Текст книги "Шаман (СИ)"

Автор книги: Лера

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Лера

Шаман

  Рынок рабов был не самым приятным местом на земле. А если уж по чести, то это было, пожалуй, самое отвратное место. Я, в соответствии со своей ролью, брезгливо морщилась, подбирала полы плаща и глубже натягивала капюшон. Управляющий, завидев знак моего рода, расстелился шелковым покрывалом, разлился патокой вранья и лживых комплиментов. Теперь я уж морщилась по-настоящему.

  – Госпожа Юлана, такая честь для нас, – колыхался этот тип. Я дернула уголком губ – брезгливо, разумеется, и управляющий сменил подобострастный тон на деловой. – Что желает сиятельная госпожа?

  – Раба. Молодого, сильного раба. – Надменно ответила я. Управляющий справился с сальной понимающей улыбкой, и снова заюлил, расписывая все достоинства своего товара.

  Товар был выставлен лицом, что называется. Вереница мужчин была бесконечной. Молодые, молоденькие, зрелые мужчины, мужики и старики. Я неспешно шагала вдоль длинного ряда, бросая на каждого пристальный взгляд. На троих кивнула, не обращая внимания на словесный понос спутника. Молоденький совсем паренек (вряд ли у него еще борода растет), дюжий дядька с окладистой бородой (наверняка, северянин), и хромой мужчина. Первого к кухне, второго к воротам, третьего к лошадям. Осталось только найти личного охранника. С этим и была беда – самая настоящая. Я была в поиске уже второй месяц, и подозревала, что искомого так и не обнаружу.

  – Это все, что вы мне можете предложить? – скучающе спросила я, прервав собеседника на полуслове.

  – Госпожа Юлана, это лучшие рабы, что у меня есть, – с придыханием заверил управляющий. Я дернула плечом.

  -Тогда покажи остальных.

  – Как прикажет сиятельная, – управляющий резво засеменил вперед меня. – Но я хочу предупредить, что лучших вам нигде не найти, кроме как у меня!

  – Я услышала тебя. – В голосе моем такой холод, что кажется, еще чуть-чуть, и у управляющего с носа свиснет сосулька.

  – Вот. Это негодные рабы, госпожа. Непокорные, непочтительные и опасные. Я бы не советовал вам приобретать, кого бы то ни было из них, госпожа! Себе в убыток говорю!

  Я покосилась на него с интересом. И, правда же, себе в убыток....

  Эти рабы сидели в клетках. Кто-то сидел неподвижно, кто-то метался в клетке, кто-то пел, в общем, развлекались люди, как могли. Мое внимание привлек один. Мало того, что в клетке, так еще и прикованный цепями к стене, весь в кандалах, ошейнике – жуть, в общем. Я немного на него потаращилась, потом повернулась к управляющему.

  – Кто он?

  – Варвар с Островов, госпожа, – управляющий таинственно понизил голос, отводя меня от клетки. – Очень опасен, госпожа Юлана!

  – Почему весь скован? – проявила я интерес. Управляющий тяжело вздохнул:

  – Дикий совсем, нашего языка не знает, или притворяется....

  – Но не битый, – задумчиво протянула я. Управляющий возмущенно заколыхался:

  – Как можно, госпожа, свежебитый! Только на этой сволочи все заживает за ночь!

  – Откуда он у тебя?

  – Перекупил у коллеги, – маетно вздохнул он. – Теперь мучаюсь.

  – Понятно. Открой клетку.

  – Госпожа, это опасно!

  – Забыл, кто я? – спокойно спросила я. Управляющий сбледнул и полез за ключами.

  Я шагнула в клетку, рассматривая мужчину. Большой. Только отощавший, как видно. Мускулы бугрятся, грудь как две сковородки, живот – как стиральная доска. Кожа гладкая, бронзовая от загара. Волосы цвета льна, тоже выбеленные солнцем. Из одежды – только полотняные штаны, и те драные. Шаг вперед. Меня из-под полу прикрытых век внимательно изучают темные глаза. Еще шаг. Мускулы на руках напрягаются, ладони удобнее перехватывают цепи. Еще шаг. Резкий рывок мне навстречу, насколько позволяют цепи, и меня обдает жаром его тела. И, правда, дикий. Длинный нос еле слышно втягивает воздух возле моей шеи.

  Где-то там, на периферии, верещит управляющий, к нам бегут какие-то люди, но я взмахом руки запрещаю вмешиваться.

  Прислоняюсь своим лбом к его лбу, смотрю исподлобья, чуть улыбаясь. Спрашиваю на старом Островном наречии:

  – Если куплю тебя, убьешь меня? – Едва заметное удивление в сузившихся глазах, потом утвердительный кивок. – А если куплю и отпущу, убьешь? – едва заметная пауза, потом снова кивок. Утвердительный. – Пойдешь со мной?

  – Пойду, – тихо рычит он. Я прикрываю веки, отхожу от него.

  – Заверните, – вздыхаю я.

  – Госпожа Юлана, – укоризненно говорит управляющий. – Как вы нас напугали!

  – Это обычная на меня реакция, – успокаиваю я его, расплачиваясь на ходу. – Куда присылать, знаете.

  ***

  Я успела принять ванну, сменить одежду на более привычную, и даже поужинать, когда в ворота робко постучали. Накинув плащ, вышла во двор, открыла ворота. Большая повозка и вереница напуганных людей вползла во двор. Я пересчитала людей, заглянула в повозку, и махнула вознице рукой. Тот отвязал от повозки запасную лошадь, оседлал ее, и покинул нас. Закрыв ворота, я хлопнула в ладоши, привлекая внимание людей.

  – Все в дом. – Я пошла первой, показывая дорогу. – Садитесь. Мужчины за этот стол, женщины за этот.

  Люди поспешно расселись, косясь друг на друга, и на столы – там стоял скромный ужин по числу присутствующих.

  – Итак. Меня зовут госпожа Юлана. Так ко мне и обращайтесь. Завтра я расскажу об обязанностях каждого, а сегодня вы должны поесть, помыться и отдохнуть. Понятно?

  – Да, госпожа Юлана, – отозвался нестройный хор голосов. Я кивнула на столы:

  – Тогда, ешьте. – Я отошла к окошку, запрыгнула на подоконник и принялась колдовать над цветком, изредка бросая взгляды на слуг. Дождавшись, пока люди поедят, спрыгнула с подоконника, снова хлопнула в ладоши. – Я покажу вам, где купальни. Мыться всем без исключения, тем, чем покажу. Это приказ, понятно?

  – Да, госпожа Юлана, – вполне бодро откликнулись люди.

  – Это купальни. Вода греется здесь, справитесь, я думаю. Мужики, натаскайте воды. Спать вам вот здесь. – Я открыла следующие двери. – Так, я встаю в семь, и надеюсь завтра увидеть завтрак на столе.

  Люди растеряно переглядывались. Я только собралась уходить, как шлепнула себя рукой по лбу.

  – Чуть не забыла! – Сжала ладонь в кулак, пошептала туда. Раскрыла ладонь, дунула. Над людьми взметнулись маленькие лепестки, тут же найдя себе на них пристанище.

  – Надеюсь, нет нужды говорить, чтобы обошлись без глупостей? – ласково проговорила я, обводя замерших людей взглядом.

  – Нет, сиятельная госпожа, – поклонилась одна из женщин.

  – Госпожа Юлана, – поправила я. – До завтра.

  Наверху меня ждала моя головная боль – варвар с Островов. Разумеется, не притронулся и пальцем к еде, которую я для него оставила. И, конечно, попытался меня убить, едва я только шагнула за порог. Цепкие пальцы наверняка оставили следы на моей шее. Притормозив его заклинанием, я аккуратно освободилась из захвата, поправила воротник рубашки, вздохнула, и отпустила его. Варвар сверлил меня взглядом, тяжело дыша. Я грустно предложила:

  – Может, поговорим?

  – Говори.

  – Давай, я буду говорить, а ты есть, – предложила я. Он отрицательно покачал головой. Я вздохнула, подошла вплотную, взяла его за запястья. Кандалы упали на пол. Следом прогремели цепи, ошейник, еще кандалы, еще цепи, браслет, рабская печать....

  – Свободен, – я пнула кучу железа и отошла в сторону. Варвар не двинулся с места.

  – Зачем ты меня купила? – тяжело спросил он. Я живо откликнулась:

  – Мне нужен личный охранник. Верный и преданный. Помощник, можно так сказать.

  – И ты меня увидела? – поразился он. Я дернула плечом.

  – Нет, тебя я просто пожалела.

  – Меня? – прорычал он.

  – Тебя. Помер бы там, дурак. – Я взяла яблоко с блюда, откусила. – Теперь ты свободен, и волен идти куда пожелаешь и делать, что пожелаешь.

  Мужик сжимал и разжимал кулаки, тяжело дыша.

  – Найду кого-нибудь, наверное, – продолжила я, устраиваясь на подоконнике.

  Он медленно подходил ко мне, крадущимся мягким шагом. Видимо, это должно было меня напугать. Ну-ну. Дошел до меня, оперся руками по бокам от моей задницы. Я подумала и раздвинула ноги, подпуская его еще ближе. Варвар навис надо мной, снова обдавая жаром тела. Я продолжала грызть яблоко, с интересом ожидая продолжения.

  – Ну, что еще тебе надо? – недовольно спросила я, выкидывая огрызок в окно. – Тебя отпустили на все четыре стороны, а ты тут торчишь, смущаешь порядочную женщину! Убить себя не дам, кстати. – Уточнила я. Он зарычал, и отпрянул от меня.

  – Я останусь. На три года. Потом уйду. – Поставил меня он перед фактом и сел за стол.

  – Здорово, – порадовалась я. – А то так надоело по городу мотаться, ты бы знал! Как тебя называть-то?

  – Клин.

  – Меня при посторонних надо звать госпожа Юлана, а наедине – как хочешь. Так. Что от тебя требуется. Быть при мне все время. Постоянно, не выпускать из поля зрения. Ты же сильный? Вот, значит, когда мне становится плохо – берешь на руки, тащишь сюда, даешь нюхать вот это, – я показала синий флакон. – Если я начинаю орать во сне, будишь. Если глаза у меня посинеют, обнимаешь и крепко держишь, пока глаза нормальными не станут. Собственно, твоя задача – не допустить моего увечья любой ценой. Все понял?

  – Ты кто?

  – Я? Женщина. А что?

  Глухое утробное ворчание.

  – Ладно, с этим разобрались. Со слугами не задираться, женщин не обижать. Сейчас ты моешься, и через час приступаешь к своим обязанностям. – Я спрыгнула с подоконника, и пошла нагревать воду.

  ***

  Клин отмытый мало отличался от Клина немытого. По крайне мере, на вид. На запах – отличался довольно сильно. Зашел в комнату, стал возле двери, подпирая стену спиной, вперил в меня взгляд. Я машинально кивнула ему, и продолжила чертить Знак на стене.

  – Ты ведьма? – боги, а сколько презрения-то в голосе!

  – Нет. Я жрица.

  – Есть разница?

  – И существенная. Не отвлекай меня.

  Не торопясь, я закончила чертить Знаки, отряхнула руки и принялась раздеваться.

  – Подойди ближе, – попросила я.

  – Зачем?

  – Ловить меня будешь. Я буду падать, а ты – ловить.

  Клин подошел вплотную, как будто, снова обнюхивая меня. Я аккуратно расстегнула тонкую цепочку, и швырнула ее в Знак. Вспышка, и меня кружит в водовороте боли. Крепкие руки держат меня, не дают окончательно слиться с этой болью, и я цепляюсь за них, пока боль не уходит окончательно. Открываю глаза, встречаюсь взглядом с напряженными черными глазами.

  – Спать теперь, – вяло попросила я, и Клин послушно несет меня в расстеленную кровать. Сам садится на пол рядом с изголовьем. – Ложись рядом. Домогаться не буду. – Здорово, сил еще осталось на иронию.

  – А не боишься, что я буду?

  – Напугал ежа голой жопой, – фыркнула я и закрыла глаза, проваливаясь в сон.

  За ночь я просыпалась несколько раз – вернее, меня исправно будил Клин. Когда край неба немного посветлел, я встала, и пошатываясь, пошла в ванну. Клин топал следом. Я плюхнулась в горячую воду и застонала. Меня тут же выдернули из блаженной неги. Я поболтала мокрыми ногами в воздухе, и смирно попросила:

  – Положи обратно!

  – Ты стонала.

  – Женщина может стонать не только от боли, – просветила я его, забираясь обратно в воду. – Но еще и от удовольствия.

  – А то я не знаю, – хмыкнул он, садясь на пол рядом с бадьей.

  – Кто ж тебя знает! – Я усердно добавляла всякие травы в воду.

  – Что это?

  – Это травы. Тонизирующий сбор. Чтобы почувствовать себя человеком, а может быть, даже женщиной, – охотно вступила я в диалог.

  – Ты и так женщина. – Буркнул он.

  – Мне приятно, что ты это заметил, но выглядеть женщиной, и чувствовать себя таковой – две большие разницы! – продолжала я болтать. Клин тяжело вздохнул. – Клин?

  – Что? – мрачно отозвался он.

  – А почему ты остался? Тебе же это противно.

  – Я никогда не оставляю неоплаченных долгов.

  – Я так и думала.

  – И воспользовалась этим.

  – Ну, а что мне оставалось делать? Времени у меня оставалось в обрез, а кроме тебя кандидатов не было. Ты меня ненавидишь?

  – Да. – Короткий, лаконичный, а главное, честный ответ. Обожаю этого мужика.

  – Ты не переживай. Три года – это много. Через полгода будешь уже на свободе, – попыталась я его утешить.

  – Я сказал – три года, значит, три года.

  – Тебе уже через полгода некому будет отдавать долг, – попыталась я доходчиво ему объяснить. Угрюмое непонимание в ответном взгляде заставило меня вздохнуть и оставить эту тему. – Ладно. Эта неделя будет для тебя напряженной, потом будет полегче.

  В ответ – тишина. Спит, что ли? Я свесилась с бортика бадьи и заглянула Клину в лицо. Нет, не спит. Мрачный ответный взгляд, и я снова залезла в воду.

  Ближе к обеду мой охранник разродился новым вопросом, от которого я чуть не подавилась:

  – Какой богине ты служишь?

  Я старательно откашлялась, вытерла слезы, и уточнила:

  – С чего ты взял, что я служу богине? Может, богу?

  – Богине.

  – Ну, раз ты знаешь, что Богине, попробуй сам догадаться, какой, – хмыкнула я и потрогала стекло. Там, за окном кружился первый снег. Клин насупился, и повторил вопрос. Я вздохнула, подышала на стекло и грустно ответила:

  – Маске.

  Далее следовала непереводимая игра слов, суть которой сводилась к тому, что все бабы ведьмы, а я среди них первая. Я выслушала с интересом и спросила по окончании тирады:

  – Ты из-за бабы в цепи угодил, что ли?

  Тирада пошла по второму кругу, и я сделала вывод, что угадала.

  – Клин, ты не переживай так, – посочувствовала я. – И вообще, какая принципиальная разница тебе, какой Богине я служу? Я же не спрашиваю, чей ТЫ жрец.

  Клин как будто налетел на невидимую стену, запнувшись на вдохе. Потом осторожно, как будто ступая на тонкий лед, спросил:

  – С чего ты взяла?

  Я хмыкнула, соскочила с подоконника, пританцовывая подошла к нему, приложила ухо к его груди, там, где мощно стучало сердце. Рубашку, кстати, он так и надел. Клин окаменел, не пытаясь оттолкнуть меня. Я царапнула ногтем гладкую кожу, отошла, вздыхая.

  – Он у тебя – там. В сердце.

  – Не правда.

  – Правда, – я обернулась, с удивлением рассматривая мрачное лицо мужчины. – От того, что ты на него обиделся, он никуда не ушел.

  – Я...

  -Ты, ты, – я почти силком усадила Клина на кровать, легла, положив голову ему на колени. – Ты думаешь, зачем я к тебе так близко подходила? Сначала подумала, что мне показалось, потом посмотрела как следует, поняла, что не ошиблась.... Простой человек не сможет смирить Жрицу, когда у нее ломка. Каким бы сильным он не был. – Снизу его лицо казалось комично-серьезным. – Через полгода ломка закончится.

  -Я уйду через три года, – мою голову спихнули с колен. Я пожала плечами и переползла по кровати, устраиваясь на подушках.

  – Когда у меня закончится ломка, ты физически не сможешь со мной находиться рядом, – продолжала я растолковывать Клину очевидные вещи.

  – А может что-то помешать ломке? – странный вопрос с моей точки зрения. Я улыбнулась и перевернулась на живот.

  – Уже нет, – ответила я, помахивая ногами в воздухе.

  – Может, оденешься? – наш разговор скачет, как блохи на собаке....

  – Не хочу, – я капризно наморщилась. – Мне противно в одежде. Ты уже потерпи немножко, я завтра или послезавтра уже смогу одеться.

  – Это сложно терпеть, – рыкнул Клин, отворачиваясь. Я вздохнула и оглядела себя. Да уж, красивого во мне мало – кожа да кости, ребра торчат даже из живота, коленки и локти торчат, ноги – как палочки.

  – Ну, извини. Ломка много сил забирает у тела. Потом наем.

  – Ты похожа на Морскую деву, – неожиданно выдал Клин. Я напрягла память, но так и не смогла вспомнить, кто это, но решила не переспрашивать. Только уточнила:

  – Это комплимент, али как?

  – Как знаешь, – постоянно на меня рычит! И почему я это терплю?

  – Тогда комплимент, – решила я и потопала в ванну.

   ***

  Собственно, мы достаточно мирно сосуществовали. Я привыкла к его постоянному рычанию, угрюмости и неожиданным вопросам, он привык к моим закидонам. Я только не могла избавиться от чувства вины – что заставила его, бедолагу, остаться рядом.

  – Что ты будешь делать, когда уйдешь отсюда? – решила я как-то проявить любопытство. Клин напрягся, неопределенно пожал плечами.

  – Убивать.

  – О. – Задумчиво отозвалась я. – А ты в курсе, что наш закон это не приветствует? Или ты будешь убивать у себя на родине?

  – Здесь.

  – Печально, – вздохнула я.

  – Почему?

  – Ну, я как-то к тебе уже привыкла, за два месяца-то.... Будет грустно думать, что ты или на каторге, или гниешь в яме. А тебе не грустно?

  – Нормально, – ухмыльнулся Клин. – Не поймают меня.

  – Ну да, конечно. С чего ты взял?

  – Силы возвращаются, – туманно пояснил он. Я окинула его оценивающим взглядом. Ну, да. Он ощутимо поправился, и теперь вовсе превратился в человека-гору.

  – Помирись с Ним, – серьезно посоветовала я. – И тогда у тебя появится шанс отомстить и вернуться домой.

  – Нет у меня дома, – рявкнул Клин. – И мне без разницы, что со мной будет! Отомстить я должен.

  – Кому должен? Себе? Смысл? Ты отомстишь за себя и с гордо поднятой головой отправишься на казнь, – я подходила к нему, насмешливо улыбаясь.

  – Иначе, смысла нет вообще, – отрезал Клин, отступая от меня. Я тяжело вздохнула.

  – Знаешь, многие мужчины находят себе жен, рожают детей и живут долго и счастливо, не отвлекаясь на всякие мелочи жизни. Но, ты же не такой! Тебе это не нужно! Да?

  Рядом с моей головой огромный кулак чуть не пробил стену. Я с интересом посмотрела на наглядную демонстрации грубой силы, потом перевела взгляд на Клина. Он тяжело дышал, раздувая ноздри. – Дураком был, дураком и помрешь. – Подытожила я и вернулась на кровать. Вгрызлась в яблоко, задумчиво изучая потолок. Заколдовать его, что ли?

  Что самое забавное – если он примет своего бога, все будет легко и просто. Он сможет торчать возле меня, сколько ему заблагорассудится, месть потеряет для него принципиальный смысл, а там уже и не до этого будет. Служение любому Богу отнимает все свободное время, вне зависимости от того, что за Бог. Но так как Клин упрям, как ишак на горной дороге, пока сам к этой мысли не придет, долбать его этим – без толку.

  – Расскажи о своей Богине. – Голос Клина неожиданно прервал мои размышления. Я вздрогнула, перевела на него взгляд и строго спросила:

  – Тебе зачем?

  – Надо.

  – А. Ну, и что ты хочешь знать о моей Богине?

  – Она требует жертв?

  – Смотря от кого, – отозвалась я. – От поклонников – нет. От нас, жриц – да.

  – И какие это жертвы?

  – Мы растворяемся в ней без остатка. Взамен получаем возможность носить разные маски. В зависимости от ступени. Чем выше ступень, тем больше возможностей. И меньше себя самой.

  – Я слышал, что служат Ей только женщины. Это так?

  – Так. Женщины хитрее и изворотливее мужчин.

  – Какая у тебя ступень?

  – Предпоследняя на переломе.

  – Ты вступаешь в последнюю ступень?

  – Совершенно верно.

  – И что будет?

  – В каком смысле?

  – Ты Жрица высшей ступени. Так?

  – Почти. И что?

  – В чем твое служение?

  – Я ношу маски, – пожала я плечами. – Просто... когда перелом закончится, я уже не вспомню, какой была на самом деле. Будут только Маски. А моя суть уйдет к Богине.

  – Зачем вам это?

  – Кому – нам?

  – Тебе. Богине.

  – Мне... трудно сказать. У меня не было выбора, меня просто продали в храм, пока я была в юном возрасте.

  – А зачем это твоей Богине?

  – Это ее суть, – я сладко потянулась и оглядела Клина. – Ты что, заболел? Бледный, как полотно.

  – Не заболел, – Клин резко встал и ушел в ванную комнату. – Сколько еще времени до окончательного перелома?

  – Два месяца. А что?

  – Ты говоришь, что я не смогу дальше находиться рядом. Почему?

  – Потому что ты пытаешься отторгнуть своего Бога. – Терпеливо пояснила я. – А после того, как у меня закончится перелом, находиться со мной не-жрецам, будет сложно. И вообще, ты вредишь сам себе! Поэтому, я бы советовала тебе не дурить! – я повысила голос, чтобы ему было меня слышно. Раздавшийся из ванны хруст заставил меня подскочить и кинуться в ванну. Клин стоял возле умывальника, держа его в руках.

  – Сила есть – ума не надо, – вздохнула я. – Дай сюда. Чем он тебе не угодил-то? Взял, отломал.... – Я аккуратно пристроила умывальник обратно и прошептала заклинание. Поморщилась – во время ломки колдовать было не слишком приятно, и я старалась без необходимости этого не делать.

  – Извини.

  – Забыли. Кстати, Клин. На следующей неделе надо будет прогуляться в город.

  – Зачем?

  – Ну, я собираюсь остаться жить здесь, а в доме не хватает мебели, вещей и всякого барахла.

  – Хорошо. – Что мне нравится – никогда со мной не спорит.

  ***

  Клина разрывало два противоречивых желания. Первое – прибить Юлану, дабы избавиться от источника непреходящего раздражения, беспокойства и ... жгучего желания в паху. Определенно, недостойного взрослого мужчины. Второе желание было более необоснованным, чем первое. Увезти на родовой Остров, спрятать, запереть, ни одному мужчине не показывать. Согреть, накормить, беречь, как зеницу ока, глаз не спускать. Показать ее матери. Учить кататься на доске по волнам. Заниматься с ней любовью до полного изнеможения. Бред – полный. Непреходящий.

  Он окинул ее взглядом – незаметно, чтобы не нарваться на очередную насмешку. Худая – кости на перечет, скулы торчат даже, позвоночник выступает каждой хрупкой косточкой. Глазищи – карие с желтизной, волосы цвета прибрежного песка. Смуглая гладкая кожа – горячая и сухая всегда. Ей бы плавники на спине – и вылитая Морская Дева.

  Сидит, поджимая босые пальцы на ногах, листает какую-то книгу, наматывает короткую прядку на палец.

  Заставил себя отвернуться, снова заняться плетением. Плел он кожаный шнурок, без которого ни один уважающий себя мужчина его рода на улицу не выйдет. Шнурок вплетался в волосы, и по нему знающий человек мог прочитать, что Клин – первый и старший сын, не женат и не был, что отдельный дом у него был, что служит он Богу Трех начал. Подумав, Клин быстро и воровато (как будто, кто-то мог прочитать), вплел, что сердце его несвободно.

  Закончив, принялся вплетать шнурок в волосы. Юлана оторвалась от книги и уставилась на него с интересом. Подавив желание выйти из комнаты, он закончил под ее пристальным взглядом.

  – Оригинально, – оценила она, потягиваясь, как кошка. – Тебе идет. Это же что-то значит?

  – Да. – Он отвел глаза и стал изучать стену. Ничего нового или интересного он не увидел.

  – Клин, когда поедем за покупками, мы приедем в город вместе, и уедем вместе. Полный день, пока не стемнеет – твой.

  – Что? – изумился он. Юлана балансировала на цыпочках, пытаясь достать книгу с верхней полки.

  – Я, говорю, выходной у тебя, – как глухой бабке, проорала она. Клин оглушено потряс головой, и с недоумением спросил:

  – На кой он мне?

  – Ну, как, – возмутилась Юлана и спрыгнула с табуретки. – Пива выпить, по бабам сходить, развеяться там.... Я ж понимаю, что тебе на мои мощи смотреть надоело, вот и порадуешь... организм!

  Клин поперхнулся от такой заботы, но спорить не стал. Хочет она, чтобы он день провел отдельно от нее – пускай. Он найдет себе занятие. Пока же он вернулся к своему любимому занятию – смотреть на Юлану. Каждую секунду она была разной, и он терялся, не понимал, какая она есть на самом деле, не мог понять, где она, а где игра, маска. И это приводило его в бешенство.

  ***

  Я не желаю знать, куда он отправился, – твердила я сама себе, и через час почти убедила себя, что мне и вправду, без разницы. Совершенно, абсолютно безразлично, кого он обнимает своими ручищами, кого целует, кого ласкает. А, дьявол! В общем, мое поведение и состояние вызывало у меня самой здоровое недоумение. Нет, понятно, что у всех нас есть привязанности! И рано или поздно все становятся рабами своих привычек и привязанностей. Я рабой быть не хотела, пусть даже и самой себя. Я с трудом избавилась от ненавистного рабского клейма. Перестать быть чьей-то вещью – это счастье, скажу я вам.

  Помнится, первый год, когда я перестала быть рабой Храма, а стала Жрицей первой ступени, у меня было стойкое желание все свои деньги тратить на рабов. Покупать их и отпускать на волю. Хорошо, дурой я никогда не была. Сентиментальной – да. Дурой – ни разу. Отпущенные на волю рабы пропадают с голода вернее, чем в рабстве от побоев. А львиная доля этих людей – довольна своим положением, и менять его не желает. Слезливые истории о искалеченных судьбах, долговых ямах и каверзах врагов – редкость, поверьте мне.

  То, как иногда смотрел на меня Клин, вызывало сладкую оторопь. Желание подчиниться – и это было для меня самое страшное. Я двадцать лет подчинялась. Потом пятнадцать лет отучивалась от этого, училась думать и решать сама, и резкое желание отдаться во власть другого человека пугало меня до истерики.

  Потому и отправила Клина в город – развлечется, перепихнется с какой-нибудь женщиной, и перестанет смотреть на меня голодным взглядом. Одна со своим наваждением я справлюсь. Вдвоем – нам не справиться.

  Покупки успешно отвлекли меня от невеселых раздумий, я повеселела, и чуть было не купила себе новое платье. На кой оно мне, если я теперь жреческие одежды буду носить? Спать в нем, что ли?

  Наведалась в Храм, посмотрела в злобные глазки Первой Жрицы, заверила, что ломку переношу прекрасно и нашла себе шикарного самца. Прошлась по нижним этажам, поболтала с молоденькими жричками, задыхающимися от восторга. Восторг был по поводу того, что я до них снизошла. На самом деле, я не снисходила, а просто разговаривала, вспоминала, как сама была такой молодой и жизнелюбивой. Пообедала с ними. Уже собиралась уходить, как меня на выходе поймала старшая жрица, хотя мы с ней уже обменялись любезностями. Она пригласила меня в свои апартаменты, и даже предложила откушать. Откушать я отказалась, устроилась с удобством в кресле и уставилась на старшую.

  – Что, Юлана, уже примеряешь на себя мое место? – прошипела она без долгих преамбул. Я поморщилась.

  – Нет, – честно ответила, между прочим. – Мне твое место и с доплатой не нужно, будь моя воля.

  – Знаю, – успокоилась Вилья. – Знаю. Все успокоиться не могу. Я же еще молодая!

  – Вилья, это не мы с тобой решаем, – напомнила я. – Хотя, если бы меня спросили, я бы с тобой согласилась – ты еще молодая, а мне еще рано на такие ... объекты ходить одной. Опыта нет. И передать не дают.

  Вилья успокоилась окончательно, заметно подобрела и оттаяла. Надолго ли? Я прекрасно понимала, что Вилья – нестабильна, она плохо держит маски, а это значит одно – утиль. То, что на ее место Богиня ставит меня – льстит. Не радует, совершенно.

  -Если не будешь дурой, научишься. – Ласково напутствовала меня Вилья и выпроводила вон.

  Я вышла из Храма, пальцами мазнула по каменному изваянию Маски, спустилась по ступеням, подставляя лицо свежему ветру. Вспомнила последние слова Вильи. Интересно, она что-то конкретное имела в виду? То, что все старшие Жрицы, едва получив новую ступень, расслабляются и перестают вообще трезво соотносить себя с окружающей средой? Пока Маска не прикажет, Жрица не умрет. Поэтому, если приказа не было, Жрице совершенно не о чем волноваться на предмет сохранности свой жизни. Считается, что это щедрый дар Богини своим жрицам. Наверное, это и правда так, просто я такая неблагодарная. И думаю много. А много думать – вредно, особенно, о Богине. Услышит, придет, и будет тебе смысл жизни полной ложкой, хоть попой жуй!

  Но на размышления меня сегодня потянуло изрядно, конечно! А между прочим, уже темнеет, и надо позвать Клина. Я спустилась вниз по улице, нашла вполне приличный кабак с морепродуктами, сделала заказ, и мысленно потянулась к Клину. Услышал, почувствовал, удивился, скоро придет. Я неспешно уничтожала свой ужин, поглядывая по сторонам. Меня тоже рассматривали, исподтишка в основном, конечно. Кабатчик, радостно кланяясь, сообщил, какая это честь для них – что я обедаю в их заведении. И что вот этот стол и стул мыть не будут год, а то и больше. Я поперхнулась.

  – Уважаемый, а давайте, я вам какой-нибудь другой наглядный знак оставлю, что я тут была? – предложила я. Кабатчик просиял и мелко затряс головой. Я оглядела зал, глубоко вздохнула и подула на пол. Посетители ахнули – вместо пола теперь было морское дно, переливавшееся под водой. Туда-сюда сновали морские обитатели. Иллюзия, разумеется, из простейших, но красиво и эффектно. То, что надо. Вкусно тут кормят, отчего бы не сделать приятное хорошим людям?

  Дверь бабахнула об стену, и я не оборачиваясь, почувствовала, что это Клин, что он раздражен и зол сверх обычного.

  – Ужинать будешь?

  – Нет, – отрезал он. Я поднялась и бросила на стол золотой.

  – Тогда поехали домой. Я устала как собака.

  – Колдовать меньше надо, – буркнул Клин, подхватывая меня под локоть.

  – Не зуди, – мирно попросила я. – Тебе что, недодали?

  Мы как раз садились в карету, и от моего бесцеремонного вопроса, Клин оторопел, потом побледнел, потом покраснел, набрал воздуха в грудь, но я быстро приложила ладонь к его губам.

  – Только не ори! Лошади понесут, и домой пешком пойдем. – Клин выдохнул, наградил меня выразительным взглядом, усадил меня в карету, залез следом. До самого дома ехали молча. Перед сном уже я спросила:

  – Как прогулялся-то?

  – Продуктивно, – процедил он, и на том я от него отстала. Лежала только, и пыталась понять – что же в нем изменилось? Двигаться как-то по-другому стал, вот что. А почему? И не разделся в доме тут же, как раньше. Так и ходит в штанах и рубашке. Босиком, правда.... Чует, чует мое сердце, не по бабам он сегодня ходил. Хотя, если ему там на всей площади засосов понаставили, и он не хочет их мне демонстрировать.... А, все равно, не скажет, даже если спрошу.

  Три дня таскался в своей рубахе. Потом прачка кое-как уговорила его отдать ей – постирать. Увидев разукрашенный торс, я длинно присвистнула, и побежала рассматривать узоры на его теле.

  – Ничего себе, ты в город сходил, – обиженно протянула я. – Тебя по бабам отправляли, а ты где был?

  – В Храме, – неохотно ответил Клин. Я поперхнулась, черпанула немного Силы и снова присмотрелась к татуировкам.

  – Красота – красотища! – восхитилась я. Татуировки теперь переливались Силой (перед внутренним зрением, конечно). Клин как-то оттаял, расслабился, закинул руки под голову. Я валялась рядом, кончиками пальцев прослеживая четкие толстые линии, сплетавшиеся в орнамент и узоры. – И что они значат?

  – Много будешь знать – скоро состаришься, – удивил меня Клин неожиданным ответом. У меня даже рот от удивления приоткрылся. Клин лениво потянулся, прихлопнул мою нижнюю челюсть. Я расхохоталась.