Текст книги "Операция "Ъ" (СИ)"

Автор книги: Малышка_Мо

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Великий Стратег Малиновский. ==========

***

День подходил к концу. У нас проходило заседание “на троих”, по плану великого полководца Малиновского. Заседали я, моя помощница Катерина и сам предводитель. Мне предстояла великая битва с самим собой – по плану спасения фирмы я должен пересилить себя и заняться сексом с Пушкаревой, чтобы отвлечь ее от Зорькина.

“Операция “Ъ”, – как торжественно объявил несколько дней назад Малина.

– Почему именно твердый знак? – спросил я.

– Чтобы никто не догадался, – заржал Ромео.

Одна только мысль об этом приводила меня в ужас, но Малина развел бурную деятельность и в данный момент я, как болван, сидел за столом в конференцзале, водрузив ноги на стол и сосредоточенно смотрел в стакан с виски, вертя его в пальцах. “Допинг” помогал мне собрать мысли в кучу и придавал храбрости. Я наблюдал, как искажаются бумаги и письменные принадлежности сквозь коричневую жидкость, которая находилась на дне. В голове приятно шумело. Из-за этого шума и расслабленности “спецзадание” выглядело не таким уж и страшным.

Голос Катеньки доносился как бы из-под ватного одеяла. Она рассказывала как “космические корабли бороздят”… ой, как бы нам еще урезать расходы. Урезать уже было нечего, и я наблюдал за ее маленькими мечущимися ножками от меня к Малине и обратно. Ножки были одеты в старые стоптанные туфельки, с перетяжкой на ступне, как у школьницы. Скользнув глазами выше, я наблюдал, как развеваются фалды ее то ли лапсердака, то ли пальто из серой мешковины. На какой она барахолке только откопала этот дурацкий прикид? Меня разобрало зло.

“Интересно”, – думал я. – “Как он себе это представляет? Ведь зацепиться не за что! Ни сучка, ни задоринки, ни бугорка, ни впадинки! К слову, о бугорках… Если бы она… стянула с себя это одеяние, может… ммм… Жданов! Что ты несешь! Очнись! Это же Пушкарева! Там по определению не может быть никаких бугорков!”

Как утверждает Малина, или мозг, или бугорки с ногами от ушей, или ноги отдельно, мозг отдельно. Мы имели дело с мозгом.

Голос моей помощницы вернул меня в реальность.

– Я предлагаю закрыть эти магазины, а Кира Юрьевна…

Катя сделала жест рукой, опережая вопрос Малиновского.

– А Кира Юрьевна будет заниматься пиаром! – торжествующе выпалила она, улыбаясь мне своими железными скобками.

– Катенька, – качнул головой я, – ну вас иногда и заносит…

Я с удовольствием допил крепкую жидкость, старательно слизнув последнюю каплю с венчика стакана и убрал ноги со стола. Я был намерен прекратить этот фарс и сбежать, пока не поздно. Но Малиновский изо всех сил наступил мне на ногу под столом. Выразительный взгляд, который он метнул, заставил меня сесть на место.

– Это все потому, – торопливо сказал он, – что мы проголодались!

– Да, – подыграл я ему.

– Да? – растерянно сказала Катя. – Тогда я закажу что-то нам поесть?

Она беспомощно посмотрела на меня, помня, как я расправился недавно с нашим обедом, который она тоже опрометчиво “заказала”.

– Не надо, Катенька, – сказал я, – мы пойдем в ресторан. А вы идете с нами!

Я смотрел на нее в упор, пытаясь понять, о чем она думает. Но она покраснела и выбежала в мой кабинет. Мдя… И как Малиновский это себе представляет? Да она в обморок упадет от одного вида мужского достоинства!

Я потянулся за бутылкой.

– Жданыч, по-моему, ты уже дошел до кондиции… По-моему, тебе уже хватит.

– Не хватит, – буркнул я. – Мне нужно море, океан виски! Я должен соблазнить Кетрин -Зету Джонс…

– Жданчик, ты умница! – воскликнул друг.– Воображай себе на месте Катьки Кэтрин эту…

– Легко сказать, – буркнул я. – Эти скобки, очки, как у совы – брр… Да это же ходячий антисекс… Вытрезвитель! Малина! – вдруг ощетинился я. – А вдруг у меня не встанет? Как мне с этим дальше жить?

– Встанет, Жданчик, встанет, – кивнул головой Ромка. – Главное, правильный настрой. А он у тебя будет, дружище… Ну что, пошли?

Ромка суетился вокруг меня, как наседка. Быстрым движением он смахнул со стола стаканы и недопитую бутылку и подал мне пальто.

В кабинете я постучался к помощнице.

– Да?

Открыв дверь, я увидел Катю, которая втянув голову в плечи, смотрела на меня преданным щенячьим взглядом. Зимнее, тяжелое даже на вид пальто было перекинуто через предплечье, она держала сумочку.

“Если Малина думает, что такой взгляд может зажечь… Он ошибается”, – подумал я, а вслух сказал:

– Катенька, я вам помогу… Давайте пальто.

Она подала мне его. Помогая ей одеться, я осторожно потянул носом, пытаясь уловить хоть какой-то намек на парфюмерию. Но она пахла только каким-то дешевым земляничным мылом, должно быть, с армейского склада, которым заведовал одно время ее папаша-солдафон. Я чуть было не чихнул ей в шею и почесал нос, чтобы приступ прошел. Наконец пальто было застегнуто доверху на все пуговки, длинный и на вид колючий шарф обмотался несколько раз вокруг шеи, а на макушку водрузилась нелепая вязаная шапочка.

– Пойдемте, Катя…

Я открыл перед ней дверь каморки, а потом своего кабинета и мы пошли к лифтам. Я брел как на заклание, а Катька продефилировала мимо удивленного Федора на ресепшене, втянув голову в плечи. Мне было так хреново, что я даже не спросил, где снова болтается эта Тропинкина. Ответив кивком головы на прощание курьера, я зашел за Катькой в лифт и дверь за нами закрылась с легким щелчком, показавшимся мне грохотом. Мы спустились вниз.

========== Кафе. ==========

***

На улице холодный ветер поднял и швырнул мне в лицо горсть мелкого и холодного снега и я моментально протрезвел. Подняв воротник, искоса я глянул на Катьку. Она куталась в толстый и колючий шарф так, что выглядывали одни очки. Я снова почувствовал раздражение. Внутренний голос зудел: “Беги, Жданыч, беги, пока не поздно!” Но ноги, как приклеенные, тащились к машине Малины вслед за хозяином и моей помощницей.

Хозяин не унывал. Он ловко распахнул перед Катей заднюю дверцу и включил печку на полную мощность. Начал потряхивать противный холодок и я растирал себе руки, чтобы хоть немного согреться. Катенька сидела на заднем сидении, как изваяние.

Малина тронулся. В салоне царило гробовое молчание и друг настроил какую-то веселую волну на магнитоле.

– Подмышки, – вдруг услышал я голосок с заднего сидения.

– Чтоо? – изумленно обернулся я на голос.

– Мой папа всегда говорит… Если спрятать руки под мышки, то согреваешься быстрее…

– Ах, оставьте, ради бога, – раздраженно сказал я. – У вашего папеньки слишком специфический юмор.

Катерина замолчала, но руки подмышки я все-таки сунул. Правда, не сказал бы, что мне это сильно помогло. Дрожь не унималась.

“Скорее бы доехать”, – мрачно думал я. “Скорее бы закончился этот кошмар…”

Пробок, на удивление, не было, и машина Малины весело бежала по дороге, которую затягивала поземка. Фары то и дело выхватывали облачки снежинок, и я наблюдал за их игрой в луче света. Усталость вдруг навалилась на меня, и, кажется, я даже задремал… Ненадолго.

Наконец мы притормозили около какой-то забегаловки и я с облегчением расправил затекшую спину. В кафе было шумно и накурено, и морщась, я посмотрел на Малину, мол, заведеньице не тянет пять звезд. Тот заговорщицки пробормотал:

– Чтобы никто не догадался…

Я с тоской обвел глазами стены, оклеенные дешевыми обоями с плакатами на стенах, как в комнате какого-то подростка.

“Господи, ну и дыра”, – подумал я. – “Другого места по соблазнения Катрин нельзя было найти?”

Но Ромка уже мчался к свободному столику. Из клубов сизого табачного дыма возник официант с блокнотиком.

– Я ничего не буду, – заявил Малина. Только виски. А ты, Андрюха?

– Я тоже, – буркнул я. – И пива…

Есть совсем не хотелось, хотелось пить, в горле саднило.

– А Вы, Катенька? – елейным голосом спросил Малиновский. Две пары наших глаз уставились на нее. Она съежилась еще сильнее.

– Я тоже ничего, – пискнула она и откашлялась. – Есть не буду, – уточнила она. – Выпью стакан яблочного сока… За компанию!

– За компанию! – эхом отозвался Малиновский и кивнул официанту.

– Вам бутылку или в графин? – уточнил он. Малина заказал бутылку. Я обвел глазами помещение. Более мерзкой дыры сложно было себе вообразить. Гремела музыка, к потолку поднимались клубы сизого дыма. От этого дыма в горле саднило еще больше и я постоянно откашливался и сглатывал слюну, которой не было. По углам, вжимавшись в темноту, сидели парочки. Прямо передо мной одни взахлеб целовались, пожирая друг друга ртом. Я заставил себя смотреть в сторону.

Принесли напитки. Сделав большой глоток, меня чуть не вывернуло. Пиво было теплым и негазированным. Я сделал гримасу и отставил бокал в сторону.

– А здесь мило, – с елейной улыбкой произнес я, с ненавистью бросая взгляд на Ромку.

Он поспешно сказал:

– Итак, Катенька, вы что-то там про производство говорили?

Катенька заговорила, а я наблюдал за ней. При разговоре обнажались немного выступающие вперед зубы и металлическая проволока на ней. Я глотнул еще виски и у меня перед глазами все стало расплываться.

“Интересно”, – вдруг подумал я. “А проволока эта не мешает целоваться? Спросить, что ли? Мне кажется, она даже не знает, что такое поцелуй…”

Пушкарева рассказывала про оптимизацию производства, но я ее не слушал.

“Интересно”, – несло меня дальше, ” а какая она в постели? Господи, окстись, Жданов, какая постель? Наверное, она и раздевается при выключенном свете и сразу накрывается с головой!”

Я отпил еще виски и наконец согрелся. Приятное тепло разлилось по жилам. Пушкарева что-то рассказывала про субаренду в магазинах, а я раздумывал, какой же мне шаг предпринять, чтобы уложить ее в постель. С любой другой девушкой таких сложностей не возникало. Их и укладывать не нужно было, они сами укладывались в мою постель.

Очнулся я от пинка в бок.

– Очень интересно, Катя! – воскликнул Малина. – Правда, Андрей?

– Да, – подхватил я, – очень, очень интересно.

Мне уже встало все равно и я пошел вразнос. Я пододвинулся к Катьке и как бы невзначай положил руку под столом ей на колено и стал поглаживать, в то же время внимательно изучая остатки виски на дне бокала. Она вздрогнула и встрепенулась:

– Роман Дмитрич… А мы надолго здесь?

– Катенька, вы торопитесь? – откликнулся Ромка.

– Мне просто папе… Позвонить нужно.

“Ага, папе”, – ядовито думал я, разглядывая стакан, который только что наполнил чуть ли не до краев. “Зорькину своему небось побежит звонить…”

– Жданов, кончай бухать! – раздраженно рявкнул Малиновский, когда она отошла в сторону и достала телефон из сумочки. – Ты и так уже в дрова! Сейчас она позвонит Зорькину и тот – фьюить! И увезет ее в неизвестном направлении!

Я отпил залпом содержимое и занюхал рукавом.

– Спакуха, друг! Я уже в нужной кондиции! Сейчас я Катьку… Сам увезу в неизвестном направлении. Сейчас мы поедем куда-нибудь в уютное, тихое местечко…

Я попытался встать, опрокинув стул. Зал кафешки качнулся и поехал в сторону.

– Тьфу, бл…! – выругался Роман. – И это ты называешь кондицией? Да ты еле на ногах держишься!

– Я держусь на ногах, – кивнул я. – Вот, смотри, могу по одной линии пройти…

Я попытался пройти по воображаемой линии и чуть не рухнул на целующуюся парочку. Извинившись, решил, что будет безопаснее вернуться на место.

– Видел?

– Видел, видел… Ладно, Жданчик, я на тебя надеюсь! Держи себя в руках!

– Да держу я, держу себя в руках…

Я снова потянулся за бутылкой, но Малиновский ловким движением руки убрал ее.

– Катька! Она идет… Ну ладно, Жданыч, удачи, я пошел…

– Ромка! – взмолился я. – Ромка, не оставляй меня одного, пожалуйста… Наедине с Катькой, прошу тебя!

– Надо, Дрюнчик, надо! Сейчас или никогда! Ну, я в тебя верю, дружище! Пока!

И Ромка испарился.

Катерина плыла к столику, как в замедленном кино. Я подумал, что как истинный джентльмен должен отодвинуть стул, чтобы она села, но ноги были налитые свинцом и прилипли к полу.

Она села на краешек стула и улыбнулась:

– Вот…

В моем затуманенном алкоголе мозгу мелькнула мысль, что когда она улыбается, ее некрасивое личико становится даже хорошеньким. Но она опустила голову.

– А где? Роман Дмитрич… – через время прошелестела она и покраснела, как рак.

– Ромка? А Ромка… ушел. Ему друг позвонил и он сразу убежал… Катенька!

Мне вдруг стало жалко себя. Я чувствовал невероятную усталость, у меня разболелась голова и во рту по прежнему было ощущение наждачной бумаги. Расстегнув до половины пуговицы на рубашке, я уже не стесняясь подвинулся к ней и обнял ее за плечи. Она попыталась сбросить мою руку, но я схватил ее еще крепче.

– Катенька, – повторил я и вдруг заплакал. – Катенька, я подлец! Мне нечем платить людям зарплату! Дожились! Мой отец всегда находил деньги на зарплату, а я…

Я рыдал, уткнувшись ей в плечо, а она ласково гладила мою руку и нежно говорила:

– Ну что вы, Андрей Палыч… Вы не подлец, просто нужно немного подождать! Компания обязательно выберется из пропасти! Уже поступают первые поступления от продаж, вы увидите, все наладится… Ну же, Андрей Палыч!

Она меня уговаривала, как маленького, в голосе звучали решительные нотки, куда только подевалась ее угловатость и скованность. Я чувствовал тепло ее руки на своей руке, и почему-то мне не хотелось, чтобы она ее убирала. Всхлипнув еще раз, я поцеловал ее, и она снова покраснела. Я все не мог остановиться, и рыдал, уткнувшись ей в плечо, размазывая слезы кулаком. Наплакавшись вволю, я почувствовал невероятное облегчение от того, что часть своих проблем мне удалось переложить на чужие плечи и был полон решимости.

– Вставайте, Катенька, – сказал я и вскочил на ноги с намерением увезти ее “куда подальше”. Но стоило мне принять вертикальное положение, как зал начинал качаться, как палуба корабля и я снова плюхнулся на стул.

– Андрей Палыч… Вы… Вы… Вам совсем плохо, вы устали, вам надо отдохнуть! А давайте, я вас провожу, а?

Она ждала ответа, приоткрыв рот, за которым белели белоснежные зубки с металлической проволокой на них. Меня манил этот рот.

– Проводите, Катенька, пожалуй… Буду вам очень благодарен.

Я стал наклоняться ближе, ближе к ней и, кажется, даже прикоснулся к ним, но дальше все закрутилось в адской карусели, я ткнулся лбом в гладкую поверхность стола и отключился.

========== Наваждение ==========

***

Я приоткрыл один глаз и тут же зажмурился. Казалось, свет хлынул в них нестерпимым потоком. Тотчас голова отозвалась адской болью и дико захотелось пить. Пересохшим языком я попытался облизать не менее сухие губы. Сделав над собой невероятное усилие, я разлепил оба глаза и осмотрелся. Знакомый натяжной потолок персикового цвета, который мама заказала в Милане, перерыв всю Москву и окрестности в поисках нужного цвета, окно слева задернуто шторами шоколадного оттенка, из-за чего в комнате царил полумрак, но глаза все равно болели. Очевидно, я находился у себя в спальне. Но как я оказался в своей постели, я не имел ни малейшего понятия. И что было вчера, я ни черта не помнил. На наручных часах, которые все еще были у меня на руке, было 7-30. В памяти всплыло наше заседание в конферецзале, Катька, Малина, я, кажется мы выпили… Господи, должно быть, я хватнул лишнего вчера, попросту говоря, нажрался в хлам, а потом… потом как отрезало. Я ничего не помнил.

“Ладно”, – решил я, – “Нужно вставать, на работу пора собираться”.

Но стоило двинуть головой, как новый приступ головной боли скосил меня на подушку и я тихо выругался.

Но вдруг что-то заставило меня замереть. В комнате мелькнула какая-то белая тень. Это был женский силуэт в мужской футболке, еле прикрывавшей соблазнительную пятую точку со светлым треугольником бикини, выглядывавшим из-под него. Силуэт подошел к Кириному трюмо и стал расчесывать волосы. Сначала я подумал, что это Кира нагрянула, она любила напяливать на себя эту футболку всякий раз, когда ночевала. Но, вглядевшись внимательнее, вдруг почувствовал мурашки в районе солнечного сплетения. Таких крутых бедер у Киры не было и в помине. Это была Катька! Моя верная помощница Катрин, Екатерина Великая, как называл ее Малиновский, ходила в моей футболке в моей квартире и пыталась справиться со своими волосами! Она глянула на меня, но я успел закрыть глаза и почувствовал прикосновение ее руки к своей. Она погладила теплой ладонью мое запястье и отошла.

Я наблюдал за ней сквозь приспущенные ресницы. Вот она подошла к стульчику и уселась на него, напряженно всматриваясь в свое отражение, пытаясь решить какую-то задачу. Отражение ей не понравилось, она наморщила нос и махнула рукой в зеркало. Потом снова взяла щетку и несколько раз провела по волосам. Я никогда не видел ее с распущенными волосами, и с удивлением обнаружил, что они довольно длинные, ниже плеч. Расчесавшись, она попыталась уложить их в обычный бабушкин узелок на затылке. Но узелок давался трудно, она воевала со шпильками, закусив их зубами и периодически бросая то одну, то другую на полированную столешню. Я с удовольствием наблюдал за этой женской возней и улыбался. Какие же они все одинаковые, и красавицы, и некрасивые в попытке навести марафет! В этом она напоминала Киру, но Кира управлялась со своими укладками и макияжем в два счета с помощью всяких стайлеров для волос и тонны косметики, а у Катьки получалось неважно. Я любовался на округлые запястья, колдовавшие над затылком, потом уставился пониже. Свободная футболка облегала шикарнейшую грудь. Мягкую и одновременно крепкую на ощупь, которая двигалась в такт движений рук. Завороженный этим зрелищем, я и не заметил, как уже вовсю пялился на свою помощницу, не скрываясь.

Управившись с узлом, Катя пыталась укротить боковые пряди, которые то и дело выбивались из прически. Решив, что пора ей помочь, хотя бы подсказать, где стоит Кирин лак для волос, прочистил горло.

– Катенька, – с усилием произнес я, – там есть лак для волос, и вы могли бы…

Она услышала и замерла на месте. Потом резко обернулась, покраснев так, что выступили слезы.

– Андрей Палыч, вы… А я в таком виде… О господи!

Она вскочила и выбежала из комнаты, мелькнув стройными лодыжками. Но потом вернулась, дрожа, как осиновый лист, с банным полотенцем обмотанным вокруг бедер. Грудь она прикрыла скрещенными накрест руками, которые положила себе на плечи.

– Моя блузка еще не высохла, – убитым голосом произнесла она. – Простите меня, пожалуйста…

– Как не высохла? Почему? И почему вы извиняетесь?

– Я застирала ее вечером, Андрей Палыч, и повесила у вас на полотенцесушитель… Но забыла включить его в розетку… Я должна уйти, но я теперь не могу …

Она стояла передо мной, закрыв лицо руками. Плечи затряслись от рыданий.

– Катя, вы плачете? Но почему? Что вас так расстроило? Ну, подумаешь, блузка не высохла. Стоит ли убиваться из-за ерунды, а, Катенька?

– Как я теперь на работу поеду?

– Никак не поедете, останетесь у меня… Я даю вам выходной.

Удивленный взгляд из-под ладони сквозь пальцы.

– У вас? Выходной??

– Но что вас так удивляет? Шеф может раз в жизни заболеть? А вы поухаживаете за мной, правда?

– Но я… В таком виде…

– Бросьте, Катя. Вы стесняетесь меня? Ну подумайте, что такого есть у вас, чего я не видел?

– Мне кажется, вы видели все, – пробормотала она.

Я улыбнулся.

– Угадали…

– Андрей Палыч!

– Извините, Катенька. Вы не могли бы присесть рядом со мной?

Я подвинулся и она робко присела на постель, по прежнему закрываясь руками.

– Я не хотел бы, чтобы вы чувствовали неловкость… Кать, ей-богу, это не повод так убиваться… Стоп! А почему вы стирали свою блузку?

– Понимаете, Андрей Палыч, я… Я ехала с вами в такси, и вы…

– Что я?

– Вы ее немного испачкали…

– Испачкал? Каким образом?

– Вы хватили лишнего вчера, вас стошнило, прямо на меня… И еще в салоне такси… Мне пришлось заплатить ему за чистку салона.

Я смотрел на нее во все глаза. Как? Каким образом я очутился в такси?

– Подождите, Катенька… А что мы делали в такси?

– Я вас везла домой из кафе. Я вызвалась вас проводить, и вы согласились. Только потом уснули… Прям за столом.

Я откинулся на подушку, не в силах поверить в то, что она говорит. Неужели я вел себя настолько по-свински? И главное, что я ничегошеньки не помнил.

Она встала.

– Андрей Палыч, я не могу… Ну правда! Мне уйти нужно, иначе отец искать меня будет.

Я поймал ее руку и усадил снова на постель, ощутив атласную прохладную кожу в своей ладони.

– Он вас до сих пор не ищет?

– Я сказала ему, что у нас сдача коллекции и я буду ночевать на работе.

Меня разобрал смех, но в голове как будто стучали молотом тысяча кузнецов.

– Катенька, тогда я сейчас встану, и тоже поеду с вами на работу.

– Вы лежите, Андрей Палыч! Вам нужно отлежаться.

– Катенька… Вы не могли бы принести мне таблетку? Там на кухне есть аспирин… Растворимый.

Она вскочила.

– Одну минутку! Сейчас все будет!

Она убежала на кухню. Лодыжки весело мелькнули и скрылись за углом.

“Господи,” – подумал я. “Такая роскошь! И зачем все это скрывать под ее балахонами!”

Катерина вернулась через пять минут со стаканом в руке. На ней по-прежнему была надета моя футболка, а сверху она накинула вчерашний лапсердак. Я почувствовал разочарование. Я взял стакан, и как бы невзначай задержал ее руку в своей. Содержимое стакана я осушил залпом.

– Зря, Катенька…

– Что зря?

– Зря вы надели этот балахон… Без него вам было лучше.

Катерина вспыхнула.

– Андрей Палыч! Вы шутите, значит, вам уже лучше. Я могу идти…

Она попробовала опять вскочить, но я снова поймал ее руку и усадил на постель. Теперь я ее уже не выпускал, а гладил тыльную сторону запястья пальцем. Катерина то краснела, то бледнела, мне казалось, она только и думает о том, как бы сбежать поскорее.

– Мне очень плохо, Катенька… Голова болит и вообще… Как я мог быть такой скотиной вчера?? Господи, я же вам должен деньги отдать, за такси и чистку…

Я сделал движение, чтобы встать, но в голове снова застучали молотки и я скривился от боли.

– Мой папа… Он лечится кефиром… Когда болеет… Вот.

– Катенька, у меня нет кефира. А вот кофе имеется. Вы не могли бы… Покрепче??

– Конечно, Андрей Палыч! Я мигом!

Она снова убежала, а я стал размышлять. Операцию Малиновского я так и не завершил. Что я ему скажу? Что нажрался как свинья, и все провалил? Но сейчас я тем более не смог бы переспать с Катериной. Я вдруг поймал себя на мысли, что она мне нравится. Не как секретарша и верная помощница, а как женщина. Ощущение ее руки в своей грело где-то внутри, достало до самого сердца.

“Что-то екнуло, потеплело”, – размышлял я. “Господи, Жданов, ты увидел сиськи Пушкаревой и сделал вывод, что она тебе нравится?”

Но факт есть факт. Я не хотел ее отпускать, но и укладывать ее с ходу в постель тоже не мог. В конце концов, меня разозлили эти мысли, я решил, что будет лучше мне взять тайм-аут и подумать. Но образ навязчивого Зорькина возник в моем воспаленном мозгу и никак не желал исчезать.

“Малиновский меня убьет”, – думал я. “Но я и так уже вел себя вчера, как последняя сволочь. Если я пересплю с Катькой, я никогда себе этого не прощу. Все, финита ля комедия. Сейчас же еду на работу и поговорю с Малиной”.

Вошла Екатерина с блюдцем, на котором стояла чашка кофе, аромат которого расходился по спальне. Она снова присела на краешек постели и подала чашку мне.

– Катенька,– спросил я, с наслаждением прихлебывая крепкий напиток. – Катенька, а вы точно вчера звонили отцу?

Она вскинула на меня свои огромные глазищи и снова покраснела.

– Да! Почему спрашиваете?

– Мне кажется, вы меня обманываете. Я объясню, почему. Насколько я успел узнать вашего отца, он бы не потерпел, чтобы его дочь ночевала вне дома, пусть даже завтра был бы совет директоров. Если бы это произошло, сейчас бы на ушах стояла вся Москва, в воздух была бы поднята авиация, а мой дом окружили бы танки. Но все тихо и спокойно… А ну, выгляньте в окно, там танков нет?

Она обернулась на зашторенное окно:

– Нне понимаю вас, Андрей Палыч…

– Я хочу сказать, что вчера вы звонили не отцу, а Николаю Зорькину. Почему вы не хотите сказать мне правду?

– Андрей Палыч… Я вам сто раз говорила, что Зорькин мне только друг. Я точно звонила отцу.

Я усмехнулся. Смотрел на ее мягкий чувственный рот, который при разговоре обнажал белые зубки с железной проволокой. Она меня больше не пугала. Я задумался, какие эти губки на вкус.

– Смотрите, Кать… После того, что сегодня между нами было… Кстати, а где вы спали?

–Там, – она махнула головой в сторону выхода. – На диване, в гостиной.

Она даже не задумалась, когда это у нас “было”. Очередная идиотская шутка не в кассу.

– Надеюсь, вам было удобно?

Она смотрела на меня с непониманием, решив, что у меня до сих пор пьяный бред. А я всего лишь хотел, чтобы она перестала так дико краснеть и хоть немного расслабилась. Но остряк из меня никакой, особенно утром с такого перепоя. Она встала, с легким усилием пытаясь выдернуть руку из моей, но я не давал ей этого сделать.

– Андрей Палыч, спасибо вам за предложение остаться с вами сегодня… Но вы, наверное, забыли. У нас сегодня очень важная встреча со Шнайдеровым в Атлантик-банке. Я сама могу провести ее от вашего имени, Максим Иваныч доверяет мне, как вы знаете, и я… К тому же Кира… Вы не позвонили ей вчера, а она, наверное, волновалась…

Черт! Я скривился, как от зубной боли. Я совсем забыл об этой встрече. Старый лис действительно доверял Катьке, пожалуй, даже больше, чем мне. Я почувствовал досаду, так как теперь у меня не было повода оставить Катерину у себя. И, черт побери, я поймал себя на мысли что это не только в рамках операции “Ъ”, а потому что я сам этого хотел. Плюс упоминание о Кире радости не добавило. Я выпустил Катькину руку:

– Что же… Не могу вас больше задерживать, Екатерина Валерьевна… Можете ехать на вашу встречу. Что же касается Киры, не волнуйтесь, я поговорю с ней и она обязательно поймет и простит меня.

Она кивнула и встала.

– Спасибо вам, Андрей Палыч… А вы отдыхайте, набирайтесь сил…

Катерина вышла. Я почувствовал какое-то разочарование. Неужели вот так сейчас все кончится, и она уйдет?

Нащупав мобильник в изголовье кровати, вспомнил, что вчера отключил его. Включив аппарат, обнаружил двадцать один пропущенный вызов от Киры. А, к черту Шнайдерова и Киру с их нотациями! Меня бесила манера меня воспитывать, как будто бы они имели на это какое-то право, причем оба.

Я отшвырнул телефон и выскочил в коридор. Катерина была в ванной и гладила свою блузку, очевидно, пытаясь досушить ее таким способом. Увидев меня практически в костюме Адама, она замерла с утюгом в руке. Из одежды на мне было только нижнее белье. Я расправил плечи и оперся об косяк, в упор глядя на нее. Она снова покраснела до корней волос, и отвернулась, водя по ткани утюгом на одном и том же месте.

– Катенька…

– Да?

Она отставила утюг и повернулась ко мне.

– Я приму душ… А вы занимайтесь своими делами, не обращайте на меня внимания.

У меня не слишком большой санузел, который я сделал совмещенный, умудрившись напихать в комнату кучу сантехники, стиральную машину и гладильную доску. Катерине совсем некуда было деваться. Прежде чем она успела что-либо возразить, я протиснулся между ней и стиральной машиной в кабину, на мгновение ощутив, как тугая девичья грудь прикоснулась к моей груди. Затем встал под душ, с наслаждением ощутив прохладные струйки воды на разгоряченном теле.

“Жданов, что происходит, черт побери… Еще вчера ты думал, как бы поскорей от нее избавиться, а сегодня ты не можешь найти повод, чтобы ее оставить… И что ты скажешь Малине, что не можешь переспать с ней, потому что она тебе нравится? Бред! Малина скорее сдаст меня в психушку, чем поверит в это!”

Перед моими глазами стоял женский силуэт в моей футболке, со стройными ножками, крутыми бедрами и тугой грудью, которая двигалась в такт движений рук. Я зажмурился и потряс головой, затем налил на голову воды, чтобы прогнать видение.

Малиновский придумал “Ъ”, чтобы я влюбил в себя Катю, но все происходит с точностью наоборот. Кажется, в Катьку влюбился я. Я решил оставить ее сегодня у себя во что бы то ни стало. Я закрутил краны и наспех вытерся. Намотав полотенце на бедра, выскочил в коридор, но Катерина уже натягивала пальто.

– Катенька, не уходите,– взмолился я. – Я еду с вами на работу, подвезу вас заодно. Через пять минут я буду готов.

Она нерешительно остановилась. Я ринулся в спальню к шкафу и оделся с такой скоростью, что позавидовал бы любой солдат! В том числе и Кира, которая меня вечно пилила, что я долго собираюсь.

В коридоре я ее снова застал воюющей с собственным пальто. Она натягивала его на одну руку, пытаясь просунуть вторую в другой рукав.

– Давайте помогу, – поспешил я на помощь. Я уже не тянул носом в поисках знакомых запахов. Мною вдруг овладело острое желание задержать ее и не отпускать, хотя бы не надолго. Я взял ее за плечи и развернул к себе.

– Катенька…

– Да, Андрей Палыч?

Она смотрела на меня глазами-озерами, которые затаскивали меня в глубокий омут.

– Как мне отблагодарить вас за то, что Вы для меня сделали?

– Ну что Вы, Андрей Палыч… Я же не могла бросить вас на произвол судьбы! Я должна была привезти вас сюда, иначе…

– Иначе что?

Я наклонялся к ней все ниже, и ниже…

– Иначе Кира… искала бы…

Она не договорила. Скользнув губами по шелковистой и нежной коже шеи, я накрыл ее рот жарким поцелуем.

========== Розыгрыш ==========

***

Я оторвался от нее только тогда, когда почувствовал, что она обмякла в моих объятиях и сползла по стеночке. Я еле успел ее подхватить.

– Катя, Катенька, – испугался я. – Что с вами?

Освободив шею от тяжелого шарфа, я усадил ее на пол, но она запрокинула голову, и закатила глаза. Зрелище не для слабонервных! Забыв с перепугу все действия по неотложной помощи, я сбегал на кухню, набрал в стакан воды, затем брызнул на нее, как мама брызгала во время глажки на белье, когда я был маленький. Она открыла глаза и задышала, как рыба, выброшенная на берег. Ее глаза были такие же, как у рыбы. Резво вскочив на ноги, она бросилась за дверь, а я за ней.

– Катя, Катенька, стойте! Подождите, не убегайте! Я не должен был… Простите меня, пожалуйста! Катя…

Она остановилась. Была белая, как стена. И такая же отрешенная.

– Катюша, прошу прощения! Сам не знаю, что на меня нашло. Вы как себя чувствуете?

– Все хорошо, Андрей Палыч… – прошелестела она одними губами.

– Точно хорошо? Давайте отвезу вас домой.

Она расправила плечи и посмотрела мне в глаза твердым и ясным взглядом. Мне стало от него не по себе.

– Спасибо, Андрей Палыч, но я поеду на работу. Шнайдерову нужна будет веская причина, если никто из правления Зималетто не явится на встречу.

– Вы правы, Катенька. Я сейчас запру дверь и мы едем в офис.***

Я вел машину, искоса поглядывая на Катю. Она снова влезла в свою защитную броню и сидела, съежившись, на переднем сидении рядом. Я украдкой разглядывал ее точеный профиль и пытался понять, о чем она думает. Молчание становилось тягостным.