Текст книги "Чай пахнет снами (СИ)"

Автор книги: Lacysky

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

========== Договор ==========

День 6. Договор, яд.

– Почему ты спрашиваешь обо мне?

Виктория присела на высокий барный стул рядом с незнакомцем. Кажется, его звали Говард. Он держал небольшое кафе, ютившееся между модным книжным магазином и яркой витриной кондитерской.

А ещё гонял, как сам чёрт, на байке, гадал по ладони и звался местным чудиком в ближайших районах. Правда, сейчас он выглядел весьма обычно. Джинсы, свитер, в ногах небольшой рюкзак с множеством каких-то подвесок.

Виктория не верила глупым слухам, только в кафе регулярно покупала свежие круассаны по дороге в художественную мастерскую.

Говард неторопливо отпил виски. Стукнули кубики льда, едва не касаясь его губ. Он наверняка ощущал её нетерпение, но только молчал. А странный ответ ничего не прояснил.

– На тебе порча.

– Чушь какая-то! Я не верю ни в какую чертовщину.

– Твоё дело. Я лишь спросил пару знакомых, не нужна ли тебе помощь.

Виктория фыркнула и потянула через соломинку яркую текилу санрайз. Когда за дверью уютного и тёплого бара сыроватая осень с тёмными листьями в лужах, ей хотелось немного солнца – пусть и в стакане.

Хотя осень она любила.

Говард явно не собирался продолжать разговор, так что она взяла дело в свои руки.

– Ну, допустим. Как ты выяснил?

Он повернулся к ней, сама уверенность и расслабленность. Одна рука на стойке бара со стаканом виски, другую он протянул к ней и едва не коснулся щеки. Виктория ощутила въевшийся запах табака.

– Твоя линия жизни отравлена, ты таешь. Кто-то умер недавно?

Виктория хотела было возмутиться, но к собственному удивлению ответила.

– Родители. Полгода назад. Автокатастрофа.

– Сожалею, – в голосе никакого намёка на теплоту или искренность.

Говард вернулся к своему виски, такой же задумчивый и тихий. Казалось, его спокойствие мало что может поколебать. А вот Виктория теперь ощущала себя разбитой внутри на тысячи осколков. Воспоминания по новой накатили и утянули в тот ночной кошмар.

Ей казалось, она стала забывать лица родителей, и теперь куда чаще смотрела на телефон, ожидая ничего не значащего звонка от мамы или сообщения с радостью, что она купила отцу в подарок на Рождество. Дни были терпимы. Ночью приходили кошмары.

Захотелось не солнца, а чего-то тёмного и глубокого. И покрепче. Виктория судорожно вздохнула и пододвинула к себе чуть засаленное меню на плотной бумаге, только буквы размывались от слёз. Говард протянул свой стакан, в который щедро плеснул ещё виски из бутылки рядом – то ли был знаком с барменом, то ли надеялся на долгий вечер.

– Держи. Тебе это нужно. Порча, кстати, ерундовая, но съест тебя быстро. Я могу снять.

– Дешёвый приём подката.

– Как знаешь. Но будет жаль, если теперь у меня утром будут покупать на один круассан меньше.

Кажется, он улыбнулся. Так, чуть криво. Дёрнул уголками губ едва заметным намёком. Виктория, закрыв глаза, выпила всё без остатка и только тогда прошептала:

– Договорились. Всё равно легче не станет.

Говард искренне любил свою более-менее просторную квартиру с видом на реку. Просторной она, конечно, была с точки зрения Лондона, но куда лучше каморки колледжа. Ещё тогда он понял, что теснота – это не про него. Тогда приходилось делить одну комнату на двоих. Нет, с соседом ему повезло, а вот с количеством шкафов и ящиков не очень. К тому же, где-то надо было хранить травы и амулеты, доставшиеся от дяди, и они были разбросаны по всему помещению, на что временами ругался сосед, ставший потом верным другом.

Дядя всегда говорил, что однажды Говард поймёт, зачем они нужны.

И он понял – в день смерти лучшего друга, чей призрак маялся среди ничего не подозревающих людей, пожирая их жизненные силы. Тогда Говард сел за изучение дневников и заметок дяди и долгое время изучал всё, что досталось в наследство.

То же самое теперь происходило с Викторией, только её съедала собственная печаль. Или следы горя, тянущиеся с похорон. И дар щекотал ладони и запястья, а неприятное жжение холодка от порчи проняло до позвонков.

Она всё-таки пришла. Смущённая и немного испуганная. Но Говард видел вокруг неё чёрную дымку, забирающую силы. Видимо, она шла под дождём – влажная сеточка капель покрывала светлые волосы.

Говард заварил чай и задал несколько общих вопросов, чтобы она расслабилась и привыкла к обстановке. Ничего зловещего или колдовского – но в новом месте люди всегда ощущают себя неуютно, и им нужно время на освоение.

Когда они допили вторую чашку, Говард приглушил свет, зажёг пару свечей на низком столике. Бросил в миску пучок шалфея и поджёг спичкой, пропуская через себя травянистый дым.

– И что теперь? – нетерпеливо спросила Виктория, но в глазах мелькнул страх.

– Тише, пожалуйста.

Говард всматривался в неё, а потом стал водить медленно в воздухе тем самым пучком. Он мягко по кругу двигался вокруг Виктории, прогоняя дымом прилипшие серые сгустки печали и боли. Те неохотно соскальзывали на пол невидимым пеплом. У него закружилась голова, но вскоре вокруг Виктории ничего не осталось. Говард пальцами затушил травы и быстро задул свечи.

– Вот и всё.

– Я должна чувствовать себя лучше?

– Я не психотерапевт. Просто немного очищения. Но со временем – да. У тебя теперь его достаточно, целая жизнь.

Он предложил ещё чашку чая, Виктория поколебалась, но всё-таки отказалась, сонно зевая. Ей сейчас явно требовался отдых.

Говард смёл веником липкие остатки порчи и выкинул в мусор. Уселся прямо на барную стойку, отделявшую закуток спальни от кухни. Закурил уже сигарету и долго всматривался в осень за окном.

К сожалению, его проклятие было куда сильнее. Говард пил чай, который пах снами, и ждал ночи. Сняв порчу с Виктории, он принял её на себя. И знал – сегодня будет откат. Хорошо бы обошлось без кровотечения, а то опять ковёр чистить.

По окнам шелестел дождь. И в его шорохах шептались заблудшие души.

========== Кукла ==========

Комментарий к Кукла

Осенний челлендж.

День 7, посетитель, кукла.

Посетитель Говарду не нравился. И дело было не в поношенной одежде или так и не тронутой единственной чашке кофе с пяти часов вечера, а в тяжёлой походке, в том, как он вздрагивал от хлопка двери или других громких звуков.

Говард знал – это к нему.

Он привык к гостям поздними вечерами, которые никак не набирались смелости при свете дня открыть свои тайны. Словно стеснялись, что верят в колдовство.

Перевернув табличку на «закрыто», Говард с чашкой крепкого чая с мятой сам сел перед гостем, тут же напрягшимся. По крайней мере, сильнее сжал пальцами свою давно остывшую кружку и придвинул её ближе к себе. Говард начал первым:

– Чем могу помочь?

– Говорят, вы снимаете проклятия.

– Говорят.

– И…. ну, беретёсь за всякое.

Говард приподнял брови, призывая к более внятному продолжению. В конце концов, у него были планы на эту ночь.

– А с этим вы можете что-то сделать? Мне сказали, эта вещь проклята. Как по мне, ничего такого.

Мужчина долго кряхтел и копался в потёртом походном рюкзаке, который явно видал много бездорожья, камней и дождливых дней. Выцветший, в пятнах, он весьма шёл его владельцу.

А потом Говард увидел, наверное, одну из прекрасных кукол за свою жизнь. В ней не было ни зловещности, присущей старым потрепанным куклам с потрескавшимися фарфоровыми лицами, ни кукольной искусственности.

Она казалась живой – но лишь казалась. Оставалось ощущение, что это всего лишь кукла. Хрупкая, с персиковой кожей, печальным лицом и пепельными кудрями. Простое серое платье ей… шло, если это вообще применимо к кукле.

Но Говарду совсем не хотелось к ней прикасаться.

А потом гость повернул куклу к нему, и она… моргнула. Но Говарда испугало не это, а сами глаза, полные невыразимой тоски. Они светились зеленоватым светом и хранили в себе все бездонные омуты, все трясины и глубокие чащи леса.

Он ощутил, как его утягивает в бездонную пропасть. В пустоту, в которой нет ничего – ни звуков, ни запахов, ни даже самой тишины.

В ледяную бездну.

– Эй, вы в порядке? С ней правда что-то не то?

Говард сглотнул и хлебнул ледяного чая, горького и мерзкого на вкус.

– Сожгите её, – искренне посоветовал он.

– А других способов нет? – мужчина смотрел разочарованно и как-то… с подозрением.

Но Говард отлично знал свои возможности. С таким проклятием ему не совладать. В кукле жило нечто… и это надо было скорее уничтожить. Спалить ко всем чертям.

– Нет. Она проклята.

– И вы туда же, – раздраженно зашипел гость. – Сжечь! Где вы ещё такую красоту найдёте? Она же… как живая. Такая красивая. Такая нежная.

Мужчина прижал куклу к груди, и Говард со всей стойкостью наблюдал, как цепкие крохотные пальчики вцепились в грубую ткань свитера. А в глазах гостя плясал дикий огонёк безумия.

Кукла уже завладела его душой.

– Я никому не дам её уничтожить!

С грохотом отодвинулся стул, гость схватил рюкзак и стремительно направился к выходу. Его кофе пах тиной, а из-под донышка выполз мелкий жучок. Говард от души придавил его собственной чашкой.

А потом всю ночь окуривал кафе так, что утром посетители даже принюхивались и уточняли, не было ли ночью пожара.

Через пару дней Говард прочёл в газете о каком-то несчастном, которого нашли мёртвым в подворотне. Явное самоубийство – вскрытые вены, много крови, документов нет. Никому не известный бродяга.

Внимание полиции привлекла изящная и красивая кукла, которую он крепко прижимал к себе.

Говард долго смотрел на зернистую чёрно-белую фотографию. Кукла улыбалась.

Если бы дядя был жив… Говард с досадой стукнул чашкой об стол.

В следующий раз он не будет советовать. Пусть его посчитают сумасшедшим, но он хоть в собственном кафе устроит пожар!

Ну, а пока…. кукла хранилась в Новом Скотленд-Ярде среди прочих улик.

И Говард даже шепнул всем духам и призракам, в которые верил, чтобы никто не вздумал её оттуда забрать домой.

В конце концов, кукла и правда была красивой.

========== Морские призраки ==========

«Я в беде, Кингсдаун, побережье Английского канала».

Говард с раздражением смял письмо и выкинул в мусор. Потом всё-таки достал простой белый лист и сам конверт.

Ни обратного адреса, ни подписи. Он никогда этого не понимал – в век технологий, мессенджеров и интернета Ричард временами отправлял бумажные послания с короткими заметками.

Вполне в его духе – дать о себе знать вот так, без предисловий и объяснений. Но явно что-то и правда срочное, брат никогда не дёргал по пустякам. В конце концов, они оба были связаны с чем-то потусторонним. И пока Говард тихо оставлял в газетах скромные объявления об услугах разного толка, Ричард искал приключений по всей Европе.

Сейчас он просил о помощи – а такое случалось крайне редко.

Недолго думая, Говард собрал рюкзак с самым необходимым и рванул в сторону побережья.

К каналу он добрался уже в темноте и остановил байк на дороге между уютными домиками, где в окнах светились огни. Тихое и уютное место, немного пустынное, когда нет наплыва туристов.

Сейчас здесь только галечный пляж, скалы и шорох прибоя.

Говард не доверял морю – именно в нём утонули его родители. И сейчас он шагал среди каменных глыб, искристо-белых ясным днём.

Сейчас это были, скорее, притаившиеся монстры. Море стучало в голове, от солёного ветра хотелось держаться подальше, но Говард шёл вперёд, отчаявшись дозвониться до Ричарда – сети не было. А в письме только одна подсказка – «я буду у моря».

Говард наконец остановился и огляделся вокруг, не зная, что делать дальше. Мрачные воды канала набегали и убегали с пляжа.

– Ричард?

Хрипло и как-то… неуверенно. Конечно, ответом была тишина между шумом прибоя. Говард сел прямо на холодную гальку в размышлениях, что же дальше. Может, он вообще совершил ошибку? Не стоило приезжать?

А потом он увидел их. Зеленоватых утопленников, которые выныривали из воды и тут же погружались обратно. Обезображенные тела, покрытые водорослями и тиной, выпученные глаза и распухшие руки.

Говард вскочил и вгляделся в них. С утопленниками ему не хватало сил ни на какую магию. Каждый раз он боялся увидеть среди них своих родителей, узнать среди обезображенных фигур тех, кого потерял в шторме много лет назад.

А с Ричарда сталось бы ввязаться в изгнание их с прибрежной полосы – в конце концов, они легко могут перевернуть чью-нибудь лодку или даже заманить в воду случайного прохожего на пляже.

Вот только Говард не знал, что с ними делать. Как прогнать? И где Ричард?

Морские призраки шевелились в воде и тянули какую-то скрипучую мелодию.

– Знаешь, – как-то сказал Ричард перед очередной поездкой, – всем нам надо возвращаться в место, где хорошо. А кто-то просто не знает, куда.

– Ты про людей?

– Я про любые души. И никто не хочет быть забытым. Вот и застревают где-то тут, маются, бедняги.

Говард смотрел в утопленников. И вдруг мелькнула где-то в ночи лодчонка с тусклым фонарём и звуком мотора. Недалеко от берега. Огонь лампы вспыхивал и гас, как маячок.

– Только не говори, что мне надо лезть в море, – проворчал Говард.

К этому он был не готов.

С ругательствами и проклятиями Говард поковырялся с фонарём для свечи и вставил туда специальную – с солью и сухими травами и каплями разного масла.

Зажёг, снял ботинки и закатал штанины.

Море пахло рыбой и водорослями. Говард, содрогнувшись, шагнул в ледяную воду, размахивая вокруг себя светом и пламенем. Утопленники колыхались совсем близко, едва не касаясь стылыми руками его лодыжек. Лодчонка с тявканьем мотора стала приближаться.

Говард, сглотнув, зашёл поглубже, обещая себе, что больше никогда не ввяжется в авантюры Ричарда. Какого чёрта он вообще полез в море?

Лодчонка всё-таки оказалась брата. Худощавый, в куртке для парусного спорта и заросший бородой, он выглядел как после долгой болезни. Проплыл среди утопленников и едва не рухнул прямо на песок, выпрыгнув из лодки.

– Ну, и какого чёрта, а?

Зло бросил Говард, подавая руку. Он сам продрог и мечтал о крепком чае.

– Сторожу берег, – буркнул Ричард. – Но как же я рад тебя видеть! Заплыл далеко, а эти… твари поганые не выпускали.

– Как ты умудрился письмо отправить?

– Какое письмо?

Говард уже протягивал припасенную флягу с виски.

– Что ты в беде.

– Я ничего не отправлял. Разве что… наверное, хозяйка домика, где я остановился. Я же сказал, что скоро вернусь, а в итоге дня три пропадал. Хорошо хоть с собой тёплые вещи были и еда.

До того самого домика они добрались уже под утро, замёрзшие и уставшие. Хозяйка, уже пожилая женщина с двумя косами, сонно открыла дверь и пустила внутрь, даже не удивившись новым гостям.

Правда, днём домик оказался совершенно пуст и словно… нежилым.

На следующий день Говард, преодолевая собственный страх, вместе с Ричардом, долго разгоняли утопленников с берега, отпускали их, даруя покой. И обоим показалось, что среди всех них мелькнула пожилая женщина с двумя седыми косами.

========== Послание ==========

Письмо пришло без обратного адреса.

И даже без заостренного почерка Ричарда, который какое-то время хмурой тенью болтался в квартире, а по ночам уходил гулять по самым тёмным улицам Лондона. Зато варил ароматно-пряный глинтвейн с лимонной горчинкой.

Правда, пару дней назад он проворчал, что от сырости Англии ломит кости и отправился куда-то к теплу. Говард даже удивился той лёгкой грусти, что осталась после отъезда двоюродного брата.

Ричард не был душой компанией, но с ним он не чувствовал себя так одиноко, как часто бывало после гибели родителей, а в снах не шумело солью и кошмарами холодное море.

А теперь он держал в руках потрепанное и немного мятое письмо.

Я близко.

Говард повертел его в руках, провел подушечками пальцев по слегка шершавой бумаге, потом даже подержал над огнём свечи. В детстве они с Ричардом увлекались шпионскими играми и выдумывали собственные шифры, а порой оставляли короткие записки, текст на которых кривыми буквами проступал только над огнём.

Ничего больше не появилось. Приняв это за какую-то шутку, Говард выкинул письмо в корзину.

Наутро в почтовом ящике его ждало новое послание, и ему показалось, что слова написаны не так чётко, но фраза всё та же. Пришлось на всякий случай окурить всю квартиру тонким запахом шалфея, а потом долго проветривать – хотя в квартирах Лондона сквозняки и тонкие стены отлично справлялись с этой задачей.

Проблема в том, что он не чувствовал рядом ни призрака, ни проклятия, никаких отголосков зла или недоброго.

Вот только ночью сквозь сон ему слышались шаркающие шаги.

Наутро на зеркале в ванне были выцарапаны чем-то острым, как когтем, слова.

Я близко.

А от последней буквы вниз шла тонкая полоска.

Говард встревожился не на шутку. Среди соседей у него была своеобразная репутация, но он всё-таки потратил вечером некоторое время на сухой опрос соседей. Может, дело не в его квартире, а в чужих. Но, как водится, никто ничего не видел и не слышал, никаких тревог или кошмаров. Разве что опять дождит по осени, а в Times…

Говард внимательно выслушал все последние важные новости с точки зрения вдовушки Уильямс, а потом за сигаретой долго слушал нытье соседа-художника о том, что его никто не ценит. От сигарет того явно пахло травкой.

– Говорят, в Канаде теперь можно выращивать марихуану, – мечтательно протянул тот.

– Так езжай туда. Ничего не тревожит в доме?

– Да не. Вот задумал я тут одну картину….

Говард слинял, зная, что непризнанный гений вряд ли заметит его отсутствие.

Я близко – россыпь кофейных зёрен на полу кухни.

Порванные клочки газеты с нужными буквами на столе.

И шаги. Снова и снова, каждую ночь. Говард терял своё монументальное терпение, караулил с заговоренной от зла свечой ночами и перебирал дневниковые записи дяди. Если в квартире потусторонняя сущность, значит, должны быть ещё какие-то признаки.

Говард проснулся от мёртвой тишины – слишком тихо, словно нет ни звуков, ни самого мира за окнами. Он вылез из-под одеяла и медленно прошёлся по маленькой квартире.

Холод. Изо рта вырывались облачка пара, а ладони леденели так быстро, как бывает только ветреной зимой.

Что-то мелькнуло за спиной, среди книжных полок и мягкой подсветки шкафов.

Говард ощущал страх, ему было не по себе.

А потом он ухнул в бездну. Запах водорослей и соли, толща мёртвой воды, колебания плавников по телу. Худший кошмар – он тонул в море.

Лёгкие жгло от нехватки воздуха. Говард зажмурился.

– Это всё фантом. Сон. Ничего это нет.

Как поверить в реальность, которая выскальзывает склизкими тонкими нитями водорослей из пальцев? И шепоток прямо в голове – я близко.

Ещё один вздох – и Говард очнулся на мокрых от пота и отчего-то липких простынях, ощущая резкую боль в руках.

А на стене перед кроватью начертана, но не дописана проклятая фраза Я близ.

Кровью.

Его кровью, которой пропитались простыни и одеяло.

Не поддавайся страху, Говард. Я знаю, как тебе страшно. Но призрачный мир полон не только зла, но и указаний. Смотри в саму суть.

Говард не стёр надпись. Его волновали последние буквы, которых не было. Ему что-то хотели сказать – но что?

Может быть, у сущности уже не хватало сил на полное послание.

Колдовская кровь обладает частичкой силы, которая даёт подпитку как самому магу, так и тому, кто ею пользуется.

Заварив себе крепкого чая с травами, которые даруют некоторую лёгкость, Говард покатал между ладонями несколько камней, согревая, и выложил их на тёмную ткань.

Проткнул палец закаленной на огне иглой и дал горячей крови капать на камни.

Что-то было рядом. Дышало в спину, окутывало липкой паутиной с ног до головы.

Что-то, что насылает видения и кошмары и питается страхом на тонкой границе между сном и явью. Нагнетает и загоняет в свои сети. Нечто, что питается страхами и кошмарами, которые не всегда возникают просто так.

Несколько дней эта пакость взращивала тревогу в Говарде, загоняла в ловушку собственных страхов и ощущений и тянулась к нему, желая насытиться его кошмарами. Возможно, если бы не морские призраки и въевшийся даже в волосы запах соли, он бы так легко не поддался.

Говард вдохнул и дал себе соскользнуть в свой кошмар.

Вокруг было море. Густое, древнее, полной скрытых от глаз чудовищ и тихих песен сирен. Мёртвых изъеденных рыбами костей и останков кораблей с проклятыми сокровищами.

Море жадно лизало его, покачивало и…. топило. Стискивало позвонки и шею, сдавливало грудь.

Это его сон.

Это его кошмар.

Он не очнётся.

На миг Говард ощутил панику, но тянулся изо всех сил обратно. Скрёб ногтями кожу, чтобы заставить проснуться. Пропустить через себя кошмар и навсегда избавиться от него.

Дышать больно, а рядом уже жадные мелкие рыбёшки с острыми зубками. Пираньи для души, изъеденной не отпущенными жертвами моря, которое отняло его родителей.

Говард умел бороться с чужими проклятиями, но не своими.

Не поддавайся страху.

Голос дяди звучал, как живой.

И Говард раскинул руки в стороны и отдался морю.

Он не сразу понял, что может снова дышать. Хрипло всасывал в себя каждый вдох, а перед глазами ещё мелькали зелёные пятна. Искореженные камни, окропленные его кровью, все покрылись трещинами и казались осколками самого страшного кошмара, загнанного в нехитрую ловушку.

То, что приходит только в снах, теперь скреблось изнутри камней.

Но больше не было слышно никаких шагов в квартире – питающийся кошмарами если и являлся до этого только на границе между явью и сном, прячась по углам днём, теперь вовсе исчез.

На следующее утро за чашкой крепкого кофе Говард позвонил Ричарду.

– Может, вернёшься в Лондон? Тут тоже найдутся приключения.

– С тобой всё в порядке?

– Нет, – честно ответил он, не таясь хотя бы перед братом. – Правда, тут опять сырые туманы.

– Проклятый Лондонский туман! Я приеду. Скоро.

И от одного простого обещания Говарда стало как-то легче. В конце концов, победить оживший кошмар не значит справиться с собственными демонами.

========== Линии и волны ==========

Комментарий к Линии и волны

Сразу скажу – осталась ещё одна часть.

Летний вечер пах клевером и стрекотал кузнечиками. Дядя Элдред устроился в плетеном кресле на веранде дома и смотрел на милую лужайку перед домом. Тёмное пиво в запотевшем стакане приятно наполняло прохладой и спокойствием, а мысли дремали и плыли – обо всём сразу и ни о чём.

Пока он не услышал топот ног, а затем громко хлопнула дверца о стену дома с потрескавшейся краской. Говард, которому было всего десять, резко остановился перед дядей и выдохнул:

– Их нет уже слишком долго!

– Они обязательно вернутся.

– Нет! Их больше нет! Я чувствую! А мне никто не верит!

Дядя Элдред качнулся всем своим весом чуть вперёд, приглядываясь к расстроенному и отчаявшемуся мальчишке. Он и сам уже начинал беспокоиться о брате с женой, которые должны были вернуться из круиза пару дней назад, а от них ни весточки, ни новостей.

– Иди-ка спать, Говард. Я попробую кое-что выяснить.

– Обещаешь, что расскажешь правду? Обещаешь?

– Конечно, малыш.

– Мне уже десять, между прочим! – и Говард резко развернулся и исчез в доме так же стремительно, как и появился.

На следующее утро после заклинания поиска пропавших людей Элдред уже не смог назвать Говарда малышом, когда грузно опустился на стул рядом с его кроватью.

Не подходило это слово к тому, кому предстояло пережить весть о смерти родителей. А ещё он боялся того, что заметил вчера в Говарде – некой силы, которая ощущалась прикосновением тёмной осенней ночи. Если у того и есть дар к чему-то потустороннему, лучше оставить его до поры-времени. Дядя Элдред боялся.

***

Когда Ричард вошёл в квартиру брата, то передёрнулся от ощущения липкой грязи, повисшей в воздухе, и болезненной тишины. Запоздало подумал, может, стоило оставить комплект ключей на дне рюкзака и для начала позвонить – ну, хотя бы написать сообщение.

Может, Говарда вообще нет дома.

Но тут Ричард различил запах свечи из кухни и намеренно громко протопал туда, как был, в тяжёлой куртке, чьи карманы звенели мелочью и стучали камушками, и рыжих ботинках в брызгах луж.

– Ну и вонь, – честно заявил он и тут же замер от ужаса.

Говард сам походил на призрака. Под глазами залегли синяки, лицо осунулось, а щеки ввалились, как после долгой болезни, а взгляд походил на тот, что бывает у загнанного зверя после дикой охоты.

На столе перед ним горела высоким пламенем какая-то травяная свеча, кажется, чтобы отпугивать злых духов, а под правой рукой стояла пепельница, полная окурков и серого пепла. Красный огонёк мерно тлел между пальцами в следах от вязи рисунков – то ли хна, то ли чернила.

Ричард опустился напротив на скрипучий стул с мягкой подушкой и негромко позвал по имени. Говард вздрогнул и уставился на него с некоторым удивлением.

– Ты приехал.

– Я всё равно был рядом. Ну, почти. Где-то в пригороде Дублина, там знакомый…. а, чёрт с ним. Ты выглядишь хреново.

– Ты помнишь смерть своего отца?

– Ты же знаешь – сердце не выдержало.

– А на самом деле?

– Он не справился с каким-то сильным мёртвым духом в проклятом доме. Но кто бы поверил в такие истории.

– Возможно, я тоже с чем-то не справился. Сначала после тех бедняг у побережья ко мне прицепился кошмарник, питающийся страхом, и нагнал ужаса. А потом это.

Говард развернул кверху ладони, и Ричарду пришлось наклониться вперёд и сощуриться, чтобы увидеть хоть что-то в свете единственной свечки.

На ладонях брата не было привычных линий жизни. Их словно стёрли наждачкой или соскребли, а вместо них нанесли новый рисунок.

И теперь среди мелких и ещё не заживших царапин, вместо всех линий судьбы и жизни – кровавые волны, уходящие за большие пальцы.

Ричард повидал многое в своей непростой жизни охотника за привидениями, проклятиями и прочей чертовщиной, но сейчас он поневоле вздрогнул и нервно поерзал на стуле. Сразу захотелось курить и вытравить дымом противное ощущение беды, но с его астмой всё-таки стоит воздерживаться.

Ричард перевел взгляд на брата, чьё лицо разрезала кривая усмешка. После короткой затяжки Говард заговорил.

– Ты же знаешь, я всегда был куда слабее тебя и твоего отца. Я научился – по оставленным мне дневникам, да и ты многое показывал, но я как… подспорье. Могу снять порчу, простенькие проклятия, сделать амулеты или прогнать призраков. Но вряд ли что-то большее. Я всего лишь продаю свежие круассаны лондонцам.

– Так, – Ричард выслушал всё это с мрачным видом и побарабанил пальцами по простой столешнице. – Так. И что это значит?

– Море. Оно забрало родителей. И не оставляет с тех пор в покое. Никогда. Шепчет, топит в снах, и я чувствую склизкие водоросли на коже, когда просыпаюсь.

– Ты не говорил об этом.

– Я справлялся до последнего времени.

Ричард фыркнул.

– Но кто стёр линии жизни?

Говард явно замялся и сжал кулаки, желая спрятать их то ли от самого себя, то ли от брата. Кровь и волны с солоноватым привкусом на кончике языка – вот его будущее, которого он не хотел.

– Всё просто – я сам. Это произошло не сразу. Но каждый откат от использования магии заставлял их бледнеть и смываться. Я не сразу заметил, но не придал значения, так медленно всё пропадало. А после кошмарника…. наутро он исчез. И линии жизни тоже.

Говард равнодушно пожал плечами и выглянул в окно, всматриваясь в зыбкую морось, туманной влажной пеленой накрывшую город. Именно он был всегда тем, кто ощущал не просто призраков или застрявших здесь духов, а зло. Ему легко было распознать порчу или увидеть, как один человек впитывает энергию другого.

Порой Говард даже чувствовал, что кто-то скоро умрёт, но знал, что бесполезно предупреждать об этом, если тебя не спрашивают.

Он почувствовал смерть родителей в холодной пучине и падением на песчаное дно к рыбам с выпученными глазами и полному безмолвию глубины.

И он знал, что и сам может насылать проклятия. Но никогда этого не делал. Или хотел верить, что никогда.

Ричард просто видел то, что скрыто от других. Его не пугали дома с привидениями, и в детстве он всегда посмеивался над кузеном, который не хотел заходить в какой-нибудь дом, потому что в подвале сидит монстр. Не раз они спорили до того, что разбивали друг другу носы.

Свеча пыхнула, а потом опала до крохотного огонька. Ричард не знал, что сказать, так что спрятал свою растерянность за коротким предложением.

– Заварю-ка чай.

– Только не ромашковый, он в зелёной банке. А лучше вообще каркаде, на верхней полке.

– Да знаю. Жил же у тебя.

– Скорее, вносил бардак. Но тот скрипучий диван всё ещё свободен и вполне поможет скоротать пару унылых ночей.

– Ещё скажи, что он согреет!

– Ну нет. Греет одеяло. Но я подумаю, давать тебе его или нет.

– Иди ты, – пробурчал Ричард, подавив искушение бросить в брата подушкой с дивана. Или камушком.

Они пили чай, Говард дымил немного в сторону от брата и рассказывал про последние дела. Про куклу, которую надо было сжечь, а хозяин не согласился, про послания от призраков и кровь на руках. И за это время его плечи расслаблялись, а пальцы перестали нервно стискивать тёплую кружку с маленькой щербинкой на краешке.

Кажется, именно её Ричард вручил на какое-то Рождество много лет назад. Сам он кивал и слушал внимательно, но все мысли были заняты тем, что теперь, чёрт возьми, вообще делать.

Скорее всего, Говард догадывался. Или даже знал наверняка.

Перед смертью дяди Элдреда у того тоже исчезли все линии с ладоней.

Той ночью Ричард вертелся без сна, опасаясь кошмаров брата. Но если те и были, то просто молча кружили по квартире, но не беспокоили ни одного, ни другого.

– Дождь идёт, – Ричард ткнул пальцем в небо, прижимая к себе шлем второй рукой.

– Да, это Англия, добро пожаловать домой.

– И ты собрался на мотоцикле.

– Пробки Лондона – удивительное явление, о котором стоит узнать больше. Просто… садись уже и поехали. Тут недалеко.

Говард поборол искушение газануть с места и прокатить Ричарда с ветерком. Тот не боялся никаких мёртвых убийц, но не любил скорость. Зато и штрафов за превышение скорости никогда не было.

В кафе они взяли по порции кофе и уселись за просторный стол с ноутбуком и записями дяди, который по старинке вёл рукописные дневники и вполне сносно рисовал всё, что видел вокруг. Его наследство пахло травами и старой кожей немного потрепанных обложек, а оставленные амулеты Говард всегда таскал с собой на рюкзаке.

Он находил успокоение в их мерном постукивании и даже лёгком перезвоне.

О последнем деле с проклятым домом в дневниках не было ни слова, но Говард сомневался, что оно имеет какое-то отношение к тому, что с ним произошло.

У него не было снов – словно вместе с кошмарником исчезли они все, как и будущие линии.

Дядя Элдред не раз напоминал в своих заметках, что не стоит видеть только зло в призраках. Он подчёркивал это в дневниках не раз и не два, как завет и напоминание Говарду, который и хотел бы в это верить, но слишком часто в будущем других видел не прекрасное далеко, а боль и потери.