Текст книги "Мара. Охота на оборотня"

Автор книги: Марика Полански

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

«Вначале была Великая Пустота. И не было ничего. Ни света солнца, ни луны. Не было дня, и не было ночи. Не было неба с его тысячами и тысячами звезд. Не было глади морской с ее бездонными тайнами и глубинами. Не было тверди земной. Не было ни твари живой, ни деревьев, плоды приносящих. И имя этой великой пустоте Время.

И породило Время в пустоте своей золотого юношу с белыми волосами и белую девушку с золотыми волосами. То были Всеясный Ралок, Отец света и неба, и жена Его, Матерь земли и всего сущего, Ясноглазая Житявница. И создали Они Мир. И сотворил Ралок небо в честь своей прекрасной жены, и усыпал его бриллиантами звезд. И создал Он одну большую, что была ярче всех остальных, чтобы согревала она в холодной пустоте супружницу Его. И сотворила Житявница твердь земную, дабы было где Великому Мужу отдыхать после трудов Его праведных.

Но пуста была земля и горяча, раскаленная ярким солнцем. Обрезала тогда Житявница волосы свои прекрасные и разбросала их по всей земле. И выросли из них деревья да кустарники, да трава всякая, да цветы полевые. Да только сгорели они под огненной звездой. Расстроилась Великая Богиня, заплакала. И от слез Ее родился дождь, и моря великие, и реки бурные. Да только едва касалась влага тверди земной, как тут же с шипением испарялась она.

Увидев печаль жены Своей, обнял Ее Ралок. И от Их союза родились близнецы. Первый родился с черными глазами и черными пятками. Отсюда и имя его Черног, или Черные Ноги. А второй же родился с темно-синими волосами, белой-белой кожей и золотыми глазами. От рождения младший показал свой норов, пытаясь оттолкнуть брата от материнской груди. За что ему имя дали Уруш, что означает «воинствующий».

И росли два брата – похожие внешне и такие различные в душе. Ходил Черног тихо, почти незаметно. И там, где ступала нога его, землю покрывала тень. Целыми днями он проводил в вышине среди звезд. А потом спускался на землю. И мир погружался во тьму. И было видно звезды. И отдыхала земля от жаркого пламени солнца. И деревья больше не гибли, и трава постепенно поднималась, и цветы, и кустарники. И стал он повелевать всякой тенью и прохладой.

Уруш же, наоборот, проводил время в саду земном или же в беседах с отцом своим Ралоком. Возмужав, стал он повелевать морями и океанами. Иной раз осерчает, так и океан бушевать начинает али гроза жуткая над землею проносится.

Позже родился у Житявницы и Ралока еще один сын – легкокрылый и хитрый Влак, любитель проказ и всякого веселья. Он стал покровительствовать разного рода искусствам да торговле.

И решили тогда Боги-Родители, что нехорошо сыновьям быть одним, и сотворили каждому по жене. Сердце воздушной и прекрасной Мокалуши, что взглядом одним вселяла любовь, покорил веселый Влак. Восьмирукая ткачиха Арна, чьей долей было уготовлено плести судьбы человеческие, досталась Черногу. А молчаливая Морана, чей светящийся взгляд подобен луне, стала нареченной Уруша.

Однажды показалось Житявнице, что пусто как-то в саду земном. Тихо слишком, да никто, кроме Нее да Ралока, да детей Их, не ходит среди пышных деревьев, цветущих кустарников да ароматных трав. И решили они создать всякую тварь живую. Влак сотворил птиц крылатых да быстрых. Арна – всех насекомых. Мокалуша же наполнила земли зверьем разным. Уруш наполнил реки, озера и моря всяческой рыбой да привел в поля леса да скалы змей различных. А мрачный Черног создал тех, кто плоть чужую терзает. Все хищники вышли из-под руки его черной. Ибо сердце его полнилось от черной злобы да зависти к созданиям других. Ралок и Житявница сотворили из воды речной да полевых цветов людей. Да только выяснилось в скором времени, что живут они мало – ну точь-в-точь как сорванные цветы. Опечалилась Житявница.

И создала тогда Морана мир подземный, куда стала забирать умерших. Там, в мрачных стенах подземного грота, они спали вечным сном Морана-Ма в водах реки Забвения и более не покидали тот мир. А чтобы разделить мир живых и мертвых, окружила она его семью горными цепями да бурным потоком реки Смерти. И стала Морана приходить за теми, чья нить жизни заканчивалась в ловких руках Арны. Стала молчаливая Морана проводником между миром живых и миром мертвых.

И отделили Ралок и Житявница мир людей от Их мира. Так и жили – люди в саду земном, а боги во дворце небесном, что находится выше всяких гор.

И жили они, каждый занимаясь своим делом. Ралок на своей колеснице каждое утро объезжает весь небосвод – владения свои небесные. Оттого мы видим солнце каждое утро и весь день. Ночью же выходит Черног, давая уставшей за день земле отдых – и земля покрывается тенью ночной. Житявница следит за тем, чтобы рода человеческие да звериные не прекращали своей жизни. Она же дает обильные урожаи. Оттого и пшеница рождается золотой, напоминая о прекрасных волосах Небесной Матери.

Восьмирукая Арна плетет для каждого нить судьбы, отмеряя его срок пребывания на земле. А молчаливая луноликая Морана провожает тех, чья нить закончена, в свои подземные чертоги, где души находят покой в водах реки Забвения. Легкокрылый Влак научил людей торговле да играм разным, да искусствам, коим нет числа. Научил он их и хитростям.

Воздушная Мокалуша дарит людям любовь и лад между супругами, оберегает домашний очаг. И от любви той рождаются прекрасные дети, дом наполняется достатком, миром и спокойствием. А Уруш научил людей охотиться да рыбу ловить, добывая себе пропитание. Научил он их и кузнечному делу, и тому, как землю обрабатывать. Дал он им знания, как читать да как писать, чтобы люди могли промеж собой общаться да знания записывать, дабы потомкам их была наука. Посему почитается между людьми как бог мудрости.

Один только Черног, питая лютую злобу ко всему живому, научил людей друг друга ненавидеть, наградил их завистью да жадностью. Да чинил мелкие козни между ними себе на потеху. Оттого родились война да ссоры разные между людьми. Уруш же, видя это, научил людей защищать себя, дал им оружие, да военным премудростям научил.

Стал Уруш к дочерям земным спускаться. Пуще охоты овладела им страсть к женщинам. И да боялась жена земная очей его огненно-золотых. А отказать не имела воли, попадая в плен этих страстных глаз да медовых речей, сочащихся патокой.

Злилась Морана, жена Уруша. Обиду горькую затаила в душе за измены его. Коварный Черног предложил разгневанной богине убить ее мужа, пока тот спит. Испугалась Морана таких речей, прогнала подлого бога из дома своего. Отступил Черног. Да в скором времени вернулся к безутешной жене брата своего. Льстивыми речами опутал ее да соблазнил. Пока Уруш на земле среди людей тешился, стал он в дом брата тайком ото всех захаживать. Ненавидел Черног брата своего пуще света белого. Оттого и задумал погубить его. Да только не своими руками, а жены его.

Морана от обиды и горечи вскоре поддалась на уговоры Темного бога. Опоила в один из дней мужа своего, да и занесла над ним клинок. Однако очнулся ото сна могучий Уруш, ибо, почуяв неладное, не стал он пить вина, женой поданного. Выбил клинок из рук ее, хотел ее саму убить. Да только пожалел ее – все-таки женой ему Морана приходится. Схватил ее за волосы, да и сбросил вниз, в царство подземное, куда она раньше души умерших провожала. Так и разорвал он с ней узы супружеские. Запечатал ей все выходы, чтобы выбраться она не смогла из царства мертвых.

И прокляла его в сердцах Морана – ползать ему среди всех на брюхе подобно змеям, коих сотворил он, и не знать любви ни среди живых, ни среди мертвых да мучиться от пустоты на сердце. И обратился Уруш в гигантского змея, чей облик внушал страх любому, кто видел его. И от вида его всякий, будь то человек али зверь какой, бежал.

Но пожалела Уруша жена Влака, прекрасная Мокалуша. Три дня и три ночи она пыталась снять с него проклятие Мораны. Но лишь немногим она помогла ему. Превратила она его в змеелюда. До пояса это красивый мужчина, но вместо ног у него длинный змеиный хвост. Дала зелье волшебное, чтобы он мог по желанию своему в человека обращаться.

Да только не могло зелье то от тоски душевной спасти Уруша. Стал искать он забытье среди женщин земных, но ни одна не могла помочь ему. И вскоре они ему опротивели. Совсем забросил дела свои и, предавшись тоске, скрылся он среди звезд, где погрузился в долгий сон.

А тем временем на земле начались голод и засуха. Без дождей перестала земля рождать хлеб, стала рыба уходить из рек и морей. Стал скот вымирать. Люди от голода начали воевать друг с другом.

Не понравилось это Всеясному Ралоку. Спустился Он в подземное царство да стал Морану уговаривать пожалеть сына да снять свое проклятие – того и гляди, весь мир погибнет. Долго не поддавалась на уговоры богиня мертвых. Но все же согласилась помочь, сказав, что проклятие само собой пройдет, когда появится та, которая сможет принять его, несмотря на весь устрашающий вид его.

Пробудил тогда Ралок сына Своего ото сна, передав ему слова властительницы царства мертвых. Приободрился Змей, вернул на землю и дожди, и рыбу в реки да в моря. Да стал присматривать себе ту, о которой говорила жена его бывшая.

А тем временем Темный бог Черног решил спор затеять – кто из братьев да жен их важнее. И каждый стремился доказать, что нет его важнее. Рассорились между собой, чуть ли войной друг на друга не пошли. Увидел это Ралок, осерчал да и выгнал детей своих из дворца небесного на землю жить среди людей.

Влак ушел в южные земли. И от рода его взяли начало влакийцы да ралийцы. Великие Влакийское и Ралийское володарства стали известны всему миру благодаря своим лучшим шелкам да изысканным блюдам. Духи веселья да празднеств, рожденные от звуков его волшебной свирели, стали ему помощниками.

Уруш ушел на восток, где основал Шуморское володарство. Во всем свете не сыскать искуснее мастеров кузнечного дела и преданнее воинов, чем шуморские. И нет богаче страны той, где правит Великий Змей. Ибо земли его богаты золотом да драгоценными камнями. Породил он змеелюдов, кои населяют эти земли по сию пору, да сотворил помощников разных – духов леса и воды.

Восьмирукая Арна отправилась на запад, где породила племя паучьих людей. Они же основали володарство, ныне известное как Гардиания. Хитростью и коварством известны воины той страны. Обладают особым даром гардианские наемники – имеют в теле они две души. Пока одна душа спит, вторая бодрствует. Выходить она способна из тела и творить дела свои черные. И имя той второй душе – ведогонь. Однако, стоит убить ведогоня, как тут же гибнет и сам наемник.

Во тьме и холоде севера, где власть принадлежит лишь безмолвию и снегам, поселился Черног. Здесь в суровых условиях дал он начало жестоким и сильным воинам Севера, что чтут битвы превыше всяких других развлечений. И не было и нет у них единого володарства, ибо сражаются они друг с другом и не приходят к единому миру. Разбиты они на десятки племен, кочующих среди снежных пустынь неприветливой земли. И имя им было дано – Кочевники Северных Земель. И породил Черног в сих землях чудовищ ночных да духов злых, что терзают людей в ночи да губят заблудших странников.

Осталась без единого надела только Мокалуша. Равно как и Морана, прощенная Урушем и выпущенная им из подземных чертогов. Так и стали властвовать они вдвоем над целым миром, ибо только Любовь и Смерть не разбирают ни лиц, ни возрастов. Обе они приходят к каждому внезапно, но в свое время. И ни от одной из них ни человек, ни зверь не знает спасу. Она же, Мокалуша, и подсказала Урушу искать свою нареченную среди женщин Араканы – володарства, что раскинулось от границ Гардиании на западе до Восточного моря, за которым начинался Шумор, от Влакии, Западной и Восточной Ралий на юге до Хладного моря на севере.

Так боги стали жить среди людей…»

Хроники от Сотворения Мира.

Глава I

В Вышней Живнице стоял знойный полдень. Раскаленный воздух звенел и колыхался. Казалось, сам бог света Ралок решил спуститься на землю на своей огненной колеснице. Люди прятались от жары в тени деревянных изб да теремов. Скотина в хлевах уныло жевала траву и лениво обмахивалась хвостами, спасаясь от вездесущей мошкары. На улице встречались редкие прохожие. Да и те торопились спрятаться под крышей какого-нибудь дома от опаляющих лучей солнца. Городок впал в сонное оцепенение, разморенный жарой.

Во двор постоялого двора, спотыкаясь и прихрамывая, въехал вороной конь. Всадник спешился, взял под уздцы коня и передал его мальчонке-служке в драной рубахе. Он подбежал к нему, едва тот появился в воротах, изъеденных грибком.

– Дай ему воды, только самой чистой, овса лучшего, да вычисти как следует. Все понял? На вот тебе, – он сунул ему в руку золотой нар. – Сделаешь все, как я сказал, получишь еще столько же.

Глаза мальчонки расширились от удивления и радости. Он низко поклонился, сунул монетку за пазуху, взял коня и ничего не сказал. Что поделать – немой от рождения.

Всадник направился в бревенчатый терем. Затертая покосившаяся табличка рядом с дверью гласила «Пристанище усталого путника».

Постоялый двор принадлежал одному удачливому дельцу – Брюхоскупу. Имя очень подходило этому человеку. Он обладал даром убеждения и отталкивающей внешностью. Делец был небольшого роста, с червонной курчавой бородой и лысой постоянно потеющей башкой на толстой шее. Хитрые глаза-бусинки были так глубоко посажены, что невозможно разглядеть какого они цвета. Он причмокивал толстыми, похожими на вареники, губами. Складывалось неприятное впечатление, что старый хозяин «Пристанища» бубнит под нос проклятия. Одет он был просто: в холщовую рубаху, подвязанную блеклым поясом, и такие же порты.

Одни поговаривали, будто бы Брюхоскуп заключил сделку с богом торговли Влаком. Тот за небольшую плату в виде мешка золотых нар да бочки вина, ежемесячно поставляемых хозяином постоялого двора в местный храм, наделил его способностью получать прибыль даже от самых безнадежных сделок. Иные перешептывались, что делец был настолько скуп, что собирал каждую медяшку, а сам спал на мешках с золотом. При этом держал свою жену и детей в черном теле, отчитывая за каждый ломать съеденного ими хлеба.

И те, и другие оказались не совсем правы.

Брюхоскуп действительно был очень удачлив, но исключительно благодаря своему изворотливому уму, а не лукавому божеству. И спал он не на мешках с золотом, а на полатях своей служанки Радомирки – бойкой черноокой девицы. Та же похвалялась своим бабьим счастье всем, кто был готов ее слушать. Дескать, сам хозяин оказывает ей знаки внимания. И даже бусики подарил на прошлой неделе. Да-да, третьего дня! Красные, как ягоды калины зимой. Из цветного стекла, а значит, недешевые!

Странник вошел в терем и огляделся. Изнутри постоялый двор больше походил на корчму влакийцев. Напротив двери располагалась тяжелая деревянная стойка из мореного дуба, за которой хозяйничал сам Брюхоскуп. За стойкой – дверь, ведущая на кухню и уборную. Справа и слева стояли массивные столы с лавками. По углам висели пучки сушеной полыни, чтобы никакая нечисть – будь то злыдень или мошкара не смогли пробраться вовнутрь. Начищенные доски пола все еще блестели от воды после уборки. Справа от стойки находился закуток, отделенный от основного зала. Видать, для особо почетных гостей. Слева же располагалась лестница, ведущая наверх к гостевым комнатам.

Увидев на пороге путника, Брюхоскуп поспешил навстречу гостю.

– Свет вашему дому, господин, – растягивая слова, произнес хозяин постоялого двора. – Желаете отдохнуть? У меня очень хорошие комнаты – светлые, чистые, самые лучшие во всей Вышней Живнице. У меня…

Но странник прервал жестом его монолог.

– Мне нужны, – тихим, с хрипотцой голосом ответил он, – комната на пару дней и хороший обед. Плачу щедро, – он с нажимом произнес последнее слово.

– Как угодно будет господину, – поклонился тот, подобострастно растягивая толстые губы в улыбке. – Радомирка! – позвал он служанку. Девица появилась, точно выросла из-под земли. – Проводи господина в лучшие комнаты да стол накрой. Чай, господин устал после дороги, отдохнуть желает.

Она быстро поклонилась и жестом позвала гостя проследовать за ней.

«Чудно, – подумал про себя Брюхоскуп, глядя ему вслед. – Ей-ей, чудно. Таких постояльцев здесь еще не бывало… Интересно, откуда он пришел? И странно так одет… А, впрочем, платит – и Черног с ним!». Развернувшись, он прикрикнул на служку. Малец с испугу выронил поленья. А Брюхоскуп пошел на кухню поторапливать кухарку с обедом.

Тем временем Радомирка показывала гостю комнаты на верхнем этаже. Комнат было всего две – одна большая, другая поменьше. Хозяин не соврал. Комнаты действительно были светлые и чистые. В большой комнате находилась огромная кровать с мягкой периной под балдахином, в ногах которой стоял дубовый сундук, обитый позолоченным железом. Напротив – камин, рядом с которым стояли два больших мягких кресла, на полу – медвежьи шкуры. Перед окном – стол с резными ножками и письменными принадлежностями. Как и внизу, в этой комнате по углам висели пучки высушенной полыни.

– Это комната для господина, – проворковала служанка и открыла комнату поменьше, чья дверь находилась слева от камина. – А это комната для слуги.

В меньшей комнате стояли лишь жесткая кровать, грубо сколоченный стул да сундук. Дверь напротив кровати оказалась дверью в отхожее место.

– Нет у меня слуги. А, впрочем, здесь и останусь.

– Не желает ли господин что-нибудь? – услужливо спросила Радомирка, с девичьим любопытством разглядывая постояльца. Одновременно она обдумывала, что еще можно предложить, чтобы обратить на себя его внимание.

Незнакомец был очень высок и широк в плечах. Густые золотистые волосы ниспадали ниже плеч. На фоне загорелой обветренной кожи они казались льняными. Толстый кожаный обруч с золотым витиеватым рисунком пересекал лоб. Один белесый шрам тянулся от левого уха к уголку рта, навсегда запечатлев саркастическую ухмылку. Другой, более толстый шрам пересекал правый глаз и исчезал в густой бороде. На левом ухе висело золотое кольцо серьги. Стало быть, не из простых людей он.

Несмотря на жесткие, грубоватые черты лица, служанка посчитала странника привлекательным и даже красивым. Хотя прямой немигающий взгляд золотых глаз показался ей подозрительным. Почему-то именно этот взгляд пробудил в ней неприятное чувство беспокойства.

Одет он был как-то странно. Белая льняная рубаха с золотой вышивкой по краям и с завязками возле ворота доходила почти до колен. На золотом поясе висели ножны. Золотая рукоятка, выполненная в форме змеи с зелеными изумрудами глаз, выглядывала из-под плаща. Вместо привычного красного, который носили ксеничи да анничи, он был белый с золотой каймой, скрепленный золотой застежкой в виде свернувшейся кольцом змеи. Бежевые порты были заправлены в пыльные светлые сапоги из мягкой кожи.

– Пусть воды принесут. Я хочу искупаться после долгой дороги, – небрежно бросил гость, поймав на себе изучающий взгляд служанки.

Та залилась краской и, коротко кивнув, выскочила из комнаты.

Он просил, чтобы его называли Странником. На все хитрые и дотошные расспросы хозяина постоялого двора он отвечал уклончиво или предпочитал и вовсе не отвечать. Говорил мало и по делу.

Он появился в таверне постоялого двора после заката солнца и занял стол в закутке. Так, чтобы видеть каждого, кто заходил, при этом оставаясь не замеченным другими посетителями.

К гостю тут же поспешил Брюхоскуп. В обыденное время и с обычными посетителями хозяин «Пристанища» так не церемонился. Как правило, он предпочитал хозяйничать за стойкой, в то время как подвыпивший люд обслуживали или Радомирка, или его маленькая светловолосая жена с загнанным взглядом.

Однако Странник держал свое слово. Он платил за все чуть ли не тройную цену. Поэтому Брюхоскуп, бросив все дела, суетился вокруг такого щедрого гостя. Вскоре на столе перед постояльцем выросли самые изысканные блюда, которые только могло предложить заведение: три вида запеченного мяса под разными подливами, овощи, рыба, свежеиспеченный хлеб, лучшее вино, мед, фрукты и сладости, которые было сложно достать не только в Вышней Живнице, но и во всей Аракане. Постоялец же медленно потягивал вино, рассматривая людей, постепенно наполнявших таверну.

Острый немигающий взгляд равнодушно скользил по лицам, присматриваясь и изучая. Казалось, что человек в углу кого-то или чего-то ждал. Про себя он отметил, что слишком разнообразный люд собирался в «Пристанище усталого путника». Здесь были ремесленники со слободы, желающие расслабиться после тяжелого дня. Разогретые дешевой выпивкой за столами возле дверей громко хохотали крестьяне, хватая с тарелок куски жирного мяса. Ближе к лестнице небольшой группкой собрались то ли контрабандисты, то ли скупщики краденого, – уж слишком воровато они оглядывались на всех. Ближе к центру за столами сидели наемники, и те, кто был известен как служивые городской стражи. Об их скрытой неприязни друг к другу можно было судить по тому, что наемники и стражники сидели за разными столами. Впрочем, они имели и общее – и те, что другие уплетали жареную баранину с запеченным картофелем, запивая ее огромным количеством медовухи.

Сумрачное помещение, освещенное прыгающим пламенем свечей, полнилось запахами печеного мяса, разливного хмеля и людского пота.

– Однако, у господина и отменный аппетит, – с иронией покачал головой незнакомец, появившийся словно из воздуха. – А не захочет ли он угостить своего старинного друга, который некогда спас его от нашествия жриц богини Мокалуши?

Странник оторвался от созерцания людей.

– Всегда удивлялся твоей способности, Гура, – уголки его губ дрогнули в еле заметной улыбке, – подбираться незаметно.

– Если бы не эта способность, то меня бы разорвали в клочья Кочевники во время битвы за Хладное море, – усмехнулся в ответ Гура и плюхнулся напротив него. То был среднего роста крепкий человек, удивительно похожий на лесного разбойника. Косматая каштановая голова с проседью на висках была обхвачена кожаным обручем. Темная борода заплетена в две косицы. На обветренном лице горели лукавством синие глаза. Рваный серовато-грязный шрам от когтистого кнута Северного Кочевника пересекал лицо, делая и без того неприятное лицо наемника жутковатым и пугающим. – Какими судьбами здесь?

– Еду с западных границ. Неспокойно там сейчас. Ксеничи междоусобицу затевать надумали. Как бы, пока они за передел земли дерутся, гардианцы напасть не решили. Вот и запросил Володарь Араканский помощи у Володаря Шуморского.

– Так, стало быть, ты по-прежнему Странником, то бишь разъездным советником при Великом Володаре служишь?

– Стало быть… Однако ж, негоже просто так, на сухую сидеть, – подметил Странник. Он жестом подозвал к себе Брюхоскупа. Тот, бросив на столешницу полотенце, подбежал к их столу и подобострастно наклонился. – Ко мне старинный друг мой присоединится.

Хозяин постоялого двора понимающе кивнул. Перед Гурой возникла такая же посуда из чистейшего серебра, что и перед Странником. Брюхоскуп достал из своих запасов все самое лучшее, что хранил.

– Ну что ж… – произнес Странник, когда хозяин постоялого двора разлил по кубкам вино и наконец исчез. – Давай выпьем за неожиданную встречу. Искренне рад тебя видеть. Поди, лет пятнадцать не виделись. Помнится, в последний раз мы виделись, когда ты наемником при Грознославе служил. Молодой был, ушлый. Черта с два тебя было вытащить из храма Мокалуши…

– Э-э-э… – наемник расхохотался. – Столько воды утекло! Время не щадит никого. Хотя… Гляжу я на тебя, ты совершенно не изменился. Ни постарел, ни подряхлел. Сказано, что змеиный сын… Время не властно над вами, детьми Шумора…

– Ты лучше о себе расскажи. Ты же был вольным наемником…

– Был. Да надоело потом…

Странник удивленно приподнял бровь. Вольные наемники просто так от своего ремесла не отказываются. Их жизнь – на полях битвы. В этом они видят свое призвание. Но Гура явно темнил.

Заметив его взгляд, тот осушил одним махом кубок и взялся за кувшин с вином.

– А, впрочем, что греха таить, – дернул он плечами и, помолчав, точно собираясь с мыслями, принялся рассказывать. – Отправил нас Грознослав к Хладному морю. Дескать, Кочевники совсем распоясались, наши валы охранные повадились эти ублюдки бить. Одиннадцать лет назад это было… Как сейчас помню, нас тогда с одним сопляком в разведку кинули. Их лагерь стоял в тридцати верстах от наших позиций. А через два дня мы ночью на них напали… Ох, и славная битва была! Мне тогда северный каган лицо изорвал в клочья. Думал, сожрут, собаки северные. Ан нет, поперхнулись, отродья! Никого из них не осталось… Всех перебили. Благо, отряд с востока подтянулся. Ну, а дальше начался дележ, кто что себе забирает. Дошло дело до баб, коих там немного было. Сам понимаешь, голодные мужики, боем разгоряченные, чуть друг другу глотки не поперегрызли из-за них… Досталась мне девица одна. Вроде ладная, да какая-то дикая… Я поначалу, к стыду своему, насильничать удумал. Молодой был, дурной. Хотя меня это не оправдывает… А потом жалко ее стало – нешто я северский изверг какой! Оставил ее в покое, хоть и таскал повсюду с собой. Дабы остальные ее не трогали. Можешь мне не верить, но, ей-ей, я больше пальцем ее не коснулся. Сама пришла потом…

Она мне лицо подправила, глаз подлечила, который после той битвы видеть перестал. Иной раз зайдешь в палатку, а там чисто, чем-то вкусным пахнет. Чудно так было поначалу… И она… Знаешь, никогда не видел, чтобы женщина мне так радовалась. А она радовалась. За шею обнимает, что-то на своем кочевническом лопочет. Ни шиша не понятно, но почему-то приятно от этого делалось… Постепенно учить ее нашему языку начал. Трудно было, смешно так она слова произносила. Не заметил я, как дорога мне она стала… Опротивели мне битвы. Не хотелось, чтобы она все это видела. Вся эта кровь, жестокость, вся эта походная жизнь. Ей и так досталось. Жизни другой захотелось, понимаешь?

Я забрал ее и то, что заработал. И мы уехали с северных границ сюда, в Вышнюю Живницу. Я женился на ней, все как полагается. Дом купил, землю. Стали пшеницу выращивать да животину всякую. Работников наняли. Я плотничать начал. За три года свою мастерскую открыл, стал здесь одним из лучших ремесленников. Жизнь другим смыслом наполнилась. Детей, правда, у нас не было долго. А потом родила, мальчугана крепкого, бойкого… Да только три месяца назад не стало их… Мы с ней прожили душа в душу десять лет. Представляешь, десять лет! И вдруг… Сначала сын. А вслед за сыном и она ушла… Даже Мара спасти ее не смогла.

Гура замолчал. Молчал и Странник. Видно было, тяжело дался этот рассказ его другу. Совсем он понурился. Как будто заново переживал смерть родных.

Повидал на своем веку Странник тех, кому приходилось провожать своих любимых в морановы чертоги. Одни постепенно возвращались к жизни, другие – ломались, теряя смысл дальнейшего своего существования. Каждый по-своему переживал потерю.

Вот и наемник, казалось, начал сожалеть о сказанном. Он, привыкший к кровопролитным боям и тяжелым военным походам, никогда не жаловался на тяготы жизни. Но смерть любимой выбила его из колеи.

– А кто такая эта Мара? – наконец произнес Странник, подливая еще вина Гуре. Тот залпом опрокинули и этот кубок.

– Местная целительница. Что-то вроде ведуньи, но не из их ордена. Все, кому помощь нужна какая, к ней обращаются. Если есть хоть малейший шанс спасти, она вытащит с того света. Иной раз таких безнадежных у Мораны отвоевывала, что диву даешься.

– А лошадей она лечит?

– Лечит. А тебе зачем?

– Да Бурьян хромать начал. Обращался к кузнецам да конюхам, но те лишь руками разводят. Подковы целы, ноги – тоже, мозолей нет… Еле до города добрались…

– …Да кто такая – эта Мара?! – раздалось за соседним столом. Пьяный темноволосый мужичок, забравшись на лавку, размахивал руками, пытаясь показать всем свою молодецкую удаль. – Кошка драная, ей-ей! Эх, встретиться с ней, да я ей бы когти повыдергивал, чтобы царапаться она больше не могла!

И, залихватски махнув рукой, он свалился под стол, опрокинув тьму стоящих под ним бутылок. Его собутыльники грубо расхохотались. Один из дружков схватил его за шиворот, пытаясь достать захмелевшего хвастуна из-под стола. Послышались сальные шуточки в сторону целительницы и сомнительные подбадривания.

– Экий он неловкий, – усмехнулся Гура, гулко отпив из кубка. Вино да выкрики таверного пьяницы отвлекли его от печальных воспоминаний. – Ему бы сначала себя на ногах удержать, а потом уже против Мары ерепениться…

– Странное отношение к местной целительнице, – заметил Странник.

– А-а-а, не бери в голову… Это местная голодрань, которая гавкает на всех, а сам укусить боится, ибо зубов нет…

Вдруг дверь таверны с грохотом открылась. На пороге завернутая в черный плащ с капюшоном, скрывающим лицо, возникла одинокая фигура. В какой-то момент Страннику показалось, будто все находящиеся здесь одновременно проглотили языки. Кто-то сполз под стол, стараясь ненароком не попасться вошедшему на глаза.

– Опа! А вот это уже не к добру, – едва одними губами прошептал наемник.

Фигура неторопливо направилась в сторону стойки, где хозяйничал Брюхоскуп. В тяжелой тишине слышалось, как поскрипывают половицы под ее ногами.

– Хозяин, а хозяин, – промурлыкал мелодичный голос из-под капюшона. – Я пришла.

Хозяин постоялого двора, икнув, сполз под стойку, на полпути измарав исподнее содержимым своего кишечника.

– Сейчас, матушка Лесная Госпожа, – промямлил он. – Сейчас все будет, – и опрометью бросился за кухонную дверь.

Несчастный Брюхоскуп мечтал лишь об одном в тот момент, чтобы темная фигура исчезла и никогда не появлялась в его таверне. Непослушными руками он собирал в корзину фрукты, овощи, вяленое мясо и хлеб, попутно молясь Ралоку Всесоздателю, чтобы она забрала все это и не трогала его. С глухим стуком разбился глиняный кувшин. За ним на пол слетела тарелка. Он выругался себе под нос, проклиная тот день, когда обратился к ней за помощью.

Наконец дрожащий как осиновый лист и бледный как полотно появился хозяин. В руках он держал огромную корзину с провизией, накрытую льняным полотенцем.

– Вот, матушка, – чуть ли не скулил он. Его несчастный вид вызывал жалость. – Здесь все, как ты любишь. Может, хочешь еще чего-то?

Ему показалось, что капюшон презрительно усмехнулся.

– Да нет, хозяин, – ответила фигура. – Я искренне благодарю тебя за это…

– А-а-а, это ты! – в этот момент из-под стола выполз пьяный хвастун. – Кажись-ка, на ловца и зверь бежит…

Побелевший собутыльник, тот самый, который пытался достать его за шиворот из-под стола, вцепился в рукав. Тот нетерпеливо выдернул руку и со словами: «Да отвали ты!» и со смешком, едва держась на ногах, направился к ней.