Текст книги "Крылья Радуги"

Автор книги: Майра

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 4 страниц)

Майра
КРЫЛЬЯ РАДУГИ

Mayra

Семь халл Великого Даренлара
ХАЛЛА ОГНЯ

Нет ничего горше проигранной битвы, мой господин! Когда сознаешь, что былой славы не вернуть, и разбитого наголову войска не воскресить, и вдали уже пылит дорога – это враги катят волной к твоему дому, и некому больше встать между ними и твоими близкими… Где найти утешение проигравшему, если даже месть кажется невозможно сладким даром?

Когда блаженный Рансан Дагмарид потерпел поражение от Белой Ведьмы Айгататри, планеты Великого Даренлара плакали, предвидя свою дальнейшую участь. Что доброго могли принести им те, кто явился из зазвездного марева – из области, куда светозарные предшественники Рансана цикл за циклом изгоняли всякое зло огненными копьями своих молний? Про Айгататри же говорили, будто она зналась с порождениями мрака, порой являвшимися из-за еще более дальних рубежей, куда даже богам не приходило в голову заглядывать чаще чем раз в тысячу циклов – и то только по великой необходимости.

Но как ни редко приходила в Даренлар тьма, порождения марева посещали его еще реже. Их туманный мир, простиравшийся за пределами Галактики на много и много космических анн, жил по совсем другим законам, и если когда-то что-то и связывало его с Даренларом, связь эта давно оборвалась, и даже в самых старинных преданиях намеки на нее встречались редко и звучали неоднозначно. Там говорилось, что Айгататри сродни богам, создавшим Даренлар, ее древность и мощь вызывали у смертных ужас и благоговейный трепет. Но почему боги, так сильно радевшие за свое творение, оставили вблизи него столь могущественное и опасное существо, было загадкой.

Долгое время Белая Ведьма довольствовалась своими призрачными владениями, равнодушная ко всему окружающему, но теперь ею овладело стремление получить больше. Блаженный Рансан покинул лучезарную Шахимею, где вот уже много циклов находилась резиденция Дагмаридов, и его корабль встретился с Айгататри в открытом космосе. С ним было три больших эскадры, и еще шесть спешили ему на помощь из разных концов Даренлара. Все их в конце концов постигла одна и та же участь: стоило им открыть огонь или применить боевое колдовство, как сами они гибли, а войско врага, по-видимому, не несло никаких потерь…

Вторжение Айгататри было настолько внезапным и стремительным, действия так непредсказуемы, магия столь могуча, что сопротивление оказалось сломлено почти мгновенно. Призрачный мир зазвездья никогда не внушал жителям Даренлара особых симпатий, но его теперешняя враждебность была подобна тому, как если бы чья-то рука или нога, или щупальце, или иная конечность вдруг взбунтовалась и обратилась против своего хозяина…

Первое, что принялась творить Белая Ведьма, воцарившись в Даренларе, говорило о ее изощренном уме. Ее слугам пришлось потрудиться, чтобы уничтожить глейнеры – чудо, которое подданные Дагмаридов создавали поколение за поколением. Айгататри не полностью преуспела в своей затее, ибо глейнеры не исчезли совсем, а лишь перестали действовать, но и этого оказалось достаточно, чтобы миры Даренлара осиротели, потеряв связь друг с другом, и пребывали в растерянности и неведении. Впрочем, говорили, что несколько межзвездных туннелей все-таки оставались исправны, и первое время предпринимались попытки найти их, но все они закончились ничем.

После этого колдунья хитростью переманила на свою сторону грифонов, связав их жестокой клятвой верности, и с помощью своего варварского волшебства приковала сфинксов к Источнику Благодати. А еще она уничтожила драконов – единственных существ, неподвластных ее чарам, – так что в целом Даренларе больше не осталось этих созданий, способных летать с планеты на планету, не нуждаясь в воздухе и не боясь холода, не осталось тех, кто испокон века приносил народам удачу и благословение богов на своих сверкающих крыльях…

И Даренлар погрузился в унылую тьму.

***

Лишь на Уштандаре еще теплились угольки надежды. Здесь была резиденция Хартунга – ближайшего родича погибшего властителя Рансана, – а потому ковалось оружие, и плелась магия, и собиралось повстанческое войско, и ученые пытались возродить к жизни погасшие порталы глейнеров, чтобы воины последнего из Дагмаридов могли вступить в бой с Белой Ведьмой, устроившей свое мерзкое логово в некогда лучезарном дворце на Шахимее.

Хартунг проходил по военным цехам – меж гудевших денно и нощно машин, по биохимическим лабораториям – где синтезировались сверхпрочные материалы для кораблей и корпускулярных излучателей, по магическим мастерским – где свивались мерцающие энергетические коконы в попытках найти противодействие волшебству Белой Ведьмы. Сопровождавшие наследника советники и мастера были суровы, потому что судьба погибших показала, как мало успеха может иметь привычное оружие, когда оно обращено против посланцев зазвездного марева. Колдовство врага имело в своей основе настолько иные законы, что ни маги, ни воины Даренлара пока не в силах были овладеть даже малой его толикой. Это было все равно, что жителю жарких джунглей вступить в ледяную пустыню и по рисунку незнакомых созвездий и очертаниям торосов пытаться найти путь домой. Все равно что переплывать океан верхом на соломинке или пытаться взлететь, размахивая в воздухе пучком птичьих перьев…

Все, что делалось против Айгататри, возвращалось, усилившись в четырнадцать раз, и, глядя на нескончаемые ряды урчащих автоматов, на мигающие огни камер синтеза, на сплетающиеся нити волшебного огня, Хартунг мрачнел лицом и внутренне содрогался, видя тайным зрением, как вся эта мощь, увеличенная в четырнадцать раз, обрушивается на сады Уштандары.

Его планета была уникальной и не знала равных во всем Даренларе. Много циклов назад один из предков нынешних Дагмаридов высадился здесь со своими людьми из терпящего бедствие корабля и увидел вокруг бесконечный камень. На планете были океаны, заключенные в крутые базальтовые берега, реки, с трудом пробивавшиеся сквозь толщи скал, равнины, усыпанные острым щебнем, и неприступные пики, уносившиеся вверх – к желтовато-розовому небу. Разреженная атмосфера едва годилась для дыхания, большая часть воды оказалась солона, а растительность ограничивалась однообразными кустарниками, изо всех сил цеплявшимися жесткими, как проволока, корешками за скудную почву. Правда, здесь было невероятное разнообразие мхов и лишайников. Некоторые виды, перенесенные в корабельные лаборатории и подвергнутые всевозможным мутациям, послужили материалом для будущих садов и рощ Уштандары.

К моменту рождения Хартунга планета сказочно преобразилась. Жителям других миров Даренлара она по-прежнему могла показаться суровой и неприветливой, но в ней была особенная красота жизни, побеждающей мертвый камень, цикл за циклом отвоевывающей у неорганической материи крупицы пространства и надежды.

Причудливые рощи и сады Уштандары стали приютом нескольких известных философских школ, здесь процветала наука, а магия достигла удивительных высот. И первый глейнер вспыхнул здесь, во дворце Идуана, когда этот светозарный прапрадед Хартунга привез с Шахимеи кристаллы граасса, и именно отсюда начала разворачиваться сеть сообщений между планетами Великого Даренлара.

Лишь одно омрачало эту песнь преображения: солнце Уштандары быстро дряхлело, и свет его становился все более скудным. Хоть сколько-нибудь пригодных для жизни планет поблизости не было, а удаляться от ядра Даренлара к границам, за которыми в пространстве расплывалось мутным пятном зазвездное марево, Дагмаридам не хотелось. И обитатели Уштандары выжидали, надеясь на то, что время даст им неведомый шанс, и готовились к тому, чтобы в случае окончательной смерти своего светила жить какое-то время за счет тепла, сохранившегося в недрах самой планеты. Это был грандиозный план, но осуществление его было приостановлено из-за вторжения призрачных легионов Айгататри.

И теперь, шагая вдоль заводских проходов в окружении преданных ему вельмож, Хартунг видел внутренним взором смерть и разрушение, которым суждено было вскоре наступить, но не мог ни с кем поделиться своей горечью, ибо надежды всего Даренлара теперь были связаны лишь с ним одним.

Он проводил дни в советах, а ночи в размышлениях, и отчаяние его все крепло, но мужество не было сломлено, потому что божественная кровь Дагмаридов текла в его жилах, как жидкий огонь. Память иных солнц грела его, более ярких, чем светило Уштандары, – вечных светочей в краю, откуда боги явились в Даренлар и куда Доблесть провожала его предков, одного за другим, после их смерти.

Между тем некоторых приближенных Хартунга сводил с ума ужас. Его лучший военачальник был найден в своем доме мертвым: он, по-видимому, покончил с собой. В другой день целый семейный клан, один из пяти старейших, добровольно отравился ядом, устав ждать своей участи на планете, которая более всего напоминала теперь снаряд, начиненный взрывчаткой. Вести эти ранили сердце Дагмарида и сеяли панику среди жителей Уштандары, и Хартунг назначил день начала операции, хотя еще не все приготовления были закончены.

Один из глейнеров был восстановлен, туннель, протянувшийся от него через искривленное пространство, вел на Фечилию, планету, на три четверти покрытую зыбкими песками, желтыми, как масло. Здесь находился еще один исправный портал, и через него войска должны были быть переброшены дальше – на Ахгазам, а оттуда – еще дальше, на Гуртингер… Это было долго и рискованно, но другого пути в сердце Великого Даренлара уже не существовало: слуги Айгататри потрудились на славу.

Накануне того дня, когда должна была начаться операция, Хартунг и его приближенные стояли на самой верхней галерее дворца Дагмаридов и смотрели, как огромное тусклое светило проваливается в огненно-золотую реку, текущую по хребтам отдаленных гор. Правителю почудилось, что когда край солнца коснулся текучего пламени, на вишневом диске возникли золотые и серебряные брызги. Их становилось все больше, они на глазах сливались в обширные пятна, как будто огненная вода поднималась, заливая поверхность светила. Зрелище было красивым и величественным, вельможи оглядывались на Хартунга, ожидая толкования.

– Это знамение! – воскликнул он. – Мы победим!

И в тот же миг все вокруг вспыхнуло.

Возможно, восстание и было обречено на поражение, но Айгататри обрушилась на Уштандару раньше, чем оно началось – и Уштандара превратилась в светящуюся радиоактивную пустыню. Прах Хартунга и его воинов стал спекшейся коркой на поверхности мертвой планеты, еще более мертвой, чем она была до появления здесь предков Дагмарида. Никто и никогда больше не вздумает преображать ее застывший, неподвижный лик. Дни славы Уштандары закончились, расцвет ее был могучим, но недолгим.

Айгататри исследовала безжизненный шар, одиноко вращавшийся в пространстве вокруг тусклой, быстро стареющей звезды, не нашла ничего, что могло бы в будущем представлять опасность для ее планов, покинула этот сектор Галактики и надолго забыла о нем.

ХАЛЛА АПЕЛЬСИНА

Господин мой! Никто не знает, что происходит с мирозданием, когда рождается или умирает надежда. Возможно, где-то на отдаленной планете распускаются удивительные цветы, или чудовищные создания поднимаются со дна древних океанов. Возможно, светила вспыхивают или гаснут в скрытых от глаз галактиках, рушатся могучие города, достигают невиданного расцвета народы… Знаю одно наверняка: мир не может не преображаться скорбя и ликуя.

Прошло не меньше пятидесяти усредненных даренларских циклов, прежде чем в гигантском, начиненном электроникой шаре глубоко под поверхностью Уштандары что-то шелкнуло, зашипело – и механизм раскрылся подобно ярко-оранжевому цветку, высвобождая сердцевину. Огромная прозрачная колба в центре его начала таять, размягчаться, ее содержимое хлынуло наружу, заливая уже успевшие отключиться контакты, и ребенок, осиротевшее до рождения дитя Хартунга, выполз на качающийся пластиковый лепесток, дрожа от ошеломления и смены температур. Если бы он родился в срок, он неминуемо погиб бы, потому что не был бы так хорошо приспособлен к жизни. Умные автоматы, все время до рождения регулировавшие процессы его организма, уже давно не получая никаких указаний, оттянули его появление на свет настолько, чтобы он мог сам позаботиться о себе. В результате юный Дагмарид вышел из своей колбы не беспомощным младенцем, а резвым мальчуганом с искусственно развитыми мышцами и лишь чуть бледной кожей.

Будь в живых его отец, мальчика встречали бы разряженная знать, ритуальное пение и кушанья, разложенные на широких блюдах, а также подкрепляющие напитки и мягкие ткани. Но все сложилось иначе, и последний из Дагмаридов родился в полном одиночестве в чреве мертвой, выжженной планеты. Великий Даренлар ничего не знал о его существовании, потому что он был зачат и спрятан в страшную годину, незадолго до гибели Уштандары, и Хартунг не успел широко объявить о наследнике, как положено по обычаю.

И вот Дагмарид сидел на еще теплом пластике, чувствуя, как тот чуть колышется под весом его молодого и сильного тела, оглядывался вокруг и вспоминал видения, которые проносились перед его мысленным зрением, когда он еще блаженствовал внутри механического плода. Так прошло довольно много времени. Потом любопытство и голод пересилили осторожность, мальчик спустился вниз и отправился бродить по подземельям.

Подземные лабиринты Уштандары были чрезвычайно обширны и запутаны. Если бы нападение Белой Ведьмы и ее призрачного воинства не оказалось столь внезапным, многие жители планеты могли бы найти здесь спасение, так как убежище это готовилось на тот черный день, когда гибель угасающего солнца повлечет за собой неизбежные катаклизмы, и было почти завершено. Здесь были герметичные отсеки с припасами, и пополняемые тщательно отфильтрованными подземными водами резервуары, и помещения дремлющих фабрик по пошиву одежды и обуви, и медицинские лаборатории, и множество прочих комнат и служб, ожидавших, когда в них придет нужда. Эти подземелья можно было бы назвать городом, если бы хоть на одной из планет Даренлара кто-то видел такие огромные города.

На совесть отлаженные механизмы поддерживали жизнь этого подземного поселения, но за долгие годы, прошедшие со времени последнего появления здесь людей, в пустынных комнатах и коридорах поселились мелкие крылатые создания, о существовании которых никто раньше и не подозревал. Они проносились под округлыми сводами, взбирались на металлические перекладины, дремали, цепляясь коготками за шелковистый пластик стен, и наполняли воздух шорохом и трепетом полупрозрачных крыльев.

Дагмарид уходил все дальше от места своего рождения. Поначалу он с любопытством поворачивал голову каждый раз, когда крошечное существо цвета оранжевого пламени проносилось рядом, почти касаясь его кожи и вызывая легкое движение воздуха. Потом он привык и оставил попытки поймать хоть одно из них – уж очень ловко малыши уворачивались от его неуклюжих рук.

Он проходил мимо устройств и предметов, назначения которых не знал, мимо кранов, скрывавших от него воду, мимо пищи в прочных упаковках, не пропускавших запахи. Яркие вещи привлекали его взгляд, он с любопытством рассматривал золотые солнца, изображенные тут и там на полукруглых сводах – как заклинание умирающего светила, как знак будущего воскресения, – и долго стоял возле аварийной панели, изучая разноцветные тумблеры противорадиационных, противопожарных и противопотопных модулей, и даже пытался потрогать некоторые из них, но, к счастью, ему еще не под силу было разбить прозрачное покрытие. Голод и жажда мучили мальчика все сильнее, в коридорах было сухо и непрестанно сквозило от работающих кондиционеров. Дагмарид начал тихонько поскуливать.

Вскоре, однако, ему посчастливилось набрести на столовую, шкафы в которой были частично разорены крылатыми пронырами. Маленькие создания устроили здесь логово, и все углы от пола до потолка были затканы подобием золотисто-оранжевой паутины, в складках которой животные откладывали яйца и выводили потомство. Под тяжестью такого кокона одна из горизонтальных металлических распорок сильно прогнулась, перекрыв вход уборочным автоматам. Пол был усеян крошками, объедками, целыми и растерзанными яркими упаковками, отходами жизни летучих обитателей и пятнами сладкого высохшего сока. Пахло плесенью и гнилью – и пищей.

Спустя несколько циклов подземелья наскучили Дагмариду. Существа его племени взрослеют на удивление быстро, и он был, в сущности, уже не ребенком, а юношей и нуждался во все больших свободе и информации. Его живой ум познал назначение и принципы работы многих механизмов, и почти все из них ему даже случалось разбирать, ремонтировать и собирать снова. Даже для потомка богов, создавших и укрепивших Великий Даренлар, его способности учиться и постигать оказались выдающимися – возможно, дело было в том, что ум его не сковывали рамки никаких систем воспитания, а необходимость тренировать его была гораздо сильнее.

Он бродил по подземельям в пестром наряде, в котором мог бы сойти за дикаря, потому что никто не учил его, какие из найденных им одежд надеваются поверх других, а какие используются лишь в исключительных случаях. Он не имел никакого понятия о размерах и гармонии в сочетании цветов, зато ему нравилось, чтобы его одеяние было мягким и приятным на ощупь.

На плече его всегда сидело маленькое огненнокрылое создание, довольно крупный для своего племени самец, которого он приручил. Дагмарид называл его Хапи и был привязан к нему, и надо заметить, его любимец также отличался редкостной сообразительностью.

Я избегаю называть этих существ их нынешним именем, потому что тогда еще никто не знал об их существовании, а следовательно, и названия у них не было. Слово, применяемое к ним теперь, не является их настоящим определением, оно было перенесено на них, как бывает, новорожденным дают имена уже умерших родичей. Сами они называли себя как-то на своем стрекочущем языке, но никто, кроме них, не в силах выговорить этого слова. Разум их был не слишком изощрен, а жили они мало. Тем не менее, им удалось придумать какое-то подобие письменности, и Хапи научил Дагмарида читать крошечные легкие значки, которые они оставляли на стенах и которые для обычного взгляда были лишь царапинами маленьких коготков.

Язык Хапи и его собратьев охватывал немногие области: еду, места, пригодные для жизни, рождение и воспитание потомства… Радужнокрылый народец был прожорлив, плодовит и чрезвычайно любопытен. Надо отметить еще и то, что они обладали на удивление хорошей памятью, и если хоть раз в жизни посещали какое-то место, то дорогу туда помнили до последнего своего вздоха. Это оказалось ценным свойством для Дагмарида: рассказы шустрого Хапи сильно дополнили его знания о мироустройстве.

В ту пору весь мир заключался для Дагмарида в подземельях. Яркие цветущие деревья и чудесные дома, неведомые животные, которых ему случалось видеть на стенах или упаковках с консервированными фруктами и мясом, представлялись юноше тоже находящимися где-то в подземельях, в той их части, куда ему еще не случалось добраться. Он исходил немало минн по коридорам, освещенным искусственными солнцами, в поисках страны, где можно встретить все эти чудеса, но тщетно. Зато он нашел Центр, откуда регулировалась жизнь большого района подземного города, и на стене одной из комнат обнаружил подробный план этого района, что тоже было ценным открытием. Дагмарид стразу понял, что это карта, потому что совсем недавно ему пришла в голову мысль сделать что-то подобное самому, чтобы лучше представлять себе, насколько обширны его владения. И вот теперь он смотрел на деяние чужих рук и испытывал одновременно разочарование и облегчение. Хапи нетерпеливо подрагивал крылышками у него на плече.

– Что ты так долго? – спросил он, и его слова звоном маленьких колокольчиков отдались в мозгу Дагмарида, так как двум существам разных пород логичнее разговаривать мысленно, чем тратить время и силы на изображение звуков, которые они все равно не смогут должным образом воспроизвести. – Я успел трижды проголодаться, пока ты смотрел на эти бессмысленные значки на стене!

– Они не бессмысленны, маленький обжора, – возразил юноша. – Я не все из них понял, но то, что мне понятно, складывается в четкую схему. Смотри: вот дорога, которой мы пришли сюда. Нам встретились вот этот пищевой склад, и тот большой зал, где было много автоматов с напитками. Я всегда считал, что этот путь заканчивается бассейном – помнишь, где замечательные картинки, сложенные из кусочков цветного стекла? Но судя по этому плану, за бассейном еще немало интересного… Что может означать такой рисунок?

Они некоторое время молчали, рассматривая искусно изображенную семипалую руку – принятый на Уштандаре символ действующего глейнера. Это был служебный портал, предназначенный только для высоких чинов, он переносил во дворец Дагмаридов на поверхности планеты. С его помощью инженеры и биоконструкторы, занимавшиеся созданием подземного города, сообщались с чрезвычайными службами, которые контролировали проект. Проходы к глейнерам были скрыты от посторонних глаз, вот почему Дагмарид не натолкнулся ни на один из порталов во время своих странствий.

Выйти на поверхность планеты Дагмариду удалось лишь после долгих мытарств, поскольку автоматы отказывались пропускать его к порталу без противорадиационного скафандра, а обращаться со скафандрами юноше еще не доводилось. Когда же он достиг дворца, то был разочарован, не обнаружив там ничего интересного.

Всего шестьдесят циклов назад он нашел бы здесь пышный двор, расцвеченные сверкающими красками залы, гирлянды красноватых и розовых растений, оплетающие каменные карнизы (дворец Дагмаридов был выдолблен внутри цельной скалы, гранитные стены и балконы – украшены снаружи искусной резьбой), а за окнами ему открылся бы дивный вид на землю, где его предки пробудили к жизни и цветению сам камень. Теперь же перед ним были только пыль, плотно спекшийся пепел и печальные руины. Огромный, пугающий, темно-багровый шар светила стоял над этим мертвым миром, и на него уже можно было смотреть даже не щурясь. Дагмарид мало что знал о жизни звезд, но вид умирающего солнца подействовал на него угнетающе.

Уровень радиации еще был настолько велик, что даже в скафандре юноша вскоре почувствовал головокружение и удушье. Он был божеством, и лишь это спасло ему жизнь, любой смертный погиб бы, проведя на поверхности Уштандары даже четверть часа. Дагмарид, побродив по этой скучной, неподвижной земле намного дольше, вернулся в свое уютное подземное царство, заметив напоследок, что на одной из красноватых скал напротив дворцового окна вырезан большой знак портала – семипалая ладонь, в центре которой зачем-то помещено золотое солнце.

После этой прогулки у него сильно болели глаза, кожа лопалась на сгибах суставов и слезала клочьями, обнажая мясо, а во рту чувствовался сильный привкус крови. Много дней он провел в темноте, так как ему казалось, что свет – даже мягкий и ровный свет привычных ламп, скрытых в пластиковых панелях, – убивает его. Перед его закрытыми глазами вихрем неслись видения, но он не мог запомнить ни одного. Потом все чаще стала возникать ладонь с солнцем: она поворачивалась, и за ней отворялся темный провал, внутри которого виднелись смазанные, стремительно несущиеся навстречу огни… Дагмарид то сгорал в чудовищном жару, то окунался в ледяной озноб, и рядом не было никого, кто мог бы ему помочь. Верный Хапи горевал о нем, но был слишком мал, чтобы оказаться по-настоящему полезным.

В конце концов Дагмарид выздоровел, но надолго утратил желание снова пройти сквозь портал. Потребовалось не меньше пяти циклов, чтобы шрам в памяти окончательно изгладился, а любознательность вновь проснулась и привела юношу – через глейнер с рукой и солнцем – на Фечилию, песчаную планету, из космоса похожую на круглую головку жирного, солнечно-желтого сыра.

Хапи, беспрестанно ворча и гневно царапаясь, но при этом умирая от любопытства, отправился в путь на плече своего друга и господина.