Текст книги "Una notte a Napoli (СИ)"

Автор книги: MaggyLu

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Часть 1 ==========

Una notte a Napoli

Con la luna ed il mare

Ho incontrato un angelo

Che non poteva più volare

Una notte a Napoli

Delle stele si scordò

E anche senza ali

In cielo mi portò

Однажды ночью в Неаполе

С луной и морем,

Я встретил ангела,

Который больше не мог летать.

Однажды ночью в Неаполе

Под звездным небом, он забылся,

И даже без крыльев

Унёс меня на небеса.

***

Скучно. Ску-у-учно. Скука.

Настырный луч предзакатного солнца все-таки отыскал щель в портьерах и теперь полз по щеке.

Мужчина недовольно застонал, накрыл голову подушкой.

Невыносимо. Скучно не-вы-но-си-мо.

Не хочется стряхивать с себя остатки сна, открывать глаза, шевелиться. Встать с постели равносильно самоубийству. Потому, что первое, что он сделает – расшибет с размаху голову об любой подвернувшийся угол, лишь бы не видеть больше этого солнца, не слышать сбивчивой щебечущей речи. Не оказаться опять на шумных, тесных улицах, где треск мопедов смешивался с гулом тысячи голосов, и вся эта адская смесь была щедро приправлена въедливым «Воляре-кантаре, о-о-о!»*, вперемешку с горами мусора, пестрыми сувенирными лотками и пряным запахом базилика.

Черт! Он поморщился, принюхиваясь. В этой стране все разит базиликом. Кофе, девушки, постельное белье в любом отеле. Он сам провонялся им до кончиков волос.

Ну, ничего, ничего. Переждать. Перетерпеть. Уже завтра утром он будет в… нет, это непроизносимо, язык сломать можно*… вечером глотнет настоящего английского чаю и наконец-то увидит облачное небо.

Когда он приземлился в Турине, он все еще уговаривал себя, что это отличная идея. Две недели на континенте.

Немного солнца после туманного и дождливого лондонского сентября.Новые впечатления,мягкий климат, литры местного вина, темпераментные девушки. Из Турина до Венеции, через Флоренцию до Рима и Неаполя. Личный сопровождающий-чичероне * на быстром и удобном BMW. Отели c полным пансионом в каждом городе. Кому такое может не понравиться?

Как оказалось, ему. Что ж, не кривя душой, он мог сказать, что с самого начала весьма скептически относился к этой затее. В чем же теперь его винить?

Но на эту поездку кое-кто немало потратился. И этого кое-кого страшно не хотелось разочаровывать. Поэтому он обреченно отправлял сообщения с фотографиями и скупыми комментариями. («Посмотри, это я в Уфицци*. Боттичелли* великолепен». «Балкончик Джульетты в Вероне. Очень мило. Жаль, что ты не видишь».)

Тошнить его начало уже в Венеции.

___________________________________________________________________________

* “Volare-cantare” – популярная песня, часто использующаяся для ассоциаций с туристической Италией.

* Каподикино – международный аэропорт Неаполя.

* Чичероне – гид.

* Уфицци– галерея во Флоренции, самый посещаемый художественный музей Италии.

* Боттичелли– великий итальянский живописец.

========== Часть 2 ==========

***

Все соборы и палаццо, все музеи, всё это белиссимо, мольтиссимо, грандиссимо, маеравилозо и дивино *, щедро вплетаемое Гвидо в исковерканную английскую речь, уже слилось в единое расплывчатое пятно.

На седьмой день в его голове Борджа, Сфорца и Медичи* завели непристойный хоровод с Брунеллески, Микеланджело, Браманти, Джотто и Рафаэлем* при полной поддержке со стороны полусотни Римских пап и десятка венецианских дожей. Он уже не мог дышать от этих тутти-мольти, алле-делле*.

От равнодушных мраморных статуй, взирающих пустым глазницам с площадей и из музейных залов. («Синьоре*, это иль грандиссимо* скульптор ».)

Чирикающих и неизменно улыбчивых горничных и официантов.

Торговцев, размахивающих рукамии и орущих так, что его тело само собой принимало оборонительную позу.

Многословных проходимцев, желающих слупить с иностранца лишнюю пару евро («О, синьоре, эта великолепная вещица непременно будет напоминать вам о незабываемых днях, проведенных в нашей прекраснейшей стране».)

От жуткого коктейля роскоши и грязи, ароматов кухни и невыносимой вони из переулков. От грандиозного контраста нереального размера строений и суетящегося вокруг них муравейника.

И солнце, нестерпимое солнце, не позволяющее обходиться без темных очков. Не радовало, не ласкало, а ехидно напоминало то, о чем он старался забыть.

Только один раз что-то ёкнуло внутри, когда он увидел, как робкий луч солнца, пробиваясь через витраж, залил нежнейшим розовым светом тонкие пальцы Мадонны в малюсенькой церквушке, попавшейся им на пути из Феррары в Болонью. Он любовался этим бликом, внезапно сделавшим мертвое живым. Затаив дыхание ждал: вот сейчас теплая плоть шевельнется, поправит складку ниспадающего покрывала. В церковь, галдя и размахивая руками, ввалилась группа американских туристов, вся, как на подбор, в клетчатых шортах. Чуда не произошло.

Люди, люди, люди… Везде, всюду, в любое время дня и ночи. Толпы, орды ненасытных глаз, размахивающих рук, шаркающих ног. Щелкающая, картавящая, свистящая, клокочущая, гортанная, рваная, сипящая, трескучая, не замолкающая ни на минуту, речь со всех сторон.

Лес рук, поднимающих как можно выше сотни камер, желающих запечатлеть и отметиться. («Этим летом мы были в Италии, давайте посмотрим фото.Вот я держу на ладони собор Сан-Марко».)

Легкое вино не пьянило. Кофе вонял базиликом. Чай – сплошные помои. Еда, принесенная обходительным официантом, вызывала брезгливую усмешку, хотя в первые дни еще была интересна. Девушки были слишком – аж глаз резало – вульгарно-яркими. Гид был назойлив и не отлипал ни на минуту.

– Гвидо, отвези меня туда, где не будет всех этих людей!

– О, синьоре, такого места в Италии нет, – пухленький, верткий, словно смазанный оливковым маслом с ног до головы итальянец, сверкнул хитрющей улыбкой.

……………………..

– По крайней мере, давай не заезжать в Болонью.

– Синьоре не простит себе, если не ступит на древние камни Университета.

……………………..

– Давай объедем Флоренцию.

– Синьоре просто обязан увидеть Campanile di Giotto*, она синголариссима *.

– О, боже, какая ску-у-у-ка! – и он вытягивался на заднем сидении, закрывая глаза.

На въезде в Рим он достал пистолет.

____________________________________________________

* Прекраснейший, очень-очень много, величайший, изумительный, божественный.

* Борджа, Сфорца, Медичи – правящие итальянские династии.

* Брунеллески, Микеланджело, Браманти, Джотто, Рафаэлем – известные архитекторы и художники.

* tutti– molti, – все, многие; alle—delle – часто употребляемые итальянские артикли. Слова приведены исключительно для имитации итальянской речи в голове героя.

* Синьоре (signore) – именно так звучит обращение к мужчине в Италии.

* il grandissimo– величайший.

* Campanile di Giotto– колокольня Джотто.

* singolarissima– уникальнейшая.

========== Часть 3 ==========

***

Гвидо понял, что этот необщительный, неулыбчивый синеглазый мужчина шутить не будет. Уж чересчур однозначно звякнула сталь в его мягком голосе и слишком профессионально рука передернула затвор.

– Довезешь меня до отеля и чао. Is it clear?*

– Assolutamente! *– откажись он, и этот псих несомненно спустит курок.

– Вот и славно.

– Maledetto idiota!*

Сальный коротышка оказался неправ. Были в Италии места, где можно было укрыться от яркого солнца и бурлящей толпы. Если плотно закрыть окна, задернуть шторы и не включать телевизор, да еще и смачно послать подальше щебечущую горничную. Что он с удовольствием и сделал. Растянулся на кровати, устроился поудобней, чтобы ничто не тревожило уставшие конечности и проспал ровно сутки, давая отдых перегруженному мозгу. До тех пор, пока…

– Синьор, синьор, собирайтесь, пер фаворе*. Ваш номер оплачен только на сутки. Нет, других свободных номеров нет. Э альта стаджоне анкора *

Он подхватил небольшую сумку с вещами и, осведомившись, где тут вокзал, поковылял к метро.

Рим был чудовищен. Огромная рыже-зеленая куча камней. Ужасающий хаос движения – Лондону, с его лабиринтами улиц и вечными пробками и не снился подобный кошмар. Туристов всех мастей тут было, наверняка, в три раза больше, чем в любом другом городе за последние 10 дней. По пути он устало щелкнул пару, показавшихся ему старинными, зданий.

(«Вот я и в Риме. Он очень большой и очень шумный. Тебе бы здесь понравилось».)

Намерение у него было только одно. Любым способом добраться до Неаполя и провести оставшиеся 4 дня, закрывшись в гостиничном номере, изредка посылая уже имеющиеся у него фото в качестве отчета. Кто там будет разбираться, что за город? Они похожи друг на друга, как пенни в ящике для пожертвований.

В Неаполь он попал только следующим утром, долетев за час с небольшим на Le Frecce*.

О том дне в Риме он предпочел бы не вспоминать никогда.

***

С трудом объяснившись при помощи рук, двух десятков fuck u bloody и десятиевровой купюры, он обменял прекрасный номер с полным пансионом на трое суток в небольшой клетушке в том же отеле. Скупил все чтиво на английском, которое нашел в ближайшем газетном ларьке, запасся парой бутылок граппы* и с наслаждением закрылся в добровольном заточении.

Спал, читал, пил понемногу, снова спал. Заказывал еду в номер, пил, разгадывал кроссворды, пил и снова спал. Через пару дней в голове просветлело. Разбуженный в последний вечер ненавистным светилом, он разрывался между нежеланием вылезать из этой раковины и скручивающим в узел внутренности чувством голода.

Не хочу! Не хочу! Не хочу выходить отсюда! До смерти не хочу! Но, блядь, если на ужин опять (опять!) принесут это месиво из теста, мяса, соуса и сыра, которое здесь называют пастой*, с безвкусным молодым вином, напоминающим проточную воду, одним его трупом это не ограничится. Все равно придется выходить. Или сдохнуть от голода.

Он еще долго бурчал себе под нос, стоя под едва теплыми струями душа. Спустя 15 минут пришел к компромиссу с самим собой – перейти узкую улицу и поужинать в ресторанчике маленького отеля напротив. Возможно, там окажется стейк.

Тяжело вздохнув и подхватив трость, Джон вышел из номера.

Не без удовольствия глотнул свежего воздуха, развалившись в плетеном кресле на террасе соседнего отеля. Ткнул в меню на фото, изображавшее сочный кусок мяса. Отчетливо проговорил: «Виски», и помахал двумя пальцами перед носом официанта: «Двойной». Добавив: «Престо!»*

С наслаждением глотнул принесенный напиток. Теплый комок прокатился по горлу и растекся в груди. Еще глоток. Отпустило. Только он расслабился и представил, как завтра приземлится в Лондоне и с наслаждением подставит лицо еще теплому дождю, как почувствовал, что его изучает чей-то пристальный взгляд.

Крайне неприятное ощущение.

________________________________________________________

* Is it clear? – Ясно? (англ)

* Assolutamente– абсолютно.

* Maledetto idiota! – Проклятый кретин!

* per favore– пожалуйста.

* E alta stagione ancora– все еще высокий сезон (сезон большого наплыва туристов, с начала мая по конец сентября).

* Le Frecce – скоростной поезд, соединяющий Рим с крупными городами.

* Граппа – крепкий алкогольный напиток, виноградный «бренди», крепостью от 40 до 55 градусов.

* Паста – общее название макаронных изделий любого вида, а так же блюд из них.

* Presto! – Быстро!

========== Часть 5 ==========

***

Повертев головой, он заметил внутри помещения, за столиком у стекла, худощавого мужчину в белом. Сплетя пальцы в молитвенном жесте, тот наблюдал за Джоном. Нет, не наблюдал. Препарировал глазами, разбирал на части и собирал вновь, как детский пазл.

Джон вызывающе вскинул голову. В этот миг смотрящий улыбнулся краешком губ и сделал приглашающий жест. Джон, прихрамывая, подошел к стеклу. Мужчина указал на дверь: войди, мол. Пожав плечами, он прошел внутрь ресторана. Незнакомец с лучезарной улыбкой поднялся ему навстречу.

Джон повидал всякое в своей жизни. Случались среди его знакомых и весьма странные люди. Но такого человека он видел впервые. Очень высокий и настолько тощий, что мог бы подрабатывать анатомическим пособием для студентов.

Под иссиня-белой кожей выпирает каждая косточка. Закатанная по локоть рубашка открывает хитросплетение вен и сухожилий. Виден каждый сустав на тонких пальцах. Крупная яремная ямка. А яремные вены такие, что можно спокойно их ущипнуть. Рельефный sternocleidomastoideus*. Узкое лицо, обтянутые кожей острые скулы, бледные, четко очерченные губы, под глазами синеватые мешки.

В добавок ко всему – лохматая шевелюра почти до плеч. Черные локоны отброшены назад в хаотическом беспорядке, то ли искусно взлохмаченные рукой парикмахера, то ли просто нечесаные – черт ее разберет сегодняшнюю моду.

И совершенно удивительные, живущие своей особой жизнью, умные, внимательные пронзительно-голубые с зеленоватыми вкраплениями, глаза. Джон мог поклясться, что глаз с таким разрезом, таких странных и опасных одновременно, не видел даже у прославленных своими манящими очами восточных красавиц.

Мужчина казался очень молодым и уставшим, наверняка из-за своей худобы и бледности. При этом настолько нездешним, чужеродным, что Джон тряхнул головой: то ли эльф, то ли инопланетянин, то ли, черт его дери, вампир какой-то, авось развеется, как видение.

Незнакомец не исчез. Напротив, протянул тонкую ладонь, и в уши Джона полилась благословенная английская речь с безупречным выговором.

– Вы британец, – не вопрос, утверждение. – И, похоже, из Лондона.

Джон, широко улыбнувшись, кивнул и пожал руку.

– Прошу, составьте мне компанию, – попросил тот.

Перехватив пристальный взгляд официанта, Джон жестом показал, что пересядет за этот стол.

– Итак, – продолжил незнакомец, когда Джону наконец-то продали вожделенный кусок мяса – Вам уже говорили, что хромота у вас психосоматическая?

Джон чуть не подавился:

– Мой психолог.

– Интересно, есть ли в Лондоне хоть кто-то, кто ни разу не посещал психолога?– рассмеялся собеседник. Джон криво улыбнулся.

– Я бы лучше спросил, есть ли кто-то, кому он помог. Надеюсь, вы не психолог, – поспешно добавил он.

– Избави бог. Просто хорошо изучил их. Имел несчастье общаться. Это он вам посоветовал поездку на континент?

Джон вновь кивнул:

– Ага. Все уши прожужжала: отдых, новые впечатления, забыть, успокоиться, вытеснить воспоминания позитивными эмоциями. Вот я и получил подарочек от Гарри.

– Гарри? Бойфренд?

– Сестра, – улыбнулся Джон, – столько денег угрохала.

– О, родственники это гаргульи, вторгающиеся в жизнь, когда их никто не звал и насильно пытающиеся тебя осчастливить.

– Знакомо… Кстати, я Джон.

– Джон Доу*? – послышалось в ответ. – В отпуске всегда лучше быть Джоном Доу.

– Нет, правда, Джон. Джон Ватсон. Хотите, паспорт покажу? – Джон готов был хоть на уши встать, лишь бы не потерять такого странного, но интересного собеседника.

– Не надо, – покачал головой тот, – и так ясно.

– А вы? Как ваше имя?

– Я… – незнакомец на секунду замешкался, – … Майк. Тоже довольно заурядно. Мои родители не обладают фантазией по части имен.

Он отхлебнул из одиноко стоящего перед ним бокала розоватого винца.

– А ты здесь по работе, Майк? Просто на туриста ты не похож, уж очень… – Джон изобразил в воздухе рукой нечто, по его мнению означающее “отличаешься от других”.

– Сложно объяснить, – отрезал тот. – Некоторые вопросы должны оставаться без ответов. Мне приятно беседовать с тобой, Джон Ватсон. Это исключительный случай. Мне вообще редко приятно разговаривать с кем угодно. Как, впрочем, и другим выслушивать меня.

– Да брось, ты отличный собеседник.

– Ошибаешься. Не удивительно. Все ошибаются. Люди – идиоты. – Мужчина вздохнул и обвел взглядом зал.

– За время этой поездки я возненавидел людей настолько, что мне хватит до конца жизни, – Джон наконец-то справился с мясом и показал официанту на пустой стакан, опять вскинув пальцы: “двойной”. – Угостить тебя виски?

Майк печально уставился на кувшин с вином:

– С радостью бы, но мне здесь не нальют. Это все, что мне позволено.

– Как? В этой стране есть что-то, чего не сделают за лишние 5 евро? – ухмыльнулся Джон.

– Увы. Афганистан или Ирак?

– Где воевал? Вряд ли такой загар ты получил под итальянским солнцем.

– Неважно. На Востоке. Ты, как я погляжу, тоже загаром не блещешь. Хотя море – вот оно, в двух шагах. И вообще, как врач тебе говорю, ты выглядишь ужасно. Я видел немало трупов, многие выглядели намного лучше тебя.

– А я и есть труп, – печально усмехнулся Майк. – Чертовски везучий труп. Труп под особым надзором. – Он поджал губы и развел руками. – Я, знаешь ли, не выхожу из этого отеля.

_______________________________________________

* Sternocleidomastoideus– крупная парная мышца шеи, идущая спереди от ключицы до виска.

* Джон Доу – псевдоним, используемый для обозначения анонима. Либо неопознанного трупа :)

========== Часть 6 ==========

***

Джон должен был бы удивиться. Похоже, именно такой реакции ждал от него собеседник.

Но вместо этого он рассмеялся, взъерошив волосы.

– Невероятно!

– Невероятно что?

– Такое совпадение. Я три дня просидел вот в том, – Джон махнул рукой в сторону улицы, – отеле напротив. И даже представить себе не мог, что кто-либо может испытывать такое же отвращение…

– Гораздо худшее. Я здесь уже три недели.

– Господе Иисусе! Ты что, совсем не выходил всё это время?

Майк кивнул.

– За три недели я бы точно свихнулся.

– А я и без этого псих, – лучезарно улыбнулся Майк. – Хочешь, я сейчас…, – оглянулся вокруг в поисках чего-то, – к примеру, окно разобью?

– Нет-нет, – быстро возразил Джон. – Полиция тут такая же нелепая, как и все в этой стране.

– Всё оплачено, – широко развел руками тот. – Ну, давай же, обожаю их дразнить.

– Кого?

– Да всех этих… – Майк кивнул головой в сторону барной стойки, где сгрудился персонал ресторанчика. – Мне нужны эмоции, Джон. Свои, чужие. Даже твои. Нужен всплеск, действие нужно, черт возьми!

Глаза мужчины полыхнули зеленоватым пламенем, он резко вытянул вперед руку и изо всех сил сжал пальцами хрупкий бокал. Стекло печально тренькнуло и разлетелось на сотню радужных осколков.

– Боже, ты и правда псих, – прошептал Джон.

– Не настолько, – ровным голосом, как будто ничего не произошло, ответил Майк и слизнул с ладони капельки крови.

Беззвучно подплыл равнодушный официант с новым бокалом и, смахнув со стола осколки, удалился так же спокойно.

– Видишь? Я могу разнести этот отель к чертовой матери и в ответ не получить даже укоризненного взгляда. На прошлой неделе я устроил пожар, – мужчина улыбнулся так, словно это было самым лучшим воспоминанием в его жизни.

– Зачем тебе это?

– Мне смертельно скучно.

Джон тряхнул головой:

– Не понимаю. Ты не выходишь, но и здесь сидеть не можешь. Действительно, может, тебе прогуляться. Если верить путеводителям, в городе много интересных мест. Вдруг тебе понравится.

– Можно подумать, что это понравилось тебе . Нет уж, такой радости я ему не доставлю.

– Кому?

– Гаргульи, помнишь?

– О, так это как-то связанно с родственниками? Тебе тоже подарили отдых в “самой прекрасной стране Европы”, – поморщился Джон.

– Если бы, – вздохнул Майк, – это была месть. Думаю, он долго стоял, скрестив руки на груди, перед картой мира, выбирая место, к которому я моментально испытаю отвращение. Но он благороден. Мог бы и на карнавал в Рио отправить. Там бы я вообще сдох.

– Странная месть.

– Чудовищная и изысканная, как он сам. Сослать меня – меня!– в эту треклятую страну. Попадая сюда все, абсолютно все, тупеют и ходят с блаженной смесью счастья и идиотизма на лице. Никто даже не старается скрыть свои мысли– всё наружу. В интонации, в жестах, во взглядах, в мимике. Отличить террориста от хакера, а карманную воровку от неверной жены так же просто, как прикурить. Не понимаю, что в этой стране вообще делает полиция. Достаточно только посмотреть. Это как… – он задумался, подыскивая сравнение, – тебя, врача, заставить лечить только насморк. Круглосуточно, один насморк и больше ничего. Представляешь?

Джон кивнул. Майк помедлил и продолжил:

– И поселить в таком отеле, где персонал вышколен и бесстрастен, словно прислуга в Букингемском дворце. Не исключаю, что подбирал и готовил их лично он. Куда бы я ни пошел, что бы я ни сделал, со мной обращаются аккуратно и презрительно, как с тухлым яйцом.

О, я прямо вижу эти инструкции, написанные его корявым почерком: “Мистеру нельзя пить, нельзя курить, нельзя говорить по телефону и пользоваться интернетом, нельзя отправлять писем и принимать гостей. Нельзя выполнять его просьбы, не получив моего согласия. Нельзя разговаривать с ним на отвлеченные темы. Мистер все время должен оставаться под наблюдением”. – В голосе мужчины сквозила неприкрытая злость. – Мой этаж пуст – ни одной живой души, а в номере и коридоре я насчитал 26 камер слежения. И наверняка, это еще не все. Если я выйду, за мной моментально увяжется пара-тройка соглядатаев, живущих по его инструкции. Профессионалов, смею тебя заверить. Следить за мной! Знать каждый мой шаг! Никогда, никогда не позволю ему так со мной поступать.

– Какой ужас!– воскликнул Джон. – И это твой отец?

– Братец, – прорычал Майкл.

– Чем же ты так ему насолил?

– Вел себя неподобающим образом. – Собеседник скорчил бесстрастную мину и, видимо, передразнил интонацию брата: – Заставил очень и очень поволноваться.

– Хм… Все равно странно.

– Он знал, что именно сможет причинить мне наибольшие страдания. Если бы он закрыл меня в Бедлам*, я был бы более счастлив.

– Но ты ведь можешь говорить с другими людьми. Ты пригласил меня, и никто этому не помешал.

– Не сомневайся, твое досье лежит на столе у братца с того момента, как подали горячее. И если ты все еще здесь, значит…

Джон раздраженно передернул плечами:

– Признан благонадежным? Достойным общения? Твой брат, что, глава МИ-5?

– Не так страшно, Джон, – усмехнулся Майк.

– И все твои собеседники проходят подобную проверку?

– Не все. Ты единственный. Единственный, кого я…

– Удостоил? – завелся Джон.

– Не нужно… – это звучало почти умоляюще. – Я сижу здесь каждый вечер. И впервые увидел человека, который показался мне подходящим.

– Подходящим для чего?

– Для всего, – резюмировал Майк.

_____________________________________________________

* Бедлам (Бетлемская королевская больница) – психиатрическая клиника в Лондоне, старейшая из существующих, действует по сей день.

========== Часть 7 ==========

***

“Блядь, ну и ситуация”, – думал Джон. С одной стороны, эта встреча – лучшее, что произошло с ним за последние две недели. С другой – он поежился – парень реально не в себе. Нормальный… ладно, относительно нормальный, человек, никогда не станет рассказывать таких сказок. В ту чушь, что нес Майк, Джон не верил ни на йоту.

И все же было в этих глазах, в этих нервных жестах длинных рук, в ироничном тоне собеседника что-то такое, что отозвалось в мозгу Джона вспышкой безусловного интереса. Тайна! Загадка, которую хотелось разгадать. Волнующий вопрос, который так и останется без ответа, если Джон сейчас откланяется и просто уйдет, оставив этого безумца наедине с его фантазиями. Впрочем, на безумца Майк тоже не тянул. Джон усмехнулся своим мыслям, вспомнив себя три дня назад. Дьявол знает, что было бы с ним самим, останься он тут хоть на день дольше.

Джон все еще колебался, размышляя, послать всё к чертям собачьим и прямо сейчас отправиться в отель или послать всё туда же, но остаться и посмотреть, что из этого выйдет. Первое казалось логичным, но второе… второе манило его гораздо больше.

Он поймал себя на том, что ощупывает взглядом визави. Тот сидел, поставив локти на стол, прикасаясь губами к кончикам сплетенных пальцев. Глаза прикрыты, голова полуопущена, длинная черная прядь легла на щеку. Кающаяся Мария Магдалина, ни дать, ни взять. “Молится, что ли? – подумал Джон. – Странная внешность. Бабам, наверное, нравится. Есть в нем что-то такое… нездешнее. Пугающее и притягательное одновременно. Диковатое, но охренительно волнующее сочетание”.

Джон давно отвык оценивать мужскую красоту. Там, откуда он вернулся, было как-то не до того. Больше всего ценились не изысканность черт и утонченность изгибов, а надежное плечо, твердая рука и верность принципам. Если к этому прилагалась крепкая мускулатура, солоноватый запах пота и обоюдное желание – было вполне достаточно. Впрочем, это не тот опыт, которым стоит гордиться. A la guerre comme a la guerre.*

Сейчас он рассматривал мужчину как… как какое-то произведение искусства. Одну из тех многочисленных скульптур, которые неизменно попадались ему на глаза все последние дни. Им можно было любоваться, разглядывать каждый дюйм, удивляться слиянию необычных деталей в законченный образ.

Гладкая мочка уха, высокие скулы, вертикальная морщинка от трепещущих крыльев чуть вздернутого носа к уголку губ. Губы – на зависть любой красотке. Мягкие, идеальной формы, чуть вытянутые, в легком поцелуе касаясь пальцев. Руки, обвитые сетью вен и сухожилий. Худые, но очень крепкие. Такие с равным успехом могут и придушить, и подарить страстное объятье. Расстегнутый ворот рубашки открывает выпирающие ключицы. Точеная шея с бьющейся веной, и – контрастом на белизне кожи – россыпь родинок. Да, изваянием можно любоваться, но нельзя и помыслить о том, чтобы его трах…

– Что ты решил? – распахнутые глаза обожгли голубым льдом.

– А? – вышел из оцепенения Джон.

– Ты думал о том, что тебе делать дальше – уйти или остаться. Слишком громко думал.

Сейчас был самый подходящий момент для отхода. Джон понимал, что мысли сами собой забрели совсем не в ту сторону. Но вместо извинений и прощания почему-то просто сказал:

– Я завтра улетаю.

***

Что это? Во внезапно потемневших голубых глазах мелькнуло… сожаление? Разочарование? Печаль? Или просто досада?

– Жаль, – сухо сказал тот.

И Джон вдруг испугался. Ужаснулся, что этот потрясающий человек сейчас встанет и уйдет, навсегда пропадет из его жизни, так и не позволив ему стать чуточку ближе. Не досказав. Не дав Джону разобраться в самом себе и в нем заодно. Он облизал внезапно пересохшие губы:

– Я закажу еще выпить.

Взгляд посветлел.

– Я тоже хочу, – Майк сглотнул так, что кадык конвульсивно дернулся.

– Тебе же нельзя.

– То, что нельзя, не значит, что я не могу этого сделать.

– Но…

– Но не здесь. Ты не против небольшого приключения?

______________________________________________________

* A la guerre comme a la guerre – На войне как на войне.

========== Часть 8 ==========

***

Неудобно сжимая трость и стараясь беречь плечо, Джон взбирался по пожарной лестнице старого здания. И, что странно, даже ни на секунду не задумывался о том, что происходит. Принять предложение малознакомого психа выпить на крыше отеля. Что может быть естественней?

Выпрямившись в полный рост, он отошел от края и… твою мать! Горло сжало невидимой рукой, а в груди гулко ухнуло. Внизу, в черном бархате средиземноморской ночи сиял город. Не тот искусственный неоновый свет, что заливает Лондон, пульсируя в ритме мегаполиса и заставляя сердце стучать в такт. А мягкий, теплый, во всех оттенках желтого. Очень интимный, как будто в каждом окне зажгли свечу, словно каждая живая душа подавала сигнал: я здесь, я с тобой.

Лишь излучина портового побережья оттенена четкой белой полосой. И от этого еще глубже становилась чернота моря – манящая, разорванная дрожащей лунной дорожкой в самой сердцевине. А небо… совершенно невероятное, непохожее на все небеса, под которыми ему довелось побывать. Жесткая тьма восточной ночи с пронзительно-яркими звездами здесь смягчалась северной дымкой, размывая контуры и дразня нереальностью. В этот вид хотелось завернуться, как в теплый плед, чтобы кожей ощутить прикосновение мерцающих огней.

– Чтоб меня… – только и смог прошептать он.

Трепетный момент был прерван появлением фигуры в белом. Майк перебрался через парапет, бережно держа в руках плоскую бутылку Баллантайнса.

– Знал, что ты будешь впечатлен, – довольно улыбнулся он.

– Это удивительно!

– Довольно мило, а, главное, безлюдно, – Майк отвинтил крышечку и, с наслаждением глотнув, передал бутылку Джону.

Джон кивнул и отпил. Благородный огонь обжег гортань.

– Лучшего не нашлось, уж извини. Позаимствовал недели две назад из багажа одного американца.

– Отличный виски.

– Cheers, Джон Ватсон!

Они уселись на квадратный выступ, окружающий трубы, и Джон, по-прежнему зачарованный открывающимся видом, глубоко вздохнул.

– Ну же, Джон, расскажи, почему ты так не любишь местную полицию, – Майк подмигнул и толкнул его локтем в бок.

– А ты расскажи, чем не угодил брату. И вообще, как добрался сюда, если за тобой следят.

– Я часто прихожу на крышу по ночам. Пара пустяков. Любой справится с железным прутом в оконной решетке, особенно если он химик.

– Ты ученый? – Джон был поражен. Вид и манеры Майка никак не вязались с образом лабораторной крысы в белом халате, проводящей дни, согнувшись над пробирками.

– Уже нет.

– А кто ты?

Тот пожал плечами:

– Я – гений.

Джон фыркнул.

Майк ссутулился, подтянул к себе острые колени и надолго припал к горлышку, жадно глотая, пока Джон не схватил его за запястье, оторвав бутылку от губ.

– Я не хотел обидеть, – под пальцами Джона бился пульс. Рваный, учащенный, поверхностный. “Вот, значит, как стучат сердца у мраморных изваяний, – подумал он. – До умопомрачения горячо”. – Прости, если не так понял.

Тот вскинул голову и замутненным взглядом посмотрел Джону в глаза. Долго, очень долго, мучительно долго и пристально.

_________________________________________________

Вот такой вид открылся Джону с крыши. Спасибо неизвестному автору за фото.

http://i-fotki.info/16/30a21dc8f29cc9e24f4c426c114419f44f87c5174493958.jpg.html

========== Часть 9 ==========

***

А потом – словно плотину прорвало – полились слова. Сбивчивые, быстрые, с ноткой истерики и обиды.

– Представь себе, на минуточку представь: есть что-то, что ты делаешь лучше всех в мире. Нечто, о чем другие могут только мечтать. Что-то есть в тебе с детства, и рвется наружу, как его ни прячь. Самый большой дар и самое большое проклятье. Это делает твою жизнь невыносимой.

Ты понимаешь, что мир вокруг – куча дерьма и люди в нем варятся в собственном соку. Все они у тебя как на ладони. Ты видишь их худшие пороки, читаешь тайные мысли, знаешь их действия, можешь сказать, что произошло вчера и будет завтра.

Сначала это забавляет. Потом кажется естественным и ты не понимаешь, отчего другие вокруг не видят того же. Дальше теряешься, сознавая, что уникален, а мир просто сборище идиотов, живущее инстинктами.

Ты для них редкий уродец, мерзкое пугало в их уютном огороде. Они готовы заклевать любого, кто осмелится открыть им глаза на самих себя. Они презирают тебя, ведь ты знаешь о них то, что они так тщательно скрывают.

Ты начинаешь ненавидеть людей. Всех вокруг. Все, что движется, живет и дышит. И они платят тебе тем же. Ты монстр, чудовище, выродок. И ты начинаешь мстить. Вынимаешь наружу все их хваленые страсти, секреты, поступки. Самые неблаговидные. Лишь бы побольнее ударить. Что бы им стало так же мерзко от ощущения собственной глупости.