Текст книги "Для каждой вещи срок и время (ЛП)"

Автор книги: mebfeath

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)

Я скучал по тебе последние две недели, думает он.

– Я тоже.

– Не думаю, что смогу писать.

– Да уж, – печально улыбается он. – Это вызовет вопросы. – Она улыбается. – Но оттуда ты сможешь приглядывать за своей командой.

– Да, – кивает она. – И за тобой.

– Со мной всё будет в порядке, – говорит он. – Я уже не участвую в боях. Слишком старый, – добавляет он полушутя.

– Слишком ценный, – возражает она с жаром. Он с улыбкой качает головой. – Береги себя, – шепчет она. Он поднимает голову – глаза ее блестят.

– Со мной всё будет в порядке, – повторяет он, сглатывая комок и беря ее за здоровую руку. – Это ты береги себя. Выздоравливай.

– Я буду в Париже, – почти смеется она. Он только мычит и морщится, и Виктория хихикает.

Они снова умолкают, и ему так хочется обнять ее, сказать, что всё будет хорошо, что с ним ничего не случится, что он сделает всё возможное, чтобы победить в этой нелепой войне и вернуться к ней как можно скорее. Просто притянуть ее к себе и укрыть от всего плохого на свете. Но он не может этого сделать, а потому ограничивается тем, что ласково поглаживает тыльную сторону ее ладони.

Скоро она начинает то и дело прикрывать рот, пытаясь скрыть зевоту, и он с улыбкой кладет ее руку обратно ей на колени.

– Спи, – тихо говорит он. Она мотает головой. Она просто не хочет прощаться.

Он тоже не хочет.

Он поднимается и, наклонившись, прижимается губами к ее лбу. Отстранившись, он видит сбегающую по щеке слезинку, и у него сжимается сердце от мысли, что он опять заставляет ее плакать.

– Не плачь, – шепчет он. – Пожалуйста, не плачь. – Усевшись на краешек узкой койки, он осторожно берет ее руку. Виктория поднимает на него глаза, мельком взглянув на его рот, и он знает, знает, чего она хочет – и он склоняется вперед и целует ее губы. Виктория отвечает с каким-то отчаянным жаром, подавшись вперед, обвивает руками его шею, и он не может не ответить с равным жаром, обхватив ее щеку ладонью. Но разум в конце концов напоминает ему, что они в госпитале, и кто-нибудь может заглянуть за ширму в любую минуту. Он отстраняется, легонько прижавшись лбом к ее лбу. Оба тяжело дышат.

– Я приду утром до твоего отъезда, – тихо говорит он, смотря ей в глаза. – И война скоро кончится, не успеешь и глазом моргнуть, и тогда я приеду в Париж и найду тебя.

– Я сама тебя найду, – говорит она. – Мне будет проще – ты будешь на фронте. Когда объявят об окончании войны, я найду тебя. – И столько решимости, столько яростной уверенности в ней, его петарде-капитане, что Мельбурн невольно ей верит.

***

Интересно, думает он, шагая к своему кабинету, какое-такое срочное дело может требовать его внимания так безотлагательно. Война-то окончена. Неужели нельзя дать людям хоть пару часов попраздновать? Но Альфред был весьма настойчив, а потому Мельбурн, оставив свой виски на попечение ликующего Палмерстона (и строго предупредив, что лучше бы напиток остался нетронутым к его возвращению), пробирается через оживленную шумную толпу, заполнившую улицу, к уже знакомому зданию, в котором располагается его кабинет.

Он поднимается по ступенькам, так глубоко погруженный в собственные мысли, что, подняв наконец взгляд, обнаруживает, что уже стоит посередине тонущей в полумраке комнаты.

Она стоит в дверном проеме, широко распахнув глаза, кусая губы, и он замирает, задохнувшись от шквала эмоций.

Она приехала. Она здесь.

Он застывает на мгновение, не сводя с нее глаз. Виктория делает шаг вперед. Ему знаком этот блеск в ее глазах, он успел его узнать за столько месяцев – почти полтора года. Решимость.

Снаружи повсюду шумно гуляют люди, и в пустой комнате эхом отдаются восторженные крики, но Мельбурн видит лишь голубые глаза, которые всё ближе и ближе. Она обвивает его шею руками, и он подхватывает ее и кружит, кружит, и она взвизгивает и хохочет – он не слышал звуков прекраснее уже несколько лет, с тех пор как навсегда умолк смех его сына. Он крепко сжимает ее в объятьях, так крепко прижимает ее к себе, зарываясь лицом в ее шею, ее волосы – он должен еще раз сказать ей, что она для него значит, ведь теперь он почти, почти может это сказать. И он вшептывает слова в ее кожу, как мантру: Я люблю тебя. Я люблю тебя. Я люблю тебя.

Он знает, что она его слышит: ее пальцы хватаются за его волосы, рука теснее жмется к спине.

Она дрожит в его объятиях, кажется, даже всхлипывает, и он отстраняется, прижимается лбом к ее лбу. Она не выпускает пальцы из его волос.

– Я люблю тебя, – снова шепчет он, и она содрогается в прорвавшемся рыдании. У него и самого глаза щиплет.

– Я люблю тебя. Люблю тебя, – повторяет она между всхлипами и притягивает его ближе, теснее, наклоняя голову. Он обхватывает ее лицо руками, стирая большими пальцами влагу с ее щек, и нежно целует ее губы.

– Никогда больше меня не бросай, – шепчет она, когда он наконец разрывает поцелуй, и целует его, решительно и отчаянно.

– Прости, – говорит он. – Прости. Я хотел тебя защитить. Я не мог тебя потерять, – голос его дрожит от непролитых слез. Она снова всхлипывает.

– Я знаю. Знаю. Я просто… я не могла… я хотела быть рядом, – всхлипывает она, и он опять крепко прижимает ее к груди.

– Всё закончилось. Закончилось. Я в безопасности. Мы в безопасности, – бормочет он, покрывая поцелуями ее волосы, и чувствует, как медленно выравнивается ее дыхание.

– Как ты сюда добралась? И как тебе удалось выбить увольнение? – спрашивает он, сообразив вдруг, что она находится в его лагере посреди Германии, в то время как должна быть за пятьсот миль отсюда, в Париже.

– Когда неделю назад русские взяли Берлин, я запрыгнула на поезд, – пожимает она плечами. – Я сразу по прибытию заявила полковнику, что когда война подойдет к концу, я буду нужна здесь. Что у меня тут осталось незаконченное дело. – Виктория слегка краснеет. Можно себе представить, как проходил этот разговор с полковником. – Я приехала вчера днем, но решила подождать, – застенчиво добавляет она, и он смотрит на нее во все глаза, немея от изумления и восторга перед этой прекрасной женщиной, и запрокидывает ее голову назад, и снова нежно ее целует, вкладывая в поцелуй всю свою любовь.

– Всё закончилось, – шепчет она, когда он отстраняется – очень и очень нескоро – и поднимает на него взгляд распахнутых от восхищения глаз. Он медленно кивает, и слова вырываются у него прежде, чем он успевает им помешать.

– Выходи за меня, – выдыхает он. Как во сне он смотрит, как открывается ее рот, как она выдыхает – сейчас она скажет нет, какой же он идиот, эх…

– Да, – кивает она. Распахнутые глазища ее сияют. – Конечно. Да! Да.

Да.

Он таращится на нее, раскрыв рот, а она улыбается, она смеется. Что, что теперь нужно сказать, что сделать? Но она хочет выйти за него! И он целует ее опять.

Потом уже, гораздо позже, она сидит рядом с ним в столовой, и он едва сдерживает порыв прикоснуться к ней. Она здесь, рядом, живая и совершенно здоровая – так она утверждает – и она выйдет за него замуж, и всё сейчас идеально, и как же ему так повезло?

Он не в силах скрыть своего счастья, и когда Палмерстон, заметив ее внезапное появление за их столом, смотрит на него, подняв бровь – «Капитан Кент! Какой приятный сюрприз!» – Мельбурн лишь предостерегающе качает головой.

Отбой сегодня соблюдается весьма условно, и когда они наконец покидают столовую, час уже поздний, но люди еще бродят там и сям, так что он может себе позволить разве что идти вместе с ней по направлению ее жилища под предлогом, что ему нужно что-то захватить из кабинета.

Они добираются до здания, в котором расположен его кабинет, и она оборачивается и ухмыляется, а потом взлетает по ступенькам и скрывается внутри. Он следует за ней и не успевает опомниться, как вокруг его шеи обвиваются ее руки, а к его губам прижимаются ее губы. Но он принимает ее поцелуи более чем воодушевленно. Долго-долго.

Но она падает с ног от усталости, и он, поцеловав ее в лоб, велит ей отправляться спать.

– Я буду здесь утром, капитан, – шутит он, и она улыбается.

– Я тоже, генерал, – ее лицо чуть грустнеет, и он не сразу, но понимает.

Теперь можно, думает он, притягивая ее ближе, прижимаясь лбом к ее лбу.

– Спокойной ночи, моя прекрасная Виктория, – шепчет он, и она судорожно хватает ртом воздух.

– Спокойной ночи, Уильям, – шепчет она в ответ. – Да, мне нравится.

Он улыбается.

– Мне тоже.

========== Глава 7 ==========

– Давай просто сбежим, – задыхаясь шепчет она у двери его кабинета на следующий день. Он моргает. – Когда ты в следующий раз получишь отпуск – у меня квартира в Париже, – она смотрит на него, широко распахнув глаза.

Он не уверен, каким тут должен быть правильный ответ, но точно знает, что каким бы его ответ ни был, он непременно огребет с какой-нибудь стороны.

Ее дядя вряд ли в курсе, что она здесь, и уж точно не хотелось бы, чтобы Леопольд узнал об этом по сарафанному радио. Поднявшись, Мельбурн закрывает дверь за ее спиной.

– И сколько, по-твоему, понадобится времени твоей матери, чтобы тебя простить? – Лицо ее мрачнеет.

– Мне всё равно, – бормочет она, отводя взгляд. Он хмурится. – Я отчасти из-за нее и уехала.

– Понятно. – И все-таки всем будет лучше, если не случится так, что на следующее семейное сборище она явится женой генерала Мельбурна.

И потом, у него своя мечта – он надеется, что и Виктория эту мечту разделит. Он хмурится, бросив взгляд на свои руки.

– Я очень надеялся, что ты захочешь, чтобы наша свадьба состоялась в моем фамильном доме в Англии, – начинает он. Виктория изумленно разевает рот. – А еще у тебя даже кольца пока нет.

Она бросает быстрый взгляд на собственную руку.

– Это неважно, – говорит она, теребя безымянный палец левой руки, смотря на Мельбурна. О чем она думает?

Может, жалеет, что согласилась. Вполне логично. Слишком быстро и неожиданно всё произошло, на волне эмоций, да и вообще не надо было делать предложение.

Ей ведь не приходило это в голову по-настоящему – какой будет жизнь после войны. Каково ей будет быть его женой. Женой генерала.

Он должен дать ей возможность выхода.

– Конечно, – говорит она, прежде чем он успевает что-либо сказать, прикрыв глаза и сглотнув, и качает головой, казня себя. – Я не подумала. Конечно, ты хочешь, чтобы присутствовала твоя семья. Прости.

Он перебарывает желание взять ее за руки, но не касаться ее он просто не может, и его пальцы мимолетно гладят ее руку, а его взгляд скользит к окну кабинета, выходящему в открытую комнату, где работают Альфред и остальные. Проследив за его взглядом, она оглядывается на него и кивает.

– Прости, – быстро произносит она. – Мы можем поговорить об этом позже. Не нужно было тебе мешать.

Она поворачивается к двери, но прежде чем успевает выйти, он хватает ее за руку.

– Я не хочу спешить, на случай если ты… – Но он не способен произнести вслух слова, не смолкающие в его голове с тех пор, как он проснулся в панике в три утра. Тяжело сглотнув, он опускает глаза. – То, что произошло вчера, было…

– Разве ты не… Как ты… – перебивает она, но, тоже не в силах договорить, пятится к двери, смотря на него широко распахнутыми глазами на настороженном лице. Он моргает. Она опускает взгляд. Ну вот, он опять ее обидел.

– Я хочу жениться на тебе, – быстро поправляется он, и она поднимает на него глаза. – Я просто не хочу, чтобы ты о чем-то жалела, – запинаясь говорит он, не сводя взгляда с носков ее сапог.

Она делает шаг обратно к нему.

– Я ни о чем не жалею. И не пожалею, – медленно произносит она, и в голосе ее он слышит знакомые нотки. Когда она говорит таким голосом, он верит ей, и сердце его запинается в груди. Он поднимает на нее глаза, улыбаясь краешком губ, и она медленно улыбается в ответ.

– Я никому не говорил, – говорит он. Она смотрит на него, слегка сощурившись. Он поднимает бровь.

– Я тоже, – отвечает она. Он задумчиво поджимает губы.

– Я напишу сестре в Лондон, – говорит он, и она хмурится. Теперь он совершенно точно понимает, с чего она так срочно захотела сбежать.

– Я напишу матери, – обреченно кивает она.

– Леопольд будет здесь через два дня, – осторожно замечает он. Виктория отчаянно мотает головой, глядя на него огромными глазами. – Понятно, – улыбается он. Не то чтобы он горел желанием присутствовать при том, как она будет сообщать радостную весть своему дяде – его непосредственному начальству.

Но вечно избегать этого разговора не получится – ни ей, ни ему.

– Мне нужно будет уехать в пятницу вечером, – говорит она. Он кивает. – Я обещала вернуться через неделю.

– Не знаю, когда теперь смогу тебя увидеть, – грустно улыбается он. Она хмурится.

– Ты можешь приехать повидать меня?

– Попытаюсь, – говорит он. – Мне давно положен отпуск, и Париж вдруг начал казаться чрезвычайно соблазнительным, – продолжает он, понизив голос, и улыбается, видя, как розовеют ее щеки. Она опускает взгляд, закусив губу.

– Мы можем подождать, – тихо говорит она. – Я хочу, чтобы наша свадьба была в Англии. В твоем фамильном доме.

Сердцу становится тесно в груди, и он едва удерживается, чтобы не встать и не поцеловать ее. Судя по ее лицу, она тоже.

Ох и долгим же будет ожидание. Но в голову ему приходит внезапная мысль.

– Думаю, мы можем сделать и то, и другое, – сощурившись, говорит он с улыбкой, и ее глаза оживляются. – Думаю, нам нужно сделать и то, и другое.

***

Война окончена, но весть об этом явно еще не до всех дошла, потому что повсюду остались небольшие, но опасные кучки сопротивляющихся, и работа Мельбурна – зачистить их на своем участке фронтовой линии.

Но это не единственная причина его беспокойства – другая причина только что влетела в его кабинет, кипя от злости.

– Да как вы смеете?! – орет Леопольд, и все присутствующие оборачиваются сначала на Леопольда, а затем на Мельбурна.

– Генерал, – кивает он. – Может, продолжим этот разговор на улице, сэр? – Стены в кабинете все равно что картонные, и на улице Леопольд его, пожалуй, не ударит. Он проходит к двери и вытягивает руку.

Леопольд, однако, продолжает таращиться на него, и Мельбурн не отводит взгляд: он не позволит дяде Виктории сказать то, что он собирается сказать о них обоих, перед его людьми. Очевидно придя к той же мысли, Леопольд выходит вон.

Мельбурн шагает к небольшому покрытому травой участку, который его люди приспособили под миниатюрное крикетное поле, и оборачивается к Леопольду.

– Как вы смеете? – кричит Леопольд. – Кем вы себя возомнили? – Мельбурн наблюдает, как Леопольд меряет лужайку ногами. – До меня доходили слухи, но я, идиот, отмахивался от них, мол, ерунда, быть не может. Вы вели себя образцово, и я был уверен, что вы отказались от своих бабнических замашек. Я явно ошибался! – Мельбурн молчит, не собираясь скандалить. – Ей двадцать семь, вам сорок пять! – восклицает Леопольд и, остановившись, долго смотрит ему в глаза, тяжело дыша. – Вы ее недостойны! – бросает он наконец Мельбурну в лицо, и тот кивает.

– Согласен.

Леопольд свирепо смотрит на него.

– Так зачем вы просили ее выйти за вас?

– Потому что я люблю ее.

– Вы не можете на ней жениться! – наконец кричит он, и лицо Мельбурна каменеет.

– Это не вам решать, сэр, – тихо произносит он.

– Я вас уничтожу, – грозит Леопольд. Мельбурн кивает. Он это ожидал. С того самого мига, когда их губы встретились под омелой пять месяцев назад, он знал, что любовь к Виктории будет стоит ему карьеры. Он более чем готов принести такую жертву.

– Я в этом не сомневаюсь. – Леопольд моргает. – Но вы не заставите меня передумать.

– Ничего подобного! – слышит он голос позади. Оба оборачиваются – к ним бежит Виктория. Мельбурн прикрывает глаза. Он надеялся, что она их не найдет – отчасти поэтому он вывел Леопольда из кабинета и отвел подальше. – Я серьезно, дядя. Если ты хоть что-нибудь предпримешь, больше ты меня не увидишь. Никогда, – рычит она, становясь рядом с Мельбурном, широко расставив ноги, сжав руки в кулаки, готовясь к схватке. Может, таким оно и было, ее детство. – И мама тоже. – И Мельбурн, и Леопольд таращатся на нее пораженно, но она не сводит взгляд с дяди. – Не смей.

Лицо Леопольда искажается от ярости.

– Ты не в себе, Виктория, не можешь рассуждать ясно. – шипит он по-немецки. – Он бабник, он соблазнил не одну известную особу. Он явно соблазнил и тебя.

– Неправда! Он едва дотронулся до меня, – кричит она тоже по-немецки. Мельбурн морщится. – Он хотел, чтобы я уехала в Англию. Он сказал, чтобы я уехала в Париж после ранения. Он всегда хотел как лучше для меня! Это я хотела пожениться тайно. Он настоял, чтобы мы сперва сообщили тебе и маме!

Леопольд бросает на него быстрый взгляд.

– Ты не заставишь меня передумать, – рычит она по-английски. – Либо ты поддержишь меня, либо никогда меня не увидишь.

Леопольд с ворчанием переводит взгляд с нее на Мельбурна и шумно выдыхает.

– Твоя мать будет вне себя, – бросает он по-немецки.

– Я ей уже написала.

Леопольд отходит на несколько футов.

– Я не стану вас покрывать, – говорит он по-английски им обоим, подняв руки.

– Мы не совершили ничего дурного, сэр, – замечает Мельбурн, стремясь перевести огонь на себя.

Леопольд фыркает, но не отвечает.

– Ты пускаешь свою жизнь под откос, – говорит он по-немецки. Виктория медленно качает головой.

– Нет, дядя, думаю, моя жизнь только начинается.

Леопольд переводит взгляд с племянницы на него и обратно, и Мельбурн понимает, что тот всё еще кипит от ярости, всё еще хочет спустить с него семь шкур, но в глазах его уже видна тень смиренной обреченности.

– Пока вы всё равно пожениться не сможете, – бросает Леопольд.

– Вы получите приглашение, – говорит Мельбурн. – Ваше дело принять его или отклонить, сэр.

Леопольд испускает тяжкий вздох – нет, дядя Виктории еще не готов сдаться. Он сделает всё возможное, чтобы им помешать, чтобы их отношения не получили официальный статус, но на сегодня он разыграл все свои карты. На сегодня тема закрыта. Мельбурн чувствует, как Виктория сжимает его руку. Леопольд качает головой и разворачивается, чтобы уйти.

Но он не может удержаться. Он знает, что Виктория знает – они достаточно часто понемногу говорили по-немецки, просто чтобы он не забывал язык – но на сто процентов уверен, что Леопольд либо невнимательно читал его личное дело, либо попросту забыл.

– Наверное, сейчас неподходящий момент признаться, что я говорю по-немецки, сэр?

***

Он не особо любит Париж. Но глядя на Викторию, приносящую обет, что свяжет их до конца из дней, он думает, что чувства его к этому городу определенно теплеют.

Она каким-то образом умудрилась устроить так, чтобы из Лондона ей переслали одно из ее старых платьев, а волосы ей уложила кузина – кузин и кузенов у нее море неиссякаемое – и у него сердце замерло в груди, когда она появилась на пороге маленькой церкви. Он ведет ее в лучший ресторан, который сумел найти по рекомендации одного из офицеров своей бригады, но почти весь ужин они пожирают глазами друг друга, забывая о еде.

Ее мягкая бледная кожа поет ему.

Когда они возвращаются в ее квартиру, уже поздно, и он не может удержаться, стоя позади нее у двери – положив одну руку на ее талию, он отводит ее волосы с шеи и прижимается губами к мягкой коже под ухом. Ее пальцы неловко возятся с ключами, и ее дрожащий вздох только подстегивает его, заставляя проложить дорожку из легких поцелуев по ее шее.

– Если ты не остановишься, мне ни за что не отпереть дверь, – шепчет она, задыхаясь, запинаясь, чувствуя, как его рука обвивает ее талию. Он прижимается к ее спине, вытягивает ключи из сжимающей их руки и уверенно вставляет нужный в замочную скважину.

Захлопнув дверь изнутри, она рывком привлекает его к себе, и он летит в ее объятия более чем добровольно. Осыпая горячими поцелуями напряженный мускул в том месте, где ее шея соединяется с плечом, он медленно тянет вниз молнию ее платья. Она тихо стонет и царапает пуговицы его рубашки, и он думает, как же хорошо, что он устроил свой двухнедельный отпуск прежде, чем они рассказали всё Леопольду.

***

Покидать ее было мучительно.

На своем письменном столе по возвращении на фронт две недели спустя он обнаруживает телеграмму с приказом доложиться о прибытии в Союзный штаб во Франкфурт – без особого удивления. Он этого ждал.

Перед отъездом он предупреждал, что так и будет, что Леопольд осуществит свою угрозу и, скорее всего, сварганит для него какое-нибудь обвинение и добьется его отправки в Лондон на трибунал. Это было после того, как он довольно долго показывал ей, как именно ее любит, и она просто пожала плечами и сказала, что так им будет легче планировать свою английскую свадьбу.

– Прибыл, как приказано, сэр, – чеканит он, пройдя в кабинет Леопольда. Краем глаза он замечает стоящего в стороне Веллингтона. Интересно, зачем он Леопольду? Он ведь вряд ли хочет, чтобы подробности дела между Мельбурном и его племянницей получили такую огласку. А с другой стороны, может быть, Леопольду просто нужен свидетель.

Нацепив беспристрастную маску, отполированную им за два десятилетия военной муштры, он устремляет взгляд в точку над плечом Леопольда.

Леопольд же просто поднимается, проходит вперед и становится прямо перед ним.

– Генерал, благодарю, что явились.

– Сэр.

Как будто у него был выбор.

– Война окончена, генерал. Вы уже думали о своей дальнейшей карьере в вооруженных силах? – тянет Леопольд. Мельбурн борется с желанием вздохнуть. Хорошо, он подыграет, что толку стреляться на рассвете. Всё кончено, он получил свой приз и заплатит его цену. Ему совсем неинтересно брыкаться и бодаться сейчас.

– Да, сэр. – Он вздыхает, легонько, но весьма театрально. – Я устал, сэр. Слишком долго жил в полевых условиях. И сейчас у меня другие приоритеты, сэр, – добавляет он. Леопольд, к его чести, едва вздрагивает.

– Да. – Леопольд поворачивается и отходит. – Поздравляю с недавним бракосочетанием, генерал. – У Мельбурна замирает сердце.

Как он узнал? Виктория не сказала бы, а заставить кого-нибудь прочесывать все записи о регистрации браков в Париже, пожалуй, слишком даже для Леопольда.

Однако он не может себя выдать, не сейчас, не при Веллингтоне, поэтому усилием воли ему удается сохранить спокойное выражение лица.

– Спасибо, сэр.

– Думаю, вы хотели бы вернуться в Англию с женой, – продолжает Леопольд, и краешком разума, не охваченном паникой, он замечает, что голос Леопольда поразительно спокоен для человека, который всего несколько месяцев назад едва ли не скальп с него снимал по этому поводу.

– Вас ждет вторая звездочка, Мельбурн, – вмешивается Веллингтон. Мельбурн непонимающе мигает.

Что?

– Вас приписывают к Военному министерству, – добавляет Веллингтон. – В конечном итоге, когда вся кутерьма будет улажена, мы хотим назначить вас в Сандхерст, нужно возобновлять работу там.

Повышение.

Генерал-майор.

Англия.

Сердце колотится как бешеное, но нужно сохранять спокойствие.

– Спасибо, сэр.

Веллингтон весело фыркает.

– Выдыхайте, Мельбурн. У вас такой вид, будто вы ждете расстрела. – Взгляд Мельбурна против его воли прыгает к Леопольду, глаза которого мечут молнии. Прикусив щеку, он повторяет мысленно, что нужно сохранять спокойствие, как бы ни разбирал его смех. До чего ж абсурдная ситуация.

– Есть, сэр, – говорит он, заставляя себя расслабиться, опуская руки и поворачиваясь к Веллингтону.

– Палмерстона мы повысим до бригадного генерала, и он примет командование вашей бригадой в октябре, если вы считаете, что он подходящая кандидатура, – добавляет Веллингтон.

– Да, сэр. Палмерстон – хороший выбор.

– Превосходно, – говорит Веллингтон, а потом смолкает и глядит на него, озадаченно нахмурившись. – Я и не знал, что вы были помолвлены, Мельбурн.

Он подчеркнуто не смотрит на впившегося в него взглядом Леопольда.

– Всё произошло довольно быстро, сэр. За какие-нибудь несколько месяцев.

– Вот оно что. Ну что ж, чудесные новости. И как нельзя кстати, – кивает Веллингтон. Похоже, старый вояка говорит искренне – Веллингтон помнит, как первые бомбы, упавшие на Лондон, уничтожили всё, что оставалось от его жизни.

– Спасибо, сэр.

– Ну и кто она? Я ее знаю?

Мельбурн бросает быстрый взгляд на Леопольда, который пожирает его свирепым взглядом и мелко трясет головой.

– Не думаю, сэр. Но я уверен, что со временем вы с ней познакомитесь.

– Вот и славно.

Он покидает кабинет Леопольда немного погодя. Леопольд предлагает проводить его – предложение, от которого он не может отказаться.

– Я хочу, чтобы вы знали, что это было не мое решение, – говорит генерал-лейтенант. Мельбурн коротко кивает. – Но я не слишком ему противился.

– Спасибо, – благодарно отвечает он.

Леопольд смеряет его взглядом.

– Я не ради вас это сделал, Мельбурн.

Он это прекрасно понимает.

– Да, сэр.

Звук ее дрожащего от слез голоса по телефону стоит заоблачной цены короткого звонка из Франкфурта в Париж.

***

Он обнимает ее, лежа в их кровати в лондонском доме, где он не был несколько лет, и думает, что лучшей жизни и представить себе невозможно.

– Наверное, надо начинать планировать свадьбу, – бормочет она в его шею. Он улыбается.

– Брокет готов и ждет тебя, – говорит он. Она поднимает голову и смотрит на него, моргая распахнувшимися от восторга полусонными глазами.

– Можно поехать в эти выходные? – спрашивает она.

– Конечно, – кивает с улыбкой он, думая: «Отлично».

***

– Тут чудесно, – выдыхает она. Кажется, она совсем не лукавит, думает он, глянув на нее. Она из королевской семьи, раскинувшейся корнями и ветвями по всему свету, ее мать живет в самом настоящем дворце, так что его сравнительно небольшой фамильный дом в Хартфордшире – это определенно шаг назад.

– Мне очень нравится, – говорит она. Они стоят на маленьком мосту через озеро позади дома, он обнимает ее со спины, чтобы защитить от прохладного ветра. – Вот бы постоянно здесь жить.

– Серьезно?

Она разворачивается в его объятиях.

– А ты думал, я не захочу?

Нахмурившись, он пожимает плечами.

– Не был уверен.

– Как ты мог сомневаться? Это идеальное место. – Она снова разворачивается лицом к дому, прижимаясь спиной к его груди.

– Поздновато, конечно, но я подумал, не понравится ли тебе и это, – говорит он, и перед ней возникает золотое кольцо с сапфиром в обрамлении бриллиантов. Она шумно вздыхает.

Изначально они обменялись простыми гладкими золотыми кольцами, в основном символически, и хотя Мельбурн обручальное кольцо носить возможности не имел до недавних пор, Виктория свое не снимала с того самого дня, как они тайно поженились в Париже. Она сказала, что если бы кто-нибудь полюбопытствовал, она сказала бы, что ее новоиспеченный муж – солдат, которого она ждет домой с фронта, что в некотором роде правда.

Но теперь пора ей получить кое-что более подходящее, более достойное ее, его прекрасной жены.

– Оно принадлежало моей матери. Она умерла несколько лет назад.

Она поворачивается, не отрывая взгляда от кольца, и у него ком встает в горле, когда он замечает в ее глазах слезы.

– Какое красивое, – шепчет она. Мельбурн берет ее левую руку, снимает простой золотой обруч и заменяет его новым кольцом. И самодовольно улыбается – кольцо сидит на тоненьком пальчике как влитое. Она смотрит на кольцо, затем на него и тянется за поцелуем.

– Теперь остается только выбрать дату, – шепчет он немного погодя, когда она снова оглядывает дом, прильнув к его груди.

Виктория разворачивается к нему и усмехается.

– Я уже выбрала.

***

Сочельник 1945 года

Он не видел дом таким нарядным уже лет десять, а то и больше, последний раз был задолго до войны, когда его жизнь еще хоть как-то походила на нормальную.

Но его жена и сестра превзошли себя: дом увешан всевозможными фамильными рождественскими украшениями, а также остролистом и лентами (бог весть как им удалось раздобыть красную ленту при нынешнем нормировании – наверное, не обошлось без вмешательства семьи Виктории), и выглядит это великолепно.

И она выглядит великолепно, идя к нему по импровизированному проходу уже второй раз за год, в своем чудесном платье цвета темно-красного вина. Он самый везучий человек на всей планете.

Уже позднее, после церемонии, когда им удается наконец уединиться на пару минут в море знакомящихся членов их семей и вежливых улыбок, она втаскивает его обратно в огромный бальный зал, где проходила церемония – прямиком в небольшой арочный проход, украшенный остролистом и прочей зеленью.

– Ты заметил? – на одном дыхании говорит она. Он вздергивает бровь.

– Какая ты красивая? – спрашивает он, нежно целуя ее губы. – Или как ослепительно ты выглядишь в этом платье? – шепчет он, оставляя поцелуй на линии ее подбородка. – Или то, как невероятно ты преобразила наш дом? – Он прижимается губами к ее шее и невольно улыбается, услышав тихий вздох.

– Наш дом, – бормочет она. – Мне нравится.

– Мне тоже, – улыбается он, и она улыбается в ответ, тряся головой. – Нет, нет, не это. – Он недоуменно моргает и, проследив за ее взглядом, наконец понимает: в самом центре арки над их головами приткнута среди зелени и мишуры веточка омелы.

И не может удержаться от смеха, вторя ее смешку.

========== Эпилог ==========

Комментарий к Эпилог

ну вот и всё, с прошедшими и будущими Рождествами и Днями победы вас :)

Сочельник 1946 года

Добравшись до дома, он застает ее у двери. Она улыбается – улыбкой, которая, как он давно знает, означает, что надо ждать беды.

– Добрый вечер, муж, – говорит она. Он опускает портфель на пол и склоняется к ней, чтобы поцеловать ее в губы.

– Добрый вечер, жена, – улыбается он, позволяя ей обвить руками его шею. – Что ты такое замышляешь? – спрашивает он, обнимая ее за талию.

– С чего ты решил, что я что-то замышляю? – невинно моргает она в ответ.

– Мне слишком хорошо знакомо это выражение лица, – усмехается он, и она смеется, зарывшись лицом в его грудь. – Я это выражение лица давно знаю. Оно означало, что бригадный генерал Уильям Мельбурн влип по уши, и сейчас оно сулит мне новые неприятности. – Виктория отстраняется, не переставая сиять, и поднимает глаза к потолку. Проследив за ее взглядом, он замечает свисающую с люстры омелу.

Омела.

Он усмехается снова, качая головой. Виктория опять хихикает.

– Теперь ничего не поделаешь, придется тебе меня поцеловать.

– Ты думаешь, мне нужен повод, чтобы поцеловать собственную жену? – грозно щурится он, а потом наклоняется и целует ее в щеку. – Нужен? – Поцелуи спускаются ниже, пока его губы не находят ее шею, и он чувствует, как ее пронзает дрожь.

– Н-нет, не нужен, – слегка задыхаясь, отвечает она. Слыша это, Уильям чувствует, как нечто собственническое поднимается в его груди, и снова приникает к ее шее.

– Вот и хорошо, – шепчут его губы, касаясь ее кожи, заставляя ее шумно выдохнуть. – Признаюсь, мне удивительно видеть в нашем доме… как там было… веточку полупаразитической флоры, по воле американцев навязавшей неловкую близость людям, которые в иных обстоятельствах и не дотронулись бы друг до друга? – добавляет он, чуть отстранившись и глядя на нее, и смеется, заметив, как розовеют ее щеки и уши.