Текст книги "Цветок для Тьмы"

Автор книги: Лана Мур

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 5 страниц)

Лана Мур
Цветок для Тьмы

Глава 1. Непервая встреча

«…и придет из-за холодного моря вьюга,

И принесет на черных крыльях стужу и смерть,

И погибнет все живое.

Лишь горный цветок уцелеет среди вымерзшей пустоши,

Не поддастся ледяному дыханию, а заберет его и превратит в ручьи животворящие,

Потянется к солнцу горячему, и запоют птицы, зазеленеют травы, возрадуются люди…»

Из утерянного древнего предания

***

– Принесла же нелегкая, – цедит сквозь зубы лорд. – Что ему понадобилось? Неужели что-то прознал?

Я сижу скорчившись у серой стены и стараюсь оставаться незаметной – все тело буквально стонет от боли, и новых побоев просто не выдержу.

– Что застыли? Скорее опускайте мост, открывайте ворота! – кричит лорд, а в голосе слышна паника. Я чувствую ее всем избитым телом, каждым измотанным нервом. Меня это радует и одновременно мучительно стыдно. Я не должна радоваться чьему-то страху, неуверенности. Это неправильно. Ашта дарит счастье и спокойствие, и я, ее дочь, должна нести их людям, но против всех впитанных в храме правил по телу разливается тепло. Может, визит неизвестного мне хайлорда хоть на какой-то время избавит от истязаний. – И девчонку поднимите. Приведите ее в порядок. Даст Великий Фарид, она сможет отвлечь хайлорда.

Перед глазами мелькает бордовая с белыми вставками кожа. Тот, кого лорд назвал Гаретом, с силой хватает меня под мышку и дергает так, что едва не отрывает руку.

– Вставай-ка, малышка. Тебе может выпасть великая честь – ублажать самого хайлорда Андеру. Разумеется, если сможешь ему понравиться. Давай-ка, сделаем из тебя красивую девочку.

Я ничего не понимаю. Что от меня хотят? Что они имеют в виду? Сила во мне до сих пор не раскрылась. Я ничего не могу сделать. Ни возродить, реку, ни пробудить растения. Своим танцем лишь помогала распускаться цветам, и то, только потому, что в храме есть верховная жрица, наполняющая его и землю вокруг магией Ашты.

Ног я почти не чувствую. Они дрожат и подгибаются. Если бы не удерживающая меня рука, то снова свалилась бы на камни.

– Что, милая? Понравился? Под меня хочешь? Я бы тоже не отказался, – Гарет жадно ощупывает меня взглядом. – Конечно, потрепанная с дороги. Но у тебя такие мягкие волосы, – ухватив прядь, он тянет ее, прикладывает к щеке и прикрывает глаза. – Ты пахнешь цветами. Так приятно. И кожа такая нежная, – отпустив волосы, хватает за горло и впечатывает в каменную стену. – Так легко сломать твою тонкую шейку, и тогда никому не достанешься. Вернешься к своей матери, в цветущие сады. Хочешь? Хочешь к маме, малышка? – он жарко дышит мне в лицо, и я отворачиваюсь от неприятного острого запаха. – Смотри на меня, когда я с тобой разговариваю! – отпустив мою руку, Гарет хватает за подбородок и поворачивает меня к себе.

Боясь очередного удара, я поспешно распахиваю глаза.

Грубое, обветренное лицо так близко, что могу рассмотреть расчертившие его тонкие шрамы. Голодный взгляд шарит по мне, сухие губы быстро шевелятся.

– Хотя бы раз. Хоть один раз, пока никто не видит, – как в бреду повторяет Гарет, а я замираю.

Громкий щелчок и последующий скрип извещают, что крепостные ворота открываются.

Гарет вздрагивает, переводит взгляд с губ на глаза и багровеет. Становится почти в цвет своего дублета, в то время как серые радужки выцветают, словно исчезают.

– Не смей таращиться на меня своими ведьминскими глазами! – хрипит он. – Не смей околдовывать!

Он торопливо достает из кармана мятую, дурно пахнущую тряпицу и грубо вытирает мне лицо. Щека, стертая о лошадиный бок мгновенно отзывается жжением, скула и губа – болью, – а во рту чувствую соленый привкус крови.

– Надеюсь, ты не переживешь эту ночь, ведьма! Сдохнешь, и я больше никогда не увижу твоих распутных глаз!

От его слов я теряю дар речи. Не знаю, чем ему не понравились мои глаза – жрица всегда говорила, что они у меня очень красивые, как ночные цветы, – и не понравились настолько, что пожелал мне смерти.

Растерянно хлопаю ресницами.

В это время под цокот копыт, отражающийся от крепостных стен раскатистым эхо, в ворота въезжает всадник в темном плаще, а его лицо скрывает глубокий капюшон. Следом за всадником показывается и его свита, а потом вереница фургонов – да это целый караван.

– Хайлорд Форстер Андера, – подобострастно произносит лорд. – Рад видеть вас в моем скромном замке. Вы проездом или по делам? Надеюсь, окажете милость и погостите?

Лорд кланяется почти в пояс. И куда девалась его прежняя спесь? А я не могу отвести взгляд от незнакомца: развевающийся плащ, широкий разворот плеч, капюшон и странная притягательность, заставляющая вглядываться в спрятавшую лицо черноту тени – все это напоминает гостя, посетившего храм и предлагавшего жрице сделать его частью империи.

Глава 2. Новый статус

– Проездом по делам, – роняет незнакомец, и его негромкий голос задевает каждый нерв. – Рассчитываю на ваше гостеприимство. В этом краю крайне мало замков, а ночевать в шатре немного устал.

Одним слитым движением незнакомец спешивается и, судя по движению капюшона, осматривает двор.

Не отпуская шею, Гарет выталкивает меня вперед, еще и платье на плече дергает, заканчивая то, что начала безумная скачка – тонкая ткань рвется, оголяет плечо и часть груди.

Что он творит? Зачем?!

Прихватываю оторванный лоскуток и с силой прижимаю к себе. Этим и привлекаю внимание хайлорда.

– Кто это? – он медленно осматривает меня от ног до головы, задерживаясь на испачканном разорванном платье, растрепанных волосах, разбитых губах. – Что с ней?

– Сказала, что напали разбойники. Чудом добралась до крепостных ворот, просила укрытия и защиты, – лжет лорд, а меня от этого разрывает на части.

Больно невыносимо. Я дергаюсь, открываю рот, чтобы опровергнуть лживые слова, но скрип кожи рядом и то, как Гарет кладет руку на рукоять меча, заставляет молчать.

– Как не помочь бедняжке? – продолжает лгать лорд, а я еле сдерживаюсь, чтобы не закашляться – так жжет горло. – Возьму служанкой, не выгонять же ее.

– Служанкой? – глубокий голос буквально растекается по двору, оседает на коже ледяными крупинками. – Неплохое решение, – роняет хайлорд и отворачивается. Я невольно подаюсь к нему – вижу, что лорд его боится, значит, только он сможет защитить меня от новых побоев, но высокому лорду не до меня.

– Стой на месте, иначе пожалеешь, – Гарет хватает меня за руку и больно выкручивает. Я отступаю, склоняю голову, понимая, что помощи мне здесь ждать неоткуда. Никто не придет и не спасет меня от зверств лорда.

Видимо, это мое испытание, назначенное Аштой. Надо просто смириться. Но как же страшно и… холодно.

Обхватываю себя руками, стараясь прикрыть обнаженные плечи и сдержать дрожь. Меня словно окутывает зябким коконом. Если из-за него разбитая губа и воспаленная щека горят и болят меньше, то тонкое платье нисколько не защищает от холода, и он невидимыми ладонями скользит по всему телу.

Капюшон хайлорда едва заметно вздрагивает, но мужчина не оборачивается и продолжает разговор.

– Кстати, о слугах. Мы долгое время в пути, мои слуги и приближенные изрядно устали. Надеюсь, вы сможете устроить мою свиту с удобством, полагающимся их положению, а мне выделить кого-нибудь из своего штата для услужения? В качестве прислуги я предпочитаю женщин. Они более внимательные и чуткие. Надеюсь, вы учтете мои пожелания, лорд Бажир, – и едва заметное движение капюшона в мою сторону. Или мне все мерещится от усталости и голода? – А теперь, прошу проводить меня в покои. Я слишком устал. И не тяните с прислугой очень долго. Я хотел бы поскорее освежиться.

– Конечно, хайлорд Андера, – лорд Бажир склоняется в подобострастном поклоне, после чего распрямляется и, не скрывая злости, смотрит на меня. – Гарет, проводи его светлейшество в королевские покои. И новенькую служанку прихвати. Она будет прислуживать хайлорду.

– Но, мой лорд… – начинает Гарет, крепче стиснув мою руку.

– Ты меня не услышал? – высокомерно вскинув голову, цедит лорд Бажир. – Эта девушка будет прислуживать его светлейшеству. Проводи их.

– Как вам будет угодно, – Гарет склоняется перед лордом, а потом поворачивается и еще ниже кланяется хайлорду. – Прошу вас, – указывает на высокие окованные металлом двери в обращенном к нам угле треугольника.

При нашем появлении в просторном холле сразу же вспыхивают прикрепленные к стенам факелы и множат на каменном полу наши тени. Гигантские вепри из красного камня огромными клыками подпирают сводчатый потолок. Его центр, выложенный, как мозаикой, кроваво-красными и молочно-белыми стеклышками рассеивает бледный солнечный свет и создает ощущение, что потки крови льются на расположенную прямо под ним величественную статую того же вепря. Он выглядит так, будто вот-вот бросится. Может, если гость не желанный, то и бросится…

Жуткое зрелище.

Я невольно пячусь, не хочу приближаться к скалящейся зверюге, и натыкаюсь на хайлорда, следующего чуть позади Гарета. Плечо незамедлительно отзывается болью, словно ударилась об одну их каменных скульптур, и чувствую, как меня подхватывают такие же твердые и прохладные руки.

– Аккуратнее, – раздается над ухом и колкими иголками прокатывается по шее.

– Знай свое место, – Гарет дергает за руку так сильно, что едва не отрывает ее. Его голос тих, но в нем столько подавляемой злости, что уверена, если еще раз оступлюсь и посмею коснуться хайлорда, то руку мне все-таки оторвут.

Опускаю голову и стараюсь смотреть под ноги, чтобы больше не давать повода делать мне больно… да и скатывающиеся по щекам слезы в таком положении никто не увидит.

Слишком круто и слишком быстро изменилась моя жизнь от степенной размеренности храма до безумной скачки на лошади и побоев. Мне до сих пор не верится, что все происходит именно со мной. Кажется, что это дурной сон, и стоит проснуться, как рядом снова будет верховная жрица, укоряющая за опоздание на ритуальный танец встречи солнца.

Порывистый вздох нарушает стройный ритм чеканных шагов. Пропыленные бордовые сапоги перед моими глазами на миг замирают. Замираю и я, ожидая расплату за неуместное проявление тоски.

– Сюда, хайлорд, – сапоги со скрипом разворачиваются и снова шагают.

Спиной чувствую близость стужи. Ощущение странное – я знаю, что она есть, она близко, и при желании мужчины в капюшоне может наброситься в любой момент, но сейчас не чувствую ледяных касаний, будто их что-то сдерживает или отгораживает от меня.

Глава 3. Перемены

Сначала не понимаю, куда мы идем – впереди одна сплошная стена, но при нашем приближении она рассеивается туманом и показывается арочный проход, украшенный лепниной в виде тех же клыков вепрей.

В просторном коридоре тоже зябко, шаги глушит толстый ковер, но я его почти не чувствую заледеневшими ступнями. Почему здесь так холодно?

Решаюсь поднять голову и осмотреться.

Здесь нет факелов, а вместо них каменные головы вепрей, и в их оскаленных пастях пляшет красно-оранжевое пламя, отчего клыки кажутся еще более острыми, и глаза светятся точно угли.

Страшно. Кажется, все ни смотрят на тебя, выжидая удобного момента, чтобы напасть. С трудом сдерживаю зябкую дрожь. Кошусь на Гарета – его лицо тоже напоминает каменную маску, а скользящие тени каждый раз меняют его выражение от отстраненного до убийственно-злого.

Я все-таки вздрагиваю, и жесткие пальцы еще сильнее стискивают мое запястье. Кажется, оно вот-вот сломается.

Неужели так боится, что я убегу? Но как это возможно? Здесь даже окон нет. Торопливо окидываю взглядом стены.

Хищно и опасно поблескивают лезвия развешанных мечей, топоров, секир. Под переменчивым светом пламени батальные сцены на гобеленах словно оживают. Я почти слышу звон, с которым скрещивается сталь, свист стрел, крики людей, чувствую соленый вкус крови на губах и… подступающий промозглый холод. Хочется сжаться, зажмуриться, зажать уши, чтобы ничего не видеть и не слышать, но боюсь возвышающегося надо мной Гарета.

Признаться, вначале у меня была мысль сбежать, вернуться в храм, к жрице, но, после того, как за спиной захлопнулись тяжелые ворота крепости, я поняла – выйти отсюда смогу только, если на то будет желание лорда.

Если…

За что Ашта уготовила мне такую судьбу? Чем я перед ней провинилась?

Мысли уносятся на несколько дней назад. Туда, когда я еще была счастлива и беззаботна, когда танцевала в озере, собирала цветы и… подслушивала разговор жрицы с незнакомцем. Именно в тот день Ашта приняла решение о моей дальнейшей жизни. Вот такой жизни.

***

За несколько дней до этого

Я и сестры, такие же подкидыши неизвестного происхождения, заканчиваем танец плодородия и выходим из чистого, как и все здесь, горного озера. Тонкие, насквозь мокрые сорочки облепляют тело и совсем ничего не скрывают. Просвечивает даже плотно сомкнутый бутон, проявившийся внизу живота при инициации. Здесь он у всех такой. Верховная жрица говорит, что цветок обязательно распустится, когда для этого придет время, и тогда мы вступим в полную силу.

Пробужденные танцем юркие рыбки скользят между нами, из воды поднимаются на длинных стеблях цветы, а мы их собираем, чтобы поднести на алтарь нашей покровительнице Аште.

Дробный перестук лошадиных копыт заставляет всех замереть. Вот уже много лет, с тех пор, как наши земли попали во власть захватчиков и храмы Ашты отстояли собственную независимость, мы перестали видеть в окрестностях людей. Лишь изредка приходили караваны, разговаривали с главной жрицей и уводили одну их девушек, чтобы она стала женой в каком-нибудь из селений, расцвела и приносила на землю счастье, покой и плодородие не только растениям, но и людям, и животным.

Мы знали, что почти всех девушек, с проявившимся при инициации цветком, ждет такая же участь, несмотря на то, что жрицы неохотно отпускают нас в мир, только в тех случаях, когда другого выхода нет. Оставшиеся в храме девушки со временем становятся младшими жрицами, а те, кого Аша не благословила цветком – служанками.

Вместе со звонким цоканьем веет непривычной прохладой. В промокших сорочках становится очень холодно, но любопытство не дает покоя – что принесет неизвестный путник в наш уединенный храм?

Обхватив себя руками и зябко ежась, мы спешим к главному и единственному входу, через который должен въехать всадник.

Неужели пришло время расставаться с одной из сестер? И, судя по тому, что я еще не достигла возраста жрицы, а сестры – брачного, то расставаться придется именно со мной?..

Даже не знаю, радоваться этому или огорчаться. Я привыкла к храму, к знакомым порядкам, к жрицам, но в то же время снедало любопытство – а что там, за храмовыми стенами?

Передав сестрам самые свежие, самые чистые, без единого темного пятнышка, цветы, я отправила их в храм, себе же взяла остальные и присела на невысокую каменную скамью, сделав вид, что раздергиваю стебли цветов на волокна, чтобы потом соткать из них ткань – самую нежную, самую тонкую и шелковистую, в холода согревающую, а в зной дающую прохладу. Эта ткань пользуется в городах большим спросом и позволяет нам удовлетворять все насущные потребности. Собственно, и сорочки, что сейчас на нас, сшиты из этой же ткани – текучей, словно вода, и очень-очень тонкой.

Жрица величественно подплывает к воротам, о которые уже грохочут кулаки всадника, и отпирает засов.

– Могу я ступить на священную землю Ашты? – холодно и совсем не почтительно спрашивает незнакомец.

– Мы всегда рады гостям с благими помыслами, – привычно-ласково отвечает жрица. Я никогда не слышала, чтобы она сердилась. Верховная жрица всегда была возвышенно-спокойна.

– Только с благими. Вы можете уделить мне несколько минут для разговора?

Несколько мгновений жрица колеблется и не сразу пропускает гостя, но наконец освобождает проход.

Дыхание перехватывает, когда вижу ступившего на храмовую землю мужчину – высокий, мощный, он перекрывает собой почти весь проход, а темная накидка, крыльями развевающаяся за спиной, превращает его в огромного страшного демона. Какой же маленькой рядом с ним выглядит верховная жрица в светло-розовом летящем платье, и как прямо она держит спину, давая понять, что не склонится, не покорится окутывающей незнакомца силе.

Расправив плечи, жрица уверено шагает к храму и… замечает меня. Она едва заметно вздрагивает, темно-синие глаза широко распахиваются, а губы и щеки бледнеют. Заинтересовавшись, почему она сбилась с шага, в мою сторону поворачивается и незнакомец.

– Элина, в храм, – непривычно сухо и отрывисто командует жрица.

Удивившись подобному тону, я вскакиваю, подхватываю ворох раздерганных на волокна стеблей и убегаю за белоснежный, устремившийся к небу храм, но перед этим ловлю брошенный из-под глубокого капюшона заинтересованный взгляд.

– Кто это? Зачем пришел? Забрать тебя из храма? – подлетают ко мне сестры.

– Не знаю, – досадливо отвечаю я. – Жрица меня отослала раньше, чем он что-то сказал. А пойдемте, подслушаем! – подмигиваю им.

Девушки удивленно распахивают глаза и отшатываются – не принято в нашем храме проявлять интерес к делам главной жрицы.

Конечно, мы все безоговорочно ей верим, знаем, что она не сделает ничего, что принесло бы вред храму и воспитанницам, но сейчас может решаться моя судьба.

Сестры продолжают жаться в углу, не решаясь последовать моему примеру, но пристально наблюдают, как я осторожно, едва касаясь босыми ногами пола, приближаюсь к приемной, где жрица как правило ведет беседы не только с посторонними, но и с нами.

– … насколько я помню, сиятельный, всем уцелевшим после войны храмам Аштры оставили их независимый статус, – слышу спокойный голос жрицы.

«Сиятельный»… Неужели, к нам пожаловал кто-то из имперской аристократии? Да, храм живет очень обособленно, но и до нас доходят слухи, например, с торговцами, а если обладаешь определенной любознательностью и смелостью, чтобы с ними пообщаться, можно узнать много чего интересного.

– На нас не распространяются законы империи, и вся власть здесь принадлежит мне, а не вашему императору, – продолжает жрица, но при упоминании императора ее голос едва заметно подрагивает.

– …да, я прекрасно помню, про ваши особенные условия, – голос гостя растекается густой патокой, обволакивает. Кажется, даже приклеивает к двери. По крайней мере, отойти не могу – слишком сильное любопытство – к чему ведет незнакомец? – Но женщинам сложно жить одним, без помощи…

– Мы справляемся, – прохладно обрывает его жрица.

– Конечно, справляетесь. Но зачем мужественно преодолевать трудности, если их можно переложить на плечи тех, кому по силам их преодолеть? Вам обеспечат безопасность, достойное существование, как положено жрицам Светлой Ашты.

– А взамен? – интересуется жрица, и с каждым словом ее тон становится все холоднее и холоднее.

– Свободный доступ к вашим воспитанницам. Чтобы каждый желающий мог взять их в жены в любую точку империи. Неужели вы не хотите счастья всем вашим девушкам?

– Этого не будет никогда, – голос жрицы жесткий и ломкий, будто лед на вершинах гор, из которых берут начало наши ручьи. – Ни одна воспитанница, а тем более жрица, не покинет стены храма по прихоти или приказу имперца.

– Мэделин, – голос гостя тоже стремительно холодеет. – Сейчас я стараюсь договориться с вами по-хорошему. Вы укрылись в горах, отгородились от всех высокими стенами, устроили здесь рай под облаками и совершенно не представляете, что творится внизу, на земле, – напористую речь гостя прерывает смешок жрицы. – Урожаи становятся все скуднее, скот болеет и гибнет, женщины не могут забеременеть, а те, кому удается, не в силах разродиться. Ваши девушки нужны стране.

– И кто же во всем это виноват? – ничуть не проникшись словами гостя, интересуется жрица. – Мы не вмешиваемся в дела империи, только оказываем посильную помощь тем, кто в ней нуждается и готов принять, к кому благоволит Ашта.

– Если вы не примете мое предложение, жрица Мэделин, мы можем действовать и по-плохому, и привести войска к вашим стенам.

– Войска против стайки девушек, защищенных только покровительством Ашты и молитвами? Действительно, храбрые воины, – слышу, как жрица усмехается и скрип дерева по камню – кажется, она поднимается из кресла. – В таком случае вы добьетесь лишь того, что храмы Ашты опустеют, а земля окончательно погибнет. Вы этого хотите? Потому что так и будет. Дочь Ашты нельзя ни к чему принудить. Благословение богини дается только добровольно.

– К Баргу ваше благословение! – рявкает гость. – Я всего лишь хочу, чтобы люди перестали голодать, земля снова стала плодородной, а люди не умирали так быстро.

– Это и есть благословение Светлой Ашты, – ласково, словно несмышленышу, объясняет жрица, – и насильно вы его не получите. Не получите, пока в ваших сердцах столько злобы, жадности, ненасытности. Просветлейте душой, и сами удивитесь, насколько изменится ваша жизнь.

– Упрямая женщина! – снова скрип и глухой удар о стену. Испуганно прикрываю рот, чтобы не вскрикнуть – неужели незнакомец презрел закон гостеприимства и поднял руку на жрицу? – Добьешься только того, что все ваши храмы сравняют с землей, а девчонок заберут и сделают рабынями. Этого хочешь?

– Мы не покинем храм.

– Останетесь под камнями?!

Ответом ему служит полнейшее молчание.

– Глупая упрямая женщина!

Незнакомец распахивает дверь раньше, чем я успеваю отскочить. На мгновение сбивается с широкого шага и сверлит меня взглядом из-под капюшона. Мне бы испугаться, но слова жрицы придают сил – я дочь Ашты и несу ее благословение! Вскидываю голову, расправляю плечи и не отвожу от мужчины упрямого взгляда.

– Дуреха, – хмыкает он. – Если в твоей головке есть хоть крупица разума, то беги, спасайся, пока сюда не ворвались мужчины.

– Вы не запугаете меня! – шепчу я, но мужчина уже проносится мимо, только плащ, взметнувшийся за его спиной темными крыльями, оглаживает лицо и плечи.

– Элина? Что ты здесь делаешь? – как ни в чем не бывало, из приемной грациозно выплывает жрица. – Отправляйся в свою комнату и не выходи, пока я не разрешу. Ты наказана, – как всегда спокойно говорит она, и по тону совершенно незаметно, что ей только угрожали.

Наказания следовало ожидать, и я без возражений покорно отправляюсь к себе.