Текст книги "Ангел во тьме (СИ)"
Автор книги: May Catelyn
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Глава 13
Ноябрьская ночь была похожа на большой холодный дом, давно оставленный хозяевами. В нем не было ни одного окна, а двери едва держась на петлях, измученно скрипели, издавая звуки осеннего ветра.
Виктории казалось, что она промерзла до костей. Колено немного распухло, но это было вполне терпимо. Стараясь не выглядеть слишком подозрительно, попадаясь случайным прохожим, она вытягивала шею, близоруко щурила глаза и всматривалась в темноту, словно с минуты на минуту ожидала увидеть своего знакомого. Так же, как много лет назад она чувствовала себя загнанным в ловушку зверем. Все это не вязалось с мирной и размеренной жизнью, царившей вокруг, казалось, радушно раскрывшей ей свои объятья, позволив быть вместе с любимым человеком.
Ноги сами повели ее в направлении маленькой старинной церкви, которую она видела сегодня утром, разыскивая свою гостиницу. Наверно здесь сотни лет подряд находили приют беглецы и путники, отверженные души, искавшие утешения и помощи. Может быть, и ей улыбнется удача…
Виктория поднялась по древним каменным ступеням, снова ощутив острую боль в ушибленном колене, потянула на себя массивное кованое кольцо и чуть не вскрикнула от радости – дверь была не заперта. Внутри помещения удушливо пахло воском и ладаном, но здесь было намного теплее, чем снаружи.
Вокруг сомкнулся умиротворяющий полумрак и долгожданное тепло. Она в изнеможении опустилась на широкое деревянное сидение с высокой массивной спинкой. Здесь можно было наконец расслабиться и почувствовать себя в безопасности. Виктория прилегла на скамью, поджав ноги, стараясь хоть немного отдохнуть. Усталость давила на ее плечи, но жесткое ложе и тревожные мысли долго не отпускали ее. Наконец, она все же поддалась тревожному, вымученному сну. Ей виделась мягкая зеленая трава,по которой она ступала босыми ногами, чувствуя между пальцами приятное щекотание, горячая ладонь опустилась на ее плечо, голос Уильяма повторил когда-то уже сказанные им слова: Возможно, мы с вами никогда больше не увидимся, Виктория… Но я надеюсь, что когда эта война закончится, вы обязательно будете счастливы. Ей захотелось закричать, потому что она вдруг перестала чувствовать его рядом.
Открывая глаза, девушка удивилась, что так незаметно наступило утро. Витражные окна наполнились мягким светом, выстилавшим теплыми дорожками все пространство небольшой церкви. Она испуганно уставилась на плед, которым кто-то заботливо укрыл ее. Первой мыслью почему-то был побег. Виктория медленно подняла голову, встретившись с внимательными и сочувственно изучавшими ее глазами.
Пожилой кюре был маленьким, сухощавым человеком, с очень живым проницательным и добрым взглядом. Виктории стало ужасно стыдно за свой взъерошенный и помятый вид. Наверное, она выглядела как уличная бродяжка. Стараясь сохранять спокойствие, девушка поднялась со скамьи и, пытаясь привести в порядок свое пальто, пробормотала несколько извиняющихся фраз, объясняя, как ей неловко, что она случайно заснула здесь после вечерней мессы, и сейчас же уйдет, чтобы никого не беспокоить.
Во время этой тирады кюре не проронил ни слова, внимательно слушая ее.
– Дитя, ты голодна? – это было первое, что она услышала от него. Больше вопросов не последовало, потому что ее бледное осунувшееся лицо, с покрасневшими измученными глазами говорило само за себя.
Домик кюре располагался рядом с церковью, он был скромным и опрятным. Викторию провели в уютную жарко натопленную кухню. Наблюдая, как незнакомка быстро ест, с трудом сдерживая себя, чтобы не казаться до смерти голодной, у кюре невольно зашлось сердце, он вспомнил то страшное время, когда горстки оборванных детей находили приют под этой крышей. Он собирал их здесь, словно выпавших из гнезда птенцов, голодных и чумазых. Некоторых приходилось прятать в подвале от немецких патрулей, также, как их родителей.
Кюре терпеливо дождался, пока гостья опустошит свою тарелку.
– Благодарю вас, отец, – сказала Виктория, когда спазмы голода, наконец, оставили ее. Она была уверена, что он захочет узнать, кто она и что с ней могло случиться в тихом и спокойном городке, который навещают лишь туристы.
После долгого молчания, вопрос все же последовал:
– Я знаю, что ты укрылась здесь ночью не от хорошей жизни. Но я должен спросить хотя бы твое имя.
– Вероника.– соврала она, подумав, как это мерзко врать человеку, который бескорыстно помог ей.
– Я отец Жан, так меня называют все в округе. Ты можешь оставаться здесь, сколько захочешь, это место никогда не отвергнет тех, кому нужна помощь. Сейчас придут прихожане на утреннюю мессу. После нее и поговорим, если ты решишь остаться. Я попрошу Анну заняться твоим коленом.
Оставив ее, отец Жан вернулся к своим обязанностям. На кухне появилась проворная громкоголосая женщина, неодобрительно глянув на помятую, кое-где заляпанную и местами прорванную одежду Виктории, она вдруг остановилась на разбитой коленке.
– И кого только не заносит к нам, с легкой руки кюре, – вздохнув, проворчала она, доставая аптечку.
Виктория запротестовала, объяснив, что сама может обработать рану и наложить повязку. Анна с одобрением наблюдала, как девушка мастерски все сделала. Ей стало ясно, что их незваная гостья уже многое испытала за свою недолгую жизнь.
Выйдя на улицу через заднее крыльцо, вдохнув свежий прохладный воздух, Виктория подумала, как ей несказанно повезло вчера. Вероятно, ангелы-хранители все-таки существуют.
Ранним утром в городке было также не многолюдно. Учитывая, что ее преследователи еще здесь и ждут около гостиницы, было опасно возвращаться обратно. Если Уильям придет туда за ней, то неизбежно столкнется с кем-нибудь из тех людей, которые преследуют его. Хоть ей было приказано ждать, обстоятельства диктовали другое. Она обязана найти способ его предупредить.
Во дворе, среди хозяйственных построек, мальчик лет десяти с насупленным видом пытался привести в чувство сломанный велосипед. Он вероятно не один час возился с ним. Но, по всей видимости, это было безнадежным занятием. Подойдя ближе, Виктория дружелюбно спросила не нужна ли ему помощь.
– Этой ржавой дубине уже не поможешь! – мальчик с досадой пнул носком ботинка старый велосипед. Хмурое выражение не сходило с его лица, несмотря на радужную улыбку, которой его одаривали. У Виктории сложился план:
– Возможно есть способ заработать на новый. – вдруг, как бы между прочим, сказала она.
Лицо мальчика мгновенно преобразилось, окрасившись удивлением, а затем довольной улыбкой.
Договор с маленьким сообщником был заключен. Ему нужно было проследить за гостиницей, в которой Виктория остановилась вчера, перехватить Уильяма Лэма, когда он появится там и вовремя передать ему записку.
Вернувшись в церковь, Виктория заняла место в последнем ряду, внимательно слушая голос кюре. Он был спокойным и умиротворяющим, временами переходя на твердые и строгие интонации. Наконец, все завершилось, прихожане подходили к отцу Жану, о чем-то спрашивали и рассказывали свои печали. Казалось, этот человек обладает безграничным терпением и добротой. Потому что ни разу, пока вереница людей тянувшихся к нему не иссякла, на его лице не было ни тени усталости или равнодушия.
Увидев, что Виктория все еще сидит на своей скамье в опустевшей церкви, кюре подошел и сел рядом.
– Раз ты все еще здесь, тебе нужна помощь, – прозорливо заметил он.
– Благодарю вас за гостеприимство, я даже не могла надеяться на такое участие. Мне и вправду некуда пойти в этом городе. Пока я даже не могу ничего рассказать вам. Но поверьте, я не сделала ничего дурного.
– Я постараюсь поверить , сказал он, – ободряюще улыбнувшись.
– Может быть, у вас есть какая-то работа, чтобы я могла быть здесь полезной, не люблю бездельничать.
– Хорошо, поможешь Анне с нашим небольшим хозяйством, – просто согласился отец Жан, снова удивив Викторию тем, что не стал расспрашивать о причине ее неожиданного ночного появления.
Она весь день старалась отвлечься от тревожных мыслей об Уильяме, простой физический труд должен был помочь забыться на некоторое время. Анна была довольна новой помощницей. Ей до смерти хотелось разузнать о ней все, но видимо кюре настоятельно просил ее пока не лезть к девушке с расспросами.
Виктория ждала своего разведчика, постоянно оглядываясь на любые шаги и шорохи. Но мальчика все не было. Ожидание становилось невыносимым. Что если он не успеет передать Уильяму ее послание, что если тот уже схвачен неизвестными преследователями?
Вечером, когда Виктория сидела за столом вместе с Анной и отцом Жаном в той же уютной кухне, в окно ударился небольшой камень. Ее сердце почти сделало мертвую петлю от этого резкого звука. Она поняла, что к ней пришли. Это мог быть ее маленький шпион или… она затаила дыхание, как будто могла упустить хрупкую, невесомую надежду, на то, что через минуту, наконец, увидит любимые глаза.
* * *
Выбежав на улицу, Виктория сначала никого не увидела, пока чей-то очень знакомый голос не позвал ее по имени. Это казалось невозможным, странным и пугающим, но теперь она осознала, где могла слышать его раньше.
Спустившись с крыльца, она увидела мужчину, курившего неподалеку. Он обернулся, большие карие глаза полоснули по сердцу разрывающей болью.
Лицо его было обезображено страшными ожогами, но даже сейчас Виктория не сомневалась, кто стоял перед ней. Мужчина отбросил сигаретный окурок, затушив его ногой. Оцепенение не позволило ей двинуться с места, пока он приближался, не опуская лица, не пытаясь спрятать свои страшные шрамы. Он даже снял шляпу, словно хотел, чтобы она хорошо все рассмотрела.
Марк Леви – друг ее детства, ее товарищ, которого она давно оплакала, как и всех тех, кого потеряла в кровавой жатве войны, изучал ее своим тяжелым, совсем незнакомым взглядом. Тысячу раз, с того страшного дня, когда их задержали нацисты, она спрашивала себя, удалось ли им с Адамом выжить. Но прошли годы, послевоенная жизнь шла своим чередом, унося прошлое в потоке повседневности. Сейчас же, вместо радости она испытала страх, но не из-за лица, изуродованного шрамами, а потому, что за плечами Марка, казалось стоял, восставший из пепла времени, призрак войны, уничтожившей когда-то их детство и юность.
– Ты меня не узнаешь Виктория? Посмотри, как я изменился, хорошо посмотри, что они со мной сделали, – он горько и зло усмехнулся, – Если бы я не помнил ту девочку с соседней улицы, которая когда-то убегала вместе со мной с уроков, пряталась в сырых подземельях, я бы послал за тобой своих людей. И они бы не стали так мило разговаривать. Но я хочу знать, как ты могла предать нас всех, почему? Ну же, не молчи! Скажи что-нибудь!
Она не могла поверить, не понимала, о чем он говорит, не могла найти силы, чтобы сказать что-либо в ответ. По ее щекам текли слезы, она задыхалась в нервных спазмах, согнулась словно от боли, судорожно обхватив себя руками, пытаясь удержать рвущееся сердце.
– Когда я увидел Мельбурга в Нанси, – хладнокровно продолжил ее собеседник, глазам не поверил. Его же все считали убитым. Я долго гадал, что привело его к нам обратно, пока мне не доложили, что в гостинице им интересовалась какая-то девушка. Ты хоть представляешь, что я почувствовал, узнав тебя по описанию, увидев твой почерк в той чертовой записке?!
– Почему все это время ты не давал знать о себе Марк! – еле выговорила она.
– Да потому, что теперь я в среди тех, кто идет по следу нацистский тварей, таких, как твой Мельбург, которые не должны жить! – глаза Марка горели почти фанатичным страшным огнем, когда-то прекрасное лицо теперь было похоже на жестокую грубую маску, изготовленную многолетними страданиями и болью. Ей вдруг захотелось подойти и дотронуться до его дрожащей руки, выдававшую то волнение, которое он пытался скрыть.
До Виктории, наконец дошел весь смысл его обвинений. Для Марка, которому удалось выжить в застенках СС, Уильям был скрывающимся военным преступником, которого нужно было выследить и наказать. Это его голос она слышала на улице вчера вечером. Она не знала, кем были его единомышленники и сообщники и в чьих интересах действовали, но много раз читала о громких разоблачениях бывших офицеров СС, время от времени появлявшихся в газетах.
– Вы его задержали? – вдруг спросила Виктория, ожидая услышать самое страшное.
– Еще нет, но ты нам в этом поможешь! И может быть, мне даже удастся тебя простить.
– Как вы меня нашли?
– Это было не сложно. Не стоит давать подобные поручения детям. Они слишком доверчивы.
Вдруг он резко подошел к ней, порывисто схватив за тонкие запястья, приблизив к ней свое стянутое шрамами лицо с пылающими углями почти черных глаз:
– Расскажи мне, почему ты выбрала его?! Почему ты?! Сам Господь не создал бы более чистого, более светлого ангела, чем ты была для меня когда-то. Знаешь, о чем я думал, когда меня медленно убивали, когда я умирал сотни раз... я думал о тебе!
Виктория всегда считала, что мужчины, испытавшие столько лишений и боли, не плачут, но сейчас она видела, как соленая влага дрожала на веках Марка, готовая перелиться через край на израненные щеки.
Она осознала, что бежать ей некуда. Вся она сейчас была во власти человека, так хорошо знакомого ей и в то же время страшного в своем праведном гневе. И ей не за что было упрекнуть его. Он имел право на это, как и все те, кто потерял самое дорогое в жизни, из-за чьих-то омерзительных убеждений. Тысячи душ, тысячи испепеленных в крематориях тел, слезы, кровь и боль. Все это нестерпимо ярко проступало в обращенных на нее горящих глазах Марка.
– Я знаю, что ты не поверишь мне, даже если я поклянусь памятью своей матери и брата, – проглатывая слезы, сказала Виктория, – и знаю что сама бы не поверила на твоем месте, но нациста Вильхельма Мельбурга никогда не существовало, под этим именем скрывался совсем другой человек!
Искаженное болью лицо по-прежнему было рядом, голос оттененный металлом, говорил твердо и убедительно:
– Виктория ты не понимаешь, с кем связалась! Кому ты поверила! Забудь о том, что он говорил тебе. Такие как он всегда имеют несколько легенд, чтобы уйти от правосудия. Ты хоть знаешь, сколько невинных людей было отправлено на смерть по его приказу? Скольких он замучил в тех камерах, с которыми ты знакома не понаслышке? Он лишь воспользовался твоей наивностью. На самом деле, его руки по локоть в крови!
У Виктории почти не осталось сил, чтобы дышать и понимать что-либо. Страшные слова когда-то близкого друга посеяли в душе зерна тревоги и сомнений, которые уже прорывались острыми колосьями в ее воспаленный мозг. Надо было признать – она ничего толком не знает об Уильяме, доверяя лишь своему чувству. Но что, если лишь отчаянная любовь к ней, была его единственным оправданием , что если Вильхельм Мельбург это его настоящее имя? Могла ли любовь всей ее жизни оказаться жестоким палачом, который скрывается от возмездия? Это были вопросы без ответов. И она понимала, что единственное решение найдет только в собственном сердце.
– Ты должна содействовать нам в поимке Мельбурга. Другого шанса на искупление у тебя не будет. – словно сквозь туман расслышала она последние слова Марка.
* * *
Над городом сгустились густые холодные сумерки, мелкие огни гасли один за другим, в воздухе рассеивались запахи замерзающей осени.
Одинокая машина стояла на обочине дороги около маленького отеля в глубине старых улочек. Трое мужчин и хрупкая девушка с заплаканными глазами кого-то ждали .
Наконец, их терпение было вознаграждено. Вечернюю мглу разрезал яркий свет фар. Из остановившегося рядом автомобиля, вышел высокий темноволосый мужчина. Едва заметный надлом в его походке не оставлял сомнений в том, кем был этот незнакомец.
"Кто ты, Уильям или Вильхельм?" – задавалась вопросом Виктория, прильнув к стеклу. Ей тут же было приказано выйти из машины.
Он догадался сразу, стоило только полчаса понаблюдать за улицей, на которой стояла гостиница. Его все-таки выследили. Виктория, скорее всего, уже у них. Выбора не было, пальцы нащупали в кармане пальто холодное железо заряженного пистолета. Уильям знал, что рано или поздно это случится, что он где-нибудь просчитается, вот только не так быстро и глупо.
Его соглядатаи не принадлежали ни германской, ни французской стороне. Их интерес был не в стороннем наблюдении за его действиями, им нужен был он сам. Только одна организация могла действовать так упрямо и решительно – Моссад – политическая разведка Израиля...
Виктория стояла посреди пустой улицы, ощущая за спиной взгляды Марка и его товарищей по оружию. Сейчас они подпустят его поближе к ней, чтобы он потерял бдительность, а потом очень быстро и профессионально повалят на мостовую, заломив руки и заткнув рот.
В голове заработал невидимый секундомер, отсчитывающий драгоценные мгновения. Виктория сделала шаг и остановилась, поймав сосредоточенный, натянутый как струна, взгляд Уильяма. Нет, он мог быть только тем, кого она чувствовала в своем сердце. Благородным и сильным человеком, с непростой судьбой, который не мог лгать.
Она вдруг поняла, что делать, рванув к его машине прежде, чем Марк и его товарищи, которых она убедила в своем раскаянии и готовности сотрудничать с ними, смогли что-то предпринять.
Лэм словно ждал этого. Как только дверца захлопнулась, они резко тронулись с места. Звук взревевшего мотора прерывали выстрелы, им пытались пробить колеса. Машина ворвалась в темноту, унося их от погони. Небольшая заминка преследователей дала им фору. Они мчались по узким улочкам, каждый раз грозясь врезаться в фонарный столб или снести какую-нибудь ограду. Выскочив на загородную трассу, очень скоро заметили за собой черную машину, которая неумолимо сокращала расстояние, разделявшее их. Виктории казалось, что каждая секунда этой ночной погони закончится их гибелью, каждый раз, когда преследователи терялись из виду, она думала, что вот-вот им преградят путь. Скорость уже была запредельной , едко запахло жженой резиной, гонка, кажется, продолжалась уже целую вечность и ценой ее была жизнь и свобода. Кто-то должен проиграть. Они в последний момент проскочили почти опущенный шлагбаум, увеличив отрыв от преследователей. В сердце вспыхнул призрачный огонек надежды. Еще немного и они смогут уйти от погони.
Вдруг резкий вопль тормозов заполнил слух Виктории. Последнее что она успела почувствовать, был сильный и резкий удар. Их автомобиль на полном ходу врезался в ограждение и, грузно перевернувшись, как подстреленный зверь, полетел в кромешную темноту придорожных дебрей.
* * *
Ранним утром, недалеко от маленького городка Этамп, местной полицией был обнаружен обгоревший остов машины, мощный взрыв уничтожил все, что в ней находилось. Пока полицейские возились около дымящейся груды металла, с высокой насыпи на них смотрел странный человек, ссутулившийся как будто под тяжестью невыносимо тяжкого горя. По лицу со следами страшных ожогов текли слезы.
Глава 14
Зима 1951 не была безоблачной. Все еще продолжалась затянувшаяся Корейская война, за кулисами мировой политики велись теневые переговоры. Великие державы активно испытывали ядерное оружие, стремясь перегнать друг друга в смертоносных изобретениях. Казалось, мир по-прежнему ведет себя как нерадивый ученик, плохо помнящий свои уроки. Но пока существует жажда власти, ничто не остановит это чёртово колесо.
Высокий мужчина шел по улице предрождественского Лондона, он чувствовал как невесомые снежинки тают на его щеках, думая о предстоящей встрече, которая изменит его жизнь.
Поднявшись по лестнице знакомого здания, он через несколько минут оказался в просторном кабинете своего давнего товарища и соратника. Томас Олдридж радушно поприветствовал его рукопожатием и предложил устроиться в кресле напротив. В выражении лица собеседника было что-то лисье, может быть разрез хитроватых глаз, может хищная полуулыбка. Уильям никогда не мог разгадать, что было у него на уме.
– Искренне рад тебя видеть Уилл! Мы в управлении , признаюсь, думали, что в этот раз ты не выберешься живым. Только Лэм способен на такую авантюру. Теперь, после твоего возвращения с континента, нашему руководству ты как кость в горле. И зачем было так себя подставлять Моссаду?
– Я приехал не выслушивать твои увещевания Томас,– проговорил Уильям, сосредоточенно глядя в его лицо, – Мне нужен ответ.
– Что ж, меня просили передать, что с сегодняшнего дня ты должен уйти в отставку. Уильям Лэм может воскреснуть. С Моссадом все будет улажено, главное, мы избежали громкого скандала, за что ты чуть не расплатился своей жизнью. Подыщи себе какой-нибудь тихий спокойный уголок, ты это заслужил.
Уильям молча улыбнулся, больше ничего не нужно было объяснять, сегодня он перестанет быть тенью, скрывающейся под очередной маской.
– И еще, Мельбурн …– Олдридж сделал паузу, – помни, что даже у кошки только девять жизней. Твоя война закончена.
Когда Лорд Уильям Мельбурн вышел из кабинета, Олдридж, посмотрев ему вслед, понял, что с ним уходит целая эпоха. Генерал решительно закрыл последнюю страницу объемного досье, которое навсегда должно было сохранить тайну бывшего агента британской разведки.
***—
Виктория обвела взглядом бескрайние холмы, которые поднимались из-под земли, словно бугры на спине огромного древнего дракона. Все в этих краях было сказочным и уже каким-то родным, знакомым. Прошлой жизни не существовало, она сгорела в тот памятный день, на обочине дороги, возле дальних предместий Парижа.
Она инстинктивно притронулась к едва заметному шраму на виске, оставшемуся на память о той страшной ночи, ощутив под пальцами привычную неровность, и невольно зажмурилась, пытаясь найти равновесие в своей душе.
Ей вспомнилось как в чернильной темноте, накрывшей ее после падения, она ощутила сильные руки, оторвавшие ее от земли, живое биение сердца рядом с собой, тепло, окутавшее ее словно спасительный плащ. Она чувствовала Уильяма сквозь кровавую пелену, застилавшую глаза, сквозь оглушающий звук взрывающегося автомобиля.
Виктория не помнила, сколько ему пришлось нести ее на руках, время от времени теряющую сознание. Очнулась она только в маленькой гостинице, на окраине Парижа, куда они добрались поутру на попутных машинах. Ее рана, к счастью, оказалась поверхностной, понадобилось лишь наскоро обработать ее и наложить повязку. На следующий день поездом они выехали в Гаврский порт. Уильям продумал все. Преследователи, скорее всего, стали бы искать их в Кале, откуда был самый короткий путь через Ла-Манш, но не в стоящем на отшибе Гавре.
Долгое время Виктории не давал покоя вопрос, почему Марк не отдал приказ своим людям стрелять в них на поражение , почему не сделал этого сам, ведь он не смог бы промахнуться? Поверил ли он, что она погибла в той страшной аварии на дне оврага? Ответ напрашивался сам собой, и каждый раз отзывался в душе болезненным эхом. Наверно, она никогда не сможет забыть горящие омуты его глаз, в которых смешивалась ярость и боль от глубокого неразделенного чувства, пронесенного им через все ужасы войны...
Она открыла глаза, приходя в себя от нахлынувших воспоминаний, время от времени ей приходилось бороться с ними, говоря себе, что все уже позади, и назойливые призраки прошлого должны оставаться там, где им положено, за пределами ее новой жизни.
Нужно было найти Уильяма, который наверняка забыл про обед, отдавая все свои силы и время восстановлению этого старинного родового гнезда Мельбурнов в Ирландии. Впервые оказавшись здесь, она была поражена плачевным состоянием поместья, которому десятилетиями не уделялось должного внимания. Но их обоих не пугали трудности, ведь это был их дом, их будущее, за него они заплатили судьбе высокую цену.
На этот раз она разыскала мужа в большой гостиной. Он возился там с каким-то объемным свертком, разрезая веревки. Виктория чуть не вскрикнула от почти что детского восторга, когда увидела пышную колючую крону и ощутила запах смолы и хвои, который быстро расходился в тепле комнаты.
– А я уж подумала, что здесь хозяйничают леприконы! – шутя, заметила она, с лукавым прищуром, который так ему нравился.
Он, улыбаясь, притянул ее к себе, отметив самым нежным поцелуем ее глаза и чувственные губы. Никогда он не перестанет любоваться ею, наслаждаться ее близостью, и благодарить небеса за каждый день прожитый рядом.
– Хотите помочь, мэм? –спросил он , указывая на лежащую перед ними ель.
– Вы еще спрашиваете, сэр Мельбурн! – ответила она, сияя улыбкой.
Когда все гирлянды и игрушки заняли свое место на еловых ветвях, Уильям достал из коробки серебристо-белого, почти прозрачного ангела, с небесно-голубыми глазами и, протянув руки, поместил его на самом верху. Две теплые ладони окружили его сзади и приземлились на груди, у самого сердца. Виктория уткнулась в его широкую спину, она могла бы простоять так вечность, наслаждаясь его надежной силой, его теплом, его дыханием. Теперь она знала, кем они всегда были друг для друга, кем они стали, и кем они будут до своего последнего вздоха.
