Текст книги "Девушка с коробки (СИ)"

Автор книги: love.and.ashes

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

– Расслабьтесь. Мы идём на крушение.

Делла Дак испугана, что уже само по себе примечательно: когда ты успела смотаться до Луны и обратно, прожив десяток лет во враждебной среде, не говоря уже обо всём остальном, – испугать тебя не так-то просто. Но Делле действительно страшно, страшно до озноба, головокружения и холодеющих рук; и она сама не понимает толком, почему это происходит.

Просто этот парень не похож на пилота. Не похож на того, кто способен управлять чёртовой шеститонной махиной, балансирующей в воздухе. Просто он недавно объяснял ей, что в её самолёте нельзя было закреплять шланг так, как положено, а не жвачкой; это всё настолько дико, сюрреалистично, не поддаётся никакой логике, что Делла не уверена – не тронулась ли она рассудком на почве долгого пребывания вне Земли.

Вероятно, всё-таки тронулась – раз уж сама отдаёт управление в его руки; хотя в ту же секунду, признаться, успевает мысленно проклясть свою совестливость на чём свет стоит, уверенная, что у неё самой шансов было бы всяко больше.

А в следующую секунду – этот парень преображается разительно, так, что Делла узнать не может в нём давнишнего неумеху-дурачка; и по его спокойным, уверенным движениям ясно видно – он точно знает, что делает; он контролирует ситуацию – и пускай это чёртова катастрофа, катастрофы он не боится. Когда их взгляды сталкиваются, Делла перестаёт бояться тоже; не благодаря каким-то дурацким психологическим приёмам, конечно, – а просто потому, что встречает в его глазах что-то до боли знакомое ей и близкое, и наконец признаёт в нём пилота – не на словах, не на коучерских фразах о том, как важно оставаться собой и иметь свой путь, а по-настоящему.

Вывалившись из кабины изрядно помятого самолёта на свежий воздух, вместе с радостью она ощущает ещё отголоски какого-то восторженного удивления.

Потом всё, естественно, забывается.

***

И забывается более чем быстро. На семью рушится ворох событий, разномастных и ярких, точно осколки в калейдоскопе; и, кажется, эти осколки норовят вот-вот сложиться в надпись, для Деллы совсем не приятную.

Ты не справляешься. Ну, или что-то вроде.

Там, на Луне, она отчаянно идеализировала и свою семью, и себя, когда наконец вернётся; она была уверена, что стоит им воссоединиться – она будет самой-самой лучшей матерью, сестрой и племянницей, и каждый день рисовался в воображении идиллически радостным, как на слащавой картинке с коробки готовых хлопьев для завтрака. Тогда, наверное, это вправду было ей необходимо, чтобы выжить; вот она только отчего-то совсем не думала, что для того, чтобы стать самой-самой лучшей матерью и далее по списку – уверенности окажется недостаточно.

Сложней десяти лет заточения на Луне – оказалась только свобода после этого заточения.

Иногда ей кажется, что пока она сидела одна-одинёшенька в разбитом корабле на поверхности Луны – всем было проще. Никто не показывал Хьюи, Дьюи и Луи дурной безответственной ролевой модели, тем самым нарушая авторитет старших. Никто не вдохновлял Вэбби на дикие авантюры, в которых и голову сложить недолго. Никто не расстраивал дядю Скруджа отсутствием спокойствия и гармонии в большой семье. Никто не отправлял Дональда на чёртову Луну. Никто не становился для народа чёртовой Луны чёртовым поводом пойти войной на чёртову Землю…

Хотя Делла, конечно, в курсе, что Лунарис вынашивал свой план давно и создал его задолго до её неудачного полёта. И от этого ей правда гораздо легче.

После того, как Лунарис был обезврежен, Пенни, к которой перешли обязанности главнокомандующего, отдала приказ прекратить наступление, объявив, что народ Земли устрашился мощи лунной армии и хочет обсудить условия перемирия. По счастью, солдаты, многие из которых были совсем не готовы к настоящей войне и куда больше боялись попасть в кого-нибудь из бластера, нежели промазать, приказу последовали охотно. Большинство из них отправили обратно на Луну, а Пенни и несколько её приближённых, уже знавших об обмане Лунариса, остались на Земле для переговоров.

Земным спецслужбам удалось выставить вторжение масштабной постановкой, организованной для нового высокобюджетного телешоу: по счастью, армия лунян недалеко ушла за пределы Дакбурга, а в Дакбурге и не такое видали, так что больших проблем не возникло. Но это было временным решением – всё шло к тому, что цивилизациям землян и лунян придётся официально познакомиться друг с другом…

Впрочем, Делла Дак, если честно, в преддверии первого контакта думала совсем не о судьбе цивилизации. И не она одна.

У Пенни выдался первый свободный вечер за те несколько дней, что она провела на Земле. Дело близилось к ночи, и они с Деллой сидели вдвоём на кухне, лениво говоря о каких-то малозначащих, но уютных мелочах. Отношения между ними стали куда теплее, чем раньше; Делла надеялась – хотя ничего уже не взялась бы утверждать наверняка – что теперь наконец-то может назвать Пенни другом. И, невнятно затронув эту тему в разговоре, получила в ответ целую лавину неожиданной откровенности, без которой, пожалуй, ей жилось бы куда проще.

Да, разумеется, теперь они с Деллой – настоящие друзья, как же может быть иначе. Если честно, Пенни ужасно стыдно за то, как она себя вела. Но это всё было следствием простой ревности и зависти, Делла же понимает, верно? Психология землян и лунян вообще на удивление схожа. Делла забрала у народа Луны войну, дававшую им силы жить десятилетиями, она совершила мудрый поступок, хотела подарить лунянам свободу, и не её вина, что Лунарис мастерски сыграл на их устаревшей системе ценностей, организовав новую войну вместо старой…

У Деллы голова трещала от обилия этических подтекстов, крывшихся, оказывается, в её простых попытках сделать как лучше; и каждый раз её неприятно царапало это вот «ты же понимаешь». Как будто это всё и вправду нельзя было не понимать.

Ты же понимаешь, у меня тоже забрали смысл всей жизни. Ты же понимаешь, было непросто принять, что вместо меня теперь все чествуют тебя. Ты же понимаешь, Лунарис так себя с тобой вёл, что…

– Что? – вздрогнула Делла.

– Ну, ты же понимаешь… – замялась Пенни.

– Что я понимаю?

– Ну, то, что говорили про меня и Лунариса… это правда.

– Что говорили про тебя и Лунариса?

– То, что я… была… к нему неравнодушна. Не подумай, это всё сейчас уже в прошлом, – поспешно добавила Пенни, – окончательно и бесповоротно. После того, как я узнала о его интриге. В голове не укладывается…

У Деллы тоже не укладывалось в голове. Не укладывалось в голове то, как она должна была, чёрт возьми, об этом догадаться; и почему ей должно было быть до этого дело; и почему Пенни сейчас ведёт себя так, будто дело непременно должно было быть.

Неловко кашлянув, она приобняла Пенни за плечи:

– Слушай, я… мне очень жаль. Но хорошо ведь, что всё выяснилось, правда? Ты ещё найдёшь хорошего парня. Ну, я имею в виду… того, кто не будет полжизни вынашивать план развязывания межпланетной войны, как минимум.

Наверное – почти наверняка – это было не то, что правильно говорить в такой ситуации; но Пенни, благодарно улыбнувшись, обняла её в ответ, и Делле было этого вполне достаточно.

Но ночью она долго сумбурно размышляла. Ещё в юности она не отличалась этической гибкостью, но тогда всё было проще: с братом и дядей они всегда понимали друг друга, а если что случалось – харизмы дяди Скруджа, ещё и приправленной звонкой монетой, хватало на троих. Теперь же она была матерью – матерью, за десять лет изоляции безнадёжно забывшей, кажется, как общаться с другими; и от осознания, что для соответствия мечтам об идеальной семье ей не хватает какой-то очень важной, не факт что восстановимой детали, в горле клокотала беспомощность.

Делла с силой жмурила глаза, перед ними плясали сине-оранжевые звёздочки – как осколки в калейдоскопе. Ни во что хорошее они не складывались.

Уснула она только под утро.

***

Только нырнув в привычный полумрак, прислонившись спиной к шершавой стене ангара, Делла ясно ощущает в груди чугунную пустоту, весь день невнятно не дававшую покоя.

Ещё утром Пенни уехала на переговоры в неприметной машине с тонированными стёклами; с ней отправился и дядя Скрудж, не намеренный выпускать судьбу планеты из-под контроля. А вчерашний разговор всё ещё довлел над Деллой, незаметно, но постоянно маяча в её мыслях; весь день она ощущала себя виноватой и какой-то неправильной, причём по самым разным поводам. Осуждающий косой взгляд миссис Клювдии, грубоватый ответ Луи, пара вспыльчивых реплик Дональда – всё задевало как-то особенно сильно; на всё новообретённая пустота внутри откликалась мрачным, напряжённым гулом.

Ближе к вечеру дети собрали друзей, чтобы устроить очередную вечеринку с ночёвкой, а на миссис Клювдию легла почётная обязанность – следить за сохранением целостности особняка и здоровья всех его обитателей. Делла честно хотела, как ответственная мать, составить компанию; но та, окинув её взглядом, железным тоном порекомендовала:

– Сходили бы вы развеяться, мисс Дак. Погуляйте по городу, повидайтесь с кем-нибудь из старых знакомых. В конце концов, вас не было десять лет! За детьми я пригляжу, не беспокойтесь. В этом деле у меня, – она сделала паузу, бросив ещё один короткий взгляд поверх очков, – богатый опыт.

Делла так и не поняла, с чего вдруг такая забота – смотрелась ли она настолько паршиво, или же миссис Клювдия видела в ней не поддержку, а ещё одну угрозу структурной целостности здания. Но сейчас, окунувшись в прохладную тишину ангара – чёрт возьми, а куда она ещё могла пойти развеяться? – ощутив, каким этот чёртов гул в груди был, оказывается, громким, Делла совсем не исключает первый вариант.

Тишиной она, впрочем, наслаждается недолго. Из подсобки доносится шум, затем слышатся шаги – и вскоре дверь открывается, вырисовав в проёме высокий широкоплечий силуэт.

Ох, точно. Там, куда отправились Пенни и дядя Скрудж, лишних гостей не любят, и водителей это тоже касается; они уехали на казённой машине, и стало быть, у кого-то сегодня выходной.

– Добрый день, мисс Ди, – бодро выпаливает Зигзаг.

– Добрый, – кивает она.

Он подходит ближе, приветливо улыбаясь; издалека доносится смутный бубнёж какой-то покинутой телепередачи. Делле отчего-то ярко вспоминается их первая встреча, и вместо былого раздражения она – да что за напасть такая – чувствует который уже за день укол совести. С чего она тогда взъелась, чего ждала? Неужели думала, что в знак траура по ней дядя Скрудж должен теперь всю жизнь передвигаться пешком – ну или сам сесть и за руль, и за штурвал?..

– Если вам нужен ваш самолёт, – да не выделил он голосом это «ваш», ну нет, ну ей же показалось, – то он в полной боевой готовности.

Это звучит почти торжественно, будто Зигзаг втайне гордится тем, что пока ничего не разбил.

– Ну или, если нужно… я могу вас отвезти? – полувопросительно, очень тихо добавляет он.

Делла качает головой:

– Нет, спасибо. Я сама.

Ей немного неловко, и она, резко двинувшись с места, направляется к самолёту, давая понять, что разговор окончен. И разворачивается через плечо, услышав за спиной:

– Мисс Ди?..

– Да?

– Можно мне с вами?

Честно говоря, полёт в компании в планы Деллы никак не входил. Но сейчас она чувствует, что если откажет Зигзагу – компанию ей составит собственная совесть. Причём вооружённая тупой пилой.

Поэтому она пожимает плечами и говорит:

– Ладно. Полетели.

***

Делла опасается, что Зигзаг рассчитывает на ещё один урок пилотирования; следовало бы, конечно, сказать напрямую, что никаких уроков сегодня не будет, да он в них и не нуждается – но вспоминать тот полёт слишком стыдно. И она молчит.

Он, впрочем, молчит тоже, за что она ему чертовски признательна. Только спрашивает, когда они садятся в кабину:

– Куда вы?..

– Не знаю, – Делла дёргает плечами. – Сделаю несколько кругов над Дакбургом, потом…

Чёрт, да какая разница. Она просто хочет почувствовать штурвал под руками. Тяжесть её Ласточки, рассекающей воздух. И ещё бы отсутствие чёртовой пустоты в груди – совсем было бы здорово.

С первыми двумя пунктами получается весьма неплохо. В кабине царит восхитительная тишина, и вскоре Делла, сосредоточившись на полёте, вовсе забывает, что она здесь не одна. Руки вспоминают знакомую до нежности панель управления, будто сами собой ложась на прежние места; Делла сливается в единое целое с самолётом и с небом, и оттого ощущает себя могущественной и почти счастливой.

Дышать становится легче.

В какой-то момент она бросает взгляд на Зигзага – и видит, что тот внимательно наблюдает, как она управляет самолётом, не отводя глаз следя за движениями её рук. И это неожиданно приятно: да, быть может, у неё много чего не получается, но кое в чём Делла Дак действительно профи. Более того, даже спустя десять лет она помнит свою Ласточку до мельчайших деталей, разве что не считая некоторых неожиданных модификаций, ну вот например…

– Это что, следы от кофе? – невольно вырывается у неё. – Ты ставил стакан сюда? Но… как?

– О, там есть специальные крепления, посмотрите по бокам, – охотно отвечает Зигзаг. – И стакан нужен правильного размера. Сейчас покажу, где-то тут валялся один…

Он поворачивается было в сторону, но замирает – должно быть, увидев лицо Деллы, отчаянно вспоминающей в этот момент законы земной гравитации.

– Мисс Ди, если вам это не нравится, или мешает, я всё демонтирую, это же ваш самолёт…

– Делла, – тяжело выдыхает она, ощущая, как тягучее чувство вины снова разливается внутри.

– Что?

– Делла. Зови меня Деллой. Я устала от этих формальностей. И… нет, мне ничего не мешает. Не надо демонтировать.

– О, вот и отлично, – какое-то время Зигзаг осматривает кабину, видимо, в поисках завалявшегося стакана. – Потом попробуйте… попробуй сама, это очень удобно.

– Непременно, – она с нажимом проводит пару раз по тонкому кругу, будто проверяя, что он ей не привиделся. На пальце остаётся коричневый след.

– Кстати, в основном там не кофе, а горячий шоколад. В одной кафешке в Кейп-Сюзет его готовят шикарно.

– А, «Арахисовый рай»? – почти на автомате спрашивает она.

– «Арахисовый рай» закрыт уже четвёртый год, на его месте рыбный ресторан или что-то вроде. Постой, ты не была в Кейп-Сюзет с момента своего… возвращения?

– Нет, не была, – Делла качает головой.

– Хочешь, слетаем? Здесь пути не дольше часа.

– В смысле – сейчас?

– Ага.

Звучит довольно внезапно. С учётом того, что каких-то пять минут назад Зигзаг называл её «мисс Ди» и снова вспоминал о том, что это её самолёт, – чертовски внезапно.

Делле почему-то это нравится.

***

В Кейп-Сюзет по-прибрежному ветрено, и воздух то и дело разрезают зычные гудки прибывающих кораблей. Раньше Делла бывала здесь нередко – Дональд навещал своих друзей-моряков, а она любила составлять ему компанию; не обошлось и без приключений – в сети подземных ходов, с незапамятных времён расположенной под городом, обнаружилось несколько интересных сюрпризов.

Сейчас она жадно глазеет по сторонам, узнавая и не узнавая город. За десять лет он изменился не то чтобы разительно, но на удивление неоднородно: одни улицы остались прежними, другие Делла видит будто бы впервые. Порой она спрашивает у Зигзага, куда делась какая-нибудь кафешка или магазин; но в основном – в молчании осматривает, впитывает в себя полунезнакомый Кейп-Сюзет, ощущая характерную сладкую тоску, какая бывает при возвращении после долгой разлуки.

– О, они всё-таки её восстановили, – легко усмехается она, когда они выходят на главную площадь, где гордо высится статуя золотоволосой русалки – символа Кейп-Сюзет.

Примерно за год до её злосчастного полёта на Луну они с Дональдом и дядей Скруджем обнаружили, что один из скрытых подземных ходов ведёт ровнёхонько к статуе, а точнее даже – в статую; полая внутри, она содержала в себе тайник, где хранилась Жемчужина Белого Спрута, давно утерянная драгоценность. По ходу дела выяснилось, что Жемчужину охраняет парочка очень недружелюбно настроенных духов; словом, в результате приключения каменная русалка лишилась не только содержимого тайника, но и половины хвоста, на месте которого стала угрожающе зиять большая дыра с ломаными краями. Дядя Скрудж, как честный миллиардер, выделил городу средства на реконструкцию; однако в мэрии Кейп-Сюзет начались споры – приделать полой статуе новый хвост или же заменить её на цельную, – и дело затянулось, так что на момент последнего посещения Деллой города русалка всё ещё оставалась бесхвостой.

Сейчас Делла, приглядевшись, замечает, что русалка другая: пышные волосы лежат немного иначе, чем раньше, а выражение лица стало более открытым и гостеприимным – если так в принципе можно сказать о выражении лица статуи.

– Ну да, как раз полгода назад было торжественное открытие, – кивает Зигзаг в ответ на брошенную ею фразу.

– Полгода назад? Подожди, они что, провозились с этим ещё девять лет?..

– Почему девять лет? Дьюи взорвал её за пару месяцев до этого. Они как раз очень быстро управились.

Делла замирает.

– Дьюи взорвал? Погоди… как? У моих мальчишек было приключение здесь?

– О, ещё какое. Хьюи вычислил, что под городом должен находиться тайный ход, который ведёт как раз внутрь этой статуи. Ну, не этой, а той, что тогда здесь стояла. Там они нашли старый тайник, в котором уже не было сокровищ, зато была парочка неотработавших ловушек. Их заперло внутри, а у Дьюи чисто случайно оказалось с собой немножко взрывчатки, ну и…

– Статуя восстановлению не подлежала, да? – Делла широко улыбается. Кто бы что ни говорил – это её, её мальчишки; тогда, одиннадцать лет назад, всё было почти так же, вот только взрывчатки у неё чисто случайно не оказалось – пришлось искать другие методы.

– Ага.

– Но почему мне об этом никто не рассказывал?

– Ну как тебе сказать… После вскрылось, что это мистер МакДи обчистил раньше тот тайник, и статуе тогда тоже не поздоровилось. В общем, на второй раз власти Кейп-Сюзет здорово разозлились, грозились даже закрыть въезд в город всей семье и приближённым мистера МакДи, но обошлось. В итоге просто запретили мальчикам и Вэбби появляться тут одним. Ну, они стали ездить с мистером Ди или со мной, в общем-то, ничего страшного, но… наверное, все решили, что не стоит тебе знать эту историю. Что она тебя расстроит.

Зигзаг осекается; на его лице постепенно проступает осознание.

– О чёрт. Ты ведь меня не выдашь?

– Я? – Делла весело щурится. – Ладно. Так и быть, но с одним условием.

– С каким?

– Расскажи мне, что здесь делали мои мальчишки.

***

За последующие пару часов Кейп-Сюзет полностью преображается в её восприятии. Из портового городка, пусть симпатичного, пусть вызывающего щемящую ностальгию, но не более того – он превращается в место, где, оказывается, любили бывать её мальчишки; и – разумеется – визиты их никак нельзя было назвать скучными.

Всё вокруг играет новыми красками. Вот в том неприметном домике, где в её время был какой-то магазин, – теперь шахматный клуб, где провёл немало часов Хьюи. Вот с того высокого пирса Дьюи долго тренировался в прыжках в воду – хотя кое-кто из рыбаков ощутимо нервничал от его восторженных криков и не раз просил прекратить. Вот в том кафе Луи устроил целый турнир по покеру, после которого в наибольшем выигрыше остался, разумеется, организатор. Да что там, ладно – не кафе, а настоящем баре, куда в его возрасте и пускать-то были не должны; и наверное, Образцовую Мать с коробки кукурузных хлопьев это должно было бы как минимум взволновать – но Делле сейчас плевать даже и на это. Она радуется всей душой, представляя, как её мальчишки наводили шороху в этом городе; и даже неизбежная подспудная горечь от того, что всё это время её не было с ними рядом, почти не омрачает этой радости…

– С тобой точно всё в порядке? – осторожно спрашивает Зигзаг, когда Делла, вымокшая до нитки, в третий раз взбирается с моря обратно на пирс. Она должна была попробовать то, что выдумал её сын. И разумеется – она и не сомневалась – это действительно круто.

– Более чем, – смеётся она, откидывая за плечи мокрые волосы.

– Ты не простудишься?

– Я?..

Она накидывает на плечи куртку – единственную деталь одежды, предусмотрительно оставленную на пирсе и потому сухую.

– Пойдём! – паутина узеньких улиц Кейп-Сюзет зовёт дальше; Делле не терпится услышать ещё больше историй о своих детях.

С Зигзагом как-то неожиданно просто и легко; он не выражает ни обиды, ни неприязни, хотя что уж там – есть за что, и вообще – для всего, что случилось между ними раньше, на удивление открыт и дружелюбен. Он рассказывает о мальчишках не так, как Дональд или дядя Скрудж, он явно относится к ним иначе – не как взрослый, не как воспитатель, а скорее как старший брат или даже друг, который не оценивает, не стремится чему-то научить, а просто составляет компанию, лишь иногда в силу возраста проявляя чуть больше благоразумия.

Но Делла отчего-то уверена, что мальчишкам нужен такой друг. Не всем же быть воспитателями?..

К той самой кафешке с горячим шоколадом они подходят только через пару часов, и Делла лишь тогда вспоминает, что изначально привело их в город. А уже расположившись рядом с Зигзагом на набережной, сжав в руках горячий картонный стаканчик, – вспоминает и следы на приборной панели, и то, с чего вообще всё это началось.

Ей кажется, что полёт до Кейп-Сюзет был давным-давно, сотню лет назад. А ещё – что всю эту сотню лет она знает этого парня; и теперь ей, по правде сказать, уже не хочется выяснять, кто из них в самолёте хозяин, состязаться в искусстве пилотирования или вроде того. Но именно сейчас мысли, невнятно вившиеся в голове, сплетаются воедино; и Делла почти понимает, что не давало ей покоя в его манере вести самолёт, – во всяком случае, понимает, что именно ей давным-давно следовало спросить.

Она не отказывает себе в этом. Может быть, напрасно.

– Слушай, можно я задам тебе один вопрос, а ты не обидишься? – негромко спрашивает она, рисуя пальцами кружки вокруг основания стакана.

– Замётано, – кивает Зигзаг.

– Как… где… ты учился пилотированию?

И он рассказывает, что учился как получалось и где придётся – у мальчишки из небогатой семьи шансов получить качественное образование было немного, зато энтузиазма хоть отбавляй. Ещё подростком, едва стукнул подходящий возраст, он купил в долг подержанный автомобиль, стал зарабатывать извозом – и через несколько лет смог себе позволить обучение в лётной школе. Разумеется, самой бюджетной, далеко не из лучших; преподаватели там совсем не были асами, а содержимое ангара оставляло желать – кое-каким самолётам, кажется, и вовсе уже много лет подделывали паспорта безопасности. Впрочем, в этом можно было найти свои плюсы: ученики быстро переставали бояться даже полноценных аварий, не говоря уже о небольших неполадках, а навыки оперативного ремонта подручными средствами осваивали в совершенстве.

Делла опускает глаза; на картоне стаканчика в тех местах, где она особо усиленно водила пальцами, уже виднеются махристые следы. Чёрт возьми, она могла бы догадаться; могла хотя бы задуматься. Но вместо этого легко и упоенно демонстрировала Зигзагу своё превосходство как пилота – хотя условия у них были абсолютно, катастрофически неравными: в своё время дядя Скрудж, узнав, что племянница мечтает о небе, обеспечил ей и высококлассных инструкторов, и личный самолёт…

– Слушай, я… мне жаль, что тебе так не повезло со школой.

– Не повезло? Мне? – с неприкрытым удивлением переспрашивает Зигзаг. – Да ты шутишь! Меня выбрал мистер МакДи! Не представляю, как мне вообще могло повезти больше. И до сих пор не понимаю, если честно, что он во мне нашёл…

Делла медленно вдыхает и выдыхает прохладный морской воздух. Смотрит на чаек, покачивающихся над водой, на тот самый пирс, с которого прыгала пару часов назад, на стаканчик в своей руке. Вспоминает, в каком состоянии была сегодня утром, и осторожно прислушивается к себе сейчас. А ещё – думает о том, в каком состоянии был дядя Скрудж, когда сначала она пропала без вести, а затем Дональд хлопнул дверью, уведя с собой детей.

И не то чтобы понимает, так, чтобы толком сформулировать, – но определённо чувствует, почему дядя Скрудж выбрал Зигзага.

– Знаешь, даже если меня уволят – это такой опыт, с которым я уже нигде не пропаду…

Делла вздрагивает.

– Что? С чего ты взял, что тебя уволят?

– Ну мало ли. Всякое бывает, – он разводит руками, глядя на неё невинно и бесхитростно – словно никакого другого смысла не вкладывал в такую коротенькую простую фразу.

– Перестань. Никакого всякого. Никто тебя не уволит.

– Почему ты так уверена?

– Потому что ты часть этой семьи, неужели ты не видишь!

Это фраза звучит ощутимо, болезненно неправильно; и в ту же секунду, как она срывается с губ, Делле становится жгуче стыдно.

Она не должна была этого говорить. Не того, конечно, что Зигзаг является частью семьи, – а того, что насчёт себя она не очень-то уверена. Того, что она не формулировала в словах – но всё равно почему-то произнесла.

Зигзаг ничего не отвечает – только на мгновение задерживает взгляд в её глазах; затем медленно поворачивает голову и смотрит на море. Не меньше минуты оба так и сидят в молчании, слушая рокот волн и прибережный гомон. И крики чаек – которые сейчас звучат как-то особенно неуместно, настырно и противно.

– Знаешь, они обожают хлеб, – наконец говорит Зигзаг, кивнув головой на одну из чаек; и говорит так, будто и не было этого молчания. – Если разломить батон где-нибудь на набережной, слетится целая стая.

И добавляет после небольшой паузы:

– Однажды мы с ребятами ехали вдоль моря в машине с открытым верхом. Как раз примерно здесь. И Луи очень вовремя достал сэндвич.

Делла ещё раз вдыхает полной грудью солоноватый воздух – и внезапно для себя широко улыбается.

– Все остались целы?

– Ага. Не считая сэндвича и обивки.

Она едва не говорит ему вслух «спасибо», ощущая захлёстывающую благодарность; будто бы пришла на светский приём и умудрилась развернуть фонтанчик с пуншем – а окружающие не поджали губы, обдав её холодным демонстративным молчанием, а искренне, по-настоящему сделали вид, что ничего не заметили.

Позже она сидит на пирсе, ощущая сквозь уже высохшие на летнем солнце брюки тёплую древесину, болтает ногами, смотрит на чаек и вертит в руках телефон. И выбирает в адресной книге номер Хьюи – наверняка он единственный положил аппарат к себе достаточно близко, чтобы расслышать звонок в вечериночной кутерьме.

Дозвонившись, она слышит в динамике звуки падающих предметов ещё прежде, чем деловитое «Алло?», и понимает, что не ошиблась.

Да, мам, у нас всё замечательно, мы отлично проводим время. Нет, мам, ничего особенного не случилось. Ну, более особенного, чем обычно. Нет, мам, дом всё ещё на месте и даже цел. Нет, мам, мы никого не призвали из потустороннего мира, во всяком случае, пока, хотя Вэбби нашла одну любопытную книгу…

Сердце Деллы сладко вздрагивает от каждого «мам»; а ещё она не может отделаться от слабых, но настырных мыслей о том, что порядочная мать должна была бы беспокоиться за своих детей, а она – вместо этого ими гордится. Порядочная мать должна была быть там, дежурить у двери на пару с миссис Клювдией, а она сидит на пирсе в другом городе, болтая ногами в воздухе.

– Повеселитесь там хорошенько, – тихо говорит Делла; саднящее чувство собственной неправильности просыпается где-то глубоко в груди. – Помнишь, что я тебе говорила насчёт потусторонних духов?

– Не давать имён, не поворачиваться спиной, не принимать подарков, не приглашать войти, – уверенно, как по написанному отвечает Хьюи. – В крайнем случае – у дяди Скруджа в гараже лежит посох Морганы. В самом, самом, самом крайнем случае.

Он вздыхает немного разочарованно:

– Думаю, сегодня он точно не понадобится.

Делла не может не улыбнуться.

– Хорошей вечеринки. Передавай всем привет и напомни правила. Особенно Луи. Особенно про подарки. Деньги тоже считаются, вы же помните?

– Конечно. Я всё передам, – отвечает Хьюи, а потом прибавляет тихо-тихо:

– Люблю тебя, мама.

***

Когда они возвращаются в самолёт, черничные сумерки уже потихоньку густеют в воздухе. После разговора с Хьюи Делле свободно и легко, тянет улыбаться и всё вокруг кажется прекрасным; во всяком случае, до тех пор, пока она не натыкается взглядом снова на чёртовы следы на приборной панели.

Чёрт. Да. Точно. Её самолёт и всякое такое.

Очень хочется замять эту тему – но, наверное, надо всё-таки взять себя в руки и объясниться. Хоть как-нибудь.

– Послушай, – медленно произносит она, поворачиваясь к Зигзагу.

– Да? – тот задумчиво водит ногтем по приборам со своей стороны панели, разглядывая их так, будто видит впервые; и, кажется, вполне увлечён этим занятием.

– Я хотела сказать. Ну, насчёт дяди Скруджа и его пилота. Ты ведь понимаешь, что теперь я большую часть времени буду уделять своим детям?

– Ну… да, понимаю, – с некоторым недоумением отвечает он.

– И не смогу больше летать с дядей Скруджем на все его переговоры, сделки, встречи с партнёрами на другом конце континента и прочее?

– Ну… да, наверное, – Делла не слышит в его голосе ни грамма издёвки, чему, не будь это Зигзаг, изрядно бы удивилась.

– И ему в любом случае сейчас нужен пилот… не я…

Она поднимает голову; они с Зигзагом встречаются взглядами, и Делла тут же отводит глаза, принимаясь ожесточённо разглядывать штурвал, и вспыхивает наконец:

– Слушай, мне просто ужасно, ужасно стыдно за то, что произошло! Я понятия не имею, почему себя так вела, но я наговорила тебе кучу обидных вещей, и теперь мне постоянно неловко, потому что ты такой милый, а я не знаю, как это исправить! То есть исправить не то, что ты милый, а то, что я наговорила. Я просто не хочу, чтобы из-за того, что я вернулась, тебя теперь уволили… или ты остался на земле… или чтобы это был только мой самолёт, – последнее она говорит тихо, преодолевая какое-то внезапное сопротивление внутри. – Ты оказался хорошим парнем, и я была неправа, хотя, конечно, если бы ты не оказался хорошим парнем, я бы всё равно была неправа…

Резко, с усилием заставив себя прерваться, Делла шумно выдыхает, пытаясь причесать мысли.

– Короче. Мне очень жаль. Мне просто было сложно здесь первые дни, да и сейчас ещё… Прости меня, пожалуйста.

– Да всё в порядке, – просто говорит Зигзаг.

Делла медленно поворачивает голову. Он смотрит на неё без улыбки, но легко и открыто, будто бы для него и вправду ничего страшного, да и особенного не случилось.

– Правда?

– Конечно. Да забудь. Слушай, если бы я просидел десять лет на Луне, я бы ещё не такое творил…

В следующий момент она абсолютно импульсивно, не задумываясь, вскакивает с места – градус разворота кресла оказывается более чем полезен, – и обнимает Зигзага; и его руки почти сразу ложатся ей на плечи в ответ. Объятие длится всего пару секунд – а затем оба одновременно отстраняются, и Делла легко плюхается обратно в кресло, совсем не ощущая неловкости.