Текст книги "Право на ошибку (СИ)"

Автор книги: Marlu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

Начальник заявился секунд за тридцать до установленного мной срока, когда я уже взял ежедневник и вооружился ручкой, чтобы записывать ценные указания, которыми нас всенепременно снабдят в процессе. Выглядел он несколько помято, что ли. Рваными, нервными движениями снял с себя щегольский черный плащ и, проходя мимо меня, так и стоящего посреди кабинета, дыхнул перегаром, поздоровавшись сквозь зубы. Отекшее лицо, мутный взгляд. Или что-то праздновал всю ночь, или горе заливал.

– Э-э, – проблеял я, не зная как реагировать на столь непривычное поведение, – Евгений Альбертович, а совещание?

– К черту, – отрывисто бросил он, – сходите вы.

Вот спасибо! Деваться все равно было некуда, и я повернулся к двери. За моей спиной шеф жадно и шумно глотал тепловатую и имеющую стойкий привкус пластмассы воду из чайника, присосавшись к носику. Кажется, у них на бодуне изрядная засуха…

Дебильное совещание длилось больше двух часов. Как порядочный заместитель, я законспектировал весь тот бред, что нам выдавали за умные мысли, чтобы представить завкафу наиболее полный и подробный отчет. Кипя негодованием, вошел в кабинет, собираясь сказать все, что думаю, только язвительные слова замерли на губах, когда я увидел неподвижно сидящего в кресле начальника, слепо глядящего в окно.

– Все в порядке? – вопрос вырвался непроизвольно.

– В полном, – с изрядной долей сарказма ответил он, медленно поворачиваясь в мою сторону.

Что говорить и делать дальше, я не знал, молча сел на свое место и, вздохнув, принялся за разбор почты. Еще немного, и нас погребет под тоннами приказов, распоряжений и служебных записок.

Шеф вернулся к созерцанию пейзажа.

Остаток дня прошел все в том же режиме. Начальник молчал и пялился в окно, я шуршал бумажками, отбирая те, которые требовали принятия срочных мер.

Еще несколько дней прошли примерно так же, с той лишь разницей, что заведующий принес ноутбук и смотрел теперь не в окно, а на монитор, но делами вверенной ему структурной единицы университета интересовался мало, если не сказать больше. Было стойкое ощущение, что на работу он вообще забил, подписывая не глядя сварганенные мной отчеты, отписки и служебки. Такое поведение беспокоило, но что делать, я понятия не имел, осторожные попытки выяснить в чем дело он пресекал, впрочем, и попытки пообщаться тоже.

Хуже всего было то, что против воли я обращал на него слишком много внимания, и чем больше к нему присматривался, тем больше он мне нравился. И чем больше я старался не думать о начальнике, чем больше прилагал усилий, чтобы переключиться на что-то другое, тем хуже мне это удавалось. Евгений Альбертович постепенно все прочнее и прочнее занимал мои мысли и продолжал сниться по ночам. Сцепив зубы, я ждал выходных, как манны небесной: с Никки уже была железная договоренность, потому что спасительная дрочка нифига не помогала, хотелось настоящего, горячего секса с отзывчивым партнером.

В пятницу у меня были занятия, и непосредственно в кабинете я появлялся редко. Шеф явно забил на всю работу, переживая какую-то трагедию в личной жизни, заливая горе армянским коньяком, доставшимся в наследство от прежнего заведующего – тому дарили это пойло в промышленных масштабах.

Я смотрел, как начальник нетвердой походкой идет по коридору, покачал головой и запер дверь. Черт бы его побрал, надо постараться выкинуть холодного блондина из головы – память услужливо подсунула нашу встречу в клубе, явно протестуя против такого определения – и думать о Никки, который приедет на все выходные. Не знаю, как я выдержу, но если не давать ему много болтать и не выпускать из постели, а именно так я и собирался поступить, то идея была не так уж плоха.

Телефон разразился бравурной мелодией, когда я почти доехал до дома. Этот сигнал стоял у меня на Никиту, неужели уже приехал и ждет под дверью? Уж очень на него не похоже приехать на два часа раньше обговоренного времени.

– Гош, я сегодня не смогу приехать, – почти плачущий голос Никки в трубке вызвал глухое раздражение.

– А завтра? – вопрос вырвался сам собой, уж очень остро я нуждался в присутствии проверенного любовника.

– Я ногу сломал, – убито сообщил тот, вгоняя меня в ступор. – Поскользнулся и...

Как? Как можно умудриться сломать ногу молодому парню? Ладно бы еще зима была, а то и дождей две недели не было, ни одной лужи в пределах досягаемости. Никита что-то пел про то, какая скользкая плитка у них в салоне, и что уборщица разлила воду, но это уже было не важно. Понятно, что просидит он дома со своим гипсом недели три, а я рискую загнуться от отсутствия любви и ласки.

Нет, надо идти другим путем. Пока мылся в душе, принял вполне осознанное решение пойти в соответствующий клуб, пусть я там был всего раза два или три и то с подачи того же Никиты, и пусть мне там не особо понравилось, но на данный момент альтернативы не было. Наш Город хоть и не самый маленький по Российским меркам, но до столицы ему далеко. Заморачиваться с одеждой не стал – черная рубашка и черные джинсы вполне соответствовали и месту и настроению.

В помещении клуба было изрядно темно. Глаза не сразу привыкли и стали различать обстановку и посетителей. Интерьер салуна Дикого Запада мне не нравился, музыка слишком громкая, сигаретного дыма слишком много, и не понять: это специально как некая фишка, или вентиляция работает плохо. Я поморщился и прошел к барной стойке – альтернативы все равно не было.

Пить я не собирался. Зарок, данный себе когда-то, до сих пор соблюдал свято, да и ситуация, в которую попал по пьяни, все так же вызывала волну стыда и раскаяния. Было время, когда мне казалось, что я представляю из себя нечто более значительное, чем было на самом деле. Жизнь быстро расставила все по своим местам, отмерив полной мерой то, чего я пожелал другим.

– Ро-ма, повтори, – раздался справа от меня до боли знакомый голос, заставив вздрогнуть и повернуться в сторону его обладателя.

Рядом с барной стойкой на высоком табурете сидело мое проклятие и мой ночной кошмар – Евгений Альбертович собственной персоной! Непривычно расхристанный, в мятой рубашке, частично выбившейся из-за пояса брюк, но все равно исключительно мажористый.

– Жень, тебе хватит уже, – попытался отговорить его бармен.

– Я в порядке, – пьяно заверил его шеф и оглянулся по сторонам. – О! Кого я вижу, – обрадовался он и умудрился, не вставая, притянуть меня к себе.

Его проклятая туалетная вода произвела на меня стандартное впечатление, тем более что равновесие я не удержал и теперь жадно вдыхал отравленные пары, которые проникали в легкие, а оттуда в кровь, отключая системы самосохранения организма. Усилием воли попытался отодвинуться и принять более-менее вертикальное положение. Удалось только встать между его ног – шеф обхватил меня длинными конечностями, перекрывая пути отхода. Я бы предпочёл, чтобы это было в другом месте и желательно на горизонтальной поверхности.

– Я тебя искал, – потерся он щекой о мою руку, которую не выпускал из своей. – Думал, познакомимся, то сё, то сё… Надо исправить, как думаешь? Меня Женей зовут, а тебя?

– Гоша, – с трудом выдавил собственное имя, голос не слушался совершенно, а губы пересохли.

– Го-оша, – он радостно заулыбался, – Рома! Рома! Нам с Гошей срочно надо выпить на брудершафт за знакомство!

Инстинкт самосохранения вопил, что надо прекращать авантюру и бежать отсюда как можно дальше и быстрее, но другой инстинкт, половой, был категорически против. Особенно когда появилась возможность на вполне законных основаниях поцеловаться с вожделенным объектом. Мы выпили, поцеловались, потом еще пили и продолжали целоваться… Очухался я только тогда, когда Женька умудрился свалиться с табуретки, тогда стало ясно, что пора прекращать и надо отправляться по домам, как бы ни хотелось обратного. Я поволок почти безвольное и временами подхихикивающее тело к выходу, где уже ожидало вызванное барменом такси. Правда, по пути планы несколько изменились, и я решил отвезти шефа к себе домой, раз уж у него дома происходит нечто, из-за чего молодой успешный мужик напивается который день.

В дороге его совсем развезло, и он мирно посапывал у меня на плече, совершенно не интересуясь, куда и зачем его везут. Расплатившись с таксистом, с трудом вытащил Евгения из машины.

– Где это мы? – внезапно очнулся он.

– Домой идем, – ответил я, перехватывая поудобнее борющееся с земным притяжением тело. – Пошли.

– А выпить у тебя есть?

– Есть, – если честно, то понятия не имею, но не разочаровывать же человека.

– Хорошо, – удовлетворенный ответом, он позволил завести себя в квартиру.

Дома пришлось искать бутылку, подаренную заочниками, в надежде что препод не сможет удержаться и, тяпнув рюмашку-другую, подобреет. Она обнаружилась в шкафу. Водка стояла в том же подарочном пакете с забавным мишкой, там же так и осталась коробка конфет. Странный набор. Интересно, студенты сами когда-нибудь пробовали закусывать водку шоколадом? Фантазии на банку огурцов не хватило, а может, постеснялись.

Потом мы пили мерзко теплую беленькую, сначала просто чокаясь и произнося пространные тосты, потом снова на брудершафт. Было так хорошо, по телу вместе с опьянением разливалось томление и предвкушение чего-то большего. Поцелуи, сначала почти невинные, становились все более откровенными и жадными, жар, гуляющий в крови, соединяясь с градусами спиртного, превращался уже не просто в пламя, а в пожар, который грозил вырваться из под контроля.

Отволочь почти ничего не соображающего шефа в спальню, попутно откинув за несостоятельностью поход в душ, особого труда не составило. Сюрпризы начались позже, когда я стал его раздевать, нетерпеливо расстегивая и стаскивая жутко мешающую одежду. Хотелось насладиться вкусом его кожи, прижиматься губами не только к доступным участкам, а так, чтобы он весь был в моем безраздельном владении.

– Не надо, – Евгений стал отталкивать мои руки и пытался отстраниться.

Какого хрена? Нет, я не понял, это что сейчас было? Возбудим и не дадим? Или мы, идя в гости к мужику, думали, что будет обсуждаться коллекция марок? Не смешно, право слово. Хмель, вроде бы вот только что дававший легкую эйфорию, вдруг сгустился, затягивая плотным туманом мысли, оставляя на поверхности лишь одно жгучее желание. Мне было уже совершенно наплевать на лишенные координации трепыхания такого вожделенного тела, его туалетная вода, всю неделю доводившая меня до мокрых снов по ночам и перманентного стояка днем, срывала предохранители, вышибала пробки. Утробный рык, вырвавшийся из горла, испугал даже меня. Евгений, раздетый практически полностью, пытался отползти, бормоча «Не надо» на одной ноте, как заезженная пластинка, но я уже наваливался сверху, дорываясь до того, кто был мне необходим как воздух. Сейчас только тонкая ткань боксеров разделяла нас.

В паху ломило от неудовлетворенного желания до боли. Женечка, сука, изловчился и вскользь заехал по самому дорогому и, воспользовавшись моментом, откатился на край кровати, собираясь по всей видимости сбежать. Нет!

– Куда?! – рявкнул я, дергая его на себя, он всхлипнул и снова оказался подо мной, но сопротивляться не прекратил. До крайности нелепо, но отчаянно.

Меня это выбесило. Сука! Для профилактики отвесив пару оплеух, добился если не покорности, то внимания точно. Бледно-голубые глаза уставились на меня почти осмысленно.

– Ты не понимаешь, мне нельзя…

Твою мать! Мы что, сейчас пытаемся сказать, что у нас месячные?! Он продолжал выворачиваться, изображая ужа и беспорядочно колотя меня руками.

На спинке кровати весьма кстати оказался галстук. Ярость придала сил и ловкости, и вот уже Женечка прикручен за запястья к крепкой деревянной спинке. Попытки что-то сказать про жену я пресек не менее радикально, запихнув подготовленную для устранения последствий постельных игрищ с Никки тряпку ему в рот. Удачно, что смазку я тоже положил рядом, а вот презервативы остались в кармане ветровки. Блять! Пока я за ними ходить буду, этот змей вывернется, и опять придется его ловить. Нахуй!

Дрожащей рукой стянул мешающую ткань с его бедер, немножко сжав вяловатый орган, попытался немного поиграть яичками, пройтись по стволу, все же не хотелось его оставлять совсем без удовольствия, но он опять взбрыкнул, сука. Ну и хрен с тобой! Не хочешь по-человечески, будет по-другому. Навалился сверху, умудрившись открыть тюбик, и щедро мазнул смазкой между половинок. Он сжался, пытаясь не пустить, получил по уху раскрытой ладонью, протестующе замычал… Но мне было все равно. Самоконтроль растворился в похоти и желании обладать. Наше тяжелое дыхание смешалось, сначала я еще пытался как-то подготовить его зад к вторжению, но натыкаясь раз разом на противодействие, плюнул и приставил головку гудящего от желания члена к отверстию. Он замер, уставившись на меня широко раскрытыми глазами. Я надавил, с трудом проникая сквозь безумно тугое колечко мышц внутрь.

– Расслабься, – прошипел я сквозь зубы.

Наверное, ему было очень больно, потому что судорожно вздохнув, он все же последовал совету и обмяк в моих руках. Безразличный ко всему, что происходило сейчас с его телом, как будто вдруг из него разом вышел весь воздух. Блять! Наверное, при других обстоятельствах у меня бы упало все нафиг, но сейчас, сейчас было откровенно наплевать на чьи-то там чувства или желания. Сейчас важнее всего было только свое, собственное удовольствие. Еще немного, головка внутри. Мышцы до боли туго сжимают ее, не давая протиснуться дальше.

– Расслабься.

Как ни странно, он послушался. Мне удалось вдвинуться внутрь еще немного, а потом еще чуть-чуть, пока я не оказался целиком в горячем, безумно тесном и так сладко пульсирующем канале. Остатками разума я еще сообразил немного дать ему привыкнуть, но это титаническое усилие окончательно снесло тормоза, и я сорвался сразу на бешеный темп, стараясь вбиваться с размаху и как можно глубже.

Всего пара минут, и я кончил, подвывая от небывало яркого оргазма. Черт! Вместе с уходящим слепящим восторгом накатывало понимание того, что я сделал.

Чувство вины и запоздалое раскаяние как кислотой жгли душу.

Конечно, будь я трезвым, дальнейшее по определению произойти бы не могло, но я был пьян, а в этом состоянии я почти невменяем. Налет цивилизованности испаряется под воздействием градусов спиртного, и на воле оказывается моя дикая натура, и тогда «хочу» приравнивается к «могу». Но разве можно было отказаться жаждущему в глотке воды в пустыне?! Если бы Никки не сломал ногу, если бы я не поперся в это сомнительное заведение... Ах если бы, да кабы…

Медленно вытащил кляп изо рта Евгения и развязал руки, попытавшись растереть пережатые запястья, ведь наверняка кровь плохо поступала через них. Он молча терпел, не поднимая глаз, я тоже боялся нарушить гнетущую тишину: по большому счету сказать было нечего. Банальное «извини», боюсь, не прокатит.

Он, враз протрезвевший, криво усмехнулся и вышел. Хлопнула дверь ванной, послышался звук включенной воды. Я лежал, вытянувшись, на белоснежных простынях, положив согнутую руку на лоб. На душе было тоскливо и пусто.

Тихонько стукнула дверь ванной комнаты, и он, не стесняясь наготы, вошел в комнату и стал собирать разбросанную одежду, одеваясь спокойно и с достоинством. Уже одетый, прислонился плечом к дверному косяку, сложив руки на груди, посмотрел на стол, где стояла деревянная болванка с расправленным на нем париком и лежали стрёмные очки. Перевел глаза на меня и, криво улыбнувшись, сказал:

– Георгий Сергеевич, я не ломался, как вы могли ошибочно подумать, и не строил из себя девственника, хотя и предпочитаю верхнюю позицию. Я пытался сказать, что моя жена сдавала анализ на ВИЧ. Он положительный. Результат моего еще не пришел.

В ушах странно зашумело, и картинка окружающего мира подозрительно поблекла. Я не понял, когда он вышел из комнаты; оглушенный известием, услышал как с грохотом закрылась входная дверь. Ловушка захлопнулась.

Глава 8

Я лежал на кровати, не меняя позы, уже несколько часов и все пытался смириться с тем, что сказал мне шеф. В квартире было как в склепе, холодно и неуютно. Внутри было примерно так же. Пусто и безнадежно. Глупые мысли на тему, что я дурак, подонок и просто тварь, уже успели смениться тупой безысходностью, которая еще не позволяла сознанию включиться и пытаться найти выход из абсолютно патовой ситуации.

Дико хотелось выпить, но остатки водки были на кухне, а там на столе оставались две рюмки, две тарелки, две вилки… Как часть прошлого, которое давало надежду на будущее, но сейчас на это напоминание о невозможности что-то исправить я не смог бы смотреть. Хотелось курить, но подняться за сигаретами было выше моих человеческих сил. Как будто разом кончился завод, села батарейка, кинолента показывала финальные титры. Да, я теперь очень хорошо понимал состояние шефа. От горькой иронии ситуации я невесело рассмеялся. Что ж, хотел узнать, что там у него происходит, вот узнал. Легче?

Промелькнула мысль, что вот и защита теперь накрылась; ее сменила другая: а нафига она мне теперь?! Тут, можно сказать, жизнь кончена и надо напоследок как-то замиряться с начальником. Прощения попросить, что ли. Да уж! «Уважаемый Евгений Альбертович, простите великодушно, что поимел вас без согласия, и вообще я сожалею…» Глупо и бесполезно. Извиняться таким образом смешно. Тем более его месть уже свершилась, и я сам себя наказал. Надо было слушать, что говорят. Хотя толку от моих сожалений и раскаяний ни на грош. Было уже. Сожалел и каялся. Зарекался пить, зная, что со мной делает спиртное, и что? Сам наступил на грабли, самому и расхлебывать. Что там надо делать? Анализы сдать. Не вопрос, вот выпну себя из постели, включу комп и найду, где в Городе анонимно это можно сделать.

В субботу поехал к отцу и остался до понедельника. Возвращаться в квартиру, где все напоминало о том, что случилось, совершенно не хотелось. Папа удивился, конечно, но виду не показал: мало ли планы поменялись, ведь раньше я его предупреждал, что заеду не очень надолго. Он время от времени косился на меня, поражаясь необычной отрешенности и молчаливости, но терпеливо ждал, когда я сам созрею до разговора. Только вот сознаться в таком поступке желания не было. «Стыдно» не то слово. А уж как это отзовется на его здоровье, даже подумать страшно – последние годы сердце пошаливало и давление скакало, но отец как всякий мужик лечиться не любил и к докторам испытывал чувство острой неприязни.

К вечеру субботы, когда молчание стало особенно тягостным, я все же решился поделиться частью страданий.

– Пап, знаешь, я…

Он выслушал, не перебивая, и продолжал молчать после того, как я закончил.

– И ты мне ничего не скажешь? – не выдержал я первым.

– Сказать? Что я должен сказать? Пожурить? Ремнем по попке настучать? Ты уже большой мальчик, и можешь сам отвечать за свои поступки. Все люди совершают ошибки, это их право, если хочешь, но кто-то извлекает уроки, а кто-то продолжает наступать на те же грабли. У тебя уже была похожая ситуация в жизни, вроде бы ты тогда сделал правильные выводы, и мне даже казалось, что та страница перевернута и начата новая жизнь. Но сейчас я задаю себе вопрос: зачем?

– Что «зачем»? Зачем я потащил его домой? Понятно же, зачем…

– Гоша! Я спрашиваю, зачем было начинать новую жизнь, прилагать столько усилий, чтобы просрать ее так бездарно?

На это мне нечего было сказать, и я опустил голову, боясь признаться, насколько бездарно я распорядился отпущенным мне сроком.

– Ужинать будешь? – внезапно спросил отец.

– Что, и все? Даже продолжать ругать не будешь? – вскинулся я.

– Да я даже не начинал, – ответил он. – Я не буду облегчать тебе существование, взяв на себя функцию судьи. Ты уж как-нибудь сам договаривайся со своей совестью. Пойдем ужинать.

Воскресенье прошло в ремонте вольера Степана. Этот лось опять выломал дверцу и довольный собой носился по участку, громко лая к вящему неудовольствию ворон, которые облюбовали себе дерево во дворе для устройства гнезда. Простые действия, свежий воздух и общество отца подействовали на меня благотворно, и жизнь перестала казаться такой уж беспросветной.

И это я в прошлый понедельник считал, что не хочу на работу?! Нет, по сравнению с сегодняшними ощущениями тогда я о ней просто мечтал и рвался работать всеми фибрами души. Воображение пасовало, наотрез отказываясь представлять встречу, которая меня ждет со стороны начальника. Я даже не знал, чего не хочу больше: чтобы он уже пришел, или же чтобы задержался. По дороге на кафедру мандраж все усиливался, да что там, я так не трухал даже на экзаменах, когда сам сдавал! Даже никакого сравнения с нынешним состоянием.

Дверь кабинета оказалась открыта. Отлично, блядь! Вдохнуть поглубже и как перед прыжком с десятиметровой вышки сделать шаг…

Он сидел за столом бодрый, подтянутый и сосредоточенный. Задумчиво щелкал мышкой, глядя в монитор. Я потоптался у двери, не решаясь пройти дальше.

– Что встали, как неродной, Георгий Сергеевич? – чуть насмешливо произнес он, поворачиваясь ко мне всем корпусом. – Проходите уже, – чуть раздраженно добавил он.

– Э-э, – проблеял я, растерявшись.

– И вам доброго «Э-э», – съязвил завкаф. – Тут руководство снова решило показать, что оно у нас есть. Послезавтра наша кафедра участвует в самопроверке университета. Придут с другой кафедры и под актик проверят наши бумажки на наличие и соответствие. Так что с вас протоколы заседаний кафедры за последние три года, естественно в соответствии с ежегодными планами работы, отчеты по кафедре о проделанной работе, а также по научно-исследовательской работе, и еще стрясите, как хотите, с наших преподавателей индивидуальные планы, мне их еще проверить и подписать надо.

Я плюхнулся на свое место и поморщился от скрипа кресла. Ладно, понятно, что он не придумал эту проверку, и все это сделать надо, хотя в принципе все заседания оформлены протоколами, нету только самого плана, но в принципе изобразить несложно. Так, значит, что с индивидуальными планами? Я взял папку, где они хранились. Ладно, хоть часть есть, уважаемых коллег фиг заставишь заниматься такой прозой жизни, по крайней мере можно нашу лаборантку-секретаршу озадачить, хватит пасьянсы раскладывать. Пусть поднимет нагрузку на этот год и часы расставит. Только еще одно дело, я вздохнул и мужественно посмотрел прямо на начальника.

– Кхм, Евгений Альбертович, я должен извиниться…

– Должны? Ну извиняйтесь, – шеф скривил губы в саркастической усмешке. Я опять вздохнул и потупил взор.

– Приношу свои глубочайшие извинения за свое недостойное поведение. Понимаю, что, наверное, это звучит глупо, но такого больше не повторится, – я замолчал, не зная, как сформулировать мысль, которая вот вроде в голове билась, но облекаться в слова не хотела совершенно.

– Не повторится? – хмыкнул шеф. – Да уж, постарайтесь держать свои инстинкты в узде. Не хотелось бы ходить на работу с опаской.

– Простите, – еще раз повторил я, – мне совершенно нельзя пить. Трезвый я совершенно безопасен и на людей не кидаюсь. Тем не менее, пойму, если вы захотите уволить такого сотрудника. Я бы, наверное, как минимум дал в глаз или же продумал план мести.

– Уволить? Отомстить? – Скривился шеф. – Помилуйте, если уволю, кто работать будет, а месть… Месть дело тонкое и должна приносить в первую очередь моральное удовлетворение. Я два дня думал и понял, что она как раз свершилась, причем вы сами, так сказать, себя наказали. А я столько времени горел в своем личном аду, заливая горе дешевым коньяком, что даже где-то благодарен. Ведь одно дело ждать приговор в одиночной камере, а другое в компании. Жаль, что все так случилось, но… – он резко замолчал и закончил совершенно другим тоном, – давайте работать.

Мы занялись каждый своим делом, разговаривая только по необходимости.

Все было почти как до нашей памятной встречи, работа, работа и еще раз работа. Часы за часами, которые медленно складывались в дни. Я не переставал присматриваться к нему и замечал сейчас то, что раньше бы прошло мимо моего внимания: тревогу, жившую в глубине его водянистых глаз, морщинки, появившиеся вдруг около плотно сжатых губ. Спокойствие давалось Евгению непросто.

Информации о результатах анализа пока не было. Попытался было разок спросить, но мне сообщили, что уведомят всенепременно, как только, так сразу. Пришлось запастись терпением и ждать, хотя иногда закрадывалась мысль, что это часть наказания.

Ночами мне продолжал сниться Женька; и просыпаясь задолго до звонка будильника, содрогаясь от оргазма, понимал, что, кажется, влюбился не на шутку. Положив руку на сердце, лежа в одинокой постели, я как никогда ясно понимал, что вот здесь рядом больше никого быть не может. Я болен. Заболел. Инфицирован. Им.

После проверки, бестолковой и мучительной, потому что проходила она силами кафедры философии, я решил все же поговорить с начальником. Благо времени было уже много, народ в основной массе уже разошелся по домам, и можно было надеяться, что никто в кабинет ломиться не будет. Проверил еще раз дверь и, собрав всю волю в кулак, решительно направился к столу шефа. Он удивленно вскинув бровь, молча наблюдал.

– Жень, послушай, давай попробуем начать все сначала? – я опустился на колени возле его стола. – Понимаю, что кретин и испортил все, что можно, но…

– А как же вирус? – перебил он меня.

– К черту вирус! Мне все равно, есть он у тебя или нет. Я тоже сдал анализ, хотя рано еще, и он вряд ли что покажет. В конце концов с ВИЧ люди живут десятилетиями, надо только соблюдать определенные меры предосторожности, – горячо сказал я, постаравшись вложить в эти слова всю искренность, на которую был способен. – Я не могу без тебя, – тихо закончил я, внезапно поняв, что мой порыв скорее всего останется без ответа.

В комнате повисла тишина. Я опустил глаза в пол, смиряясь с его решением. Не мне настаивать и требовать. Неожиданно его пальцы потянули и сняли очки с моей переносицы. Он повертел в руках нелепый аксессуар, положил на стол и потянулся к парику, сдергивая и небрежно кидая на стол.

– Я все хотел спросить, зачем нужен столь нелепый маскарад? – произнес он, проводя тыльной стороной ладони по моей скуле, даря неожиданную ласку. – Очки же с простыми стеклами, да и парик при роскошных волосах носить до крайности глупо, об одежде не говорю. Это отдельная песня.

– Ну-у, – протянул я, не зная как приступить к рассказу.

– Если мы все-таки будем встречаться, то мне бы хотелось, по крайней мере, знать причину, – неверно истолковал он мою заминку.

– Если коротко, то причина в том, что я замешан в громком скандале, – вздохнул я, – и чтобы отца не связывали со мной и не тыкали пальцами, вот и прячусь. Пить мне нельзя, как вы уже знаете, Евгений Альбертовч, – с некоторой долей сарказма произнес я.

– Да уже понял, – усмехнулся он, обхватывая пальцами мой подбородок, фиксируя, и пристально глядя мне в глаза. – Результат отрицательный, только, – он запнулся на этом слове и, явно сделав усилие над собой, продолжил, – надо будет через полгода еще раз провериться. Так что я пока остаюсь условно положительным.

Глава 9

Волна облегчения прокатилась по мне, оставляя за собой чистый восторг. Он не против встречаться! Все будет хорошо, вот теперь все точно будет хорошо! Душа пела, и я, чтобы не выглядеть кретином с улыбкой от уха до уха, закрыл лицо руками. Пытался успокоиться, но пальцы, медленно перебиравшие чуть отросшие волосы на затылке, никак этому не способствовали.

Насыщенную тишину в кабинете нарушил резкий стук в дверь. Мы замерли и посмотрели друг на друга, молча решая, что делать. Я склонялся к мысли затаиться и переждать, он по всей видимости тоже. Стук оборвался, и на столе взорвался траурным маршем телефон.

– Снежанна, – поморщился Евгений. – Слушаю, – произнес он в трубку.

Даже мне было слышно, как орет она в трубку, хотя и из-за двери тоже доносились обрывки слов – все же наличие второй комнаты приглушало выступление.

– Придется открывать, она вряд ли уйдет, а оставаться на ночь здесь, – он обвел рукой помещение, – не очень хорошая идея.

Я кивнул, поднялся с пола, напялил опостылевший парик и очки.

Разгневанная мадам ворвалась в кабинет.

– Как низко ты пал, – скривила она густо напомаженные губы.

– Дорогая, – предостерегающе произнес завкаф.

– Что это такое?! – вспомнила мегера о цели своего присутствия и извлекла из сумочки какие-то бумаги. – Я это не подпишу, не надейся!

– Милая, даже когда нас поженили, я не питал иллюзий по поводу того, что ты слаба на передок. В принципе мне абсолютно все равно, где ты и с кем трахаешься, но вот в выборе партнеров все же надо было быть поаккуратней. Неразборчивость вот к чему приводит.

– Может, это ты меня заразил, педик гребаный, – выплюнула она.

– Я чист, – холодно отрезал он, – результат отрицательный. По крайней мере, я по притонам не шляюсь, в отличие от тебя. Или ты подцепила заразу, когда наркотой баловалась?

– Ты!

Шеф скривил губы и достал из сейфа конверт.

– Я, – жестко произнес он, – все проверил. Вот доказательства.

Пальцы Снежанны сомкнулись на протянутом конверте.

– Ненавижу, – прошипела она, – как же я тебя ненавижу! Даже не надейся, что соглашусь на развод. Ты никогда не сможешь показать свои доказательства кому-либо, иначе тебя папашка со свету сживет, да и мой поможет. Мне похрен, где ты будешь жить, но в своей квартире я видеть тебя не хочу. Адью, милый.

– Радость моя, вот когда мы разменяем жилплощадь,тогда у тебя будет своя квартира. Но пока можешь не волноваться, встречаться с тобой на одной кухне желанием не горю. До свидания!

Снежанна яростно сверкнула глазами и выскочила из комнаты, от души шандарахнув дверью.

– Она всегда такая? – пребывая в шоке, спросил я.

– Нет, обычно мы более цивилизовано общались. Даже постель была, как ты мог догадаться, – он вздохнул. – Да жалко ее на самом деле. Заложница обстоятельств и жертва воспитания. Сначала позволяют детям все, а потом, ой, что выросло!

Поразительно, он еще ей и сочувствует! Хотя он, конечно, жену лучше знает. Наверное, она не всегда такая была.

– Ты у родителей будешь пока жить? – поинтересовался я для проформы, потому что это было как бы само собой разумеющимся.

– Не приведи господи, – открестился он от перспективы. – В гостинице пока поживу, наверное. Или есть другие предложения?

– Могу к себе пригласить, я один живу. – Сказал и замер в ожидании, все же это достаточно самонадеянно и несколько опрометчиво, кто знает, как мы в принципе сможем поладить.

– Что-то у нас все как-то неправильно, – пробормотал он задумчиво, – но раз уж так пошло, то почему бы и не начать встречаться с совместного проживания?