Текст книги "Шум (СИ)"

Автор книги: Лорд Котяриус

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

На улице так смурно, так серо. Ватные тяжёлые облака стройными рядами застилают все небо и плывут так низко над землёй, что, кажется, будто верхушки зданий сейчас же раскроят это сплошное полотно, и оно провиснет кусками мокрого паролона, потащившись по затуманенным улицам города. Небо проливается на землю холодящим дождем, который реденьким потоком хлещет по тротуарам и сквозь кожу пробирается к самым костям, сводя их, заставляя волну мурашек взбудоражить сознание. Кап-кап, кап-кап. Солнца почти не видно, только мутный не греющий шар слегка рябит из-за облаков. Уже не так рано, и машины, на пару с общественным транспортом, рассекают улицы Парижа. А люди все спешат-спешат, толпясь на светофорах. Они быстро перебирают ногами по залитым дорогам, придерживая свои широкополые разноцветные зонты, надеясь как можно скорее добраться до своего места назначения.

***

Шум. Топот, говор, тарахтение моторов, глухой стук капель. И громкого звона будильника в этом фонящем водовороте звуков нет. Это очень настораживает и раздражает Маринетт. Ни туда и ни сюда. Может она его вообще не поставила? Как знать? Чтобы покончить с этой дилеммой надо, наверно, не мяться и встать. Но её вдавливает, буквально вжимает в кровать. Тонкое пуховое одеяло вяжет по рукам и ногам. Видимо, точно такой же пух забивает и её пустующую голову. Такая мягкая на ощупь подушка хватает Маринетт и настойчиво тащит к Морфею.

Так далеко-далеко… Но оглушительному звону суждено с треском разбить все надежды на дальнейший сон. Она аж вскакивает, сбросив одеяло и сбив простынь. Стоило сделать будильник потише. Девушка выпрямляется, и всё тело ужасно ломит, а в правой щиколотке так стреляет, наверное, она уснула в очень неаккуратной позе и прижала ногу. Мари разминает руками затёкшее место и, собрав всю волю в кулак, направляется к двери. Накидывает халат и, пройдя по коридору, вваливается в дверь ванной. Да, зеркало над раковиной выдаёт не самую лестную картину. Вопрос о том, кто на свете всех милее, лучше отложить. Но кто же виноват, что она так и не восстановила свой режим? Алья, забалтывающая её на ночь глядя всякими разговорами? Идея для новой прелестной кофточки, которая так и не покинула мысли Маринетт, настаивая на своей реализации? Или же вновь и вновь всплывающие угрозы мирной жизни граждан, обязующие её к вмешательству, давящие на совесть, и терзающие голову перед сном? Впрочем, сейчас это не так важно. Умывшись, она ещё раз смотрит на своё отражение. Ей думается, что синяки даже оттеняют тусклый блеск синих глаз. Настоящая гармония.

Также неспешно девушка добралась до домовой кухни и, на скорую руку заварив кофе, вернулась к себе.

Кофе вышел на редкость горьким. Надо было класть сахар не наугад. И разбавлять надо было. Но какая разница, если язык уже обожжён? И правда, что уж теперь. Прихлебывая свой напиток, она припоминала, состоявшийся накануне, диалог с Альей. Каждое десятое слово на устах её подруги было – Адриан. Он то, он сё. Не скоро ещё имя парня перестанет так часто всплывать в их разговорах. Но Алью нельзя ни в чём обвинить. Эта гипертрофированная любовь, такая долгая гиперфиксация, её саму стала отпускать лишь недавно. Не далее, чем полгода назад, Маринетт и помыслить не могла, что эта привязанность способна потухнуть. Она так сильно держала девушку в своих тисках, временами чуть ли не душила. Столько приятных, греющих душу эмоций, приносила за собой эта влюблённость. Каждый раз при виде Адриана ее сердце так трепетало, словно птица, пытающаяся пробиться через грудную клетку. Оно заходилось в невообразимом ритме, а дышать становилось так тяжело! Разговоры с ним, его взгляд, направленный на неё, его улыбка, жесты, мягкий и звонкий голос… Всё это было такой чарующей негой. Маринетт утопала в ней. Она хотела как можно больше Адриана Агреста в своей жизни, она так хотела его, желала созерцать постоянно непрерывно, и чтобы он глядел на неё точно так же. Но, очевидно, желания эти были односторонними. Каждый раз, видя как на парня вешается Хлоя, Мари просто взрывалась от негодования. Ей было так больно видеть, как эта нахалка отбирает ЕЁ место, и Адриан этому совсем не препятствует. На глаза наворачивались слёзы, плечи уныло опускались, а в горле застревало всё, что ей так хотелось сказать. Она намекала, как могла, так старалась, но из раза в раз натыкалась на выстроенную стену будто бы нарочного непонимания, своеобразного отвержения. Немного погодя у него появилась Кагами и видеть это стало совсем невыносимо. Тогда-то, чувства Маринетт и разбились окончательно. Это не было приятным облегчением, скорее больше походило на болезненный процесс экзорцизма. Но со временем этот дьявол покинет её окончательно. Раз закончились слёзы в подушку, угасло возмущение, и прошла эйфория, значит, и эта треклятая любовь когда-нибудь закончится. А пока неприятный осадок всё ещё мутит воды в душе девушки.

Но что о прошлом, зачем лишний раз бередить раны. Кофе допит, обиды стёрты. Да и тем более, жизнь продолжается. Алья также заверила, что обязательно вытащит Мари из её каморки и к тому же достанет пива. Звучит обнадеживающе. День обещает быть вполне интересным.

Её внимание привлекло тиканье часов. 08:15…08:16…08:17. Господи! Девушка так бы и продолжила пялиться на циферблат. Она опаздывает, снова опаздывает! Все нужные книги и тетради были взграмождены на столе. Сразу целой стопкой они оказались такими тяжёлыми, чёрт бы их побрал. И вещей нет на стуле! Где же? В стирке, Маринетт, в стирке. Ей определённо стоит быть аккуратней. Но на стуле висят ещё какие-то брюки, из шкафа вываливается белая футболка, а под кроватью стоит старенькая пара кожаных ботинок. Влезая в эти вещи, она делает вывод, что лифчики в нашем обществе сильно переоценены и явно не стоят настолько драгоценного, особенно сейчас, времени. Она хватает портфель и, сбегая вниз по лестнице чуть ли не наворачиваясь из-за тянущей боли в ноге, которая решила о себе напомнить. Уже на рабочей кухне, она берёт пару бриошей, почти обжигаясь о поднос:

– Аккуратнее, только из печи! – оповещает её отец.

– Такие ароматные и мягкие, – подмечает Маринетт, надкусывая одну из булочек.

– Я побежала. Хорошего дня!

– И тебе, милая, – говорит ей уже вслед мистер Дюпен и возвращается к своим делам.

А девушка хватает своё кашемировое пальто и вылетает из родительской пекарни.

***

Дождь продолжает заливать тротуары. Она забыла свой зонт и так поздно спохватилась! Возвращаться за ним уже некогда. Её растрёпанные волосы бессовестно мокнут, а чёлка, огибая причудливый узор, собирается в кудри. Маринетт честно пытается обходить серые лужи, но их так много, что, несмотря на все старания, вода то и дело хлюпает под ногами и забрызгивает её брюки. Такими темпами ее бедная обувка развалится прямо на ходу. Она спешит, очень спешит и сливается с толпой таких же спешащих людей. Ускоряется шаг. А воздух такой тяжёлый влажный, трудно дышать. Кислород словно застревает в лёгких, оседает в них. Холод своими костлявыми руками пробирается под, казалось бы, длинные полы пальто. Маринетт кутается сильнее. Шаг и ещё шаг. Осталось совсем немного. Вот и широкое школьное крыльцо. Всего несколько ступеней, может быть, она даже не опоздает.

Хотя, ей нужно перестать думать, что она может сделать больше, чем есть на самом деле. Ведь это ненормально. В конце концов она разочаруется. Отчаятся и перестанет ждать вообще чего-либо от себя. Девушка потянула руку к большой лакированный ручке дверей школы и именно в тот момент прозвенел оглушающий звонок, оповещающий о начале учебного дня.

***

Шум и гам отскакивал от стен коридоров и эхом возвращался обратно. Постепенно здание школы охватывала звонкая тишина. Стихали разговоры, топот чьих-то каблуков сходил на нет. Последние опоздавшие спешно переодевались. Уже стоя в школьной раздевалке Маринетт наскоро обтёрла свои сплошь промокшие ботинки, будто бы это могло им как-то помочь, и скинула пальто, повесив его в свой шкафчик. Тихо ступая к нужному кабинету, девушка чувствовала, что продрогла. Наверное, надо было накинуть свитер, ну или хотя бы шарф. Так ведь и заболеть не долго, а этого она уж очень не любит. В таком случае, в чьи же руки тогда перейдёт та огромная ответственность, что лежит на ее плечах? Кто ещё сможет, кто справится, если не она?

Ну, а мадам Менделеева точно снова будет сердиться из-за опоздания, не дай бог ещё отправит к директору. Но впереди уже показалась нужная настежь распахнутая дверь. Учительницы не было на месте, куда-то вышла. Как удачно! Маринетт, дабы не создавать лишнего шуму, на носочках пробежал класс и скинув рюкзак, уселась за свою парту.

– Привет, – протянула Алья улыбаясь.

– Я уже начала беспокоиться, где же это ходит наша отличница.

– Ты же знаешь меня. Всё как обычно, – ответила Мари, пожимая плечами, перед тем как в аудиторию зашла мадам Менделеева.

Минута за минутой тянулись совершенно не подъёмно. Ну зачем, зачем ей вся эта объемная информация? Для чего все эти старания? Девушке приходилось вкладывать в этот предмет столько собственных сил и времени. Никак он не давался, никак не желал быть понятным, хотя бы чуточку более простым. Что куда? Что к чему? Индексы разъезжались перед глазами, термины путались. И при всём при этом Маринетт была просто обязана вывозить химию на высший балл. Ведь она – отличница, и этот штамп привязался к ней, наверное, до конца жизни. Как теперь иначе?

Из блужданий разума по подобным мыслям её вырвал ощутимый толчок в плечо.

– Эй, подруга, не спать! – шепотом воскликнула Алья.

– Хочешь бросить меня одну на растерзание этой карге?

– Не сплю я, не сплю… – растерянно ответила Маринетт и потупила взгляд о доску, расписанную разными формулами. Наверно, это всё надо было записать. Но звонку, видимо, плевать, что она там не успела. И пусть. Её зевок, а затем смех подруги, растворяют в себе накопившиеся тревоги и сомнения.

– Какая ты потрёпанная! Снова поздно легла?! Эх, Маринетт-Маринетт…Пошли хоть причешем тебя, – активно щебетала Алья и, взяв расчёску, потащила её за собой.

Пока они шли до туалета, подруга во всех красках расписывала уже составленный план на этот вечер. Куда пойдут, с кем пойдут, что будут делать. Алья была на взводе и, кажется, в очень хорошем настроении. Но это и хорошо, значит, с ней их компания сегодня точно не пропадёт. Да, она вполне сойдёт им за путеводную звезду.

– Знаешь, Нора в последнее время очень занята, я не хотела её дёргать и поэтому попросила Джулеку поговорить об этом с Лукой. А что? Надеюсь, он тоже будет с нами, ну а вместе с ним и выпивка. Джекпот! Его компания нам ещё не вредила. Насколько я знаю “Банда Котят” сегодня даёт небольшой концерт. Забежим туда, а потом, культурно просветившись и прихватив наших Куффенов, пойдём на променад, если погода позволит, и распитие расслабительных напитков. Что скажешь?

– Звучит хорошо. Как самая главная экспертка – одобряю! – ответила Маринетт и, для пущей уверенности, широко улыбнулась и показала класс.

– А Нино как же? Он будет?

– У Нино дела. На него недавно повесили проект по информатике, так что его с нами не будет. Весь в заботах парень, – прицокнула Алья и открыла белую дверь, ведущую в туалет.

Подруга, положив расчёску на ободок раковины, зашла в кабинку, а Маринетт, облокотившись о стену, вперила взгляд в свои ботинки. Они поблёскивали своими глянцевыми черными носками, но в застарелых заломах виднелись пыль и грязь. А тканевые вставки по бокам и вокруг молнии были в серых разводах. Девушка несколько раз перекатилась с внутренней стороны стопы на внешнюю и обратно, повертев головой, чтобы получше рассмотреть обувь. Мда, одноразовыми платками тут не обойдёшься. Мари преисполнилась благородной идеей – отмыть их и, подойдя к блестящей керамической раковине, вздёрнула ручку крана вверх. Тёплая вода приятно заструилась по пальцам и, собираясь маленькими лужицами в ладонях, стекала в круглый слив. Всё тело девушки пробила дрожь. Такое покалывающее, гипнотизирующее ощущение. Вода всё продолжала стекать, нежно огибая руки. Завораживающая картина. Она постоянно сменялась с тёплой на горячую, чуть ли не обжигала, видимо, школьные техники так и не отрегулировали её подачу. На плечо Маринетт опустилась рука Альи.

– Ну ты чего зависла?

– Ой, я… Вот, собиралась помыть ботинки, а то какие-то они замызганные.

– Дурочка, только размажешь всё и после вовсе не отмоешь, – наставила Сезер и, уложив в ладонь небольшую расчёску, принялась расчёсывать спутанные иссиня-чёрные волосы подруги. Густые пряди неохотно проходили сквозь пластмассовые зубья. Скрученная в кудри чёлка вообще отказывалась поддаваться, оставаясь в том же положении или выгибаясь во всё новые причудливые завитки.

– Мисс Сезер! По-моему это уже чересчур. Ну что я вам – маленькая девочка? – деланно возмутилась Маринетт.

– А то нет, мисс Дюпен-Чен? – важно парировала Алья, ощутимо надавив на расчёску.

– Я нисколько не сомневаюсь в этом умозаключении, стойте ровно прошу! – она ещё несколько раз провела расчёской от самых корней до кончиков и, уперев руки в боки, удовлетворённо оглядела результат своих стараний.

– Всё! Принимай мои труды, дрянная девчонка, и проследуй за мной. Я укажу тебе путь к свету! – подняв указательный палец вверх, торжественно заключила она.

– Не думаю, что урок физики, можно назвать светом, – пробурчала Мари и поплелась вслед за Алье.

– Веселей! Раз свет впереди нас не ждёт, я буду отважным Данко, что вырвет своё сердце из груди и осветит вам всем путь!

Алья вполне подходила на эту роль. Несмотря на её иногда очень сильное стремление съехать на тройки, физику она любила и понимала явно больше, чем Маринетт. Все эти замысловатые и громоздкие решения заставляли ее голову раскалываться, а на подругу в этом вопросе можно было положиться. Она и формулы перестроит, и переведёт значения в СИ, и урок потянет. Можно расслабиться. А там и окно, возможно, ей даже удастся выспаться.

Задача, задача, ещё задача и ещё, но главное, что все они решены. Какая благодать. Со спокойной душой, Маринетт, собрав все тетради, сдаёт их и возвращается на своё место.

***

Кажется, словно сквозь толщу воды, слышится какой-то гул. Чёрный фон, шипящее дребезжание и размеренный, такой раздражающий стук по стеклу. Кап-кап, кап-кап. Мари берёт странное чувство дежавю.

Её мутит, она точно куда-то проваливается. За спиной Маринетт разверзлась чёрная дыра. Она засасывает девушку с такой силой, что ей не уцелеть. Скальп, ногти, ушные раковины спешат с ней расстаться, оставив после себя кровоточащую, горящую плоть, что изливается горячими кровавыми слезами в никуда. Мари разрыдалась бы и обычными слезами, да только, глаза под таким нажимом вдавились в глазные пазухи, что лопнули и остались внутренностями навыкате. Кричать не получается. Она открывает рот, и он словно наполнялся водой, а лёгкие так болезненно сжимаются и горят, что любая попытка только добавляет красок в эту какофонию. Шея, аки тоненькая тростиночка, тотчас же с диким хрустом ломается и неестественно выгибается, откидывая назад бездумную голову, которая болтается на ней, как болванка, туда-сюда. Остистые отростки позвонков распарывают тело и, потащив за собой весь позвоночник, с мерзостным чавкающий звуком вырывают его из обездвиженного тела, оставив лишь бесформенное пульсирующее нечто. Пальцы, сводимые судорогой, отчаянно пытаются ухватиться за что-то и тут… Вдруг, тьму разрезает свет.

Она не знает, не понимает ничего происходящего вокруг. Девушка просто смотрит в свою собственную парту и все также продолжает сжимать, как оказалось, свою руку, больно впиваясь в нее ногтями. Ужас пронизывает её с головы пят, ей всё также хочется кричать, звать на помощь, что угодно! Но единственное, что удаётся выдавить из себя – хриплый резкий выдох, не более. Поднимая голову, Маринетт наблюдает такой знакомый класс и думается ей, что происходит что-то очень странное. Ей все ещё слышится этот назойливый шум. Девушка вертит головой, но так и не находит его источника.

Что же это..?

Звук становится громче, звонче, протяжнее, и раздаётся голос. Да, много голосов, очень-очень много. Самых разных, совершенно неотделимых друг от друга. Где заканчивается один, там начинается другой, и они нескончаемой чередой друг за другом, набирают обороты. Они всё ниже, они всё выше и с каждым новым финтом всё оглушительнее. Это всеобщий крик, настоящий гвалт!

Потолок вместе с частью стены обваливается прямо на учительскую кафедру и задевает собой некоторые парты. Погребает под собой несколько учеников, которых, казалось, не было там до этого. Маринетт хочется как можно скорее призвать Тикки, перевоплотиться и сделать с этим наконец хоть что-нибудь. Но она не может. Обливаясь холодным потом, стоит и просто смотрит. В этой ситуации ей не отведено большей роли. Ноги вросли в пол, спина приклеилась к стулу, а руки всё также мирно сложены на парте. Она будто слилась с этим местом. Из-за разгромленых стен школы появляется огромная рука. Наверное, это кто-то из граждан, вновь акуматизированный бражником. Но Мари не замечает деталей, лишь общий силуэт. Это может быть кто угодно и выглядеть он может как угодно, и всё это не так уж важно, ведь именно сейчас он, продолжая ломать стены здания, пугает людей, заставляя их разбегаться в разные стороны. Именно сейчас, он так крепко, до хруста костей, который слышала даже она, хватает Алью и, поднеся поближе к себе, отпускает. А Маринетт также смиренно сидит и смотрит, как тело её отважного Данко летит вниз, прямо на грубые остатки стен.

***

Она делает режущий горло вдох и тут же выдыхает. Жадно глотает воздух, пытаясь заполнить им до верха свои лёгкие, бронхи, трахею. Как будто и вправду все это время не было возможности дышать.

Судорожно мечет глазами вокруг себя. И все цело. Все живы. Всё на самом деле хорошо. На задних партах соседнего ряда сидит Алья и, обнимаясь, о чём-то увлечённо болтает с Нино. На подруге ни царапинки. Потолок, кафедра, стены в своём привычном превосходном виде. Ни одной трещины, ни намека на возможный обвал. И самое главное – никакого шума. Никаких канонад из вереницы диких криков и воплей. Почти кристальная тишина, разбавляемая тихими перешёптываниями учеников и шелестом тетрадных страниц.

Девушка опустила взгляд на свои руки, что продолжали покоиться перед ней на парте. Ногти на месте. Да и сама она в целом, вроде как, полностью при себе. Темные пряди волос свисают прямо на глаза, уши ощущаются на месте и голова сидит на шее уверенно, разве что немного затекла во время сна. Чтобы окончательно разбить это состояние прострации, она, тяжело опираясь о парту, встаёт и направляется к выходу из класса. Теперь Маринетт точно выспалась.

***

Вода освежает лицо и мысли, остужает голову. Она забирается во всё сухие морщинки на коже, во все, даже самые мелкие, трещинки на губах. Мягко омывает веки, крылья носа, подбородок и, стекая по узкому контуру челюсти, стремительно сбегает вниз по шее к впалым ключицам. От размашистых неаккуратных движений Маринетт, вода разбрызгивается в разные стороны и на нижнюю часть зеркала, и на ободок бежевой глянцевой раковины, и на футболку девушки, оставляя мокрые пятна.

Она наклонилась к крану и, обхватив его губами, сделала несколько больших глотков, а после сильно закашлялась. Мари даже не заметила, как сильно её горло пересохло. Она выпрямилась, продолжая издавать хриплые звуки. Вода, с мокрых по локти рук, залила собой пол и ботинки. Зажмурившись и оперевшись на колени, девушка всё-таки смогла справиться с кашлем, проморгала слезившиеся глаза и уставилась в коричневую плитку пола. Ботинки, будучи самым тёмным пятном в этой картине, настойчиво притягивали её внимание к себе. И ей подумалось, что стоит хотя бы попытаться их отмыть.

Вполне хорошо вымылась грязь из заломов и полностью отчистилась массивная платформа обуви. А вот на тканевых вставках разводы все не желали исчезать или хотя бы блекнуть, сколько бы Маринетт не тёрла. И ногти уже пошли в ход, но ткань только становилась все пятнистей и грязнее. Это не давало никакого результата. Она отряхнула руки и, обтерев их о брюки, направилась к выходу из туалета. Алья была права.

***

Когда Мари закрыла за собой дверь класса, свободный урок уже был окончен. А следующим что? Правильно, литература, значит, жизнь продолжается.

Сезер в компании Джулеки неспешно направлялась в ее сторону. Они весело о чём-то переговаривались и то и дело заливались звонким смехом в ответ на фразы друг друга.

– Эй, подруга, а мы как раз искали тебя, – обратила на неё свой взор Алья и тут же, очевидно, напряглась.

– Что такая бледная? Что-нибудь случилось? – засуетилась она.

– Да нет, просто плохой сон, не более.

– Честно? – недоверчиво вопрошала её подруга.

– А то уж больно плохо ты выглядишь. Скажи ведь, Джулека, болезненное зрелище?

– Да, Маринетт, именно так, – доверительно произнесла Куффен, заглядывая в лицо девушке.

– О, ну спасибо за комплимент, – ехидно в ответ протянула Мари.

Алья подошла ближе к ней и, обхватив со спины поперек плеч, склонила голову на бок.

– Тебе, я думаю, не помешало бы поесть.

– В таком случае, курс на столовую, – предложила Джулека и, разворачивая одноклассниц, подтолкнула их в сторону двери.

Они вместе вышли в коридор и, повернув на лево, направились к лестнице, которая вела на второй этаж. Повсюду сновали ученики, заполняя своими голосами пространство и толпясь отдельными группами.

– Секундочку, – сказала Куффен и полезла в задний карман своих джинс. Немного повозившись, она достала два прямоугольных красочных листочка и протянула их одноклассницам.

– Это вам! Концерт состоится в восемь, будем очень ждать.

– О, Джулека, не стоило! Мы бы и сами могли купить…

– Большое спасибо, очень приятно, конечно мы будем, – перебила Алью Маринетт и улыбаясь взяла билеты.

– И кстати, Лу сказал, что все будет. Мы также берём по три бутылки на вас?

– Да-да, всё так, – ответила Сезер.

– И сколько мы вам по итогу должны?

– Лу сказал передать, что напишет сам, позже, – проговорила Куффен и обернулась назад. Они уже были на подходе в столовую, когда Джулеку окрикнула с другого конца коридора Роуз.

– Идите, я присоединюсь к вам попозже, – уже находу сказала Куффен и распрощавшись, двинулась на встречу Левилён. А Маринетт и Алья продолжили свой путь до места назначения.

Теплый чай и вправду помог. Можно было расслабленно развалить на мягком стуле и просто мерно хлебать его, послушивая звонкое тарахтение из школьного буфета и грея свои холодные ладони о гладкие бока белоснежной кружки. Стало так легко, так незабвенно. Школьная столовая обладала какой-то очаровательной уютной атмосферой, почти как родительская пекарня. И здесь всегда было так тепло, как будто сидишь на рабочей кухне и наблюдаешь, как мать готовит очередную порцию чесночных багетов, от печи разит теплом и остаётся только слюни с пола подбирать, в ожидании чего-нибудь вкусного.

Джулека в компании Роуз чуть позже вправду присоединилась к ним, а на пути из столовой они чуть не опоздали на урок. Но Маринетт уверенна, мадам Бюстье все равно бы не злилась и не ругала их.

Быстро пролетела литература, окна, все последующие занятия и внеурочка. А путь домой, в сопровождении незнакомой бездомной кошки, оказался намного лучше, нежели компания собственных мыслей.

***

Вот она уже десять минут как сидела на стуле в своей комнате и пыталась переодеться в домашнюю одежду. Стянула футболку и, держа её в руках, немигаючи смотрела в одну точку. Часы, стоящие на столе, мерно тикали за спиной девушки, двигая в такт своими острыми стрелочками. Можно было провести так целую вечность. Но, в конце концов, у неё вообще-то на сегодня ещё есть дела. Поэтому, Маринетт, собирает всю волю в кулак и, сняв брюки, плетётся к своей незаправленной постели за майкой и шортами.

Тикки что-то давно не видно, подметила про себя девушка. Та, конечно, предупредила, что сегодня ей надо навестить мастера Фу, но обычно квами не задерживалась так на долго. Как бы чего не случилось. Хотя в любом случае, Маринетт не стоит так волноваться, ведь божья коровка не беспомощное создание и более чем в силах за себя постоять.

Она берется заправлять свою кровать и принимает решение позаниматься шитьём. До концерта у нее есть ещё достаточно времени. Было бы неплохо сделать выкройки и подобрать ткань. Неплохо, если бы она была синей или красной, чтобы оттенок был чистый, но глубокий. А для воланов – шифон, в цвет основной ткани, а может… Чёрный или белый, она обязательно решит этот вопрос по ходу работы.

Последующие два часа она провела над столом, заваленным кучей бумаг и инструментов, с карандашом в руках и полным штурмом в голове. Работа была проведена не малая, Мари не могла от неё оторваться, а времени на сборы оставалось всё меньше. Определённо, надо было заканчивать, иначе опоздания вновь не избежать.

На этот раз она обязательно подденет под пальто тонкий свитер. Порывшись в шкафу, на верхней полке, нашелся чёрный, с высокой горловиной. А ещё стрелки. Да, она непременно нарисует стрелки и найдёт свою, давно купленную, чёрную помаду, будет очень кстати.

Маринетт почти готова, и её телефон разрывается от звонков Альи. Видимо девушка всё-таки припозднилась.

Она быстро покидает свою комнату и, по пути попрощавшись с матерью и отцом, выходит на улицу.

***

На улицы города уже опустилось сумеречное полотно, на котором отчётливо были видны белые искрящиеся звёзды. Яркий полумесяц большею частью был сокрыт серыми облаками, и можно было наблюдать только его покатый, истлевший, жёлтый бок. Жиденький, почти невесомый туман белёсой дымкой стелился по земле и разбегался в стороны от каждого, хоть сколько-нибудь резкого движения.

С Альей она встретилась на мосту, совсем недалеко от того места, где расположился корабль четы Куффенов. С этого места было слышно зачинающийся концерт, не говоря уже об ощутимой вибрации, которая отчётливо пробивала басами асфальт. Во все стороны от палубы, каскадами расходился свет от прожекторов. И немало людей с обеих сторон по набережной скандировали в такт музыке, подняв руки вверх. Предъявив билеты на входе к оцепленному участку, девушки присоединились к этой бушующей толпе и поплыли с ней по одному течению.

Действовать, жить, вообще существовать в такой атмосфере обособленно просто невозможно. Ты как будто становишься одним целым с десятками, сотнями таких же людей. Вот ты поднимаешь руки вверх вместе со всеми, а вот уже и прыгаешь в таком бешеном ритме, что, кажется, твое сердце не сможет этого выдержать и, просто-напросто разорвавшись, сольётся с сердцами других людей, пульсируя и вторя той музыке, что заполняет собой все вокруг, от плоского дна этой реки до, наверное, самых звёзд. Она заливается в уши, глаза, рот, обволакивает волосы, одежду, словно пытается добраться до самого сознания, просочиться во все извилины и пропитать собой каждую мысль. Земля расходится под ногами, будто разворачивается дорога в самый ад и становится так жарко, несмотря на холодный ветер и почти ноль на термометре. Весь воздух… Он ужасно бурлит, словно кипяток в котле, он густеет, тянется и им уже не дышится. Он лишь продирает глотку и шкребёт ноздри, но, к счастию, особой потребности в кислороде уже и нет. Они все дышат теперь одними лёгкими на всех, которые гоняют по своим бронхам совсем не воздух, а настоящую лаву, что льется из разверзнувшейся преисподней и питает кровь их общего организма металлом. Толпа немного рассасывается и теперь Маринетт хорошо может видеть выступающих. Они все на полном взводе и они тоже чувствуют этот ритм, этот шквал энергии окружающих их лиц. Возможно, даже больше всех присутствующих. Ведь именно они питают нервными импульсами, созданное ими существо, именно они бьют по его нервным окончаниям, заставляя биться в экстазе. И именно они вселяют в него жизнь. А время летит так скоротечно, так не заметно.

Выставленные композиции подходили к концу. Большая часть народа разошлась, а немногочисленные оставшиеся разбрелись по набережной. Корабль причалил к твердой земле и у девушек наконец появилась возможность лично встретиться со звёздами сегодняшнего вечера. Все они были раскрасневшиеся, запыханные и, очевидно, уставшие, но очень улыбчивые и счастливые.

Пока Джулека и Лука возились с инструментами, Анарка громко поздоровалась и пошла вдоль палубы, сворачивать, оставшиеся не прибранными, элементы шоу. Какое-то время Маринетт и Алья стояли и наблюдали за уборкой, а когда Куффены младшие закончили, они вместе направились в каюту Луки.

Музыкальные инструменты аккуратно оставлены в углу, верхняя одежда скинута. Молодые люди, разобрав себе по бутылке, развалились на всех возможных горизонтальных поверхностях. Этот концерт помотал изрядно всех, но он явно стоил потраченных сил и времени. Все были довольны. Время от времени звучали тихие разговоры, которые затрагивали абсолютно любые темы. В каюте царило полное спокойствие и уют, так тепло и непринуждённо им было просто находиться рядом друг с другом. Кто-то из сиблингов постоянно отлучался на помощь матери, но более ничего не нарушало их обоюдный покой.

Маринетт сидела на полу, застелённом мягким синим ковром, оперевшись о кровать и допивая вторую бутылку пива. Ей ощутимо давало в голову и она моментами, в порыве какого-то игривого настроения, начинала пихать свисающую с кровати ногу Луки. И несмотря на то, что конечность иногда возмущённо дёргалась, сам её обладатель вроде как был не против. Алья и Джулека, откопав где-то старые карты, расположились за столом и увлечённо во что-то играли.

– Разве бубновый король может покрыть червовую даму? – неуверенно произнесла Куффен младшая. И когда Маринетт увидела, как забегали глаза Альи в ответ на этот вопрос, ей стало так смешно. Смех буквально сразил ее, и она завалилась на бок, громко хохоча. Лука, видимо, разделял настроение девушки и с кровати незамедлительно послышался заливистый грохочущий гогот. Да, они испортили Сезер весь ход, теперь ей точно не отвертеться.

Лука негромко рассказывал ей, как будни проходят в колледже. Жаловался на большой объем работы и на то, что совмещать его с деятельностью группы сложно, хотя он очень старается сделать это возможным. Слишком уж ему дорого и то, и другое. О новой молодой учительнице французского, которая к нему, кстати, очень снисходительна и добра. О парочке новых ребят, что перевелись к ним недавно и уже успели наделать шуму несколькими драками на территории учебного заведения. Временами, прерывая свой рассказ, Куффен интересовался делами Маринетт, но она отвечала очень односложно, неохотно, хотя внимание на этом, кажется, и не заострялось. Алья на фоне, что-то бухтела и иногда вклинивалась в их разговор, отвечала на вопросы адресованные Мари, когда та особенно сильно зависала. Джулека, теперь особенно пристально следя за ходами Сезер, рассказывала о жизни группы в последнее время, о новом устройстве этих просто волшебных прожекторов, которые они наблюдали во время выступления, а после, ненадолго отлучившись, принесла перекусить.