Текст книги "Сорок второй день (СИ)"

Автор книги: MadAlena Mor

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Предать память о друге, переспав с его врагом. Вот чего ты от меня хочешь.

– В точку!

Джон засмеялся. Тихо и совсем не весело.

– А знаешь, я передумал, – сказал он, всё ещё улыбаясь одними губами.

– Ты согласен? – окрылённый демон недоверчиво заглядывал ему в глаза. Джон бы и сам не поверил.

– Да, но у меня есть одно условие.

– Любопытно. И что же ты хочешь за свою невинность? Деньги? Известность? Приставку?

– Я хочу, чтобы ты вернул к жизни Шерлока.

– Ну вот, – скривился Джим. – Приехали. Только я так профессионально его убрал, и ты снова хочешь его обратно.

– Так ты выполнишь?

– Нет.

Джон онемел. Он думал, что Джим согласится. Более того, он был уверен в этом на все сто, потому что считал, что и суккуб ждёт от него именно эту цену. Даже, если все последующие кошмары были наведены не им, то первый – был довольно однозначен. Так почему?

– Почему? – спросил он.

– Во-первых, не хочу, – просто пожал фальшивыми крыльями демон. – А во-вторых, это накладно. Слишком большая цена. Придумай что-нибудь другое. Я не тороплюсь.

Он достал откуда-то небольшой подсвечник и на спинке переднего кресла нагаром свечи принялся выводить неприличное слово, которое так и крутилось у Джона на языке. Он собирался наплевать на гордость. Хуже – пойти на предательство, терпеть в постели человека, которого ненавидел и желал бы его долгой мучительной смерти. Неужели это такая малая цена за возвращение Шерлока?

– У меня нет другого желания, – развёл руками Джон. – Нет Шерлока, нет сделки.

– Что же ты безвыходный такой, – посетовал Мориарти.

– Какой есть.

Джон вздохнул и отвернулся от крылатого вандала. Он думал, что даже, если ему не удалось вернуть Шерлока, то хотя бы навязчивый суккуб от него отстанет. А Шерлок… если демону его так просто не достать, значит, и он в безопасности. Наверное.

– А знаешь, – на колено вдруг легла когтистая ладонь, измазанная копотью. – Я согласен.

Джон невольно вздрогнул от неожиданности и отряхнул со штанины сажу вместе с испачканной рукой.

– Ты же сказал, что это сложно.

– Ты не представляешь насколько это сложно, Джонни. Оживить мёртвого, это тебе не в душевой подрочить. Придётся поработать не только рукой. Но если ты согласишься на дополнительные условия, то я, так и быть, сверну ради тебя горы, детка.

– А это не уловка?

– Ну что ты! – Джим совсем обнаглел и залез Джону на колени, задрав белые драпировки до пояса. – Я абсолютно честен с тобой. Я тебе больше скажу – я ещё никогда не был так честен ни с кем из своих клиентов. Ты прямо особенный. Ничего не могу с собой поделать, хочется сделать тебе хорошо, прекратить твои мучения, доставить удовольствие…

Джон попытался столкнуть суккуба с колен, но тот крепко оплёл его руками и ногами.

– Я выполню твоё желание, но и ставки повышаются, – зашептал он на ухо доктора хрипло и страшно. – Ты готов принять последствия своего необдуманного вывода? Ты можешь пожалеть, дружок…

– Да, – твёрдо ответил Джон, больше не сомневаясь.

– Да-а?

Джим попытался сунуть руку Джона себе под одежду, но не преуспел. Суккуб принялся сам наглаживать свои причиндалы, громко и неприлично постанывая. К чему всё это было, Джон понимал плохо. Он дал согласие, но не собирался трахаться в церкви.

– Что ты делаешь? – прошипел Джон.

– О, Джонни, стены храма так возбуждают. Ничего не могу с собой поделать. Нужно скрепить нашу сделку. Не вертись.

Джим жёстко обхватил лицо Джона ладонями и впился поцелуем. Раздвоенный длинный язык, извиваясь как щупальце, проник в рот, оплетая язык Джона, лишая последней воли.

– Иисусе! Что вы делаете?! – раздался за спиной возмущённый окрик.

Мориарти неохотно разорвал поцелуй, но вместо того, чтобы воспитанно отпрянуть, наоборот ещё теснее прижался к Джону и жарко зашептал на ухо.

– Встретимся у тебя на квартире. Завтра вечером. Не забудь, папочка.

– Сейчас же прекратите, богохульники! – закричал пастор в пяти шагах от доктора. – Содоми…

Слова вдруг застряли в горле священника, и он в ужасе отшатнулся. Вместо ангела-стриптизёра с колен Джона спрыгнула девчушка с копной белокурых кудряшек на голове, одетая в синее платьице учениц какого-нибудь пансиона для девочек. Когда он успел сменить облик?

– Ты! – лицо пастора ужасно покраснело. – Но это невозможно!

– Я так скучала по вам, падре…

Что было дальше, Джон не знал, потому что почти бегом нёсся вон из церкви.

========== Гнев ==========

Утром на кухне всё напоминало о проклятом суккубе и предстоящей ночи, волновало до нервных окончаний, как будто Джон был сраным девственником. Хотя, если дело касалось суккуба, который был развратником из развратников, наверное, так оно и было. Думать об этом не хотелось. Джон залил кофейные гранулы кипятком и, помешивая ложечкой, всё равно продолжал думать о предстоящей ночи.

Странно, но он совершенно не испытывал раскаяния или сомнений из-за своего выбора. Некоторый мандраж, но никаких сомнений. Он всё сделал правильно, ведь так? И будь на его месте Шерлок, то наверняка смог бы найти лазейку, а если и нет, то сделал бы для своего друга то же самое. Да, всё верно.

Кофе уже давно растворился, но звон чайной ложки о стекло напоминал тот самый ритм и перезвон украшений на поясе языческого танцовщика. На секунду Джон прикрыл глаза и снова окунулся в то душное видение. Движения гибкого тела, молочно-белая кожа, блестящая от пота и пронизывающий до самого копчика взгляд чёрных, как пропасть глаз. На этот раз узнавание не помогло вынырнуть из сладкого воспоминания. Собственное сердце стучало в унисон с гипнотическим ритмом. Стало жарко, по спине пробежала холодная струйка пота. Джон невольно вздрогнул и вернулся в реальность своей крохотной холодной кухни.

За окном клубился серый туман. Восемь утра. Как назло сегодня ему не нужно было идти на работу, но и просто идти куда-то не хотелось. Как будто, если он выйдет на улицу, пространство его проглотит. Нелепый и чужой страх, но избавиться от него почему-то не приходило в голову. До вечера нужно было существовать ещё двенадцать часов, целая вечность, в которой он был готов уже сейчас вжаться всем телом в сжигающие объятия похотливого демона, и танцевать с ним, тенью повторяя ритм древнего, как мир танца. Проклятый суккуб был прав. Тысячу раз прав.

В это проклятое утро меньше всего на свете Джон мог думать о спасении Шерлока, о какой-то вымученной жертве, которую представлял как нечто великое и искупительное, прикрываясь ею, как дырявым щитом. Где ты, Шерлок? Встань передо мной на колени и приспусти мне штаны. Поработай ртом, как ты это умеешь.

Джон истерично рассмеялся, облизывая пересохшие губы, запустил руку под резинку пижамных брюк, представляя то непривычно растянутые на стволе губы Шерлока, то пронизывающие до самого нутра тёмные глаза Джима Мориарти, которые, то приближались невозможно близко, то отдалялись на самую грань. О, как это было бы прекрасно, как правильно, ощутить, как гибкий нечеловечески длинный язык демона обвивает сначала головку, а потом двигается по стволу вместе с умелым ртом. Джон заскулил, жалко, надрывно и лихорадочно задвигал рукой. Крохотное зёрнышко уже проросло в нём, пустило корни, оплело его мысли и чувства, расцвело страстным желанием и было готово дать свои скверные плоды.

Несмотря на полную готовность Джона расплатиться по счетам, Джим Мориарти, в каком бы из кругов ада он сейчас ни прохлаждался, наверняка знал, как сгорает от похоти его клиент, но даже не думал являться к нему.

Джон залпом выпил горькое холодное пойло, в которое превратился его кофе, и снова пошёл в душ. Всё-таки Джим Мориарти был той ещё сволочью.

***

Джон Уотсон лежал в своей постели в насквозь промокшей от пота футболке и почти не моргая смотрел в потолок, отстраненно следил, как движется по нему квадратик света, уходящего на закат солнца. Если бы на потолке были трещинки, они бы стали для Джона делениями циферблата. Он мог бы точнее сказать, сколько осталось до того самого мгновения. До миллисекунды.

Квадратик света добрался уже до самого угла и точно марганцовкой окрасился в розоватые цвета, насыщаясь всё больше. Скоро солнце сядет. Осталось совсем чуть-чуть. Джон протёр заслезившиеся глаза и крепко зажмурился. Этот день высосал из него все силы, но едва ли смог избавить его мысли от образа суккуба.

Он желал его до исступления, до последнего шага с крыши.

В черноте под веками вспыхивали красные пятна, когда совсем рядом матрас ощутимо прогнулся под тяжестью тела. Чья-то ласковая, такая щедрая рука зарылась пальцами в волосы на его виске, чтобы притянуть ближе. Чьи-то губы обожгли дыханием шею и влажно зашептали:

– Как тебя вымотало, милый. Может, передумаешь? Исполнение твоего желания потребует много сил. Чудовищно много. Возможно, что у тебя и нет столько…

Тёплая ладонь скользнула по шее, прошлась по груди и обхватила через ткань напряжённый, прижатый к животу член. От одного этого прикосновения под веками пробежала красная волна удовольствия.

– Мне нужно знать точно. Скажи мне, что не передумал, что хочешь…

– Я хочу тебя.

– Это почти признание в любви, дружок. Знаешь?

Джон не знал. Он хотел спросить, чем так горьковато-сладко пахнет от суккуба? Что это? Тропические цветы, индийские пряности или сама его кожа? Откуда снова доносилась эта музыка, от которой сердце и дыхание, как по волшебству меняли свой ритм и всё в теле подстраивалось под эти проклятые звуки. Или это только в его голове? Это было так не здорОво. Уж Джон мог это точно сказать, но как это было неважно сейчас. Слова только дразнили, стали казаться незначительными и ненужными. Ведь ещё минуту назад, когда он совсем один измученный лежал в своей постели, то думал, что не сможет шевельнуть и пальцем, но с появлением суккуба, энергия снова разливалась по телу и требовала действий.

Джон с рыком перекатился, навалившись на суккуба, прижался всем телом и впился в приоткрытые губы. Хватило пары движений, трения членов в тесной ловушке животов, чтобы почти тут же и кончить.

– Какой ты быстрый, – оскалился Джим. – Может быть, зайдёшь с чёрного хода? – насмехаясь подмигнул он и шире раздвинул ноги.

Джон не обиделся. Стояк никуда не девался и снова требовал разрядки. Приглашения не требовалось.

Он сглотнул вязкую слюну и посмотрел на своего любовника, будто видел его впервые. Джима Мориарти полностью обнажённым он действительно видел только сейчас и он совсем не представлялся потусторонним существом. Он казался самым обычным, возможно Джимом из IT, возможно, преступником-консультантом. Высокий лоб, вычурная форма бровей, если подумать, невыразительные тонкие губы, пока не изгибались в похотливой улыбке и по ним не пробегал тёмно-розовый язык, делая их блестящими и такими притягательными. И тело его выглядело вполне по-человечески, никаких рогов или звериных глаз, бледная кожа, по-птичьи тонкие ключицы, волоски и родинки, тёмные пятнышки сосков на мерно вздымающейся груди. Если бы не исходившая от него густая аура похоти, никто бы не заподозрил в Джиме Мориарти настоящего демона. Только не человечески гибкий язык, так отточено, верно ласкавший его собственный во время поцелуя, да острые коготки, что щекотно пробежали по плечам и спине, срывая, несомненно, лишнюю одежду, могли подсказать Джону, кого он так страстно обнимает и целует в засос, взахлёб, точно голодный. Тело самого суккуба под пальцами ощущалось бархатисто тёплым, а в районе мягкого живота – горячим, как печка, будто в нём сосредоточилось крохотное адское пекло.

Не глядя, Джон поднырнул рукой под мошонку любовника, чтобы подготовить и немного растянуть. Да, как будто в постели с ним лежал обычный живой человек, которому могло быть больно от грубого проникновения, а не демоническая тварь, живущая плотскими утехами. Только Джим не старался поддерживать эту иллюзию.

– Может быть, ты ещё и презерватив наденешь? – поддразнил суккуб. Ему не требовалось подготовки, он уже был предусмотрительно растянут. – Давай, Джонни, мне так пусто и одиноко. Давай, – застонал он, хныча и почти умоляя, что прозвучало неожиданно трогательно и именно так, как хотелось услышать. – Выеби меня как следует. Кончи в меня. Пожалуйста…

Джим Мориарти сказал – «Пожалуйста».

Джон размеренно двигался, снова теряясь в этой зыбкой реальности. Джим под ним заметался на месте, будто из него изгоняли бесов. Но он сам и был одним из них. И если бы Джон так всецело не отдался своему возбуждению, всхлипы, сменяющиеся сатанинским смехом, привели бы его в ужас.

Да. Демон ликовал и праздновал победу. Теперь до самого рассвета он мог вертеть своим призом, как послушной куклой. Уже сейчас он прижимал и отталкивал, бесстыдно лапал, целовал и поглаживал ягодицы и не только руками. Сильные гибкие ноги обняли бёдра, игриво шлёпнули пятками по заду, принуждая ускорить ритм.

Как было приятно подчиняться этим безмолвным командам. Внутри Джим оказался, тесным, горячим и шёлковым. Всего тела Джона касались сокрытые части тела суккуба. Чешуйчатый хвост так уместно расположился во впадине между ягодиц его любовника и протянулся вдоль позвоночника, щекоча гибким кончиком затылок. Огромные кожистые крылья обнимали его своими бархатистыми перепонками, позволяя откинуться на них плечами и затылком. И пурпурная, похожая на сигаретный дым и индийские краски аура, которая делала его таким чувствительным и восприимчивым на каждое прикосновение, таким послушным, окутывала Джона всё сильнее, проникая в уши, ноздри и стонущий рот. И снова кончил, но даже не почувствовал насыщения удовольствием. Эти оргазмы не приносили облегчения, той яркой вспышки, которая будто стирала тебя старого и дарила нового, лёгкого, как пёрышко и свободного от напряжения и тяжкого груза.

Танец продолжался, сменяя положения и позы. Джим перекатился на четвереньки и как течная сука отклячил зад, демонстрируя розовую бесстыдно раскрытую дырку.

Джон снова исступлённо двигал бёдрами навстречу, его позвоночник изгибался под змеиную мелодию дудочника, и если бы на нём был пояс того танцовщика, то монеты звенели бы чистым золотом от каждого толчка. Ещё одна разрядка едва ли принесла хрупкое удовлетворение, но даже жалобно подумать об усталости у Джона не возникло мысли.

На этот раз Джон отстранился только затем, чтобы любовник снова лёг на спину, широко раздвинув и согнув ноги так, что упёрся тёплыми пятками Джону в грудь. Подчиняясь этому движению, Джон, откинулся чуть назад, опираясь спиной на невидимые крылья, чтобы полюбоваться на своего демона, в чьи объятия он раз за разом падал. Видеть, как искажается от стонов чужой рот, как подрагивают чужие веки и ноздри, в надежде, что сможет разделить хотя бы чужое удовольствие.

Джим Мориарти больше не смеялся, даже те бутафорские слёзы уже давно высохли на его щеках. Его голова ритмично и почему-то безжизненно покачивалась. Масляно-чёрные глаза лениво смотрели на Джона из-под тяжелых полуприкрытых век. Джон наклонился, складывая Джима пополам, и прижал его руки к матрасу над головой.

Джим Мориарти и не подумал вырываться из ловушки. Джим ухмылялся. Пьяно, будто был под кайфом, будто был совсем не здесь и ему было совершенно плевать, кто его трахает. Джон приблизился и самым кончиком языка провёл меж дёрнувшихся век. Это была не ласка, он хотел слизать, распробовать эту черноту на вкус, убедиться, что Джим видит его. Но это не помогло стереть наваждение. Возможно, что проблема была совсем не в глазах Джима Мориарти.

– Щекотно.

Кончик невидимого хвоста уже давно не ласкал затылок. Горло Джона сдавила невидимая удавка. Фиолетовое марево сгустилось, плотно окутав голову. На секунду Джону, той части, что когда-то была доктором, на синевато-бледных сгибах локтей его любовника привиделись воспалённые красные пятна. Следы от множества игл. Было более, чем нелепо, думать, что суккубу может понадобиться наркотик, чтобы усилить своё удовольствие, но сейчас Джон был с человеком. Он видел человека. Может, это были отсветы заката, и никаких следов от инъекций там не было, но вместе с огромными, затопившими радужку чернильными зрачками эффект становился полным, они что-то поднимали из глубины восприятия. Что-то злобное и раздражённое.

Всё так же, не останавливаясь и не сбиваясь с ритма, Джон наотмашь ударил это одурманенное видением лицо так, что голову мотнуло в бок. Джим медленно повернул голову. Его глаза всё так же лениво смотрели на Джона, только губы растянулись в змеиной улыбке. Рука горела от желания проделать это снова.

– И ты ещё спрашиваешь, почему я оставил это тело? – ласково, будто ребёнку, заговорил Джим. – Ну же, Джонни. Я знаю, ты способен на большее. Ты полон сюрпризов. Покажи мне, как ты любишь распускать ручонки. Тебе ведь не хватало этого с ним. Особенно, когда случались плохие дни. Ты был так не смел в ваш первый раз…

Суккуб замолчал, настигнутый новым ударом. Из лопнувшей губы брызнуло на подушку. Второй удар ссадил нежную кожу на скуле, почти как тогда, в первый раз. Джим заливисто смеялся, и отчего-то не торопился сглаживать эти ранения чёрной тягучей дрянью, из которой ещё недавно восстанавливался, как иные твари восставали из пепла. Это было для Джона. Этого было мало. Джон вдруг отчётливо понял, что суккуб прав. Гнев слишком легко овладевал им. Со всеми своими прошлыми подружками он бы не посмел распускать руки, какими бы равнодушными они ни казались в определённый момент, но это всегда было в нём. И сейчас оно наслаждалось отрывистыми сильными ударами ничуть не меньше, чем толчками бёдер навстречу горячей заднице демона.

Из перебитого носа кровь текла по щекам и капала на подушку. Джим улыбался разбитыми губами, размазывая тёмно-красные разводы по подбородку. Костяшки на кулаках снова ныли, но даже эта боль казалась правильной и приятной. Мориарти протягивал к нему руки, будто его лицо было украшено поцелуями, а не следами побоев. Притянул близко-близко, зашептав в самые губы:

– Чужая слабость порождает насилие, Джонни почти так же славно, как другое насилие. Не забывай…

Что Мориарти хотел сказать этим? Джон был так распалён, что даже постарайся, не смог бы вникнуть. Остатков разума хватало только на то, чтобы не останавливаться в том, что уже получалось. Даже кровь на губах Джима была сладкой. Этого было слишком много и одновременно так мало.

Джон с удовольствием впечатал кулак в солнечное сплетение, ощутив, как Джим от неожиданности прикусил его язык и поражённо отстранился назад, падая на матрас. Его глаза закатились, обнаружив розоватые белки, затрепетали хищные ноздри, кровоточащие губы округлились в стоне. Джон зажмурился, ощущая ответную реакцию, и лихорадочно задрожал, кончая на этот раз ярко, пронзительно и по живому.

Где-то за стенкой часы пробили полночь. Только полночь, а он уже был выжат досуха.

========== Отрицание ==========

Оглушительный детский смех и солнечные блики на острых травинках. Лёгкий стремительный и чуть неуклюжий бег, больше похожий на полёт.

Странно было сейчас вспоминать прошлое, а в особенности ту его часть, что была связана с детством. Джон видел себя со стороны, шестилетним мальчиком. Почему-то этот эпизод он помнил со стороны, не своими глазами, будто разделился надвое – себя настоящего и прошлого. Он продолжал оставаться в стороне, когда его шестилетняя версия бегала по лужайке за кузнечиками и стрекозами. Джон плохо помнил тот день. Кажется, они гуляли в парке с отцом. Гарри нигде не было видно, скорее всего, её с ними и не было. И это совсем не удивляло.

В большой стеклянной банке уже было не менее десятка кузнечиков и всего одна стрекоза. Джон не мог вспомнить, что потом сделал с таким уловом насекомых. Наверное, не в них было дело. Обзор на мальчика ему загородила фигура мужчины в светлом пуловере и в лёгких льняных брюках. Сначала Джон подумал, что это отец, потому что маленький Джон, увидев его, поспешно закрыл банку и сломя голову побежал навстречу. Он что-то прокричал ему, но кроме шума ветра в траве, взрослый Джон ничего не услышал. Мужчина подхватил мальчика на руки, и только теперь Джон понял, что этот человек не мог быть его отцом. Его папа имел такие же светлые волосы, какие были у Джона сейчас, только он намного раньше начал лысеть. Это просто не мог быть он.

Маленький Джон что-то говорил незнакомцу и показывал пальцем на взрослого Джона. Мужчина стал поворачиваться, чтобы взглянуть, на что его просят посмотреть, но прежде, чем Джон смог увидеть хотя бы его профиль, снова очнулся в постели с разгорячённым суккубом. Все вопросы, связанный с воспоминанием, если это был оно, тут же истёрлись из его мыслей, как зыбкий сон.

***

На улице уже давно сгустилась ночь, а в спальне Джона Уотсона вокруг кровати сиял жёлтый потусторонний свет, будто демон, желая, чтобы любовник не отводил от него глаз, зажёг вокруг кровати сотню невидимых свечей.

Танец продолжался. Не было какого-то перехода. Они перетекали из одной позы в другую, не сговариваясь, будто знали друг друга тысячу лет, по микродвижениям и взглядам, коротким стонам и капельке пота на виске, понимая, куда двигаться в следующий миг.

Сейчас Джон сам раскинулся на простынях и лениво следил за тем, как суккуб так знакомо, как в его утренней фантазии, не отрывая пронизывающего взгляда, двигал сжатыми губами по его члену, почти утыкаясь носом в светлые волоски в паху, в то время как его горячие ладони гладили по внутренне стороне бёдер. Джону казалось, что когда он кончит – в какой раз? Он не вёл счёт, потому что они давно слились в лихорадочную агонию движений, поцелуев-укусов и прикосновений везде и всюду… Ему бы в голову не пришло, даже посмотреть на часы, – но он точно знал, что в этот раз умрёт. Не от какого-то сногсшибательного оргазма, а просто, потому что потратит на него свои последние силы.

Он наконец-то пришёл в себя. Он как будто вспомнил, где он и с кем, с чего всё началось. Чувствовал сам, а не через призму наведённой похоти, возможно, именно по этой причине все последующие прикосновения уже не казались такими яркими. Тело онемело. Оно слишком перенасытилось ощущениями, удовольствием и похотью. Он продолжал чувствовать умелые движения тёплого рта и сжимающее головку горло, и то, как в задний проход проскользнули два пальца, так чувствительно нащупав простату, но едва ли он мог испытать от этого больший восторг, чем многие разы до этого, которые были так же ярки.

Он кончил почти механически, потому что так было устроено его тело. Суккуб отстранился, сыто облизывая с губ белое. Что-то в нём неявно менялось прямо на глазах. Как будто взгляд стал более хищным, в улыбке всё чаще мелькал оскал звериных клыков. Когти не мерещились, они действительно обозначились на изящных руках. Он становился мощнее и одновременно грациознее, как большой хищный зверь из дикого леса.

– Какой же ты отзывчивый. Как жаль, что ночь не может быть вечной, – Джим довольно улыбнулся и снова сполз ниже, встав между его разведённых ног на колени. – Джонни-Джонни, у меня для тебя грустные новости. Мы скоро расстанемся. Это будет последний раз. Знаешь, я уже наполнен почти под завязку, но сейчас это будет нечто особенное.

За его спиной из ночного воздуха распахнулись, как два лепестка чудовищного цветка кожистые нетопыриные крылья, огромные настолько, что задевали стены и царапали острыми косточками пол. Они на секунду окутали демона, отгородив от Джона непроницаемой ширмой, а когда раскрылись, суккуб предстал уже полностью преображённым в свой истинный облик, свой боевой костюм, хотя ничего из одежды на нём так и не появилось. Помимо вполне ожидаемых рогов и хвоста, его ноги трансформировались в когтистые рептильи лапы, когти уже не казались, они были на самом деле, чуть более непристойно обозначились соски на припухлой груди, но более всего пугали железные шипы, сверкавшие на гипертрофированном члене. Это казалось устрашающим и лишним, их вид невольно приводил в ужас. Только лицо осталось прежним, потому что не будь его, это был бы кто-то совсем другой.

– Нравлюсь? – спросил Джим, самодовольно, потому что знал ответ наперёд. – Скажи, что я нравлюсь тебе таким? Девочки любят комплименты…

– Нравишься, – прошептал Джон, потому что это было правдой.

Еле касаясь острых шипов, суккуб провёл рукой по своему устрашающему члену вниз, приподнял подтянутую розовую мошонку, продемонстрировав влажные от смазки половые губы.

– Видишь, как у меня там красиво. Я бы мог стать твоей невестой. Твоей мёртвой женой. Каждую ночь ты бы наполнял меня доверху…

Суккуб одним слитым движением сел на член Джона и, нарочито медленно и тягуче завертел бёдрами.

– Скажи, что любишь меня, – попросил он, как просят сказать врача, что диагноз не смертелен и существует лекарство.

– Я люблю тебя, – ответил доктор Уотсон.

– Как это хорошо, потому что я тоже тебя люблю, Джонни. А потому спрошу тебя ещё раз. Дам тебе последний шанс. Я щедр… – Сейчас его можно было назвать прекрасным, таким добрым и сострадательным. – Измени своё желание. Попроси другое. Что угодно попроси, Джонни, и я выполню это с радостью, даже если это и вправду невозможно. Синий звук, горький свет… Откажись от Шерлока. Он не нужен тебе…

– Нет.

Душная сладость исчезла, теперь пахло дымом, свечным воском и горькой полынью. Свечение вокруг кровати сменилось на красное, превратив лицо Джима в зловещую маску. Воздух стал горячим и сухим, как в афганской пустыне. Он обжигал лёгкие, его было мало, и приходилось вдыхать больше и чаще, забывая порой выдыхать. Джону показалось, что он начал слышать шёпот, временами хриплый, иногда напевный, срывающийся на вой. Он раздавался откуда-то из вне, но Джону казалось, что он звучит в его голове. Это сводило с ума и сжимало сердце ледяной рукой.

Суккуб размеренно двигался в своём особенном ритме, раскинув руки и закинув голову к небу, всему безграничному космосу, точно совершал грандиозный обряд.

– Ты зря выбрал это желание, – с жаром шептал он. – Я предупреждал тебя, что оно потребует слишком большую жертву. О, ты даже не представляешь, насколько окажется велика цена. Но ты получишь своего друга-детектива. Он будет снова рядом, снова живым. Не сразу. Но ты успеешь возненавидеть его. Шерлок будет изломан смертью и болен жизнью. Так несчастен, бедняжечка…

Джон хотел заткнуть себе уши, чтобы не слышать этих страшных предсказаний, хотел снова врезать суккубу, бить по лицу, чтобы затолкать все эти пророчества обратно в глотку, но был так измотан, так жалок, что не мог пошевелить и пальцем. Он попытался сказать Мориарти, что всё это не правда, потребовать, чтобы он замолчал, заткнулся, но в его иссушенном горле пересыпался песок. Демон продолжал предрекать свою беспощадную правду, или же чудовищную ложь, обещая новые муки.

– Да, Джонни, всё будет именно так. Шерлок сделает несчастным тебя и всех вокруг. Он и раньше был занозой в заднице, но теперь это станет его раковой опухолью. Прости, Джонни, но только таким я могу вернуть его тебе. Слабым и жалким, раздавленным своим воскрешением. Ты возненавидишь его за эти слабости больше всех остальных, потому что именно из-за него лишишься своих сокровищ. Он измотает тебя. Выпьет твои силы. Ты будешь ненавидеть его живого больше, чем мёртвого. И знаешь, эта цена действительно не так уж и мала. Она вполне оправдана. Наслаждайся, мой милый Джонни-бой.

***

Джон проснулся резко, как от кошмара, хотя совершенно не помнил, что ему снилось и снилось ли вообще.

Суккуба в спальне не было и никаких звуков, изобличающих наличие в доме ещё одного живого существа, кроме самого Джона Уотсона, не было. И это одновременно радовало и почему-то пугало. Как будто, наличие в его постели Джима Мориарти могло доказать, что прошедшая ночь не была помутнением его свихнувшегося от депрессии разума. Он действительно провёл ночь с демоном, запросив за это небывало огромную цену. Если, конечно, верить Мориарти, но его рядом по-прежнему не было.

Он почти ничего не помнил о прошедшей ночи. Только короткие, смазанные образы и запахи. Они просто трахались. Всю ночь, почти без перерывов, как будто накаченные афродизиаками или наркотиками.

Постель служила неплохим доказательством этому – матрас и простыни были разодраны в клочья, будто на них не любовью занимались, а проводили собачьи бои. И хотя на теле не были никаких следов от когтей, Джон поёжился, как от холода.

Над изголовьем кровати копотью было написано:

Он ждёт тебя на кладбище. Поторопись : )

Джон попытался дойти до кухни, но чуть не свалился, сделав два шага. Тело ломило, но больше мучила почти сразу же охватившая слабость. Чудовищно сильно хотелось есть и пить, и Джон даже не мог решить, чего больше. Живот казался пустым, как воздушный шарик, поэтому он съел почти всё, что ещё оставалось в холодильнике, даже маринованные оливки, которые открыл ещё в начале месяца, и запил всё это холодной водой. Меньше всего Джон мог думать про заворот кишок, когда спешно одевался. Нужно было быстрее бежать, поймать кэб и ехать на кладбище. На кладбище, где по злой иронии Джима Мориарти, его должен был ждать Шерлок.

Всю дорогу он чувствовал себя пулей, пущенной из пистолетного дула, которая застряла в ловушке времени и не может настигнуть свою цель, какой бы она ни была. Мир вокруг двигался, шевелился и только он медленно полз, как улитка в потоке машин.

Оказавшись на месте, Джон чуть не забыл расплатиться с кэбменом, и бегом добрался до той самой могилы. Вот он, чёрный полированный камень, но где Шерлок? Не появится же он из-под земли, как зомби. Джон уже думал об этом не раз, и это показалось немного смешным только в самый первый. Когда имеешь дело с нечистой силой, не до смеха. Случиться могло всё что угодно.

Джон ещё раз огляделся по сторонам, будто в толпе искал знакомое лицо. Кроме надгробий и деревьев здесь больше никого не было, а перед ним по-прежнему чернел только бездушный камень с именем.

Он ведь уже стоял вот так же больше двух месяцев назад, будто вчера.

– Шерлок, где же ты? Пожалуйста, будь живым. Будь здесь, со мной, – снова просил он в кладбищенской тишине, но Шерлок ему не ответил.

Объяснение было только одно – Джим Мориарти обвёл его вокруг своего чешуйчатого хвоста. Взял своё и посмеялся над наивным дурачком, поверившим в чудо. Вот он – твой друг, гениальный детектив Шерлок Холмс, всё также лежит на кладбище под двумя метрами земли. Джон зажмурился, и хотя глаза предательски щипало, слёз не было. Потому что это было не сожаление. Это был гнев. Он так и стоял в бессильной злобе, сжимая кулаки, и не видел, как между деревьев, совсем рядом, промелькнул высокий силуэт в тёмном пальто, и не спеша двинулся прочь.