Текст книги "Леонардо. Жизнь и удивительные приключения великого флорентинца. Книга 2"

Автор книги: kotskazochnik.ru

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 7 страниц)

– Так вот: мнение Авиценны ошибочно! – ещё раз повторил он. – Человеческая кожа, как черепичная крыша, пронизана множеством труб, только вместо дыма из них идёт вода… Как вы по утрам умываете своё лицо, так кожа, выделяя пот, умывает им тело, а одежда является естественным для неё полотенцем, делающим кожу сухой и чистой… Не потому ли вы умываете лицо, что на нём нет одежды? – Леонардо сделал паузу, он видел, что его слова проникают в сердце каждого слушателя. – Кожа этих мальчиков покрыта несмываемой грязью, и поэтому, задыхаясь от неё и мучаясь невозможностью её смыть, их тела погибают… Ваше Высочество, вам дешевле обойдётся купить дорогих, но настоящих арапов… Моду обмануть можно, но природу нет!.. И прикажите вашим слугам отмыть всех мнимых арапчат от красочного чёрного лака, и вы увидите, сколь долго ещё они послужат вашему Высочеству! – он подошёл к мальчику, которого ещё не унесли и которого на руках держал один из слуг, и, переложив в свои руки, спросил: – Позвольте, ваше Высочество, я сам это сделаю?

– Вы не ответили, откуда вам известно об Авиценне…

– Я об этом вам расскажу сразу после того, как увижу улыбки на здоровых лицах этих детей… Замечу: ваших же слуг! – остался непреклонным Леонардо.

Не знавший отказов, герцог испытывал в себе борьбу бешенства и смирения. Ещё ни один из придворных вельмож-аристократов не вёл себя так с ним, не говоря уже о простых придворных служащих. Что значит для него смерть ничтожного слуги по сравнению с его честью? За гораздо более невинные проступки, чем неподчинение его воле, он жестоко наказывал придворных, подчинённых, а тут решительная и бесстрашная непреклонность неизвестного никому флорентинца – прямой вызов ему! И всё-таки он сдался, не выдержав прямого, открытого и честного своей смелостью взгляда Леонардо. Немного помолчав, он кивнул:

– Хорошо, делай так, как считаешь нужным! – властно прозвучал его голос. – Если они выздоровят, то твоя награда не заставит тебя ждать!..

– Благодарю, ваше Высочество!

Леонардо с мальчиком на руках последовал за придворным врачом Луиджи Морлиани в его студиоло, отдавая на ходу распоряжения слугам Людовико Сфорца, чтобы они собрали со всего замка выкрашенных в арапов мальчиков и привели их в студиоло придворного врача. Герцог, шедший следом за Леонардо, – он не удержался от любопытства посмотреть на воскрешение мальчика, – утверждал его распоряжения своей полновластной волей.

– И ещё очень прошу вас, ваше Высочество, – обернувшись на ходу, попросил его Леонардо, – распорядитесь, чтобы в студиоло вашего личного придворного врача, Луиджи Морлиани, алхимики вашего Двора доставили весь имеющийся у них керосин!

– Ещё не успев поступить ко мне на службу придворным музыкантом, ты, флорентинец, проявляешь посыл к моим алхимикам, чтобы они бежали от меня, оставив мой двор без единого учёного наедине с поэтами и музыкантами… – недовольно отозвался герцог на его просьбу.

– … в окружении любовниц под звуки лилейных сонетов! – добавил к его словам карлик-шут, подпрыгивая от торопливой ходьбы.

– Керосин так дорог, что они скорее сбегут от меня, чем возьмутся пожертвовать им! – не обратил Людовико внимания на язвительность шута.

– Пусть ваши слуги скажут, что я расплачусь с ними той наградой, что вы обещали мне за выздоровление ваших подданных! – бросил Леонардо.

– Чёрт побери! – всплеснув руками, пробормотал себе под нос Людовико Сфорца. – Я его ещё не знаю, а он меня уже за горло берёт!.. Ты откуда взялся на мою голову, флорентинец?! – повысил он голос.

– Из Флоренции, разумеется…

Они вошли в студиоло Луиджи Морлиани. Это было тёмное каменное помещение с изогнутыми сводами потолков в подвале казначейства, расположенного под замком. Масляные светильники и пара настенных подсвечников хорошо освещали студиоло, но из-за спёртого запаха сырости, исходившего от расположенного по соседству Мёртвого рва, а также от вида медицинских инструментов, лежавших на специальных поставцах возле хирургического стола для больных пациентов; и деревянных колодок, исправляющих костные переломы рук и ног, делало студиоло мало чем отличимой от инквизиторской камеры пыток.

Положив мальчика на стол, Леонардо раздел его догола и приказал принести тёплой воды. Сам же, смочив шёлковую тряпицу в керосине, принялся стирать с мальчика въевшуюся в его кожу чёрную лакированную краску. Все, затаив дыхание, следили за его действиями. Каждое очищенное место от краски на теле мальчика Леонардо приказывал слугам герцога быстро ополаскивать водой, чтобы не было ожога от вредного, жгучего керосина. Помимо Луиджи Морлиани в его студиоло присутствовали ещё несколько придворных лекарей, пришедших посмотреть на лечение мальчика неизвестным флорентинцем, о котором слух по замку разнёсся со скоростью колокольного звона, призывающего к молитве. Среди собравшихся лекарей был и Марко-Антонио. Постепенно тело мальчика очищалось от краски, проявляясь на свет нежной белизной, и меньше чем через пятнадцать минут приобрело свой изначально первозданный вид. Веки мальчика задрожали, он открыл глаза, и в них отразилось невидяще равнодушное уныние: ему было чрезвычайно плохо, его тело забила мелкая дрожь.

– Ему бы тёплого молока сейчас, – вслух высказал свою мысль Леонардо и стал укутывать мальчика в шерстяной плед, лежавший на тахте для отдыха хозяина студиоло; у присутствующих вырвался подавленный возглас удивления и вслед за ним последовал тихий ропот обсуждения увиденного. – Тебя как зовут? – гладя мальчика по голове и не обращая внимания на тихий гул собравшихся, спросил Леонардо.

– Лука!..

– Сын бедняги-башмачника Труффальдино Ситчино, – сказал кто-то из окружавших Леонардо слуг герцога.

– Принесите мальчику молока! – раздался повелительный голос Людовико Сфорца; и один из слуг немедленно бросился исполнять его приказ.

Леонардо глянул на Людовико и увидел в его руках письмо, написанное виконтом Марко Оспелле от его имени и присланное герцогу с его придворным летописцем мессере Джорджо Мерулой. Кардинал Асканио Сфорца держал над письмом канделябр, а герцог Людовико ещё раз знакомился с его содержанием, с которым, по-видимому, его первое знакомство было поверхностным. Сейчас, приказав секретарю Карлито принести письмо из архива, он читал его под низкими тёмными сводами студиоло в окружении собравшихся вокруг него придворных лекарей, алхимиков и вельмож, внимательно следивших за действиями Леонардо. По мере чтения лицо герцога менялось от недоумевающего до обескуражено-удивлённого… Отвернувшись от него, Леонардо снова обратил своё внимание на мальчика.

– Улыбнись, Лука! – продолжал он гладить его по голове. – Скоро твоё самочувствие улучшится и тебе станет совсем хорошо!.. Марко-Антонио! – обратился Леонардо к уже ставшему ему близким знакомым врачу, которого увидел в толпе лекарей. – Возьми малыша и отправь его в госпиталь Оспедале Маджоре, туда, где ты практикуешь свои врачебные знания… Думаю, что мальчик поправится в госпитале быстрее, чем в стенах этого замка!.. – и, переключившись на слуг, приказал: – Несите сюда следующего арапчонка!

Его приказ был немедленно исполнен. Второй мальчик, по-видимому, уже находился при смерти – это был тот самый арапчонок, игравший с Джан – Галеаццо, племянником герцога Людовико Сфорца, о котором докладывал ему Луиджи Морлиани, – но и он после избавления тела от чёрной лакированной краски не сразу, но пришёл в себя. Видя это чудо, кардинал Асканио Сфорца упал на колени перед Распятием, висевшим на одной из стен студиоло и, зная, что герцог не будет этого делать, стал за него читать молитву «Confiteor»*.

Повинуясь его порыву, на колени встали все, кроме Людовико Сфорца и продолжавшего очищать детей от краски Леонардо. Герцог широкими от удивления глазами не мог оторвать от него взгляда.

– И всё, что здесь написано, ты умеешь?! – потряс он письмом; в его голосе прозвучало вселенское недоверие.

– Всё, ваше Высочество! – с невозмутимым спокойствием ответил Леонардо.

– За что же тогда Лоренцо Великолепный отослал подальше от себя такое драгоценное сокровище?!.. Не мог же он не понимать, кто ты!..

– Он бросил передо мной на землю золотой динарий и хотел, чтобы я поднял его…

– И что ты сделал?

Леонардо прямо и бесстрашно взглянул в глаза Людовико Сфорца.

– Я не поднял его… – с безмятежным спокойствием ответил он. – Я оставил золотой динарий лежать на земле.

У герцога выражение удивления на лице приняло вид гипсовой маски. Молча, и долго он смотрел на Леонардо, потом, повернувшись к секретарю Карлито, тихо произнёс:

–

* «Confiteor» – «Каюсь».

– Составь договор о принятии его на службу придворного театра, музыкантом, с выплатой годового жалования в пять тысяч дукатов…

– Да вы что, ваше Высочество!.. Это же целое состояние!.. – потерял голос от недоумения секретарь. – Ни один театральный музыкант, поэт и лицедей, вместе взятые, столько не получают…

– Исполняй, что приказано! – гневно сверкнул на него глазами Людовико и, презрительно смерив взглядом, смягчился. – Не понимаешь ты, Карлито, да и куда уж тебе… Это может понять только тот, кто знает настоящую цену золоту! Человечество делится на тех, кто – и таких большинство – гроша ломаного не стоит, и на тех, кто – один – может представлять собой сокровище Мира! Такому сокровищу под ноги золото не бросают, ибо его этим не купишь, а вот потерять можно… И Лоренцо Великолепный его потерял!.. Сколько здесь придворных лекарей билось над вопросом: от чего умирают мои арапы?!.. По замку пустили слух, что у меня «чёрный глаз», а вот он только сюда пришёл – и сразу во всём разобрался! И я не хочу, чтобы клан Медичей, узнав о том, кого они потеряли, осознав свою ошибку, прислал сюда наёмных убийц, чтобы он, – указал герцог пальцем на Леонардо, – не достался никому… Чтобы он бесславно пал от руки убийцы, как когда-то бесславно погиб от руки римского воина Архимед… Пусть будет принят на должность придворного музыканта, как и указано в официальном послании Лоренцо Великолепного! Понял?!

– Да, ваше Высочество!

– А если понял, то исполняй!

– Будет исполнено, ваше Высочество! – покорно склонил перед ним голову секретарь.

И герцог Людовико покинул студиоло Луиджи Морлиани. Повскакивав с колен, вельможи и придворные лекари, которых Леонардо совершенно не знал, кинулись его обнимать и поздравлять с герцогской милостью…

Г Л А В А 3.

Милость герцога Людовико Сфорца и в самом деле оказалась для Леонардо неожиданной. Он предполагал лишь незначительное внимание с его стороны к своей персоне, но получил то, о чём даже и мечтать не смел, к тому же в обход экзаменационной проверки. Однако главным для него всё-таки было не внушительное годовое жалование, хотя оно позволяло ему многое, а его долгожданная востребованность. Наконец-то он мог работать и творить.

Покончив с чисткой придворных «арапчат» от чёрной лакированной краски, Леонардо пошёл к герцогу Людовико лично доложить об успешности проделанной работы – все мальчики чувствовали себя хорошо – и заодно поблагодарить его за оказанное ему доверие в лечении ребят и принятие на службу миланского Двора. Сопровождали Леонардо из студиоло придворного лекаря, Луиджи Морлиани, кардинал Асканио Сфорца и два приближённых к нему монаха: Таппоне и Пиппино. Джироламо Мельци на этот раз был оттеснён от Леонардо, и ему пришлось покинуть замок и вернуться домой.

Герцог пребывал в отличнейшем расположении духа. Он восседал в зале приёмов на небольшом возвышении, в кресле, поставленном рядом с троном, на котором сидел со скучающим лицом его племянник, двенадцатилетний Джан-Галеаццо. Каштановые волосы, серые глаза и сверкающая на племяннике золочёная парча делали внешность молодого начинающего юноши женственной. При появлении Леонардо он не дал ему даже сделать, как этого требует в подобных случаях предусмотренного этикетом приветствующего поклона, выразил ему свою благодарность за спасение его подданных и, не обращая внимания на ответную речь Леонардо, спросил у дяди, всё ли он сделал правильно; получив одобрение герцога, Джан-Галеаццо немедленно отпросился у него поиграть и выскочил из зала приёмов с радостным визгом.

– Мал ещё наш будущий правитель! – проводил его смеющимся взглядом герцог Людовико. – Не до государственных ему дел… Любит изобретать что-нибудь этакое… – сделал он витиеватый жест рукой. – Говорю ему: познакомься с нашим новым придворным музыкантом, мессере Леонардо да Винчи, а он мне в ответ, мол, все твои придворные лекари, музыканты и поэты, дядя, – зануды! И проку от них нет никакого! А я хочу создать ветряную карусель и качели для развлечения вельможных ребят, мальчиков и девочек… «Вот, – говорит, – сделаю!.. И ты, дядя, позавидуешь!.. Будешь проситься со своими вельможами и кардиналами покататься на них!..»

– Что ж ему никто не сказал, что ветряные качели и карусель ненадёжные? – простодушно заметил Леонардо. – Их движение зависит от погодных условий, тогда как привод, работающий от движения воды, куда надёжнее ветряного… Движение реки, в отличие от ветра, – постоянно!

– А вы думаете, кому-нибудь такая до невозможности простая идея в голову пришла?!.. – усмехнулся герцог. – Никто и не додумался до этого… К тому же все его выдумки никем из нас всерьёз не воспринимаются – так, нелепая мальчишеская забава, которая не сегодня – завтра спадёт по мере его неудач в изобретении и соответствующего в этом случае затухания к нему интереса.

– Я помогу ему! – отозвался Леонардо.

– Неужели?

– А почему бы и нет?! – помня наставление Марко-Антонио сделать что-нибудь для вельможных детей, ответил Леонардо.

У герцога Людовико в глазах загорелся лукавый огонёк. Он встал с кресла, подошёл к резному, инкрустированному золотом столу, стоявшему подле оконного витража с изображением герба дома Сфорца, и подозвал к себе Леонардо.

– Вот это чертежи новых замков, дорог, соборов, монастырей, городских садов, фонтанов и прочих сооружений, – перечислил он вкратце содержание пергаментных чертежей, лежавших огромной кипой на столе. – Я хотел бы, чтобы ты с ними ознакомился и высказал по ним своё мнение…

– В отсутствии людей, проектировавших чертежи этих сооружений, я не хочу высказываться, – невозмутимо возразил Леонардо.

– Почему?

– Потому что для того, чтобы быть объективным, надо знать, чем они руководствовались, работая над чертежами этих проектов. В противном случае моё суждение о них будет необъективно и абсурдно!

Герцог Людовико бросил взгляд на своих вельмож и кивнул на Леонардо:

– Нет, вы видели: каков?! – в его глазах горел уже не маленький огонёк, а извергался огромный вулкан. – Другие сразу изображают из себя знающих мудрецов и норовят высказать, как правило, гадкое мнение о тех, кто составлял проекты этих сооружений, а этот – на тебе! – желает не только их изучить, но и встретиться с теми, кто над ними работал; и только в этом случае высказать мнение об их работе!

– Это говорит о том, ваше Высочество, – лилейным голосом пропел кардинал Асканио Сфорца, – что перед нами человек с чистыми помыслами!

– Бог с тобой, Леонардо, и Бог с ними, с теми, кто составлял эти чертежи! – махнул рукой Людовико. – Не буду я вас сталкивать лбами… И так вижу, что в тебе нет чёрного точила, затачивающего в твоей душе зубы на твоих конкурентов-изобретателей… Ты оговорился, что поможешь моему племяннику, Джан-Галеаццо, создать качели и карусель – траттолу* на механическом приводе, работающем от движения воды…

– Да, именно так я и сказал.

– А сможешь ли ты создать канал, соединяющий две реки?.. Я, видишь ли, давно мечтаю соединить реки Сезию и Тичино каналом Навильо – Сфорцеско для улучшения торговых путей… Как тебе такое?.. По силам?

– Да, ваше Высочество!

К герцогу Людовико подошёл один из придворных вельмож мрачного вида, находившийся до этого среди окружения придворных сеньоров, и что-то шепнул ему на ухо. У герцога губы скривились в иронической усмешке.

– Вы всё о своём, сеньор Амброджо да Розате… – снисходительно молвил он. – Ладно, я скажу ему… Это мой придворный астроном Амброджо да Розате, член тайного Совета, – пояснил он Леонардо, когда неприятного вида мужчина отошёл к вельможным сеньорам, стоявшим от них поодаль, возле тронного возвышения. – Просит меня, чтобы я обратился к тебе с вопросом о доме Терпимости…

– Что?! – побагровел Леонардо, мгновенно подумав о том, что член тайного Совета дома Сфорца, может, одновременно является тайным кубикуларием флорентийской Священной Канцелярии, монастыря Сан-Марко,

и его обращение к герцогу небезобидно, а преследует особую цель, связанную с его давним обвинением в содомии. – Простите, ваше Высочество, я не ослышался?

– Нет… Сеньор Амброджо да Розате большой любитель чувственных наслаждений в постели с женщинами, но его статус члена тайного Совета не позволяет ему… – он запнулся и, словно от недоразумения, по-простецки отмахнулся рукой. – В общем, он просто большой любитель шлюх… И даже выполняя тайные задания, думает не о цели их выполнения, а о том, чтобы в Милане был построен дом –*Траттола – волчок.

Терпимости, в котором комнаты и коридоры располагались бы таким образом, чтобы его посетители, входя и выходя из комнат, не встречались друг с другом. Ни один архитектор ещё не смог создать такого проекта, хотя мы обращались ко многим… Вот теперь наступила твоя очередь, Леонардо!

– Не трудно догадаться, что вечными посетителями этого публичного дома будут только члены тайного Совета миланского Двора!

Герцог Людовико разорвался оглушительным смехом. Все, кто находился в зале приёмов, глядя на его открытый, беззлобный смех, какой у него бывал очень редко, засмеялись вместе с ним. А у Леонардо из груди вырвался вздох облегчения.

– А ты, Леонардо, начинаешь мне нравиться всё больше и больше!.. – откровенно признался герцог, похлопав его по плечу. – Мудрость Гомера*, как я вижу, для тебя не тайна… Смотри-ка, вчера ты победил силача Бенедетто-Минотавра, отхватив у него главный приз…

– Вам уже и это известно…

– Мне многое известно, мой флорентийский соотечественник… А сегодня ты не только вернул здоровье моим бывшим арапам, но и избавил меня от главного обвинения, распространившегося по замку, ставшего для меня ярлыком, – что я имею «чёрный глаз»!

– Рад служить вам, ваше Высочество! – чуть склонил голову Леонардо.

– Если ты так же силён в архитектуре, как медицине; как в своей могучей физической мощи и умении владеть острым словом, и сможешь угодить мне, выполнив первый заказ, то следующим моим заказом для тебя станет ваяние в зодчестве Колосса – бронзового Коня, с восседающим на нём моим отцом, завоевателем Ломбардии и Милана, великим герцогом Франческо-Аттендоло Сфорца! Именно о нём ты упоминал в своём письме…

– Да, ваше Высочество! Я уже подготовил эскизы набросков к Колоссу.

– Он у тебя с собой?!

– Да, – указал Леонардо жестом на деревянный футляр, висевший у него на плече.

– А ну, покажи.

Леонардо снял с плеча круглый деревянный футляр, который он сам сделал из цельного ствола молодого кипариса и с которым никогда не расставался, храня в нём пергаменты чертежей и набросков к картинам; распаковал его и достал большой пергамент с чернильной на нём пометкой «Памятник дома Сфорца». Развернув его, он представил глазам герцога эскизный набросок Колосса – вздыбившегося коня с седоком в седле; в одной руке всадника были зажаты поводья коня, в другой руке он держал меч, готовый обрушиться на голову врага, а под конскими копытами уже лежал павший воин. Рисунок так мастерски был выполнен с множеством мельчайших деталей, что у Людовико сразу перехватило дух. Разглядывая его, он только удивлённо качал головой.

– Какое мастерство! – тихо вздыхал он. – Какая уверенность в линиях и –

*Мудрость Гомера – мудростью Гомер считал чувство юмора.

какое поразительное знание анатомического строения животного и человека!.. Когда ж ты успел его сделать?

– В дороге, ваше Высочество!

– В дороге?!

– Да, по дороге в Милан я останавливался на постоялых дворах и делал наброски во время отдыха…

– Да ты что, совсем не спишь, что ли?! – окончательно разинул рот от удивления герцог.

– Ну почему же не сплю?! – рассмеялся Леонардо. – Сплю!.. Только я научился отдыхать во время работы…

– Поразительно! У меня такое впечатление, что я разговариваю с человеком, которого не может быть в природе… Вот я сейчас разговариваю с тобой, а у меня такое ощущение, что, хоть я и вижу тебя, но отвечает мне мираж!.. Всё ты знаешь, всё умеешь и даже умудряешься спать во время работы… Поразительно!

– А вы, ваше Высочество, когда разговариваете со мной, трогайте меня для пущей убедительности, чтобы быть уверенным, что отвечает вам не призрак, а живой человек! – усмехнулся Леонардо.

И опять Людовико Сфорца разразился оглушительным смехом.

– Хорошо, Леонардо! – прозвучал дружески его голос; он обеими руками похлопал Леонардо по предплечьям. – Я последую твоему совету – так и буду делать!.. Слушай: но ты ведь мастерски владеешь искусством изобразительной живописи! А не поручить ли, вдобавок, тебе расписывать трапезную в доминиканском монастыре Мария делле Грация?!.. Монахи этого монастыря давно обращаются ко мне с просьбой дать им художника, и я рекомендовал им мастера Браманте, но он расходится с ними в вопросах католического протестантства, что делает их дружеские взаимоотношения невозможными… Ты католик?

– Да, ваше Высочество!

– А как у тебя с доминиканцами?!

– Библия для всех одинакова, – просто ответил Леонардо. – Я не видел, чтобы христиане, какое бы богословское течение они не проповедовали, изображали бы на картинах Христа как-то иначе… Монахам-доминиканцам поменьше бы и скромнее утверждать перед верующими христианами, что их Святой отец Доминик куда ближе к Христу, чем апостолы Пётр и Павел, и тогда, я думаю, никаких бы разногласий у них ни с кем не возникало… К тому же, как бы они не превозносили Святого Доминика, они признают верховной владычецой над Доминиканской паствой Римскую Католическую Церковь!..

– Всё верно, – кивнул герцог. – Ну, раз у тебя такой образ мыслей – я за тебя спокоен! Сейчас ты отправишься с кардиналом Асканио Сфорца в монастырь Мария делле Грация, познакомишься с их монахами и настоятелем монастыря, патером Даффо, осмотришь там трапезную, и они объяснят и расскажут тебе всё, что им требуется от тебя…

– Я всё понял, ваше Высочество! – не смог удержать радостной улыбки Леонардо.

– И не забудь подумать, куда поставить Колосса! Я принимаю и утверждаю эскиз бронзового Коня!.. – положил Людовико повелительным жестом правую ладонь на лежащий на столе пергамент.

– Я уже подумал, ваше Высочество!

– Как?!.. – растерялся от неожиданности герцог. – Уже?!..

– Да! Я когда проходил по площади Пьяцца д’Арме, то подумал, что лучшего места для памятника вашему фамильному Дому просто не найти.

Герцог Людовико подошёл к окну и выглянул во двор замка. Осмотрев небольшую площадь Пьяцца д’Арме, закрытую со всех сторон неприступными стенами замка, он выпятил вперёд нижнюю губу и разочарованно пожал плечами.

– А почему здесь? – с недоумением взглянул он на Леонардо. – За стенами этого замка его никто не увидит, он будет закрыт от глаз народа…

– Его увидят те, кому его надо видеть, – глубокомысленно возразил Леонардо. – Дипломаты, послы и государи других стран – вот кто должен видеть могучий символ вашего Дома; остальным – необязательно… Я слышал, что вы состоите в дружеских отношениях с династией французских королей Карлов, но у вас нет благополучия во взаимоотношении с династией французских королей Людовиков Орлеанских – они считают, что ваш отец Франческо-Аттендоло Сфорца, захватив в Ломбардии власть путём военного переворота, незаконно взошёл на престол государя Ломбардии; они считают, что это место по праву принадлежит арагонским наместникам, и поэтому границы Ломбардии постоянно окружены французскими войсками. Первое, что они сделают, когда престол Франции будет занят очередным по счёту королём, Людовиком Двенадцатым, они пойдут войной на Ломбардию. И вы сами прекрасно понимаете, что будь памятник Дому Сфорца вне стен этого замка, его разрушат в первую очередь, показывая на его примере, что ждёт вас, ваше Высочество, в случае вашего поражения… Думаю, что такое моральное потрясение не пришлось бы вам по душе и серьёзно ранило бы ваше сердце, даже если бы французам не удалось бы одержать над вами победы. Вот почему я говорю, что лучшего места, чем площадь Пьяцца д’Арме, для памятника вашей Фамилии просто не найти! – понизил голос Леонардо и тихо подвёл итог под вышесказанным: – Да и я к творению собственных рук отношусь весьма бережно…

Герцог Людовико, слушая его, был задумчив. Ему ещё никто с такой честной, откровенно простой, не вызывающей у него раздражения прямолинейностью не выговаривал в глаза то, в чём он сам себе боялся признаться. Глядя в умиротворённое спокойствием лицо Леонардо, он его глазами взглянул в своё возможное будущее и сокрушённо вздохнул.

– Да, ты прав, мастер Леонардо! Я об этом не подумал… Пусть Колосс стоит там, где ты счёл нужным его поставить! Теперь я вижу, что лучшего места, чем площадь внутри замка, для него не найти… – он тяжело перевёл дыхание. – Да, жизнь богата неприятными сюрпризами, и надо заранее быть готовым ко всему… Как, однако, ты глубоко заглянул!..

– Этому меня научил мой давний учитель, изучавший глубины Вселенной, астроном Паоло дель Поццо Тосканелли, – с тоскливой грустью в голосе ответил Леонардо. – Когда мы смотрели с ним на чёрную сферу ночного неба, изучая в нём звёзды, он всегда говорил мне, что настоящий учёный, идущий путём божественного провидения, руководствуется взглядом в будущее и видит то, что другим недоступно…

– Паоло Тосканелли? – задумчиво переспросил герцог.

– Да.

– Я слышал о нём…

– Неудивительно! Он личность известная всей Италии! – развёл руками Леонардо.

– Он воспитал себе достойного ученика!

Леонардо почувствовал себя неловко.

– Вы позволите мне идти, ваше Высочество?! – нерешительно спросил он.

– Да, иди… Ваше Преосвященство! – обратился герцог к кардиналу Асканио Сфорца. – Сопроводите мессере Леонардо да Винчи в монастырь Мария делле Грация. Пусть настоятели монастыря покажут ему трапезную…

– Будет исполнено, ваше Высочество! – раболепно склонился перед герцогом его родной брат кардинал Асканио.

Леонардо тоже поклонился светским поклоном Людовико Сфорца и, забрав со стола эскиз Колосса, покинул зал приёмов. Его провожали десятки пар глаз вельможных аристократов. И многие из взглядов были не бескорыстными: кто-то смотрел на него с любопытством; кто-то с начинающей ненавистью, потому что ещё никому не удавалось расположить к себе герцога так быстро, как это удалось Леонардо; а кто-то и с вожделением – это касалось придворных дамиджелл герцога и его любовниц. В тот же вечер ему домой были присланы несколько любовных записочек от таинственных, как говорилось в них, очень красивых и романтичных незнакомок, мечтающих о любовном с ним свидании…

**** **** ****

Монастырь Мария делле Грация находился неподалёку от замка Кастелло ди Порта-Джовиа в низине города среди живописных садов и виноградников. Построенный из обычного красного кирпича с огромным куполом-полусферой и резными барельефами, он выглядел так же, как и все миланские монастыри.

Леонардо и кардинал Асканио Сфорца, в сопровождении его неизменных спутников, монахов Таппоне и Пиппино, вошли в монастырский приход и сразу столкнулись с патером Доффо, настоятелем церковной обители доминиканцев. Это был грузный человек лет пятидесяти, широкоскулый, с отвисшими щеками и двойным подбородком; живот выдавался вперёд настолько, что для поддержания себе стройности осанки и вида, исполненного божественного достоинства, патер гнулся назад, запрокидывая голову так, что мясистый нос смотрел в небо. «Этому патеру пост неведом, как нищему в скоромный день кусок мяса», – с усмешкой про себя подумал Леонардо, глядя на то, с каким трудом настоятель монастыря сгибается в поясе, вперёд, чтобы поцеловать толстыми губами тыльную ладонь кардинала, которую тот протянул ему для приветствия.

– И солнце стало ярче сиять для нас, и день сделался светлей от того, что вы почтили своей милостью навестить нашу скромную обитель, ваше Преосвященство! – проурчал он ласково и внутриутробно.

– Да, день и впрямь жаркий, – равнодушно отреагировал кардинал на его заискивающий тон.

– Чем мы заслужили внимание вашего Преосвященства?! – покосился патер на Леонардо.

– Его Высочество, герцог Людовико, прислал вам мастера, которого вы давно у него просили… Проводите нас в трапезную!

На заплывшем лице настоятеля монастыря отразилась такая блаженная радость, что Леонардо едва удержался от того, чтобы не рассмеяться во весь голос. Прикрыв ладонью рот, он последовал за патером и кардиналом, стараясь больше не смотреть на старшего монастырского монаха. Они прошли в трапезную. Это было неширокое, но вытянутое по длине помещение с двумя рядами столов, стоявших вдоль трапезной у её выбеленных стен. Каменные полы отвечали на поступь шагов гулким эхом. Невысокие потолки с перекрытиями из деревянных балок, казалось, давили на вошедших. В воздухе витал прогоркло прелый запах постных блюд.

Войдя в трапезную, настоятель монастыря сразу направился к стене напротив входа. Высотой в семь канн* и шириной в девять, она представляла собой внушительные размеры для будущей картины.

– Вот, в общем-то, та стена, на которой мы хотели бы видеть какое-нибудь библейское изображение из Нового Завета, – опять проурчал он внутриутробно; закидывая нос кверху, смотрел он на Леонардо без труда, чего в свою очередь – взглянуть на него – не мог себе позволить иногда чрезвычайно смешливый мастер. – Нам бы хотелось видеть здесь насыщение двумя рыбами и пятью хлебами возлежавших у ног Христа пяти тысяч, пришедших…

– А почему не «Тайную Вечерю»?! – не дав ему договорить, возразил Леонардо. – Ведь это же трапезная, а не берег Галилейского моря в окрестностях Тивериады! Я думаю, что её изображение здесь будет, как нельзя, кстати!.. К тому же «Тайная Вечеря» – это прямое напоминание вашим послушникам-монахам, на примере Иуды Искариота, что ждёт их в случае любого святотатства, связанного с духовным преступлением.

– Идея и впрямь замечательная! – согласился кардинал Асканио; обернувшись на монахов, Таппоне и Пиппино, он увидел их одобрительно склонённые перед ним головы и затем опять лилейно воззрился на настоятеля монастыря. – Вы не находите, Святой отец?!.. – и, увидев кислое выражение на его лице, добавил: – Могу ли я доложить его Высочеству, герцогу Людовико Сфорца, о том, что вы с удовольствием приняли его предложение?