Текст книги "Возьми меня с собою в ад"

Автор книги: Мария Керчина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

–Только о том, что поймали. А что убила – ни капли.

–Расскажешь?

Настя покачала головой.

–Лучше не надо. Тебе это незачем. Да и какая уже разница?

Когда мы допили пиво, стрелки часов приближались к восьми. Я и не заметила, что мы сидели так долго. Я довела Настю до СТО, а сама пришла в школу. После алкоголя у меня кружилась голова. Я зашла в туалет, умылась, но лучше не стало. Я понимала, что от меня пахнет, и учителя это почувствуют, поэтому два урока сидела в туалете, лишь раз сделав вылазку в столовую за булочками. На перемене перед третьим уроком я подошла к учительнице биологии и стала упрашивать её не ставить в журнал вчерашнюю двойку, а позволить мне исправить её. Она долго слушала мои просьбы, не отрываясь от ученических тетрадей, а потом небрежно бросила передо мной раскрытый журнал. Напротив моей фамилии уже стояла двойка. Увидев её, я расплакалась, хотя очень не хотела показывать эмоций. Я попросила дать мне контрольную, чтобы хоть закрыть оценку, на что она, также не отрываясь от тетрадей, ответила: "Вот когда контрольная будет у всех, тогда и исправишь". Утирая слёзы, я покинула кабинет. Учительница истории, у которой я также вчера получила двойку, сегодня отсутствовала, так что вторую оценку исправить тоже не удалось. Плюнув на остальные уроки, я вышла из школы. Перед автомастерской я задержалась, но Настю не увидела. Наверное, не взяли.

Я пришла домой. Ни мамы с Валерой, ни Насти не было. Я включила телевизор, но отвлечься не получалось, настроение было поганое. Я написала сообщение Наташе, в котором предложила погулять. Она ответила, что не может из-за уроков, и спросила, почему меня нет в школе. Я объяснила, что утром не пришла из-за того, что была пьяной, а на последующие уроки идти не захотела. Мы переписывались минут пятнадцать, и Наташа замолчала. Я пялилась в телевизор до тех пор, пока не уснула прямо на диване в гостиной.

Я проснулась от того, что меня сильно трепали за плечо. Это была мама. Она закатила новый скандал, но уже не за двойки – ей снова позвонила классная руководительница и рассказала о пиве и прогулах. Я была поражена: такого от Наташи я совсем не ожидала. Терпеть крики и оскорбления матери становилось всё труднее, но она не умолкала, напротив, распалялась всё сильнее. Периодически свою лепту вносил и Валера, но его высказывания носили иронично-унизительный характер. Когда он сказал, что хороший аттестат мне и не нужен, главное, чтобы научилась ноги раздвигать и рот пошире открывать, я уже не выдержала и впервые в жизни пульнула его матом. Незамедлительно я получила сильную пощёчину. Было не столько больно, сколько обидно. Мать на его удар сказала лишь: "Дождалась? Вот, что значит мужик в семье, не то что твой папочка!" Я вскочила с дивана и выбежала из дома. Мать приказывала вернуться, но я не послушалась.

Примерно полчаса я проплакала на скамейке в том же сквере, где утром мы с Настей пили пиво. Немного успокоившись, я принялась обзванивать одноклассников, предлагая погулять. Все отказались. Мне было досадно, что Наташа меня предала: теперь и переночевать не у кого. Но, хоть я и осталась без крыши, было очень страшно на улице ночью, и я жутко продрогла, возвращаться домой не собиралась. Сейчас мне были до тошноты отвратительны и мать, и отчим, и я была готова жить хоть в картонной коробке, лишь бы их не видеть. В кармане пальто я нашла наушники. Натянув шапку до носа и застегнув пальто на все пуговицы, я включила музыку и закрыла глаза в надежде побыстрее скоротать эту холодную ночь.

Из полусна меня вывел мужской голос. Я открыла глаза. Передо мной, пошатываясь, стоял нетрезвый мужчина лет сорока. Я вытащила наушники. Он спрашивал сигарету. Я ответила, что не курю. Тогда он сел рядом и начал со мной разговаривать. Я молчала, но он не отставал. Когда я хотела уйти, он ухватил меня за ногу. Я сбросила его руку с себя. Он засмеялся, попросил меня не уходить и приобнял. Я вырвалась, пригрозив тем, что позову на помощь, вскочила и стала быстро уходить. Он пульнул мне в спину оскорбление, но догонять не стал. Я отошла шагов на десять, когда услышала его испуганный возглас. Я обернулась: мужик также сидел на скамейке, а вплотную к нему стояла Настя, прижимая к его горлу складной нож. Судя по выражению её лица, она из последних сил сдерживалась, чтобы не вспороть ему горло. Мужик жался спиной к скамейке и просил Настю не трогать его, тараторил извинения. Она убрала нож от его шеи, отошла на пару шагов, но вдруг обернулась, подшагнула и вонзила остриё ему в ногу по самую рукоятку. Мужик заорал на весь сквер и скрючился, зажимая ладонями кровоточащую рану. Настя сбросила его со скамейки, пнула ногой, что-то проговорила ему, нагнувшись, и быстро пошла в мою сторону. Она прошла мимо, ничего не сказав, я посеменила за ней. Сестра была выше меня почти наголову, и я едва за ней поспевала. Её трясло от бешенства, а меня – от страха. Она периодически оборачивалась, борясь с желанием вернуться к тому мужику. Я боялась заговаривать с ней и молча бежала следом, как послушная собака. Наконец, она остановилась, прижалась спиной к стволу дерева и закурила. Я была рада возможности отдышаться.

–Больше по ночам не шляйся. – Сказала Настя, смотря в сторону.

–Как ты тут оказалась?

–Мать попросила тебя найти.

Я усмехнулась.

–Что, помирились?

Настя вперила в меня такой взгляд, что я в ужасе отшагнула.

–Я тебе сейчас челюсть вынесу, чёртова обиженка! – Она немного помолчала. – Не хочется потом твой труп по кускам собирать, вот и ищу тебя третий час. Что у тебя с телефоном? Я обзвонилась. Мать свой дала, сама с мобильником хахаля сидит.

–Я добавила их номера в чёрный список. Прости, не знала, что ты будешь звонить.

–Пофиг. Пошли домой.

–Нет! – Я тут же испугалась той решительности в голосе, с которой ответила Насте. – Я домой не вернусь. – Мягче добавила я.

–Не вопрос – только придётся подраться с бомжами за место на теплотрассе и научиться ловить голубей – и привет, свободная от родительского гнёта, жизнь!

Мне была обидна злая ирония сестры, но спорить с ней я не решилась.

–Да хоть так! Всяко лучше, чем с ними.

–Слушай, ты учишься в выпускном классе. Осенью поступишь в институт подальше отсюда и будешь жить в общаге, а к ним на праздники приезжать, винца с тортиком попить.

Я призадумалась: это мне раньше не приходило в голову. Я была уверена, что поступлю в институт, который находится через две улицы.

–Даже не знаю. Страшно как-то одной в чужой город уезжать. Здесь уже всё знакомое, а там…

Настя усмехнулась.

–Слушай, а может мать тебя нагуляла? От какого-нибудь комнатного растения. Ты планировала всю жизнь под её крылом провести?

Я неуверенно пожала плечами. Настя затушила окурок об ствол дерева и бросила в клумбу.

–Есть, где переночевать?

Я покачала головой.

–Ты ни с кем не дружишь?

–Вроде, дружила. А сейчас и не знаю. Меня сегодня подружка предала.

–Ой, что ты знаешь о предательстве? И бабской дружбы вообще не существует. Это я тебе говорю, как человек, десять лет проживший в чисто-женском коллективе.

Я снова пожала плечами. Взгляд Насти, по-моему, немного смягчился. Она тяжело выдохнула и в шутку дала мне щелбан по лбу.

–Куда пойдёшь-то?

–Не знаю. На школьном дворе до утра посижу, наверное, потом в школу. А оттуда… Не знаю пока, придумаю что-нибудь.

Настя порылась в кармане, пересчитывая деньги.

–Пошли, дочь улицы.

Настя привела меня в маленькую двухэтажную гостиницу, по дороге зайдя в круглосуточный магазин. В тесном номере кроме двух односпальных кроватей, столика и двух стульев, ничего не было, но здесь мне нравилось куда больше, чем в своей просторной, уютной комнате с евроремонтом: тут не докучали постоянные упрёки матери, глупая ирония Валеры, можно было не бояться, что они влетят в комнату и закатят очередной скандал из-за какой-нибудь мелочи. Я была готова поселиться в этом не очень чистом номере с тусклой лампой и маленьким мутным оконцем. Настя вытащила из пакета на стол бутылки с пивом, стаканчики и воблу, и кивком головы приказала мне сесть. Я подошла. Вдруг Настя пристально посмотрела на меня и подшагнула почти вплотную. Я испугалась, не зная, чего от неё ожидать, и что её снова разозлило, и инстинктивно съёжилась. Настя взяла меня за подбородок и приподняла моё лицо повыше.

–Это тот урод из сквера тебе губу разбил? – Спросила она.

–Нет, это…

Я осеклась: Настя была в таком бешенстве, что говорить правду я побоялась: она могла наброситься на Валеру и снова угодить в тюрьму – он с матерью только этого и ждали.

–Он случайно задел. – Добавила я.

Настя прерывисто вздохнула, села на стул и, спустя несколько секунд молчания, выругалась и ударила кулаком в стену.

–Что сразу не сказала? Я бы ему горло перерезала.

Я осторожно села на край стула.

–Чёрт с ним, Насть. Он совсем чуть-чуть задел. Давай не будем о нём?

Настя молча наполнила стаканчики. От злости у неё тряслись руки. Мне была удивительна её реакция, и очень приятна: впервые кто-то был готов убить моего обидчика. Я испытала странное, доселе не изведанное чувство важности и значимости. Оно перевесило весь мой негатив, накопленный за день.

–А мне не удалось двойки исправить. – Пожаловалась я, желая отвлечь сестру от мыслей об убийствах.

–Почему? – Без интереса спросила она.

Я воссоздала ей школьные события. Настя ничего не отвечала. Я решила, что она меня даже не слушала.

–Это тебя ненавидят учителя, или маму?

–Ненавидят?

–Да. Это ненормальное отношение. Кто-то из вас их очень бесит.

–Обе, наверное.

–Почему?

Я помялась – эта история вряд ли бы понравилась Насте. Но, делать было нечего: она вопросительно смотрела на меня, ожидая ответа, и уйти от темы было невозможно.

–Мне одна училка оценки занижала, и мама в городское министерство образования пожаловалась, скандал закатила. Даже журналистов приводила. Училку уволили. С тех пор меня в школе не очень любят.

–Почему занижала?

–Она вела русский язык. Я не вызубривала правила, не всегда делала домашние задания, но контрольные выполняла на отлично. Это её очень злило, и пятёрки она не ставила никогда.

–А поговорить ты с ней пробовала, или сразу к маме жаловаться побежала?

–Нет, не пробовала. Да и не дало бы это ничего.

–Но так было бы честно. Почему ты так гонишься за оценками? Через несколько месяцев будет совершенно не важно, что нарисовано в твоём аттестате.

–Для института. Там главное ЕГЭ, конечно, но медалисты приветствуются.

–На кого поступишь?

–На хирурга.

–Сидеть в тесном кабинете, выписывая справки, заполнять кучу бумаг и периодически резать людей, взваливая на себя огромную ответственность? И всё это за двенадцать-пятнадцать тысяч в месяц? Оно того стоит?

Мне были неприятны перспективы, которые для меня построила сестра – я смотрела на это совершенно иначе.

–Зарплата побольше будет. Да и не это главное. Не всегда люди работают ради бабла.

–Да? Легко так говорить, имея маму и отчима при бабках. А вот проходишь три года в одних сапогах, и пять – в одном пальто – запоёшь по-другому.

Я раздражённо выдохнула: терпеть грохот своих мечтаний, которые сестра шутя разбивает, было выше моих сил.

–А какая альтернатива, Насть? – Вскрикнула я. – Грабануть кого-нибудь и загреметь на зону? Такая жизнь для тебя, но не для меня. Я готова жить по общественным нормам, и не хочу расплачиваться за свой нигилизм сломанной судьбой!

Теперь я в страхе замолчала, осознав, что кричу на ту, кого боюсь больше всего на свете. С удивлением я увидела на лице сестры улыбку, когда отважилась поднять на неё глаза.

–Делаешь успехи. Хоть научилась отстаивать свою позицию. Криминал я тебе и не предлагала.

–А что тогда? Бизнес?

–Нет, это не твоё. Интеллект у тебя высокий, но в бытовом смысле ты полнейшая дурочка – тебя пятиклассник вокруг пальца обведёт.

–А что тогда?

–Ничего. У меня не та судьба, чтобы кого-то учить жизни. Мы просто разговариваем.

Я выругалась и опустошила стаканчик. Теперь злилась я. А вот Настя была в добром расположении духа и улыбалась мне. Наверное, ей нравится морально издеваться надо мной. В этот момент мне стало жаль её сокамерниц – общество Насти было большим наказанием, нежели лишение свободы. Но, хоть я и рассердилась на сестру, её улыбка была мне очень приятна, особенно тем, что адресована именно мне. И её общество, несмотря на постоянные подколы и беспрестанный страх быть битой, нравилось мне больше, чем общение со своими, так сказать, друзьями. С ней я чувствовала себя в полнейшей безопасности. Я точно знала, что она никому не позволит причинить мне вред, и не оставит одну в беде. Такого чувства я ранее не испытывала ни с кем.

–Знаешь, я очень рада, что мы встретились. – Призналась я. – Может, не будешь уезжать далеко? Не хочу, чтобы мы потерялись.

Настя некоторое время смотрела на меня, удивлённо приподняв брови.

–Маш, ты же всего один стакан выпила.

–Иди ты! – Шутя, ответила я.

–Мазохистка!

Я проснулась от того, что Настя ударила ногой по моей кровати. Уже было светло. У меня сильно болела голова, дико хотелось пить.

–Подъём, синица малолетняя! Уходить пора. – Сказала Настя, надевая куртку.

–Мне плохо.

–Сейчас на воздухе оклемаешься. Блин, с тобой только пить! От двух литров так свалиться! В школу сегодня не ходи, перегар заметят.

–Я и не в состоянии. Дома побудем.

–Мне в мастерскую сейчас. Провожу тебя и пойду.

–Они тебя взяли?

–Попробовали бы! А на работу да, приняли. Вчера первый день уже отработала. Пришла домой, надеялась поспать, а тут сестрёнка загуляла.

–Прости.

Я с трудом встала, умылась и стала одеваться. Увидев в зеркало копну волос на голове, я ужаснулась.

–Блин! Как я так по улице пойду? Дура, почему я расчёску не взяла?

–Слушай, укладка тебя всё равно не спасёт, так что не загоняйся.

Я обиженно посмотрела на улыбающуюся Настю через зеркало.

–Спасибо на добром слове.

–Обращайся.

По возможности пригладив волосы, я натянула капюшон. Когда мы отдавали ключи, хозяйка гостиницы неодобрительно на нас покосилась. Я подумала, что это из-за моих непричёсанных волос, и стыдливо покраснела.

–Да сёстры мы, сёстры. – Сказала женщине Настя. – Номер можно не освещать.

Мы вышли из гостиницы. Я пребывала в раздумьях.

–А почему она так посмотрела? – Наконец, спросила я у Насти.

–Подумала, что я слепая или могу выпить бочку водки.

Всю дорогу я обдумывала произошедшее. Догадалась уже когда мы приходили к дому. Мне стало так стыдно, что теперь я очень боялась столкнуться с хозяйкой гостиницы на улице.

–Ты действительно считаешь меня страшной? – Спросила я у Насти.

Она удивлённо посмотрела на меня и засмеялась, ничего не ответив.

–Просто ты так шутишь, будто я последнее чучело.

–Если бы была чучелом – я бы так не шутила. Нет, нормальная ты. Типичная русская Алёнушка. Тебе только сарафан и красные сапожки – готовая дочь купца.

Я не поняла, был это очередной подкол или нет. Но оспорить сходство с персонажами добрых старых мультиков я действительно не могла. Когда мы подошли к дому, я увидела маму, стоящую на крыльце вместе с бабушкой. Она часто приезжала в гости, но сегодня, кажется, не собиралась. Наверное, мама позвонила ей и рассказала о моём побеге из дома. Увидев нас, бабушка как могла быстро пошла в нашу сторону.

–Сейчас начнётся. – Выдохнула я, ожидая нового скандала.

–Это не к тебе. – Ответила Настя.

Бабушка подбежала и, ничего не говоря, наотмашь, изо всех сил, ударила Настю по щеке. Сестра не шелохнулась, не отступила, она вперила в бабушку яростный взгляд и сжала кулаки, но тут же разжала, совладав с эмоциями. Бабушка вцепилась ей в куртку обеими руками.

–Да как ты смеешь тут появляться? – Прокричала бабушка, оттолкнув Настю. – Тварь ты бездушная! Как смеешь на меня смотреть? Жаль, на зоне не скопытилась! Как тебя земля только носит, скотина поганая!

Бабушка хотела снова ударить, но Настя налету поймала её руку.

–Лучше не надо. – Процедила она.

Настя отпустила руку бабушки и стала быстро уходить. Ей в спину летели ужасные оскорбления. Вдруг крики сменились стонами и вздохами, бабушка схватилась за сердце. К ней подбежала мама.

–Всё, мам, не нервничай. Она того не стоит. Пойдём в дом. – Она посмотрела на меня. – И ты тоже, живо!

Мама увела бабушку. Я бросилась вдогонку за сестрой. Мы поравнялись уже в конце улицы. Я окрикнула Настю и хотела остановить, но она, не оборачиваясь, отдёрнула руку.

–Насть, что это было? Почему она так? – Спрашивала я, стараясь бежать наравне с её шагом.

–Потому что я убила её сына. Твоего дядю. Теперь отвали. – Отрывисто проговорила она.

Я в шоке застыла на месте. Настя быстро скрылась в лабиринте проулков. Опомнившись, я добежала до дороги и огляделась по сторонам, но сестру не увидела. В полнейшей растерянности, я побрела домой.

Мама отпаивала бабушку валерианкой, ей было не до меня, и я беспрепятственно поднялась в свою комнату. Чтобы оградиться от них, я заблокировала дверь комнаты тяжёлым комодом. Заснуть не удалось, как ни пыталась. Мешала вереница мыслей, ни на секунду не покидающих мою голову. Теперь стало ясно, почему мама отреклась от Насти как от дочери: она ведь убила её родного брата. Но за что? Что он мог сотворить? Я не сразу поняла, что подсознательно пытаюсь оправдать Настю, придумывая различные причины её преступления, и даже не рассматриваю варианты, в которых её вина ничем не смягчается. С удивлением я вдруг осознала, что даже если Настя действительно бездушный палач, и её поступку нет никаких оправданий, то я всё равно не смогу отречься от неё, как это сделала мама и бабушка. Это, скорее, моя слабость, чем сила – мне очень не хочется её терять, и я иду на поводу у своего желания. Ничего великодушного тут и в помине нет. Я вдруг подумала, что Настя может не вернуться домой. Мне стало очень страшно. Я позвонила на мамин телефон, который Настя не успела отдать, но сестра не брала трубку. Я написала несколько сообщений, но она всё равно не пошла на контакт. Мысль, что мы больше никогда не увидимся, привела меня в состояние, близкое к панике. Я мигом оделась и бесшумно, чтобы мама с бабушкой не услышали, вышмыгнула из дома.

До автомастерской я добежала за считанные минуты. Зайдя внутрь, я с облегчением и радостью увидела сестру, ковыряющуюся под капотом грязного УАЗа. Она заметила меня, вытерла руки тряпкой и вышла на улицу. Я вышла за ней.

–Чего ты докопалась? – Спросила она, смотря вдаль. – Я же сказала отвалить. Ничего объяснять я не хочу, твои испуганные возгласы и осуждения мне тоже не припелись.

–Я не для этого пришла.

–А для чего?

–Побоялась, что ты не вернёшься.

Настя медленно перевела взгляд на меня.

–И что тут страшного?

–Для меня это страшно. – Я помолчала. – Боюсь, что ты исчезнешь.

Настя поджала губы и быстро отвела глаза. Мне показалось, что она чуть не прослезилась.

–Из меня плохая подружка, Маш. А сестра вообще дерьмо. Не надо ко мне привязываться. Бери пример с родни – они, в отличие от тебя, хорошо меня знают.

–Ни черта они не знают! Или не хотят знать.

–Как и ты.

–Мне и не надо. Я понимаю, что просто так ты бы этого не совершила.

–Какая уже разница?

–Большая! Может, когда-нибудь ты мне и расскажешь. Но я и без того знаю, что тебя можно оправдать.

Настя прерывисто вздохнула, быстро достала сигарету и закурила. Теперь я ясно видела, что она из последних сил сдерживается, чтобы не расплакаться. Мне хотелось её обнять, но я понимала, что она меня оттолкнёт. Настя быстро курила, отвернув от меня лицо.

–Маш, что ты от меня хочешь? Всё, что я могу тебе принести – это вред и крупные неприятности. У тебя уже начались проблемы в школе и семье, и спровоцировала это я. Ещё не отпугнула? Дальше будет хуже. Я ненароком сломаю тебя. Или как человека, или как члена общества. Хочешь через десять лет стать такой, как я?

–Была бы рада. Ты не такая, как все.

–Лучше бы была такой же. Я сломала судьбу себе, но тебе не стану. А по-другому не получится. Поэтому я доживу у вас дома до первой зарплаты и уеду. Куда – ты не узнаешь, и я больше никогда о себе не напомню. Считай, что меня нет и никогда не было. – Она вдруг развернулась и положила руку мне на плечо. – А ты поступай в институт, спасай людям жизни, выходи замуж и рожай детей. Всё будет хорошо. Я тоже приткнусь куда-нибудь, не переживай. Иди домой.

Настя вернулась в мастерскую. Я утёрла выступившие на глаза крупные слёзы и побрела к дому.

Вернувшись, я уже не стала прятаться в комнате, а напротив, сама нашла маму. Она сидела в спальне, давала лекарство лежащей в кровати бабушке. Несмотря на плохое самочувствие, бабушка продолжала оскорблять Настю самыми последними словами. Наверное, она этим занималась всё время с момента, как её увидела.

–Мам, можно тебя на минуту?

Мама обернулась и бросила на меня короткий недовольный взгляд.

–Явилась! Как погуляла?

–Замёрзла.

–Я не буду ругать тебя при бабушке, чтобы не мотать ей нервы, но учти, что позже тебя ждёт серьёзный разговор.

–Хорошо. Так выйдем на минуту?

–Ой, ну чего тебе надо?

Мы вышли из комнаты, мама прикрыла дверь.

–Что?

–Скажи, а за что Настю посадили?

–Ты же знаешь – она убийца. Бессердечная убийца.

–За что она убила своего дядю?

Мама удивилась и плотнее закрыла дверь, чтобы бабушка нас не услышала.

–Откуда ты знаешь, кого она убила? Я не говорила.

–Настя сказала. За что?

–За триста пятьдесят тысяч.

–То есть? Как?

–Гриша, мой брат, в тот день взял кредит. Спустя несколько часов после того, как он приехал из банка, к нему домой нагрянула Настя, зарубила его топором и забрала деньги. Жизнь своего дяди она оценила в триста пятьдесят тысяч. Хотя, она бы и за сто убила.

Я не знала, что сказать: сколько всего я себе напридумывала, но такое мне и в голову не могло прийти. Я не могла в это поверить.

–Не может быть! Она не могла так поступить!

–Ты её совсем не знаешь, Маш. Уж не знаю, какой там образ ты создала в своей голове, но твоя сестра бессердечная, бездушная сволочь, способная на всё ради своей выгоды. От неё не просто так отреклась семья.

–а она сама призналась в преступлении?

–Нет, следствие установило.

–Может, полиция ошиблась?

–Нет. У обвинения было очень много неоспоримых доказательств. И деньги у неё нашли. Это дело гремело по новостям и в газетах, следствие длилось больше года – полиция очень серьёзно отнеслась к этому преступлению, ошибки быть не может. Настя прекрасно понимала, что отвертеться не получится, но из принципа не признавала вины, а когда после приговора журналист спросил, раскаивается ли она, Настя ответила отрицательно. Помимо улик, в том деле была свидетельница – её подруга. Она всё и рассказала. Теперь понимаешь, почему я боялась пускать её в дом? Она ведёт себя смирно только потому, что понимает, что если нападёт на нас – тут же отправится за решётку. Но гнилую натуру не изменить. Так что держись от неё подальше – твоя сестрёнка способна на всё. Не представляю, как родила такое исчадье ада. Она ещё была подростком, когда я поняла, что ничего путного из неё не выйдет. Но что она вырастет таким монстром – я и представить не могла. Знала бы наперёд – сделала аборт без малейших колебаний. Рожать такое было нельзя.

Мама вернулась в комнату, оставив меня в полнейшей растерянности. Образ сестры, который я создала в своей голове, никак не вязался с рассказом матери. Настя казалась мне сильной, храброй, принципиальной, гордой, но в то же время способной на благородные поступки. А теперь моему восприятию предлагали корыстную, не гнушающуюся даже убийством, бесчеловечную преступницу, не имеющую право на прощение. Так к кому же я всё-таки привязалась?

Я вся извелась, пока дождалась возвращения Насти. Она не зашла домой, сразу направилась в старый гараж. Из окна я смотрела на слабый мутный фонарь, покачивающийся на холодном осеннем ветру, и тень сестры, периодически блуждающая по стенам.

Наконец, мама и Валера проводили бабушку и легли спать. Я тихо вышла из дома и заглянула в гараж. Настя сидела в машине, закутавшись в куртку, и растирала покрасневшие от холода руки. Я села на пассажирское сидение.

–Бабушка уже ушла, можешь возвращаться домой. – Сказала я.

Настя рассержено посмотрела на меня: она явно смутилась.

–Я не из-за неё здесь. Нужно закончить с машиной.

Я окинула взглядом гараж: инструменты лежали нетронутые, там же, где я их сложила.

–Расскажи мне о дяде. – Попросила я.

–Что именно?

–Как и за что он умер.

–Нет.

–Почему?

–Я уже объясняла: тебе незачем это знать, и я не хочу об этом говорить.

–Тогда давай поговорим о том, на что человек готов ради денег.

Настя помолчала, немного напрягшись.

–Бабуля уже проинформировала?

–Нет, мама. Я не до конца ей верю.

–Верь во что хочешь, Маш, мне плевать.

–У дяди действительно были триста пятьдесят тысяч?

Сестра перевела на меня безразличный, усталый взгляд.

–Триста сорок семь.

Внутри меня что-то оборвалось: надежда, что Настя оспорит мать, растаяла.

–И ты их украла?

–Нет. Я сначала зарубила его, а уже потом прихватила деньги. У трупа украсть нельзя.

–Неужели это правда? Я так надеялась, что мама солгала!

–Она вообще редко врёт, так что можешь ей верить.

–Как ты могла?

–Это было непросто. Топор тяжёлый, да и череп твёрдый.

–Какая же ты сука, Настя!

–Знаю. Я тебя предупреждала. Это ты с какого-то лешего решила, что я благородная дева-воин. А я себя не приукрашивала. Вини в своём разочаровании собственную слишком бурную фантазию.

–И на что хотела потратить деньги, добытые тяжким трудом?

–На что хотела, на то не получилось.

–Нас тоже зарубишь? Деньги хранятся в банке, увы, но если продашь мои и мамины украшения – сможешь купить несколько ящиков бухла.

–Не прибедняйся – ваши украшения стоят куда больше. На целую фуру хватит.

–Теперь я понимаю маму и бабушку. Мне мерзко от того, что мы одной крови.

Я быстро вернулась в свою комнату. Как только закрыла дверь, из глаз полились слёзы. Настя попала в точку, меня действительно постигло ужасное разочарование. Я довольно быстро смогла перестать плакать, но заснуть не удавалось. То и дело я приподнималась на кровати и через окно смотрела на качающийся над воротами гаража, фонарь. Эта ночь выдалась особенно холодной, вполне сошла бы за январскую. Я мёрзла в нагретой комнате, под толстым одеялом. Не представляю, как Настя, должно быть, закоченела. Зарождающуюся жалость я сразу же душила картинками, в которых сестра врывается в дом ни в чём неповинного человека, своего родного дяди, и обрушивается на него градом ударов топора. Он кричит, хрипит, а она продолжает ожесточённо вдалбливать острие в его голову, не обращая внимания на брызги крови, обагряющие пол, стены и её саму. После долгой борьбы с эмоциями, справедливость всё же одержала победу, и появляющееся острое чувство жалости к сестре исчезло.

Я заснула лишь под утро, зато крепко, даже не услышала будильник. Проснувшись, поняла, что опаздываю в школу. Я быстро собралась, но к первому уроку уже не успевала. Странно, что мама не разбудила: она, обычно, поднимала меня, когда они с Валерой уезжали по делам в магазины. Я вышла из дома и спешно пошла к воротам, заставляя себя смотреть вперёд и не оборачиваться. Уже открыв калитку, я всё же не выдержала и обернулась на гараж. Фонарь всё ещё горел. Наверное, Настя забыла его погасить, уходя в мастерскую. Пришлось возвращаться. Я погасила свет. Снова не выдержав, я заглянула в гараж. Настя была в машине. Я сразу поняла, что она не просто спит по посиневшим губам и неестественной позе. Я подбежала, открыла дверь и стала пытаться её растолкать, но она не реагировала. Температура её тела была гораздо ниже нормы. В страхе я прижала дрожащие пальцы к её горлу: пульс был. Я судорожно набрала номер "скорой". Чтобы Настя не продолжала замерзать, пока едут врачи, я стала пытаться вытащить её из машины, чтобы дотащить до дома, но сил не хватало. Вытаскивая, я не справилась с её весом и упала. Настя очнулась, но была уже очень слаба. Я упрашивала её дойти до дома. Она проговорила что-то невнятное, но сделала несколько шагов, после чего снова отключилась.

Мне всё же удалось поудобнее обхватить её и тащить к дому. Когда мы уже достигли крыльца, через открытую калитку меня увидела одноклассница, идущая вместе со своей матерью. Они спросили, что случилось. Я прокричала, что сестра переохладилась и попросила помочь затащить её в дом. Аня и её мать в растерянности остановились, но не подошли. Мне пришлось оставить Настю на крыльце, чтобы открыть дверь дома, а потом снова взвалить на себя.

На второй этаж я, конечно, не смогла бы её поднять, поэтому мы остались в коридоре. Я сидела рядом с ней, отлучившись лишь ненадолго, чтобы собрать её документы. "Скорая" ехала минут сорок. Едва взглянув на Настю, врач взял её на руки и отнёс в машину. Я поехала с ней.

Четыре часа меня держали в неведении. Я даже не знала, жива ли сестра. Наконец, ко мне неспешно подошёл спокойный, кажется, сонный врач. Он сказал, что Настя сильно переохладилась, и если бы провела на улице ещё час, то спасти её было бы невозможно. Он решил оставить её на несколько дней в больнице, попросил меня привезти её вещи. Я незамедлительно поехала домой.

В сумке Насти, с которой она приехала, из одежды я нашла только чёрный спортивный костюм. Я уже хотела уложить его в пакет, но заметила на воротнике въевшиеся пятна крови – наверное, они ещё с тех времён, как она дралась с Монстром. Помимо костюма, я нашла в сумке несколько тетрадей. Там были небольшие заметки, карандашные рисунки, при чём, очень умелые, тюремный распорядок дня и недели, и пожелания от других заключённых, написанные перед освобождением Насти. На самом дне сумки я нашла несколько писем. На всех конвертах было выведено имя одной-единственной отправительницы по имени Виктория. На одном из конвертов её имя было перечёркнуто ручкой, да с такой силой, что стержень изрезал бумагу конверта. Довольно долго колебавшись, я всё же вынула из конверта письмо. Написавшая его женщина корила себя за предательство, умоляла Настю простить её, пыталась оправдываться. В чём она была виновата, я не поняла, отправительница об этом не упоминала, но судя по её раскаяниям, вина была очень большая. Местами текст был размытый: очевидно, Настя плакала, читая эти письма. В последнем конверте, помимо письма, я нашла небольшую бирюзовую заколку для волос. Аккуратно сложив всё обратно в сумку, я взяла деньги, которые бабушка дарила мне на день рождения, и поехала в магазин.

Одежду для Насти я выбирала долго и тщательно: у нас были диаметрально противоположные вкусы, и я боялась ей не угодить. Купив всё необходимое, я зашла в продуктовый магазин за едой, чаем, сигаретами и фруктами, и отправилась обратно в больницу. До окончания времени посещений оставалось всего десять минут, но медсестра, видя моё волнение, всё же пропустила в палату, предупредив, чтобы я долго не засиживалась.