Текст книги "Воздается по вере. Грехи имеют свою цену. Книга третья"
Автор книги: Марина Рузант
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)
– Мама, я не понимаю, зачем нам брать фланель кусками. Ведь есть же готовые пеленки, – нервно возмущалась дочь.
Мать, не обращая внимания на тон, задумчиво то растягивала ткань руками, то мяла ее в ладони.
– Я не понимаю . . . .
– Конечно, не понимаешь, – откликнулась Галина Ивановна, – ты же еще не нянчилась с детьми. Откуда тебе знать тонкости? Слушай, мы же все равно не знаем кто родится, – наконец, она обернулась к дочери. – Купим фланель розового цвета и голубого. Пополам.
– Мама, зачем нам куски ткани? Пошли в Детский мир и купим там готовые пеленки.
Мудрая женщина полезла за кошельком в сумку, между делом поясняя свое желание:
– Маша, готовые пеленки имеют стандартный размер, то ли шестьдесят на шестьдесят, то ли семьдесят на семьдесят. В любом случае, через пару месяцев они уже станут малы. Ребенок подрастет и пользоваться ими будет очень неудобно. Мы сейчас купим два отреза, сами раскроим пеленки нужной длины и на машинке прострочим. Делов всего ничего, зато потом никаких проблем.
После магазина направились в аптеку. Там опытная Галина Ивановна набрала марли.
– Теперь нашьем подгузников, слюнявчиков. Марля в нашем деле – первая вещь. Без нее не обойтись.
Больше Мария не спорила. Маме виднее. После посещения аптеки Маша рассчитывала отправиться домой, но не тут то было. Женщины сели в автобус, проехав три остановки, вышли прямо напротив универмага.
– Сюда то зачем? Здесь же нет детского отдела, – удивилась дочь.
– До детских товаров у нас очередь еще дойдет. Сегодня мы занимаемся исключительно пеленками, – торжественно произнесла наставница и, подхватив под локоток будущую маму, направилась к двухэтажному магазину с огромной вывеской «УНИВЕРМАГ».
– Мы же уже купили фланель на пеленки.
– Маша, ты, честное слово, сама словно ребенок. Мы купили ткань на теплые пеленки. Нужны еще обычные – ситцевые или лучше штапельные. Перед использованием прокипятим – они помягче станут . . . .
– Зачем так много?
– А ты как думала? Только успевай менять.
– Почему мы в магазине «Ткани» не купили? Стоило сюда тащиться?
Маша искренне не понимала, зачем Галине Ивановне нужны дополнительные сложности. Можно было все купить в одном месте и не трястись в другой район города. Тем более, там целый магазин торгует тканями, а здесь всего-навсего небольшой отдел. Они поднялись на второй этаж, отправились в самый конец «УНИВЕРМАГА», где располагался отдел с тканями.
– Если бы ты обратила должное внимание на виды тканей, то поняла, что в том магазине приличный выбор шерсти, драпа, крепдешина, шифона. Здесь в основном лен и хлопок. Как раз то, что нам нужно.
Упираться и спорить не хотелось.
– Мам, я постою около окошка? Все равно ведь ничего не понимаю? – послушно попросила Маша.
– Конечно, постой. Я сейчас быстренько.
Мария пристроилась у подоконника, а Галина Ивановна помчалась выбирать святая святых – отрезы на пеленки. «Зимние» они уже купили, теперь очередь дошла до «летних». Впоследствии сопутствующие родам вещи покупали в строгой последовательности, установленной Галиной Ивановной. Кроватку и коляску оставили совсем на потом.
С посещением родителей мужа Маша не торопилась. Все мы если не знаем наверняка, то, во всяком случае, чувствуем, каким образом к нам относятся окружающие: по их взглядам, поведению, манере общения. Для Маши было совсем не секретом, что в семье близких родственников Саши ее, мягко говоря, недолюбливали. Сына родители воспринимали, как неотъемлемую часть своей семьи. Павел Федорович открыто выражал собственные взгляды на жизнь, ни мало не заботясь о том, какое действие они могут возыметь на других.
«Родители, семья у каждого человека одна – там, где он вырос. Самые близкие и дорогие люди – отец и мать. Только их должны слушать дети. Наша семья – мы с матерью, Сашка и Танька. Все остальные люди посторонние. Жен может быть много, детей может быть много и только родители и сестра у Сашки одни», – вслух рассуждал Павел Федорович. Спорить с ним было совершенно бесполезно. Стоило сказать хоть слово в противовес, как сразу менялось настроение. Речь становилась злобной, тон – жестким.
Сдерживающим, примирительным фактором всегда выступал Сашка. Он старательно подавал знаки, что, мол, не обращай внимания. Хочется человеку так думать – имеет право, будь мудрее. Все равно его уже не переделаешь, значит нужно принять таким, какой есть. И Маша принимала. Теперь мужа рядом не было, а была беременность в завершающей стадии и неуравновешенная психика ожидающей женщины. Она ждала одновременно двух самых главных мужчин в ее жизни – мужа из армии, сына из собственной утробы.
В конце концов, сколько не оттягивай опасное свидание, рано или поздно, оно непременно состоится. Набравшись смелости и настроившись на невозмутимость, субботним вечером Маша направилась в дом к родственникам. Дверь открыла Нина Викторовна, увидев невестку на пороге, наигранно всплеснула руками:
– Ну вот, и нас осчастливила Маша!
Мария проскользнула мимо женщины в прихожую. На приветствие жены из комнаты с газетой в руках, показался Павел Федорович.
– Да, Мария, и года не прошло после твоего приезда, как ты у нас появилась. Сын написал, что ты еще две недели назад уехала из Солнечного, а к нам только-только пришла. Раздевайся, проходи.
– Здравствуйте, – пропуская упреки мимо ушей, женщина сняла легкое пальтишко. – Сама не ожидала, что столько дел образуется. Сначала в женской консультации на учет вставала со всеми необходимыми процедурами, потом обследование в санатории у нефтяников проходила . . . .
– У тебя отклонения в беременности? А Саша нам ничего на этот счет не писал, – перебил свекор отчет невестки. – Наверное, не хотел расстраивать родителей. А может быть, ты ему не сообщила?
– Нет никаких отклонений. И я, и малыш абсолютно здоровы. Существует определенный порядок постановки на учет. Меня приняли в нашей женской консультации, теперь они будут вести до родов. Должны же они знать настоящее положение вещей. Мало ли что могли написать в карте, – старательно разъясняла Маша.
– А к нефтяникам зачем обращалась? Получается: не все так хорошо, – поддержала мужа Нина Викторовна.
– Это уже папина инициатива. Ему просто хотелось проявить внимание и заботу по отношению ко мне и будущему внуку.
В комнате Мария заняла место на стуле и оказалась, словно, на сцене. Павел Федорович и Нина Викторовна расположились на мягком диване, напоминающем места в партере.
– Почему внуку, а не внучке? – уцепился за рассуждения, неугомонный свекор.
– Я так чувствую. Родится мальчик, – Маша погладила живот.
– Это совсем не обязательно. Может и девочка родится, – противоречила свекровь, искоса поглядывая на реакцию мужа.
– Пусть уж лучше пацан будет, – снизошел до согласия Павел Федорович. – Первый всегда должен быть парень – наследник, а там уже по усмотрению, как получится.
У Маши на душе несколько отлегло. Она вымученно улыбнулась добрым словам хозяина дома.
– Сашка пишет?
– Пишет, – кивком головы женщина непроизвольно закрепила утвердительный эффект ответа.
– Часто пишет? – Павел Федорович отчаянно докапывался до истины, что в какой-то степени насторожило гостью.
– Часто.
– Сколько писем ты получаешь, ну скажем, в месяц?
– Я особенно не считала, но думаю штук двенадцать-тринадцать.
На лицах родственников отразилось полное недоумение.
– Он пишет тебе каждые два-три дня? – искренне усомнился отец.
– Получается.
– Я думаю, Маша путает, – засуетилась мать.
– Зачем ей путать или врать? Нет. Она говорит правду. Это нам с тобой родной сынок парочку писем в месяц присылает . . . .
Только тут Мария поняла, какие громы и молнии обрушатся на голову мужа. Мысленно она уже ругала себя последними словами. Ведь знала, знала о собственническом отношении отца к сыну. Нужно было обдумать подобный поворот в разговоре. Может быть, даже слукавить. Но слова сказаны, теперь лучше переморгать ситуацию. Пусть Павел Федорович лучше на нее выльет свое возмущение. Что делать – заслужила.
– Интересно, о чем он тебе так часто пишет? Может у него какие проблемы, а мы не знаем? – язвительно поинтересовался свекор.
– Да, письма то у него всего на половинку странички. Пишет одно и тоже. Он ведь не в путешествие поехал. Служба однообразная: работа, казарма. Увольнений у них нет – заграница, – оправдывалась Маша.
Впрочем, невольное оправдание и доброжелательный тон, возымели свое действие. Павел Федорович смягчился. На самом деле, в письмах родителям сын полновесно сообщал о своей жизни, делился происходящими событиями. Жене вся эта информация просто размазывалась на половинках страничек. Какая разница сколько пришло писем? Главное, сын, как и прежде с уважением относится к родителям, доверительно рассказывает о службе, надеждах и планах.
– Нина, а чего ты сидишь? Накрывай стол. Невестка пришла.
Гроза миновала, Мария вздохнула с облегчением. Отныне она в общении с родителями мужа будет гораздо осторожнее, будет сначала думать – потом говорить. Прощаясь с родственниками, женщина обещала навещать их чаще и о рождении ребенка сообщить в первую очередь. Мосты, хоть ветхие, но были наведены.
Перед самыми родами в семье Родовых произошло немаловажное событие. Проводили в армию брата Женьку. После окончания школы Женька вопреки всем ожиданиям поступил в пищевой техникум. Родителями, впрочем, как и друзьями, поступок молодого человека расценивался как полное сумасшествие. В техникуме учились в основном девушки, да и то те, кому высшее образование не светило. Женька не хватал звезд с небес, учился в школе довольно слабенько, но ведь не обязательно поступать на дневное отделение. Можно было рискнуть и в случае, если не хватило баллов, уйти на вечернее или заочное отделение. Парень же двинул прямо в техникум.
Над ним подшучивали друзья и подруги, однако, всем на удивление Женька стоял на своем, как оловянный солдатик. Больше того, уже на первом курсе стал подрабатывать в кафе, позже в ресторане, участвовал во всевозможных конкурсах по мастерству. О своих целях и планах парень не распространялся. Вместе с тем, все поступки говорили о том, что он серьезно готовится к будущей профессии. И это было действительно так.
Женька в отличие от сестры решил пойти своей дорогой, пусть необычной, непривычной, но своей. Нравится это кому-либо или нет. Машка отправилась по жизни стандартным путем, который для нее во многом выбрали родители. Понятно, она девчонка и ей трудно противостоять стереотипам. Он – совсем другое дело, он мужик и поступит в соответствие со своим решением. Еще маленьким мальчишкой он часто пропадал на кухне рядом с матерью. Машка отличалась большей ответственностью и усидчивостью. Как правило, уроки готовила самостоятельно.
Женька совсем другое дело. Он мог часами мечтательно сидеть над одним предметом. Его отвлекало буквально все: муха на стекле, скользящие по стеклу дождинки, голоса из телевизора, ругань пьяных мужиков под окнами. Чтобы контролировать выполнение домашнего задания, Галина Ивановна размещала сына на газетке за обеденным столом в кухне. Сама парила, варила, жарила и одним глазом присматривала за учеником. Только в жестких тисках контроля, мальчишка занимался. Незаметно сын заинтересовался процессом приготовления пищи. Время от времени он изъявлял желание помочь матери с обедом или ужином, что не скажешь о дочери. Марию кухня не интересовала совершенно.
Мальчишка рано понял, что успехов можно добиться на любом поприще. Можно стать известным, популярным артистом, на которого ходят в театр и которого неизменно снимают в главных ролях в кино. А можно всю жизнь играть в массовке и прожить рядовую, неинтересную жизнь. Можно стать востребованным архитектором и незаменимым врачом. Главное не профессия, а то, как ты к ней относишься. Стать известным артистом ему мешало отсутствие таланта, архитектором – равнодушие к точным наукам, врачом – паническая боязнь крови. Зато магическая кухня тянула.
Когда родители уезжали на дачу или в гости, Женька добровольно колдовал у плиты. Он придумывал разные блюда, экспериментируя с ингредиентами. Его яичница, например, состояла не только из яиц и соли. На сковородку крошился репчатый лук, меленько натиралась морковь, добавлялись помидоры, специи и обязательно докторская колбаса, порезанная кубиками. Все это месиво заливалось яйцами. Машка сметала шедевр за один присест, как должное. Сначала брата обижало такое потребительское, неблагодарное отношение сестры к его творчеству. Позже юный шеф-повар рассматривал сестру исключительно как подопытный объект. На ней он обкатывал свои фантазии, что вполне устраивало обоих участников эксперимента.
У Женьки рано появились собственные деньги. Ресторан, в котором он подрабатывал после учебы и в выходные, славился хорошей кухней, вкусными непривычными блюдами. К руководству заведения частенько обращались с заказами на подготовку торжественных мероприятий, юбилеев. Меню готовили в самом ресторане, а потом перевозили к месту назначения. Подобная дополнительная работа оплачивалась отдельно и наличными сразу по выполнении заказа.
После окончания техникума молодой специалист уже имел превосходную репутацию, любое предприятие общепита с удовольствием приняло бы его в свои ряды. Но парень рассудил практично. Зачем откладывать то, что в любом случае должно пройти. Пусть лучше это случится сейчас. Рассчитается по обязательствам с государством и спокойненько заживет после демобилизации на гражданке. Служить попал Женька в ракетные войска, в часть, что базировалась под городом Чеховым Московской области.
Не случись с Машкой беременность, не вернись она в Приморск, у Женьки служба в армии превратилась бы, если не в праздник жизни, то во всяком случае, в ней появились светлые моменты, связанные с поездками к сестре и отдыхом в гражданской одежде. Однако справедливости ради стоит обратить внимание на то, что солдат не стал скрывать свою профессию и как только прибыл в расположение части, сразу приказом отправился на кухню. Первое время служил на подхвате, но для творческой личности всегда сложится благоприятная ситуация, станет возможным проявить свой талант.
В Женькины руки птица счастья опустилась вместе с днем рождения заместителя командира части по политической подготовке. Офицер только-только прибыл сам к новому месту службы, семью перевезти в военный городок не успел. Пришлось задействовать местные кадры. Новобранец составил список необходимых продуктов, замполит закупился и доверился специалисту. Стол привел в восторг весь присутствующий на мероприятии офицерский состав вместе с женами и сопутствующими родственниками.
В одно мгновение парень стал самым популярным военнослужащим за всю историю части, его буквально «рвали». Просьбы об участии в приготовлениях домашних праздников посыпались как из рога изобилия. Дни рождения отпрысков офицеров, их самих, жен, награждения, повышения в звании, государственные праздники, проверочные комиссии – все требовало закусок холодных, горячих и десертов. Не сказать, что это очень радовало бойца, с другой стороны, предоставлялись возможности для собственного профессионального совершенствования, улучшенного питания и дружбы со старослужащими, ведь «золотые» руки и «светлую» голову с удовольствием благодарили продуктами со стола, не деньгами же с ним расплачиваться, в самом деле.
Мария проснулась затемно. В квартире тишина. Слышно как вода гулко капает в кухне из крана. Дверь в комнате открыта, поэтому слышен каждый шорох. Она тяжело перевернулась на бок, нашла удобное положение для живота и незаметно задремала. Очнулась от неприятной тянущей боли внизу живота. Потерла руками больное место, реакции никакой. Продолжало тянуть. Маша, опираясь на руки, села в кровати. Боль прошла так же внезапно, как появилась. Женщина осторожно заняла прежнее место. Вспомнился вчерашний французский фильм. Афиши висели целых две недели, обещая умопомрачительную комедию «Жандарм и инопланетяне» с Луи де Фюнесом в главной роли.
По срокам роды могли случиться в любое время, беременная женщина была готова, лишь бы они случились после посещения кинотеатра. Малыш, скорее всего, пожалел мать и решил удовлетворить ее желание. Вчера они вместе с родителями от души посмеялись над незадачливым жандармом, а теперь пришло время исполнить свой долг. Мысли о начале процесса пришли как-то сами собой, они не пугали, более того, хотелось уже поскорее освободиться от бремени. Единственное: смущала неосведомленность в этом деле. Она никогда не рожала, поэтому не знала, каким образом все происходит. Нет. Ей, как еще десятку будущих мамаш, на занятиях рассказывали что к чему. Одно дело слушать или участвовать и совсем другое, когда происходит с тобой, причем впервые.
Уже в забытьи Маша опять почувствовала сначала потягивание, следом ноющую, неприятную боль в том же месте. Очнувшись, услышала позвякивания посудой и шаги на кухне. Дверь в комнату закрыта. Самая ранняя пташка – мама, проходя мимо, тихонечко прикрыла ее, чтобы ненароком не разбудить дочку. Болезненное ощущение продлилось недолго. Отпустило. Женщина, не торопясь, поднялась с постели. За окном на улице стоял плотный серый туман. Фары проходящих машин словно выплывали из ниоткуда и, уносимые вместе с шумом мотора, исчезали в никуда, на короткий миг освещая бледным светом стены комнаты.
Молодая женщина накинула халат, включила настольную лампу и открыла книгу. Раз уж не удается поспать, то лучше почитать, чем невольно прислушиваться к себе в ожидании следующего приступа боли. За чтением забылась. Приступ опять вернулся, теперь уже эстафету приняла еще поясница. Когда отпустило, Мария направилась в кухню. Родители дружно завтракали. Вернее, наслаждался кофе и бутербродами отец, мама, как всегда одновременно: помешивала в кастрюле, мыла посуду и налетами то кусала бутерброд, то судорожно глотала из кружки остывший кофе.
– Привет, родственники! – весело поприветствовала родителей дочь, медленно вплывая в кухню.
– Ты чего не спишь? – прошамкал Вадим Андреевич.
Галина Ивановна мельком глянула на дочь.
– Привет, привет!
– Мам, я тут хотела узнать . . . .
– Узнавай быстрей, мы уже уходим.
Маша облокотилась на дверной косяк.
– Я сегодня ночью проснулась. Сначала не поняла в чем дело, какое-то странное ощущение в теле, низ живота тянет. Потом прошло, я уснула. Проснулась: тянет и болит, теперь еще поясницу стало прихватывать.
Галина Ивановна оторвалась от кастрюли, внимательно посмотрела на дочь:
– Боли повторяются?
– Ага, но не часто. Я, конечно, время не засекала.
– Машку нужно отправить в роддом, звони в скорую, – Вадим Андреевич распорядился тоном не терпящим обсуждений.
– Перестань, Вадим, ей рано в больницу, – отмахнулась Галина Ивановна, выключая конфорку.
– Галя, ты с ума сошла. У Машки начались схватки. Мы сейчас уйдем на работу, а ей станет хуже. Куда она кинется?
– Послушай меня, она рожает впервые, поэтому схватки затянутся. У первородков так.
– Я не знаю, как у первородков, но оставлять девчонку одну в сложной ситуации нельзя, – отрезал отец. – Как ты себе представляешь сегодняшнюю работу? В голове одна Машка. Чего только не привидится!
– Успокойся, думаешь в роддоме ей будет лучше?
– Во всяком случае, безопасней! Не спорь, вызывай скорую.
Обалдевшая, Мария молча слушала перепалку родителей. Она не хотела из-за коротких с большими перерывами приступов, отправляться в роддом. За нее все решили.
– Маша, давай собирайся. Может быть отец прав. Там будешь под присмотром врачей. – Галина Ивановна вышла в прихожую, где на тумбочке стоял телефон.
– Я есть хочу, – попыталась отговориться беременная.
– Мария, собирайся. – Вадим Андреевич вышел из кухни. Из прихожей донеслись слова, обращенные к жене, – Галя, ты дождись скорую и отвези Машку в роддом. Я твоих предупрежу и пришлю за тобой машину.
Мария родила только на следующее утро. Днем схватки продолжались не долго, да и боль была терпимой. Зато ночью процесс с каждым часом набирал обороты. Боль становилась нестерпимой, она ходила по палате и только, когда ненадолго отпускало, становилась перед кроватью на колени и укладывала голову на подушку. Изредка заходила дежурная врач, осматривала и уходила, бросив на ходу:
– Рано еще, терпи.
И Маша терпела. К утру она уже еле передвигая ногами, упала на кровать и, руками вцепившись в прутья железной спинки, вместо стонов и криков, зарычала первую попавшуюся на ум мелодию. Пот струйками стекал по лицу, перемешиваясь со слезами, живое тело раздирало, горло пересохло и только отдельные слова песни шепотом срывались с перекошенных от боли, губ. Она уже плохо различала людей, все плыло вокруг. Сквозь боль она услыхала:
– Ну что, милая моя, пойдем рожать.
– Не мо-о-о-о-гу, – выдавила страдалица.
– А я помогу.
Ее потянули сильные руки:
– Отцепись от кровати, держись за меня.
Перед обессилевшей женщиной откуда-то извне возник образ крепкой пожилой женщины в белом халате, белой косынке и круглым, широким лицом. Образ поднял Машу и, взвалив на себя, потащил по коридору. В родовой палате ее положили на родильный стол.
– Что же ты, милая моя, так поздно за ребеночком пришла? – поинтересовался Образ, закатывая рукава. – Ты бы еще на пенсии пожаловала.
Это были последние слова, которые разобрала Мария. А дальше раздирающая боль и мрак. Она очнулась, когда новорожденный сын уже лежал рядом на специальном детском столе, голенький с перевязанной пуповиной и почему-то немножко светло фиолетовый.
– Почему он фиолетовый? – еле слышно выдавила из себя начинающая мать. – Он останется таким?
– Ну вот, очухалась. Славненько, – раздался знакомый голос. – Не переживайте, мамаша, все будет путем.
Из глубины комнаты появилась женщина все в том же белом халате и все с тем же круглым, широким лицом. Подойдя ближе, Мария услышала знакомую песню, которую на пластинке исполняла Майя Кристалинская: «Постарею, побелею, как земля зимой. Я тобой переболею, ненаглядный мой. Я тобой перетоскую, переворошу . . .». Женщина выводила слова и мелодию так душевно, что у Маши навернулись на глаза слезы. Сразу вспомнился Сашка в той далекой Германии.
– Мамаша, дорогая, что это вы расчувствовались? Не надо. Вам сейчас нужны исключительно положительные эмоции . . .
В кабинет торопливо вбежала молодая женщина, застегивая на ходу халат, она гнусляво оправдывалась:
– Доброе утро, Мария Ивановна, немножко опоздала. Совсем забыла, что сегодня субботник и Мишка пойдет в школу. Пришлось собирать его. Вроде торопилась, все равно опоздала.
– Вон тебя уже ждет пациент. Работай, – Марья Ивановна указала головой на новорожденного.
– С раннего утра уже роды? – почему-то удивилась женщина.
– А ты думала, что все, как твой Мишка на субботнике? Нет, милая моя, и в субботник бабы рожают, и в войну рожали. Жизнь, милая моя, не остановить.
Марию переложили на каталку и вывезли в коридор.
– Подожди здесь. Сейчас тебя заберут. А у нас еще одну привезли. У нас, понимаешь ли, свой субботник, – Мария Ивановна улыбнулась своим широким лицом и скрылась за дверью родовой палаты. Тело у роженицы еще ныло тупой болью, шевелиться было трудно и неудобно, но это уже была совсем другая, благодарная боль. Хорошо, когда знаешь, что самое страшное позади и нужно только время. Страдания отступят и забудутся, а сын останется на всю жизнь. Стало легко и радостно, вспомнились слова песни, Маша закрыла глаза и непроизвольно шепотом затянула: « . . . по тебе перетолкую, что в себе ношу . . .».
Все время пока дочь мучилась схватками в предродовой палате, Вадим Андреевич с Галиной Ивановной осаждали звонками родильное отделение городской больницы. Когда оба находились на работе, делали это врозь, дома усилия их объединились. К ночи они уже довели медицинский персонал дежурившей смены до истерики. Их уговаривали, успокаивали, обещали позвонить сразу, как только . . . .
Не дождавшись обещанного звонка, Галина Ивановна утром набрала номер родильного отделения. Трубку долго не брали, наконец, сняли, послышалось женское покашливание.
– Алло, алло, – Галина Ивановна произнесла скороговоркой, словно боялась, что связь прервется и она не узнает главного, – у нас дочь рожает со вчерашнего утра . . . .
– Милая моя, – произнес низкий женский голос, – я сейчас смену приняла. Знаю, что в предродовой роженица мается.
– Это наша . . .
– Может быть и ваша. Сейчас посмотрю и решу.
– Но она у вас уже сутки . . .
– И что? Ей уже двадцать три года, а роды первые. Да, приходится мучиться. Стимульнуть не могу,
Спохватившись, что беспричинно оправдывается, голос отрезал:
– Не мешайте, – и бросил трубку.
Из кухни с кружкой в одной руке и бутербродом с колбасой в другой, появился Вадим Андреевич.
– Что говорят? Родила?
– У них, видишь ли, пересменок. Врач еще не видела Машку.
– Значит еще не родила. Почему так долго?
– Почему, почему? Я же говорила, что в роддом еще рано. Это ведь ты настоял: «Вези ее от греха подальше», – с издевкой в голосе, передразнила жена.
– Я такого не говорил, побоялся оставлять дочь одну дома.
Супруги молча переместились в кухню.
– Ладно, ты оставайся на проводе, я твоим сообщу, что ты ожидаешь родов, дежуришь, – предложил Вадим Андреевич.
– А ты?
– А я на субботник. Сама понимаешь, руководство должно быть в коллективе.
– Если случиться что-нибудь непредвиденное с Машкой, как я тебя найду?
– Я машину пришлю. Пусть Петр подежурит у подъезда.
– Может мне в больницу поехать? – неуверенно вызвалась Галина Ивановна.
– Лучше не надо. Через часок позвонишь. Впрочем, если не ответят, то поезжай.
Вадим Андреевич отправился руководить субботником, а Галина Ивановна заметалась по квартире. Она не могла сосредоточиться на домашних делах, из рук все валилось. Не выдержав, набрала породнившейся ей номер телефона.
– Извините меня, пожалуйста, – умоляюще взмолилась она, – мне сказали, что осмотрят мою дочь . . .
– Гордеева? – спросила молодая особа на другом конце провода.
– Да, да, она.
– Родила ваша Гордеева. Мальчик у нее – пятьдесят два сантиметра, три пятьсот пятьдесят. До свидания.
В трубке пикали, а Галине Ивановне все не верилось, что муки ее дочери, мужа и ее самой, в конце концов, закончились рождением маленького внука. Она выскочила на улицу прямо в халате. У подъезда в Волге сидел Петр – шофер ее мужа.
– Петенька, поезжай, скажи Вадиму Андреевичу, что Машка родила мальчика, – светилась от счастья Галина Ивановна.
– Поздравляю! – подхватил радостную новость молодой человек. Машина взревела и помчалась, разносить благую весть по городу. Что может быть лучше рождения нового человека?!
Машу с ребенком выписали через пять дней. Галина Ивановна навещала Марию два раза в день: утром и вечером, хотя в этом не было совершенно никакой необходимости. Мать здорова, ребенок здоров. Что еще нужно? Кормили в родильном отделении весьма и весьма прилично. Но Галине Ивановне хотелось окружить свою дочь таким плотным кольцом любви и заботы, что она готовила домашний творог из молока, пекла оладьи, пирожные, стругала салатики. Принимали не все, однако ее это не останавливало.
Молодая бабушка первым делом сбегала на почту и отбила две телеграммы: одну зятю в Германию, другую – сыну в подмосковную воинскую часть. Остальным родственникам и знакомым решила сообщить в письмах. Вернувшись домой, позвонила родителям Саши. Известие о появлении на свет первого внука они встретили довольно прохладно, как показалось, женщине. Вместе с тем, такое отношение нисколько не огорчило довольную бабушку. Мудрая Галина Ивановна переживала за благополучие близких и родных. Родители зятя по независящим от нее причинам, в этот круг не входили. Она сообщила – сделала свое дело, а там, как хотят.
Позже, после возвращения из армии Сашка расскажет, как ему принесли телеграмму прямо на рабочее место, как на вечерней поверке его перед строем командир поздравил с рождением сына, как ребята сослуживцы качали на руках, как сотрудники отдела на другой день собрали праздничный стол. Сколько хороших, добрых слов он услышал!
Павел Федорович и Нина Викторовна навестили невестку с внуком в роддоме в последний день пребывания в учреждении. Постояли под окном, передали печенье с конфетами и были таковы. Складывалось впечатление, что визит их – скорее всего, долг родному сыну. Ну, когда вопреки желанию требуется выказать свое участие лишь бы потом, по возвращении сына из армии не пришлось краснеть за собственную черствость. На выписку они не пришли и внука не забирали. Зато явились родители, друзья родителей и сокурсники, те, кто в данное время жил и работал в Приморске. Маша совершенно не ожидала столько внимания, она даже на какое-то время забыла о муже. Поздравления сыпались со всех сторон. В глубине душе ей было неудобно перед Сашей: она одна купается в любви.
Рождение малыша отмечали бурно: хлебосольным застольем (Галина Ивановна готовилась к нему заранее), песнями, танцами, подарками. Приглашали сватов, но те отказались разделить радость вместе, сославшись на недомогание. Хотя, как стало известно позже, рождение внука они все же отмечали в узком кругу знакомых и сослуживцев. Родовы отнеслись к такому проявлению «доброжелательности» равнодушно. Каждый празднует важные для него события как считает нужным. Если им захотелось собрать приятных в общении людей, то пусть так и будет. Какие обиды? Лишь бы не было войны!
Мария еще до рождения сына выбрала ему имя. Раз она Маша, то рядом должен быть Иван. У нее простое русское имя Мария, пусть у сына будет тоже простое русское имя – Иван. Она написала о своих размышлениях мужу в армию. Тот не разделил желания жены. У него есть хороший друг с детства – Серега Непряхин, в честь него он и хотел бы назвать ребенка. Так сказать, увековечить в детях их давнюю дружбу.
Такое предложение мужа совсем не устраивало молодую мать. Маша Сергея, честно говоря, недолюбливала. Тот для нее был абсолютно пустым балаболом и ассоциировался с некоей шумной, совершенно бестолковой погремушкой, от которой много звона и мало толка. Любой женщине вряд ли захочется называть своего выстраданного в муках ребенка именем неприятного ей человека. Обо всех своих умозаключениях, в более-менее сдержанной форме, она написала мужу, в конце письма буквально умоляла согласиться с ее выбором. Не дожидаясь ответа, женщина решила действовать. Заручившись поддержкой матери и отца, отправилась в ЗАГС и записала сына, как Гордеева Ивана Александровича.
К родственникам мужа Мария не спешила, нужно было довести до логического конца вопрос с именем ребенка. Для этого требовалось одобрение Саши. Если бы муж настаивал на своем, то она каждый день слала ему плаксивые, страдальческие мольбы до тех пор, пока он не капитулировал. Отступать некуда – все уже состоялось, требовалось перейти к длительной осаде и выдавить из него согласие. Саша сопротивляться не стал и после первого плаксивого письма прислал снисходительное согласие.
