умная? – Полина скосила на неё, надувшись, как мышь на крупу. – Вон по лит-вечерам хожу, – нарочито небрежно вставила она, хотя не на шутку хотелось доказать Даше свою выделанность, тонкую атмосферность и вообще. – Между прочим, я много копаю.

– Картошку? – искренне заинтересовалась Даша. – Какую, например?

– Репку, – лавировала Полина. – Например, ты слышала что-нибудь про синестезию – соощущение? Учёным делать было нечего, и они научно доказали, что люди реально могут слышать цвета и видеть музыку. На Западе синестезия приписывается к феномену отдельных индивидов. Существует другая гипотеза, что все рождаются синестетиками, но потом это теряется. В древних восточных практиках способности к синестезии являются достижением духа. Если говорить о буддизме, совершенный архат может ощущать любое чувство через другое…

– Британские?

Полина не сразу нашлась от квантового скачка, но через мгновение ухмыльнулась уголком губ.

– Не помню – давно это было, – ответно иронизировала она с ностальгическим видом «по усам текло, а в рот, слава фаберже, не попало».

Как в случае с нежданчиком постельной ретивости, ум у Полины был возмутительно остер, хотя и абсолютно женственный. Тем оглушительней действовало его очарование, рождая безотчётное уважение и резкое отупение.

– Кстати говоря, – вольготно толковала Полина. – Было бы трудно почувствовать все изгибы твоего чудесного пальца, потому что там, в глубине, на самом деле, очень мало нервных окончаний. Литературные фикции из женских романов – байки тётушки Брехонте. Прости, но и тантра твоя вряд ли переломит ситуацию. Я бы больше ощутила прогалинки твоего пальца, просто сжав его в кулачке. Другое дело, скажем,…в преддверии глубины… там всё чувственно.

– Полин, а ты не заметила, что вывела сейчас два прямо противоположных заключения? – превозмогая оробелость, не смолчал честный ум программиста.

– Где же это?

– Вопрос воображения, а точнее, внутреннего постижения с дополнительным измерением одного через другое.

Полина метнула в её сторону красноречивый взгляд, выражающий, по-видимому: «Чё?». Даша готова была нести ответ с неустрашимостью Гавары:

– Допустим, если ты посмотрела фильм, а потом читаешь книгу с теми же героями, ты автоматически переносишь образы, – рассуждала она в манере знатока из «Что? Где? Когда?», для которого забыли включить таймер на потрындеть. – Известный лайф-хак: если чешется там, где чесать нельзя, почеши в другом месте… Ты знаешь, каково наощупь стекло. Впервые видя стопочку, скажем, зауженной формы, ты легко можешь включить осязательную память и даже почувствовать вес. Причём, если хочешь – ногой. Или другой частью тела… Лабораторная практика покажет, насколько ты, будучи знакомой с моим пальцем в том впечатлительном преддверии…

– Даш, я поняла, – рефлекторно прервала Полина.

Даша примолкла. «Почему всё, о чём ты говоришь, так эротично?..» – думала Полина. – «Злосчастная стопочка…» После получасового простоя в пробке чувственное напряжение между ними немного улеглось, и Полина с опаской поглядывала на Дашу: «Как бы в самом деле не попросила чаю».

На пороге квартиры, повесив верхнюю одежду и оказавшись без занятия, Полина не знала, куда деть руки, ноги и особенно туловище. Комфортно теплящееся желание стремительно разгоралось от самого короткого взгляда Даши. У Полины было несколько резонных соображений насчёт туловища. Решив пошутить, она улыбнулась краешком подрагивающих губ, но юмор ей изменил. Сколько раз Полина представляла, как у них произойдёт «в реале». В смысле, с Дашей. В фантазиях она всегда рисовалась разительной Дианой в седле и с стрелами. Сейчас питон требовательно стягивал нутро тугими кольцами, начиная с низа живота, и завязывая под самое горло.

– Даш, я… – голос прозвучал сипло и надрывно. У неё только что водилась реплика, но всё, что о ней запомнилось под прожигающим взглядом – вроде бы весьма достойная. И даже могла заверить, что примечательная. Была реплика.

– Да… – заинтересовалась пропащей Даша, а её взгляд плотоядно бороздил по лицу и замирал на невольно приоткрывшихся губах.

Они находились в достаточной близости, и притяжение стало неодолимым. Даша коснулась её талии, и они вместе тронулись в нежности непродолжительных поверхностных поцелуев, постанывая от нахлынувших чувств. Даша ни в чём не любила торопиться. Хотя у Полины были совершенно шикарные идеи по поводу применения туловища, а также рук, губ и ног, – ещё по «вирту» и телефону она приняла правила. Даша не спешила, разоблачая от кофточки и лифчика знобкий стан. Ласково поведя по животику, она вновь подарила устам жаркий влажный, но всё ещё недалекий поцелуй.

– У тебя очень красивая грудь… – хрипло огласила Даша, мягко охватывая ладошками по бокам и не в силах уже отвести взгляда от вздымающихся сосков.

– Всё – твоё, – поощряла Полина. «Ты будешь с ними что-то делать? Или запаковать обратно?»

– Я знаю, – сказала Даша. – Будь уверена, я ещё успею задать им уроки воспитания по всей программе… А пока хочу насладиться их доблестностью на службе «по стойке смирно».

«Бери или проваливай», – зов плоти нарастал мощью и подстрекал торгашески материться.

– Солдатики рвутся в бой… – вместо этого вкрадчиво промолвила Полина.

– Какие настырные, – заметила Даша. – Пусть выкажут прыть на сторожевом посту.

С этими словами, слегка сдавив, она направила груди по траектории чуть вверх. Её губы в невесомом поцелуе словили струю вырвавшегося пыла дыхания. Подушечки больших пальцев, шероховатые от силовых упражнений со снарядами, по-хозяйски подмостились к краям окаменевших сосков. Она повторила цикл снова и снова, крепче и дразнительней с каждым разом. Ощущение доходило до той степени космизма, когда режут без ножа и имеют без проникновения. Освобождённые, её груди колыхнулись под собственным весом. У Даши спёрло дыхание от дикого великолепия этой картины. «Милостивый Божечки…» – содрогнулась Полина, понимая, что с таким выражением лица иметь её сегодня будут иезуитски до полного оголения проводки на чердаке и по всему дому. Всё, о чём она могла думать – как-нибудь незаметно присесть на её пальцы, чтоб уже не отвертелась и брала так нагло, как душенька пожелает. Ибо ни дом, ни чердак ей уже не принадлежали. А пальцы, между тем, не спешили вступить в права и вытрясти половички.

– Я говорила, что чокнусь, лаская тебя?.. – вымолвил хозяин её миров своим пьянящим осевшим голосом, который хотелось пить.

– Ты не представляешь, как ты глубоко… Я схожу с ума от твоих сообщений, я начинаю мокнуть, только заслышав сигнал… – бормотала Полина. – И сейчас я… Господи!.. – среагировала она на вольности языка с её ушной раковиной. -…Я точно испорчу брюки…

– Им пора погулять, – Даша расстегнула и спустила их долой, исподтишка задевая пропитавшиеся трусики и вызывая стон.

Короткое «а» слетело с полининых уст. Под руками перекатывалась необычная твердь мышц плечей, послуживших случайной опорой. Полина едва вышагнула из пут брюк, как её ягодицы оказались полем новых терзательств, преследующих даже тогда, когда она кротко поместилась на четвереньки на покрывало. Поглаживая, вжимаясь пальцами, приподнимая и затрагивая зоны ближе к копчику, Даша открыто наслаждалась клокочущими постанываниями сначала будучи спереди, а затем сзади.

Даша была на грани безумия. Внутри у неё всё взрывалось и полыхало фиолетовым пламенем. Несмотря на одолевающую бурю желания, она собиралась продлить каждый миг своей пурпурной мечты, увековечить под кожей, выколоть татуировкой на сердце. А крови в ней бурлили, – ожидая случая взять своё, – горячие, непокорные и неистовые, кое-где, между прочим, горных пород. Когда она коснулась Полины в южном и самом чувственном островке, обильно затопленном экваториальными водами, ей не верилось, что всё происходит наяву.

– Даша, – стонала Полина, зажав в кулаки покрывало. Она столько раз обращалась к ней в своих мыслях. Её имя прозвучало так же естесственно, как день сменяет ночь.

– Господи, какая она волшебная… – её умелые ласки настилались на заветный сенситивный оплот.

– Ты к ней так внимательна… – в невидящих глазах Полины, оказавшейся в плену непомерного удовольствия, просочилась противоречивая и непонятная обида. – Я ревную, – выразила она, внезапно осознав каверзную подоплёку собственных чувств.

Ревность была самой что ни есть настоящей, убийственной и проклинающей, до ненависти, зависти и пожелания наихудших приключений. «Киса эта – сука и шалава. Отдавалась чужому языку», – предъявляла Полина, словно лиса из басни, решившая, что хвост ей лишний и выставившая его охотникам. – «Если б только знала, как будет петь под твоими пальцами…»

– Она несносная… – ябедничала Полина вслух. – А ты ей оказываешь царские почести…

– Тебе придётся прикусить язычок и свыкнуться с этим… – она скользнула в глубину её желания, и у Полины подкосило ноги. – Боже… Прекрасная… – снова восхитилась Даша.

– Ещё, – стонала Полина. – Даша, пожалуйста… Двумя…

– Обними его…

– Я… слишком возбуждена, – но прежде, чем она попыталась, Даша отправилась к островку. Только насладившись его трепетностью, она очертила маршрут обратно, и делала так до безумия много повторов…

В конце концов, стоны Полины стали превращаться в страдательные скулящие звуки. Даша резко сменила ход действий, усиливая ритм и напор. Словно знала обо всех переключателях, дожимая до сокрушительной развязки, когда ноги совсем уж подогнулись, и Полина изнемогла в стремительном освобождении, сполошно выкрикивая в покрывало её имя.

Поздний собачник, гуляющий в пустынной укромности небольшого дворика средь детских горок и причудливых богатырских голов, где сам неспящий город словно обомлел, дивился звукам страсти со второго этажа. Он замер, вслушиваясь, и всё никак не мог взять в толк, девичий ли голос выкрикивает женское имя, или стопочка за ужином была лишней. Его пёс Марти, обросший цвергшнауцер, вертелся возле, а то вопросительно застывал, глядя из-под косм снизу вверх и пытаясь проникнуться мотивами своего белого бога. Остановка затянулась уж на несколько минут. Изначально принятое за издевательство над животным обернулось необычайнейшей композицией. Потом всё стихло. Марти радостно засеменил за хозяином прочь из заколдованного двора.

Меньше четверти часа спустя Полина лежала на кровати с надетым на ремешках и возвышающимся предметом женских удовольствий. С замиранием сердца она наблюдала, с каким благоговением Даша проявляет своим умопомрачительным ртом радение к удовольствию её взора и уверению, насколько готова не только к вступительным эпизодам из всяких взрослых фильмов. Завороженная зрелищем, Полина повела ладошкой по её щеке, скользнула на шею и на затылок. Она не подозревала, какими жгучими были её тонкие пальцы, – как лезвия, которые обязательно распорют по швам и выпотрошат, словно куклу. Даша украдкой поглядывала, как в каждой чёрточке её лица пропечатывается страсть новой пугающей силы.

– Теперь ляг, – сказала Полина, отведя в сторону руку на простыни.

Даша беспрекословно повиновалась. Развернувшись и удерживаясь на коленках да вытянутых руках, Полина ловко поместилась меж её бёдер.

– Измучила меня сегодня… – мелодично и глухо предъявляла Полина, устремляясь медитативно, но твёрдо. Даша тихонько постанывала, понимая на задворках покидающего разума, что пустить придётся далеко, без учина помех и ужимок. С рапростёртыми объятиями и смазанными, во избежание неприятных скрипов, петлями у дверей да ставень, как встречают дорогого гостя. – Знаешь, я раньше могла за пять минут кончить… – нагнетающе сетовала Полина. – Только с тобой эти марафоны… Даже по телефону… так заводишь, что по часу ни черта не получается…

Полина едва сдерживалась, желая овладеть как можно глубже, достать до основания, до любимой печени, когда лицо изменится, и взгляд этих отемневших зелёных глаз распахнёт ей душу. Но нельзя напугать, бежать впереди паровоза… «Ещё успеется», – тормозила она себя на поворотах. Кобель из Полины получался нежный, но жадный, причём, независимо от полнолуний. Иметь своё сокровище она собиралась регулярно и с разнообразием, какому бы позавидовала не одна невеста. Но сейчас Полина погружалась до дрожи трепетно и аккуратно, чутко к каждому отзвуку на дашином лице. Пока не поняла, что ждали её здесь давно, ложится как по маслу, и уж касается животиком, что можно и назад сдать и снова врасти…

– Полина… солнышко… ясная моя… – бормотала Даша с отчаянием покрываемой самки. – Я никому так не позволяла, как тебе…

– Ещё бы позволяла!.. – жёстко надвинулась Полина, рождая дурманящий сдавленный грудной полукрик, доносящийся словно из самого нутра. – О да… – не сдержав восторга, она прильнула к дашиным губам, властно поглощая пьянящую музыку, и стала размеренно обучать постижению своей любви…

Проснулась Даша затемно от трели гормонов, готовых высадиться под кропотливыми накатами нежного жаркого монстрика, вёрткая сноровистость которого не оставляла сомнений, хотя обладательница всегда утверждала о крайней его брезгливости. Вспомнилось о последнем как раз тогда, когда тело пронимала волна спазмов, и исторжение стало необратимым. Испив её с чарующим смаком, хулиганка бесшумно передислоцировалась. Её голос раздался над подушкой рядом:

– Ты проснулась, – каким-то образом разглядела она впотьмах.

– Трудно спать, если тебя используют как круглосуточный автомат напитков, – сообщила Даша. Вслепую, она благодарно коснулась её влажного подбородка подушечкой пальца и неуверенно осведомилась: – Тебе… понравилось?..

– Да, – тихо и как-то смущённо подтвердила Полина. – Ты сладкая…

– Наверное, потому что поглощаю много сахара…

– Ты же не ешь углеводы.

– Но кофе пью с молоком и с сахаром. Много.

– М-м… Думаю, от ананаса эффект будет не хуже…

– Ты всё-таки хочешь посадить на диету? – напряглась спортсменка, хотя ни тьма, ни общая атмосфера не способствовали выгодно играть мышцами. – Тебе нужна более хрупкая? – тараканы устроили костры на поляне.

– Даш, что за бред? Ты идеальна! С чего ты… Ах, вот оно что!.. – прозвенел осенённый смешок. – Я же не про тебя говорила!

– А про кого? – тараканы достали маршмеллоу.

– Да про Бро… Ну, такая короткостриженная, с сединой…

– Ольга, – поправила Даша. – Почему Бро?

– Как-то из стихов Веры Полозковой подцепилось – характерное имя для характерной боевой лесбиянки. Но конечно, к самой поэтессе, представляющей себя через эту призму, никакого отношения не имеет… Согласись, даже ты назвала Ольга, а не Оля или Олечка.

– Ну да, – усмехнулась Даша. – Я поняла, про что ты, – её рука сама по себе оказалась на ягодице Полины и расслабленно поглаживала. Даша спросила: – Почему ты вчера заговорила про синестезию?

– Тебя сильно напугает, если скажу, что припадочный синестетик? – доверительно озорничала Полина.

– Ты совсем невысокого обо мне мнения? Это даже придаёт пикантности… – она нежно прилегла к её губам. – «Моя тантра» не будет чувствовать себя одинокой… – и затем настороженно поинтересовалась: – Ты правда кончала за пять минут?

Один из признаков несовершенного архата: «Вы припадочный синестетик, у вас хватает стали на причпокнуть в бампер, но юмор периодически бегает налево». А из этого абсолютно логически следует, что вы, даже не имеемые признаком, хотя бы на две трети несовершенный архат. Если только не являетесь совершенным и потому априори ничем и никем неимеемые независимо от полнолуний.

– Только от себя, – проговорила Полина. – С другими вообще редко кончаю.

– Я никогда раньше не кончала от… ну, ты поняла, – не осталась в долгу Даша. – И ещё: я никогда прежде не любила так своё имя… – задумчиво добавила она.

– Значит, мы квиты.

– Спорное утверждение… Если говоришь «редко», понадобится время, чтобы доказать свою состоятельность в этом вопросе…

– Судя по тому, как солдатики уже готовы «по стойке смирно», тебе не понадобится много усилий…

– Раз уж по-другому не получится, придётся проверять наощупь, – её руки коснулись полининых грудей и легко обнаружили двух удальцов, вперившихся в ладошки. Полина закусила губу, глуша полустон. «Как же хорошо. Больше не терзаешь…» – вдохновенно подумала она, но довольно скоро осознала макиавеллизм опрометчивости. Даша умело, но нежно переминала меж пальцев её сталь, перелитую в неположенном месте, внушая пущий тонус и заставляя запеть внутренние струны от напряжения. Предав родину, бойцы бесконтрольно величавились в направлении пришлого полководца.

– Ты соврала, – заявила Даша. – Я их подловила присевшими с бамбуком на перекуре.

– Ом… – внизу живота творилось что-то кромешно анормальное. – Ты вылепила их… – она препиналась, теряя мысли. – Невозможных воинов… Я клянусь, они стояли во весь рост.

– Как в детстве… – утопично струился дашин голос. Одна её рука, покинув баталии, спускалась по рёбрам и ниже, на ходу легонько прищипывая кожу, ниже… Полина инстинктивно приподняла бедро, заблаговременно открывая полный доступ… – Но намного интереснее… Прекрасное игровое поле для изобретательных забав… – пальцы скользнули с живота к бритой зоне и, пришвартовав к гавани, стали забирать набухшую наружную плоть в столь же лёгкие пощипывания, но теперь раздирающие осоловением. – Раз уж «несносная», я могу делать с ней всё, что угодно, верно?

– Всё, что захочешь, – просочилась Полина томностью от негодной, хотя знала почти наверняка, что за короткое утреннее время её уже не развяжут, ведь «юный испытатель» совсем не любил спешки…

– Что у нас на завтрак? – не прекращая ухищрённой ласки, осведомился господин её миров, проголодавшись.

– У меня… нет ничего мясного… – вновь распиналась Полина.

– А яйца?

– Да… – «Стальные» – дополнила она про себя, печально стебая. – «В смятку».

На рабочем месте Полина бессовестно зевала, гоняла зелёный чай в прикуску с дзеном и шарилась по интернету, присматривая велосипед. Из хребта вовнутрь живота расцветала песнь воспоминаний ночных и утренних сцен. Ослепляющая трепетность, во что выльются стопочки и прищипывания, отмораживала пульс и вновь пускала мощно, кипуче, матерно. «Раз уж «несносная», я могу делать с ней всё, что угодно, верно?..»

– Поль, пойдём суши есть? – объявилась Марина к обеденному сроку. «Могла бы и поделиться…» – несколько омрачилась она, замечая зрачки размером с блюдца. – «Подруги всё-таки!»