Текст книги "Нас нет"

Автор книги: Любовь Мороз

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Любовь Мороз
Нас нет

Предисловие

Наконец вырвавшись из цепких лап рутины и учебы, я вернулся домой. Здесь ничего не изменилось. Дом, который построил Алекс. Ну почти. На мои же деньги. И я немного его спроектировал. Самую малость. К примеру, добавил еще один этаж, сбоку пристройку, небольшой зимний сад, которым занимался сам.

На дворе лето, июль оказался еще жарче июня. Кстати, прошлый месяц я еще мог чувствовать себя свободным, но Ника как всегда настойчива. Отказать ей никогда не мог. Все-таки она не отказалась от меня, когда следовало это сделать.

Навстречу мне из дома выбежал любимый племянник Руслан, ему всего 12, когда мне 17. Разница между нами не существенная, хотя иногда кажется очень даже значимой. Особенно когда мы гуляем вместе большой компанией. Я по натуре не очень схожусь с людьми, а вокруг Руслана всегда верные друзья. Вот и сейчас за ним потянулась вереница друзей: Женя, Лёша, Егор, Оксана, Саша, две девчонки в их шумной компании. Иногда я словно воспитатель в школе.

– О, Алекс, ты приехал! Надолго? – приветствовал меня хор голосов.

– Привет, пока на лето, а дальше посмотрим. Сам знаешь, Ника и Дима хотят, чтобы я учился.

– О, да. Ладно, мы погнали на озеро. Хочешь с нами? – позвал Руслан.

– Я позже. Потом, – вру я и прохожу в дом. В нем прохладно и темно, после яркого солнечного дня. Несколько раз моргнул и приноровился в окружающему полумраку.

Дома.

Знакомый и любимый запах духов окутал меня. Как всегда, заранее знаю о ее появлении. И когда ее руки обвивают мою шею, я улыбаюсь.

– Я уж думала, не дождусь возвращения Принца домой. Не слишком ты и спешил.

– Прости, Ника. Хотелось немного глотка свободы. Я поступил, между прочим. Все как ты хотела.

– Как мы хотели, – уточняет Ника и притягивает меня к себе. Я не могу ей сопротивляться, да и никогда не хотел. Мне всего 17, а ей 28, и она самая красивая женщина, что я либо когда-то видел.

Наши губы встречаются для поцелуя и целуясь, мы на краткий момент времени становимся единым целым. Об этих отношениях не знает никто, и надеюсь где-то в глубине души, не узнает никто.

Не потому что Ника замужем, не потому что у нее трое детей. А потому что даже сейчас, в свои полные, гормонов года, я понимаю, насколько происходящее неправильно. Насколько подобные отношения отравят жизнь не только мою, ее и окружающих. Насколько они противоестественные и искусственные. Неправильные и разрушающие. А все потому что Ника моя сводная сестра.

На озеро я, действительно иду чуть позже, когда там становится меньше народу, еще в состоянии соображать. Вода как парное молоко, мягко обволакивает тело, даря долгожданную прохладу. Передо мной две дороги и одну из одних я уже выбрал. Лето пройдет, и я уеду учиться. Денег мне хватит на учебу, общежитие и на жизнь вдали от дома, ни в чем себе не отказывая.

И я буду скучать. Скучать по лесному озеру, по его прохладе. Буду скучать по дому, по племянникам, по друзьям, по Нике.

Кстати, о ней. Отношения с девушками не складывались, потому что я никого не хотел видеть, кроме нее.

Мы встретились, когда наша мама умерла, меня несовершеннолетнего деть некуда было, а Ника замужем, вроде состоятельная дама. И я достался ее семье.

Дмитрий ее муж, старше моей сестры на 25 лет, изначально показался малость суровым. Я никак не мог понять, как такая девушка как она могла выйти за него замуж и прижить вместе двоих детей? Племянники Руслан и Людмила, конечно дороги моему сердцу, но понять сестру в этом вопросе не могу. Она безумно красивая и у нее такой заразительный смех.

Больше всего я люблю, когда она смеется. С годами, правда он звучит все реже. Все грустнее и вымучен ей.

Она несчастлива в браке. И для этого не надо быть семи пядей во лбу. Нет, Дмитрий любит ее, обожает в буквальном смысле этого слова. Но ему вот уже 53 года. А ей всего 28.

Она мало рассказывает о себе. Мама наша, кстати тоже была старше отца, намного. Они погибли в ДТП, разом сделав меня сиротой. Долгие годы я не мог прийти в себя после их смерти. Во Франции ничего не осталось, кроме бизнеса отца, которым сейчас вполне успешно управляли и перечисляли деньги Королевым. Я, между прочим Александр Королев, не стал оставлять фамилию отца, потому что как никогда мне хотелось принадлежать этой семье.

Немного искупавшись, пару раз поныряв, я вернулся домой той же дорогой.

Будущее предстало передо мной светлым, радостным и кто знал, что этот вечер навсегда его перевернет.

Натали

Один писатель как-то сказал, влюбляться это, как падать в пропасть. И он прав. Чертовски прав. По крайней мере сейчас смотря в эти бескрайние синие глаза, я падаю и падаю, отчаянно лечу в пропасть. И мне не страшно. Больше никогда не будет страшно. Пока я в плену этих синих глаз, все будет хорошо.

Напиться на студенческой вечеринке не самая лучшая идея. Равно как и заснуть на плече незнакомого парня, предварительно облевав его в головы до ног. Я всегда много пью, практически не знаю меры. Как и во всем. Будь-то выпивка, сигареты, чтение, музыка, учеба, парни. Не знаю меры.

Люди, говоря обо мне, всегда упоминают мою жажду жизни. я выпиваю ее до дна, ведь совершенно пустая внутри. Мне нечем запомнить пустоту внутри. Оттуда все и проблемы.

Я не знаю парня, у которого оказалась в постели. Ничего страшного не произошло, непоправимого имею в виду. И дело тут не в моей невинности, ее пора давно прошла. Невинность в его случае оказалась проблемой. И кто бы знал, что человек умеющий целоваться, на деле мало осведомлен о пестиках и тычинках. Могла бы ему помочь, но к сожалению, тут меня и накрыло фонтаном.

Теперь утром я отчаянно стараюсь слинять из его теплых и признаться честно, уютных объятий. Прищурившись, начинаю его рассматривать. Хорош. В меру накачан, те самые венки на руках, которые я всегда отмечаю. Длинные пальцы, высокие скулы, черные волосы. Знать бы как его звать.

Подобные приключения не в новинку. Обычно я тихо сваливаю, не оставив никаких следов, в том числе номеров телефонов, адресов, имен, забытых вещей. Отрубаю ниточки, способные привести ко мне. Не потому что не хочется, чтобы меня нашли. Нет. Я боюсь, что и искать никто не будет. Забираю надежду у самой себя.

Мне кажется, честнее по отношению к себе. Перед собой не должно быть никаких секретов.

Невольно начинаю разглядывать парня. Во сне он милый как пятилетний малыш. Слишком трогательный.

Не в моих планах заводить отношения. Ни за что. Тем более со странным парнем. Отсутствие татуировок, пирсинга, кожаной одежды, гитары: это минусы. Я западаю на плохих мальчиков, а не на тех, кто носит рубашечки и брючки. Фу.

Интересно, что там у него под одеялом? Может я тогда разрешу ему принести кофе, если дело того стоит.

Стоит.

И на ощупь, и на вид. Только упаковка… Его парашюты не возбуждают аппетита. Думаю, мальчик вполне может рассчитывать на завтрак, если снимет с себя это убожество.

Он, наверное, из богатой семьи. Обстановка хоть и студенческая, вполне себе ничего. Конечно, не к такому я привыкла. Аккуратно разложенные вещи, кипы книг, ни пылинки, ни соринки.

Мальчик зашевелился и открыл сонные глаза. И наконец стал похож не на мимишного котенка.

– Привет. Как спаслось?

– Я хочу кофе. Пью черный, без всяких там добавок. И без сахара, – повелительно протягиваю я, медленно потягиваясь.

– Я тоже. Кухня направо по коридору. Кофе растворимый. Я в душ.

От нескрываемой наглости в его голосе я немею. Это что сейчас было? Я в жизни никому не делала кофе и не собираюсь.

– Да, чистая футболка и штаны в комоде, второй ящик сверху, – добавляет наглец и исчезает в дверном проеме. Не до конца понимаю, что намерена делать, как уже встаю и подхожу к черному комоду и выдвигаю ящик. Даже здесь аккуратно сложены футболки, преимущественного черного цвета. Мрачно. Шарюсь по комоду, намеренно наводя беспорядок: где то складочку, где то откровенно ворошу.

Не люблю порядок. Быстро натягиваю чужую футболку. И иду искать кухню. Парень не обманул, за поворотом меня ждала такая же вылизанная кухня. Интересно, он хоть что-то делает не как робот? Ах, да. Целуется он не как машина. Это скорее всего плюс, ведь минусов он уже достаточно заработал.

Вот кружки, растворимый кофе, а это еще один минус. В холодильнике нахожу молоко, в шкафчике сахар. Больше растворимого кофе, я не люблю растворимый кофе без молока.

Парень появляется с мокрой головой после душа, когда я уже приканчиваю вторую чашку. Он смущенно улыбается, хватает кружку с остывшим кофе и садится на высокий стул.

Мы молча пьем кофе, внимательно наблюдая за друг другом.

– Скажешь, как тебя зовут? – прерывает эксперимент парень.

– Проблемы с именами? Кажется, ночью я его называла.

– Первый раз слышу такое имя: бээээ, могу я звать тебя как-то по-другому?

Думаю, надуться и против воли улыбка лезет на рот:

– Меня зовут Натали. А тебя?

– Алекс.

– Алекс, – повторяю имя, пробуя его сочетание.

– Ага, – отвечает Алекс, продолжая пить кофе большими глотками.

Я знаю сто и одни раз испортить себе жизнь. Равно как и другим. И почему сейчас мне не хочется ни хамить, ни грубить, ни сыпать оскорблениями? Не знаю. Надо подумать об этом потом. Не первый раз я напиваюсь на подобной вечеринке, интересно каким ветром занесло его туда? Его хорошего мальчика? У таких как он все всегда ок. Хорошая семья. Любящая. Наверняка полно родни, которым действительно не наплевать на него. По его виду никогда не скажешь, есть ли у него проблемы с алкоголем или наркотиками. С чем у него нет проблем, так с деньгами. Богатый. Хороший. И я.

Не люблю хвататься, но в свои 19 лет на мне негде ставить клеймо. Оно повсюду, на каждом отрезке моего тела. Плохая дочь, не подающая больших надежд. Не подающая вообще никаких надежд. Два года реабилитации. И я снова пью. Хотя бы не жру всякую дрянь и на том спасибо.

До этого еще нужно дотянуться не кончиками пальцев, загребать нужно полной ладошкой.

Моя сестра Сара полная мне противоположность. Красавица, а я младшая в довесок…

Непутевая. Недотепа. Исчадие. Количество моих половых партнеров? О, я боюсь сбиться со счета. Чаще я вообще не понимаю, что и как они со мной делают. И если честно мне все равно.

Хуже не будет.

Внезапно я замечаю на левой руке парня еле заметный шрам и втайне радуюсь. Он означает лишь одно. Он не такой хороший и я нашла родственную душу.

– Денег у меня нет, если что. Если ты хочешь вознаграждение за свои услуги, ну за платье и за кофе, и за ночлег, я готова. Но о большем не проси, а то меня опять вырвет, – я опускаюсь на колени, и он тут же как ошпаренный шарахается от меня.

Приехали.

– О, полегче. Знаешь, не обязательно. Правда, Ната.

– Фу. Назовёшь меня еще раз так, оскорбишь еще больше.

– Отвезти тебя домой?

– Нет. Можно я останусь с тобой?

Уставился. Чего, спрашивается? Представлю, кого он видит перед собой. Стремную девку в мужских шмотках.

В своих шмотках. От меня несет как от помойки. Еле стою на ногах.

Не знаю, почему он не указал на дверь? Может, это типа помоги бездомному? Благотворительная акция?

Ладно, на сегодня это устраивает.

Алекс

Странная девушка остается у меня на целый месяц. Мы засыпаем вместе на одной кровати, и я ничего о ней не знаю. Периодически она пытается что-то сказать и в отчаянии закрывает себе рот руками. Она то плачет, то смеется, то настойчиво предлагает заняться сексом. А я не хочу. Шрамы остаются на месте как напоминание. Я тоже много пью и тоже не хочу ничего говорить. На учебу я забил. Все равно догоню.

Она звонит каждый день. Бесконечно извиняется. И, наверное, искреннее.

Проблема лишь в том, что я не прощу себя. И не смотря на всю мою любовь к ней, не могу жить как будто ничего не случилось. Я если не на краю, то уже совсем-совсем близко. Все чаще и чаще ловлю себя на мысли, что снова думаю об этом.

Есть великое множество покончить с собой. Таблетки, фен, машина, провода, осколки, ножи, бритвы.

И мне не сделать всего этого из-за этой девчонки. Она пьет наравне, хохочет во все горло, почти каждый вечер мы танцуем, забыв о соседях. Ей нравятся русские исполнители, пытается подпевать и это выглядит до чертиков смешно.

Чаще всего мы выходим на улицу по ночам, в ближайший магазин за очередной бутылкой. Иногда лежим на скамейках в парке. И хотя физическая близость все равно приносит боль, мы держимся за руки. Иногда кажется, я ей необходимее, чем она мне. В другие дни кажется наоборот.

У нас на двоих ничего не осталось. Мы оба предпочли медленно убивать себя, чем попытаться примириться с окружающими миром. Встать с колен невозможно, когда ты уже упал и валяешься.

Однажды вечером, мы сидим на самом краю крыши, свесив ноги вниз. В руках у обоих по бутылке, в другой неизменная сигарета. Никому из нас не охота разговаривать о причине, по которой мы оба сидим здесь. Нет. Мы болтаем о всякой ерунде, о звездах, о выпивке, о городе в целом. О любимых цветах, о книгах. Спорим, хохочем над шутками и никогда больше я не казался себе таким остроумным как в тот вечер. Все идет хорошо, пока Натали не начинает соскальзывать вниз, а я… Я слишком пьяный, чтобы удержать её и поднять. Она падает и другого выбора как упасть вслед за ней в голову не приходит.

Так я и знакомлюсь с ее отцом.

Натали

Хуже не придумаешь. Сломала ключицу. Неудачно свалилась с крыши и упала на чей-то балкон. Алексу повезло меньше, он сломал ногу, потому что пролетел ниже. Какого черта он вообще отправился вслед за мной? Мог спокойно допить и пойти вниз или домой, или куда ему хочется.

Разумеется, врачи должны были связаться с кем-то из родни. Отец сразу же бросил свои сверх-важные-важнее-старшей-дочери дела и примчался. Меня тут все знают, я свой человек. Пациент, стабильно попадавший сюда раз в месяц.

Местная знаменитость.

Это все я.

Отец грустно смотрит на меня, избегая встречаться взглядами. Тяжко вздыхает на пояснения врача. Ясно дело, меня ждет вновь реабилитационный центр. Ладно, соглашусь. Но попрошу в напарники Алекса. С ним веселее.

А папочке уладить это не доставит сложности.

Милая сестра тоже приходит. Щебечет, поглядывая на лежащего в противоположной стороне Алекса. Эй, это мой парень! Я первая его застолбила. Он прыгнул за мной.

Я могла высказать свои претензии сестре. Но не стала, мы не разговариваем. Она меня презирает, мисс совершенство и толстая задница. Ненавидит за проявления слабости. Ну и фиг с ней. На самом деле это я не разговариваю с ней, но это уже мелочи. Важнее мне сейчас оказаться рядом со своим единственным другом, сделавший для меня необычный поступок.

У меня никогда не было друзей. Я не умею дружить. Равно как и любить.

Прошу отца об услуге. Он кажется рад моем согласию на центр. Правда, напрягается при условии. Недолго сопротивляется. В конце концов мы оба получаем то, что хотим. Я Алекса, папа хорошую и послушную дочь.

Алекс

В центре хорошо. Моя нога почти зажила, но костыли все еще при мне. У нас отдельные палаты, что не мешает оставаться у друг друга с ночевкой. Я не реагирую на сеансы психолога, равно как и на терапию. Они лечат нас от алкоголизма, меня в первый раз, мою Натали в пятый. Не она рассказала. Ее отец.

Он мне понравился. Взрослый и рассудительный человек, любящий свою дочь. Пьер, так его зовут, долго разговаривал со мной, не задавая вопросов. Он рассказывал про Натали и кажется, ему это было нужнее. Из меня замечательный слушатель, а главное молчаливый.

Под конец он взял с меня обещание больше не гулять по крышам.

– Я не знаю, что побуждает вас обоих себя убивать. Надеюсь, причина уважительная. Хотя этого мне не понять. Я плохой отец, раз не понимаю отчего моему ребенку, так мучительно и больно просто жить, дышать в этом мире. Я не понимаю, пусть и пытаюсь понять. Если Вы молодой человек, Когда-нибудь сможете добиться большего в понимании поступков Натали, пожалуйста сделайте все, чтобы она в этот момент была счастлива. Поймите ее, раз никто из нас не может.

– С чего Вы решили, будто я могу?

– У вас обоих та же пустота внутри. Тоже отчаяние, те же счеты с миром. Я смог жить дальше, не подумав каково моему ребенку. Вы не знаете, конечно причин. Её мать покончила с собой. Натали все видела и провела с ней три дня, когда наконец я соизволил вернуться домой. Три дня девочка провела в крови и с телом несчастной матери. Я думал, она слишком молода и быстро забудет.

– Сколько ей было?

– Пять. Она не говорила после этого столько же времени. Потом в 13 начался вот этот кошмар, который никогда не закончится.

– Мне очень жаль. Правда. Я могу пообещать лишь одно, я буду рядом. Не буду обещать помешать ей или заставить жить. Я просто буду рядом.

– Спасибо.

Грузный человек ушел, оставив меня в сомнения и размышлениях. Не из-за обещания я поехал в этот центр. Я сам хотел. У меня нет в жизни определенного места, где я мог значить что-то. Где я мог помочь. Не себе, так кому-то. Я всегда знал, чувствовал на ней печать обреченности. И как в первый раз предпочитал ее не замечать, так и в последний. Первый раз я воспользовался особыми чувствами между нами, а в последний раз даже любви оказалось недостаточно…

Занятное лечение здесь. Разговоры, таблетки, снова разговоры. Даже бассейн есть. Есть тренажерный зал, сауна. Санаторий, а не реабилитационный центр.

Мы гуляем по саду с Натали, она кажется еще чувствует вину за мою сломанную конечность. Я продолжаю игнорировать ее извинения. Во-первых, я сделал это сам. Сам прыгнул. Во-вторых, почему я это сделал. Не знаю.

Приветы из России приходят часто и после них я вновь вижу плохие сны. Мне следует вскрыть, наконец нарыв на душе. Но не психологу.

Я хочу открыться ей. Она в состоянии вскрыть мне душу и выслушать меня.

Пару дней я тренируюсь. Не могу начать разговор. Эй, ты знаешь, я спал с сестрой. Вернее, она меня принудила к этому и… Я не могу признаться самому себе. О чем я думаю? Натали и слушать не станет меня. Я отвратителен. Ненормальный.

Палаты здесь убирают по два раза утром и вечером, наши обе палаты приходится убирать чаще. Натали умудряется загрязнить обе почти одновременно.

Ей психолог помогает больше. Перестала подводить глаза черной подводкой и без тонны косметики она кажется заметно моложе. Оказывается, ей столько же как мне. Девятнадцать.

Девятнадцать. Хорошее число.

– Я увижу тебя когда-нибудь в платье?

– А я тебя?

– Мне не пойдет. Знаешь, плечи слишком покатые, да и ноги кривоватые.

– Наоборот кривые ноги не прячут в брюках. При чем тут платья, кстати?

– Просто. Никогда не видел тебя в платье, не включая тот вечер, когда мы познакомились.

– Я тебя тоже. Но не кичусь этим и не давлю. Подумай над этим.

Она бросает в меня едой с подноса: кусочки хлеба летят в разные стороны. Прячу улыбку и отвечаю ей тем же. Похоже, бросание чем-то в друг друга становится еще одной традицией между нами. Приятно заводить традиции.

Не смотря на избежание любого физического контакта Натали каждое утро приходит первой ко мне в палату, закидывает ноги на меня и красит ногти. Бывает свои, бывает и мои, пока я сплю.

Она сушит волосы феном в моей палате, лузгает семечки тоже здесь. Ей нравится создавать вокруг нас маленький хаос. Нравится мусорить, от этого кажется ей становится намного веселее. Я забил на внешний вид, стал отращивать волосы и перестал бриться.

– Мне может тоже перестать брить ноги? Отращу и заплету косички. Что скажешь?

– Нат, чем ты планируешь заняться, когда мы отсюда выйдем?

– Хороший вопрос. Буду пить беспробудно. А ты? Есть идеи?

– Хочу поступить на другое отделение. Сюда я больше не вернусь.

Натали хмыкнула, сосредоточено разглядывая стену:

– Ты хочешь стать нормальным, да? Притвориться, что у тебя все супер и стать чуточку спокойнее для окружающих? Не предоставлять проблем.

– Нет. Я не хочу больше делать себе больно. Мне надоело. Давай найдем себе другое занятие. Какое хочешь.

– Давай покончим с собой. Вместе. Нажремся кучу таблеток, заберемся в ванную и вскроем себе вены. Ты мне, я тебе.

– Давай, – отчего-то соглашаюсь я и почему-то улыбаюсь.

Она улыбается в ответ, зная я победил. Можно бесконечно спорить с друг другом и возможно она этого и хотела. Хотела, чтобы я спорил, убеждал ее жить, ведь жизнь так прекрасна. Проблема лишь в том, что мы словно созданы из одного материала, мы разговаривали без слов.

Она заставила меня это сделать. Сидя в наполненной горячей ванне, в неизменных джинсах и черной футболке я держу в руках лезвие и провожу по ее тонким запястьям. Натали чудесно выглядит в нарядном платье и чулках. Я отчаянно не хотел бы находиться бы здесь, но эта девушка прекрасно умеет манипулировать мной. Ей нужно доказательство. Доказательство моей безграничной преданности. Безграничного доверия. Убеждения в том, что я никогда и ни при каких обстоятельствах не брошу ее, буду рядом, чтобы она не сделала и смирюсь с ее любым выбором.

Я вздрагиваю и прикусываю нижнюю губу, когда ее лезвие вонзается в мое левое запястье. Мы все делаем не по правилам. Так не кончают с собой. Режут вдоль, а не поперек. В данный момент это больше театральное представление, чем сведение счетов с жизнью.

Когда губы девушки озаряет улыбка, счастливая улыбка, я тоже улыбаюсь. Мы оба абсолютно трезвые, больше того оба понимаем, ничего отныне не будет иначе. Обмен кровью и несколько коротких поцелуев превратили ненормальную игру в детскую забаву.

У нас до сих пор не случалось физической близости, никто из нас не готов к этому. Она раньше занималась сексом из чувства скуки и не предавала этому большого значения, теперь ее мировоззрение изменилось. Теперь она стала понимать и давать оценку своим поступкам. Что до меня, я почти принял свое существование в этом мире и пока не хотел торопиться. Секс между нами не представляем. Пока.

Эти антидепрессанты, как бы Натали их не ругала, все же действуют. Наверное, из-за них мы спокойно вылезаем из ванны, помогая друг другу и перевязываем запястья. Потом оба смотрим как вода, слегка розоватая от крови утекает в слив.

– Как ты думаешь, может нам сделать тату в честь этого события? – спрашивает Натали, и я смеюсь, привлекая ее к себе. Она сомневается лишь мгновение и обвивает меня руками в ответ.

– Я чувствую себя из племени Майя. Жертвоприношение и все такое. После сегодняшнего нас точно не выпишут.

– Плевать. Выпишут. Ты станешь строить свои шалашики из бумаги и нам все простят.

Не простили. Более того, хотя все думают, что мы свели все усилия на нет, это не так. Натали становилась другой. Это психотерапевт отметил. Я же думал о том, что она может обвести все вокруг пальца, кроме меня. Доверие. Вот что беспокоило нас обоих.

У нас не совпадали диагнозы, у нее подозрение на нимфоманию как дополнительный, а у меня сексуальная аверсия. На двоих лишь расстройство адаптации и алкоголизм. Забавно, когда пытаются найти оправдание твоим поступкам и поведению. Вдвоем мы посмеялись над диагнозами. Мы не знаем себя, откуда мозгоправам их знать?

В качестве терапии мне предложили позвонить сестре. Я целый день слонялся по больнице, не решаясь на этот шаг. Терять нечего, кроме душевного спокойствия. Любил ли я ее? Не переходила ли моя любовь на сегодня грани и рамки? Я не хотел ненавидеть ее, никогда не желал ничего плохого. Но она сломала меня. Сломала, играя. Испортила. Пройдет немного времени, года, прежде чем я смогу спокойно разговаривать с ней, не стремясь напомнить о том, что она сделала со мной. Я наверное и не смогу признаться самому себе. Этот период в моей жизни всегда будет за закрытой дверью, в самой глубине темного ящика в душе. Я задушу остатки пагубного чувства в себе и никогда больше не открою, выброшу ключ.

Мой психотерапевт, хороший, кстати мужик, говорит о том, что ничего противоестественного не случилось. Оральный секс есть секс. Он приводил множество примеров в истории мира, когда подобное случалось между двумя родными людьми.

Например, Байрон, Эйнштейн, Дарвин. Легче от перечислений знаменитых фамилий не становилось. Здоровому человеку навряд ли подобное придет в голову спать с сестрой. Пусть это было почти и одна попытка и после произошедшего я позорно сбежал. Мне стоило остаться и попробовать объяснить свое поведение, но я струсил. Одно дело любить сестру как полагается, другое ее желать. Мне не примириться с последним. И благодаря настрою психотерапевта я все же ей звоню.

– Привет, Ника.

Между прочим, ее полное имя Вероника. Я всегда звал ее Ника, равно как и она звала всегда сокращенно. Никаких там Саш.

Я вообще не знаю, когда меня так звали в последний раз. Может, при рождении. Или пока живы были родители. Разговор между нами не клеился. Она хотела знать где я, что делаю. Даже на расстоянии тысячи километров она пыталась вновь взять меня под контроль.

Я всегда был ее послушным мальчиком. Теперь она разговаривала со мной как с провинившимся малышом. Звала домой.

Довольно грубо прервал ее изливания о том, как ей тоскливо и скучно без меня. Возможно, она говорила правду. И возможно сама в нее верила.

Я знаю, что схлестнуло нас вместе.

Ее одиночество в браке. Колоссальная разница не только в возрасте, а в мировоззрении, во вкусах. Она продала молодость в обмен на благополучие. Красоту на возможность не нуждаться. Она плохо жила, бедно. И знала цену деньгам. Ника никогда не говорила о том, как они с Димой познакомились. Смотря на нее, еще удивительно красивую после рождения трех детей, я видел в ней ту девчонку 17 лет. Она никуда не делась. Выросла. Взросление всегда дается тяжело. Мечта может сбыться, а может и нет. И иногда за ее осуществление мы платим слишком много. Цена непосильна, но мы все равно протягиваем руку.

Я помню наши длинные вечера вместе. Она казалась необыкновенной хрупкой в то время. Бесконечно грустные глаза, полные отчаяния. Ника много пила, я составлял ей компанию. Мне было 17, довольно романтический возраст. Чаще всего я мнил себя рыцарем, особенно когда не давал ей допить бутылку до конца.

Между нами не существовало тайн, я мог разбудить ее среди ночи и предложить выйти покурить, и она всегда шла. Курить, кстати я научился от нее. Она курила такие противные ментоловые сигареты, помогала с уроками. Благодаря ей я никогда не чувствовал себя одиноким или ненужным после смерти родителей. Ника выполняла роль старшей и понимающей сестры на отлично. Я знал о ее желании писать, публиковаться и втайне от нее отправил ее первую рукопись в издательство. Она тогда жутко надулась на меня. У нас были прекрасные отношения, пока она все не испортила.

Да, я отдаю себе отчет в том, что сам виноват не меньше. Мы слишком похожи с ней. Не только внешне, разумеется. Хотя и внешне похожи. Все, что во мне есть от нее. Жажда знаний, любовь к классической музыке, курение, привычка копаться в себе. Пить она тоже меня научила. Я бы мог быть ее братом-близнецом. Но проблема в том, что я не смог поддерживать ее во всем. Ника не любила Диму тогда, как я испытывал к нему уважение. Она не любила своих детей, равно как я любил их всем сердцем. Она хорошая мать, правда. Но дети нуждаются в любви. И когда-нибудь проблемы в этой части поползут вверх.

Я ей говорил об этом, она, смеясь, заявляла, что я единственный ребенок, который ей дорог. Ника умудрялась постоянно изменять Диме, стремясь заполнить хоть кем-то пустоту в душе. Знаю, она относилась к изменам легко, считая это естественным отправлением организма. Единственным разом, когда я видел ее боль, была та злополучная беременность после Руслана и Милы. Очередного ее любовника я в глаза не видел, думаю это вообще был случайный парень, как часто с ней случалось.

Стоило кому-то показать интерес к ней и у Ники срывало крышу. Ей нравилось считать себя самой нужной, необходимой. Лично мне не хотелось, чтобы о ее приключениях стало известно Диме, поэтому я прикрывал сестру как мог. Стоит ли упоминать о том, что племянники часто оставались дома одни?