Текст книги "Право на защиту (СИ)"

Автор книги: Marlu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– У нас было заведено сначала звонить, а потом приходить, – пояснил Максим.

– А тут она пришла внезапно и воспользовалась ключом, который ей дала твоя мама? – Да, Мария Петровна рассказала и об этом; в отличие от сына, она мне доверилась. Я даже знаю, что она воспринимала эту самую Ларису уже практически в качестве невестки, считая вопрос о свадьбе делом решенным.

– Да, – нехотя согласился Макс и поморщился, ему явно неприятно вспоминать о том, что произошло дальше.

– Ты высказал ей свое недовольство, возможно схватил за руки – синяки-то хоть настоящие, или тоже выдуманные?

– Настоящие, – через силу подтвердил клиент, – но не с этого раза. Я ее не трогал в пятницу. Мы просто орали друг на друга, вернее она на меня.

– Так, а синяки откуда?

– Господи! Ну какой же ты зануда, – взорвался Макс.– Ларка любила когда ее привязывали к спинке кровати, вот и синяки. Доволен?!

– То есть синяки не свежие, – уточнил я, – а от какого дня?

– Со среды, в четверг я работал, – сухо сказал он.

– Хорошо, – ровным тоном произнес я, чтобы не провоцировать человека, каждому неприятно трясти сокровенным на людях, – тогда во сколько она ушла? И почему решила, что ты будешь дома?

– Ушла почти сразу, ну может быть, минут через пятнадцать. Мне в общем идти было некуда, раз театр сорвался, и я бы при других обстоятельствах, наверное, сел на кухне пить. Лара меня знала достаточно и предположить дальнейшие мои действия вполне могла.

– А ты вместо этого вдруг решил продать билеты?

– Ну да, – он замялся, – до зарплаты еще неделя, а билеты недешевые – партер все же. Подумал, что занимать меньше придется, а может, и вообще выкручусь, – он замолчал, думая о чем-то, – а потом я ушел, но забыл свет погасить в кухне.

– Думаешь, она могла посмотреть с улицы и решить, что ты дома?

– Не знаю, – вздохнул Макс и сжал коленями ладони обеих рук.

В комнате повисло неуютное молчание. Я сидел и наблюдал за Максимом, который упорно не поднимал глаз и изучал не слишком чистый пол. По всей видимости ничего он мне больше не скажет. Жаль.

– Послушай, – разговаривать с макушкой было неудобно, хотелось все же лицом к лицу, тем более нужно было донести до клиента несколько принципиально важных вещей, – я не смогу быть твоим адвокатом.

– Но.., – вскинулся Макс.

– Не перебивай, пожалуйста! Я не могу быть твоим адвокатом, потому что я свидетель, понимаешь? Мне нужно или брать самоотвод, или ты от меня отказываешься и просишь другого. Я тебе порекомендую своего коллегу, он очень грамотный юрист, и естественно я буду тоже помогать и участвовать, но негласно, а на суде выступлю как свидетель защиты.

– Хорошо, – вздохнул он после паузы и вдруг спохватился: – постой, как в суде?

– А как ты хотел? Выпустить тебя с таким обвинением из ИВС никто не выпустит. Срок содержания здесь по закону всего три дня, далее тебя надо или выпускать или переводить в СИЗО. Нужно говорить, что почти два дня ты уже отсидел, и что за оставшиеся сутки мы не успеем ни найти свидетелей, ни провести повторную экспертизу, которую, кстати, назначает суд?

– О черт, – расстроенный донельзя Макс взъерошил шевелюру и снова зажал ладони коленями.

– Вот такая у нас система правосудия, – развел руками я, – завтра тебя могут повезти в суд, чтобы определить дальнейшую меру пресечения. Это на час примерно, и никаких других вопросов там рассматриваться не будет. Адвокат у тебя будет уже другой, мой коллега Александр Михайлович.

– А ты не придешь?

– Я же свидетель, кто меня пустит? Макс, мы постараемся вытащить тебя как можно быстрее, но чудес не бывает, такие дела как правило рассматриваются три – шесть месяцев. У меня, конечно, есть знакомые в суде, и я попытаюсь ускорить процедуру, но это уже как получится. Да, – я спохватился, чуть не забыв самое главное, – тебя еще не допрашивали?

– Нет, – глухо отозвался он, сраженный пониманием того, насколько сильно влип.

– Ничего не говори, ничего не подписывай. У тебя есть адвокат – все только с ним. Это понятно?

– Да…

– Обещаешь?

– Куда я денусь, – попытался улыбнуться Макс.

Возвращался в контору я в отвратительном настроении, снедала злость на нашу неповоротливую систему правосудия, на продажных ментов – язык не поворачивался называть их полицейскими, – которые, пользуясь своей властью и погонами, творили что хотели. А ведь еще в моем детстве родители учили, если что, обращаться к за помощью к «дяденьке милиционеру», теперешним родителям такое и в голову не приходит.

Я посмотрел на окна родной конторы – в одном из них маячил знакомый силуэт, значит, Зотов на месте, и это очень, очень здорово.

– Михалыч, – я просунул голову в дверь кабинета коллеги, – дело есть.

– Да ты что?! – ехидно отозвался тот, убирая в сейф тонкую папку с бумагами. – Нет чтобы сказать: Михалыч, тебе премия! Или: Михалыч, не пора ли тебе в отпуск?! Вот я бы поразился, а то – дело! Нашел чем удивить.

– Будет тебе премия к отпуску, – пообещал я, – а сейчас давай я тебя быстренько введу в курс дела, а то у меня самоотвод, ибо свидетельствую в пользу защиты.

– Во как! – восхитился Зотов и, склонив свою лысоватую голову набок, плюхнулся на жалобно заскрипевший стул. – Ну излагай.

Рассказ занял совсем немного времени, но после него Михалыч долго молчал.

– Повезло, – наконец выдал он, не уточняя, кому именно.

– Александр Михайлович…

– Стасик, я уже пятьдесят семь лет ношу это имя, а ты хоть и начальник, но должен же понимать, что при том объеме работы, которым ты сам меня завалил, между прочим, я физически не смогу обойтись без помощи.

– Я не отказываюсь, – пробурчал я в ответ, понимая, что попал – этому жуку палец в рот не клади.

– Ну, значит, так и порешим, – бодренько продолжил Зотов, хитро улыбаясь, – экспертов берешь на себя, стар я бегать еще и по экспертизам. Свидетелей ищу и опрашиваю я, нечего тебе светиться, а то еще чего доброго показания под сомнение поставят. Потом на тебе оформление дела, поездки в суд – копировать материалы мне тоже недосуг, и самое главное – проникновенная речь с тебя. Такая, чтобы я с ней выступил, и самое черствое сердце судьи…

– Михалыч…

-…растаяло! Это в ваших интересах, юноша! Ну и отпуск мне в августе предоставишь.

– Михалыч, это знаешь как называется?!

– Умением грамотно выстраивать отношения с руководством, – Зотов подмигнул сквозь стекло очков и заразительно засмеялся.

Я улыбнулся в ответ: сердиться на него не было никакой возможности, а адвокат он был от бога. И в этой ситуации, когда на него внезапно сваливалось еще одно дело, когда и своих невпроворот, он был вправе ставить условия. Хотя… Хотя насчет отпуска он загнул, надо потом будет с ним поговорить на эту тему – менять с таким трудом согласованный график я не буду.

Теперь следовало заняться рутиной – зарегистрировать дело, получить подтверждение на Михалыча, чтобы он был официальным адвокатом и мог посещать СИЗО и представлять интересы клиента в суде, и написать еще кучу нудных, но таких необходимых бумаг… Иначе не видать Максу свободы как минимум полгода.

Глава 5

Перед работой пришлось заскочить в супермаркет: Михалыч методично уничтожал запасы кофе, чая и конфет, приходя в мой кабинет с докладами о том, как продвигается дело Максима. Иногда мне казалось, что он специально это делает, устраивая небольшие перерывы, потому что временами новости были совершенно незначительными.

Побросав в корзинку килограмма два разных шоколадных конфет и не забыв прихватить большую пачку черного чая, пошел на кассу – задерживаться в магазине смысла не было, а вот появиться на работе как можно быстрее как раз было нужно. Михалыч прислал уже две смски, вежливо интересуясь, где меня черти носят. Где, где…

– Полина, скажите Александру Михайловичу, что я у себя, – проходя мимо стола секретарши, негромко произнес я и еще тише добавил: – минут через пять, – надо же успеть спрятать покупки.

– Станислав Ильич, – едва я зашел в кабинет, как туда проник Михалыч, – мог бы и сразу заглянуть, я тебе не влюбленная барышня в окно высматривать.

– Михалыч, где горит? – поинтересовался я, снимая пальто и вешая в шкаф.

– Это ты меня спрашиваешь?! – возмутился тот. – Где ходатайство о независимой экспертизе? Где ходатайство о приобщении показаний свидетелей к делу?

– Не шуми, сейчас все будет. Чайник вон поставь, – Михалыч покосился недобро, но послушался. Я открыл портфель и извлек на свет божий пару папок в простых картонных обложках. – Держи, здесь вроде все.

– О! Це другое дело! – расплылся в улыбке Зотов и зашуршал пакетом, извлекая конфеты и заварку.

Я молча сел на свое место, слушая вполуха довольного Михалыча.

– Ну что, я бы сказал, что если и не все у нас в шоколаде, то довольно близко к тому. Смотри, что получается: ребятки в буфете вас очень даже хорошо запомнили, плюс есть запись видеокамеры. Люблю, ох как люблю эти новые системы безопасности. Вот с одной стороны, раздражает этот тотальный контроль, а с другой – вот хорошо же! – он отхлебнул горячего чая, развернул конфету и сунул ее в рот. – С Ларисой пытался поговорить – она ничего слушать не хочет, но это и не важно. Пусть пока поупирается, наш клиент стопроцентно невиновен. И я бы даже сказал, что заключать с ней мировое было бы совсем не в наших интересах. Нам нужно полное оправдание, и я еще буду настаивать на встречном иске – оговор есть оговор. Про дядю ее тоже все ясно, и прижать его тоже есть чем.

Мы посидели еще немного, ровно столько времени, сколько нужно, чтобы допить чай, и разошлись каждый по своим делам. Но уже перед дверью Михалыч вспомнил о привете от клиента и радостно мне его передал:

– И сказал отдельно спасибо за сигареты, кажется, чай его меньше обрадовал.

– Наверное, он не любит курить чай, – неуклюже пошутил я, но Зотов залился счастливым смехом, как будто услышал шутку века, и вышел в коридор, пребывая в отличном настроении.

Я убрал чашку на подоконник и углубился в работу, которой как всегда было немеряно.

На первое заседание мы с Михалычем явились тик в тик, проклиная аварию на Южном проспекте. Хорошо, что успели, потому что судья Лозовский, хоть и был самым лучшим вариантом из всех возможных, но вот опозданий и задержек не терпел.

Михалыч занял свое место перед клеткой, в которую завели Макса и который от этого чувствовал себя совершенно не в своей тарелке. А я тихонечко пристроился в зале, ожидая, пока пройдут рутинные процедуры сверки присутствующих свидетелей со списком, потом объявят состав суда, уточнят, есть ли ходатайства о замене судьи, секретаря или прокурора… А потом мне придется сидеть в коридоре, ожидая, когда вызовут для дачи показаний.

Суд прошел довольно быстро и, я бы сказал, гладко. Я кратко ответил на вопросы, подтвердил алиби Максима, Михалыч потребовал повторную экспертизу, вызвать свидетелей из театра и напомнил про видеозапись. На лицо «потерпевшей» было приятно посмотреть – такого варианта она не ожидала и выглядела растерянной и недовольной.

– Ну что, – потирал руки Михалыч, когда мы шли к его машине, чтобы вернуться в родную контору, – очень все удачно прошло, я считаю. Повторное заседание назначили через месяц, экспертизу независимую сделают, и девушке-красавице деваться уже некуда будет.

– Да, для нее алиби сюрпризом оказалось, – согласился я, с удовольствием вспоминая потрясенное лицо Ларисы. – Жаль только, Максу сидеть в СИЗО еще четыре недели.

– Ну это уже вопросы не ко мне, быстрее вызволить не получится, и так все, – он суеверно сплюнул, – идет более чем быстро. Пусть радуется, что не три месяца и не шесть. Люди вон годами сидят. Невиновные. Не мне тебе рассказывать.

– Да знаю, но все равно зло берет, когда в таких случаях ничего сделать не могу, – я плюхнулся на сидение его старенькой Мазды и пристегнул ремень.

– Плетью обуха не перешибешь, – ответил Михалыч, устраиваясь за рулем и трогаясь с места.

– Как думаешь, каких пакостей следует ожидать с той стороны?

– Ну что ты, какие пакости, – Михалыч ловко вклинился в плотный поток, – прежде чем они перейдут к пакостям, скорее всего попробуют договориться. Но ты все равно будь поосторожнее, господин полицейский сейчас как раненый кабан опасен и непредсказуем.

Я промолчал. Иногда Зотов обращался со мной совсем как с неразумным дитем, можно подумать, такие элементарные вещи я не понимал сам. И подставу можно ожидать любую, тем более что противник у меня сильный и руководит отделом по борьбе с незаконным оборотом наркотиков.

Дня через три мне показалось, что за мной следят. Ничего против я не имел – пусть их развлекаются, бегать и уходить от наблюдения смысла не видел. Потом пару раз меня останавливали люди в форме, пытались проверить документы и даже покопаться в вещах, но были посланы далеко – за санкцией прокурора. После второго раза вроде бы даже отстали, особенно когда я потребовал уже их документы.

Михалыч тем временем тоже держал оборону – к нему подкатывали и предлагали разойтись полюбовно, говорили, что немедленно заберут заявление и что нашего клиента сразу выпустят. Если бы этой кодле удалось пробиться в СИЗО – а к счастью дядя не обладал такими возможностями и связями – то Макс мог бы и согласиться, но для него такой вариант был бы совсем не хорош, хотя бы тем, что пятно на репутации все равно бы осталось. Ему нужно было только полное оправдание за отсутствием события преступления.

Так что месяц мы с Михалычем прожили почти на осадном положении, стараясь не ходить поодиночке, я пользовался услугами знакомого таксиста, чтобы у некоторых не возникло желания стукнуть меня по затылку в темной подворотне.

Второе, и оно же последнее, заседание прошло так, как и должно было пройти: Макса освободили прямо в зале суда, судья вынес частное определение в отношении потерпевшей. Мать подзащитного благодарила Михалыча и меня со слезами радости на глазах, сам Максим стоял, переминаясь с ноги на ногу и счастливо улыбался, предвкушая скорую встречу с домом.

Единственное, что еще нам предстояло обсудить, – подача встречного иска, но сам Макс был настроен миролюбиво и, кажется, совсем не горел желанием это делать.

– Александр Михайлович, Стас, я вам очень благодарен, поверьте, но мстить не хочу, не хочу трясти грязным бельем, просто не хочу… Она просто была очень расстроена… Пусть все останется в прошлом.

– Максим, – всплеснула руками категорически не согласная с таким поворотом Мария Петровна, – это не месть, а только справедливость!

– Я тоже рекомендую подать иск, – сказал я, но наткнулся на твердый взгляд Максима и понял, что тот вряд ли прислушается и сделает так, как советуют.

В любом случае, обсуждать данный вопрос прямо здесь было бы глупо, и мы вежливо попрощались, расставшись у входа в здание суда: Макс с мамой пошли на автобусную остановку, а мы на стоянку, где была припаркована старушка-Мазда Михалыча.

Возвращаться на работу не хотелось, но в конторе ждала чертова прорва бумаг, которая сама по себе не рассосётся. Было немного жаль, что Макс не хочет довести дело до логического конца, но в конце концов, это было его право. Только он не учитывает, что вне зависимости от его иска уголовное дело на Ларису все равно заведут – когда она писала свое заявление, ее предупреждали об ответственности за дачу ложных показаний. Теперь девушке грозит реальный срок в колонии лет на пять, и только если очень повезет, или если у дяди есть связи, то сможет отделаться солидным штрафом. Хотя меня теперь это уже совершенно не касается.

Глава 6

К пятнице я вымотался так, что очередной поход к родителям воспринимался не иначе как пытка. От одной мысли о том, что вот завтра придется вылезать из кровати, приводить себя в порядок, напяливать унылый костюм и торчать полдня среди людей, которым мои интересы и проблемы не то чтобы по барабану, а скорее они судят о моей жизни по своим представлениям о ней, становилось еще тоскливее. Опять же почти невозможно объяснить, что по работе мне приходится столько общаться, столько вести разговоры, что иногда хочется просто помолчать, посидеть в тишине и чтобы никто, ни одна даже самая родственная душа не доставала нотациями и рассказами о распродажах.

Нельзя сказать, что я не люблю своих родных, что они меня раздражают и я не хочу их видеть. Совсем нет. Просто иногда накатывает желание забиться в раковину и не выползать из нее какое-то время. Пока шел домой, обдумывал идею позвонить предкам и сказать, чтобы завтра не ждали. Или даже отправить смску, чтобы не выслушивать стенания мамы. Да, я понимаю, что она соскучилась, да, ей хочется, чтобы сыночек хотя бы раз в неделю хорошо кушал, в идеале так вообще привел бы знакомиться невесту, но сыночку уже за тридцать, и у него вполне может быть личная жизнь, например…

– Алло, пап, я не смогу завтра прийти, – идея звякнуть отцу возникла неожиданно, маме он все передаст, а мне нет необходимости выслушивать ее монолог, – нет, ничего не случилось, меня друзья позвали на шашлыки. Ну и что, что зима? Там большой теплый дом, баня… Хорошо, пап, пока. Привет всем.

Я засунул смартфон обратно в карман куртки. Врать, конечно, нехорошо, хотя я не вру – я фантазирую! Продолжая улыбаться этой внезапно пришедшей в голову мысли, я зашел во вращающиеся двери супермаркета: раз уж я внезапно оказался совершенно свободен, то нужно позаботиться и о пропитании. Готовить я умел, но не любил, а поэтому покидал в тележку несколько пакетов с замороженными полуфабрикатами и овощами, сыр, немного колбасы и пару пакетов сока и пошел на кассу, прихватив по дороге бутылку колы. Просто на всякий случай – вдруг мне захочется выпить сегодня вечером? Бар был забит подношениями благодарных клиентов, которые моими предпочтениями не интересовались, а дарили спиртное исключительно на свой вкус. И только дорогое. Я не возражал, по опыту зная, что проще принять и поблагодарить, чем отказываться, нанося сильнейшую обиду.

Дома усталость накатила с новой силой, смешиваясь с радостью от того, что завтра я целый день дома. Захотелось настоящего релакса, полного расслабления, и я налил в ванну воды, добавив туда почти все средства, что были в наличии: от купленной не так давно морской соли с какими-то травяными экстрактами, до странных шариков с маслом, подаренных на прошлый Новый Год сестрой. Для полного счастья откопал у себя на полках купленный сто лет назад томик детективных рассказов – чем еще заняться в ванне адвокату? – и с удовольствием погрузился в пену.

Так что, когда я добрался, наконец, до кровати, в голове была блаженная пустота, а тело было расслабленным и почти невесомым, видимо произвольная композиция из солей и масел оказала нехилое релаксирующее действие, хотя, быть может, это просто и самовнушение. Завернувшись в одеяло, я еще некоторое время смотрел на зеркальную дверцу шкафа, позволяя себе немножечко помечтать о завтрашнем дне, о том, как вытащу полученную третьего дня на почте посылку, примерю обновку и буду... да просто не буду ее снимать целый день! С такими позитивными мыслями я и уснул.

С утра я некоторое время раздумывал, застилать ли постель. Поколебавшись, решил этого не делать, расправив только сверху одеяло, разгладил руками белоснежный сатин. Других расцветок я не признавал – почему-то всякие там цветочки-орнаменты казались мне до ужаса вульгарными.

Положил на одеяло вынутую из коробки обновку, расправил, огладил ладонями, наслаждаясь гладкостью шелка и любуясь насыщенностью цвета. Теперь, когда до момента примерки оставалось все меньше времени, внутри явственно ощущалась дрожь предвкушения.

Единственное что немного огорчало – необходимая задержка, без которой, увы, все остальное не имело смысла. Прежде чем надевать такую вещь, стоило привести себя в порядок и сделать кое-что еще, пусть и неприятное, но тоже необходимое.

В ванной пришлось немного задержаться, подождать, пока впитается крем, которым пришлось увлажнить тело, потому что кожа сохла от центрального отопления и низкой влажности. Портить обновку жирными пятнами совсем не хотелось, и я терпеливо ждал, когда можно будет пойти в комнату и не испортить дорогую вещь.

Сходил на кухню, выпил чашку кофе с коньяком, не обращая внимания на то, что прохладный воздух холодит обнаженное тело. Проверив еще раз, убедился, что прошло достаточно времени, крем впитался и можно идти надевать обновку, не опасаясь ее испортить.

Шелк ласково льнул к телу, от скольжения ткани по коже пробегали волны удовольствия, совершенно не помогающие возиться с застежками. Дело это было тонкое и даже, я бы сказал, муторное. В процессе я закусывал губу, чтобы болью хоть немного отвлечься от ощущений, и запрещал себе смотреть в зеркало. Мои ладони скользили по бокам, а я мечтал, что это чужие руки, сильные, властные, умелые… До того счастливого момента, когда эти мечты станут явью, было еще долго, отпуск по графику только через три месяца, а пока… Пока придется самому.

Я лег на кровать поперек, взял лежащие в коробке анальные шарики. Они были новенькие, еще ни разу не использованные, прозрачные. Внутри по прихоти изготовителя как в каплях янтаря застыли разноцветные абстрактные фигурки, придавая игрушкам легкомысленный вид. Я смотрел как, повинуясь моим пальцам, они исчезают в отверстии ануса, неохотно поддающемся нажиму. Сначала один, потом второй. Отражение смотрело на меня выжидательно, чуть напряженно, как будто тот я, что из зеркала, не знал чего ожидать от меня настоящего. Внутри шарики холодили слизистую, постепенно нагреваясь и становясь все менее ощутимыми, снаружи не было ни одного признака, что внутри меня что-то есть. Я улыбнулся и облизал губы, вставая. Отражение повторило движения и замерло, пристально вглядываясь в меня, молодого человека в алом корсете и со стоящим членом. Я провел рукой по головке – нет, еще не время, я собирался продлить удовольствие как можно дольше – и потянулся за кожаным шнурком, который должен был помочь в этом деле.

Звонок в дверь прозвучал резко и настолько неожиданно, что я дернулся: менее подходящего момента для визита найти было невозможно! Я замер, даже затаил дыхание, как будто через дверь меня можно было услышать. Звонок разразился настойчивой трелью еще раз. Открывать не хотелось, но ведь могли зайти соседи, с какой-нибудь претензией. Не откроешь – придут с милицией и представителями ЖЭКа.

Сжал зубы и накинул халат, плотно завязав узел на талии – идти разбираться все равно нужно. Чуть помедлил в прихожей у дверного глазка, но разобрать, кто стоит на лестничной площадке, не удавалось – человек стоял вполоборота, и почему-то тянулся к кнопке звонка левой рукой, закрывая половину лица.

– Кто там? – решительно и недовольно спросил я.

– Стас?! – встрепенулся непрошенный визитер, поворачиваясь анфас. – Это я, Макс.

Я прислонился лбом к прохладному дверному полотну, металл остужал кожу, но никак не помогал успокоиться. Хотелось заорать: какого черта! Ну какого черта ты приперся ко мне утром в субботу?! И главное, зачем? Ну почему нужно было испортить мой выходной, лишить меня праздника и…

– Стас? – он зачем-то подергал ручку двери, ну да, не открывается.

– Заходи, – я все-таки нашел в себе силы открыть замок, что делать, все равно уже день испорчен, но оставалась надежда все-таки выпроводить его побыстрее.

– О, ты спал? Прости, не думал, что в час дня ты можешь…

– Чего хотел? – я непроизвольно затянул пояс халата сильнее.

– Ну-у, – его несколько смутил мой недружелюбный настрой, еще бы узнать, кто сдал мой адрес, – поблагодарить пришел. Вот, – он протянул черный пакет, в котором угадывались очертания коробки.

– Спасибо, – я подождал, но Макс уходить не собирался, наоборот, сосредоточенно пыхтя, стал развязывать шнурки.

Дверь в спальню была прикрыта, запирать демонстративно я не решился, прошел в кухню и поставил чайник. Что еще сделать, я не знал и просто присел на табурет возле стола и пристроил пакет рядом. Появившийся через несколько секунд Макс, вытащил из него бутылку Remy Martin в подарочной коробке с двумя бокалами и коробку французских же шоколадных конфет.

Я молча смотрел, как его руки плавными движениями, как будто священнодействуя, достают бутылку и фужеры, разливают напиток, открывают конфеты. Все это происходило как будто не со мной, как будто параллельно, как будто фильм на втором экране…

– Твое здоровье! – в руку мне сунули один из бокалов, стукнув о край другим. Легкий звяк тонкого стекла немного вернул в реальность, я посмотрел на медового цвета жидкость, маслянистыми потеками сбегающую по гладким прозрачным стенкам.

– Спасибо, – хотелось ответить язвительно, а получилось устало и безнадежно.

Терпкая жидкость обожгла гортань и плавно скатилась по пищеводу в желудок, оставляя после себя волну тепла. Закусывать такой напиток шоколадом преступление, но Макс уже протянул мне одну из конфет, любезно освободив от золотистой фольги. Как-то незаметно бокалы наполнились вновь, следующий тост был за справедливость. К третьему бокалу мне стало что-то уж слишком хорошо, и я запоздало вспомнил, что не позавтракал сегодня. Надо бы хоть бутербродов сделать, хотя по Максу и не скажешь, что такая доза алкоголя хоть как-то на него повлияла. Я встал с табуретки, достал колбасу, хлеб и отошел к кухонному столу возле мойки.

Макс со странным выражением лица следил за моими действиями, но разбираться в его мимике желания не было, да и затуманенные мозги не способствовали проведению физиогномического анализа. Поэтому я просто отвернулся и стал кромсать колбасу и хлеб, не заботясь о ровности получающихся кусков. На доске осталась шкурка от колбасы и крошки. Поставив перед Максом тарелку с бутербродами, я решительно открыл дверцу стола, чтобы отправить в помойное ведро мусор.

– Стас, а масло у тебя есть?

– В холодильнике, – я отвернулся от стола, на автомате закрыл дверцу и, только сделав шаг в направлении своей табуретки, понял, что что-то не так: один конец пояса халата оказался зажат чертовой деревяшкой и развязался.

В панике я подхватил расходящиеся полы, запахивая махровую ткань на груди и холодея от ставшего вдруг хищным взгляда такого расслабленного и милого еще пять минут назад, Макса.

– Ста-ас, – протянул он со странной улыбкой и, преодолевая сопротивление, развел мои руки в стороны, – что это у нас тут такое?

Глава 7

– Ста-ас, – полушепот-полувскрик почти в самое ухо погнал волну ужаса вдоль позвоночного столба. Если бы я так старательно с утра не лишил себя растительности на теле, то каждая волосинка точно встала бы дыбом.

Тяжелое, прерывистое дыхание на расстоянии каких-то двух сантиметров от виска спокойствия не добавляло и разумному оцениванию обстановки не способствовало. Ноги подкашивала противная слабость, руками я слабо пытался отпихнуть от себя крепкого и оказавшегося неожиданно сильным Макса, который упорно тянул с моих плеч злосчастный халат, лишая хотя бы видимой преграды, эфемерной защиты от его ищущего взгляда. Прочитать эмоции, которые плескались в зеленовато-карих глазах, не получалось. Какая-то дикая смесь, от которой становилось не по себе.

– Ну что ты, что, – бормотал он отрывисто и неразборчиво, проникая ладонями под полы халата, оглаживая бока, скользя по нагретому моим телом шелку, притискивая ближе, прижимая сильнее…

Давно стоящий член уперся в грубую ткань чужих джинсов. Нежная кожа ощущала каждую неровность, каждую заклепку или изгиб молнии, мозг отстраненно фиксировал, что прижимают меня к нехилому бугру, который выпирает и топорщит штаны Макса впереди.

Теплый халат, подвластный чужой воле и силе притяжения, упал на пол, собравшись у ног неровной кучкой. Теперь я стоял почти полностью обнаженный, одетый лишь в красный шелковый корсет, демонстрируя отличную эрекцию, растерянный вид и выражение паники, застывшее на лице.

– Ты такой красивый, – я едва смог расслышать произнесенные шепотом слова из-за грохота крови в ушах. Указательный палец Макса прошелся по кромке декольте моего наряда, оставляя ощущение на коже как от горячего воска.

Второй рукой он придерживал меня за поясницу, не давая ни дернуться, ни рухнуть на пол, повторив судьбу уже лежащего там халата.

– Перестань! – едва смог вымолвить я в промежутке между короткими вдохами, воздуха катастрофически не хватало и перед глазами уже плавали цветные пятна. Упершись в грудь Макса, я попытался отстраниться, но легче было бы сдвинуть прибрежную скалу, а в теперешнем своем состоянии я был не сильнее котенка, наверное, и с камушком бы не совладал. Под моими дрожащими ладонями вздымалась грудная клетка, напрягались литые мышцы и стучало сердце. Стучало в унисон с моим, несущимся бешеным галопом.

– Зачем же? – та рука, что прежде обжигала вырез, спустилась вниз, обхватывая ствол и заставляя сдавленно застонать. – Тебе же нравится.

– Но…

– И мне нравится, – пальцы на члене разжались, вызвав чувство невосполнимой потери, и сжали запястье, направляя мою ладонь к выпирающей ширинке, – чувствуешь?

– Ум-м, – что я хотел сказать, не знаю, потому что все мысли, если таковые еще были в голове, выбило разом, когда требовательные, властные губы накрыли мой беспомощно открытый рот.

Тело отказывалось подчиняться, следуя лишь животным инстинктам, которые вопили: еще, еще!

– Пойдем, – выдохнул Макс мне в рот, так и не подумав отстраниться, куда мы пошли, а вернее стали перемещаться на манер каких-нибудь земноводных, я уже соображал совсем плохо, – спальня здесь? – спросил он возле первой двери, я в ответ только и смог слабо кивнуть.

Только тогда, когда дверь открылась, я вдруг запаниковал, сообразив, что этого делать ни в коем случае не стоило. Спальня! Туда же нельзя… Но было уже поздно – открывшаяся дверь задела ручкой створку шкафа, и она, повинуясь небольшому уклону, который так и не устранили строители, отъехала в сторону, открывая постороннему человеку то, что являлось моим личным, тщательно скрываемым секретом, и что оставалось памятью о моем первом партнере и учителе…

– О-ох ты ж, – потрясенно протянул Макс, на секунду застывая у входа и оглядывая цепким взглядом представшую картину: и разобранную постель с коробкой из-под корсета и еще остающейся там парочкой девайсов, и обычно скрытое дверцей шкафа весьма примечательное кресло из тех, что применяются при специальных осмотрах, и столик на колесиках, прикрытый тканью…

Он снова поцеловал меня властно, почти грубо, чем лишил остатков воли и желания противиться его диктаторским замашкам. Под ягодицами вдруг оказался прохладный кожзам... Черт, какая же сила в этом парне, что он меня почти как пушинку посадил на не такое уж низкое сидение моего кресла?! Дрожащими пальцами я искал хоть какую-нибудь опору и не находил, лихорадочно сжимая кулаки и страшась посмотреть в лицо Макса, боясь прочесть там то, что может совсем не понравиться. От этой позы, от абсолютной открытости и беззащитности веяло чем-то давно забытым, хотелось покориться, отдать себя во власть другому, почувствовать нужность и нежность. Как когда-то. Давно. Но было очень страшно. Первый раз ситуация вышла из-под контроля, рядом был практически незнакомый человек, от которого неизвестно чего ждать. Как правило, я всегда четко обговаривал все нюансы, и те, кто получал за это деньги, были согласны со всеми условиями. Сейчас… Сейчас же все было иначе. Рядом темная лошадка, и я для него тоже не белый пони. Вопрос в доверии, только в нем. Могу ли я довериться? В своей жизни я мог доверять только одному человеку, и его уже давно нет на этом свете…