Текст книги "Нарколепсия (СИ)"

Автор книги: Loftr

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

– Я раб… – он почувствовал, как утекает его память. – Не помню… это большой город. Один из самых больших в стране. У меня бумажная работа. У меня нет домашних животных – мне не на кого их оставлять, если я… – память опять подвела. Он хотел вытряхнуть всё из нее. Каждую мелочь, какую выйдет. – Я люблю пиццу с сыром. Я несколько раз перечитал Ричарда Йейтса. Я… – Господи, что же еще. Вспоминай, вспоминай! – Я не люблю сливы. У меня есть… – что же у него есть. Деревья. Как же это называется… И в детстве. Он ходил в какую-то секцию. – Я… занимался каким-то спортом. Я люблю собак.

Зачем он говорит, когда это больно и когда связь просто удаляет из головы абсолютно все важные воспоминания? Приятно… приятно, что с ним хотят поделиться таким личным уже на третей встречи, приятно, что вообще хотят что-то рассказать, но… Трандуил поворачивается на бок под недовольное кряхтение кошки, ведь всё же это слишком большое давление ей на бок, и прижимает кончики пальцев к губам Леголаса, заставляя его замолчать.

– Не нужно. Я всё равно забуду, как и твоё имя, когда ты уходишь отсюда.

– Но мы не пробовали, – Леголас мягко сжимает запястье Трандуила и отводит его руку от своих губ. – Я найду, на чём можно писать.

– Бессмысленно.

– Но мы не пробовали.

Леголас пошёл вниз. Сколько же тут всего и всё заброшенное. В бывшем кабинете проросло деревце. Он подошёл к книжному шкафу. Прямо посередине на него глядела «Дорога перемен», которую Леголас быстро выхватил. Страницы местами слипшиеся, жёлтые, но текст можно прочитать. Отдаст Трандуилу, как напоминание. Это из его мира, оно не должно исчезнуть.

В рассохшемся столе нашлись две ручки и тетрадь. Уже не понять было: в линейку она или в клетку. Со всем этим добром он вернулся к Трандуилу.

Был же уверен, уверен на все сто процентов, что не выйдет, но Трандуил понимает, что у него загораются глаза, стоит увидеть в руках Леголаса книгу и тетрадь. Ведь не должно же исчезнуть то, что взято отсюда?

– Ты уверен, что ручки пишут? – Трандуил поднимает голову с Берутиэль и, удобно сев, складывает ноги в позе лотоса.

– Не знаю пока.

Он отдал Трандуилу книгу и стал писать в тетради с первой страницы всё, что говорил. О сливах и пицце, большом городе и кафе с плетённой мебелью, отчётах и Йейтсе.

Ручки царапали, приходилось через слово их продувать, но худо-бедно писали. «Дорога перемен»… однако шуршание привлекает куда большее внимание. Трандуил не переставал следить глазами за каждым новым словом, видя, как руки Леголаса начинали всё сильнее дрожать.

– Почему ты переживаешь? – мужчина склоняет голову к плечу, неосознанно прижимая книгу к груди.

– Кажется, у меня много причин. Ты словно не из моего мира. Я тебя забываю. Я не знаю дорогу к тебе. И эти гребаные ручки меня достали! – он резко выпрямился. – Давай ладонь, я напишу своё имя.

Вздрогнув от столь громкого и импульсивного оклика, почти команды, чего давно не видел здесь, никогда не видел, Трандуил протягивает руку навстречу, вспоминая почему-то то, что такие ручки не пишут по руке.

– Не кричи больше. От этого неприятно ушам.

– Извини.

От его манипуляций кожа на ладони Трандуила покраснела. После каждой черточки приходилось её расписывать по бумаге. И всё же через много усилий на ладони Трандуила было корявое “Леголас”. Ручка умерла. Леголас дал своей паре вторую.

– Теперь ты на моей.

Сравнивая царапанье по своей довольно чувствительной коже, Трандуил не особо хотел выписывать имя на ладони Леголаса. Чёрточка за чёрточкой, медленно; бумага, на которой не остаётся чистого места; и ручка, чернила которой быстро исчезают на “н”.

– Я же говорил, – Трандуил тяжело вздыхает и отпускает чужую руку.

– Хотя бы так.

Леголас рассматривал свою ладонь. Он не был уверен, что вынесет что-нибудь из этого мира, но у Трандуила должны остаться эти вещи.

– Я продолжу искать тебя, – в сознание врывались трели птиц, которые становились всё громче и громче. – Будильник! – он успел поцеловать Трандуила.

Мужчина не успевает словить поцелуй, насладиться им, ведь горечь от ухода пары в этот раз бьёт его сильнее. Опять двадцать шесть миров? Или больше? Ему сказали, что почти месяц, значит, в следующий раз, наверное, к нему придут через год.

Трандуил тяжело вздыхает и опускает взгляд вниз на свою ладонь, когда губ касается тень улыбки. Леголас… Он сильнее прижимает к своей груди старую книгу, чувствуя, как в груди зарождается надежда.

***

На его ладони нет ничего. Даже покраснения.

В этот раз он не может пробиться к Трандуилу и через месяц. Он ходит к психологу не ради рецепта, кажется, он так сойдет с ума.

На пост в сети (ожидаемо) так никто и не отозвался. Все его знакомые и друзья считают его одержимым. Но мало ли в их мире одержимых вечными поисками фанатиков?

Когда он увольняется, его накоплений хватает, чтобы прожить несколько месяцев особо не нуждаясь. Нет, он не начинает пить. Друзья называют это «поиском себя» на ужинах.

Он… скорее всего он просто занимает время. Леголас посещает школу рисования. «Вы можете начать с нуля в любом возрасте», – обещает их буклет. Не то, чтобы он начал с нуля, но его навыков не совсем хватает для изображения пейзажей мира его пары. «Начинать нужно с набросков», – сказал его преподаватель, и теперь его квартира завалена карандашными рисунками. Как-то преподаватель увидел набросок его многоколенчатых слонов и вспомнил Сальвадора Дали. Значит ли это, что Дали страдал тем же расстройством, что его пара, или миры, в которых он оказывается, составлены из воспоминаний?

Леголас вспоминает, как нашел книгу Йейтса там. Может, он воспроизвел её из памяти? Тетрадь и ручки тоже, ведь до него их не было.

На писательских курсах он пишет рассказ о влюбленных с ретроградной амнезий. Они всё забывают и каждый раз знакомятся заново. Единственная их связь с тем, что они пережили – многочисленные записки, строго датированные.

Первый мир – новая надежда, которая не гаснет даже тогда, когда не находит Леголаса, потому что он настроился на это заранее, потому что имя сохранилось на ладони, потому что, проснувшись, не исчезла и книга с запиской. Почерк был неаккуратным, быстрым, неровным, но Трандуилу нравился он именно таким.

Седьмой мир – настораживает, но пока ещё не дочитал книгу, поэтому есть то, на что можно отвлечься. Однако стало удивлением, что люди едят. Пьют. Когда он сам не испытывал никакой потребности.

Двадцатый мир – последняя страница прочитана ещё десять миров назад. Трудно сдерживать себя, но Трандуил постоянно прокручивает в голове запомнившуюся фразу из книги: «Главное, вовремя тормознуть, чтобы слёзы не стали водицей. Горевать надо в меру, чтоб не замусолить печаль».

Сорок первый мир – надпись на руке давно стёрлась и он не забыл имя лишь благодаря записке, которая стала ещё более затёртой. Часто смотрел. Пытался понять, где же его обманули.

Сорок семь… Трандуил прогнал Берутиэль, которая обиделась и просто растворилась в воздухе, уходя в другой мир. Лодка была ближе, уже шесть шагов от берега. Но Трандуил пока стоял на песке у кромки воды, не решаясь сесть в неё.

Пятьдесят три. Лодка носом на самом берегу. Мужчина более не задумывается и уже как полдня, если это можно назвать днём, сидит в лодке и смотрит на книгу, внутри которой, придавленная страницами, лежит записка, что разместилась рядом с ним. Просто взять вёсла, оттолкнуться и уплыть. Но как-то боязно.

Трандуил перестал считать миры – бессмысленно… Да и к чему считать, если уже все и так понятно. Костёр горел до того, как он пришёл, костёр не угасал, просто пылал сам по себе, не нуждаясь в дровах.

Трандуил тяжело вздыхает и протягивает руки к огню, чувствуя лишь отдаленное покалывание на коже. Он был один… И теперь это не стращало, ведь завтра он уйдёт с этих миров, переберется на другую сторону берега. Лишь бы только лодка выдержала.

В этот раз это были горы. Нет, Леголас не вспомнил имя своей пары, но внутри него звенел звоночек интуиции. Здесь он обнаружил скелет кита и прошел под его рёбрами. Это пересохшее море? После громадного костяка медная дверная ручка, прикрученная к очередному камню, его не так уж удивляет.

Его сердце заметно подскакивает, когда он видит пещеру, а в ней свет. Судя по бликам – от костра. Леголас пошел туда по пологим валунам. Широкий по началу вход сужался, но мужчина надеялся, что он станет шире, образуя что-то вроде комнаты.

– Трандуил? – имя отдалось эхом.

Дрожь. Трандуил поспешно, как будто провинился, одёргивает руки от огня и поднимается на ноги, скрываясь в темноте. Хочет увидеть, ещё больше хочет дотронуться, понять, что это не видение, что… Его предали. К нему не пришли даже через шестьдесят миров, что говорить о сейчас? Нет. Это нужно прекратить.

– Трандуил? – Леголас протискивается в пещерку с гладким, словно зеркало, полом.

– Уходи, – дальше к стене, чтобы прижаться спиной и полностью слиться с темнотой.

Уйти… У него упало сердце.

– Я ищу тебя и когда нахожу, ты говоришь мне уйти?

– Девяносто три, – он моментально подсчитывает миры. – Уходи.

– И что это даст?

Леголас сел у огня. Не греет.

– Я не хочу видеть того, кто солгал мне, – Трандуил с ненавистью смотрит на Леголаса.

– Это в чем же я солгал? – обозлился Леголас.

– Ты говорил, что придёшь. Девяносто три мира! – он берет под контроль свои эмоции. – Я завтра уплыву, можешь больше не обременять себя.

– Обременять?! – Леголас сам не понял, как оказался около Трандуила и ударил его в челюсть. – Я скоро сойду с ума от всего этого! Я ложусь спать каждый раз надеясь, что найду тебя! – ещё удар. – Самовлюбленный засранец, – Леголас, обозлившись, резко разворачивается и идёт к узкому выходу.

Удары материальны – единственное, что есть в этих мирах, – и Трандуил не останавливает Леголаса. Упивается болью, наслаждается ею, ведь он точно живой. Второй удар, куда сильнее, заставляет упасть, и… и чувствуется металлический привкус на языке.

– Ты не знаешь, – с трудом выдыхает Трандуил, не чувствуя нижней челюсти, – что такое быть в полном одиночестве.

– А ты не знаешь, что такое осознать, что никогда не найдёшь свою пару. Это при браслете то! Тебя, наверное, в самом деле держат привязанным к койке в какой-нибудь лечебнице.

– Действительно, откуда мне знать? – слишком язвительно. – Здесь же так весело и много других, с кем я могу поговорить! Я ведь могу поесть, ощутить тепло и просто жить! Конечно же, я не осознаю того, что никогда не найду тебя здесь!

– Иди к чёрту!

Мудак.

Шаги отдаляются, оставляют его в полной тишине. Он итак… в аду. Трандуил, упершись спиной в стену, медленно съезжает вниз и подтягивает ноги к груди, чтобы положить на колени голову. Нужно уходить отсюда, он устал. Лучше бы никогда не встречал Леголаса, лучше бы вообще не было у него пары, ведь так бы ушёл отсюда раньше. Трандуил прижимает пальцы к месту удара и не сдерживает шипения. Это действительно больно.

Ох, да почему он не просыпается, когда это нужно?! Леголас силится, словно пытается поднять штангу, но не выходит. Не видит смысла бродить тут. Ему не нравятся эти темные завихрения в воздухе. Не нравятся кости, которые на концах кем-то поедены. Не нравится и то, что Трандуил такой напыщенный индюк, который… который! Он здесь совершенно один. И Леголас понимает, что его паре куда хуже, чем ему в правильном мире. Вздохнув, мужчина возвращается в пещеру, не желая больше терять время на непонятно что, и с угрюмым видом садится у костра.

Шаги. Неужели Берутиэль решила вернуться? Нет, не хочет сейчас видеть её, ведь снова прогонит и теперь уж навсегда… Растяжимое понятие – навсегда. Трандуил прекрасно знал, ощущал это, что завтра, на берег выйдет кошка, чтобы попрощаться с ним. Хоть кто-то.

Тишина напрягает, к нему никто не подходит, и Трандуил поднимает голову, с нарастающим недоумением смотря на Леголаса. Пришёл. Зачем? Зачем он пришёл, если дал чётко понять об ошибке их связи? Они дали друг другу это понять.

– В детстве любил разводить костры, – легко выходит у него из горла.

Видимо, эта информация не такая важная… Леголас посмотрел на истрепанные тетрадь и книгу.

– Я пытаюсь нарисовать… – ох, черт, забыл (а это, видимо важная). – Са… Сальвадор Дали. Я видел здесь его слонов. Твой мир словно состоит из обрывков моего.

Зачем он рассказывает, если это не имеет никакого значения? Они друг друга обременяют, они друг другу совершенно никто и боль в челюсти это особо ярко доказывает. Трандуил, тяжело вздохнув, упирается лбом обратно в колени, не имея в памяти ничего, что можно рассказать.

– Да скажи ты что-нибудь! – рассвирепел Леголас и кинул в Трандуила мелкий камушек.

– Ты только и можешь, что причинять боль? – камень неприятно врезается в ногу, но мужчина так и не поднимает головы.

– А ты?!

– Я ничего не делаю тебе. Твой вопрос совсем неуместен.

– Ты находишься чёрт знает где!

– И, по-твоему, виноват в этом именно я, да? Что же, ты глуп, хоть я был куда лучшего мнения о тебе.

– Пошёл нахер!

Поговорили. Трандуил поджимает губы, морщась от прострелившей челюсть боли, и старается не думать о том, что, наверное, можно было на сегодня прервать их ссору, оттолкнуть обиды, ведь завтра он уйдёт навсегда. Уйдёт туда, где, наверное, ждёт смерть, потому что… потому что он больше не может так жить. Не может бродить от мира к миру, ждать, когда к нему придёт Леголас, а потом погружаться в темноту, которая начинает для него всё заново.

Леголас вытащил веткой из костерка уголек и принялся ждать, когда тот остынет.

– Расскажи что-нибудь, – Трандуил нуждался в чужом голосе, нуждался в новой информации.

– В Португалии был пожар, в Венесуэле – референдум за независимость. И вообще у них там сейчас крупная заварушка.

– Зачем ты приходишь сюда, если там куда интересней и уже понятно, что я есть только здесь? – Трандуил тяжело вздыхает. – Наверно, ты был прав, когда говорил, что я всего лишь плод твоей фантазии.

– Ты моя пара, – пожал плечами Леголас. – Я не уверен, что выдумал тебя. Так не считают… не здесь.

– Если ты не можешь найти меня в своём мире, значит меня нет. Или я мёртв, или ты просто придумал меня себе.

– Я думаю, что тебя всё же нужно искать в больницах. Мне давали три положительных ответа, но это не был ты.

Может ли быть так, что он на самом деле выдумка Леголаса? Если да, то… то тогда почему он стал жить и функционировать отдельно от него, страдать от одиночества и невозможности выйти за территорию всех этих миров? Слишком много вопросов, на которые, к сожалению, нет ни одного ответа. И никогда не будет.

Уголек остыл.

– Я сейчас забуду, но у меня… – забыл.

Но хоть рисунок помнит. Леголас стал рисовать углем на гладком полу торт, и воцарившееся вновь молчание привлекает внимание даже больше, чем ожидалось, из-за этого Трандуил поднимает голову, смотря на то, как уголёк вырисовывает линии по полу, почти что сливаясь с ним цветом.

– Что это?

– Торт, – он добавил кремовые розочки наверху.

– У тебя день рождения?

– Я… Я не помню. Но я заранее хотел это нарисовать. Наверное, да.

– У меня нет ничего, что я могу подарить тебе.

– Просто хотел сообщить. Знаешь, раз уж на меня действует правило “ничего о себе”, значит ты существуешь.

Трандуил лишь пожимает плечами и упирается подбородком в колени.

– В следующем мире я это проверю.

– А как? – заинтересовался Леголас.

– Лодка стоит на берегу. Я просто уплыву и если больше не приснюсь тебе, значит, не был твоей выдумкой.

– Не смей! – Леголас подскочил на ноги.

– Я устал, Леголас, – мужчина поднимает голову вверх. – Устал от чередования миров, устал ждать тебя, устал ничего не чувствовать.

– Но если со дня на день я найду тебя?

Он подошёл и сел рядом с Трандуилом.

– Я не могу больше. Тысячи миров, в которых нет ничего. Да ещё и ты… тебе вообще всё равно на меня.

– Я тебя сейчас ударю.

– Ты совершенно не понимаешь меня.

– Объясняйся яснее.

Куда яснее, если он уже и так прямым текстом сказал, что устал! Устал от всего этого дерьма, из которого нашёл выход, но его всё равно заталкивают обратно. По макушку.

– Давай уж лучше поцелуемся нормально, пока я не проснулся.

Взгляд, как на идиота, который требует слишком многого и того, что вовсе невозможно получить.

– Нет. Мне лишняя привязанность не нужна. Тебе тоже.

– Ну и дурак.

– Ты не думаешь о том, каково будет дальше. Ты ничего не помнишь, уходя отсюда, я же помню всё до мельчайшей детали.

– Я не помню только твоё имя.

– Это не “только”, Леголас. Это слишком много.

– А ты – ничего.

– Я помню абсолютно всё, что ты мне рассказывал! И не моя проблема, что я не могу выбраться из этих миров!

– Ты помнишь только то, что я записал. Ты сам говорил.

– Это стало отправной точкой. Твоя записка позволила мне не забыть о деталях.

– Но до этого не помнил.

Трандуил откидывает голову назад, бьётся затылком об стену, но это остаётся без внимания. Память… она не нужна ему. Что-то долго не просыпается Леголас в этот раз. Время тянется долго, если вообще оно здесь есть. Вздохнув, Трандуил склоняется вбок и кладёт голову на плечо Леголаса.

– Расскажи о своём мире.

– Одного нет, – негромко начинает мужчина. – Каждый раз что-то новое или то, что было очень давно и позабылось. Помню, однажды я попал в мир, где всё было вверх тормашками и можно было ходить по стенам так же, как и по полу. Был мир, который состоял из лиан, что постоянно извивались, соединялись, пытались вплести меня в своё полотно. И был мир полностью пустой, в котором даже земля была из мелких камушков, но не более.

– А… эта живность, типа твоей кошки?

– Они везде есть. Каждый раз что-то новое, но, например, жирафы, слоны, все, кто сбиваются в стадо, бродят от мира к миру.

– И… Они всегда такие… ненормальные?

– Для этих миров они нормальны. И… я даже не знаю, как сам выгляжу.

– Как я. Ну… В смысле нормально. Одна голова, две руки, две ноги, – он взял руку Трандуила, – пять пальцев.

– Я видел свои руки. И ноги, – он недовольно поджимает губы. – У меня здесь нигде не было зеркал.

– Ты очень красивый, – он погладил светлые волосы.

– Надеюсь, что ты не обманываешь меня, – но внутри становится приятно от комплимента.

– А я красивый?

– Ну-у, как сказать, – с усмешкой тянет Трандуил. – По крайней мере куда лучше, чем те зверюшки, что бегают здесь.

– Так вот, ты красивее меня.

– Нарочно пытаешься меня задобрить перед тем, как снова оставить почти на сто миров?

– Говорю то, что вижу. А что, ты ждал бы меня сто миров?

– В этот раз ждал, как дурак. На ещё один раз меня не хватит здесь, где нет возможности поговорить с кем-то.

– Не уплывай хоть неделю. Я… Я, наверное, приму что-нибудь, чтобы прийти сразу.

– Я не знаю. Это тяжело в сплошной тишине сидеть и ждать часами, когда не знаешь, сколько на самом деле проходит времени и есть ли время вообще.

– Не уплывай, – снова попросил Леголас.

– Ты не придёшь через неделю. В прошлый раз было двадцать дней, в этот раз – почти сто… Я не смогу выдержать, если срок станет в два раза больше, – Трандуил скрещивает руки на груди и прячет ладони в подмышки, словно боясь замёрзнуть.

– Уплывай, если меня не будет через неделю, – предложил Леголас.

Ужасно. Ему не по себе. Трандуил тяжело вздыхает и прикрывает глаза, но почти сразу же открывает их и вздрагивает, стоит только чужой руке лечь на его колено. Медленное поглаживание. Горячая, даже через штаны, ладонь ползёт вверх, останавливаясь лишь на бедре. Мурашки по коже – часть дофамина… Трандуил поднимает голову с плеча Леголаса, почти что сталкиваясь с его губами своими.

– Ты… если я…

Неуверенным Леголас не нравится ему. Трандуил подаётся навстречу стремительно, прерывая бессвязный лепет поцелуем. Просто прижаться своими губами к другим, ощутить тепло, и в груди моментально разливается трепет, когда ему идут навстречу. Поглаживания, ласка, которая обрывается лёгким укусом.

Леголас негромко шепчет извинения за удары, целует челюсть, где расплывается синяк, спускается губами на шею, откинув волосы назад за спину. Трандуил глубоко вдыхает, совсем не противится, когда его тянут на себя, лишь удобней устраивается на Леголасе, вновь ловя его губы своими.

Спектр чувств, ощущений, большую часть из которых не может описать. Трандуил не следит за происходящим со скрупулёзной педантичностью, не обращает внимания и на то, когда они остаются полностью голыми. Тело к телу, кожа к коже, одно сердцебиение на двоих. Трандуил отстраняется, приподнимаясь на руках, и с желанием осматривает Леголаса. Лёгкий румянец окрашивает щёки приятной гортензией; глаза, которые заволокла тёмная пелена желания, казались более голубыми. Нет, синие, синие со штормовым отливом. Приоткрытые губы, что сейчас были куда алыми, как лепестки поспевшей розы; грудь с тёмными ореолами сосков, к одному из которых Трандуил прижимается губами, чтобы почувствовать языком твёрдую горошинку.

Тихий стон, каким он должен был бы быть, отбивается от гладких стен пещеры и возвращается многократным эхом, которое заставляет Леголаса залиться большей краской. Он не понимал, как здесь могло стать враз так жарко, не понимал, почему столь простые прикосновения Трандуила становились более личными для него, более страстными для них двоих. Леголас запускает пальцы в волосы пары, перебирает этот почти белый с едва различимым золотым блеском шёлк, легко тянет, когда губы сжимают сосок и оттягивают его.

Руки проходятся по бокам, спускаются на бёдра, чтобы перебраться на внутреннюю часть со столь чувствительной кожей, бархатной, и Леголас со сладким предвкушением разводит ноги шире, показывая свою готовность. Но его словно не понимают. Пальцы кончиками скользят вверх, вырисовывают узоры на животе, который на столь незамысловатое прикосновение втягивается сильнее. Трандуил перебирается ко второму соску, втягивая его в рот, и одновременно с этим дотрагивается пальцами до члена Леголаса. Горячий. Твёрдый. Линия вверх – прозрачная капля на головке остаётся на подушечке пальца недолго. Трандуил растирает смазку по плоти своей пары, обводит языком сосок, испытывая восхищение, когда Леголас в очередной раз стонет. Громко. И всё равно на то, что пальцы почти до боли сжимают волосы на затылке.

Стоит только выпустить припухший сосок изо рта, как пальцы исчезают с головы. Леголас выгибается, чтобы прижаться к Трандуилу, почувствовать его сильнее, но мужчина приподнимается выше, кладя руку на его грудь.

– Я хочу тебя, – как в бреду, выдыхает Леголас.

Трандуил лишь улыбается, так же, как и в первый день их встречи, и подносит свою руку к губам, нарочно медленно облизывая ладонь. Провокация. Специально, чтобы раззадорить сильнее. Леголас морально готовится к боли, которая обязательно будет, и почти что задыхается от несправедливости. Трандуил прижимается членом к его, обхватывает влажной ладонью и начинает двигать рукой. Приятно, очень приятно, до ярких вспышек перед глазами, ощущать давление чужой плоти, скольжение плотного кольца из пальцев, но он хотел быть полноценной частью своей пары. И всё равно, что это сон, всё равно, что так и не нашёл. Есть только здесь и сейчас.

Движения ладони ускорялись, ладонь накрывала головки, чтобы растереть выступающую смазку. Они двое не сдерживали себя и подавались бёдрами навстречу друг другу, впивались в губы поцелуями, укусами, желая получить и оставить метки. Возбуждение пробегает по оголённым нервам каждую секунду, меньше секунды, вызывая острые пики деполяризации, что, казалось, были такими ощутимыми, отчего впивались и разрывали всё на своём пути внизу живота. Леголас стонет в губы Трандуила и выгибается в спине почти что до хруста в позвонках, пачкая свой живот и чужую ладонь белыми каплями. Мужчина над ним вздрагивает после пары резких движений рукой и изливается ему на живот.

Поцелуй обрывается резко, Трандуил падает на Леголаса. Их дыхания сливаются в одну быструю песню вместе с сердцебиением. Приятно, сладко и… Трандуил чувствует себя так, как ещё никогда за все миры. И теперь кажется, что уход – глупая затея. Есть чувства и… связь. Трандуил глубоко вдыхает и прикрывает глаза, чтобы запомнить этот момент сильнее.

Леголас исчезает быстро. Неожиданно и быстро, и Трандуил просто не успевает, не хочет, удержаться на руках, оказываясь лежащим на твёрдом полу. Одиноко. Потребность в Леголасе… Огонь не гас, огонь был, но тепла не было… Всего лишь неделя? Но неделя – это сколько миров?

***

Да чтоб их всех! Снова звуки. Но он же не заводил будильник! Леголас не ходит на работу сейчас… То, что это был телефон, он понял только тогда, когда окончательно проснулся.

Телефон, что разбудил его, продолжал разрываться от звонков, словно колокол, призывающий укрыться от бедствия. Леголас, ещё сонный, взял трубку и поднёс к уху. Его сознание атаковали целые стаи вопросов, произнесенных приятным женским голосом. Сказав его имя и кто кем приходится в его семье, Леголас наконец понял, зачем было так рано звонить. Умер его дед. Не то, чтобы это произвело на него большое впечатления. Они виделись раз в год и посылали друг другу открытки по праздникам. Да, дед учил его кататься на велосипеде, но сейчас это было таким смутным и далёким…

Леголас ехал забрать его вещи в больницу на другом конце города и перебирал эти туманные воспоминания. Прикосновения, поцелуи, уверенный взгляд, от которого он уже мог кончить… На стойке регистрации ему предложили подняться на третий этаж и подождать там. Наверху миловидная сестра, сидевшая за столом, узнала цель его посещения и ушла вглубь коридора.

Леголас устроился на белом жестком диванчике. Все было настолько стерильно, что почти ничем не пахло. И звуков почти не было. От этого быстро стало скучно. Леголас решил пройтись по правой стороне коридора.

А потом… нет, он не хотел нарушать правила, просто дверь была приоткрыта и эти волосы цвета песка в пустыне. «Трандуил!» – оружейным выстрелом грохнуло в голове. В несколько шагов Леголас оказался у койки. Кожа была тонкая, пергаментного цвета, впалые щеки, нос, словно плавник рыбы. Но это он. Он нашел его!

– Трандуил, – он положил ладонь на овальный лоб.

Не мог заснуть, как обычно после ухода Леголаса. С ним бывало пару раз такое, бывало, что на глазах менялся мир… Это неприятно. Как будто брали и протягивали через ушко иглы, чтобы выкинуть в другом мире. Но сейчас этот каменный мешок пещеры не исчезал, хоть и было неприятное ощущение. Как будто проглотил огонь. Или горячий камень. Уж больно знакомое чувство. А хотелось подольше насладиться негой, воспоминаниями о льнувшем к нему теле.

На твёрдом полу лежать было не особо приятно. Тело затекло, челюсть не переставала ныть, но стоило только Трандуилу выровняться, сесть, как картинка перед глазами пошла рябью. Неужто решил мир измениться? Давно пора. Раз, два, тр… Трандуил давится воздухом, когда к его лбу дотрагивается что-то тёплое. Мужчина моментально прижимает ладонь, чтобы… что? Никогда ещё не было такого. Никогда он не чувствовал в этих мирах тепло из ниоткуда, только тогда, когда Леголас… Леголас?

– Ты слышишь меня, Трандуил? – Леголас погладил мужчину по щеке.

– Мужчина, – возмущённый женский голос окликает Леголаса, – что вы здесь делаете? Посторонним вход запрещён.

Леголас дёрнулся.

– П… простите… Я знаю, но… Но он моя пара, я нашел его после нескольких месяцев поисков, – в подтверждение он быстро закатал рукав, показывая метку.

– Вы должны были согласовать приход, – медсестра, покосившись на браслет, подходит к пациенту, чтобы прочистить трубку в горле. – Мистер Мирквуд в последние недели нестабильный. Его нельзя лишний раз тревожить.

– Я не знал, что он здесь! Я вообще не знал, где он.

Отнять клапан от трубки, чтобы ватная палочка имела возможность собрать накопившуюся слизь. Тело захрипело, не имея возможности нормально дышать, но показатели на мониторе совершенно не изменились.

– Не кричите, – девушка недовольно смотрит на Леголаса. – Здесь вам место покоя, а не публичное место.

– Я ведь могу его навещать?

– У мистера Мирквуда есть доверенное лицо. Больше информации вам дадут на первом этаже, – присоединить клапан обратно, позволяя пациенту нормально задышать.

Но он же его пара… Бросив последний взгляд на Трандуила, Леголас вышел в коридор. Ему вручили вещи деда и краткую инструкцию, что делать дальше. Леголас отправился на первый этаж.

– Эм… Мисс? – обратился он к медсестре за стойкой регистрации.

Женщина поднимает взгляд на потревожившего, но не больше, чем на секунду, вновь возвращаясь к заполнению бланков.

– Родильное крыло с другой стороны здания.

Он что, так похож на взволнованного папашу?!

– Нет-нет, я не с этим. Третий этаж, триста вторая палата, кто доверенное лицо того плацента? Мне нужно с ним встретиться.

– Кем вы являетесь пациенту? – медсестра отыскивает в одном из многочисленных ящиков нужную папку.

– Я его пара, – он чувствовал себя немного глупо, когда говорил это.

Леголас опять показал браслет. Сравнить с последним отчётом, и женщина, недовольно запричитав о том, что семнадцать лет никому не нужен, а тут вдруг спохватились, выписывает номер на белый стикер.

– Элронд Ривенделл. Звонить можете с восьми утра до одиннадцати вечера, – она протягивает Леголасу бумажку.

«Семнадцать лет…» – обескуражено повторил в мыслях Леголас и забрал бумажку.

– Спасибо, мисс.

Решив, что дело ждать не станет, Леголас пристроился на очередном жестком диванчике, поставив пакет с вещами между ботинок, и набрал номер Ривенделла. Долгие гудки, которые где-то там отражаются музыкой.

– Я слушаю, – глубокий голос прерывает гудки.

Нужно было обдумать разговор заранее. Теперь он чувствует себя идиотом.

– Мистер Ривенделл? Мое имя Леголас Ласгален. Я звоню вам по поводу вашего друга. Трандуила.

– Если это опять какой-то розыгрыш, что вы являетесь его сыном, то я не намерен вас слушать.

– Нет… – пролепетал он. – Я… Я его пара. Это правда. У меня есть браслет. Я видел его во сне. Я нашел Трандуила только что. Буквально десять минут назад.

Тишина затягивается на непозволительные длительные секунды, и на другой стороне “провода” тяжело вздыхают.

– Чего вы хотите?

– Чтобы вы разрешили мне посещать его.

– Я не знаю, как вы прознали о том, что у Трандуила появился браслет, и совершенно не имею понятия, на каком основании вам дали мой номер, но не звоните больше сюда. Возымейте совесть, мало того, что террористическая атака, кома, так ещё и состояние, которое ухудшилось.

– Но я правда его пара. Вы можете сравнить наши браслеты!

– Мальчик, знаешь, сколько было таких, как ты, за эти семнадцать лет? Сто двадцать девять людей, которые пытались поймать наживу. Ещё раз позвоните сюда, и с вами уже будет разговаривать полиция, – слишком жёстко и Элронд сбрасывает вызов.