Текст книги "Весенние забавы в Ривенделле (СИ)"

Автор книги: Magnus Kervalen

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Ягоды, – согласился Больг – и в самом деле заприметил за деревьями ягодный куст. Подивившись наблюдательности Глорфинделя, Больг отбежал к кусту, отломал раскидистую ветку, тяжелую от ягод, и нагнал Глорфинделя, объедая ягоды на ходу. – Ягоды, – сообщил Больг и сунул ветку Глорфинделю в лицо. – Ешь!

Глорфиндель с несчастным видом принялся обрывать ягоды.

– Теперь вот опять поссорились, – проговорил он, задумчиво жуя ягоды. – Разобиделся, выставил меня из спальни и дверь прямо перед носом захлопнул. Сказал, не пойдет ни на какой пикник, если ему отказали даже в такой малости – первой клубничкой полакомиться. Иду теперь, вроде всё хорошо – птички поют, теплынь, листочки шебуршатся, цветы там всякие, ягоды… колбаса вот в корзине… – Глорфиндель втянул носом соблазнительный аромат колбасы, – а всё равно сердце не на месте. Думаю, как там мой Эрик? Эх, брат, скажу я тебе: никогда не влюбляйся, Больг.

– Больг любит Ласи, – чавкая, учтиво поддержал беседу Больг.

Наконец, дружная компания под аккомпанемент Линдировой лютни, уже порядком всем надоевшей, добралась до берега речушки. Пологий берег, покрытый высокой шелковой травой, спускался к тихо журчащей воде. Речка напитывала свежестью теплый, пронизанный солнечными лучами воздух. Душисто пахло полевыми цветами, усыпавшими зеленый ковер трав пестрыми крапинками. Бабочки, взблескивая атласными крылышками, играли друг с другом, над маленькими заводями висели серебристые стрекозы, и где-то у воды, невидимые в камышах, мелодично квакали лягушки. Весенний ветерок, время от времени налетая на берег, перекатывал травы, заставляя их клониться то в одну, то в другую сторону, и они переливались, как густая зеленая шерсть какого-то сказочного животного.

Скидывая на ходу одежду и обувь, близнецы проскакали по берегу, присели в речке, опустив в холодную воду свои многострадальные зады, и зажмурились с блаженным стоном.

– Вода просто чудесная! – крикнул Элрохир остальным. – Идемте к нам купаться!

– Нет, мальчики, сначала нужно немного поесть, – мягко возразил им Элронд, оглядывая расстеленное на траве красное клетчатое покрывало, над которым суетились трое хоббитов – они вышли из Ривенделла пораньше, чтобы подготовить всё к приходу Элронда и компании. Два новоприбывших хоббита присоединились к ним, расставляя на покрывале корзинки и свертки с едой. Над берегом поплыли дивные ароматы Элрондовой стряпни.

– Я ужасно проголодался! – воскликнул Леголас, присаживаясь на одну из атласных подушечек, которые хоббиты в изобилии разбросали вокруг.

– И у меня в животе бурчит, – хохотнул Глорфиндель, плюхаясь рядом. – Помнится, в Гондолине, вернувшись с дозора, я мог целого кабанчика срубать.

– Кабанчика, – мечтательно протянул Больг.

Элронд всё семенил вокруг покрывала, с беспокойством следя за хоббитами: он опасался, как бы они не побили бутылки и не уронили пироги.

– Ты совершенно прав, мой друг, – сказал он Глорфинделю, выкладывая на блюдо заранее приготовленные тартинки, – прогулки на свежем воздухе весьма способствуют хорошему аппетиту.

– Это точно, владыка. Вот, бывало, идем мы с ребятами из ночного дозора…

Тут Глорфинделя бесцеремонно прервал Линдир. Перехватив свою лютню поудобнее, он ударил по струнам и торжественно произнес:

– Любезный Глорфиндель подал мне прекрасную идею! Я спою вам песню о доблестных гондолинских воинах, всегда готовых подставить собрату по оружию плечо…

– И не только плечо, – хихикнули Элладан и Элрохир, уже вылезшие из речки, – их выманил аппетитный запах угощения.

Не слушая их, Линдир запел:

Влекомые страстью, сплетаются пылко

тела славных воинов, гибких и сильных…

Элронд опустился на подушечку рядом с Леголасом. Все корзинки, тарелки, бутылки, бокалы и блюда, наконец, были расставлены, и Элронд смог вздохнуть с облегчением.

– Боюсь, любезный Линдир, песни… э… такого рода не подходят для… принятия пищи, – заметил он деликатно.

Леголас пришел ему на помощь:

– Элронд имеет в виду, что твоя песня, Линдир, прославляет воинскую доблесть и боевые подвиги, – сказал он, ловко ухватывая лежащую на краю блюда тартинку с творожным сыром, мелко нарезанными огурчиками и зеленью, – а значит, эта песня больше годится для торжественных пиров, чем для скромного семейного пикника на природе.

Элладан и Элрохир прыснули – и обрызгались яблочным сидром.

Линдир на мгновение задумался.

– Тогда… О! Да, тогда я спою вам песню о дивных солнечных днях поздней весны, – предложил он.

Намазывая апельсиновым джемом кусочек кекса для Леголаса, Элронд решил, что «дивные солнечные дни» звучат вполне благопристойно.

– Вот и славно, мой друг, вот и славно, – сказал он, подавая Леголасу кекс. – Песня о прекрасной весенней природе – что может быть лучше для пикника?

Линдир, окрыленный вдохновением, тренькнул струнами и начал:

Влекомые страстью, сплетаются пылко

тела юных эльфов, гибких и сильных…

– Постой-ка, приятель-стихоплет! Сожри меня тролль, если это не та же самая песня! – захохотал Глорфиндель.

Линдир взглянул на него с видом непонятого гения.

– Это совершенно другая песня! – фыркнул он. – В песне про Гондолин были «тела славных воинов», а здесь – «тела юных эльфов»! Только неотесанный мужлан, ничего не смыслящий в высоком искусстве, не заметит разницу!

– Полно, полно, любезный Линдир, – поспешил разрядить обстановку Элронд. – Ты, верно, притомился после столь… долгого пути, – Элронд с сомнением оглянулся на крыши и башенки своего дома, виднеющиеся совсем неподалеку. – Вот, отведай-ка весеннего салатика с редисом… – он попытался было подсунуть Линдиру вазочку с салатом – но менестрель, чья тонкая душевная организация оказалась чересчур тонка для шуточек Глорфинделя, вскочил на ноги, обнялся с лютней и удалился в абрикосовую рощицу, где сразу же принялся распевать какие-то до невозможности горестные песни.

– Ах, да что же это, – всплеснул руками Элронд. – Отчего наш любезный Линдир так расстроился? Ох уж эти тонко чувствующие эльфы искусства… – от огорчения Элронд схватил вазочку с салатом и принялся его есть. – Может быть, ему хотелось более изысканный салат? Например, с одуванчиками?.. – предположил Элронд задумчиво.

– Да ладно тебе, не горюй, владыка, – сказал Глорфиндель – он заметно повеселел, умяв в одиночку большущий закусочный бутерброд с копченой свининой, рублеными желтками и листьями салата. – Пусть себе дуется в рощице – нам больше еды достанется, – и потянулся за бутылью сидра.

Но через какое-то время, когда эльфы перешли с холодных закусок на десерт, а Больг всё еще что-то уплетал, хитро поглядывая на остальных из-за корзины, от страдательных и несколько немелодичных песен Линдира, несшихся из абрикосовой рощицы, стали сдавать нервы даже у стойкого гондолинского витязя Глорфинделя.

– Варга ему за пазуху! – выругался он в сердцах. – Сколько ж можно выть?! Блевать тянет от его воплей.

– Нас тоже, – поддакнули Элладан и Элрохир, чьи лица и в самом деле приобрели нездоровый зеленоватый оттенок, – правда, скорее всего, не из-за пения Линдира, а из-за немытой клубники, съеденной утром.

– Мне тоже как-то не по себе стало, – пожаловался Леголас.

– Владыка, разреши, я схожу заткну нашего певуна, – предложил Глорфиндель. – А то его вытье наводит меня на мысли об атаке варгов на Гондолин.

Элронд перестал колупать яичко.

– Нет-нет, не стоит себя утруждать, мой друг, – лучше я сам схожу к Линдиру, – поспешно сказал он, поднимаясь с покрывала и собирая с колен мелкие яичные скорлупки. – Возможно, мне удастся его утешить.

С печалью думая о том, что мирный весенний пикник, о котором он мечтал еще с зимы, как всегда получился совсем не мирным, Элронд направился в абрикосовую рощицу – и попутно обнаружил, что выпил молодого вина больше, чем следовало. Голова у Элронда приятно кружилась. Двигаясь на звуки отчаянных рыданий, несущиеся из-за деревьев, Элронд прошел через рощицу и, наконец, увидел Линдира. Тот расположился под абрикосовым деревцем, в листве которого уже виднелись зеленые плоды, и перебирал струны лютни, время от времени разражаясь обрывком какой-нибудь жалостливой песни. Впрочем, в устах Линдира даже жалостливые песни получались какими-то непристойными: если в радостных песнях менестрель прославлял радости плотской любви, то в печальных он с тоской вспоминал минувшие плотские наслаждения.

– Мой друг, – осторожно проговорил Элронд, опускаясь на землю рядом с Линдиром, – почему бы тебе не вернуться к нам? Хоббиты уже начали делить ревеневый пирог – он так чудесно сочетается со взбитыми сливками и мятным чаем…

Линдир обратил к нему глаза, наполненные слезами.

– На что мне взбитые сливки, если нет нежной трепещущей плоти, с которой я мог бы эти сливки слизать? – возразил он с горечью.

От таких слов Элронду стало немного неловко.

– Любезный Линдир, – сказал он, смущаясь, – зачем же… эм… трепещущая плоть? Мой ревеневый пирог, осмелюсь сказать, ничуть не хуже… А если еще присыпать корицей, да сахарной пудры побольше, – тогда вообще…

– Как ты не понимаешь, владыка! – воскликнул Линдир, картинно заламывая руки. – Мое тело изголодалось не по сладостям, а по сладостной любви!

Тут Элронд наконец понял, к чему клонит Линдир, и решил немедленно ретироваться. Однажды Элронд уже совершил оплошность – и весь Ривенделл еще долго потешался над ним и над его «трубочкой с кремом» (как Линдир окрестил в своей новой песне Элрондово достоинство). Надо ли говорить, что Элронд с тех пор не решался печь свои фирменные трубочки с кремом?

– Увы, мой друг, – пробормотал Элронд, отодвигаясь от Линдира, – боюсь, я ничем не могу помочь…

– Отчего же? – мгновенно отреагировав, Линдир схватил Элронда за руки и усадил обратно. – Только ты и можешь утешить меня, владыка! Услышав твои сладострастные речи о ревеневом пироге, покрытом взбитыми сливками, я понял, что именно твоей поэтической ласки жаждет моя плоть, изнывающая в предвкушении неги! – повалив Элронда на спину, Линдир забрался на него и стал торопливо распутывать завязки на его штанах. – Давай же предадимся порыву, охватившему наши распаленные тела! – выдохнул он, бесцеремонно обхватывая рукой член Элронда. – О, желанный мой, наполни же взбитыми сливками мой ревеневый пирог!

Элронд попытался себе это представить, но пальцы Линдира на его члене мешали Элронду думать.

– Прошу тебя, любезный Линдир, не надо! – умоляюще прошептал он. – Что подумают о нас остальные? Они же могут нас увидеть!..

– Пусть смотрят! – ответил Линдир страстным шепотом, взяв Элронда за руки и со шлепком положив его ладони себе на обнаженные ягодицы (Элронд изумился: и когда это Линдир успел снять штаны?) – Пусть любуются нами – ибо в подлунном мире нет ничего прекраснее священного таинства Любви!

Элронд хотел было возразить, что таинство перестает быть таинством, если заниматься им где попало – к примеру, в абрикосовой рощице, которая прекрасно просматривается с берега реки, – но в этот момент Линдир начал медленно насаживаться на его член, и Элронду стало уже не до возражений. «Батюшки! Надо было прихватить с собой горшочек с мазью!» – подумал он, чувствуя, как член с трудом входит в тугой анус Линдира (похоже, менестрель и правда давно уже не вкушал «сладостной любви»). Элронд не смог сдержать стон – не наслаждения, а боли. Линдир тоже мучительно застонал, приподнимаясь и вновь опускаясь на член Элронда.

– Друг мой, – обеспокоенно сказал Элронд, – не испытываешь ли ты некоторое… неудобство? Боюсь, подобные… забавы не пройдут даром для нас обоих.

– И пусть! – простонал Линдир, не глядя на Элронда, – менестрель закатил глаза и, похоже, всецело отдался «порыву, охватившему распаленное тело». – Наслаждение без боли подобно сахарной пудре без корицы – сладко, но не захватывает дух…

– Никогда не думал, что корица захватывает дух, – пролепетал Элронд, морщась – анус Линдира нещадно натирал кожу на члене. – Любезный Линдир! Возможно, мне удастся удовлетворить тебя каким-нибудь… иным способом? – предложил он с мольбой в голосе. – Видишь ли, без смазки наше наслаждение, похоже, начинает превращаться в пытку…

– О нет, мой желанный! – простонал Линдир, приподнимаясь и опускаясь на члене Элронда всё быстрее и быстрее. – Это чувство… Этот жестокий пламень, сжигающий мой грот наслаждения… О, это так прекрасно… И я… я… уже не в силах остановиться! – выкрикнув последнюю фразу, Линдир ахнул, задрожал всем телом, больно вцепившись Элронду в запястья, еще раз резко насадился на член (отчего Элронд на собственной шкуре ощутил тот самый «жестокий пламень») и с нежным и несколько наигранным стоном кончил, упав Элронду на грудь.

Элронд перевел дух. Его член был по-прежнему болезненно твердым, но Элронда охватывал ужас при мысли о том, чтобы вновь овладеть Линдиром или помочь себе рукой – натертая кожа на члене прямо-таки горела.

– Мой милый Линдир, – проговорил Элронд как можно ласковее, чтобы не обидеть чувствительного менестреля. – Ты не огорчишься, если я вернусь к остальным? Меня, верно, уже заждались… Кроме того, мне… да и тебе тоже… необходимо… восстановить силы.

Линдир приподнял голову, поцеловал Элронда в губы долгим поцелуем и сполз с любовника на землю.

– О да, мой прекрасный возлюбленный, – ответил он с блаженной улыбкой. – Ступай – а я пока обдумаю новую песню.

Элронд с обреченным видом подтянул штаны, понимая, что обещание Линдира не предвещает ничего хорошего.

К тому времени, когда он добрался до речки, его член, прижатый тканью штанов, уже жгло как огнем. Вконец измучавшись, Элронд со страдальческим стоном опустился на край покрывала и огляделся, отыскивая глазами большую корзину, в которой лежал горшочек с целебной мазью, – а заодно и куст погуще, за которым можно спрятаться, приспустить штаны и как следует полечиться. Глядя по сторонам, Элронд обнаружил, что за время его отсутствия Леголас, Элладан и Элрохир с хоббитами убежали на речку (их веселые голоса, смех и плеск воды доносились из-за камышей). Глорфиндель дремал, обнявшись с бутылью вина. Только Больг всё еще чавкал, держа в одной руке большой ломоть мясного пирога, а другой зачерпывая что-то в корзине, и с видимым наслаждением облизывал пальцы. У Элронда возникло смутное подозрение.

– Больг, дружок, что это ты там ешь? – спросил он.

Больг поднял на Элронда простодушные глаза, светящиеся довольством.

– Вкусно, – прогудел он. – Ешь! – и щедро протянул Элронду уже почти пустой горшочек с целебной мазью.

========== 3. Шоколадно-ореховое масло ==========

В рощице, под сенью абрикосовых деревьев, хоббиты прилаживали гамаки. Элладан и Элрохир, распаленные купанием нагишом, весьма недвусмысленно щипали Леголаса за задницу – и Элронд, памятуя о внезапной утрате целебной мази, столь необходимой в буйных юношеских забавах, поспешил отправить всех троих «вздремнуть после обеда». Наивный Элронд надеялся, что молодые эльфы, утомленные пикником и плесканием в речке, скоро уснут и – хотя бы на время – забудут о своих сладострастных играх. Отправив сыновей и Леголаса по гамакам, Элронд принялся хлопотать над полупустыми блюдами, початыми горшочками и кувшинами, стараясь укрыть всё это изобилие так, чтобы до еды не добралась мошкара, и одновременно прикидывал в уме, кого из хоббитов отправить за мазью. Кроме того, Элронд помнил и о жарком из кабанчика, которое уже, верно, готово – надо бы и его принести из дома, чтобы эльфы, проснувшись, как следует пополдничали.

Пока Элронд раздумывал (и в то же время заворачивал в полотняную салфетку оставшийся кусок пирога), перед ним возник Глорфиндель. Могучий эльф проснулся, отставил бутылку и потянулся, с наслаждением расправляя затекшие мышцы (Элронд невольно залюбовался его сильными руками, облитыми солнечным светом, и широкими плечами, по которым рассыпались густые золотые локоны).

– Ежели ты не знаешь, владыка, кого бы отправить за мазью, так я сбегаю, – сказал Глорфиндель со своей обычной добродушной улыбкой.

Элронд отогнал пчелу, жужжащую над вазочкой с черничным вареньем.

– О, мой друг, мне неловко утруждать тебя – тем более, после столь сытного обеда, – отозвался он. – Пожалуй, я поручу это кому-нибудь из хоббитов…

– Да разве ж это труд – пару шагов сделать? – хохотнул Глорфиндель. – Вот, помнится, я со своими воинами на марше… – Глорфиндель замолчал, заметив, что Элронд нисколько не интересуется подвигами гондолинских воинов. – Не сомневайся, владыка, – я сбегаю. Заодно и… Эрика моего проведаю, – признался Глорфиндель смущенно, опустив ясные глаза. – Волнуюсь я за него. Как он там один без меня? Простились мы с ним как-то… не очень. Как бы не натворил он чего со злобы. А ну как заладит вешаться или еще чего? Ты же сам мне растолковал, владыка: Эрик наш – тонкая натура. С ним надо поаккуратней, а я сдуру с ним разругался, балрог меня попутал… Теперь вот места себе не нахожу.

Элронд сочувственно посмотрел на Глорфинделя.

– Хорошо, любезный Глорфиндель, иди, – разрешил он. – Мази принеси побольше, и кабанчика захвати. Вот, возьми с собой Больга для подмоги, – Элронд бросил взгляд на Больга, который, вытянув длинный язык, вылизывал горшочек из-под мази. Элронду подумалось, что будет благоразумнее отправить Больга подальше от расшалившихся близнецов. – Только проследи, чтобы наш юный орк больше не добрался до мази, – добавил Элронд.

– Орк! – повторил Больг и ударил себя кулаком в грудь. А потом добавил, осклабив испачканную мазью физиономию: – Дядя Элли хороший.

Элронд украдкой вздохнул.

Проводив Глорфинделя и Больга (и попутно надавав им мелких и неимоверно важных, как казалось самому Элронду, поручений, которые Больг не понял, а Глорфиндель тут же благополучно забыл), Элронд смог, наконец, перевести дух. Он вошел в абрикосовую рощицу, надеясь отдохнуть (а может, даже немного подремать в гамачке) до возвращения Глорфинделя и Больга – но не успел Элронд сделать и нескольких шагов, как заслышал разноголосые стоны. Элронд забеспокоился: вдруг его мальчикам стало плохо из-за утренней немытой клубники? Донельзя встревоженный, Элронд выглянул из-за деревьев.

Поначалу он увидел только чьи-то обнаженные тела в переливчатых лучиках солнца, проникающих сквозь листву. Элронд пригляделся. Между двух абрикосовых деревьев, поперек гамака, лежал самый юный из хоббитов, славный толстощекий парнишка с озорными синими глазками и совсем еще нежной курчавой шерсткой. Элладан, то притягивая гамак к себе, то отпуская, размеренно трахал хоббитенка в пухлую попку, а Элрохир, держа хоббитенка за лопоухие уши, сношал его в рот. Хоббитенок, весь покрасневший (даже его пухлые ягодицы порозовели), с восторженными стонами раскачивался вместе с гамаком, насаживаясь то на член Элладана, то на член Элрохира.

«Какие несносные шалуны! – подумал Элронд, тщетно пытаясь рассердиться. – Даже отсутствие смазки их не остановило!» Тут Элронд вспомнил, что, укрывая еду, недосчитался одной вазочки с шоколадно-ореховым маслом. Несомненно, это бесстыдники-близнецы стащили масло, чтобы без помех порезвиться с юным хоббитом! «Ах, молодость», – вздохнул Элронд с умилением. Не желая мешать мальчишеским забавам, он неслышно отступил за деревья и направился к свободному гамаку.

Стараясь не потревожить остальных хоббитов, уснувших прямо на траве, Элронд забрался в гамак и умиротворенно прикрыл глаза. Над ним шептались деревца, ласковое солнце пробиралось сквозь листву и щекотало нос. Переговаривались, пересвистывались птицы, с речки доносились длинные трели лягушек. Убаюкивающе сопели хоббиты. Покачиваясь в гамаке, Элронд начал сладко задремывать – и вдруг почувствовал, как его губ коснулись чьи-то мягкие губы, пахнущие апельсиновым джемом. Элронд разлепил веки.

– Леголас, – прошептал он. – Отчего ты не спишь, мой воробушек?

Леголас, не отвечая, вновь наклонился к Элронду и поцеловал, смешно пощекотав язычком его губы.

– Но, мальчик мой, тебе нужно отдохнуть… И к тому же… у нас нет мази, – пролепетал Элронд, чувствуя, как от поцелуев Леголаса замирает сердце, а в паху становится горячо. Да еще и близнецы с хоббитенком так соблазнительно стонут и вскрикивают совсем неподалеку…

По-прежнему не отвечая, Леголас, наконец, оторвался от губ Элронда, провел кончиком языка по его шее (Элронд закусил губу, чтобы не застонать) и, скользнув рукой ниже, огладил через ткань штанов его потвердевший член.

– О-о-ох, воробушек мой нежный, зачем ты… это… делаешь… – выдохнул Элронд, беспомощно следя за тем, как Леголас с лукавой улыбкой распутывает завязки на его штанах. Из-за деревьев донесся блаженный долгий крик Элрохира – должно быть, тот только что излился в рот хоббитенка.

У Элронда закружилась голова от желания. Леголас наклонился к его члену и медленно, сладко поцеловал головку. Элронд увидел, как между его членом и губами Леголаса блестит ниточка слюны. Пушистые волосы Леголаса будто бы светились в лучах солнца… Обреченно застонав, Элронд сдался – и толкнулся членом в губы Леголаса.

Тот приоткрыл рот и начал неторопливо посасывать головку, время от времени вскидывая на Элронда лучистые серые глаза, – Элронду казалось, что он может кончить от одного только этого взгляда. Его всегда поражало и вместе с тем заводило это удивительное сочетание стеснительности и бесстыдства. Стоило Леголасу, чуть краснея и отводя глаза, попросить овладеть им, или, опустив ресницы, прошептать Элронду на ухо милые непристойности, как Элронда бросало в жар от возбуждения. Вот и сейчас, глядя на то, как Леголас, его нежный хрупкий воробушек, с упоением ласкает его член, Элронд просто сходил с ума от стыда и желания. Он помнил, что сыновья находятся всего в нескольких шагах отсюда, а хоббиты спят совсем недалеко и могут проснуться в любой момент – и у Элронда перехватывало дыхание от страха быть застуканным. Но от этого страха усиливалось и наслаждение, и Элронд, запустив пальцы в пушистые волосы Леголаса, направлял его движения, не в силах остановиться. Леголас посасывал головку, проводил языком по всей длине, целовал и облизывал мошонку – а Элронд напрягался, подавался навстречу его горячему и влажному рту и изо всех сил сдерживался, чтобы не закричать от удовольствия.

– Пожалуйста… Воробушек мой… Пожалуйста… Возьми его полностью… – прерывисто молил Элронд, всем своим существом ощущая, как сладостно ему подчиняться Леголасу, чувствовать себя в его власти. Леголас с коварной улыбкой качал головой и продолжал щекотать языком головку, и всякий раз отстранялся, стоило Элронду поддать бедрами вверх.

Наконец Леголас смилостивился. Он обхватил член Элронда рукой и стал тереть его, продолжая посасывать головку. Элронд всхлипнул от наслаждения.

– Пожалуйста, пожалуйста, Леголас, о, пожалуйста… – умолял он. Слова срывались с его губ словно бы сами собой – Элронд почти не понимал, что говорит. Путаясь пальцами в волосах Леголаса, Элронд толкался членом в нежную руку юного любовника и всё просил, снова и снова: – Не останавливайся, пожалуйста, не останавливайся…

Задрожав всем телом, он кончил с долгим стоном, брызгая спермой в ладонь и на приоткрытые губы Леголаса. Ошеломленный накрывшим его наслаждением, обессилевший, Элронд обмяк, с трудом загоняя воздух в легкие.

Леголас провел головкой своего члена по щеке Элронда.

– Теперь твоя очередь, – шепнул он.

Элронд повернул голову. Исполненный благодарности за подаренное ему блаженство, он поцеловал член Леголаса и вобрал в себя полностью. Леголас тихо, мелодично застонал. Положив руку на затылок Элронда, он начал неспешно насаживать его на свой член. Изредка он заставлял Элронда выпустить член изо рта и, дразня, водил влажной головкой по его губам – до тех пор, пока Элронд не ловил его член снова.

Когда Леголас, еле слышно вздохнув, кончил в рот Элронда, сам Элронд (неожиданно для себя) достиг оргазма во второй раз. Леголас, сразу став мягким, теплым и ласковым, забрался к нему в гамак и свернулся на Элронде, как котенок. Приподняв голову, он нашел губами губы Элронда. Они еще долго нежно целовались, слизывая с губ остатки спермы друг друга, – пока не погрузились в мирный сон.

Из-за деревьев послышался сдавленный смешок. Элладан, Элрохир и хоббитенок, притаившиеся неподалеку и почти всё это время исподтишка наблюдавшие за Элрондом и Леголасом, взглянули друг на друга. Глаза у всех троих блестели.

– Никогда не думал, что могу так возбудиться, подсматривая за папой и малышом-Трандуилионом, – прошептал Элрохир.

Элладан согласился:

– Я тоже. Что ж… Кажется, у нас осталось еще немного масла.

Близнецы переглянулись. Как всегда, Элладан и Элрохир поняли друг друга без слов. Подхватив хихикающего хоббитенка под руки и шлепнув его по обнаженной попке, они потащили его обратно к своему гамаку.

========== 4. Кабанчик ==========

Глорфиндель в нерешительности топтался у двери спальни Эрестора. Доблестный гондолинский воитель, в былые времена не убоявшийся балрога с огненным бичом и самой смерти, теперь порядком трусил, не зная, что взбредет в голову его «чувствительному» возлюбленному. Потолкав запертую дверь, Глорфиндель робко позвал:

– Эрик… Эй, Эрик, ты там живой?..

В следующий же миг вместо ответа что-то тяжелое ударилось о дверь с противоположной стороны и разбилось с громким звоном.

– Вазами кидается – значит, живой, – определил Глорфиндель с улыбкой облегчения. Его красивое лицо, прежде встревоженное, прояснилось. – Уф-ф-ф, отлегло от сердца. Ну, Больг, – Глорфиндель положил руку на крепкое орочье плечо, – Эрика проведали – теперь можно и кабанчика проведать. Вон, как с кухни вкусно потянуло.

На летней кухне, располагавшейся среди буйной зелени и фонтанов под навесом в саду, суетились хоббиты – снимали с вертела поджаристого, блестящего от сока, источающего аппетитный аромат кабанчика. Когда Глорфиндель и Больг, стащив с ног мягкие сапоги, вошли под навес (Элронд настаивал на том, чтобы никто не заходил на его кухню в обуви), хоббиты уже уложили кабанчика с яблоком во рту на большущее блюдо и украшали его зеленью. Кабанчик весело ухмылялся Глорфинделю и Больгу.

– У, какой славный, – сказал Глорфиндель, потирая руки. – А рожа-то у него какая довольная – прямо как у тебя, Больг! – Глорфиндель от души расхохотался собственной грубоватой шутке. Больг шутку не понял, но из вежливости тоже осклабился, отчего стал еще больше похож на кабанчика.

– Молодцы, ребятки, потрудились на славу, – похвалил хоббитов Глорфиндель. – Вот что… Сбегайте-ка вы к речке – а то владыка надавал уйму поручений, а у меня всё из головы вылетело. Ты, Больг, не помнишь? – Больг, заслышав свое имя, вопросительно взглянул на Глорфинделя и поскреб в затылке. – Вот видите, и Больг не помнит, хотя и помоложе меня будет, – сказал Глорфиндель. – Так что вы уж, ребятки, сгоняйте к владыке и сами узнайте, чего он там хотел. А мы с Больгом пока тут посидим, отдышимся, отдохнем с дороги.

По правде сказать, Глорфинделя занимал не столько отдых, сколько кабанчик, чья ухмыляющаяся морда будто бы подмигивала ему и говорила: «А слабо меня целиком съесть?» Да и Больгу не терпелось отведать кабаньего мясца.

Спровадив хоббитов, Глорфиндель уселся на длинную лавку у стола и указал Больгу на место рядом с собой.

– Ну-ка, братец Больг, попробуем, хорошо ли прожарился наш кабанчик, – сказал Глорфиндель, доставая охотничий нож. – Паршиво будет, если мы притащим владыке и остальным недожаренное мясо.

Он отрезал себе и Больгу по большому ломтю, и некоторое время они молчали, сосредоточенно «дегустируя» кабанчика.

– По мне так отлично прожарилось, – наконец заявил Глорфиндель, утирая измазанные жиром губы. – А тебе как, Больг?

– Кабанчик. Вкусно, – ответил Больг. Он расправился со своим куском намного раньше Глорфинделя и теперь с вожделением смотрел на оставшееся мясо.

Глорфиндель тоже разлакомился.

– А, была-не была, – махнул он рукой. – Давай еще по одному! В конце-то концов, кому еще понадобится наш кабанчик? Элронд и без того настряпал уйму закусок. К тому же, Элладан с Элрохиром – они больше по фруктам да ягодам, им лишь бы какой-нибудь ягодный куст оборвать да сад обворовать, а Трандуилион так вообще одни только… как их там… канапе да тартинки поклюет – и сыт. Недаром владыка его «воробушком» кличет. Об Эрике я уж не говорю – он о мясе и не думает, ему пирожные подавай. А что с них толку, с пирожных-то этих? Так только, на один зуб – проглотил и не заметил. Разве ими живот набьешь? От пирожных, сдается мне, только желчь закипает – это я по моему Эрику подметил, – заключил Глорфиндель. Он расстегнул ремень штанов, чтобы было сподручнее объедаться, и незаметно для самого себя отрезал от кабанчика ломоть за ломтем. – Вот то ли дело мы с тобой, братец! – Глорфиндель похлопал Больга по крепкому колену. – Что еще нужно настоящему мужчине, как не поесть здоровой пищи до отвала? Я и воинам своим гондолинским всегда говорил: «Ешьте как следует, парни, – а то откуда силе взяться?» Ежели поешь как полагается, то и в дозоре всю ночь простоять – не труд, и врагов бить – одна потеха… Верно я говорю, Больг?

Больг ухмыльнулся с полным ртом, не прекращая чавкать, и тоже вежливо похлопал Глорфинделя по колену – Больг решил, что это, должно быть, такой эльфийский обычай.

– Дядя Глори хороший, – сказал он, наконец прожевав.

Подражая Глорфинделю, Больг расстегнул ремень и рассупонил завязки на штанах, отчего взгляду Глорфинделя открылась часть (и притом весьма значительная) Больгова достоинства. Больг, не обращая никакого внимания на свою «частичную обнаженность», продолжал поглощать огромные куски кабанчика, а у Глорфинделя слова застряли в горле – до того он изумился.

– Ну, брат, отрастил ты себе… дубину, – протянул Глорфиндель, когда к нему вернулся дар речи. – Ух и здоровая! А всё потому, что ешь как следует, – судя по всему, Глорфиндель решил и этот факт подтянуть под свою теорию о здоровом питании. – Ясное дело! Разве от клубничек да от пирожных нормальный мужской хрен вырастет? Хрен тебе вырастет! – Глорфиндель захохотал – до того забавным показался ему собственный каламбур. – Вон у Эрика моего – не член, а так, смех один. Фитюлька какая-то. То ли дело ты, Больг! Во какой тяжеленный! – и Глорфиндель, в подтверждение своих слов, взвесил член Больга в руке.

Больг по простоте душевной подумал, что и это, вероятно, тоже какой-то очередной эльфийский обычай (которых, как считал Больг, у эльфов было слишком много – все и не упомнишь). Он сунул недоеденный кусок мяса в зубы (чтобы освободить руки) и с готовностью взялся за член Глорфинделя – конечно, уступающий размерами орочьему члену, но всё же весьма внушительный. Глорфиндель рассмеялся.

– Ты чего это, братец? Никак подрочить захотелось? Вот, видишь, как мясо-то на пользу идет – сразу кровь разгоняет во все концы, – Глорфиндель хохотнул. – А что, давай, я не против, – он доел свой кусок мяса и, благодушно посмеиваясь, обхватил член Больга. – И правда, кто еще выручит в нужде, как не добрый приятель? – назидательно продолжал Глорфиндель. – Вот и мы в Гондолине, бывало, помогали друг другу, когда коротали время в дозоре, – он принялся размеренно двигать рукой на члене Больга. – А что делать, если собрату по оружию приспичило? Не покидать же ему, в самом деле, свой пост, чтобы потрахаться где-нибудь в сторонке! Нам, дозорным, надо быть начеку, не отводить глаз от границы… Так что справлялись, как могли: обхватываешь член товарища – и знай себе дрочишь, а сам в то же время не зеваешь, вокруг поглядываешь – не крадется ли враг, – Глорфиндель скользил по члену Больга жирной от сочного мяса рукой. Больг шумно пыхал носом, по-прежнему держа во рту здоровенный кусок мяса – выплюнуть было жалко, а доесть никак не получалось. – Иные, может, скажут, что негоже в дозоре развратничать, – разглагольствовал Глорфиндель. – Вот и Эктелион всё сердился на меня за это… А я так считаю: если твои воины сплоченные, если каждый из них готов на всё ради собрата по оружию – чего ж еще надо? И не разврат это вовсе, а суровая необходимость, – тут Больг, так и не выпустив куска мяса изо рта, стал кончать, обильно заливая руку Глорфинделя густой спермой. Глорфиндель изумился. – Ничего себе! Как много-то! Видать, давно тебе хотелось, а, дружище? У моего Эрика и за месяц столько не наберется…