Текст книги "Ангел во тьме (СИ)"
Автор книги: May Catelyn
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)
Глава 3
Виктория медленно приходила в себя после пережитого ужаса. Перед глазами снова мелькало мерзкое ухмыляющееся лицо напавшего на нее охранника, тот самый немецкий офицер, проводивший допрос и неизвестно откуда вдруг появившийся на ее крики, резкие звуки непродолжительной борьбы, капли крови на его высоких скулах, которые она разглядела, когда он наклонился к ней чтобы узнать, все ли в порядке. В его глазах – тигриная зелень, и сам он, как хищник, после схватки. Такое же напряженное, как струна, тело, сбивчивое дыхание, скрытая сила, исходившая от каждого его движения.
– Если бы он появился несколькими минутами позже, или вообще не пришел….– на нее снова нападал нервный озноб, который не давал сосредоточиться. Она должна была испытывать к этому человеку ненависть, но теперь чувствовала благодарность, смятение и неосознанное желание увидеть вновь. – Может быть, он и не лишен понятия о чести, но в остальном, такой же палач, как все они, – убеждала она себя.
В ту ночь ей приснился осенний лес, приятно пахнущий опавшей листвой, дождем, свежим утренним туманом. Мягкие размытые краски природы вокруг, похожи на полотно, созданное рукой неизвестного мастера. Носками ботинок она поднимает шелестящие листья, и беспечно подкидывает их на ходу, словно нет войны, нет горя и слез, нет боли и ненависти. Можно просто гулять, дышать, смотреть в чистое синее небо, не боясь, не прячась от патрулей и не вздрагивая от выстрелов. Ей ужасно хочется остаться там, но вдруг все меняется, словно нерадивый школьник проливает чернила на свою тетрадь. Тьма окутывает ее со всех сторон, накатывая густыми волнами, в которых исчезает прекрасный осенний лес. Она оказывается в кромешной непроглядной мгле, начиная погружаться в нее и тонуть как в трясине. Она кричит от ужаса и подступающего безумия, на последней грани, отделяющей ее от бездны. Ей кажется, что никто не слышит ее, и это длится целую вечность. Она изо всех сил старается высвободиться из затягивающего ее омута, но не может. Внезапно, чьи – то сильные руки поднимают ее и отрывают от земли, она слышит рядом живое биение сердца, чувствует тепло окутывающее ее словно спасительный плащ. Слышит мягкий хрипловатый голос, в котором читается тревога. Она, обнимает его за шею, осторожно притрагиваясь к его коже, чувствуя страх и трепет, но одновременно желая раствориться в его объятьях, уже где-то высоко: над временем, над тьмой, над бездной и над самой смертью.
Проснувшись, она почему-то еще чувствует его присутствие. Ей стыдно, она противна сама себе, потому что понимает, кого только что видела в своих снах. Она пытается избавиться от навязчивых воспоминаний: – Так не должно быть. Это не правильно. – уговаривает она себя.
Ее размышления прерывает скрежет ненавистного замка. Она невольно вздрагивает, когда дверь открывается, и на пороге появляется дежурный офицер, чтобы отвести ее на очередной допрос.
* * *
Идя по коридору, который кажется бесконечной серой шахтой, она чувствует тяжелые шаги позади себя, холод стали на своих запястьях и все еще не понимает, что все это происходит с ней. Отогнав непрошенные мысли, она призывает все свои силы, чтобы выдержать то, что ей, предназначено.
Внутренний борец, который жил в ней, никогда не позволял поддаться страхам и сомнениям. Она вспоминает, как вместе с Марком и Адамом восторженно читала призыв сторонников Сопротивления, напечатанный в подпольной газете, которую они старательно прятали в одном из своих подземных убежищ: «Действуйте, действуйте, действуйте! Отвечайте силой на репрессии вишистской полиции и гестапо. Взрывайте железнодорожные пути, мосты, шлюзы, поджигайте заводы. Пусть каждый патриот считает своим священным долгом вооруженную борьбу против слабеющего врага, вынужденного распылять свои силы. Действуйте, действуйте, действуйте! Только так мы можем подготовить национальное восстание, ускорить открытие второго фронта в Европе и приблизить час нашего освобождения»
Тогда они еще не знали, что все закончится для них так быстро, так глупо и безрезультатно. Неужели нет выхода? Неужели она так и не сможет отомстить за своих родных? Справится ли она с тем, что выпадет на ее долю, устоит ли под пыткой и страхом смерти, сможет ли не выдать тех людей, которые стали ей второй семьей?
* * *
Эта осень казалась бесконечной. Каждый день теперь поступали сводки о новых саботажах, взрывах, забастовках, партизанских вылазках. Мельбург с удовлетворением отмечал, что все это признаки приближающейся агонии Рейха. Жизни трех молодых людей сами по себе ничего не значили для его командования, но благодаря им, можно было выйти на более крупную рыбу, и никто не собирался этот шанс упускать. Двое юношей и маленькая девушка, ставшая уже невыносимой болью для него, знали, где франтиреры и партизаны и скрывают свои подпольные склады. Если он будет тянуть время и в ближайшее время не получит никакой информации, его в чем-нибудь заподозрят.
Мельбург вдруг обернулся, пробуждаясь от тяжелых мыслей, услышав, как открылась дверь.
Сегодня она показалась ему еще бледнее, но на ее осунувшемся лице пронзительно ярко сияли глаза, полные упрямой решимости. Королевская осанка, гордо поднятая голова не могли породниться с ее потертым платьем и короткими волосами, которые открывали трогательно тонкую шею. Сердце Уильяма Лэма сжалось. Он содрогнулся при мысли, что никакие угрозы не сломят эту гордую девочку. Но все же, чтобы успеть спасти ее, он должен был получить хоть какие-то сведения. Поэтому Вильхельм Мельбург выглядел собранным и суровым как обычно.
Неожиданно, она сама начала разговор:
– Я так и не сказала вам спасибо. Вы хорошо заботитесь о своих узниках.
– Благодарность или ирония? Скорее всего, она не может преодолеть чувство отвращения, – подумал он, мысленно окидывая взглядом свою черную форму, красную повязку с черным крестом на рукаве, нацистский орден на шее. Как может она быть благодарной ему, ведь в ее глазах, он был одним из тех палачей, что расправились с ее семьей и близкими друзьями, лишив дома, заставив скитаться в темных лесных дебрях, среди таких же отверженных душ.
– Я рад, что оказался там вовремя. Мы не должны допускать такое поведение в своих рядах. Надеюсь, вы оправились от потрясения, и мы можем продолжить нашу беседу, – спокойно сказал Вильхельм, показывая ей на стул, который распорядился принести сюда заранее.
На этот раз она села, хладнокровно и торжественно объявив:
– Можете звать сюда своих подручных, я все равно ничего не скажу. Я готова умереть.
От досады Мельбург почти сломал карандаш в своей руке: – Упрямая девчонка! Вчерашнее происшествие ничему ее не научило! Как она себе представляет допрос с пристрастием?! Как очередное приключение?! Приносит себя в жертву?! – думал он в смятении.
Он вдруг осознал, что сам он поступил бы так же. И теперь, с каждой минутой понимая сходство их характеров, увидел, на каких ее слабостях может сыграть.
– Виктория, вы не оставляете мне выбора. Я понимаю ваше упорство, но оно все равно никого не спасет. Днем позже или днем раньше мы все узнаем. Не от вас, так от ваших друзей. Если вы все не расскажете, нам придется пытать их сегодня. Их смерть будет долгой и мучительной. И виновницей этого станете вы.
В этот момент он ненавидел Вильхельма Мельбурга сильнее, чем обычно, однако шантаж сработал. Виктория побледнела еще больше, ее напускная храбрость куда-то исчезла и она вдруг посмотрела на него растерянно, непонимающе, сглотнув подступивший к горлу ком. Он понял, что выигрывает и перешел к следующему пункту своего плана.
– Вы должны рассказать, где находится подпольный склад с оружием и взрывчаткой. В свою очередь, я гарантирую, что Марка и Адама не тронут. Если вы окажете нам содействие, вам всем сохранят жизнь. Нам нужно лишь предотвратить очередные диверсии. Преследовать беглецов, скрывающихся в лесах, мы не станем. Решайте, что для вас важнее: бесполезное мученичество или спасение своих друзей?
Ее уверенность, ее решимость, ее воля рушились как карточный домик после такого ультиматума. Виктория вдруг вспомнила веселого кареглазого Марка, с густой лохматой шевелюрой и слегка стеснительного, худощавого Адама, которые были ей как братья с той поры, когда их счастливое детство еще не было отравлено войной. На миг она зажмурила глаза, пытаясь отогнать страшные видения увиденных однажды средневековых гравюр с изображением всевозможных пыток, которым когда-то подвергала людей инквизиция. Нет, этого не случиться, она не должна допустить.
Увидев ее смятение, обергруппенфюрер понял, что его уловка сработала, и резюмировал их разговор:
– Я знал, что вы умная девушка и примите верное решение, от которого напрямую будет зависеть участь ваших друзей. Подробно опишите место, где спрятаны боеприпасы. Это все что я хочу знать.
Глядя на нее, он мысленно просил: – Ну, пожалуйста, отбрось свою отчаянную храбрость, помоги мне спасти тебя. Но после длительного молчания, в течение которого она, казалось, впала в оцепенение, ее руки вдруг резко отодвинули от себя чистый лист, на котором она должна была написать свои показания.
Когда ее вывели из допросной, Вильхельм нервно закурил и прошелся по комнате, чувствуя, что теперь ее ненависть к нему стала еще сильнее. Мельбург все сделал для этого. Раньше он и подумать не мог, как больно чувствовать себя врагом для той, ради которой он сам готов был принять все муки ада.
Ловушка, приготовленная для него судьбой, захлопнулась, вынесенный ею приговор подлежал исполнению.
* * *
– Вам точно не понадобиться конвой? С удивлением переспросил дежурный офицер.
– Думаете, я не справлюсь с тщедушной девчонкой? Лучше перестаньте задавать глупые вопросы и отведите ее в мою машину. Мельбург сделал каменное лицо и уверенной, годами отрепетированной походкой зашагал к черному автомобилю. Через несколько минут он нажал на педаль газа и подъехал к пропускному пункту.
Глава 4
В зеркало заднего вида он наблюдает за тем, как она старается подавить свой страх, закрывает глаза, чтобы сдержать волнение. Но это плохо ей удается. И его сердце наполняется уже знакомой болью, которая железной хваткой держит за душу, не позволяя мыслить рационально.
За все время, пока он работал в СС, он не позволял себе и малой толики того, что натворил в последние дни. Особенно сейчас, за рулем машины, на заднем сидении которой сидела виновница его безрассудства, он ощущал тяжелое дыхание неотступного рока. Мальчишки так и не сознались, упирались как черти. Значит, осталась только она. Скоро у него поинтересуются, почему так долго он не может расколоть какую-то девчонку, почему лично занимается этим вопросом, когда на его плечах командование всем гарнизоном города.
На пропускном пункте быстро посмотрели его документы и внимательно уставились на заднее сидение, где в наручниках сидела худенькая девушка, с большими испуганными глазами. Предупредив их вопрос, обергруппенфюрер кратко объяснил.
– Эту заключенную приказано доставить для разбирательства по делу о взрывах. Я не могу задерживаться.
Отдав честь, постовые пропустили машину Мельбурга.
Когда пропускной пункт был пройден, он обреченно вздохнул, подумав, что сейчас совершает самую большую глупость в своей жизни, рискуя всем, чего удалось достичь за долгие годы.
Отъехав подальше, за город, он остановился. Вокруг них умирала осень, На деревьях уже не осталось и следа от роскошного наряда, только мокрый ковер из опавших листьев под ногами был напоминанием об ускользающей красоте.
Выйдя из машины, он открыл заднюю дверь и помог ей выбраться. Достав из кармана ключи, Уильям снял с Виктории наручники, с досадой отметив, что железо оставило красный след на ее нежной коже.
Она дико смотрела на него, не понимая, зачем он привез ее сюда. Что собирается делать? Но она была давно ко всему готова. – Все равно лучше умереть здесь, в лесу, чем в мрачных сырых застенках. Даже если она попробует убежать, он догонит ее в считанные минуты. Только бы все это продолжалось не долго. Виктория зажмурила глаза. Он, наверное, прикажет ей повернуться спиной, чтобы легче было стрелять. Нет! Это не возможно! Почему-то она была уверена, что он не сможет так поступить.
И, словно прочитав ее мысли, он сказал:
– Вам не нужно бояться, я не собираюсь причинить вам вред. Сейчас вы должны внимательно меня выслушать. Я не мог быть откровенен при допросах, ведь нас могли прослушивать, поэтому мне нужно поговорить с вами на нейтральной территории. Может быть, в это трудно поверить, но я искренне хочу вам помочь.
Он увидел в ее глазах недоверие и страх.
– Помочь?! Ей?! Почему?! Это очередная игра? – в смятении думала девушка, не зная, что отвечать.
– Я, к сожалению, не могу рассказать вам большего, но знайте, что мне не безразлична ваша судьба. Вы должны довериться мне, иначе вам и вашим товарищам грозит верная смерть. Если вы не расскажете мне, где они прячут оружие, завтра отряды СС начнут прочесывать лес вдоль и поперек, пока не перебьют всех, кто в нем укрывается и не найдут то, что ищут.
– Это очередная уловка? Вы думаете что я так наивна и глупа для того чтобы поверить вашим словам? Вы же наверняка отправили за собой машину с картельным отрядом, в надежде, что я поддамся и все вам расскажу, – произнесла Виктория, стараясь выйти из оцепенения, вызванного его словами.
– Понимаю, вам трудно поверить, но это единственный шанс, который у вас есть. Если сегодня я доложу своему руководству, что расследование закончено, и подпольный склад с оружием найден, они перестанут вами интересоваться. Тогда я напишу рапорт о том, что вы казнены. Никто не станет проверять. Ежедневно, подобным образом расправляются с сотнями людей. Я хочу, чтобы вы жили Виктория.
– Почему именно я? А как же Марк и Адам? Что будет с ними? – почти выкрикнула она в звенящую осеннюю тишину леса.
– К сожалению, я не смогу их освободить. Но им сохранят жизнь. В числе группы рабочих они будут отправлены в Германию. Сейчас там не хватает людей и поэтому Рейх направляет туда жителей оккупированных территорий, в качестве бесплатной рабочей силы. Это незавидная участь, но она лучше, чем верная смерть.
Он ненавидел себя за эту ложь, ведь спасти ее друзей было невозможно, но как еще он мог убедить ее принять помощь.
– К тому же, – сделав паузу, неожиданно, добавил он, – я уверен, что силы вермахта на исходе. Скоро настанет их последний час. И я один из тех, кто будет рад этому.
В глазах Виктории застыло недоумение – Такое не может говорить обергруппенфюрер СС! Это просто невозможно! – стучало в воспаленном мозгу, между ее бровями появилась тревожная складка.
– Кто вы? Я должна знать…чтобы поверить! – вдруг напрямую спросила Виктория.
Два ледяных аметиста смотрели на него в упор, не давая шанса уйти от ответа.
– Я тот, кто давно не слышал своего настоящего имени, – после мучительной паузы произнес он на одном дыхании, сам удивившись, как это легко получилось.
Он почти видел, как его фигуры слетают с шахматной доски.
Ей не потребовалось больше ничего объяснять, она сразу поняла, о чем идет речь и пораженная застыла на месте, не зная, что сказать в ответ. Теперь все части головоломки сложились. Только сейчас она поняла, чем рисковал этот человек, помогая ей. Оказалось, что монстр, которого она видела в черной эсэсовской форме , существует лишь для прикрытия кого-то другого, того кто смотрел на нее из глубины печальных нефритовых глаз.
Он сам был шокирован своей откровенностью. То, что он сделал, было недопустимо и смертельно опасно. Но каким-то непостижимым образом он полостью доверился этой девочке, которая сейчас изучала его своим проницательным удивленным взглядом, стараясь осмыслить открывшуюся перед ней правду.
Виктория молчала, по-прежнему во все глаза, глядя на него, пытаясь осознать то, что услышала. Он предлагал ей жизнь и свободу. У нее все равно нет выбора. Или она доверится ему или умрет, так и не отомстив за своих родных. Голос разума кричал ей, что, быть может, это ловушка, в которую ее умело заманили, что она, возможно, предаст своих друзей. Но сердце призывало верить, а еще где-то в глубине души уже ясно и отчетливо проступало сильное и опасное чувство, которое уже нельзя было уничтожить.
Как должно быть странно и подозрительно они выглядели сейчас – маленькая хрупкая девушка и высокий офицер СС в черном кожаном пальто, возвышающийся над ней словно каменный утес. Ей нужно было решить, кто он – демон, который толкает на малодушное предательство, или ангел, явившийся среди этой тьмы, чтобы подарить ей жизнь.
Мама говорила, что у каждого человека есть ангел хранитель, он наблюдает за тобой с небес и в самый трудный момент всегда приходит на помощь, нужно только верить. Виктория перестала верить в тот страшный день, когда бежала, как загнанный зверь, по темным непроходимым дебрям, потеряв семью, друзей и родной дом.
– Это место не далеко отсюда, в старых римских катакомбах, – вдруг решительно произнесла она, глядя ему в глаза, но уже без презрительного вызова.
Святые небеса! Она, наконец, доверилась ему! Мельбурн не мог скрыть своего ликования, которое наполнило и излечило его измотанную душу за считанные секунды. Больше он не ощущал себя ее надсмотрщиком и врагом. Но плата за эти мгновения была баснословной.
Он подошел к машине, сняв пальто и китель, надел простую куртку и кепку, быстро справившись со своим перевоплощением. Теперь Мельбург больше походил на обычного жителя этих мест, который вышел проверить свои капканы. Уильям отметил, что у нее была прекрасная возможность сбежать, но она ею не воспользовалась.
Виктория показала ему нужное направление, и они окунулись в лесную чащу. Она все вела его по каким-то, ведомым только ей, лесным тропам, прислушиваясь и осматриваясь, словно маленький юркий зверек. Было очень странно и непривычно идти за ней в шелесте опавших листьев, смотреть на ее сосредоточенное лицо, наблюдать за ее движениями, когда она отодвигала руками преграждавшие путь ветви деревьев. Это было сплошное безумие, которому он поддавался с легкостью мотылька летящего на огонь. Они поменялись местами. Теперь уже его жизнь была в ее руках. Сейчас она запросто могла сдать его партизанам, которые бы не стали разбираться кто он на самом деле.
Наконец, перед ними оказался небольшой скальный выступ, внутри которого хорошо угадывался вход в затерянные римские катакомбы. Виктория оглядела все вокруг, прислушалась к шорохам леса.
Предупредив его вопрос, девушка сказала:
– Они приходят сюда только ночью, мы долго следили за этим местом, прежде чем взять, что нужно.
Он достал карманный фонарь, чтобы осветить им путь в подземелье. Полностью доверившись ей, он шел по узкому лабиринту, словно зачарованный лесной феей странник. Но все сомнения остались позади, и он теперь просто повиновался своему бесстрашному проводнику. Внезапно, луч света выхватил из кромешной темноты просторное помещение, в котором плотными рядами лежали ящики и мешки. Уильям сразу понял – они на месте.
– Вы клянетесь, что не допустите расправы с беглецами из гетто? – ее голос был полон тревоги и страха. Она сама не понимала до конца, как смогла довериться Мельбургу. Что в нем так располагало, не давая усомниться в том, что он говорит правду? Ей казалось, что она уже видела когда-то его глаза, может быть в том запретном сне, а может быть еще раньше, на полотнах старинных мастеров, которые еще до войны рассматривала в иллюстрированных энциклопедиях местной библиотеки. Так или иначе, она доверила ему жизнь нескольких десятков людей, среди которых были дети и старики.
– Здесь полно боеприпасов! Хватит, чтобы расправиться с несколькими сотнями оккупантов. Но я думаю, что этот склад не единственный. Сопротивление не пострадает от того, что он будет уничтожен. Его уже не остановить. Европа поднимается, чтобы сбросить с себя чумное бремя. Я клянусь, что ваши друзья, скрывающиеся в лесу, останутся в живых. – Уильям внимательно смотрел на сосредоточенное лицо Виктории, в котором все еще читалось недоверие и страх.
– После своей операции, мы хотели добраться до ближайшего партизанского отряда и помогать им. Но все пошло не так, как мы планировали… – тяжело выдохнула она.
– К сожалению, у жизни на все свои планы, Виктория. Иногда нам приходится это осознавать, но только порой бывает слишком поздно. – он посмотрел куда-то вдаль, обратившись к каким-то, известным только ему воспоминаниям. Очнувшись от своего секундного раздумья, он произнес – Лучше поскорее уйти отсюда, чтобы не столкнуться с теми, кому принадлежит склад. Если вам это не удалось, то совсем не означает, что сейчас будет то же самое.
Снова лабиринт узких лазов и коридоров, снова тьма и вот они на поверхности.
Виктория с беспокойством смотрела на Мельбурга. Сейчас она узнает, не напрасно ли поставила на карту свою жизнь и жизни других людей. Сердце бешено забилось в груди, ожидая, что будет дальше.
Увидев ее волнение, то, как она сжала кулаки, до такой степени, что побелели костяшки, как тревожно закусила губу, стараясь сдержать эмоции, Уильям произнес:
– Что же, наша сделка состоялась, Виктория. Вы свободны. Теперь вам нужно поскорее добраться до своих. Через несколько часов я приеду сюда с отрядом солдат, чтобы ликвидировать склад. А ваша жизнь уже никого не будет интересовать. Официально вы будете уничтожены.
Она смотрела на него, не в силах поверить в только что сказанное им. Но ведь это, черт возьми, очень опасно. Он увез заключенную, диверсантку, а обратно вернется без нее. По правде говоря, ей незачем было тревожиться за него, ведь она была свободна и могла сообщить своим товарищам об опасности, увести их подальше от этого места. Однако вопрос сорвался у нее с языка, словно сам собой:
– Как же вы объясните мое исчезновение?
– В рапорте будет указано, что вы сообщили нужную информацию, указав место, где спрятаны боеприпасы, а затем попытались бежать. Я застрелил вас на месте и оставил в лесу.
Виктория почувствовала, как холодеют ее руки, в горле пересохло. Она едва услышала себя:
– А мое тело…
– Рейх захлебывается в крови. Вы наверно знаете о тех эшелонах, в которых тысячи людей отправляют как скот на бойню – он на секунду потерял самообладание, сейчас было видно, что он не сдерживает эмоции, как обычно, надев маску обергруппенфюрера. Теперь она видела другого человека, которому пришлось многое пережить. – Это мелочи для них, в такое время, к тому же у меня хорошая репутация.
В прозрачном осеннем воздухе повисло молчание. Тяжело вздохнув, собравшись с мыслями, он сказал, посмотрев ей в глаза, с грустной полуулыбкой:
– Возможно, мы с вами никогда больше не увидимся, Виктория… Но я надеюсь, что когда эта война закончится, вы обязательно будете счастливы. Пообещайте мне это.
В его голосе была нескрываемая, пронзительная боль, прозрачная зелень в глазах стала холодной, как осенняя ночь. Ей вдруг захотелось подойти к нему ближе, дотронуться до этих высоких точеных скул, тонкой линии губ. Она смотрела на него так, как будто старалась забрать с собой этот миг полного и неожиданного доверия между ними. Тихо, почти шепотом она попросила:
– Знаю, что это неуместно, …но я хочу знать… хочу помнить ваше имя.
Он вздрогнул от этой внезапной просьбы и, после непродолжительного молчания, неожиданно севшим голосом, впервые за много лет, произнес:
– Уильям…
– Я никогда не забуду… Уильям, – также тихо повторила она. И звук его имени, произнесенный ею, показался ему совершенной мелодией, за которую он мог бы тысячи раз отдать свою жизнь.
Через минуту, ее хрупкая фигурка скрылась, как лесной эльф в чащобе спасительного леса.
Он еще немного постоял на месте, вглядываясь в лесную глушь, прислушиваясь к мягкому хрусту веток под ее ногами. Когда все затихло, он поспешил к своей машине, Сегодня все вернется на свои места. Требовалось только написать рапорт о казни диверсантки при неожиданной попытке к бегству. Вильхельм Мельбург переоделся в свою форму. Грязную, от лазания по пещерам, одежду, пришлось спрятать здесь же.
Внезапно, звенящую тишину леса пронзил выстрел. Уильям почувствовал, как обжигающая боль разливается где-то между ребер, парализуя его движения. Он хотел обернуться, чтобы посмотреть, откуда стреляли, но уже не мог. Его накрыла густая багряная тьма.
