Текст книги "Худший Лучший Ученик (СИ)"
Автор книги: "LisaAliza"
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)
Глава 6. Финальная №1, или Издержки образовательной системы.
Сёмка подскочил испуганно, забрыкался, оглядываясь на меня.
– Эдуард Борисович! Что вы....
– А ну заткнись! – рявкнул я, совершенно зверея.
Вот ведь гадёныш! Сначала высмеивал меня при всём классе, а теперь, гляньте-ка, захныкал.
– Вы не можете, Эдуард Борисович! Я – ваш ученик!
– Ещё как могу, Сёма... – я по-прежнему вжимал его в подлокотник кресла.
Сёмка лягнулся слабо, и я вдруг замер.
Да что же я делаю? Меня ведь посадят!
– Демаков, – я выпрямился, грозно сложив руки на груди. – Кыш отсюда.
Сёмка забарахтался, подтягивая штаны. Потом поднялся, шагнул от меня. Поглядел сердито.
– Эдуард Борисович, неужели это всё, чему вы можете научить школьников?
– Что? – я поперхнулся.
Белобрысый вундеркинд смотрел на меня исподлобья, обиженно сверкая глазёнками.
– Как же вам выдали диплом, Эдуард Борисович? Должно быть, вы заработали его... каким-то другим способом?
Ах ты засранец этакий!
Он что, действительно напрашивается?
– Демаков, – я скрипнул зубами. – Ещё одно подобное слово, и ты отчислен из школы.
Тот захлопал ресницами.
– Как хотите, Эдуард Борисович. Думаю, это будет хороший сюжет в новостях, только представьте, – он всплеснул руками, – призёра олимпиады исключили из школы, так как его классный руководитель оказался неуравновешенным гомосексуалистом!
Всё.
Доигрался.
Я подлетел к Сёмке, ухватил его за ворот, впечатав в стену.
– Демаков, какого чёрта тебе нужно от меня?!
Тот только сопел прерывисто.
– Ведь это шантаж, да? – я, склонившись, шипел ему в лицо. – Тогда, будь добр, объясни, чего ты хочешь, Сёма?!
Мальчишка задумчиво наморщил нос.
– А как вы сами думаете, Эдуард Борисович? – он неловко пожал плечами. – Может, я просто хотел посмотреть, как вы себя поведёте? – кашлянул тихо. – А может, хотел сделать кое-какие выводы...
– Какие ещё выводы, мать твою? – я несильно тряхнул его, по-прежнему прижимая к стенке.
Мальчуган быстро облизнул пересохшие губы, заставив меня невольно уставиться на юркий розовый язык.
– Я всё думал, Эдуард Борисович, как вы это делаете с мужчинами? ...Вы? Или Вас? Наверное, всё-таки, второй вариант? Вас это не ущемляет? – Сёмка опять захлопал ресницами.
– Ч... что? – меня уже просто трясло от ярости.
– Как же так, Эдуард Борисович? Как можно доверить человеку обучение детей, если ему даже свою попу никто не доверил?
– Попу, говоришь?! – я отбросил его к дивану.
Сёмка пискнул, плюхнувшись на спину.
– Ну, конечно, Эдуард Борисович, – паренёк тяжело сопел, – наверное, обидно быть всегда в роли женщины?
Я навис над ним, намереваясь дать затрещину, но вместо этого зачем-то ухватил его лицо двумя руками.
– Сёма... знаешь... в роли женщины сейчас будешь ты...
Знает. Всё он прекрасно знает.
Как-никак, лучший мой ученик.
Семка вдруг закрыл глаза, приоткрыл рот призывно.
Я так и держал его лицо в руках, проводя большими пальцами по разрумянившимся щёчкам. Надо же, выпускник, а выглядит, как семиклашка, ну ей-богу. Я разглядывал его дрожащие веки, кончик языка между приоткрытых губ. Он совсем не боялся, просто ждал послушно.
Задержав дыхание, я склонился к его губам. Вот сейчас мальчуган подскочит возмущённо, снова начнёт свои ядовитые выпады. Но Сёмка только приоткрыл рот чуть шире.
Совсем как тогда, во сне. Как не вовремя я вспомнил, однако.
А может, наоборот, вовремя.
Ещё пару секунд я собирался с духом, а потом ухватил мальчишку за загривок и решительно накрыл его губы своими.
Сёмка не сопротивлялся, позволил моему языку скользнуть внутрь, засопел мне в лицо. Его затылок лежал на моей ладони, и я осторожно целовал мальчика, пробуя на вкус этот капризный рот, наговоривший столько гадостей за последние несколько дней. Какой же он мягкий, хрупкий, будто цыплёнок. Запустив руки под школьную рубашку, я уже вовсю ощупывал паренька, а тот и не думал противиться. Только чуть приподнялся, будто призывая снять штаны...
Что я творю?
А Сёмка, будто почуяв моё смятение, засопел чаще, обхватил вдруг меня руками, слабо прижимая к себе. Прильнул дрожащим тельцем, вцепился намертво в мой пиджак. И у меня окончательно сорвало крышу.
Я уложил Сёмку на лопатки, поспешно стягивая с него брюки. Тот приподнял зад, помогая.
Что же ты делаешь, Сёма... Я же...
Парнишка задрыгал ногами, полностью избавляясь от штанов. Теперь он лежал подо мной в одной расстёгнутой рубашке, взлохмаченный, раскрасневшийся, глядя на меня не то с испугом, не то с любопытством.
Подался навстречу, когда я, навалившись, прошёлся поцелуями от ключиц вниз к животу, развёл ноги шире.
– Сёма, – я сунул два пальца мальчишке в рот, – Сёма...
Тот облизал послушно, без единого звука, опустив глаза.
Скажи он хоть слово, и я остановился бы, пришёл в себя, отрезвел наконец. Но паренёк молчал. Только ещё развёл колени.
Я прошёлся по промежности дрожащей ладонью, чуть скользнул указательным пальцем внутрь.
Сёмка сжался непроизвольно, и ввести второй палец оказалось немного сложнее.
Как же я тогда... Я же порву его.
И, опустившись на корточки, не переставая прокручивать скользкие пальцы, я лизнул поджавшиеся яички, прошёлся языком по члену, тут же вбирая в рот целиком. Сёмка всхлипнул, заметался, а я клацнул пряжкой, судорожно стягивая свои брюки. Ещё несколько нетерпеливых движений, и я выпустил его член изо рта, убирая пальцы и пытаясь вжаться влажной головкой в крохотный проход. Сёмка зажмурился, вцепился в диванную обивку.
Нет, так не получится. Слишком уж узко – паренёк не мог совладать с собой, а обучать мальчугана расслаблять анус не было времени. Набрав больше слюны на пальцы, я смочил проход и начал осторожно вдавливаться внутрь.
Давно же у меня так не стоял.
Сёмка застонал тихо, наморщив нос, но вырываться и не подумал. Только машинально сжался ещё больше, да так, что у меня в глазах потемнело. Какой же он узкий, не протолкнуться почти.
Я навис над ним, упираясь ладонями по обе стороны, разглядывая нахмуренное напряжённое личико. Тот еле дышал, сопел сбивчиво, сжимался внутри рефлекторно. Я двинулся, входя глубже, и Сёмка охнул тихо, распахнул глаза, встретившись со мной взглядом. И вдруг облизнулся, медленно, неуверенно.
Господи.
Я вошёл до упора, плавным толчком, и больше уже не мог остановиться. Двигался в нём сначала осторожно, боясь покалечить мальчика, потом всё сильнее, уже не слыша его болезненных вздохов, вышибая жалобные всхлипы, будто наказывая за все его недельные выходки и издевательства. Ухватил за бледные бёдра, навалился всем телом. Сёмка пискнул сдавленно, забарахтался, и я, сунув руку между тел, сжал его член, помогая. Парнишка выгнулся, прижимаясь ко мне животом, захныкал, и через несколько секунд кончил в мою ладонь.
Внутри он сжался так, что ещё пара движений – и я, подхватив его под дрожащие ягодицы, кончил следом, толкаясь в тугой горячий проход. А потом, уже ничего не соображая, отчаянно впечатался губами в его приоткрытый рот.
Глава 7. Финальная №2, или Высокоморальные мытарства.
Часы на стене мерно отсчитывали секунды, а я так и лежал на Сёмке, полуголый, вжимая его в диван, боясь пошевелиться.
Постепенно в голове начинало проясняться, и я, приходя в себя, начал осознавать происходящее.
Что же я натворил.
Трахнул его, совсем ещё ребёнка, по сути.
Прямо здесь, в учительской, на любимом диване Надежды Исаевны.
Сёмка лежал подо мной молча, румяный, растрёпанный, еле дыша. Я неуклюже слез с него, надел штаны, искоса разглядывая Сёмкину бледную фигурку. Тот смотрел на меня из-под ресниц, без единого звука, и мне вдруг стало настолько гадко, что я плюхнулся в соседнее кресло, обхватив голову руками. Как я мог сделать такое с собственным учеником?
Прав был Сёмка – диплом мне получать точно не стоило.
– Сём, прости меня... – пробормотал я как-то совсем уж не по-учительски.
Мальчик молчал.
Я шагнул к нему, присел на корточки, дрожащими руками натягивая школьные брюки, пребывая в какой-то отвратительной смеси стыда и отчаянья. Что же теперь будет...
– Эдуард Борисович...
Я застыл.
– Что, Сём? – я зачем-то взял его за руку, теребя пальцы, будто пытаясь отогреть.
– Я пить хочу... – слабо выдохнул паренёк, снова прикрыв глаза.
В какой-то аморфной прострации я направился к графину, плеснул воды и вернулся к Сёмке, так и замерев рядом.
Мальчуган приоткрыл один глаз.
– Ну что же вы, Эдуард Борисович, я ведь так умру от обезвоживания, – наморщил он носик.
Капризный засранец...
Я выдохнул, протянул ему воду. Сёмка тут же принялся жадно пить, вцепившись в стакан бледными ручонками. Потом приподнялся на локтях, глянул на меня недовольно:
– Эдуард Борисович, могли бы и помочь!
Да что же это такое...
Я усадил Сёмку, и он тут же сморщился болезненно.
– Какой же вы грубый, Эдуард Борисович.
– Сёма, я...
– Разве можно было так обойтись с лучшим учеником?
Я склонился к его раскрасневшемуся лицу, чувствуя, что снова начинаю ощутимо злиться на несносного паренька:
– Сёма... Тебе не кажется, что ты сам... напрашивался?
Тот заморгал, застёгивая брюки.
– Напрашивался? На что, Эдуард Борисович? Чтобы меня изнасиловал классный руководитель?
Я в сердцах хлопнул себя по лбу, усевшись рядом на диван.
– Сёма... Ну чего ты хочешь? Чего ты, мать твою, добиваешься? Зачем ты так себя ведёшь? – и, чуть тише, – ты ведь, действительно, сам напросился...
– Тогда зачем вы спрашиваете, Эдуард Борисович?
– Затем, что это невозможно, Сёма!
– Почему же? Вы же только что сами...
Я в отчаяньи запустил пятерню в волосы.
– Это... невообразимо!
– Невообразимо? То есть, вы не воображали это, Эдуард Борисович?
– Сёма, это ненормально... хотеть переспать с преподавателем...
– Поче...
– ...Ненормально для мальчика твоих лет!
– Эдуард Борисович, – Сёмка важно нахмурился, – вы, как педагог, должны понимать, что в моём возрасте половое созревание как раз достигает своего пика, и я...
– Демаков!!
– А? Теперь вы меня отчислите? За то, что сами отымели?
Невозможный ребёнок.
Однозначно худший Лучший Ученик из всех, что я видел.
– Нет, Сёма. Полагаю, лучше мне уволиться самому, – сухо отчеканил я, направляясь к двери.
Сёмка молча глядел вслед.
Что за?... Не заперто?
– Ой... – паренёк деланно закатил глазёнки, – простите, дверь-то я за собой и не закрыл...
Я обескураженно повернулся к нему.
– Но ведь никто не зашёл! Здорово, правда, Эдуард Борисович?
– Так вот что ты задумал, да, Демаков? Хотел меня под областной скандал подвести? Значит, поэтому ты сам тут передо мной ноги раздви...
– Вовсе нет, Эдуард Борисович! Раздвигал я, потому что мне было приятно, – Сёмка будто смутился на долю секунды, – а дверь не запер, потому что подумал, что это может быть забавно... – невинно захлопал он ресницами.
Забавно? Он хоть понимает, чем это могло для меня обернуться? Вот гадёныш-то.
– Позабавиться, значит, хотел? – я сложил руки на груди, подперев спиной дверь. – И как, видимо, не вышло, да, Сём?
– Почему же не вышло, Эдуард Борисович? – звонко пропел Сёмка. – Очень даже замечательно вышло! Вот только у меня теперь попа болит... – надулся он деланно.
Проклятье, что же он говорит?
Ещё немного, и я опять начну возбуждаться.
– Демаков, ещё одно слово, и я...
– Нет, Эдуард Борисович!! Там ещё больно, проявите гуманность, вы же преподаватель!
Я бросился из кабинета.
– Постойте!
Ну что ещё задумал этот засранец?
– Знаете, Эдуард Борисович, – голубые глаза нахально уставились на меня, – я вот подумал, если мне там больно, может быть, я сейчас смогу... по-другому?
Эпилог, или пикантные причуды орфографии.
Школьный двор был битком забит народом.
Ошалевшая толпа выпускников носилась по кустам, гогоча на всю округу. Родительский совет чинно попивал шампанское, не без основания полагая, что ещё час-другой – и их отпрыски под надзором завуча дружно навалятся на первый в их жизни условно-разрешённый алкоголь.
Ко мне «на поклон» выстроилась целая шеренга родителей, благодарственно вручая то конфеты, то коньячок, то фрукты, то ещё чего. Холодильник пополнять теперь не скоро.
Объявили заключительную официальную часть, и орава моих шалопаев, предвкушая скорую массовую попойку, бросилась слушать последнюю в их жизни уныло-торжественную речь нашего глубокоуважаемого директора.
Я остался стоять чуть в стороне, благо что и здесь всё было прекрасно видно и слышно, а толкаться с ребятами я не хотел.
Рядом со мной, почти бок о бок, стоял мой лучший ученик.
– Эдуард Борисович, перестаньте так улыбаться. Это же не этично...
– Сёма, – я протянул одними губами, всё так же улыбаясь во весь рот, – ты хочешь факультативное занятие по этике?
– Нет, Эдуард Борисович! После вчерашнего внеурочного занятия по социологии я до сих пор не могу сидеть...
– Сёма, ты каждый раз не-можешь-сидеть. А потом прекрасно садишься, позволь заметить. И даже инициативу не отдаёшь.
– Сегодня этого не будет, Эдуард Борисович!
– Это почему же?
– Сегодня особенный день. У меня выпускной, к вашему сведению.
– Конечно. Но ничто не мешает тебе остаться после празднования.
– Я же буду пьян, Эдуард Борисович! И вам придётся везти меня к себе домой! Кстати, я съел ваше мороженое из холодиль...
– Что?
– Мне нужно было охладиться! У меня молодой растущий организм!
– А у меня, значит, нет?
– Ну что вы, Эдуард Борисович! Очень даже растущий. Особенно иногда, местами...
– Ещё слово, Сёма, и я...
– Вы – что? Как видите, я уже выпускник, так что вы опоздали с отчислением. Вы ведь это хотели сказать? Мол, исключите меня, да?
– Нет. Оттрахаю твою мелкую задницу так, что ты у меня до университетских вступительных не присядешь.
– Так вот что вы имели в виду, говоря, что будете помогать мне с институтом?!
– Именно, Сёма.
– Но это не гуманно! Вы же этот, педа...
– Педагог.
– Кто-кто?
– Так...
– Ой, я опять спутал? А как правильно пишется, педагог или педофил?
– Демаков, мать твою!
– И можно по буквам? Так забавно! Помните, как я просил вас каждый раз написа...
– Сёма.
– Вы ещё так смешно сердились! А никто и не понимал, в чём де... АЙ!!! Что вы дела...
– Смешно сердился, говоришь?
– Куда вы меня...
– В мой кабинет, Демаков. Покажу тебе, как пишется. По буквам.
– Но ведь фуршет начина...
– Не волнуйся, не заметят. Пару раз напишем и всё.
– Пару раз?!
– Да, Сёма. Так сказать, для закрепления материала.
– АЙ!!! ЭДУАРД БОРИСОВИЧ!!!
