Текст книги "Такой, как ты (СИ)"

Автор книги: Маугли Д

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

   – Дмитрий Сергеевич, уберите секторы на сети, – говорю я, как о чем-то обыденном, о том, что начальство хотело, но позабыло сделать, потому что подчиненные не напомнили.

   Астахов думает о своем и отвечает неторопливо, будто всё уже давно закончилось. Не закончилось. Еще ждать и ждать.

   – Свернуть все секторы? Сразу? Невозможно. Программа не позволяет. Только десять процентов.

   – Отключить программу?

   – Она на жизнедеятельность завязана. Чем дышать будем?

   – Вручную?

   – Как вручную?! Лезть на борт и отцеплять?!

   – Вот именно...

   Астахов некоторое время смотрит на меня, морщится, а потом неуверенно тянет:

   – Ты пойдешь?..

   – Пойду, – резко отвечаю я. – А вы останетесь. Контролировать будете.

   – Мы пойдем, – говорит Тинта. – Помогать. Один – не успеешь. План понят.

   – Вот и помощницы, – радуюсь я, – а вам, Дмитрий Сергеевич, общим руководством заниматься. И, кстати, не забудьте десять процентов программно свернуть.

   Астахов с досады машет рукой, но возразить не может. Двадцать минут...

   Хорошо, что я не снимал скафандр. Хорошо, что успел до отказа заполнить баллоны кислородом из запасов пункта. Хорошо, что навыки работы в невесомости я давно отработал. Хорошо, что у меня есть помощники – разумные, которые четко представляют цель и знают, что делать. Плохо всё остальное. Времени до обидного мало. Подлетит рой, ударит камешком в темечко, и меня перестанут волновать проблемы сохранения сети. Меня перестанет волновать вообще всё. Наверно, я буду абсолютно спокоен. И даже не буду видеть снов. Например, таких, как сейчас...

   Я мотаю головой внутри шлема, стряхивая наваждение. До покоя далеко. Кислородное голодание пока не грозит. Нужно работать, а не растекаться мыслями. Нас выносит из наблюдательного пункта, мы разворачиваемся, и каждый из нас устремляется к своим секторам – отцеплять сеть от направляющих нитей. Как – бригадир подскажет. И первый раз, и второй. На третий уже не надо. Постепенно появляется автоматизм движений.

   Убрать фиксатор, выдрать крепление и сразу отпустить угол. Упругий материал моментально сжимается, и сектор сворачивается в рулон, устремляясь к наружному краю сети. До свидания.

   Магнитные крепления на страховке держат надежно. Шаг в сторону. Следующий сектор. Фиксатор, крепление, отпустить. Гланг не видно – они заслонены корпусом пункта. Астахов так и не сказал, сколько в этой сети секторов. Не говорит – сколько у нас времени. Не говорит – какие сектора подвергнутся максимальному обстрелу. Какова прогнозируемая площадь поражения. Много чего он не сказал и не скажет. Я не спрашивал.

   – Тинта, отстаешь, – слышу я голос бригадира. Меня он почему-то не подгоняет. Не хочет расстраивать? – Пять минут на работу. Не старайтесь убрать всё. Сколько успеете.

   Это правильно. Только успеть надо больше. Больше, чем можешь. Больше, чем хочется. Больше. Еще и еще. Скорее. Самоконтроль. Четкость. Не думать о постороннем. Вообще не думать. Существует только сеть. Ничего кроме. Ни мутного пространства открытого космоса, ни радужных всполохов на сворачиваемых секторах, ни странных белых вспышек перед глазами...

   Голос бригадира в наушниках раздается как всегда неожиданно.

   – Первые камни. Будьте внимательны.

   – Они с какой скоростью летят, Дмитрий Сергеевич?

   – Десять километров в секунду. Комп пишет.

   – Мы ж их даже не увидим, если они мимо пролетят. А если не мимо – тоже не увидим. Смотреть нечем будет.

   – Если попадут – увидишь... – мрачно пророчествует Астахов. – Ты – не такая уж и крупная цель. Сеть гораздо больше тебя. Гораздо... Так. Достаточно. Уходите. Немедленно. Быстро.

   Что ж, прямой приказ бригадира. Я отцепляю последний сектор и плыву к шлюзу. Гланги уже там – ждут меня. Мы возвращаемся в наблюдательный пункт. Его стены – слабая защита от осколков астероида, но лучше уж такое убежище, чем никакого. Втискиваемся в шлюз, и я опять поражаюсь, как гланги могут без видимого вреда для себя находиться в открытом космосе. И не просто находиться, а еще и работать.

   Однако сейчас мне не до ксенологических изысков. Закончится смена, тогда этим и займусь. Как бы она не закончилась.

   Контрольные огоньки успокаивают: с наблюдательным пунктом всё в порядке. Будем надеяться, что так и останется до самого конца. Будем наивными. Наивным быть просто и хорошо.

   Астахов висит перед пультом. Лицо у него красное, распаренное, капельки пота стеклянными бисеринками липнут к волосам. Он тяжело отдувается. Видно, что пришлось ему несладко. Сил почти нет. И он даже отвечает на мой вопрос «что случилось?».

   – Со станцией говорил, – бригадир пробует залезть пальцами за горловую манжету скафандра и морщится, потому что до тела никак не добраться. – Мозги мне компостировали. Насчет поведения. Выговором не отделаюсь. Ну, если живым останусь.

   Астахов подхихикивает. Он явно не верит в возможность скоро распрощаться с жизнью и выговор для него – самое страшное из того, что наверняка произойдет.

   – Как рой пройдет, обещали сразу катер прислать. Для эвакуации. Так что платформу не придется отстыковывать. Еще остановить обещали. Когда полный круг сделаем. Потом помогут обратно сектора натянуть. Так что всё нормально.

   Астахов бодрится. Он не может знать, как пройдет рой. Комп всего лишь дает вероятность столкновения. Осколков слишком много, чтобы учесть их все. Погрешности в вычислениях неминуемы. Всегда есть шанс вытащить счастливый билетик. И точно такой же шанс – несчастливый.

   Я смотрю на экран. Схема сети прочерчена черными широкими полосами в тех местах, где мы свернули сектора. Не более половины общей площади. Да, вот и комп подтверждает: «Внимание! Площадь защиты 51%! Немедленно восстановите до нормативных параметров!» Это он зря требует. Мы ж не для того старались. Восстановим, чего беспокоиться. Но потом.

   Времени всего ничего. Уже секунды мелькают. Сейчас долбанет. Закрыть глаза, отвернуться. Чтобы не видеть. Но изображение мелькает, и вместо схемы появляется совсем другое.

   Кто догадался вывести на экран вид сети со стороны фокуса? Как мишень, в которую метит неопытный стрелок. Если долго стрелять, даже слепой попадет куда-нибудь. Куда-нибудь. В нас, не в нас. Хочется стать маленьким, забиться в темную нору и не выглядывать. Но неистребимое любопытство ужаса подталкивает тебя. И ты глядишь, как привязанный, на сеть. И ждешь удара.

   Противно пищит сигнал таймера. Ноль.

   Рой пришел.

   Я почти чувствую, как рвутся неубранные нити сети, как ломаются ребра жесткости, как выходят из строя двигатели коррекции курса. Не замечаешь, как пролетают обломки астероида – слишком быстро. Замечаешь, когда обломок попадает в цель. «Быстро гаснущие вспышки разноцветным фейерверком...» Кто это написал? Когда он попадал под астероидную атаку? Почему я думаю о такой ерунде?

   Я знаю – почему. Я жду.

   Синие и малиновые вспышки. Зеленые радуги. Желтые россыпи огней. Дрожь, толчки, пульсации. Я жду.

   Гнусавые голоса, бормочущие на непонятных языках, то низкие, то высокие, хриплые и нежные, пронзительные и невнятные. Чужие голоса, сулящие одно и тоже. Я жду.

   Резкий запах человеческого пота, медвяно-бензиновый – гланг, металлически-ржавый – оборудования. Раздражающая сухость воздуха. Не продыхнуть. Я жду.

   Вкус крови из треснувших губ. Горечь миндаля. Сладость воды. Всё потом, потом... Я – жду.

   Я дождался.

   – «Внимание! Отмена астероидной угрозы! Переход на штатный режим работы! Внимание!»

   – Прогноз?! – срывает голос Астахов.

   – «Вероятность поражения ноль целых семь десятых процента. Рой прошел. Рекомендую...»

   Слышен слабый треск в наушниках, и голос компа замолкает. И сразу же в корпус отдается тяжким ударом.

   – Вот тебе и семь десятых. Попал напоследок.

   Вой сигнала разгерметизации. Свист уходящего воздуха. Автоматическое захлопывание лицевых пластин на шлемах. Аварийное освещение.

   Осколок ударяет куда надо. Как раз в то место, где может нанести максимальный вред. Вырубилась система жизнеобеспечения, отключилась вся энергетика контрольного пункта, не функционирует контрольно-следящая аппаратура, управляющие системы. Мы – в остывающем пузырьке, быстро теряющем воздух. И этот пузырек, не слышит, не видит и не может никому сообщить, что происходит с ним и с разумными на его борту. Что делать разумным в такой ситуации? Правильный ответ – ничего. Ждать. Не двигаться. Уснуть. Экономить кислород. Глангам, конечно, проще. В крайнем случае, они помогут спасателям вытащить наши с Астаховым тела из пункта. Тинта и Рисса доживут до прилета катера. Про нас я не уверен.

   – Клим, ты как? Рация работает?

   – Работает...

   – Значит, порядок. А у меня не очень: плохо тебя слышу. Так что если не буду отвечать, это совсем ничего не значит. Слушай, я тебе что-нибудь расскажу. Ну, чтоб ты себя увереннее чувствовал. Потому как сколько нам ждать – я не знаю. Мало ли когда они катер вышлют. Нет, надо, конечно, надеяться, что сразу, как только рой пройдет. Кого им еще спасать, кроме нас? А вдруг, есть кого? Более значительного. По должности, или по количеству. Что им два человека, если где-то сотня помощи дожидается? Хотя, вряд ли. Откуда столько народа на станции? Да и если на станции – им ведь помощь не нужна? Конечно, могло корабль какой-нибудь задеть, случайно пришедший, когда астероид пролетал. Так ведь не было кораблей. Я ситуацию отслеживал. Так что нас и будут спасать. Им же тоже поработать хочется. Мы – лакомый кусочек, так сказать.

   – Что, дефицит аварийных ситуаций? – пытаюсь я поддержать монолог Астахова. – Когда ж в последний раз спасатели по специальности работали?

   – Давно у нас такого не случалось... Да что давно! Вообще никогда! Я-то думал, что в самое спокойное место тебя посылаю. Вишь, как оказалось. Просчитался. Ты уж извини.

   – Ничего, Дмитрий Сергеевич, всё нормально, – успокаиваю я его. До красного сектора в манометре еще минут пять кислорода. Если его экономить. Если не делать резких движений. Если отрешиться от всего, что беспокоит. От мыслей. От образов. От посторонних звуков...

   Я слышу сигнал в полусдохшей рации: «Сеть, ответьте! Сеть, ответьте! Сближаемся с вами. Приготовиться к эвакуации». Астахов не слышит. Его рация не работает на прием. Он что-то непрерывно бормочет, забивая мне далекий сигнал, мешая понять, что от нас хотят спасатели. Ничего особенного: чтобы мы не мешали им делать свое дело. Хорошо, что Астахов не слышит их, а то живо полетел бы выговаривать, что они всё делают не так, а как надо – он им сейчас покажет!

   Кислород на исходе. Я еще не научился дышать пустотой. Хочется откинуть лицевую пластину и вдохнуть. И надо уговаривать себя, что в помещении воздуха еще меньше, чем в баллонах скафандра. Гланги суетятся у шлюза. Астахов висит спиной к ним, лицом ко мне. Шлем кажется круглой дверью, вокруг которой всё начинает медленно поворачиваться: тусклые лампы, неработающие приборы, бригадир, гланги. Всё это размывается, закручиваясь спиралью вокруг лица Дмитрия Сергеевича.

   И четко слышны слова, которые доносятся до меня абсолютно не в такт шевелящимся губам Астахова:

   – ...В общем, если выберемся, на монтаж пойдем. На монтаже такие люди нужны, – и поясняет для непонятливых. – Как ты, Клим.